Калушскій уЪздъ.

Во время самой мобилизацiи австр. власти почему-то не успЪли расправиться съ русскими людьми этого уЪзда, а потому только впослЪдствіи, когда разбитыя подъ Галичемъ мадьярскія войска отступали, двое назначенныхъ для этого комиссаровъ уЪзднаго начальства, съ помощью отряда гусаръ, принялись за массовые аресты во всемъ уЪздЪ, причемъ предлогомъ послужили, какъ вездЪ, доносы мЪстныхъ мазепинцевъ и евреевъ.

5 октября 1914 г. ночью у всЪхъ русскихъ въ уЪздЪ были произведены обыски, за которыми послЪдовали и аресты.

Въ КалушЪ были арестованы 2 лица; въ с. Подгоркахъ — 14, въ томъ числЪ свящ. Іоаннъ Козакъ, его жена и сынъ; въ с. Добровлянахъ — сельскій староста и 14 другихъ крестьянъ; въ с. БабинЪ — 2; въ с. ТомашевкЪ — 3, въ томъ числЪ свящ. Гургула; въ с. ЗарЪчной-Бабиной — 2; въ с. Копанкахъ— 2; въ с. ТужиловЪ — 6; въ с. ВЪстовой — свящ. Ил. СЪчинскій и 10 крестъянъ; въ с. ПодмихайльЪ — свящ. М. Скородинскій и 16 крестьянъ; въ с. ВойниловЪ — уЪздный организаторъ П. Федюшко, врачъ В. Л. Лаврецкій и нЪсколько другихъ; въ Войниловской СЪвкЪ — 2; въ с. Станковой — 1; въ с. КамнЪ свящ. В. Кукурудзъ; въ с. НовицЪ — 7; въ с. Сливкахъ—свящ. Іосифъ Коменда; въ с. НабыловЪ — свящ. Романъ

Крыжановскій съ сыномъ; въ с. Берлогахъ — 2, въ томъ числЪ свящ. Iоаннъ Маркевичъ: въ с. МедынЪ - свящ. Несторъ Коржинскій.

Въ с. УгриновЪ мадьярскiй гусаръ, преслЪдуемый казаками, успЪлъ все-таки арестовать студ. Авдыковскаго; привязавъ его къ сЪдлу, онъ пустилъ лошадь галопомъ.

Жители села Кропивника, Кадодбной и др. спаслись отъ мадьярской расправы такимъ образомъ, что скрылись въ тЪсныхъ пещерахъ и только, дождавшись прихода русскихъ войскъ, возвратились въ свои селенія.

("Прик. Русь", 1914 г. № 1491).

М. Войниловъ. Меня арестовали въ половинЪ августа 1914 г. вмЪстЪ съ Иваномъ Федюшкокъ и Мих. Борисикомъ и отправили въ Станиславовъ, а затЪмъ, черезъ 8 дней, эшелономъ отвезли въ Талергофъ, гдЪ я пробылъ до весны 1917 г.

Ив. Федюшко и Мих. Борисикъ умерли въ ТалергофЪ; я, больной ревматизмомъ и неспособный къ труду, доживаю свой вЪкъ дома.

Петръ П. Федюшко.

С. Въстовая. Въ с.Въстовой были арестованы 28 августа 1914 г. слЪдующiе жители:1) свящ. Илларіонъ СЪчинскій съ женой, 2) войть Степань Ивасишинъ, 3) писарь Степанъ Шарамайлюкъ, 4) кассиръ Михаилъ Мизеракь, 5) псаломщикъ Михаилъ Домранскій 6) лавочникъ Иванъ Костевъ и 7) Михаилъ Костевъ.

Свящ. СЪчинскій съ женой былъ отправленъ на автомобилЪ въ Краковъ, а остальные были почему-то оставлены въ КалушЪ въ тюрьмЪ.

НЪсколько дней спустя были еще арестованы: 8) ВасиліЙ Яремичъ, 9) Мартинъ Федоровъ и 10) Василій Гриневъ, которые были уже вывезены въ Венгрію.

Въ руки властей предали насъ большей частью свои - же украинофилы, которые тогда держали монополь австрійскаго патріотизма.

Въ арестахъ въ КалушЪ собралось насъ 83 человЪка. Когда пришлось отправлять насъ на западъ, мы были отправлены на вокзалъ и помЪщены всЪ въ одномъ вагонЪ. Снаружи на вагонЪ приклеили надпись "83 руссофила", такъ что всякому было видно, что въ вагонЪ Ъдутъ опаснЪйшіе для Австріи люди. Въ особенности мадьяры часто заглядывали въ нашъ вагонъ и ругали насъ самой отборной бранью.

