Талергофский Альманах
Выпуск I. Террор в Галичине в первый период войны 1914 - 1915 гг. Львов 1924г.
Главная » Талергофский Альманах 1
166

Ярославскій уЪздъ.

Судья П. Д—ій, успЪвшій побывать почти во всЪхъ селахъ на правомъ берегу Сяна и собравшій также нЪкоторыя свЪдЪнія о селахъ на лЪвомъ берегу рЪки,

нарисовал печальную картину разоренiя, какую представлялъ изъ себя въ началЪ войны Ярославскій уЪздъ. Продолжительныя сраженія на рЪкЪ Сянъ и звЪрское отношеніе австрійцевъ къ русскому населенію края оставили на немъ свой отпечатокъ. Чтобы представить себЪ положеніе этого уЪзда, достаточно будетъ указатъ на фактъ, что, по собраннымъ на мЪстахъ г. Д - имъ свЪдЪніямъ, въ 10 селахъ австрійцы сожгли умышленно 858 хозяйствъ въ селахъ Ветлинъ, Высоцко, Ниновичи, Святое, Задуброва, Сосница, Маковиско, Монастырь, Черв. Воля и Вязовница. Какъ и въ другихъ уЪздахъ, такъ и въ Ярославскомъ производились массовые аресты, причемъ дЪтельное участіе въ нихъ принимали нЪкоторые изъ мЪстныхъ польскихъ ксендзовъ.

И такъ, въ с. СуроховЪ были арестованы 5 крестьянъ, въ с. Ветлины свящ. О. Дорикъ и 13 крестьянъ.

Въ послъднемъ селЪ австрійцы сожгли умышленно значительное число крестьянскихъ усадебъ, по очереди поджигая ихъ соломенныя крыши одну за другой. На всЪ просьбы крестьянъ они отвЪчали только: "ты москаль". Такимъ-же образомъ были сожжены всЪ выше упомянутыя села, а кромЪ того с. Лазы и Грабовцы. Въ с. ВысоцкЪ былъ арестованъ свящ. И. Станчакъ и 11 крестьянъ, изъ которыхъ четверо были освобождены впослЪдствіи русскими войсками. Въ с. Лазахъ было арестовано 70 крестьянъ и свящ. И. Маковей, котораго потомъ освободили русскіе солдаты изъ тюрьмы въ ХировЪ.

Въ арестахъ крестьянъ въ с.Ляшкахъ принимали дЪятельное участіе мЪстные ксендзы Завиша и Новотарскiй, а также жители П. Стадникъ, В. и К. Ребусы и ВойтЪховскій. Аресты русскихъ крестьянъ являлись всегда результатомъ совЪщаній этихъ "дЪятелей на рубежахъ" съ жандармами. Толпы русскихъ людей, опасаясь арестованія, являлись каждый день на латинскомъ приходствЪ, причемъ дажЪ крестьянки рим.-кат. обряда

167

приходили просить о пощадЪ для своихъ мужей, русскихъ. Однако, они получали одинъ отвЪтъ: "Да, ты полька, но твой мужъ русскій". И аресты продолжались дальше безъ всякой пощады.

Дальше были арестованы: въ с. Ниновичахъ свящ. О. ПЪхъ и 10 крестьянъ, въ с. Грабовцахъ свящ. И. Рудавскій и 20 крестьянъ. Въ последнемъ селЪ были, кромЪ того, казнены шесть крестьянъ: И. Якимецъ, И. Яворскій, И. Шостачко, И. Кошка, Н. СмигоровскІй и А. Гардый. Казнили ихъ на основаніи доноса мЪстнаго еврея, будто-бы они имЪли у себя оружіе. Безъ допроса и суда, а даже безъ обыска, ихъ арестовали, затЪмъ привязали въ оградЪ церкви къ деревьямъ и казнили на глазахъ согнанныхъ изъ села крестьянъ, въ присутствіи ихъ женъ и дЪтей. Отступая подъ нажимомъ русскихъ войскъ, австрійцы подожгли также церковь, не позволяя даже прихожанамъ спасать церковную утварь.

