Рудецкій уЪздъ.

Въ г. Рудкахъ были арестованы: мЪщанинъ Ф. Химякъ, 78 лЪтъ, судъя Петръ Химякъ и братъ его Иванъ. Два послЪдніе были арестованы вслЪдствіе доноса евреевъ. Иванъ Химякъ оставилъ жену и семеро дЪтей. ВсЪ они были арестованы исключителъно потому, что они русскіе.

Въ с. Конюшкахъ были арестованы: свящ. Владиміръ Рыхлевскій, псаломщикъ Иванъ Баранъ и войтъ Михаилъ Химякъ. ВсЪ они пали жертвой доноса мазепинцевъ: гимназиста Ивана Моспана и крестьянина Михаила Коваля. Арестованный о. Рыхлевскій былъ нЪкоторое время спустя отпущенъ на свободу, но мазепинцы опять донесли жандармамъ, что о. Рыхлевскій чертитъ планы, ввиду чего жандармы, арестовавъ его вторично, увели его изъ села.

Въ с. ПорЪчьЪ-ГрунтЪ были арестованы: псаломщикъ Илья ОлЪярникъ, 50 лЪтъ, оставившій семеро дЪтей, и сынъ его Григорій, 16-лЪтній юноша. Донесли на нихъ мЪстные евреи и мЪстный настоятель прихода украинофилъ Грушкевичъ.

Въ с. Люблинскомъ-ПорЪчьЪ были арестованы крестьяне Василій Колода, Ф. Яремчукъ, Иванъ Яремчукъ и Петръ Яремчукъ.

Въ с. Задворномъ-ПорЪчьЪ жандармы арестовали, по доносу мЪстной учительницы-польки, начальника жел.-дор. станціи Андрея Мрака и о. Легуцкаго, настоятЪля прихода въ с. Пескахъ.

Въ с. Катериничахъ были арестованы крестьяне: К. Чурба, 64 лЪтъ, и сынъ его Казиміръ, Андрей Стельмахъ, Дмитрій Плугаторъ, 62 лЪтъ, Иванъ Толочка и сынъ его Федоръ, Иванъ Пришлякъ, Михаилъ и Лука Чурки, Иванъ Мазуръ, 70 лЪтъ и сынъ его Карлъ, Филемонъ Ляшъ, Григорій Прухницкій съ 8 -лЪтнимъ сыномъ Михаиломъ, Антонъ Борецкій, 66 лЪтъ, Никита Адамишинъ, Афанасій БЪликъ, 80 лЪтъ, и Андрей Плугаторъ. КромЪ перечисленныхъ, было арестовано впослЪдствіи еще много мужчинъ, женщинъ и дЪтей. Ихъ вытаскивали изъ домовъ и, согнавъ всЪхъ на площадь, отвели затЪмъ подъ конвоемъ въ Комарію „на замокъ", гдЪ евреи и мЪстные поляки забросали ихъ камнями. Двухъ женщинъ, пытавшихся бЪжать, солдаты закололи штыками. „На замкЪ" въ КомарнЪ продержали ихъ цЪлыя сутки подъ открытымъ небомъ безъ пищи и воды. Въ этой группЪ находилась также беременная женщина Марія Плугаторъ, которую пригнали изъ Катериничъ. Тутъ она, вслЪдствіе утомленія и испуга, преждевременно родила, однако, несмотря на ея стоны и мольбы, солдаты не разрЪшили никому придти ей съ помощью. "Пускай подохнетъ, собака!" — кричали солдаты. Новорожденный ребенокъ, не дождавшись помощи, задохнулся, когда несчастная женщина пыталась тутъ-же похоронить трупъ своего ребенка, солдатъ и этого ей не разрЪшилъ, а только вырвалъ его у нея изъ рукъ и бросилъ въ кусты, причемъ пригрозилъ заколоть каждаго, кто посмЪлъ - бы предать землЪ мертвое тЪло.