Начальникъ конвоя, происходящій изъ Болестрашичъ в. Перемышле, не позволилъ дать намъ ни Ъсть ни пить въ продолженіе четырехъ сутокъ. Въ ТарновЪ какая то дама предложила намъ фруктовъ и воды, но конвой не разрЪшилъ воспольвоваться этимъ.

Ночью нашъ эшелонъ прибыль въ Краковъ. Надо было перейти въ другой поЪздъ. Пришелъ новый караулъ и бросился на насъ съ остервененіемъ, нанося побои прикладами, когда - же одинъ солдатикъ изъ стараго конвоя сдЪлалъ было замЪчаніе, что мы тоже люди и что бить не разрешается, то туть же быль тоже арестованъ. Да и вообще далеко не всЪмъ военнымъ нравилось дикое обращеніе съ нами. Такъ, офицеръ, стоявшiй въ сторонЪ и наблюдавшій эту картину, приказалъ новымъ конвойнымъ идти спать, а прежнимъ дальше охранять насъ и провожать къ мЪсту назначенія.

На противоположномъ концЪ ж.-дор, станціи размЪстили насъ въ двухъ вагонахъ. Голодные, усталые до невозможности, мы расположились на полу, какъ кто могъ.

На слЪдующiй день утромъ поЪздъ двинутся дальше. ВскорЪ мы выЪхали за галицкую границу и очутились на чешской землЪ. Туть начальникъ конвоя пробовалъ было вновь натравить на насъ толпу, сообщая направо и налЪво, что въ вагонЪ "шпіоны", но, когда чехи стали подтрунивать надъ нимъ и его „патріотическимъ" озлобленіемъ, онъ смутился и молчалъ уже до самой Праги.

Между тЪмъ чехи первымъ долгомъ насъ накормили, а тамъ обнадежили на лучшее будущее.

Мы вздохнули свободнЪе. Безправіе, оскорбленія, побои, казалось, остались позади, а впереди намъ представлялось сочувствіе братскаго, культурнаго народа и затЪмъ возвращеніе на родину.

Въ ПрагЪ подали пассажирскiе вагоны и насъ повезли въ крЪпость Терезинъ, въ четырехъ миляхъ оть баварской границы.

А въ маЪ 1915 года мы были перевезены въ Талергофъ.

Стефанъ Шорамайлюкъ.

С. ПОДГОРКИ. Въ одинъ изъ августовскихъ вечеровъ 1914 г., чувствуя себя весьма усталымъ, я легъ отдыхать ранЪе обыкновеннаго.

Вдругъ ночью является ко мнЪ гусарскiй маіоръ съ отрядомъ солдатъ и заявляетъ, что имЪетъ приказъ арЪстовать меня и сына. Оставивъ возлЪ меня вооруженнаго солдата, онъ сталъ производить въ домЪ тщательный обыскъ, который продолжался всю ночь. Отъ поры до времени являлись ко мнЪ солдаты съ разными вопросами, а когда на чердакЪ былъ найденъ кусокъ красной матеріи, они явились въ спальню и, приложивъ къ моей головЪ револьверъ, велЪли признаться, что я въ этотъ вечерь былъ на чердакЪ и давалъ сигналы русскимъ войскамъ.

Утромъ маіоръ съ солдатами и съ моимъ сыномъ пошли еще въ церковь и тамъ также произвели обыскъ, а послЪ посадили насъ обоихъ на подводу и повезли въ с. ВЪстовую передъ военный судъ.

Судъ присудилъ меня къ разстрЪлу. Но генералъ, прежде чЪмъ утвердить приговоръ, распорядился отправить еще разъ слЪдственную комиссію въ с. Подгорки и окрестности и навести справки относительно моей виновности, а выяснивъ изъ свидЪтельскихъ показаній, что я совершенно невиновенъ и что доносъ на меня лишенъ всякихъ основанiй, отпустилъ меня на свободу.

Но тутъ вмЪшался въ дЪло мЪстный жандармъ.

Если онъ не подходитъ подъ военный судъ, то мы займемся имъ сами, — заявилъ онъ и отправилъ меня въ уЪздное староство, а затЪмъ въ калушскую тюрьму.

По дорогЪ жандармъ не пожалЪл приклада, а встрЪчные инакомыслящiе, знавшіе меня и мои убЪжденія, не пожалЪли отборной ругани по моему адресу.