Въ с. БобровкЪ были арестованы двое крестянъ, въ с. СурмачевкЪ одна крестьянка, въ с. РудавЪ — свящ. И.Наклоновичъ и одинъ крестьянинъ, въ с. МолодичЪ - 11 крестьян, въ с. МаковискЪ - 18 крестьян, причемъ аресты производились по доносу мЪстнаго священника мазепинца Н. Крайчика, угрожавшаго крестьянамъ въ церкви смертною казнью за "руссофильство". Въ с. МонастырЪ были арестованы свящ. А. Рудавскій и четверо крестьянъ, въ с. Червонной ВолЪ были казненъ крест. П. Куца за разговоръ съ русскимъ солдатомъ.

Въ с. Святомъ былъ арестованъ свящ. А. Гайлукевичъ и 8 крестьянъ. Значительная часть этого села была сожжена и разграблена австрійцами, а четверо крестьянъ были убиты во время боя. Въ церкви стояла кавалерія въ продолженіи двухъ нЪдЪль, причемъ солдаты накрывали лошадей церковными ризами, рЪзали въ церкви коровъ, а изъ церковныхъ оконъ дЪлали въ окопахъ двери. Отступая изъ села, австрійцы, наконецъ, взорвали церковь.

("Прикарп. Русь", 1914 г., N 1505).

С.Ветлинъ.

Въ 1914 г. въ с. ВетлинЪ были арестованы и сосланы въ Талергофъ слЪдующія лица:

1) Никита Блищакъ, б. псаломщикъ въ Нижанковичахъ, 2) Иванъ ПапЪрникъ, столяръ, 3) свящ. Федоръ Дорикъ, 4) д-ръ Романъ Дорикъ, врачъ (умЪръ 2 февр. 1915 г. въ ТалергофЪ), 5) Константинъ Осьмакъ, 6) Максимъ Головка, 7) Михаилъ Савула, 8) Иванъ Поповичъ, 9) Федоръ Зубикъ (умеръ 4 ноября 1914 г. въ ТалергофЪ), 10) Илья Блищакъ, 11) Федоръ Бартышко, 12) Федоръ Макаръ, 13) Григорій Шафрановичъ, 14) Иванъ Школьникъ (умеръ въ Талерг. 29 марта 1915г.), 15) АлексЪй Блищакъ, 16) Кириллъ Столяръ, 17) Иванъ Чирка, 18) его жена Анна Чирка и 19) Иванъ Гусакъ.

Сообщеніе Никиты Блищака.

Во время мобилизаціи въ 1914 г. я прiЪхал изъ Нижанковичъ въ родную деревню. Въ виду возникшей въ то время въ ВетлинЪ эпидеміи дезинтеріи, мнЪ запретили выЪзжать изъ села, однако, когда мЪстные жандармы стали обращать на меня слишкомъ большое вниманіе, я все-таки, несмотря на запрещеніе, уЪхалъ обратно въ Нижанковичи.

Но тутъ-то я попалъ изъ огня да въ полымя. ЗдЪсь у меня произвели обыскъ, причЪмъ нашли въ сундукЪ

168

письма отъ моего бывшаго школьнаго товарища И.Славяка, служившаго хористомъ въ русскихъ императорскихъ театрахъ въ ПетербургЪ, а въ одномъ изъ нихъ, писанномъ изъ Крыма, выловили даже подозрительную фразу: „я пребываю теперь съ Его Величествомъ въ Крыму". Въ результатЪ обыска меня арестовали и перевели въ Перемышль, гдЪ помЪстили меня въ городской тюрьмЪ вмЪстЪ съ уголовными преступниками. Въ камерЪ помЪстили со мной также агента сыскного отдЪленiя Оснака, однако, послЪдній, не узнавъ отъ меня ничего интереснаго, оставилъ тюрьму черезъ два дня.

Военный судъ обвинялъ меня въ перепискЪ съ врагами Австріи, въ шпіонствЪ, дезертирствЪ и получкЪ рублей, соотвЪтственный же доносъ былъ подписанъ украинофиломъ Иваномъ Жуковскимъ изъ Нижанковичъ. Судъ приговорилъ меня къ разстрЪлу, однако, благодаря наступленію русскихъ на Перемышль, меня вывезли въ спЪшномъ порядкЪ въ Талергофъ, гдЪ, взамЪнъ смертной казни, опредЪлили меня на военную службу и отправили на позицію.

