Талергофский Альманах
Выпуск III. ТАЛЕРГОФЪ. Часть первая.
Главная » Талергофский Альманах 3
64

Февраль 1915 г.

1. и 2. фев. — Руссиняк, народный учитель из Ганчовой (Горлицкаго уезда), умер в госпитале 2-го февраля. Вл. Гоноцкий, Хроновяк, Осип Бачинский, Старко, двое Мелещаков, два Лисы, Середа, Качмар, Цыруль и Муранец, идут в баню, a оттуда переходят в другой барак. Люди из 4-ого барака идут частью в землянки, частью в 6, 8 и 9 бараки, a на их место приходят другие. Комендант лагеря, полковник, получив чин генерала, вышел в отставку. Мы свободно вздохнули, ибо надеемся, что уж хуже не будет. Вчера капитан, произведенный в майоры, призвал всех комендантов бараков и обнадежил нас, что к 1-му марта мы все будем дома, по скольку — не будем болеть, или же не умрем. Утром и вечером сильная стужа и густой туман.

Вследствие недостатка движения у большинства наступили такие запоры, что только значительныя дозы каломели или глауберовой соли могут очистить желудок.

В бараке делают из дерева рамки для картин, чемоданчики и подошвы для сапог специфически Талергофскаго типа. Другие пробавляют ничего не стоющее время игрой в карты, многократным чтением одной и той же книги, пением, беседами, гуляньем и т. п. занятьями.

65

Перегинец, с иглой в руках, ведет упорную борьбу с постоянно распадающимися по швам брюками.

Богдан Кмицикевич сшивает тетрадку для неизвестной пока цели. Софроний Криницкий, закурив в бараке люльку, оглядывается боязно по сторонам, не видит ли его кто-нибудь из представителей власти. В бараках снова курить запрещено. Ж. со сосредоточенным видом молится. Базар и Труш неподвижно лежат на соломе. Освобожденные с нетерпением ожидают минуты, когда их переведут в карантинный барак. На лице их написана горячка ожидания.

Д-р Роман Дорик скончался 2-го февраля в тифозном госпитале. В нашем бараке правят панихиду. Утром состоялись его похороны, после панихиды четверо людей понесли его гроб, который на солнце ярко блестел; остальных умерших везли другие лица на санках. Мы все вышли перед барак и взором сопровождали похоронное шествие, прощаясь мысленно с молодым нашим врачем, сопровождать нам похороны вследствие изолировки нашего барака нельзя было.

Отец учителя Емилиана Гривны умер тоже от тифа. Несмотря на закрытье нашего барака, как тифознаго, врач все же разрешил постовым солдатам брать на работы по 20 человек ежедневно. По причине участившихся смертных случаев, все ходим как убитые.


Санитарный обход.

4. фев. — Получаю на наш барак 47 датских одеял, у всех оказалось теперь по одеялу, за исключением о. Курилло, который отказался взять одеяло. В 7 часов пополудни температура в бараке пала до 12° Реомюра.

Юрковскаго, гимназиста, из 6 барака перевели в тифозный госпиталь. Комендантом 6-го барака состоит о. Сеник, a его заместителем, о. Калужняцкий из Бортнаго. Казенные врачи назначили санитара Гребена временно исполняющим должность врача при арестном доме и землянках.

5 фев. — Больного Лашневича перевели в тифозный барак. Копельчук, Сулятицкий и

66

Домбровецкий считаются реконвалесцентами. Служащие бани доставили нашим крестьянам полушубки, которые у них были отобраны перед купанием в бане для дезинфекции. Доставленные полушубки сильно попорчены паром и дезинфекционным апаратом, так что почти крошатся в руках. Крестьяне, осматривая их, не находят своих полушубков и берут любые попавшиеся подь руку, но, кто поручится за то, что среди этих полушубков нет полушубков по скончавшимся от тифа, которые заменили полушубки хорошие, взятые у крестьян? Видно на главной улице и площади 30 тощих, изнуренных и исхудалых людей, силящихся тянуть воз со съестными припасами к кухне лагеря, коивоируемых солдатом, держащим в левой руке ружье с штыком, a в правой изрядной величины палку, которой подгоняет он ленивых, по его мнению. Идя под угрозой удара палкой, возле воза, спереди, с боков и сзади, эти люди или тянут за веревку или за дышло, или-же подталкивают воз, воз медленно катится по улице; будь они здоровы, не требовалось бы столько людей, но силы их истощены, и они еле-еле сами могут двигаться. С ними идет переводчик из интернированных, понуря голову, ибо ему тошно смотреть на эту картину насильства над несчастными париями!