Въ тюрьмЪ я узналъ, что можно освободиться изъ заяключенія, если д-ръ Куровецъ (украинофилъ) за кого поручится. Указывали даже примЪры. Тутъ-же сообщили мнЪ вновь поступающіе въ тюрьму, что въ три дня послЪ меня арестовали мою жену и избитую увезли въ неизвЪстномъ направленіи.

Изъ тюрьмы отправили насъ, 60 человЪкъ, на вокзалъ въ КалушЪ. Конвоировали свои-же крестьяне

изъ долинскаго уЪзда. Мы просили ихъ, чтобы не дали насъ по дорогЪ въ обиду, но безъ этого все-таки не обошлось. Толпа бросала въ насъ камнями и пыталась даже накинуть намъ на шеи веревки, а когда на вокзалЪ мы грузились въ товарные вагоны безъ ступенекъ, желЪзнодорожники подгоняли насъ палками и флажками.Въ СтрыЪ желЪзнодорожная адиинистрація, узнавъ, что Львовъ занятъ уже русскими войсками, направила нашъ эшелонъ черезъ Освенцимъ въ Венгрію.Никому не приходилось такъ плохо, какъ мнЪ. Меня считали всЪ "шпiономъ, а на вагонЪ снаружи было написано крупнымъ шрифтомъ „попъ козакъ". Всякому хотЪлось посмотрЪть и отвести злобу на „шпiона", попа-козака", который нЪсколько десятковъ летъ жилъ въ ГаличинЪ и занимался „шпіонствомъ" въ пользу Россіи.Наконецъ, эшелонъ прибыль въ Остригомъ. Туть мы прожили подъ голымъ небомъ нЪсколько недЪль, пока окончательно не были перевезены въ Талергофъ, гдЪ я встретился съ своей женой.

Свящ. Іоаннъ Козакъ.

С. Небыловъ. 29 августа 1914 г. явились поздно вечеромъ въ местное приходство два жандарма и спросили свящ. Романа Крыжановскаго. Одинъ изъ нихъ, по фамилiи Шотъ (нынЪ комендантъ жандармеріи въ ЖидачевЪ), заявилъ проснувшемуся о. Роману, что онъ имЪетъ порученіе отправить его въ Калушъ въ уЪздное староство.

Сынъ старика - священника, въ то время кандидатъ адвокатуры, предчувствуя бЪду и боясь, что отецъ не сумЪетъ оправдаться передъ уЪзднымн властями, попросилъ жандарма разрЪшить ему отправиться вмЪстЪ съ отцомъ въ Калушъ, что и было ему разрЪшено.

- Мы отправились на подводахъ тутъ-же ночью, — разсказываетъ упомянутый сынъ о. Романа, д-ръ М. Р. Крыжановскій. По пути Шотъ сообщилъ намъ, что имЪетъ строгія инструкціи относительно отца, а въ случаЪ попытки къ бЪгству съ его стороны имЪетъ даже право убить его на мЪстЪ. КромЪ того, уже передъ самимъ Калушемъ, заявилъ намъ, что цЪлью нашего слЪдованія является не уЪздное староство, а уЪздное жандармское управленіе.

Въ 3 ч. утра прiЪхали мы въ Калушъ. Направились прежде всего въ староство, надЪясь, что староста Трембаловичъ (нынЪ въ Мостискахъ) разберетъ дЪло и освободить отца. Однако, староство было заперто. Въ виду этого жандармъ помЪстилъ отца въ арестахъ, а я вышелъ въ городъ, въ надеждЪ достать отцу чего-нибудь подкрепиться, а также переговорить съ вліятельными лицами, могущими помочь нашему горю. Первымъ долгомъ направился я къ покойному уже нынЪ свящ. Петрушевичу, настоятелю мЪстнаго прихода, но тотъ наотрЪзъ отказался отъ всякаго ходатайства въ пользу отца, вЪроятно боясь, чтобы и самому не попасть въ тюрьму. Такой-же самый результатъ, имЪли мои обращенія и къ нЪкоторымъ другимъ знакомымъ...

ПослЪ моего возвращенія изъ города жандармъ проводилъ насъ въ жандармское управленіе и передалъ отца коменданту Деумеку. Тотъ, послЪ составленія протокола, приказалъ отвести отца въ арестъ при уЪздномъ судЪ. Одновременно онъ разъяснилъ мнЪ, что всякія старанія не приведутъ ни къ чему, что жандармерія распоряжается теперь самостоятельно и что всЪ арестованные

будутъ еще сегодня до обЪда отправлены въ глубь Австріи.

