1915 год.

1 января. Латинский новый год. Харчи сегодня дают получше и 2 раза в день кофе. День теплый. Беру с собою 13 человек, не имеющих одежды, и иду с ними к фельдфебелю Новаку, заведывающему магазином с одеждой. К радости неизреченной приведенных мною, все они получили по платью, благодаря только хорошему настроению фельдфебеля. О. Курилло покупает в Граце через агента шахматы. Вот цена деньге: Зелесу упала 10-геллеровка в солому; став на коле ни, он шарит рукой в соломе, раздвигая ее, но все безрезультатно. Лоб его поморщился, лицо приняло напряженное выражение, все ищет, все глубже раздвигая солому, наконец видно, как лицо его проясняется, он вынимает платок, давно не видевший мыла и отирает пот с чела. Оказывается 10 галлеров были неподалеку от доски. Схватив их, он, завязывает эту монету в платок и сорвавшись с места почти бегом направляется в лавку с съестными припасами.

3 января. — После обеда упал до того сильный и густой туман, что в нескольких шагах ничего не видно. В 2 ч. пополудни уже начинает пробиваться сквозь туман солнце. Врач (медик) уменьшил число порций бульона, выдаваемого по рецепту больным, до нескольких порций на весь барак.

Интернированным выдают только заказные письма. Вот обычная картина: Базар спит прикрытый с головой датским одеялом, но ноги его торчат из под одеяла голые. Одеяло это он старается держать в возможной чистоте, выбивая ежедневно

из него пыль перед бараком. Руссиняк, из Верхомли, сидит на деревянной скамейке, понурив голову, печальную думает думу.

4. янв. — Грязь. Кузьминского и Моруса переводит комендант участка в 8-ой барак. Кузьминский сначала объявил нам, что он не пойдет, ибо если его перевел в барак солдат, то и солдат его должен отвести в другой барак, но после сообразив, что сказал чепуху, говорит, „а что будет, если придет солдат и еще чего доброго изрядно поколотит, уж "лучше пойду, по доброй воле" — и пошел.

Власти объявили список лиц, которые должны явиться за дорожными (легитимациями) документами. Можно себе представить радость тех, чьи фамилии были прочтены, ибо это возвещало свободу. 6-ой барак изолирован, ибо в нем появились заразительные (эпидемические) болезни. Все с понятным трепетом проходят мимо 6-го барака и читают надпись „заразительные болезни". Женщины молятся, подходя к кресту, и целуют его, некоторые же плачуть.

О. Селецкий Алек., „боярин" из Дошницы, стоя у окошка кантины в хвосте за молоком, в тот самый момент, когда дошла до него очередь получить часть стакана молока и уплатить за него, неожиданно покачнулся и упал, и подняли мы уже мертвеца. Эта мгновенная смерть, в связи с появившимися заразительными болезнями и большой смертностью, подействовала на нас крайне удручающе. Распространился слух, что село Криница возле Н. Санча сожжена.

5. янв. — День приятный, хотя и свежо. В 2 ч. пополудни состоялись похороны о. Селецкого при большом скоплении народа. В открытом гробу, купленном в Граце, вижу покойника, бледного, со склоненной на бок головой. Хоронят его: оо. Вл. Венгринович, Вас. Курилло, Мих, Вербицкий и др Хор поет превосходно. Чтение евангелия о. Венгриновичем произвело сильное впечатление на всех присутствующих.

По сегодня, как мне известно, похоронено в Талергофе 250 человек. Шатры, возле соснового леса уничтожены и только кучи грязи, угля и соломы, пропитанной вшами, свидетельствуют, что там недавно жили и страдали тысячи людей.

Веду больных своего барака в амбулаторию и вижу, как несут из какого-то барака в лазарет тифозного больного. Караул I участка, в виду распространения заразных болезней, удрал из шатров, которые стоят раз валенные. Кантины облегли интернированные и стараются купить что только удастся, запасаясь съестными припасами, ибо предвидится возможность изолировки бараков, a тогда не будет возможности выйти из барака за покупкой.