На слЪдующій день австрійскій офицеръ снялъ группу арестованныхъ и приказалъ отдЪлить мужчинъ отъ женщинъ и дЪтей. Мужчинъ увели дальше, женщинъ-же погнали на вокзалъ, приказавъ имъ оставаться здЪсь до вечера. Но женщины, опасаясь, что ихъ разстрЪляютъ, разбЪжались домой. Большиство уведенныхъ вернулось такимъ образомъ домой. Четыре мальчика пропали. Что съ ними случилось — неизвЪстно.

НЪсколько дней спустя, опять явилнсь въ Катерничахъ патрули, задержавшись въ деревнЪ всего на полъ часа, но и за это краткое время успЪли изнасиловать нЪсколько женщинъ и ограбить десятки крестьянскихъ хозяйствъ. Крестьянку Марію Зазулю, мать троихъ дЪтей, раздЪли до нага на глазахъ толпы и качали ее по колючему жнивью. Пойманному по дорогЪ крестьянину Андрею Плугатору завязали глаза, связали руки и ноги и увели его съ собой, подгоняя измученнаго и избитаго до крови крестьянина новыми ударами прикладовъ...

(„Прик. Русь", 1914 г. № 1486).

Изъ окрестностей м. Комарна. Сообщенія студента С. изъ села Монастырки возлЪ Комарна о массовыхъ арестахъ и казняхъ „руссофиловъ", о сожженіи цЪлыхъ селеній, о дикой расправЪ съ мирнымъ населенiемъ — это все какъ-будто точнЪйшая копія съ сообщеній всЪхъ русскихъ людей Галичины.

Расправа началась съ арестовъ. Во время мобилизаціи былъ арестованъ священникъ Дуткевичъ изъ с. Грушова, старикъ 70 лЪтъ, и жестоко избитъ жандармами на глазахъ его дочери и сбЪжавшихся крестьянъ. Дочь его, г-жа Козакевичъ, пытавшаяся умилостивить жестокаго жандарма слезами и мольбами, была имъ грубо оттолкнута и получила нЪсколько ударовъ прикладомъ. Въ той-же деревнЪ было арестовано много крестьян.

Въ с. Конюшкахъ Тулиголовскихъ были арестованы свящ. Рыхлевскій и вся громадская управа съ войтомъ и писаремъ во главЪ. КромЪ того были арестованы: свящ. Скобельскій изъ Горбачъ, Легуцкій изъ ПорЪчья, Созанскій изъ Волощи съ сыномъ гимназистомъ, Романовскій изъ Дмитрья, Гмитрикъ изъ ЗвЪсковичъ, 86 лЪтній старикъ о. Монастырскiй и много другихъ. Въ каждой изъ названныхъ деревень были также арестованы десятки крестьянъ. Хватали рЪшительно всЪхъ, кто былъ подписчикомъ русскихъ газетъ или членомъ О-ва Качковскаго, а даже просто тЪхъ, кто почему-либо былъ помЪхой мЪстному шинкарю еврею или просто мазепинскимъ агитаторамъ изъ мЪстныхъ учителей и студентовъ. Стоило только шепнуть на ухо жандарму, что такой-то подозрителенъ, и его немедленно арестовывали, заковывали въ цЪпи и отправляли въ Венгрію или Западную Австрію, а то проще на тоть свЪтъ, то есть, разстрЪливали на мЪстЪ.

Впрочемъ, арестовывали не всЪхъ. Когда всЪ тюрьмы были до невозможнаго переполнены "руссофилами", а отправлять все новыя партіи за предЪлы края оказалось довольно затруднительнымъ, дикая месть австрійскихъ властей выливалась въ другія формы. Съ „руссофилами" расправлялись по домашнему — били оглоблями, прикладами. Все это для острастки, въ назиданіе "хлопскому быдлу", сгонявшемуся для этой цЪли къ лобному мЪсту.