ПослЪ этого я проводилъ отца въ тюрьму, а самъ, не имЪя возможности вернуться къ матери за отсутствіемъ пропуска, пришелъ обратно въ жандармское управленіе съ просьбой разрЪшитьмнЪ переждать здЪсь до утра, на что комендантъ Деумекъ согласился, указавъ мнЪ пустую столовую, гдЪ я прилегъ на скамейкЪ.

Но не прошло и 16-ти минуть, какь въ столовую является Деумекъ и коротко заявляетъ:

— Вы арестованы по приказу штаба дивизіи!

Зоветъ жандарма Шота и приказываеть отвести меня къ отцу.

Въ тюрьмЪ встрЪчаю покойныхъ уже нынЪ священниковъ Марковича изъ Берлогъ, Кукурудза изъ Каменя, Скородинскаго изъ Подмихайля, жену свящ. Козака изъ Подгорокъ, дЪвушку изъ Тужилова Соню Фидыкъ, студента Авдыковскаго, юродивую старуху изъ Тужилова и др.

Около 8 часовъ утра было приказано намъ собираться въ путь. Вывели насъ во дворъ и прочли списки; было насъ 73 человЪка. Около насъ вертЪлось нЪсколько австрійскихъ офицеровъ, кажется—мадьяръ; они показывали намъ на шею, что значило, что насъ ждетъ висЪлица. ПослЪ переклички подозвалъ какой-то офицеръ нашего начальника караула и спросилъ его — какой онъ нацiональности ?, а узнавъ, что онъ полякъ и называется Манукевичъ, велЪлъ ему соотвЪтственнымъ образомъ обращаться съ нами — „стрелять собакъ, если кто не станетъ слушаться".

Построенные въ четверки, ряды арестованныхъ тронулись по приказу коменданта караула въ путь. Не успЪли мы выйти со двора и ступить на улицу, какъ тутъ уже ждала нашего выхода многочисленная толпа, преимущественно евреевъ. Слышны были крики:

Бейте ихъ камнями! — И дЪйствительно на насъ посыпался градъ камней, причемъ досталось, конечно, и караульнымъ, которые начали разгонять толпу. На рынкЪ сообщилъ намъ наспЪшливо комендантъ, что поЪздъ не будетъ насъ ждать, надо намъ поспЪшить, вслЪдствіе чего скомандовалъ: „Laufschritt".

Началось нЪчто кошмарное. Старики, женщины съ грудными дЪтьми и молодые люди, нагруженные, кто чемоданами, кто постелью и зимней одеждой, бЪжали подъ непрекращающійся градъ камней, среди страшной пыли и жары. Поть катился съ насъ градомъ. НЪкоторые изъ караульныхъ подталкивали отстающихъ въ бЪгу прикладомъ, а сзади Ъхало двое верховыхъ мадьяръ. Одинъ изъ арестованныхъ, еврей Арнольдъ, адвокатскій писарь изъ Войнилова, не могъ справиться со своей ношей и упалъ по пути. Сейчасъ - же подхватили его за руки и ноги нЪсколько калушскихъ евреевъ и, неся его на рукахъ, бЪжали вмЪстЪ съ нами. Однако, такъ какъ, повидимому, это все-таки сильно ихъ раздражало, да кромЪ того, кажется, они опасались подозрЪній въ сочувствіи еврею-измЪннику, то они кусали его на бЪгу въ затылокъ. Такимъ образомъ они проявляли тутъ одновременно и свою національную солидарность, и австрійскій патріотизмъ заодно…

На вокзалЪ насъ раздЪлили на двЪ группы и начали грузить насъ въ товарные вагоны. Въ особенности тяжело приходилось старикамъ, ибо ступенекъ при вагонахъ не было. По обЪимъ сторонамъ

входа въ вагонъ стояло по двое какихъ-то хулигановъ, которые кулаками били въ затылокъ каждаго, кто не былъ въ состоянiи скоро взобраться въ вагонъ. Не успЪли мы устроиться въ вагонахъ, какъ нашъ комендантъ, послЪ краткаго совЪщанія съ дежурнымъ по станціи, украинофиломъ Лукасевичемъ, приказалъ всЪмъ помЪститься въ одномъ вагонЪ вмЪстЪ со стражей, которая заняла треть вагона, то есть, его середину противъ дверей. При этомъ Лукасевичъ распорядился маневрировать вагономъ такимъ образомъ, что вагономъ бросало въ продолжение двухъ часовъ въ разныя стороны, отчего все время падали заключенные въ вагонЪ арестанты.

