Терезинская тюрьма.

Жизнь въ ТерезинЪ сравнительно была сносной въ первое время. КрЪпостная администрація, состоявшая частично изъ чеховъ, относилась къ намъ сочувственно и мы могли постепенно пользоваться нЪкоторой свободой въ предЪлахъ тюремной дисциплины. Неоффиціально разрЪшалось днемъ гулять весь день во дворЪ крЪпости, гдЪ интеллигенція проводила время за игрой въ шахматы или преферанса, молодежь занималась гимнастическими упражненіями, a крестьяне занимались все время разговорами и предположеніями о будущей жизни въ ГаличинЪ. ВсЪ были убЪждены, что Галичина отойдетъ отъ Австріи къ Россіи.

Положеніе наше рЪзко измЪнилось со времени военныхъ неудачъ Австріи. У насъ была отобрана казенная постель, главнымъ образомъ соломенные матрацы и увезены въ военные госпитали и узникамъ пришлось спать на холодномъ каменномъ полу, потому что невозможно было пріобрЪсти собственную постель и бЪлье за отсутствіемъ матеріальныхъ средствъ у арестованныхъ. ВслЪдствіе этого завелись насЪкомыя. БолЪе опытные и энергичные изъ нашей среды постарались о керосинъ и, смазывая имъ все тЪло и бЪлье, предохранили себя до нЪкоторой степени отъ назойливыхъ паразитовъ.

Осенью узники шли на принудительныя полевыя работы и къ постройкЪ бараковъ для военноплЪнныхъ. Отъ нихъ узнало чешское населеніе о господствующей въ крЪпости нуждЪ и посредствомъ доброй Aнны Лayбе, державшей въ крЪпости лавочку, снабжали насъ одеждой, бЪльемъ и провіантами. Все это пріобрЪталось

на средства, собранныя чехами между собой.

Опять улучшилось наше положеніе со времени выдачи жалованья чиновникамъ и священникамъ, находившимся въ заключеніи. На деньги пріобрЪталось все необходимое; безденежные могли занимать у своихъ знакомыхъ, получавшихъ жалованье, вконцЪ деньгами, собранными въ складчину задобривались строгіе надзиратели.

Наше время проходило на допросахъ, производимыхъ военными слЪдователями, прививкЪ, дезинфекціи, работахъ. Постепенно стали узники приготовляться къ надходившей зимЪ. ПріобрЪталась теплая одежда.

Интеллигенція теперь размЪстилась въ кавалерійскихъ казармахъ въ предЪлахъ крЪпости, a крестьяне остались на старыхъ мЪстахъ, т. е. въ камерахъ и въ кавалерійскихъ конюшняхъ. Въ 6 ч. вечера заключенныхъ загоняли въ помЪщенія и всЪ входы на глухо запирали.

Были между арестованными и провокаторы, нырявшіе вездЪ, и затЪмъ доносившіе властямъ о разговорахъ и настроеніяхъ среди узниковъ. Наши крестьяне, не получая никакой поддержки изъ дому, принялись за рукодЪлье. Они дЪлали крестики, табакерки, мунштуки, коробочки, изготовляли соломенную обувь и шили костюмы. Все то покупала интеллигенція.

Съ приходомъ въ Терезинъ русскихъ военноплЪнныхъ, наши земляки стали неузнаваемы. ДЪло въ томъ, что наступилъ живой обмЪнъ одежды. Трудно было иногда отличить заточенца-галичанина, одЪтаго въ русскую шинель и папаху отъ русскаго солдата. ВпослЪдствіи тюремная администрація запретила русскимъ мЪнять и продавать одежду.

Комендантъ Терезинской крЪпости былъ человЪкъ не строгій. Съ его согласія было намъ разрЪшено въ день Рожд. Христова служить св. литургію. Уніатамъ служилъ свящ. Н. Малый, a православнымъ два военныхъ священника: сербъ и румынъ. Народъ исповЪдывался и причастился къ встрЪчЪ великаго праздника.

Радость была въ то время между заточенцами рЪдкая.

Въ ТерезинЪ мало было смертныхъ случаевъ. Умирали по большей части старики. Народъ жилъ постоянно на свЪжемъ воздухЪ и мало болЪлъ. Оффиціальнымъ врачемъ арестованныхъ былъ назначенъ арестованный д-ръ Цюкъ изъ Самбора, который находился постоянно въ пріемной комнатЪ, a по камерамъ и казармамъ обслуживалъ больныхъ частнымъ образомъ д-ръ Лаврецкій. МнЪ самому пришлось прибЪгать къ его медицинскимъ совЪтамъ. Я заболЪлъ апендецитомъ и по распоряженію военнаго врача былъ отправленъ въ центральный лазаретъ въ большой крЪпости. Д-ръ Лаврецкій не совЪтовалъ мнЪ поддаваться операціи, лишь соблюдать строгую діету. Трижды предлагали мнЪ нЪмецкіе хирурги подписать заявленіе о моемъ согласіи на операцію, но я отказывался. Своему врачу я больше вЪрилъ, и въ этой вЪрЪ я не ошибся

— So werden sie, wie Hund Krepieren! — закричали нЪмцы и оставили меин въ покоЪ. Вечеромъ санитаръ принесъ мнЪ, за вознагражденіемъ, втихомолку ледъ для прикладыванія къ больному мЪсту. Такъ я подъ опекой санитара-чеха и навЪщавшаго меня д-ра Лаврецкаго, сталъ постепенно поправляться. НавЪщали меня часто и обнадеживали свящ. М. Романовскій съ моимъ братомъ Евгеніемъ. Они

помЪщались въ то время въ казармахъ въ малой крЪпости.