6. янв. — Канун Рождества Хр. по старому стилю. Павел Святковский, войт гмины Мохначки, (лемко), в 4 ч. утра подрезал себе левую сторону горла ножом почти на 2 пальца вглубь, ибо ему снилось, что австрийцы

хотят его разстрелять, думая в горячке, что лучше самому покончить с собой. Разбудив соседа Ждыняка, просил его призвать священника. О. Зацерковный исповедал его, не зная смачала, что такое с ним случилось. Кириллов, слыша стон Святковского, спросил его, что с ним, получив ответ, что тот подрезался, разбудил меня. Узнав в чем дело, я призвал врача нашего барака, д-ра Дорика, который сделал предварительные перевязки. На утро я повел Святковского в лазарет.

7 янв. Власти прислали нашему бараку транспорт белья для раздачи. На обед, ради праздника, раздают макароны с каким-то постным маслом. Священники совершают литию, после чего раздают: вино, просфоры и кутью. О. Отто держит речь, все мы, без различия партии и народности, желаем друг другу всего наилучшаго. Поем в радостном настроении коляды, Павел Посацкий, заведывающий начальным училищем в Подбережье, возле Станиславова, благодарит священников и Гоцкого за устроенное торжество по случаю праздника Рож. Христова, на что ему ответил речью Гоцкий. На ужин получаем кофе, молочную белую булку и яблоки.

Комиссар Тымчак приказывает людям нашего барака обслуживать 1, 2 и 6 бараки, закрытые по причине карантина. Назначаем для обслуживания тифозных бараков: поляков, немцев и чехов нашего барака, a то из-за того, что они не празднуют теперь. Вечером стоят некоторые люди с протянутыми вверх руками, как бы в молитвенной позе, но не все в действительности молятся. Солнышко сквозь открытые окна проникает в барак, освещая его внутренность и звуки торжественной молитвенной песни — несутся ввысь. После кофе хор девушек поет коляды, при чем голоса: Евы Соболевской и Анны Масляной выдаются среди других особенно мило; наша молодежь, сделав лошадь и переодевшись в еврейские костюмы, стала колядовать среди бараков, пока караульные не прогнали ее. За колядующими шла детвора с кружками в руках. Сегодня, по приказанию полковника, лагерные власти не назначают униатов и православных на работы.

8 янв. — У Святковского, под влиянием болезни, появилась мания преследования и склонность к самоубийству, он, находясь в больнице, проколол себя шилом. Эта ненормальность его вызвала со стороны властей приказание следить за каждым его шагом. К нему приставлен специальный сторож, Узнав о том, что он проколол себя шилом, мы пришли к нему и уговаривали его не покушаться на свою жизнь, a сохранить ее для возвращения в родные места.

Видим, что за решеткой, подымается вверх австрийский самолет.

9 янв. — Венгерские солдаты везут на телегах испорченные аэропланы, вероятно для починки, и

поют при этом венгерския (военные) песни.

10 янв. — Грязь. Гуляем по доскам за сортиром возле решетки и покуриваем папиросы. Последние дни от безделья, ходим спать раньше обыкновенного.

Вчера проводили мы заболевшаго тифом Петра Домбровецкого в 20-ый барак. Полеты самолетов за решеткой совершаются постоянно. Некоторые из нас от безделья выходят из бараков и целыми часами следят полет аэропланов, высказывая свои взгляды на аэротехнику. Госпиталь получает транспорт датских одеял и белья для больных.

Сожженiе "живой" соломы.

Одни в бараке выделывают из дерева табакерки, папиросницы и скамейки, другие же моют белье, a иные составляют списки песен, или же ведут дневники жизни в лагере.

Один старый дьяк, собрав вокруг себя кучку людей, учит их петь какую-то коляду, размахивая при этом рукой и моргая бровью и в такт потупывая ногой. Так как певчие сначала поют довольно тихо, то слышится издали только пристукивание ногой, но затем певчие овладевают мотивом и вдруг раздается громкое дружное пение коляды.