Наконецъ, вагонъ поставили передъ вокзаломъ. Тогда стоявшая въ сторонЪ и, по всей вЪроятности, ожидавшая этого толпа подошла къ нашему вагону. Посыпалась отборнЪйшая ругань. Поляки проклинали насъ, что мы мЪшаемъ имъ воскресить вновь ихъ отчизну, евреи ругали насъ ивмЪнниками, а мазепинцы укоряли насъ рублями и любовью къ царю, бросая при этомъ въ вагонъ камни и песокъ. Карауль не препятствовалъ безобразію, наобороть, коменданть постоянно поощрялъ толпу словами и жестами.

Наконецъ, въ два часа мы тронулись. Передъ каждой станціей нашъ комендантъ выгибался изъ сосЪдняго вагона, который самъ занималъ, и кричалъ со всей силы: „Москвофилы"! Моментально сбЪгались къ вагону ротозЪи съ цЪлой станцiи и начинались наново издЪвательства и угрозы. Больше всего издЪвались надъ нами въ БолеховЪ и ДолинЪ, только въ МоршинЪ разогналъ начальникъ станцiи толпу и далъ намъ возможность легче вздохнуть. Около семи часовъ вечера пріЪхали мы въ Стрый.

ЗдЪсь комендантъ караула запретилъ солдатамъ подавать намъ воду и хлЪбъ, а самъ ушелъ въ городъ, вслЪдствіе чего мы провели ночь относительно спокойно, хотя и въ голодЪ и жаждЪ. Только проЪзжающіе на фронтъ солдаты, наущенные желЪзнодорожниками, заглядывали въ нашъ вагонъ, а такъ какъ это были большей частью мадьяры, трудно было разобраться въ ихъ ругательствахъ и утрозахъ.

На слЪдующій день къ вечеру пріЪхали мы въ Дрогобычъ. Тутъ одинъ изъ нашихъ упалъ въ обморокъ. Позвали военного врача, и тоть, несмотря на то, что быль евреемъ и въ австрійскомъ мувдирЪ, категорически заявилъ, что такъ дальше Ъхать невозможно. Въ виду этого насъ раздЪлили на двЪ части. МнЪ съ отцомъ посчастливилось перейти въ вагонъ третьяго класса.

Казалось-бы, что Ъзда въ третьемъ классЪ должна быть лучше. На самомь дЪлЪ вышло не то. Изъ интелигенціи въ вагонЪ 3-яго класса Ъхало только насъ двое, въ виду чего зловредный желЪзнодорожный персоналъ обращался теперь съ оскорбленіями къ намъ. Обыкновенно вооруженные какимъ-нибудь желЪзнымъ ннструментомъ, они открывали вагонъ и угрожали намъ смертью. Въ ПерЪмышлЪ, напр., угрожали моему отцу разбить молотомъ колЪни. НаиболЪе мы опасались встЪчи на станцiяхъ съ санитарными поЪздами. Тутъ уже насъ прямо обвиняли во всЪхъ раненіяхъ и страданіяхъ выбывшихъ изъ строя солдатъ...

Сколько пришлось намъ перенести въ этомъ пути мученій, лучше всего показываетъ прискорбный случай, что священникъ Маркевичъ изь Берлогъ сошелъ съ ума во время Ъзды между Хировомъ и Перемышлемъ, вслЪдствіе

чего былъ оставленъ въ военномъ госпиталЪ въ ПеремышлЪ, гдЪ, по слухамъ, вскорЪ и умеръ.

Такъ доЪхали мы до Кракова. Машинистъ остановилъ поЪздъ въ сторонЪ, далеко отъ вокзала. Не успЪлъ мой отецъ сойти съ вагона, какъ подскочили къ нему комендантъ караула съ капраломъ ландверы и начали бить его прикладами. Я пробовалъ было защищать отца, но этимъ только стянулъ на себя ихъ вниманіе, и крЪпкія дула винтовокъ начали работать на моей спинЪ?. Били также руками и толкали до тЪхъ поръ, пока я не упалъ. Наконецъ, мы дошли до самого вокзала. Народу было здЪсь много, были также и польскіе легiонеры. Начался опять обычный погромъ. Били легіонеры, штатскіЪ, а даже комиссаръ полицiи. Слышны были возгласы : „москалофилы", „измЪнники", „родину намъ отнимаютъ" и т. п.

Я также получилъ крЪпкій ударъ по головЪ, благодаря сдЪланному кЪмъ-то замЪчанію, что я австрійскій чиновникъ.

Въ КраковЪ погрузили насъ снова въ товарные вагоны и повезли дальше. На утро мы проснулись уже на Моравской землЪ...

Д-р. М. Р. Крыжановскiй.