На третій день послЪ моего прибытія въ лазаретъ осматривалъ больныхъ штабсъ-врачъ, онъ, осмотрЪвъ меня, началъ было въ остромъ тонЪ политическій разговоръ. МнЪ не хватало физическихъ силъ для разговоровъ съ нЪмцемъ и я молчалъ.

ПослЪ выздоровленія уЪхалъ я 1-го мая въ числЪ нЪсколькихъ сотъ терезинцевъ въ Талергофъ.

Ю. H. Киселевскій

изъ Коломыи.

* * *

Въ четвергъ вечеромъ 3-го сентября 1914 г. пріЪхали мы въ Терезинъ, находящійся въ сЪверной Чехіи. По нашемъ прибытіи, посадили въ крЪпость въ квартиры кавалерійскихъ казармъ. За все время путешествія это былъ первый ночлегъ на соломЪ. На слЪдующій день мы прохаживались по землянымъ валамъ кругомъ крЪпости. День былъ хорошій, вездЪ зелень, много знакомыхъ, a всЪхъ арестованныхъ находилось въ ТерезинЪ около 1000 человЪкъ. Я раздЪлся и посмотрЪлъ на свои плечи, которые отъ побоевъ, полученныхъ въ КраковЪ, кожа была темносиняго цвЪта. СвидЪтелями того были: бухгалтеръ Иванъ Пашкевичъ и купецъ Владиміръ Дригиничъ изъ Львова. Въ полдень выдали намъ котелки и обЪдъ, a послЪ прогулки и ужина насъ запирали на ночь въ казармахъ. Гулять разрЪшалось въ узкомъ внутреннемъ дворЪ. Въ ненастные дни, сидЪли мы почти цЪлый день подъ замкомъ въ казармахъ. Такъ жили мы въ продолженіи трехъ мЪсяцевъ. Случалось, что наши ключники, идя на базаръ за покупками для кухни и буфета, брали съ собой охотниковъ изъ среды узниковъ въ городъ. Вообще жизнь въ ТерезинЪ была довольно сносная, благодаря сочувствію и матеріальной поддержкЪ чеховъ. Дисциплина постепенно малЪла, не запирали насъ больше въ душныхъ кавалерійскихъ помЪщеніяхъ, разрЪшалось свободно ходить на казарменный дворъ и гулять тамъ подъ надзоромъ стражи.

Крыжановскій,

с. Небыловъ, Калушскаго уЪзда.

* * *

Я былъ арестованъ австрійскими жандармами 28-го августа 1914 г. въ 11 час. ночи и препровожденъ въ Терезинъ, въ Чехіи, вмЪстЪ съ священниками: Даніиломъ Пирогомъ изъ Тихани, Николаемъ Феленчакомъ изъ Полянъ и крестьянами: Михаиломъ Кушварою, Яковомъ Дзюреемъ, Лешкомъ ГаладЪемъ изъ Мшанны и Яковомъ Пушкаремъ изъ Тылявы.

ІІуть къ западной границЪ Галичины былъ для насъ однимъ мученіемь вслЪдствіе издЪвательствъ со стороны населенія ж.-дор. станцій, черезъ которыя приходилось переЪзжать. За границей Галичины было намъ оказано сочувствіе и даже матеріальная помощь со стороны чешскаго населенія.

Въ ТерезинЪ былъ я заключенъ 29-го октября безъ допроса въ

одиночную камеру, въ которой раньше сидЪлъ извЪстный сербъ Габриновичъ и просидЪлъ тамъ полныхъ два мЪсяца, т. е. до 28-го декабря 1914 года, a затЪмъ былъ переведенъ въ общую арестантскую казарму.

7 - го мая 1915 года былъ я отправленъ съ эшелономъ въ Талергофъ.

Свящ. Влад. Дуркотъ

изъ с. Мысцовой, Кросненскаго у.

* * *

Мы погрузились въ поЪздъ на главномъ вокзалЪ въ ЛьвовЪ. Женщинамъ и священникамъ были отведены вагоны третьяго класса, a остальнымъ теплушки. Несмотря на дурное предчувствіе дальнЪйшей нашей судьбы, мы все таки радовались, что разстаемся съ лъвовскими Бригидками.

