тюрьмы я еще не получилъ обвинительнаго акта, котораго я жду съ нетерпЪніемъ. Я удивляюсь самъ себЪ и силЪ моего отпора, что мое здоровье надломалось очень мало, несмотря на то, что я въ трехлЪтней тюрьмЪ перенесъ ужаснЪйшія душевныя муки. Теперь я уже оставилъ всякую надежду и не ожидаю освобожденія отъ мученій. Ужасъ терзаній, пытку, надруганія всякаго рода, голодъ и прочія лишенія, которыя несетъ съ собою арестъ, я переношу съ стойкимъ спокойствіемъ и силу къ жизни черпаю въ сознаніи, что я совершенно не виновенъ, что моя совЪсть чиста — я даже горжусь этимъ, что я мучусь такъ страшно единственно и исключительно черезъ мое національное чувства. КрЪпко убЪжденъ я, что доносчики, которые ввергли меня въ муки, не уйдутъ отъ должнаго наказанія и правда восторжествуетъ.
Если Вамъ не тяжело, прошу прислать мнЪ сухарей, сахару, шоколадъ и проч. непортящіеся вещи, за что буду вамъ очень благодаренъ. Съ чувствомъ глубокаго къ Вамъ почтенія, остаюсь преданнымъ—д-ръ Владиміръ Лаврецкій. Wien, IX. K. u. k. Garnisonsgericht, Rossauerkaserne ll. Hof.
* * *
Терезинская крЪпость была названа нЪмцами : die kleine Festung, по-чески она называлась и называется mala pevnost Ha самомъ дЪлЪ это не малая, a большая крЪпость съ многочисленными бастіонами, сильными укрЪпленіями и военными устройствами со временъ Маріи Терезіи и ея сына Іосифа II. Милліоны кирпичей въ землЪ и надъ землею, ровные и глубокіе рвы, всякаго рода казармы для солдатъ и постройки для лошадей, снаряженія и хлЪба доказываютъ, что не мало потрачено человЪческой силы, народнаго добра и времени. Не подлежитъ сомнЪнію, что тамъ таскалъ камни и бродилъ по грязи „вЪрный найяснЪйшему пану Русинъ".
Тотъ же преданный и вЪрный рабъ былъ загнанъ штыкомъ и прикладомъ въ мокрое подземелье, въ темные и сырые погреба, въ вонючія клоаки и конюшни, которыя строилъ его дЪдъ-рабъ. Судьба знаетъ зло посмЪяться, но такъ, какъ она посмЪялась надъ русскимъ галичаниномъ, не смЪялась ни надъ однимъ народомъ. Въ то время когда Василій Щуратъ писалъ похвальныя отзывы за то, что ушедши передъ русскими, нашелъ мЪсто „до ин дэ" и знаетъ Gmund-ы, одна тысяча галичанъ гнила въ навозЪ соломы, наполненой вшами, валялась въ конскомъ навозЪ, костенЪла на холодныхъ камняхъ, изнывала въ смрадной тюрьмЪ. Не голодъ съЪдаетъ человЪка въ темницЪ, a его гложетъ упорнымъ червякомъ мука, его уничтожаетъ тихо и медленно то страданіе, черезъ которое ему не милы: солнце, люди и жизнь.
Прибавить надо, что разные Salmann-ы держали людей какъ скотовъ, не дали имъ ни бЪлья ии обуви, лишили ихъ свЪта и книжки и заставили повиноваться дикому, грубому: hersus! и einrucken! Оставалось одно занятіе: истреблять вшей, чтобы не быть ими изгложеннымъ.
Въ такомъ тяжеломъ положеніи явились съ помощью „арестантамъ" двЪ благородныя чешки: Aннa Лaубе и Юлія Куглеръ. Они принесли необходимое для существованія: мыло,
|