Въ с. МонастыркЪ, гдЪ живетъ нашъ разсказчикъ, произошелъ случай подобной простой расправы. Жандармы вытащили изъ дома крест. Ивана Байцара, предсЪдателя мЪстной читальни Об - ва им. Мих. Качковскаго, вывели его на площадь передъ сельскимъ управленіемъ и тамъ жестоко избили прикладами; особенно неистовствовалъ жандармъ - полякъ Домбровскій изъ Погорецъ. Отецъ несчастной жертвы, престарЪлый ВойтЪхъ Байцаръ (кстати сказать, полякъ - колонистъ), за мольбы о пощадЪ сына получилъ также несколько ударовъ прикладомъ. ПослЪ Байцаровъ пришла очередь на крест. Вас. Пащака, предоставившаго свой домъ для читальни О-ва Качковскаго; онъ былъ тоже избитъ на глазахъ всей деревни. Окончивъ своеобразное "правосудіе", жандармъ Домбровскій заявилъ толпЪ, что онъ такъ-же само поступитъ со всЪми „руссофилами" въ деревнЪ.

Все это происходило во время мобилизаціи до начала военныхъ дЪйствій.

Настоящіе ужасы начались послЪ сраженій на Гнилой ЛипЪ и подъ Николаевымъ. БЪжавшія къ Сяну австрійскія полчища жгли, грабили, вЪшали, насиловали, какъ дикая орда гунновъ.

3а свои пораженія мстили „руссофиламъ-измЪнникамъ", этимъ „главнымъ виновникамъ австрійскихъ пораженій". НЪтъ села, гдЪ бы не было повЪшенныхъ, звЪрски изувЪченныхъ. Село Устье сожжено до тла мадьярскими гонведами, которые бЪгали по селу съ горящими головнями и поджигали каждый домъ отдЪльно, стрЪляя по крестьянамъ, пытавшимся тушить пожаръ. Много труда стоилъ имъ поджогъ школы, зданія каменнаго и крытаго черепицей. Гонведы взобрались на крышу, сорвали черепицу, вырубили отверстіе, сунули туда снопъ соломы и подожгли. Школа сгорЪла.

Отъ села Новоселокъ не осталось тоже ни слЪда.

Въ с. ДмитрьЪ, возлЪ Щирца, въ приходской домъ ворвалось пять драгунъ съ вахмистромъ во главЪ; они вытащили изъ дому жену и дочь свящ. Романовскаго (самъ онъ былъ высланъ въ началЪ мобилизаціи) и тутъ-же на мЪстЪ вынесли имъ обЪимъ смертный приговоръ „за руссофильство". Къ счастью, подъЪхалъ офицеръ и отмЪнилъ этотъ приговоръ. Онъ только грубо выругалъ испугавшихся до смерти женщинъ и приказалЪ имъ не выглядывать на улицу, иначе „вздернетъ ихъ, какъ собакъ".

("Прик. Русь", 1914 г. №1431).

С. Вел. Горожанна.

(Сообщеніе пок. о. М. Матковскаго).

Въ с. Вел. Горожанну — по разсказу пок. свящ. М. Матковскаго, мЪстнаго настоятеля прихода, — пришли 28 августа австрiйскія войска. Въ моемъ домЪ находились тогда, кромЪ моей дочери, свящ. Михаилъ Заяцъ изъ Малой Горожанны и гимназистъ М. Стасевъ.

Пополудни того-же дня явился ко мнЪ офицеръ съ отрядомъ гонведовъ. Войдя въ комнату, онъ заявилъ намъ, что мы арестованы, ибо, по полученнымъ имъ свЪдЪніямъ, мы давали свЪдЪнiя русскимъ войскамъ о движеніи австрійской арміи. СлЪдуетъ замЪтить, что въ моей деревнЪ есть много мазепинцевъ. Въ своей ненависти ко всему русскому они способны на ложные доносы, провокацію и т. п., лишь бы только уничтожить своего партійнаго противника.

Несмотря на наши клятвы и увЪренія, что это ложный доносъ, насъ вывели подъ конвоемъ во дворъ. Туть моя дочь лишилась чувствъ. Тогда офицеръ, подскочивъ къ ней, приложилъ револьверъ къ ея головЪ и закричалъ по польски: „Вставай собака, а то я сейчасъ-же пущу тебЪ пулю въ лобъ."! Когда крикъ офицера не помогъ, гонведы облили ее холодной водой, а затЪмъ занесли въ комнату. Насъ повели послЪ этого къ мЪстному крестьянину-мазепинцу Григорію Василишину, который долженъ былъ показать — кто мы такіе: мазепинцы или русскіе? Василишинъ заявилъ, что мы всЪ „староруссы", и насъ сейчась-же повели къ дивизіонному командиру, квартира котораго находилась въ помЪщеніи мЪсткой читальни „Просвіты". Тамъ застали мы арестованнаго крестьянина-патріота Ивана Ксенчина и мазепинца, студента учит. семинаріи, Хамуляка, который донесь, что Ксенчинъ „руссофилъ", а теперь долженъ былъ поддержатъ свое обвиненіе За „руссофильство", та есть, за открытое признаніе себя русскимъ, полагалась смертная казнь.

