Городецкiй уЪздъ.

Городокъ. Корреспондентъ „Утра Pocciи" Мих. Ратовъ передаетъ разсказъ одного крестьянина изъ Городка про ужасы, какiе творили австрiйскiя власти при приближенiи русскихъ:

„Вотъ видите, на этихъ деревьяхъ передъ окнами висЪли заподозрЪнные въ „руссофильствЪ". такъ прямо на деревьяхъ вЪшали. Сутки повисятъ, снимутъ — и другихъ на нихъ же вЪшаютъ. Много ужасовъ набрались. ЗдЪсь вотъ обломанная вЪтка. ПовЪсили одного, обломилась, подтянули его повыше. А тутъ за угломъ учителя разстрЪляли. Поставили къ стЪнЪ, а напротивъ 5 солдать съ ружьями. Дважды дали залпъ, хоть онъ и упалъ, — хотите посмотрЪть?"

Пошли. На cтЪнЪ выбито нЪсколько дыръ отъ ружейныхъ пуль.

И трудно себЪ представить, что на этомъ самомъ мЪстЪ, гдЪ мы стоимъ, разыгралась такая ужасная трагедiя. ЗдЪсь, на этомъ мЪcтЪ, со связанными назадъ руками, подкошенный пулями, свалился несчастный — по доносу шпiона.

А шпiоновъ развели австрiйскiя власти маccy. На заборахъ, стЪнахъ — всюду висЪли объявленiя съ расценками: за учителя — столько-то, за священника — столько-то, за крестьянина цЪна ниже и т.д.

И достаточно было одного голословнаго доноса, чтобы несчастнаго схватили и бросили въ тюрьму либо предали казни.

Много страшныхъ вещей разсказалъ нашъ хозяинъ...

("Прик. Русь", 1915, № 1521.)

Расправа.

(Сообщ. И.Н. Boвкa).

ПocлЪ сраженiя у Краснаго австрiйцы отступили за Львовъ на линiю Городокъ-Яворовъ. Я стоялъ со взводомъ въ де ревнЪ Подавиче, вблизи Городка. Два дня уже продолжался бой и положенiе австрiйцевъ становилось все бoлЪe критическимъ. На третiй день, когда мы, пользуясь временнымъ затишьемъ, отдыхали, привели къ намъ нЪсколькихъ плЪнныхъ русскихъ солдатъ, а вмЪстЪ съ ними 60 мЪстныхъ крестьянъ и около 80 женщинъ и дЪтей. Крестьяне оказaлись жителями селъ Цунева, Оттенгаузена и Подзамча.

МнЪ приказали конвоировать узниковъ. По дорогЪ я узналъ оть солдатъ-мадьяръ, что арестованные ими крестьяне „руссофилы"...

МнЪ сдЪлалось страшно, хотя я и не зналъ, какая судьба ожидаетъ моихъ единомышленниковъ. По дорогЪ подошелъ къ одному крестьянину, сЪдоглавому старику съ окровавленнымъ отъ побоевъ лицомъ, какой-то еврей и со всего размаха ударилъ его въ лицо. Съ негодованiемъ я заступился за беззащитнаго крестьянина и оттолкнулъ еврея. Въ этомъ моемъ поступкЪ мнЪ пришлось впослЪдствiи оправдываться передъ моимъ начальствомъ.

Наконецъ, мы пришли на мЪсто, которое я буду помнить до конца моей жизни. Чистое поле, на которомъ вокругъ одинокаго дерева толпились солдаты. Тутъ-же стояла группа офицеровъ. НасмЪшки и крики, въ родЪ „русскiя собаки, измЪнники", посыпались по адресу ожидавшихъ своей участи крестьянъ.

Видъ сЪдыхъ стариковъ, женщинъ съ грудными дЪтьми на рукахъ и плачущихъ отъ страха, голода и устали дЪтей, цеплявшихся за одежду своихъ матерей, производилъ такое удручающее впечатлЪнiе, что даже у одного изъ офицеровъ-нЪмцевъ показались на глазахъ слезы. Стоявшiй рядомъ лейтенантъ, замЪтивъ слезы у товарища, спросилъ: ,,Что съ тобой?" Тотъ отвЪтилъ: „Ты думаешъ, что эти люди виновны въ чемъ нибудь? Я увЪренъ, что нЪтъ". Тогда лейтенантъ безъ малЪйшей запинки сказалъ: ,,ВЪдь-же это руссофилы, а ихъ cлЪдовало еще до войны всЪхъ перевЪшать".

Одинъ изъ несчастныхъ, парень лЪтъ 18-ти, пробовалъ было бежать. Въ догонку послали ему пулю. Но его можно считать счастяливымъ, потому, что остальныхъ ожидало еще худшее.

Мужчинъ отдЪлили отъ женщинъ и дЪтей и выстроили въ рядъ вблизи дерева. Женщинъ-же и дЪтей поставили въ сторонЪ подъ карауломъ. Я ожидалъ, что ихъ будутъ судить.

