Талергофский Альманах
Выпуск III. ТАЛЕРГОФЪ. Часть первая.
Главная » Талергофский Альманах 3
82

Май 1915 г.

1 мая. — Суббота. Переходим в шестой барак. Второе отделение прежняго барака, под предводительством Мазура, выражает протест, но вскоре успокаивается. Устраиваемся в бараке, прибивая к стене полки из досок. Так как „полевыя кровати" довольно просторны, то съуживаем их. В барак А) переходят реконвалесценты из II участка. Совместно с Прегориусом хлопочу о присылке в наш барак мастеров. Часть пленных закордонных русских идет куда-то, a остальные обмазывают крыши дегтем и зарабатывают т. об. по 5 крон в день.

2. мая. — Адресовать к нам надо: „An Lagerkommando" a не „Bewachungskomando". После o. Сеника плацкомендантом стал какой-то поляк, но ненадолго. После жары падает дождь, Опять является комиссия во главе с генералом, который внимательно распрашивает делегатов бараков. Д-р Крушинский подает ему жалобу, которая навела страх на всех чиновников и военных, держащих нас, что называется в ежовых рукавицах. Можно себе представить каким негодованием они к нам запылали. Ватылин просит об улучшении пищи, так как ежедневно дают на обед вареную репу и ничего больше. Власти вербуют „добровольцев" на фронт. Из Граца привозят 14 человек в лагерь.

3. и 4. мая. — Под карантин идут Махляй, Ковальский, Сухнацкий, Милько и др., всех 9 человек; на их место прибывает новых 6 человек.

5. мая. - Дезинфекция нашего барака. Снова таскаем свои вещи то из барака то в барак; эта работа заняла нам целое послеобеденное время. Мы как жиды на пустыне таскаемся из шатра в шатер, a Бог весть, сколько раз еще придется нам так скитаться, т. е. в сущности только топтаться на месте.

Принимаем в наш барак Григория и Николая Галя и Федорка (лемков).

6. мая. — Снова 12 человек отправляются в Грац, среди них и o. Отто. Сегодня

83

прибывает к нам санитарная комиссия для осмотра лагеря. В кантине можно купить марки для писем, но при условии покупки и бумаги для письма. Заказное письмо стоит 74 геллера. Один крестьянин из Званивки (уезд Кросно), хотя был освобожден, в отчаянии от полученных им сведений, бросился под поезд, и лишь на другой день нашли его тело.

7. мая. — 89 людей из Терезина прибыли утром и заняли II участок лагеря. Евстахий и Роман Макар из Угерец Мине-ральных посещают о. Григория Макара в нашем бараке и разсказывают свои перипетии. К нам приходят знакомые и прихожане о. Макара, которые были во втором, a после в 20-ом бараке. Транспорт Терезинцев разделен на две группы: одна интернированных, которые должны остаться в лагере, a другая людей, которых отправят в разные города под надзор полиции.

8. мая. — Второй участок изолирован от перваго проволочной решеткой и поставлены кругом него сторожевые посты. Снова прибывает комиссия во главе с генералом; о. Савула пошел под карантин.

9. мая. — Воскресенье. Дождь весь день и понятно все время проводим в бараке. На обед дают по обыкновению вареную репу. Объевшись этой репой, мы почувствовали тяжесть в желудке, вследствие которой почти все поголовно легли спать, но и во сне репа дает себя чувствовать так, что неспящие были вынуждены суетиться. Многие почти всю ночь не спали. Почту разносит по лагерю ефрейтор Мандль.

10. мая. — Генерал снова посещает лагерь. Вдова Нестора Полянскаго хочет посетить до отъезда гроб своего мужа, но власти не разрешили ей этого. Запрещается женам, мужьям и детям молиться у гроба своих родных перед отъездом.

Имеем новаго врача Поллячка (чеха). Врач Пистингер уезжает на фронт, он был довольно хороший и врач и человек и помогал нам сколько мог. Петро Дидчик переходит в госпиталь не заразительных болезней.

11. мая. Медицинский осмотр сегодня производят врачи: д-р Ляйакер и Поллячек. Сегодня уменьшено число порций супа с 28 на 8 на весь барак. На обед дают разваренную рыбу, целиком не очищенную. Приезжают в лагерь два офицера польских легионов с заданием вербовать австрийских и русских поляков в легионы. Многих из интернированных уже вчера призывали к воротам эти офицеры и предлагали им вступить в легионы.