Н. Блищакъ.

Сообщеніе Ивана ПапЪрника.

Въ первую очередь жандармы арестовали въ с. ВетлинЪ меня, Константина Осьмака и Максима Головку и, продержавъ насъ трое сутокъ въ ЯрославлЪ, отправили, вмЪстЪ съ 150-ю другими политическими арестованными изъ Ярославскаго уЪзда, въ Нижнюю Австрію, — сначала въ Герцогентъбургъ, а затЪмъ въ Талергофъ.

По дорогЪ били насъ на станціяхъ палками и камнями, въ особенности въ ТарновЪ, гдЪ чрезвычайно усердничали мЪстные мазуры, — и только благодаря гуманности сопровождавшаго насъ жандарма-чеха, мы вышли изъ этихъ передрягъ сравнительно цЪло. На жел.-дорожномъ вокзалЪ въ ВЪнЪ снова повторилось нападеніе на наши вагоны. Между прочимъ, одинъ изъ крестьянъ высунулъ голову черезъ окно и просилъ воды; тутъ подошедшій офицеръ съ ловкостью клоуна приложилъ къ головЪ наивнаго крестьянина тросточку и, обернувъ ее нЪсколько разъ, вырваль у него такимъ образомъ цЪлый клокъ волосъ.

Въ Талергофъ пріЪхали мы 3 октября и уже на слЪдующій день я видЪлъ, какъ священникъ въ парЪ съ евреемъ тащили телЪжку съ водою...

С. Теплицы.

Въ с. Теплицахъ были арестованы и вывезены в Талергофъ крестьяне:

Иванъ П. Кроль, Михаиль Федирко, Онуфрій Сквечесъ, Иванъ Сопилко, И. Кархутъ, Яковъ Пихъ и Иванъ Калинъ. Трое изъ нихъ умерли въ ТалергофЪ.

Изъ кровавыхъ дней.

Сообщеніе о. Иннокентія Рудавскаго.

[ Позволяемъ себЪ заимствовать изъ перемышльской газеты "Украiнський Голос" (за 1923 г. н-ра 50-51) эту потрясающую, основанную на достовЪрнЪйшихъ свидЪтельскихъ показанiяхъ картину австрiйскихъ звЪрствъ, содЪянныхъ осенью 1914 г. по отношенiю къ русскимъ жителямъ с. Сосницы, Ярославскаго уЪзда. ]

Это происходило въ с. СосницЪ, Ярославскаго уЪзда, осенью 1914 г. Еще не затерлись на грязныхъ дорогахъ слЪды отъ телЪгъ русскихъ орудій, еще въ ушахъ людей не заглохъ гулъ крЪпостной пальбы, а уже сама природа предвЪщала какое-то бЪдствіе. Съ дремучихъ полей надвигался на село

169

холодный туманъ. Непонятный ужасъ охватывалъ людей.

Только-что, послЪ трЪхнедЪльной осады, отступили русскіе отъ перемышльской крЪпости за р. Сянъ, а уже вслЪдъ за ними шли австрійскiя патрули. Изъ густого тумана подвигались за ними боевыя цЪпи, стрЪляя по мальчикамъ, которые вышли на поле и собирали въ размокшихъ окопахъ разстрЪлянныя патронныя гильзы.

Патрули искали русскихъ вездЪ. ПерЪтрясали у людей всЪ кровати, шарили по сундукамъ и печамъ и спрашивали грозно: "где руссъ?". Поразставляли караулы, никому не позволяли выйти ни въ поле, ни на дорогу, угрожая въ противномъ случаЪ смертью.

На другой день своего пребыванія въ СосницЪ, т. е. 13 октября 1914 г., занялись мадьяры выискиваніемъ подозритЪльныхъ лицъ, то-есть, „москвофиловъ", или, какъ они говорили, "руссовъ". Этотъ день 13 октября 1914 г. останется на вЪки памятнымъ для тЪхъ, родные которыхъ пали жертвой мадьярскаго звЪрства и злобы мЪстныхъ евреевъ.