НЪсколько минутъ спустя явился командиръ и, указывая на меня, приказалъ солдатамъ: „Вотъ его завтра

И все это дЪлалось безъ суда, безъ свидЪтелей, только на основаніи одного показанія украинофила Василишина. Мои представленія, что нЪтъ человЪка, который могъ-бы съ чистой совЪстью подтвердить возводимыя противъ меня обвиненія, не произвели на австрійскаго офицера никакого впечатленiя.

Одна из экзекуцiй.

Тутъ вмЪался другой офицеръ (по національности — сербъ), заявив командиру, что, по собраннымъ имъ у крестьянъ свЪдЪніямъ, сдЪланный на меня доносъ не имЪетъ никакихъ основаній. Въ отвЪтъ на это заявленіе офицера-серба, командиръ въ нашемъ присутствіи сдЪлалъ ему строгій

выговоръ за то, что онъ вмЪшивается не въ свое дЪпо, но нЪсколько минутъ спустя перемЪнилъ свое рЪшеніе и приказалъ отвести насъ подъ конвоемъ въ с. Хлопы, возлЪ Рудокъ, предоставляя окончательное рЪшеніе нашей участи стоявшему тамъ на квартирЪ главнокомандующему.

Мы шли цЪлую ночь. Конвойные и встрЪчные солдаты били насъ прикладами и плевали въ лицо, бросая по нашему адресу грубыя ругательства, въ родЪ: „Russische Spione, Hunde, Рорen".

Наконецъ, мы пришли въ Рудки. Насъ повели прямо къ главнокомандующему, у котораго находился въ то время архикнязь Карлъ Францъ-Іосифъ. НЪсколько времени спустя намъ объявили, что мы, за отсутствiемъ виновности, свободны и можемъ идти домой.

Въ с. Малой ГорожаннЪ въ началЪ войны быпи арестованы: свящ. Михаилъ Заяцъ, студ. А. М. Заяцъ и нЪсколько крестъянъ. Во время сраженій, происходившихъ на линіи

С. Борче. Еще до войны были арестованы и высланы: свящ. Ю. Легуцкiй, студентъ В. С. Михалиничъ и нЪсколъко человЪкъ крестьянъ. Явившіеся въ село, послЪ объявленія войны, отряды австрійскихъ солдатъ звЪрскимъ образомъ издЪвались надъ оставшимся населеніемъ. Пятнадцать человЪкъ арестованныхъ, ночью, въ одЪхъ рубахахъ и связанныхъ, водили изъ деревни въ деревню, избивая ихъ до крови прикладами. Жену одного изъ арестованныхъ солдаты изнасиловали на его-же глазахъ. У нЪкоторыхъ крестьянъ уничтожали ихъ имущество — рубили шашками овощи, выносили изъ клунь немолоченый хлЪбъ во дворъ, и топтали его лошадьми, опрокидывали ульи и т. п. Въ этихъ подвигахъ принимали участіе также офицЪры. Крестьянину Н. Заболотному офицеръ приказалъ бЪжать рядомъ со своей лошадью, угрожая разстрЪломъ въ случаЪ, если онъ отстанетъ или упадетъ. НЪсколько крестьянъ были привязаны къ деревьямъ на кладбищЪ. Въ такомъ положенiи имъ пришлось оставаться въ продолженiе сутокъ. Но мало того. Австрійцы, не считаясь съ религіозными чувствами населенія, ворвались въ церковь и, ища рублей и амуниціи, сорвали полъ, разбили церковную кассу, заграбили найденныя въ ней деньги и разгромили престолъ.

(„Прикарп. Русь", 1914 г., № 1430.)