Генерал разрешил читать газеты к нашему общему удовольствию, ибо это разрешение все таки подает надежду, что в будущем жизнь наша станет немного легче.

O. O - вич пользуясь этим разрешением берет старую газету, которую он читал несколько раз, выходит с нею на площадь и, развернув ее с

84

торжествующим видом, начинает читать во всеуслышание. Военный судья допрашивает „заподозренных" или там обвиненных.О. X—к читает „Universum", после чего засыпает сном праведнаго, не выпуская из рук экземпляра этого журнала. Подойдя к нему, мы прочли заглавие статьи, которую он читал. Оказалось, что это была статья „о модах". Очевидно, чтo чтение такой поучительной статьи влияет на мужчин пожилого возраста, благотворно убаюкивая их ко сну.

Киселюк Роман и вдова Полянская, идуг под карантин, a Боюк и 40 терезинцев уезжают в Грац, Возле ангаров для аэропланов власти устроили пекарню. Люди нашего барака употребляют в разговоре часто слова: „хомик" и „папа римская медведик XVI". Среди людей из Терезина находятся о. Пирог, студент Шуминский, Кмицикевич и др. Крестьянин Барна заработал столько на стирке белья, что купил себе впервые в жизни бинт на усы и надев его кичливо разгуливает по площади с засунувшими в карманы руками. Те, которым врач запретил давать мясной суп, обсуждая это между собой, говорят: „Я могу обойтись без мясного супа, но почему меня исключили из списка получающих мясной суп, не понимаю". Ненормальный Стефан ухаживает за толстой продавщицей булочной и за „Schwester", чем приводит толпу гуляющих в неописуемое веселье.

12. мая. — Генерал осматривает бараки. Один старый крестьянин просит его отпустить его в виду его старости, с сыном на свободу, отправив предварительно под карантин. Генерал, выслушав его, обещал разсмотреть его дело. Ободренный милостивым отношением генерала, старик гнусливым низким голосом, по польски обращается к генералу:

„Ваша эссенция!" „Чего хочешь?" — спрашивает генерал, „Врач не хочет дать мне карточки на мясной суп!" Присутствующие улыбнулись. Генерал махнул рукой и пошел дальше. Читаем газеты перед бараком, М—к берет обычно за одиночное чтение газеты 70 гел. Іосеферта (поляка), посаженнаго на 4 месяца в одиночное заключение без объяснения причин и без следствия, вьпустили 11-го сего месяца в час ночи и направили в барак. Кицька в 7 ч. утра привел по приказу властей, в арестный барак Карела и Дудру. Утром холодно, но после обеда потеплело.

13. мая. — Дм. Качор заболел тифом. Во время еды хлеба смазаннаго медом у меня сломался зуб, к счастью моему я во время зто заметил и выплюнул его. Под карантин, оказывается, отправлены из нашего барака; Базар, Середа, Стефан Качмар, Коваль, отец о. Калиновича и др. Сбор для больного Качора. Вечером разговариваем с Шуминским, Романом Макаром и одним крестьянином, который передал нам факт преднамереннаго убийства постовым одного крестьянина. Несколько

85

месяцев тому назад разсказчик стоял поодаль от поста и видел, как к постовому солдату подошел другой солдат и посоветовал ему зажечь папиросу и бросить перед проходящим той дорогой интернированным крестьянином, что постовой солдат немедля исполнил. Крестьянин, видя лежащую на земле зажженную папиросу, не смотря на тo, что курить было запрещено, поднял ее и, конечно, сейчас стал ее курить. Этого только и ожидал солдат и, подбежав к нему, проколол его штыком в нескольких местах! В настоящее время солдаты чехи к нам относятся гораздо снисходятельнее, чем солдаты австрийцы.

Сегодня приняли мы в наш барак лемков: дьяка Казимира Червинскаго, Гаврана и Олесневича. День жаркий. Возле бараков занятых людьми из Терезина торчит целая толпа наших, которых чешские посты не отгоняют. С почтой нет порядка, ибо раздают ее 5 человек. Играю в шашки с Федоркой.

