Ставропигийское Братство

С. Ю. Бендасюкъ. Культурное подвижничество Львовскаго Ставропигіона

Львовское Успенское Братство справедливо считается старѣйшимъ культурнымъ учрежденіемъ Галицкой Руси. Старше его развѣ только то учрежденіе, при которомъ оно возникло и стояло, т. е. Церковь.

Понятно, поэтому, что уже изъ за одного только взгляда на эту, во всякомъ случаѣ, свыше 600-лѣтнюю старину Ставропигіона, нынѣшній 350-лѣтній юбилей его ставропигіальности является событіемъ чрезвычайной значительности. Ибо, если принято у культурныхъ народовъ, нпр., 200-ти или 300-лѣтній юбилей существованія любой мѣстной церкви, учебнаго заведенія или народно-просвѣтительнаго общества считать торжествомъ не только мѣстнаго, но и широкаго общественнаго и національнаго значенія, то во сколько разъ значительнѣе для галицко-русскаго народа 350-лѣтній юбилей рѣдкостнаго, мало того, въ своемъ родѣ единственнаго отличія того его учрежденія, которое всегда стояло во главѣ чуть ли не всѣхъ культурныхъ движеній и начинаній Галицкой Руси въ теченіи ряда столѣтій и своимъ возникновеніемъ уходитъ въ русско-княжескую эпоху.

Необходимо знать и помнить, что теперь торжественно празднуемое 350-лѣтіе ставропигіальности львовскаго Успенскаго Братства —{стр.35} это только вторая, болѣе богатая событіями и культурнымъ подвигомъ половина его жизни. Для уясненія себѣ причинъ, почему именно это братство первое удостоилось ставропигіальности и первенства среди другихъ церковныхъ братствъ юго-западной Руси, должно хотя 6ы вкратцѣ ознакомиться съ его ролью и дѣятельностью до эпохальнаго 1586 года.

Правда, документальныя данныя о возникновеніи и первоначальномъ характерѣ этого Братства въ періодъ державной независимости галицко-русскаго княжества не сохранились и до насъ не дошли, но доказывается это фактическимъ матеріаломъ другого рода: культурной зрѣлостью, организованностью и сплоченностью русскаго православнаго населенія во Львовѣ въ моментъ выступленія братства на историческое поприще, требовавшими для своего проявленія долгой подготовки, большой энергіи и богатаго опыта.

Въ дошедшихъ до насъ документахъ впервые упоминается львовское Успенское Братство, какъ уже долго существующее, подъ 1439 годомъ, а львовская Успенская церковь подъ 1421-ымъ, значитъ, въ неполныхъ 100 лѣтъ отъ перваго похода Казиміра Вел. на Галичину и непольныхъ 50 лѣтъ отъ княженія въ ней Владислава Опольскаго, когда изъ-за Галицкой Руси шли споры и даже войны между Польшей, Литвой и Венгріей и когда она фактически все еще была независимой.

Открытымъ покамѣстъ остается вопросъ о характерѣ этой тогдашней братской организаціи: была ли она при Успенской церкви какимъ то цеховымъ братскимъ союзомъ русскихъ православныхъ ремесленниковъ во Львовѣ, или же только исполнительнымъ органомъ т. наз. „братчины“, на подобіе другихъ братчинъ, существовавшихъ при православныхъ церквахъ южной и сѣверной Руси. Не подлежитъ сомнѣнію, однако, что этотъ братскій союзъ при Успенской церкви во Львовѣ представлялъ собой внушительную культурную и общественную силу и выдержалъ долгій и тяжкій искусъ, тѣмъ паче, что ему пришлось уже до этого долго, упорно и героически бороться за сохраненіе самой Успенской церкви.