По ложному доносу еврея Саула Рубинфельда и его семьи, мадьяры схватили тогда 6 крестьянъ : Ивана Шостачка, Илью Яворскаго, Илью Якимца, Ивана Кошку, Николая Смигоровскаго и Андрея Гардаго. Первыхъ четырехъ связали веревками по рукамъ и попривязывали къ вербамъ, гдЪ на дождЪ и холодЪ промучились они до 8 ч. вечера. На ихъ сдавленныя веревками руки жутко было глядЪть. Веревки въЪлись въ тЪло такъ, что ихъ совсЪмъ не было видно, а только одно напухшее, черное тЪло. Съ нЪкоторыхъ рукъ стекала кровь.

Двоихъ изъ арестованныхъ крестьянъ — Андрея Гардаго и Николая Смигоровскаго привязали мадьяры за руки къ сЪдламъ своихъ лошадей, причемъ они должны были бЪжать-волочиться такъ съ ними въ сосЪднее село Задуброву и обратно, всего 4 километра. Очевидцы плакали и убЪгали, когда слышали ихъ крики и стоны. Феодоръ Савка, услышавъ этотъ плачъ, вышелъ на порогъ своего дома, и за это схватили его мадьяры тоже, говоря, что онъ шпiонъ. Связали его съ Гардымъ у Станислава Шиманскаго, подъ крыльцомъ котораго, подъ водосточной трубой, онъ и пролежалъ, избитый и распухшій, всю ночь на дождЪ. На него, кромЪ того, по его разсказамъ, лили холодную воду, плевали и бросали кости, говоря: "Ты шпіонъ, москвофилъ". А онъ — бЪдный помЪщичій батракъ, неграмотный, на одинъ глазъ слЪпой.

Илью Якимца, передъ домомъ котораго привязали упомянутыхъ четырехъ крестьянъ, какой-то фельдфебель-еврей до крови билъ по лицу и копалъ ногами, когда-же онъ, потерявъ сознанiе, упалъ, привязали его тоже къ дереву, а затЪмъ уничтожилн на глазахъ все его имущество: вывели весь его скотъ и забрали изъ клуньи весь хлЪбъ. Его жену, дЪтей и старуху - мать заперли въ кладовой и продержали подъ стражей два дня, не давая имъ все время ничего Ъсть, такъ что 11-лЪтняя дочь его Анна отъ голода упала въ обморокъ. И при этомъ они не знали — гдЪ отецъ и что съ нимъ происходитъ? Очевидецъ Дмитрій Качоръ свидЪтельствуетъ, что Якимца избили до такой степени, что онъ весь распухъ и почернелъ, какъ уголь, - нельзя его было узнать. А били его будто-бы за то, что нашли у него какую-то еврейскую

170

книгу, которую, может быть, оставили у него во время бЪгства русскіе или занесли даже сами австрійскіе солдаты. Каждому изъ арестованныхъ предъявляли какую-нибудь ничЪмъ неоправданную вину. Такъ, напр., Ивана Шостачка, 70-лЪтняго старика, обвиняли въ томъ, будто-бы онъ имЪлъ зарытое въ своемъ полЪ, гдЪ за день до того стояла русская батерея, орудіе, изъ котораго стрЪлялъ по австрійскимъ войскамъ.

Илья Яворскiй, бЪдный громадскій пастухъ, отецъ 5-ти малЪнькихъ дЪтей, имЪлъ одну корову. Еще въ августЪ 1914 г., во врЪмя похода австрійскихъ войскь въ Россію, попросилъ онъ австрійскаго поручика замЪнить ему эту корову на лучшую. Поручикъ, при свидЪтелЪ МихаилЪ Кульчицкомъ, согласился на это, но потребовалъ доплаты 20 коронъ, которыя Яворскій и уплатилъ, занявъ ихъ у сосЪда Дмитрія Качора. А еврей Саулъ Рубинфельдъ въ октябрЪ воспользовался этимъ и заявилъ мадьярскимъ солдатамъ, что Яворскій укралъ австрійскую корову. „Это воръ, ихъ здЪсь естъ еще больше", — говорилъ Рубинфельдъ въ домЪ Ильи Якимца коменданту; слышали это жена, Ева Якимецъ, дЪти и Дмитрій Качоръ.

