Разсказъ крестьянина о своемъ арестЪ.
ПослЪ мобилизаціи въ 1914 r. не стало молодыхъ рабочихъ рукъ и намъ старикамъ пришлось доканчивать сборъ хлЪба съ поля.
Солнышко начало клониться къ западу. Въ тяжеломъ раздумьи, пригнувшись къ землЪ, собиралъ я пшеницу. Когда немного выпрямился, увидЪлъ передъ собой двухъ жандармовъ и девять ландштурмистовъ во главЪ съ комендантомъ Ковальскимъ изъ Звенигорода, которые обступили меня со всЪхъ сторонъ. Если бы кто смотрЪлъ со стороны то подумалъ бы, что эти люди ловлять кого то очень опаснаго.
Комендантъ приказалъ мнЪ поднять руки вверхъ, сдЪлалъ обыскъ въ моихъ карманахъ, и въ снопахъ пшеницы, но не найдя ничего подозрительнаго, велЪлъ вести меня въ село, гдЪ произвелъ ревизію въ моемъ домЪ. Между бумагами жандармы нашли приглагашеніе на засЪданіе „Русской Рады", что было причиной разныхъ ругательствъ на счеть русскихъ, a одинь крестьянинъ-ландштурмистъ изъ Звенигорода поднесъ кулакъ, желая меня ударить въ лицо. Меня оставили пока подъ домашнимъ арестомъ, a на слЪдующій день т. е. 4 августа въ 3 часа утра жандармъ Ковальскій съ 3-мя ландштурмистами все таки забрали на жандармскій постъ въ Звенигородъ, гдЪ тамошніе украинцы бросали въ меня болотомъ и кричали: „на гакъ зъ зрадныкамы-кацапамы" a жена коменданта, какъ кошка, набрасывалась на меня требуя рвать съ меня кожу да солить.
ПослЪ допроса перевезли меня въ уЪздный городъ Бобрку и тутъ посадили въ тюрьму. Позвали въ судъ.
Судья Вассерманъ прочелъ мнЪ обвинительный актъ. Обвиняли меня крестьяне изъ Шоломыи: Петръ Лоба, предсЪдатель читальни „Просвиты" и войтъ Григорій Болкотъ въ томъ, что я держалъ у себя русскаго агитатора свящ. Гудиму, что ко мнЪ часто пріЪзжали студенты изъ Львова, a 2-го августа ночью съ какими-то „панами" дЪлалъ планы для русскихъ войскъ, что я, какъ организаторъ округа, получилъ изъ Россіи два вагона риса и кукурузы и роздавалъ крестьянамъ въ цЪляхъ агитаціонныхъ. Въ отвЪтъ на это, я предложилъ судъЪ желЪзнодорожный переводъ, въ которомъ было написано, что кукурузу получили мы посредствомъ О-ва Качковскаго изъ Будапешта, a рисъ изъ Одерберга и продавали въ долгъ, чтобы такимъ образомъ помочь крестьянамъ во время голода въ 1913 году. При томъ замЪтилъ я, что Будапештъ и Одербергъ, кажется, находятся въ Австріи, но не въ Россіи. ВЪрно, что ко мнЪ пріЪзжали знакомые студенты изъ Львова, но этого не считаю никакимъ прогрЪшеніемъ, такъ какъ всякій можетъ у себя гостить своихъ знакомыхъ.
ПослЪ продолжительной конференціи съ начальникомъ суда, судья Вассерманъ освободилъ меня подъ условіемъ, что не смЪю никуда уходить изъ своей деревни и на воззваніе долженъ немедленно явиться въ судъ. Не долго радовался я своей половинчатой свободой. На другой день пріЪхалъ въ Шоломыю комиссаръ изъ староства въ БобркЪ съ 3-мя жандармами, позвалъ меня въ читальню о-ва Качковскаго, сдЪлалъ обыскъ, запечаталъ библіотеку, a меня вторично арестовалъ и повезъ въ тюрьму.
|