Весьма цѣнными изслѣдованіями знаменитаго гал.-русскаго историка-археолога, профессора львовскаго университета И. И. Шараневича, на основаніи латино-польскихъ и др. источниковъ, доказано, что первоначально, т. е. въ русско-княжескій періодъ и въ первое время польскаго владычества въ Галичинѣ, львовская Успенская церковь находилась на мѣстѣ нынѣшней латинской каѳедры. Казиміромъ Вел. эта церковь была превращена въ латинскій костелъ, также въ честь Божіей Матери, возлѣ котораго впослѣдствіи строился долгое время новый каѳедральный костелъ. Львовское рус. правосл. населеніе было лишено своего храма и долго не могло добиться разрѣшенія на постройку новаго. Только послѣ того, какъ учрежденное еще въ 1375 г. латинское архіепископство въ Галичѣ было переведено въ 1412 г. во Львовъ, русское населеніе, проживавшее въ той части города, по которой затѣмъ проведена была Русская улица, стало по этой улицѣ, значитъ, уже на новомъ мѣстѣ, строить вновь свою Успенскую церковь. На новомъ мѣстѣ упоминаетъ о ней и документъ подъ 1421-ымъ годомъ. Стало это возможнымъ при королевѣ Софіи, женѣ Владислава Ягайлы, матери Ягеллоновъ, которая, какъ урожденная русская{стр.36} православная княжна, и будучи польской королевой, строила, надѣляла имѣніями и украшала русскія православныя церкви и покровительствовала русскому православному народу въ польскомъ государствѣ. При ея поддержкѣ строилась приблизительно въ то же время (1400—1422 гг.) и монастырская, также Успенская церковь, въ Уневѣ. Если принять во вниманіе, что уневскій и львовскій Св.-Онуфріевскій монастыри, со своими церквами, находились въ какой-то зависимости отъ льв. Успенскаго братства, которое изъ-за нихъ вело долголѣтнія тяжбы съ притязавшими на нихъ львовскими правосл. епископами, то и это заставляетъ насъ предполагать, что уже въ первой половинѣ XV. в. львовское Успенское Братство представляло собою крупную и вліятельную мѣщанскую организацію, съ которой, особенно духовенству, приходилось считаться.

На львовское Успенское Братство обращены были взоры всего гал.-русскаго народа. Отъ него Галицкая Русь ожидала почина и руководства въ отстаиваніи своей вѣры и народности, тѣмъ паче, что она въ то время находилась въ особомъ, чрезвычайно тяжеломъ положеніи. Въ польской державной политикѣ долго преобладала тенденція обособленія Галицкой Руси отъ прочихъ русскихъ земель въ Польшѣ и огражденія ея отъ притязаній на нее со стороны Литвы. Этой тенденціи должно было служить и соотвѣтственно измѣненное въ ней церковное управленіе. Уже Владиславъ Ягайло превратилъ галицкую правосл. епархію въ „намѣстничество“, только формально принадлежащее и подлежащее Кіевской правосл. митрополіи, но на дѣлѣ зависимое отъ гражданскихъ властей и даже латинской іерархіи. Намѣстниковъ, которымъ принадлежала также львовская архимандрія Св.-Георгіевскаго монастыря (Св. Юръ), избирали и назначали польскія административныя власти — старосты, конечно, католики, затѣмъ, съ 1509 г., даже львовскіе латинскіе архіепископы. Такъ, какъ назначеніе намѣстниковъ представляло собой весьма доходную статью, то изъ-за него между старостами и львовскими арцибискупами происходили столкновенія и процессы. Львовское Успен. Братство энергично боролось противъ такимъ образомъ назначаемыхъ и часто недостойныхъ духовнаго стана намѣстниковъ и потребовало полнаго ихъ подчиненія кіевскимъ православнымъ митрополитамъ. По его, братства, внушенію и настоянію и при его сильной поддержкѣ одинъ изъ намѣстниковъ, архимандритъ Іоакинфъ Гдашицкій, наконецъ, отказался отъ подчиненія львовскому арцибискупу и отдался совершенно подъ власть кіевскаго прав. митрополита, который своей грамотой въ 1526 г. утвердилъ Гдашицкаго въ санѣ своего намѣстника.

Хотя въ 1535 г. Гдашицкій былъ удаленъ со своего поста, все же тогда, по ходатайствамъ и настоянію льв. Успенскаго братства, былъ избранъ и утвердженъ намѣстникомъ архимандритъ изъ львовскихъ мѣщанъ Макарій Тучапскій. Когда изъ-за того, кому онъ долженъ подчиняться, пошелъ споръ уже между львовскимъ арцибискупомъ и королемъ, по иниціативѣ и ходатайству львовскаго Успен. Братства, кіевскій митрополитъ поставилъ Макарія Тучапскаго, 23. октября 1539 г. львовскимъ прав. епископомъ. Распоряженіе объ этомъ поставленіи возстановило послѣ свыше 200-лѣтняго церковнаго нестроенія галицкую (точнѣе львовскую) православную епархію. Макарій отъ своего и своихъ преемниковъ имени обязался на соборѣ епископовъ и знат-{стр.37}ныхъ мірянъ, 22. февраля 1540 г., никогда не посягать на принадлежность этой епархіи къ кіевской православной митрополіи.

Въ устроеніи церковныхъ дѣлъ возстановленной епархіи львовское Успенское Братство сотрудничало съ епископомъ Макаріемъ Тучапскимъ дружно и успѣшно. Съ того времени церковныя дѣла значительно поправились и положеніе гал.-рус. народа замѣтно улучшилось, благодаря благопріятнымъ обстоятельствамъ, особенно тому, что католики, столкнувшись съ живо распрострянявшимся въ Польшѣ протестантизмомъ, были вынуждены оставить православныхъ на нѣкоторое время въ покоѣ.