Когда схватили Ивана Кошку, бЪднаго работника, который въ то время молотилъ въ сараЪ хлЪбъ, жена его Елена побЪжала посмотрЪть — гдЪ онъ и что съ нимъ происходитъ? УвидЪвъ, что мужъ, привязанный къ дереву, еле дышетъ, она стала просить солдатъ, чтобы сняли съ него веревки. Но тутъ прибЪжалъ Рубинфельдъ. При видЪ Елены Кошко онъ указалъ на нее пальцемъ и сказалъ: "Это воровка, жена того "москвофила", берите ее!" И ее сейчасъ-же привязали вмЪстЪ съ мужчинами къ дереву, босую, въ лЪгкой одежЪ. Она разсказываетъ, что евреи Саулъ и Мехель Рубинфельды все время бЪгали передъ ея глазами между войскомъ туда и обратно, а еврейка, жена Саула Рубинфельда, сидЪла въ Якимцевомъ огородЪ и смотрЪла на все это съ улыбкой. Она-же разсказываетъ дальше, что вечеромъ австрійскіе солдаты и евреи, держа въ рукахъ зажженныя свЪчи, свЪтили ими каждому изъ привязанныхъ къ деревьямъ крестьянъ въ глаза, какъ-бы намЪреваясь ихъ выжечь. У 70 - лЪтняго старца Ивана Шостачка смЪшались слезы съ кровью, которая текла у него изъ глазъ. Этотъ послЪдній плакалъ больше всЪхъ и очень просилъ солдатъ, а евреи ходили вокругъ мучениковъ и издЪвались надъ ними.

Больше всЪхъ страдалъ Шостачко. Когда его дочь, Юлія Кульчицкая, пришла къ евреямъ съ просьбой освободить старика, подарить ему жизнь, послЪдніе начали ссориться между собою, а еврейка, жена Мехеля Рубинфельда, заплакавъ, сказала ей: „Кульчицкая, не плачьте, вашего отца отпустятъ, мы знаемъ, что онъ ни въ чемъ не виноватъ".

Дмитрій Качоръ былъ тоже привязанъ кь дереву. Онъ зналъ нЪмецкій языкъ и понялъ изъ разговора евреевъ съ солдатами, что его ждетъ. Онъ умолялъ ихъ отпустить его, и за то, что онъ понималъ по-нЪмецки, его дЪйствительно отвязали и, давъ 25 розогъ, отпустили домой.

Къ задержанной солдатами ЕленЪ Кошко прибЪжали съ плачемъ ея дЪти. Благодаря имъ, ей была подарена жиань и ее освободили, но предварительно избили такъ, что она заболЪла

171

и съ тЪхъ поръ совсЪмъ потеряла здоровье. Она разсказываетъ, что поздно вечероиъ, кромЪ упомянутыхъ двухъ евреевъ, къ арестованнымъ пришелъ также войтъ Михаилъ Слюсаръ, а также Панько Василина, который въ полдень вмЪстЪ съ солдатами ходилъ за ея мужемъ Иваномъ Шостачкомъ. ПослЪ прихода Слюсара и Василины ее избили и отпустили, а остальныхъ мучениковъ отвязали отъ деревьевъ и куда-то увели.

Очевидцы говорятъ, что до ухода Юліи Кульчицкой евреи, послЪ краткаго совЪщанія, просили коменданта, чтобы отпустилъ Шостачка, на что онъ, разсердившись, отвЪтилъ: „Раньше вы его обвиняли, а теперь просите за него? Хорошо, я его отпушу, но вмЪсто него повЪшу васъ!"

Юлія Кульчицкая, въ надеждЪ, что ея отца отпустятъ, поспЪшно ушла домой и сообщила дЪтямъ, что скоро возвратится дЪдъ. Она велЪла имъ молиться за него я за отца, котораго раньше еще вывезли куда-то далеко въ Талергофъ...