Но... нЪсколько минутъ томительнаго ожиданiя — и началась казнь... Солдатъ-румынъ подводилъ одного крестьянина за другимъ къ дереву, а второй солдатъ-мадьяръ, добровольный палачъ, вЪшалъ. Съ жертвами обращались самымъ нечеловЪческимъ образомъ. Закладывая петлю, палачъ билъ ихъ въ подбородокъ и въ лицо. До сихъ поръ я не въ состоянiи говорить объ этой казни безъ содроганiя. Достаточно будетъ сказать, что всЪхъ вЪшахи одной и той же петлей. По истеченiи пяти минуть повЪшеннаго снимали и туть-же, по приказанiю присутствовавшаго врача, прикалывали штыкомъ.

Женщинъ и дЪтей австрiйцы заставили быть свидЪтелями страшной смерти.

Крестьяне умирали спокойно. Трупы повЪшенныхъ сложили въ общую могилу и сравняли съ землей, чтобы отъ нея и слЪда не осталось.

ПослЪ разсказаннаго событiя меня отправили съ частью на Beнгpiю, гдЪ пришлось видЪть подобныя же картины на Угорской Руси. Напр. въ селЪ ВеречкЪ, Берегскаго комитата, арестовано по доносу мЪстнaгo еврея 73 крестъянъ, а расправа была обычная — петля...

С. Дубровица. Жители села Дубровицы знали уже въ первыхъ дняхъ мобилизацiи о предстоящихъ арестахъ русскихъ людей.

Сообщилъ объ этомъ своему приходнику о. ИльЪ ЛагодЪ Левъ Порохнавецъ (погибъ на итальян. фронтЪ), взятый на военную службу и опредЪленный въ жандармскiй отрядъ, стоявшiй въ сосЪдней деревнЪ Ловина. Узнавъ случайно, что комендантомъ полученъ приказъ изъ львовскаго штаба корпуса арестовать свящ. Лагоду, онъ, подвергаясь caмъ большой опасности, рЪшилъ предупредить о. Лагоду о грозящемъ ему арестЪ.

Однако, уже поздно быдо думать о бЪгcтвЪ. 14 августа явились на приходство семь жандармовъ и приступили къ caмомy тщательному обыску, во время котораго комендантъ, саркастически улыбаясь, сказалъ по польски: "Ищу царскаго портрета, рублей, винтовокъ и бомбъ, ибо знаю, что русскiе все это привозили на аэропланахъ". УвидЪвъ портретъ Толстого, комендантъ весьма обрадовался и взялъ его, какъ доказательство „государственной измены".

Арестовавъ о. Лагоду, жандармы отвели его въ с. Лозину, гдЪ заперли его вмЪстЪ сь сельскимъ старостой

Василiемъ Цяпаломъ, въ зданiи школы. Между тЪмъ за стЪной въ другой комнатЪ шелъ допросъ лжесвидЪтелей-мазепинцевъ изъ с. Лозина и лЪсного сторожа, поляка Домарацкаго, изъ села Рокитна.

ПослЪ oбЪдa отправлено обоихъ арестованныхъ подводой во Львовъ. По пути чуть не растерзалъ ихъ отрядъ упражнявшихся въ Брюховичахъ солдатъ. Однако, главное было впереди. Переходя черезъ предмЪстье Замарстиновъ, наткнулись на толпу, обкидавшую арестованныхъ камнями, а какой-то еврей ударилъ о. Лаголу по головЪ.

На мЪcтЪ, въ военной львовской тюрьмЪ, прочли составленный въ ЛозинЪ жандармомъ протоколъ, въ которомъ, между прочимъ, говорилось, что священникъ Лагола уговаривалъ военнообязанныхъ прихожанъ на исповЪди — не стрелять въ русскихъ.

ЗатЪмъ заперли свящ. Лаголу въ одиночную камеру, а пocлЪ 2-недЪльнаго заключенiя отправили съ транспортомъ земляковъ въ Талергофъ.

Въ день ареста свящ. Лаголы проходилъ житель с. Дубровицы Евстахiй Кутный черезъ с. Брюховичи, который, услышалъ, что кучка мазепинцевъ злорадно разсуждаетъ объ арестЪ о. Лаголы, вступилъ съ ними въ споръ, за что cейчacъ тутъ-же былъ арестованъ и увезенъ въ далекiй Терезинъ.

Подобная же участь постигла также и нЪсколькихъ другихъ русскихъ крестьянъ изъ с. Дубровицы, причемъ часть ихъ yмepлa въ заточенiи или отъ послЪдствий послЪдняго — уже дома.

КромЪ того въ львовскихъ „Бригидкахъ" былъ повЪшенъ Адамъ Манoвcкiй, за то, что указалъ дорогу разбудившему его казачьему разъЪзду.