14 мая. — Военный следователь допрашивает меня и о. Кирилла В. Мой протокол гласит: Феофил Курилло, 23 лет от роду, гр.-католик, свободный, юрист и практикант в уездной польской ссудо-сберегательной кассе в Горлицах, арестован в Горлицах на дому, одним из вахмистров жандармерии. „За что арестован?" отвечаю: „не знаю причины, быть может — Вам, господин судья, это известно". „Имеете деньги?" — „не имею, но мой отец их имеет". „Почему он сюда не явился?"—„Потому, что не был призван". „Ну так зовите его". (Я призвал папашу). Судья тоже распрашивает отца, так же его имя и фамилию, сколько лет, женат ли он, был ли под следствием. Отец отвечает, что в Новом Санче, был под следствием, по причине анонимнаго доноса. Из заподозренных только двум был объявлен приговор: благочинному Сандовичу и его сыну Антону, которые и были разстреляны в Новом Санче, a остальные, в виду появления в Н. Санче холеры, были перевезены в Талергоф. Я был предан военному суду и, как видно, освобожден. Судья: „Сколько денег имеете вы?" Отец: „в депозите 400 крон и 130 крон месячнаго жалованья". Сегодня военный следователь допрашивает всех заподозренных из Перемышля, a из лемков только: д-ра Дм. Собина и его брата Михаила и еще нескольких крестьян. Душная жара. Мы все только в рубахах и штанах. На площади некоторые собирают окурки брошенные на землю и, вытряхивая из мундштуков оставшийся табак, сушат его и употребляют эту массу на изготовление новых папирос. Утром, во время завтрака, можно видеть целую толпу голодных людей, молящих о предоставлении им остатков супа! Получившие его хлебают с жадностью чисто звериной. Некоторые покупают, этот сильно разбавленный суп по 4—10 гел. за кружку. Военный следователь

86

утром допрашивал Боруха, после чего его переводят вместе с Крыжановским, Кмицикевичем и Прислопской, в 34-ый барак. Над Талергофом разразилась буря с громом.

15. мая — Безчеловечное обращение старшаго надзирателя арестнаго барака с одним русским интернированным. Неизвестно, за что, бил его палкой по спине и рукам и на возражения битаго ругал его (каналья, свинья и т. п.) и после длительнаго истязания, посадил его снова под арест.

Власти велят побелить известью бараки извне, a возле них устроить у стены грядки, борозды и посадить в них фасоль, дабы она, выросши, накрыла стены барака. Сильный дождь. Кригич (Kriegicz) вечером отправляется в Грац. Комиссия разсматривает дело устройства часовни и спрашивает священников, какой они веры, ибо немцам не было ничего известно об униатах и они их принимали до сих пор за православных.

16. мая. — Хлеб пекут в Талергофе, но он уже не тот, ибо к муке примешаны отруби и обрезки картофеля. Понятно, что многие из нас сильно болеют после принятия такой неудобоваримой пищи. Даже солдаты отказались брать свой паек в виде этаго хлеба. Топить печку можно только в определенное время. Случилось, что кто-то в бараке, после того как поел этого Талергофскаго хлеба, заболел желудком, и ему нужно было приготовить горячую пищу, для чего другой затопил печку и стал варить воду. Врач увидя дым из трубы нашего барака, сейчас прибыл в барак и, вызвав меня, как одного из комендантов барака, обещал подать рапорт на меня, если подобное своеволие со стороны жителей барака еще раз повторится. Читаю новопоявившийся юмористический листок „Терезинская вошь".

На обед, несмотря на жалобы генералу, все таки подают репу и репу. Встречаю бывшаго гимназиста второго класса в Ясле Станчака. Разговариваю с о. Калужняцким по делу вспомоществования для больного Качора.

17. мая. — Дают одну булку недопеченнаго хлеба на 5 человек. Хлебный голод господствует во всем лагере.

18. мая. — Работники поправляют дорогу за бараками. Жара ужасная. После съедения всенепременной репы идем спать. Постовой солдат побил до крови одного старика, три сына, котораго служили в австрийской армии и сражались на фронте.

19. мая. — На меня и Кицьку подал Поллячек рапорт, что в бараке, несмотря на напоминания, топлено в печке в недозволенное время. Присутствующий при допросе оффициал Тымчак дал о нас коменданту лагеря благоприятный отзыв, говоря, что мы лучшие коменданты в целом лагере. В виду этого отзыва комендант лагеря выразил надежду, что мы, как коменданты барака, будем стараться строго следить за тем, чтобы обитатели барака

87

не топили печек в недозволенное время, и отпустил нас.