О. Дикий задумчиво бродит между рядами соломы; хоть телом он с нами, но всеми своими помыслами и душой он в родных местах. Костовецкий же моет ушат и поет: „Христос родился, Бог воплотился" и „Дивная новина". Нотариальный депендент Любомир Качмарчик, от скуки и тоски, не находит себе покоя.

От безделья затеяли дурацкую „игру в войта". Посыпались наконец разные остроумные

замечания и шутки и таким образом коротаем время.

13. янв. — Дни ветренные и холодные, люди торчат в бараках, ибо холодно. Комиссар издает почему-то запрещение читать газеты под строжайшей ответственностью. У многих из нас пальцы у рук и ног отморожены. В амбулаторию перестали принимать больных за отсутствием свободного места.

В изолированном бараке № 1, умер вечером один народный учитель.

14 янв. — Русский Новый Год и праздник Василия Великого. Даже начальство отнеслось, повидимому, к этому празднику с уважением, ибо дают нам на завтрак кофе и на ужин чай.

Политический комиссар издает распоряжение содержать площадь в чистоте и порядке. Народным учителям раздают жалование.

15 янв. — День хороший. Аэропланы подымаются вверх возле лагеря, к удовольствию смотрящих на их полет жителей лагеря.

В 5 ч. пополудни состоялись похороны О. Иосифа Д. Черкасского. На наш барак пришлось 34 датских одеял, которые и розданы неимущим. Дезинфекцируют наш барак известью.

16. янв. — Из нашего барака идут некоторые купаться. Один человек получил кровотечение; иду с народным учителем Богачиком искать медика и чуть-чуть не был я проколот постовым, который не только не хотел меня пустить за решетку, но даже отказался известить медика, и только бегством спасся, a больной до того истек кровью, что к вечеру скончался. Власти сгоняют людей здоровых подбирать и ссыпать в кучи картофел, купленный ими в значительном запасе, и покрывать его землей для предохранения от холода. В госпитале под лесом скончался тифозный больной Джугало.

В бараке № 1, страшно свирепствует тиф, уже 20 больных тифом перенесены в лазарет. По причине тифа закрыт барак №3. Собираем деньги под бараком для вдовы С. Осматриваем картины из жизни Талергофа, писанные Бандровским. Столяры подготовляют подсвечник к празднику Богоявления.

17. янв. — Ночью умерло 15 человек Власти превратили в спешном порядке барак № 12, в госпиталь, ибо не хватает мест в существующих лазаретах.

Больного Кашана перевожу в лазарет. Если болезни будут так распространяться, то все равно, наш барак станет лазаретом.

Ввиду того, что почти во всех бараках нет здоровых, за исключением нашего, власти назначают людей на работу почти исключительно из нашего барака по 170 человек ежедневно.

Из-за все новых трудностей и осложнений Перегинец отказывается от обязанности раздавать харчи в нашем бараке и эту обязанность берет на себя Гура. От врача получаем керосин,

которым мажем себя, как предохранительным средством, против заразы.

В лагерь доставили два вагона соломы. Новый врач д-р Полляк заводит новые порядки, касательно соломы, купанья и проч., но все больные скептически относятся к его распоряжениям.

Один преподаватель гимназии, с целью заработать, читает все попадающияся ему в руки газеты, a нужно признать, что он ухитряется всегда раздобыть по несколько газет, и за деньги сообщает газетные новости. За это прозвали его „ходячей газетой".

17 янв. — По распоряжению врача, отправляемся в баню, партиями купаться, помещающуюся в одном из бараков, где есть даже бассейн с теплой водой. В бане было так жарко, что некоторые из нас лишились чувств; ими занялась сестра милосердия, старающаяся привести их в чувство.

На Иордань наши священники посвящают воду. Кулик с Борухом раздают на обед мелкую крупу (грисик) с макароном.