ПослЪ возврашенiя австрiйцевъ въ 1915 г. былъ сдЪланъ доносъ, что церковь въ ДубровицЪ сооружена на „московскiе рубли". Въ этомъ дЪлЪ допрашивалъ нЪсколькихъ лицъ полковникъ перемышльского штаба корпуса, послЪ чего былъ присужденъ къ смертной казни заместитель мЪстнаго сельскаго старосты Яковъ БЪликъ, однако, исполненiе приговора было затемъ отложено, такъ какъ БЪликъ сослался на свое участiе въ усмиренiи боснiйскаго мятежа въ 1878 г. чЪмъ частично поколебалъ достоверность доноса, а затЪмъ уже при вторичномъ разслЪдовaнiи успЪлъ совершенно оправдать себя отъ этого нелЪпaго обвиненiя.

Въ с. 3алужьи были разстрЪляны австрiйцами 5 крестьянъ: Иванъ Коваль, Иванъ Михайлишинъ, Станиславъ Дахновичъ, Григорiй СнЪда, Bacилiй Стецикъ.

Въ с. ПорЪчьи возлЪ Янова: И. Байцаръ, Ф. Ильчишинъ, Н. Кроль, С. Швецъ, М. Кроль и Ф. ОробЪй.

Въ с. Зушицахъ было арестовано 40 человЪкъ, 16 изъ которыхъ повЪшено въ КаменобродЪ.

Въ с. ПoвЪтнЪ австр. солдаты, загнавъ рядъ жителей въ церковь и продержавъ ихъ тамъ четверо сутокъ, отправили ихъ послЪ въ Судовую Вишню, гдЪ ихъ спасли отъ смерти pyccкie казаки.

Особенно звЪрски относились aвстрiйцы къ русскому нaceлeнiю послЪ первыхъ сраженiй, кончившихся побЪдой русскихъ войскъ. Всю свою злобу старались выместить нa мирномъ населенiи края. Очевидцы рассказывали, что австрiйцы, отступая подъ нажимомъ русской армiи, просто мЪтили свой путь отступленiя повЪшенными русскими крестьянами. СвидЪтельствуетъ объ этомъ, между прочимъ, сотрудникъ львовской газеты „Wiek Nowy", Ъхавшiй изъ Городка во Львовъ уже послЪ

отступленiя австрiйцевъ и видЪвшiй чуть-ли не на каждомъ придорожномъ деревЪ висЪвшихъ крестъянъ...

Въ м. ГородкЪ, какъ сообщаетъ свящ. Осипъ Яворскiй, австрiйцы повЪсили, уже послЪ занятiя русскими Львова 14 мЪщанъ. ЗдЪсь же австрiйцы разстрЪляли войта изъ села Цукена, однако, смерть невиннаго не удовлетворила еще кровожадныхъ австрiйскихъ "патрiотовъ": местные евреи звЪрски надругались надъ его трупомъ, закинувъ ему петлю на шею и волоча его по городу.

Въ числЪ арестованныхъ городецкихъ мЪщанъ были также отецъ и братъ извЪстнаго нашего писателя Д. Н. Вергуна, Николай и Григорiй Вергуны, причемъ домъ ихъ былъ разрушенъ до основанiя. Судью Крыницкаго австрiйцы арестовали съ цЪлой семьей, но, отступая, отпустили его старушку-мать съ внуками домой, а самого съ женой увезли на западъ.

Въ с. ВелинополЪ было арестовано 70 крестьянъ, но во время случившагося какъ-разъ боя передъ домомъ разорвалась шрапнель, въ виду чего австрiйцы-караульные разбежались, такъ что смогли бЪжать и арестованные.

Въ томъ-же ceлЪ закололи мадьяры Ивана ОлЪярника, П. Чабана (получилъ восемь колотыхъ ранъ, причемъ обЪ руки оказались у него переломленными), С. Бенду, В. Яцыка, Марiю Кметь и В. Кметя.

На поляхъ Великополя закололи австрiйцы трехъ крестьянскихъ мальчиковъ изъ с. Мальчичъ. Отступая изъ Великополя, австрiйцы захватили съ coбoй много мЪстныхъ жителей, въ томъ числЪ также шестнадцать 10-16 лЪтнихъ мальчиковъ и дЪвочекъ. ВсЪхъ ихъ освободили русскiя войска въ с. ГаличановЪ.

Въ м. Каменобродъ повЪсили или разстрЪляли австрiйцы 55 человЪкъ. Прибывшiя туда русскiя войска похоронили убитыхъ.

Въ с. Ставчанахъ были во время отступленiя захвачены австрiйцами мЪстные крестьяне М. Струминскiй, Р. Давилишинъ, Н. Яроть, П. КуснЪсъ, а также Н. ДЪдухъ, О. Тузякъ и А. Рейтера изъ с. полянокъ. Въ томъ же селЪ австрiйцы сожгли нЪсколько десятковъ крестьянскихъ хатъ.

Въ с. Жашковичахъ былъ арестованъ (21 августа) студентъ В. А. Саврукъ, который затЪмъ былъ отправленъ въ Талергофъ. (В. А. былъ 27 iюля 1915 г. зачисленъ въ армiю и отправленъ нa фронтъ. ПримЪч. ред. "Т. Альм.")

("Прик. Русь", 1914 г. № 1435).