6 фев. — День теплый. Вечером настал мороз. Распространился слух, что выдадут нам списки людей предназначенных к отправке в арестный барак; этот слух вызвал среди нас панику, ибо к стыду нашему нужно признаться, что вероятно среди нас есть единицы, доносящия на нас властям, a оправдаться невозможно.

Вечером моем руки лизолом. Кулик занимается бритьем и стрижкой волос.

Священники вечером правят вечерню при участии хора дьяков, Голос дьяка Блищака и Поруцедлы особенно хороший.

9. фев. — Двух больных нашего барака врач не принимает в госпиталь за недостатком места. В большей половине бараков поголовно все больны, так что эти бараки представляют то-же лазареты.

10. февр. — После обеда падает снег. В бараке жизнь течет мирно и тихо, ибо даже болтать нет сил ни охоты. Замечаю, что даже доселе не курившие втянулись в куренье папирос и курят их одну за другой. Петрышак из Криницы оковывает жестью чемоданчик. Немец Вейс занят починкой носков. Гривна и о. Курилло играют в шахматы. Жители деревни Лосья тоже от скуки пристрастились к игре в карты.

Врач велел переделать один из бараков в госпиталь, ибо больных тифом прибывает все больше и больше. Аполинарий Филиповский скончался в 12-ом бараке. Богдан Кмицикевич заболел: быть может это тиф также...

11. и 12. фев. — В госпитале умерли от тифа: Галиста и о.

67

Нестор Олимпиевич Полянский. Последний болел что-то около недели. Он окончил курс богословия в Риме и посещал философский факультет во Львове, играл при этом превосходно на цитре. Еще один подающий большия надежды русский человек скончался в дни своей молодости. Похоронили их утром без ведома и участия родных.

Сегодня умерло еще 12 человек. Комиссар с капитаном посадили в арестный барак польку Кр—ву, ибо она в бараке, была причиной неприятных историй и даже ссор. Грязь ужасная.

Один рабочий, который еще вчера работал, во время визита врача шел к нему просить касторки и, не дойдя до порога барака, упал мертвым к ногам врача. И врач и сопровождавшие его растерялись, не зная, по причине какой болезни он скончался, ибо считали его здоровым. Эта внезапная смерть подействовала на всех особенно угнетающе. Говорят, что это была холера.

В нашем бараке ежедневно все моют руки лизолом. Священники правят панихиду за упокой души блаженной памяти Юлии Демчаковой.

13. февр. — Воскресенье. Берут в госпиталь: Максима Костыка, a Богдана Кмицикевича возьмут только завтра утром. Получаем впервые на весь барак 7 кусков мыла, которое считалось у нас роскошью.

14. февр. — Больного тифом Богдана Кмицикевича берут в госпиталь. Коломыец тоже заболел тифом. День солнечный, чем воспользовались живущие в бараке, чтобы выйти перед барак погреться на солнышке.

Хотя мы часто писали письма домой, но моя мать их не получила, обезпокоенная тем, что не получает от меня и моего отца известий, она непосредственно запрашивает коменданта лагеря, живем ли мы и что с нами? Комендант, встретив по дороге о. Вл. Мохнацкаго, спросил его, живы ли мы, и получив ответ, что живы, официально уведомил мою мать об этом. На обед получаем картофельный суп, ибо это первый день поста.

15. февр. — Добия заболел; врач сегодня нас не посещает, ибо участвует в комиссии ревизующей бараки. Эта ревизия для нас всегда весьма желательна, ибо тогда получаем значительно лучшую пищу, больные же молоко. Даже фельдфебель Новак лично раздает платье в 9-м бараке. Люди 6-го барака получают часть своих депозитов. Приказано тушить электрический свет уже в 8 1/2 ч. вечера.

Темно, зажгли ночную керосиновую лампу; я не могу уснуть и вижу при тусклом свете, как многие сквозь сон то молятся, вытягивая исхудалыя руки вперед, то встают еще сонные и выходят из барака, чтобы тотчас же вернуться и снова лечь на солому и слышу стоны, вздохи и плач, даже один довольно приятным голосом с соответственной интонацией, философствует про себя. Один старик срывается с

68

постели с крупными каплями пота на лбу, и открывая глаза и протягивая руки вперед, что-то кричит, a потом вытирая пот с лица, снова ложится спать. Все это показывает, что мы до того изнурены и изнервничались, что во время сна нас душит кошмар. Не удивительно, что у меня в эти темныя ночи бродят чорныя думы.