Крутой поворотъ къ худшему для православныхъ наступилъ по заключеніи въ 1569 г. Люблинской уніи между Литвой и Польшей и поселеніи въ томъ же году впервые на русскихъ земляхъ іезуитовъ.

Усилившіяся притѣсненія православныхъ и подготовка уніи съ Римомъ вызвали со стороны уже многочисленныхъ тогда церковныхъ братствъ тѣсно объединенную и согласованную самозащиту и оживленную дѣятельность, по примѣру, а то и подъ руководствомъ львовскаго Успенскаго Братства.

Къ пріѣзду въ юго-западную Русь антіохійскаго патріарха Іоакима въ концѣ 1585 г. и константинопольскаго патр. Іереміи II. въ 1588 и 1589 г.г., останавливавшихся тутъ только проѣздомъ въ Москву, львов. Усп. братство было достаточно сильной, авторитетной и заслуженной церковной организаціей наиболѣе видныхъ, интеллигентныхъ и вліятельныхъ мірянъ, чтобы по патріаршему благословенію стать во главѣ всего движенія по самозащитѣ православія на юго-западной Руси. Восточные патріархи давно уже таковымъ знали Успенское братство и сносились съ нимъ. Учитывая тогдашнее поразительное паденіе духовенства, они рѣшили опираться на львов. Усп. братство и еще больше укрѣпили его, надѣливъ ставропигіальными правами и преимуществами. Данная ему ставропигіальность была только достозаслуженнымъ завершеніемъ и высочайшимъ церковнымъ, а затѣмъ и государственнымъ (со стороны польскихъ королей) признаніемъ и утвержденіемъ той его передовой культурной роли, которую оно давно уже исполняло въ юго-западной Руси.

За всѣ многочисленныя и широкія отрасли своей культурной дѣяльности въ совокупности и каждую порознь оно вынуждено было въ теченіе долгихъ столѣтій вести тяжелую борьбу. Отстаиваніе имъ своихъ правъ и свободъ („вольностей“) всегда и было защитой „русской вѣры и русской націи“, какъ это часто значится въ актахъ.

Со времени полученія братствомъ первой ставропигіальной патріаршей грамоты отъ 1. ст. ст. января 1586 г. начинается самый свѣтлый и самый обильно творческій свыше столѣтній періодъ льв. Успенскаго братства. Послѣ вынужденнаго перехода братства въ унію въ 1708 г. послѣдовалъ почти столь же долгій періодъ его упадка, смѣненный затѣмъ уже новымъ свыше полувѣковымъ подъемомъ въ XIX, в.

Негдѣ и некогда здѣсь останавливаться на изложеніи этого чередованія подъема и упадка львовскаго Ставропигіона — это отчасти сдѣлано и продолжаетъ дѣлаться въ его изданіяхъ, съ которыми каждый интеллигентный русскій долженъ бы ознакомиться — покачто ограничимся общимъ выводомъ.

Отъ вниманія безпристрастнаго изслѣдователя исторіи львов.{стр.38} Ставропигіона не можетъ ускользнуть одно по-истинѣ поразительное явленіе: указанные періоды его подъема и упадка чередовались въ зависимости отъ того, на сколько Ставропигіонъ былъ вѣренъ, преданъ и послушенъ, или же нѣтъ, благословенію, завѣтамъ и велѣніямъ первой патріаршей грамоты отъ 1 ст. ст. января 1586 г. Вчитываясь и вдумываясь въ нее, невольно спрашиваешь, былъ ли патр. Іоакимъ вдохновеннымъ провидцемъ грядущихъ событій или же только прозорливымъ увѣщателемъ русскаго православнаго народа, умудреннымъ наблюденіями судебъ христіанскихъ народовъ подъ турецкимъ владычествомъ. Трудно отвѣтить. Но имѣя нынѣ въ виду 350-лѣтнее бытіе львовскаго Ставропигіона, невозможно не признать, что клятвенныя велѣнія и запрещенія этой грамоты судьба соблюдала и уважала точно, и послушанія имъ отъ Ставропигіона требовала сурово. Дальнѣйшія событія неумолимо строго и послѣдовательно оправдывали благовѣстныя и вмѣстѣ съ тѣмъ грозныя заключительныя слова этой церковной хартіи, которыя за точное исполненіе ихъ давали Ставропигійскимъ братчикамъ благословеніе четырехъ вселенскихъ патріарховъ, семи вселенскихъ соборовъ и св. Отецъ, а за ихъ преступленіе угрожали проклятіемъ.

На этихъ заключительныхъ словахъ патріаршей грамоты должны бы нынѣ, и особенно въ эти юбилейные дни, сосредоточить свое сугубое вниманіе львовское Ставропигійское Братство и весь галицко-русскій народъ.