|
Тревога и печаль видна на скорбныхъ лицахъ молящихся.
Судорожно вздрагиваетъ и колеблется пламя массивныхъ свЪчей по бокамъ маленъкаго иконостаса предъ двумя огромными иконами.
Строго глядятъ лики святыхъ на стЪнныхъ фрескахъ западнаго письма.
И снова возникаетъ тревожная мысль, что эти холодныя, тяжелыя плиты хранятъ какую то мрачную тайну — память объ ужасахъ средневЪковья, объ упорной борьбЪ за родную, старую вЪру и о мучительныхъ насиліяхъ надъ героями-борцами...
* * *
Мы зашли на пЪніе въ церковь, — священника не было, служили сами солдаты. Было Рождество Богородицы. ПЪли часы и тропари. Церковь старинная съ удивительной колокольней и оградой византійскаго стиля, крытой гонтомъ, обсадженной елями. Въ этой археологической прелести — щели въ палецъ, но въ ней — масса интереснЪйшихъ старинныхъ памятниковъ церковнаго искусства.
Никогда, кажется, я не испытывалъ такого религіознаго чувства и умиленія, какъ на этомъ солдатскомъ богослуженіи. Былъ сначала благовЪстъ. Сошлись и крестьяне. Тутъ все старики, семейные хозяева. Церковка биткомъ набита солдатами. Они поютъ и молятся. Горитъ и мерцаетъ масса свЪчей. Выходитъ впередъ запасный, рыжій и грубый обозный, онъ падаетъ на колЪни и умилительно, безпредметно молится; a хоръ мужиковъ стройный, прочувствованный поеть, хватая за живое:
— „На тя Господи уповахомъ, научи мя оправданіемъ Твоимъ"...
И голоса пропитаны слезами; лица хотябы старшаго кузнеца — унтеръ-офицера съ тремя полосками — спокойнаго силача, — орошены умиленными слезами. Вотъ по его мужественному лицу покатится слезинка.
— „Яко же согрЪшихъ предъ Тобой"...
Но вотъ, торжественное вЪрой и упоеніемъ звучитъ : „Во свЪтЪ Твоемъ узримъ свЪтъ"...
Тропарь Богородицы на Рождество Ея звучитъ уже бодро: „Яко Спаса родила еси душъ нашихъ". ПрипЪвъ къ ектеніи „Помилуй мя, Боже, помилуй мя" пЪли на разные лады, дружно и трогательно. Слезы катились изъ глазъ, въ груди щемило, въ горлЪ щекотало и я поспЪшилъ на почту, на ждавшую насъ „вольную" подводу одного изъ мЪстныхъ мужиковъ, присоединенныхъ къ обозу.
Почти повсемЪстно остался гал.-русскій народъ безъ своихъ священниковъ, увезенныхъ австрійцами, между тЪмъ какъ священники мазепинскаго толка оставили большей частью свою паству на произволъ судьбы и бЪжали вслЪдъ за австрійцами.
И вотъ въ горячихъ молитвахъ, хотя и безъ священниковъ, но при повышенномъ религіозномъ настроеніи, находитъ народъ душевное утЪшеніе, причемъ закрЪпляется въ его душЪ сознаніе народнаго и религіознаго единства съ освободителями солдатами въ гармоніи общихъ молитвъ.
(Изъ газ. „Кіевская Мысль").
|