16. февр. — Все греются на солнышке. Я играю в шахматы с Мандлем, о. Хиляк и Зверик читают книгу, молодежь играет, крестьяне сидя на бруске стараго сортира курят трубки и беседуют между собой. Василия Шулика и Асафата Крулевскаго, как больных тифом, перевозят в тифозный барак. Число жителей нашего барака уменьшилось до 162 человек. У больного д-ра Могильницкаго наступило улучшение.

17. февр. — День довольно теплый. Больных: Иосифа Урбана переводят в 12-ый барак, Ивана Школьника в 17-ый. Иду в амбулаторию с одним человеком, оглухшим до того, что ничего не слышит.

18. февр. — Казенный врач д-р Полляк пал жертвой тифа и умер как солдат на посту.

19. февр. — Больной ушами, Иван Балаш переведен в 14-ый барак. Взлеты аэропланов неудачны, аэропланы падают, a летчики разбиваются.

20. февр. — Колодий имел 2 полена дерева, из которых делал палки и держал их на полке над собой. Ночью Тытык, желая итги в сортир и шаря по полке схватил свою шляпу и нечаянно задел рукой за одно из полен, которое скатилось с полки и ударило в грудь с правой стороны спящаго Ватылика, минуя голову спящаго Ксендзыка, я тот-час, вместе с Сухим, поспешил с помощью пострадавшему и сделал ему перевязки. С этих пор потерпевший постоянно жалуется на боль в груди.

В берлоге, под ногами Вейса, крот вырыл значительную кучу земли, что на суевернаго Вейса сильно подействовало. Он нам боязно жаловался, что ему придется умереть.

21 февр. — Сегодня купаются те 120 человек, которые должны завтра отправиться в Грац. В бараке часто возникают ссоры из-за того, что выходящие ночью в сортир, мешают другим спать, то наступая на ноги спящим, то толкая их; при возвращении в барак эти ночные пешеходы, чтоб отыскать в темноте свое ложе и одеяло, невольно шарят по земле руками, залезая часто соседу пальцами в открытый рот, нос и глаза; достается при этом и рукам и бокам товарищей, ибо идущий ничего не видит.

Из нашего барака переводят в рабочий 4-ый барак 60 человек, часть лосьян и криничан. Эти 60 человек после купания в бане, вернулись в барак, наполнили свои мешки свежей соломой и, взяв их и другия свои вещи, отправились в 4-ый барак. Многие из них со слезами на глазах распрощались с нами.

69

Люди 1-аго барака спят сегодня на голых досках, ибо в надежде на получение свежей соломы, которой им не доставили, выбросили свою истертую солому. Осталось там только 79 человек, ибо 120 заболевших тифом перевели в тифозный барак. Говорят, что всех нас переведут в 1-ый барак.

22. февр. — День теплый. Конференция всего медицинскаго персонала лагеря под председательством главнаго врача. Врач нашего барака, после конференции, заявляет нам, что произведет дезинфекцию нашего барака. Мы собрали всю солому нашего барака и вымели ее, со всеми паразитами в ней находящимися, за барак, и сложив в одну кучу сожгли ее. Многие из наших пытались уйти в 1-ый барак, но вернулись обратно.

Я очень утомлен и ложусь спать; ночью снятся мне неприятные и страшные сны, по причине лихорадки. Часто, под влиянием этих снов, я срываюсь с постели, но, придя в сознание, вновь ложусь спать. Один транспорт освобожденных отправляется в Грац, но и тут ждет их еще неприятность в виде ревизии их вещей перед отъездом.

23. февр. — Нас перевели в первый барак. День хороший. Пользуясь разрешением врача, гуляем весь день, ибо завтра наш барак (№ 1) закрывают. Посещаю Качмарчиков в их бараке и осматриваю всю Талергофскую колонию. Немцы в своей землянке разгостились по своему, a с бывшаго нашего барака № 5, власти выбрасывают все, что только в нем находилось, приготовляя его к дезинфекции.

Польскаго ксендза Замойскаго, власти отпускают на свободу, ибо врач нашел, что у него нет тифа и что он здоров, Из барака № 1 перевели Труша в 14-ый барак, a другого в госпиталь, как больного тифом.

24. февр. — День ветренный и мороз. Холод достигает — 8 по Реомюру. В бараке № 1, находятся нары и на них положены сенники. Увидя эти нары, мы немедля воспользовались ими, чтобы узнать разницу удобства лежания на них в сравнении с лежанием на соломе положенной на голой земле; посыпались восклицания и дебаты по этому поводу. Мы после этого принялись по прежнему за обыденныя занятья, которым предавались в прежнем бараке, т. е. занялись игрой в шахматы, вырезыванием из дерева, делая чемоданчики и т. п., с надписью „памятка из Талергофа". Это — специальное кустарное производство в „стиле Талергофском". Из барака выходит кто хочет, ибо караул притворяется, что не видит выходящих, хотя выходить запрещено по поводу установленнаго карантина. О. К— ский пишет, играет в карты, из-за таза затеял ссору; во время же сна, разговаривает с кем-то, для него видимым, но не для нас. Вообще это человек нервный, впечатлительный, мозг котораго даже во сне не может бездействовать.