Вечеромъ въ 8 ч. привели всЪхъ 6 арестованныхъ въ штабъ, гдЪ надъ ними опять издЪвались и , между прочимъ, лили имъ за вороть горячую воду. А затЪмъ, связавъ ихъ снова по рукамъ, погнали ихъ для выслушанiя неправеднаго, отъ имени имени австрійскаго цЪсаря, смертнаго приговора. Пригнали ихъ на площаль возлЪ церкви, гдЪ уже собрался народъ, сгоняемый солдатскими шашками изъ ближайшихъ домовъ. Сгоняли всЪхъ, старыхъ и молодыхъ, идти къ церкви смотрЪть на людскія мученiя. НЪкоторыкъ людей повыгоняли таки босыхъ, со сна, другіе-же прибЪжали въ однЪхъ рубахахъ и въ страхЪ ожидали чего-то ужаснаго. Вдругъ блеснулъ свЪтъ, изъ приходского дома появилась одна лампа, другая, а съ ними множество вооруженныхъ солдать, которые тотчасъ-же окружили народъ со всЪхъ сторонъ. Среди солдатъ увидЪлъ собравшійся народъ бЪдныхъ страдальцевъ, которые еще въ послЪднюю минуту искали спасенія. Просили, умоляли, — но все напрасно. Согласно разсказу внучки Шостачка, Евы Кульчицкой, этотъ послЪдній, старшій церковный братчикъ, вновь обратился къ стоявшему тутъ-же Саулу Рубинфельду съ просьбой: "Шольку, почему не даешь мнЪ умереть своею смертью? что я тебЪ сдЪлалъ? иди къ дЪтямъ, возьми все мое имущество, только подари мнЪ жизнь!" Но Рубинфельдъ только улыбнулся и отвернулся. Старикъ опустилъ голову, слезы потекли у него изъ глазъ. Въ свою очередь, Яворскій и Якимецъ, увидЪвъ въ толпЪ Григорія Качора. хотЪли что-то сказать ему, но этого имъ не разрЪшили. Пришелъ какой-то фельдфебель и прочелъ приговоръ. ВозлЪ него стоялъ генералъ 1-го мадьярскаго пЪх. полка. Приговоръ гласилъ: „Присуждены къ смертной казни за то, что стрЪляли по австрійскимъ войскамъ". Тутъ-же явились палачи и началась экзекуція...

Шостачко пошелъ на казнь первый. Шелъ съ молитвою къ Пречистой ДЪвЪ на устахъ. Къ нему подбЪжали палачи, забросили ему на шею веревку, подтянули, но... веревка порвалась и старикъ упалъ на землю, продолжая дальше шептать молитву. Схватили его второй разъ, но опять веревка порвалась. Присутствовавшія женщины теряли чувства, а испуганные мужчины бросились бЪжать. Солдаты стрЪляли по нимъ. Степанъ Качоръ, присутствовавшій при событіи, убЪжалъ дальше всЪхъ,

172

а солдатъ гнался за нимъ и стрЪлялъ; затЪмъ онъ спрятался въ погребъ, такъ что солдатъ не зналъ — куда онъ дЪвался? Въ погребЪ онъ и просидЪлъ до утра. А между тЪмъ Шостачко сорвался еще третій разъ, послЪ чего разсвирипЪвшіе палачи задушили его, наконецъ, колючей проволокой...

Второй подвергся казни Иванъ Кошка, подъ которымъ веревка тоже порвалась дважды, За нимъ шелъ Илья Яворскій, а остальные шептали молитву и въ послЪдній разъ смотрЪли на своихъ знакомыхь. ПослЪ Яворскаго повЪсили Якимца, затЪмъ Смигоровскаго и, наконецъ, Гардаго, а оставшіеся зрители, опасаясь подобной-же участи, начали разбЪгаться.

Еще вздрагивали тЪла повЪшенныхъ въ смертныхъ судорогахъ, а палачи не дали имъ даже застыть, только тутъ-же, въ одеждахъ, въ кожухахъ, побросали ихъ по-двое въ вырытыя ямы. Антонъ Ференцъ, Андрей Яворскій, Григорій Качоръ, Илья Кафтанъ и другіе рыли, по приказу мадьяръ, ямы и сносили въ нихъ тЪла казненныхъ.

Никто изъ ихъ семействъ не зналъ, куда дЪвались отцы и мужья? Старенькая жена Шостачка, ея дочь и внуки тщетно ждали любимаго дЪдушку, да такъ и не дождались его...