Власти загоняют людей прямо из бани на работу, расчищать снег между бараками, несмотря на то, что снег валит комьями и тотчас засыпывает расчишенное место. На эту роботу взяли также больного Михаила Русиняка, который покорно поплелся. Я обратил внимание постового, что эта работа, пока падает снег, не имеет смысла, на что получил ответ: „приказ есть приказ".

Снег падал весь вечер и всю ночь.

В течение дня умерло 23 человека в лагере. Д-р Майер тоже умер. Взаправду „Отец зачумленных" Словацкого является только тенью по своим страданиям в сопоставлении с тем, что мы здесь переживаем.

18 янв. — Дует холодный ветер. Освящение воды вышло величаво. Дьяки поют хорошо. После обеда служат вечерню. Я все время лежу на соломе под одеялом, ибо очень зябну.

Борух отказывается от своих обязанностей коменданта отделения. Вечером вышла процессия с 12 гробами „под сосны", этот вид производит удручающее впечатление и вызывает тревожное настроение у жителей I участка.

Список интернированных нашего барака представляется так:

I отдел: Илья Чиж, Афанасий Мыдляк, Иосиф Фольварков, чиновник почтовый, из Каменя, уезда Ниско, крестьянин Василий Щулик, сапожник Михаил Биляк, Георгий Ватылик, крестьянин, работник Иван Склинар, портной Эрнест Вейс (немец), столярь Иван Новак, переплетчик Василий Колодий, Василий Гладио, чиновник из Закличина, Василий Тытык, Владимир Гоцкий, начальник податного участка в Закрычине, Василий Бабяк, Михаил Галах, Михаил Данилюк, официал суда в Закличине, возле Бжеска; Михаил Мельник, мясник, Иосиф Муринец, строительный предприниматель, Иван Мельник, мясник, Людомир Кислелевский, чин. почт. из Жабна; Иосиф Ванчик, канцелярист из Закличина.

II. отдел барака: Иосиф Попович, Илья Блищак, дьяк из Нижанковец, уезд Перемышль; Максим Головка, сапожник; Константин Осьмак, муляр;

Семен Тымочко, рабочий; Иван Середа, Степан Качмар, крестьянин; Григорий Старко, крестьянин; Максим Цыруль, столяр; Василий Федак, Василий Бакала, мясник; Фома и Феодор Мелещак, крестьяне; Василий и Иван Лис, Игнатий Ксьендзик, крестьянин; Иван Папирник, муляр; Михаил Савула, рабочий.

III. отдел: Даниил Милько, Дорофей Витович, рабочий; Иван Балаш, Даниил Зелес, оба рабочие; Григорий Малик, крестьянин; Онуфрий Репко, Григорий Кошка; дьяк Николай Сенюра; крестьяне: Николай Салдин и Иван Хархалис; Онуфрий Роботницкий, Феодор Сович, Василий Гирный, Михаил Богуцкий, Софрон Шалай; страж. при жел. дороге, рабочие: Михаил Галиста; Юрий Банаш, Николай Бенько; крестьяне: Иван (отец) и Михаил (сын) Школьники.

IV. отдел: Лейба Вольф, Василий и Иван Иваничка; столяр Феодор Петрышак; муляр Иван Попельчук; рабочие: Петр Кузьмак. Феодор Папач, Лука Пласкун, Юрий Стеранка, Михаил Мастюк; крестьяне: Андрей Гарбера, Василий Мадей, Антон Кузьминский, Яворский Петр, Стефан Салыжин, Василий Сукнацкий, Феодор Зуб, Василий Фута.

V. отдел: Роман Жолкевич, богослов в Завишах, уезд Сокаль, Илья Гаврилишин, юрист; Петр Клюцко, учитель; Эмилиан Гривна, учитель из Маластова; о. Иоанн Златоуст Отто; o. Михаил Еднакий, из Нагуевич; о. Влал. Мохнацкий из Гирной; о. Василий Феод. Курилло из Флоринки, Феофил Вас. Курилло, коммерсант и юрист из Флоринки; о. Савин Кмицикевич,Богдан Кмицикевич гимназист; Михаил Максимчак, гимн. из Флоринки; о. Григорий Макар из Угерец минеральных; Владимир Савинович Будзиновский, препод. гимназии; о. Роман Копыстянский; о. Владимир Бачинский и его сын Иосиф, гимназист.