70

25. февр. — День солнечный, но морозный. Отдаю весь наличный инвентарь бывшаго нашего барака и 2 кр. 70 гел. наличными, главному коменданту барака № 1, Кичке. О. Гайдукевич, папский шамбеляп, соборне с другими священниками, служит молебен. О. Сеник утверждает, что из Граца ежедневно приходит телефонограмма с предписаниями, касательно нашего барака, имеющими силу только в течение 24 часов. Знакомлюсь с нотариальным депендентом Черкасским. Обер-комендант участка О. Красицкий на вопрос, что новаго, отвечает, „что ничего сказать не может, ибо это государственная тайна".

26. февр. — В бараке холодно, ибо живущие не прикрывают плотно дверей и кроме того, потому, что между нарами и землей находится пустое пространство, по которому свободно гуляет сквозняк и снизу поддувает спящих. Многие уже в виду этого разочаровались в нарах и жалеют о том времени, когда спали на голой земле прикрытой лишь соломой. До нашего прихода врач, как мне разсказывали, перевел из перваго барака 120 человек в тифозный барак. Между двумя „соседями по спанью" возникает страстный спор, кто из них лучше играет в карточную игру „керки", сами не в состоянии решить спора, обращаются к одному священнику разсудить их. После его приговора, начинают разсуждать уже на тему обработки земли и тут тоже возникает между ними горячая распря, которую священник разрешает в пользу одного из них. Подобныя картины и эпизоды в этой страшно монотонной и. полной страданий и лишений жизни представляют для нас развлечение.

27. февр. — Солнышко греет до обеда, потом прячется за тучи. Некоторые гимназисты так-же играют страстно в карты, и также заело ссорятся.

Вечером скончался от тифа о. Коломыец, человек, которому известны были все предначертания властей, касающияся нас.

28. февр. — О. Красицкий идет под карантин, как предназначенный к освобождению. Из интернированных Горлицкаго уезда, освобождены только: Емельян Гривна, учитель из Чернаго, и О. Волянский из Смерековца.

Из перваго барака пошли под карантин, кроме вышеупомянутых, еще лица: Костовецкий, Котельницкий, о. Андрей Гайдукевич из Святого, уезд Ярослав, вдовец; Чирнянский Иоанн, ур. 1858 г., холостой, эмер. машинист жел. дороги из Загорья, возле Сянока; Терлецкий Андрей, ур. 1885 г., женатый, крестьянин из Высоцка, возле Ярослава, о. Серединский Феодор, ур. 1877 г., женатый, из Быкова, п. Перемышль; Кульматицкий Анатоль, юрист и его отец о. Юлиян, р. 1860 г. из Дроздович, у. Перемышль; о. Подляшецкий Иоанн, р. 1859 г„ из Кобылины, у. Яворов, и его сын Владимир, юрист; о. Рак Феодор; Солтынский Ив., р. 1866 г., торговец из Березки, у. Добромиль; Заседволк Иоанн, р. 1867 г., крестьянин из Галича; Мудрецкий Корнилий, р. 1870 г., сторож жел. дороги из Любачева, возле Цешанова и др.

Наш барак посещает Бекерский. Это старик средняго

71

роста с лысиной св. Павла, в длинной, светлой шинели солдатскаго кроя, окаймленной значительных размеров воротником. Он носит очки почти на конце носа, глядя в небо поверх очков своими добрыми и ласковыми глазами. Спокойный, услужливый и уступчивый, он до того исхудал, что походит лицом своим на аскета. Приходит он чаще всего к о. Дикому и к другим и потчивает их нюхательным табаком и, если кто чихнет, он, кланяясь, отвечает „сто лет вам здоровья!" Бекерский до того благочестив, что напоминает собой монаха.

Коломыйца похоронили в гробе, обитом жестью. В бараке один молится из стариннаго оправленнаго в кожу молитвенника, украшеннаго большим количеством изображений святых, и, читая „Отче наш", несколько раз ловит кусающих его вшей и с молитвенными словами на устах бьет их на обложке молитвенника.


Заразное отделенiе.


knigi@malorus.ru,
malorus.ru 2004-2021 гг.