Рано утромъ его внуки, Григорій Кульчицкий и Анеля Крайцарская пошли въ деревню спросить у людей, гдЪ находится ихъ дЪдъ? На дорогЪ возлЪ корчмы встрЪтили они Саула Рубинфельда, который сказалъ имъ: „Вы должны поблагодарить меня, что вашего дЪда повЪсили, такъ какъ похороны не будутъ вамъ ничего стоить". И сейчасъ-же побЪжалъ въ корчму, гдЪ стояли драгуны. Черезъ минуту изъ корчмы вышелъ вооруженный драгунъ и сталъ цЪлиться въ дЪтей, которые все еще стояли на мЪсте, поряженные словами еврея. Но тутъ они поняли, что имъ тоже угрожаетъ смерть и пустились бЪжать. БЪжали къ ближайшему дому Андрея Яворскаго. Только-что Анеля успЪла вбЪжать въ сЪни и захлопнуть за собой двери, какъ надъ головой мальчика, который, къ счастью, отъ испуга упалъ на землю, просвистЪла пуля.

Молніей пронеслось по деревнЪ страшное извЪстіе. Перепуганные люди прятались по ямамъ, по погребамъ. Никто не смЪлъ показаться на свЪтъ, такъ какъ сейчасъ хватали. Можно было ходитъ только „мужамъ довЪрія", каковыхъ было четыре: войтъ Михаилъ Слюсаръ, Михаилъ КушнЪръ, Панько Василина и завЪдующій училищемъ Горошко. [ Не надо быть, конечно, слишкомъ догадливымъ и зоркимъ, чтобы раскрыть этотъ скромный, осторожно приведенный украинофиломъ-авторомъ, политическiй псевдонимъ: по сплошной аналогiи, повторявшейся неизмЪнно въ цЪлой нашей несчастной странЪ, можно смЪло сказать, что упомянутые здЪсь „мужи доверія" — это просто — доморощенные „украинцы", являвшіеся вездЪ въ то жуткое время ярыми австрiйскими „патріотами" и прихвостнями полицейскихъ и военныхъ властей. ПримЪч. ред.] Эти „мужи довЪрія" ходили вмЪстЪ съ солдатами, поперемЪнно по 2 часа въ дЪнь и ночью, подъ домами казненныхъ и постоянно преслЪдовали ихъ семьи. Каждую минуту къ послЪднимъ приходили патрули съ „мужами довЪрія" и запрещали имъ даже плакать, угрожая при этомъ тоже висЪлицей.

Эти „мужи довЪрія" — по словамь Елены Кошко — послЪ этихъ звЪрскихъ казней и похоронъ справляли еще у еврея Герся Танцмана и поминки.

173

Пили до бЪла дня. А позже — согласно показаніямъ Маріи Рутельдъ и другихъ — допивали еше у Саула Рубинфельда...

Паранька Борущакъ, жена Лазаря, свидЪтельствуетъ, что сынъ Саула Рубинфельда, Берко, пришелъ къ ней утромъ послЪ казни и сказалъ: „Дайте 10 коронъ, то не будете повЪшены". И она дала ему 10 коронъ.Вдова Анна Щеснюкъ разсказываетъ, въ свою очередь, что Мехель Рубинфельдъ говорилъ такъ: „Если-бы мы хотЪли, то повЪсили-бы цЪлую деревню". Это все еще больше запугало людей, Никто изъ мужчинъ не выходилъ изъ дому. По дворамъ ходили только малыя дЪти и женщины.

Черезъ нЪсколько дней послЪ казни означенныхъ выше 6 крестьянъ увелъ изъ Сосницы австрійскій жандармъ еще Михаила Зелеза и студента-богослова Николая Гардаго, сына бЪдной вдовы. Обойхъ ихъ отправили въ сосЪднее село Задуброву, гдЪ, по разсказу солдата-чеха, бросили ихъ на господскомъ хуторЪ въ погребъ и держали тамъ безъ пищи и воды 3 дня. ЗатЪмъ привязали студента Гардаго за скрещенныя руки къ подводЪ и такъ повели ихъ обоихъ за Перемышль, въ приселокъ с. Дроздовичъ—Велюничи, гдЪ безъ всякаго слЪдствія и доказательствъ какой-нибудь вины, приговорили ихъ къ смертной казни.