VI. отдел: Павел Мизерак рабочий и его сын Иосиф; крестьяне: Конрад Ждыняк, Павел Святковский, войт; Илько Труш, Феодор Базар, извощик; Бренья Лука; крестьяне; Григ. Дець, Павел Барна, Дмитрий и Иосиф Демчак, Иван Репак, Андрей Ващишин Иван Войтко, Федьо Гаврилюк, Иван Малкош, торговщик Олекса Подсаднюк, лесной сторож.

VII. отдел: Стефан Муранец, столяр; Петраш Прокоп, столяр; крестьяне: Афанасий Павловский, Николай Евусяк, Михаил Руссиняк из Верхомли великой; Иван Мазур, учитель; Иосиф Зверик, учит. семинарии; Василий Базилевич, крестьянин; Максим Карпяк, портной из Климковки, уезд горлицкий; Кондрат Хомяк, крестьянин Иван Генни; рабочий Юстин Вергач из Флоринки; Дмитрий Юречко из Н. Санча; Иван Носек, рудокоп; Патроник Иосиф, Тимофей Букеда, Асафат Крайняк лесной сторож; крестьянин Иван Урбан.

VІІІ. отдел: Петр Вербенец, Ив. Максимович, нар. учитель; Михаил Перегинец, философ венского университета; Антоний Петрышак, Иосиф Копыстянский, эмер. вахмистр жанд : Михаил Телищак, Онуфрий Нестерах, эмер. нар. учитель; Мих. Ф. Нестерак, гимназист; Владимир Нестерак, деловодчик; Павел Бандровский, гимназист; Александр Телех, гимназист из Лосья; Иосиф Урбан, гимн.; Петр Брунарский, Илия Сенько, Дм. Дзядик, крестьяне, Иосиф Грыбень, банковый служащий; Вас. Сулима, сапожник; Семен Гриньчук, рабочий и Феодор Савицкий.

Кроме выше упомянутых, пребывали еще в нашем бараке, некоторое время:

Григорий Волк, Фаддей Корнгольд, Артур Попель, Иосиф Уейский, Франц Иосефат о. Алекс. Полянский, Семен Ждыняк, Иоанн Томалья, Виктор Тенча, Мих. Кирилов, Антон Готфред, Яким Кирлак, Лесько Пилипчак, Евстахий Балабан, Онуфрий Орский, богослов; Евстахий Вильчинский, богослов; Фома Крехо, Франц Тух, (который работал в кухне); Людвик Могила. Мафей Маньер, книгопродавец; Мечислав Крейс, помещик; Войтех Борович, Андрей Шеремета, Владислав и

Вацлав Родович, Илия Мовчко из Н. Санча; Иоанн Сехурский, Корнилий Левицкий, Антон Сулятицкий, Захарий Ставиский, промышленник из Снетницы; Д-р О. Мастюх, Любомир Качмарчик, депендент нотариальный в Снятине; о. Феофил Качмарчик из Белцаревой, Максимилиан Дьячук, Генрих Боссовский из Ценжковиц; д-р Роман Ф. Дорик, врач; о. Феодор Дорик из Ветлина; Григ. Старко, Александр Настазы, Рожнецкий, Владимир Качмарчик, юрист из Белоцаревой, Михаил Остапюк, Людвик, Гербец, Авраам Блюменрейх, Мельник, Заходник, Драган, Грейф, о. Дм. Хиляк из Изб, Иосиф Поруцедло, дьяк из Мохначки нижней — хороший певец, М. Назаркевич, учитель гимназ. из Львова; о. Игнатий Мохнацкий из Войтковой; Юлиан Каз. Червинский, дьяк из Полнятич; Александр Пирог, дьяк в Поворознике и др.