Начальникомъ транспорта былъ бродскій еврей. Намъ было строго воспрещено выглядывать и слазить съ вагоновъ, a конвойнымъ приказано прикалывать неподчиняющихся установленному маршрутному порядку.

На жел.-дор. станціяхъ Моравіи встрЪчное населеніе спрашивало „кого везутъ?" и получало отъ конвойвыхъ и жел.-дор. прислуги отвЪтъ, что „руссофиловъ". Между нами были также чехи, проживавшіе до начала войны во ЛьвовЪ и попавшіе наравнЪ съ нами въ тюрьму. Они поясняли моравскому населенію мЪткими выраженіями, кого везутъ и изъ кого состоитъ транспортъ.

Подобныя разъясненія были въ нашу пользу. Кто-то изъ публики послалъ въ Прагу телеграмму и когда 29-го августа мы очутились въ ПрагЪ, чешское населеніе оказало намъ радушный пріемъ; намъ казалось, что мы въ ПрагЪ гости, a не обвиняемые въ предательствЪ. Чешскія женщины подали намъ завтракъ, обЪдъ и ужинъ въ вагоны.

Когда мы пріЪхали въ Терезинъ, насъ встрЪтили на вокзалЪ наши землячки украинофилы цинически-площадной бранью и провожали насъ до самой крЪпости.

Въ крЪпости ощущался больше всего недостатокъ нижняго бЪлья, ибо насъ арестовывали въ чемъ попало.

Однако и тутъ насъ выручили чехи. Главной иниціаторшей и организаторшей несенія помощи арестованнымъ галичанамъ являлись Анна Лаубе и Юліанна Куглерова. ОнЪ занялись собираніемъ бЪлья и платья между чехами и такимъ образомъ имъ удалось устранить грязь, господствовавшую въ крЪпости. Являясь дважды въ недЪлю въ терезинскую крЪпость, г-жа А. Лаубе и Ю. Куглерова переодЪли почти всЪхъ узниковъ. Позже, когда государственнымъ чиновникамъ и духовенству начали выдавать жалованье, среди арестантовъ организовался „благотворительный комитетъ" для несенія помощи тЪмъ изъ насъ, которые были лишены всякой поддержки. A такихъ было очень много, такъ какъ большинство ссыльныхъ составляли крестьяне. Помощь была необходима въ виду ухудшенія казеннаго пропитанія. ХлЪбъ выпекался вначалЪ изъ кукурузной и бобовой муки, a во время ухудшенія пищи, изъ каштановъ и картофельной муки пополамъ съ березовыми отрубями.

Главнымъ иниціаторомъ этого благого дЪла былъ судья Григорій ГлЪбовицкій, a весьма дЪятельное участіе въ „комитетЪ несенія помощи" принимало

два православныхъ священника изъ Америки. Членами-попечителями этого благотворительнаго комитета были священники, госуд. чиновники и тЪ изъ крестьянъ, которымъ выдавались казной суммы въ уплату за взятые у нихъ въ первыхъ дняхъ войны военнымъ вЪдомствомъ лошади и рогатый скотъ.

Зимой въ ТерезинЪ крестьяне выдЪлывали вмЪстЪ съ русскими военно-плЪнными соломенные валенки для австрійской арміи. За это получили они по парЪ бЪлья и по парЪ старыхъ солдатскихъ ботинокъ. Въ праздники Рождества и СвЪтлаго Воскресенія Христова было намъ разрЪшено до зари сходить подъ конвоемъ въ костелъ.

Такъ прожили мы въ ТерезинЪ до мая мЪсяца 1915 г.

А. Г. Полищукъ.

Похороны крест. Андрея Феодоровича Рудко.

Жизнь въ ТерезинЪ была невеселая, но все таки спокойнЪе галицкаго ада. Голодали тЪ, у кого не было при себЪ денегъ. Со временемъ и это уладилось, голодающими занялся комитетъ чешскихъ женщинъ. Арестованные были вызываемы многократно на допросы и распредЪляемы на группы. „Опасные" были отправлены въ Талергофъ, a „менЪе опасные" опредЪлялись на конфинировку по нЪмецкимъ селеніямъ или же на военную службу.

На многихъ терезинцахъ отразились послЪдствія галицкихъ побоевъ, въ особенности на лицахъ постарше вЪкомъ. Тутъ скончался послЪ непродолжительной болЪзни 71-лЪтній Андрей Ф. Рудко. Похороны состоялись на Терезинскомъ кладбищЪ при участи 15 лицъ галичанъ. Въ числЪ участвовавшихъ была жена покойнаго, Екатерина, землякъ Феодоръ Андруховъ и 12 студентовъ, составившихъ хоръ. ТЪло сопровождалъ къ мЪсту упокоенія свящ. Зарицкій изъ Козлова, Бережанскаго уЪзда. ПЪніе хора привлекло многочисленную чешскую публику и такимъ образомъ бЪдные похороны сЪраго галицкаго арестанта превратились въ величавое похоронное шествіе.

Иванъ А. Рудко.