По словамъ очевидцевъ, жителей Велюничъ, поляка Фомы Буравяка и Анны Заброварной, возлЪ огорода которой находится ихъ могила, болЪе всего издЪвались надъ студентомъ Гардымъ: его били розгами, а когда онъ на колЪняхъ умолялъ ихъ, били еще хуже, такъ что кровь брызгала во все стороны. Несчастный обратился къ какому-то генералу, на колЪняхъ умолялъ его подарить ему жизнь, цЪловалъ сапоги его, но культурный австрійскій генералъ въ ответъ копнулъ его такъ сильно въ лицо, что у него вылетЪли всЪ зубы. Тогда онъ въ послЪднемъ отчаяніи вырвался отъ палачей и хотЪлъ броситься въ рЪку, но его схватили снова.

Просилъ позволить ему исповЪдываться но не разрЪшили, Наконецъ, послЪ прочтенія смертнаго приговора, онъ, по-видимому, сошелъ съ ума.

ПовЪсили несчастнаго на мосту надъ р. Вигорь, гдЪ онъ висЪлъ 3 дня. Рядомъ съ нимъ былъ повЪшенъ также его товарищъ, крЪстьянинъ Михаилъ Зелезъ, Оба были погребены въ общей могилЪ, въ Велюничахъ, внизу выгона, гдЪ сходитъ скотъ въ рЪку на водопой.

БЪдная мать-вдова долго не знала, куда дЪвался ея сынъ, единственная ея отрада и надежда. Узнавъ впослЪдствіи отъ мЪстныхъ жителей, какъ страдалъ и умеръ ея сынъ, она плакала, тосковала и вскорЪ умерла отъ горя и тоски.

Г. Радымно.

Въ 1914 г. жила въ г. РадымнЪ семья чиновника казенной палаты Лазора. 18 августа явились въ его домъ жандармы, по доносу учительницы мазепинки Бурды. При обыскЪ нашли нЪсколько номеровъ львовскаго еженедЪльника „Русское Слово" и, усматривая въ этомъ опасныя для Австріи злонамЪренія, арестовали почему-то не хозяина, а больную жену его, Ярославу Лазоръ. Не помогли просьбы мужа оставить его больную жену въ покоЪ; ее стащили съ постели и перевезли въ г. Ярославъ. Растерявшійся мужъ, оставивъ дЪтей на попеченіе сосЪдей, послЪдовалъ за больной женой, надЪясь выхлопотать ея освобожденіе. Однако, власти

174

опредЪленно заявили г. Лазору, что онъ свободенъ, но жена его, какъ ярая „руссофилка", должна посидЪть въ тюрьмЪ, будетъ ли она жить или умретъ...

Изъ Ярослава вывезли больную на западъ, въ Доберсбергъ, и помЪстили ее временно въ мЪстной больницЪ, а послЪ выздоровленія, вмЪстЪ съ мужемъ, препроводили въ Талергофъ, гдЪ уже находился въ числЪ интернированныхъ и отецъ арестованной, М. С. Квасникъ.

Корреспондентъ "Русскаго Слова" В. Филатовъ сообщаетъ изъ Ярославскаго уЪзда слЪдующее:

На противоположной сторонЪ Сяна — деревня Сосница. Въ ней мнЪ пришлось видЪть очень поучительную картину, объясняющую, почему галичане убЪгаютъ вмЪстЪ съ нашими войсками. На мЪстЪ сосницкой церкви — пожарище; на немъ валяются обгорЪлые куски утвари и колоколовъ, а рядомъ — братская могила шести мЪстныхъ крестьянъ, повЪшенныхъ въ октябрЪ 1914 года, когда австрійцы вернулись сюда ва нЪсколько дней, за сочувствіе русскимъ, которое выражалось въ продажЪ имъ скота и т. п. вещей.

Въ ЯрославлЪ разстрЪляли и повЪсили 26 человЪкъ у стЪнъ ратуши, которыя стоятъ рябыми отъ пуль, пробивавшихъ тЪла казненныхъ.

(„Прик. Русь", 1915 г., н-ръ 1655).

 


knigi@malorus.ru,
malorus.ru 2004-2021 гг.