19. янв. — День холодный, не смотря на это некоторые из молодежи, стоя возле табачной лавки, долго разговаривают с девушками, другие покупают хлеб в лавке, вообще многие кучками по 2 и по 3 человека стоят или гуляют, живо разговаривая.

Кучка крестьян окружила костер, который поддерживаем кусками уворованной доски. Пламя костра то потухает, то внов вспыхивает ярко.

Дезинфекцiя бараков.

Хотя постовым запрещено было держать газеты, все таки они ухитряются раздобывать эти газеты, ибо продают их нам по ценам значительно превышающим стоимость газеты. Счастливый обладатель газеты позволяет только своим закадычным друзьям прочитывать эти газеты, но за плату от 5 до 20 геллеров. Одно чтение же газеты всем людям оплачивается иногда 4 кронами и совершается со всеми предосторожностями, дабы постовые не заметили этого, ибо могли бы подвергнуть строгому наказанию. Газета

по прочтении уничтожается, чтобы ея не нашли при обыске. Каждый барак имеет человека, специально занимающагося контрабандою газет и газетных сведений.

20. янв. — Вследствие отказа Гоцкого от исполнения должности коменданта барака; собрание живущих в бараке общим постановлением, вопреки моему желанию, выбрало меня комендантом барака. В виду этого, я назначил заместителем коменданта Боруха, секретарем Гуру, предводителем носильщиков хлеба и съестных припасов Балабана, a Кулика заведывающим распределением пищи на завтрак, обед и ужин.

В лагере умерло 25 человек. Врач д-р Дорик заболел тифом.

22. янв. — Снег падает, но довольно тепло. Визитов казенного врача не было. Опасаюсь, что барак изолируют, ибо д-р Дорик болен, кажется тифом. В бараке пока только 4 больных.

Из 4-го барака постовые загоняют здоровых на работы в землянки. Состояние у всех подавленное, a при том ужасно скучно.

23. янв. — Д-р Полляк велел перевести д-ра Дорика в 12-ый (тифозный) барак.

24. янв. — Сегодня по приказанию д-ра Полляка перевели в тифозный лазарет Антона Сулятицкого и Копельчука. В виду того, что в нашем бараке констатировали появление пятнистого тифа, наш барак д-р Полляк закрыл (изолировал).

Солдаты за нашим бараком сделали сортир. Три Качмарчика, о. Игнатий Мохнацкий, Назаркенич и несколько украинцев и чехов успели удрать еще до закрытия нашего барака в другие бараки, так что из правления барака остались: я, Борух, Кулик и секретарь Александр Телех. Юречко тоже хотел перебраться с вещами в другой барак, но потерпел фиаско, ибо ни один комендант барака его не хотел принять, как человека из тифозного барака. Волей-неволей ему пришлось возвратиться в наш барак. Ему устроили, по поводу возвращения, овацию. Наш барак изолировали от соседних бараков проволочным заграждением.

25. янв. — Весь день идет крупный снег. Этот первый день карантина проходит довольно весело, поскольку в таких обстоятельствах можно быть веселым, ибо из нашего барака не гоняют людей на работу. Люди перед бараком курят люльки и папиросы. Ю. затевает борьбу с соседями и чуть-чуть было не побил одного палкой к общему удовольствию скучающей публики.

Сегодня врача у нас не было, ибо он присутствовал при комиссии, осматривающей бараки.

Больные лежат без медицинской помощи, Здоровые же, одни пишут красками на досках картинки, другие делают из дерева сахарницы, табакерки или чемоданчики. Гоцкий играет в карты, a священник, о. М. чистит платье о. Дионисию Мохнацкому, пораженному от сырости куриной слепотой.

