утром допрашивал Боруха, после чего его переводят вместе с Крыжановским, Кмицикевичем и Прислопской, в 34-ый барак. Над Талергофом разразилась буря с громом.
15. мая — Безчеловечное обращение старшаго надзирателя арестнаго барака с одним русским интернированным. Неизвестно, за что, бил его палкой по спине и рукам и на возражения битаго ругал его (каналья, свинья и т. п.) и после длительнаго истязания, посадил его снова под арест.
Власти велят побелить известью бараки извне, a возле них устроить у стены грядки, борозды и посадить в них фасоль, дабы она, выросши, накрыла стены барака. Сильный дождь. Кригич (Kriegicz) вечером отправляется в Грац. Комиссия разсматривает дело устройства часовни и спрашивает священников, какой они веры, ибо немцам не было ничего известно об униатах и они их принимали до сих пор за православных.
16. мая. — Хлеб пекут в Талергофе, но он уже не тот, ибо к муке примешаны отруби и обрезки картофеля. Понятно, что многие из нас сильно болеют после принятия такой неудобоваримой пищи. Даже солдаты отказались брать свой паек в виде этаго хлеба. Топить печку можно только в определенное время. Случилось, что кто-то в бараке, после того как поел этого Талергофскаго хлеба, заболел желудком, и ему нужно было приготовить горячую пищу, для чего другой затопил печку и стал варить воду. Врач увидя дым из трубы нашего барака, сейчас прибыл в барак и, вызвав меня, как одного из комендантов барака, обещал подать рапорт на меня, если подобное своеволие со стороны жителей барака еще раз повторится. Читаю новопоявившийся юмористический листок „Терезинская вошь".
На обед, несмотря на жалобы генералу, все таки подают репу и репу. Встречаю бывшаго гимназиста второго класса в Ясле Станчака. Разговариваю с о. Калужняцким по делу вспомоществования для больного Качора.
17. мая. — Дают одну булку недопеченнаго хлеба на 5 человек. Хлебный голод господствует во всем лагере.
18. мая. — Работники поправляют дорогу за бараками. Жара ужасная. После съедения всенепременной репы идем спать. Постовой солдат побил до крови одного старика, три сына, котораго служили в австрийской армии и сражались на фронте.
19. мая. — На меня и Кицьку подал Поллячек рапорт, что в бараке, несмотря на напоминания, топлено в печке в недозволенное время. Присутствующий при допросе оффициал Тымчак дал о нас коменданту лагеря благоприятный отзыв, говоря, что мы лучшие коменданты в целом лагере. В виду этого отзыва комендант лагеря выразил надежду, что мы, как коменданты барака, будем стараться строго следить за тем, чтобы обитатели барака
|