Дьяки играют в карты и поют. Один дьяк, однако, скрестив руки, понурил голову, его взор тупо устремлен вперед, о чем он думает и думает ли вообще что-нибудь, один Бог ведает. Другой толкует о родине, a третий, не отдавая себе отчета в своем настоящем положении, спрашивает, чем он подкует лошадь, когда возвратится домой из Талергофа, хотя и толкуют ему, что неизвестно еще, возвратится ли и застанет ли дома свою лошадь. Асафат К., все думает о том, что будет с зайцами в лесу, доверенном его надзору — сколько их там еще застанет. Адольф К. поет социалистический „червоны штандар" (красный флагь), затем коломыйку, при чем выкатывает глаза и наконец орет благим матом. Б. ест за четверых, a потом молится, бросая косой пытливый взгляд в сторону священников, какое производит на них впечатление его молитвенное настроение, но недостигает цели, ибо кто-то уже назвал его фарисеем.

27. и 28. янв. — Дует сильный ветерь и падает снег. Получаю для барака свежую солому. Медик велель Хивранову, Юречке и Михаилу Русиняцу перейти в тифозный госпиталь. Но медик оказался непутевым, ибо Русиняка, у когорого было расширение селезенки, повез на ручной двуколке в тифозный барак. Русиняк же, зная свою болезнь и опасаясь заразиться тифом, тотчас же удрал и, не прошло часа, как был уже в нашем бараке и преспокойно принялся за кофе которое к тому времени нам принесли. Чтоб не иметь неприятности с медиком самодуром, я посоветовал Русиняку перебраться в барак № 18, где Добия съумеет справиться с этим нетерпящим никаких возражений новоиспеченным эскулапом.

Бог один ведает, сколько мнимо больных тифом эти медики поместили в тифозный госпиталь, чтобы заразились тифом.

29. янв. — Из 6-го барака берут троих в тифозный лазарет.

После обеда снег перестал падать. Солдаты везуть дерево и уголь на санях. Маленькая худощавая лошадка медленно шагает и звонит привязанным к хомуту колокольчиком. На санях возят также и хлебь и гробы. На наш барак предназначено только 8 порций тощого молока для больных, a больные — это почти все.

В бараке холодно и сыро, ибо власти выдают весьма мало топлива. Живущие в бараке берут, где только возможно, доски или другое дерево и топят ими в печках.

Повар, в виду того, что больные тифом не могут есть общей пищи, присылает в наш барак увеличенныя порции капусты, полбы и фасоли, сдобренной воловьим или овечьим мясом, или кониной. Капусту едят изрядно только лемки. В бараке находится 176 человек, освобожденных от перевода в новые бараки, дабы отбыли 16-дневный карантин, часто случается, что

освобожденный заболевает и после выздоровления подвергается вторичному карантину.

Наши крестьяне очень довольны карантином нашего барака, еще не особенно строгим, ибо их не берут на работы в эти дни стужи.

О. Дм. Хиляк открыл курс немецкого языка при 10 учащихся. Игра в карты становится до того азартной и страстной, что доходит иногда до крупных ссор.

В лагере от нужды, холода, сырости и тифа, умерло 33 человека. Между лагерем, a кладбищем, постоянно везут умерших и вероятно мнимоумерших. Если Бог нас не помилует, то скоро всех нас свезут на кладбище.

30. янв. — Сегодня очень холодно. Большая часть людей лежит на соломе прикрытая всем, что только у каждого еще есть. Велю топить печку досками, ибо стужа нестерпима. Некоторые из нас имеют только подобие кожухов, ибо эти кожухи вследствие дезинфекции паром, пришли в негодность.

Кулик бреет людей. Барна, который старательно ухаживал за своими усами, ради гигиены пожертвовал ими — сбрил их. Говорят, что в бараке освобожденных, но подвергнутых карантину людей, вспыхнул тиф и барак изолировали.

31. янв. — Гоцкий освобожден, с нами прощается, со слезами на глазах. Я и о. Ром. Копыстянский прощаемся с ним от имени всегo барака. От священников получает напутственное благословение. Гоцкий был хорошим комендантом барака.