К рапорту представлены тоже были: д-р Собин и Прислопская. Главный комендант лагеря, (обершт) полковник, сегодня почему-то в хорошем расположении духа. Пользуясь этим, о. Курилло идет к нему и показывает недопеченый хлеб. Увидя этот хлеб, обершт немедля распорядился забрать у нас этот хлеб и выдать заместо него лучший.

Одна булка хлеба приходится на 4 человека. Вообще затруднения в получении хлеба непреодолимы. Только сегодня прибивают на дверях бараков инструкцию о многих обязанностях и никаких правах для интернированных. Узнаем, что Италия присоединяется к коалиции, враждебной Австрии. Говорят, что завтра будет допрошены 400 человек, 4-ый барак дезинфекцируют.


Похоронная процессiя.

20. мая. — Падает проливной дождь. Врач Поллячек распрашивает меня, что сказал мне главный комендант (полковник), не похвалил ли меня. В ответ говорю ему, что полковник махнул рукой на его рапорт и велел мне идти в барак.

Мандль абонирует: „Neue Freie Presse", a o. Курилло: „Nowa Reforme". О. X. читает лекцию дьякам, сначала об эмансипации женщин, потом о грамматике и наконец о Шпицбергене. П — ло сначала слушает потом, встает с места, поправляет шляпу, гладит усы и, не оглядываясь, выходит из барака за ним удирают пооодиночке и остальные слушатели, „остается лишь один Вербенец, но речь уже идет о судах. У П -са много чемоданов, чемоданчиков и коробочек. Кто-то в его отсутствие написал на них: панталоны, подштанники, галстухи, воротники и прочее, как будто это была лавочка. Так как топить печку можно только в определенное время, то в запрещенное

88

время варим себе чай, суп и прочее на Примусе. Хлеба получаем одну булку на 5 человек. Утром получаем мучной суп (пшено редко кто берет), на обед репу, a на ужин кофе. В нашем бараке помещается 120 людей. Вечером мы все идем гулять, но не надолго, ибо падает дождь.

21. мая. — Первое упражнение пожарной дружины под руководством взводнаго (капрала) Ревса, и инструкция, как пользоваться пожарной трубой.

На обед гнилая рыба. Много бараков возвращает ее обратно. Сопровождаю больного Паранича в госпиталь. В амбулатории делают снимки. Хлеб получаем только в 4 ч. пополудни. Собираем деньги на уплату работникам в бараках.

22. мая. — Купаемся в бане. Папаша пишет письмо Саше К., адресуя его на имя Перегинца (за согласием тойже) через Галац (Румыния) для передачи Саше K, ибо все наши письма к ней были без ответа. Хлеба получаем на 3 дня вперед. На обед: картофельный суп с мясом неопределеннаго вида и вкуса. „Радца" одеваясь, целует каждую отдельную вещь своего гардероба и так-же уважительно, как эпитрахиль и фелон священник.

23. мая. — Первый день праздника св. Тройцы. Бараки украшаем зеленью. По всем баракам священники правят утреню. Врачу заявляю, что подаваемый нам суп невозможен, на что он ответил, что надо обратиться к полковнику. На обед получаем рис, a на завтрак опять до того скверный суп, что выливаем его в сортир. Дипломатическия сношения Австрии и Германии с Италией прерваны. Хор Терезинцев под регенством Галушки поет хорошо. Сегодня не видно полета аэропланов. Проходя около лугов, слышим стрекотанье кузнечиков и пение жаворонков и вдыхаем в себя живительный воздух, приносимый ветром с Альп. По баракам завелось, кроме обычных и вездесущих насекомых, также много новых, как напр. муравьев и др.

24. мая. — На обед дают неизменную, возненавиженную репу, a на ужин плохого качества фасоль. По случаю праздников, газет не получаем. После обеда старик Ч., лежа на кровати без сапог и сюртука, разсказывает желающим его слушать, как хорошо в молодости он читал „ Апостола" в церкви и как за это угощали его у себя благочинный и советники. Эти разглагольствования его были прерваны о. Вл. М-им, ибо недавали ему спать; большинство людей уже спит, другие играют „в дураки", иные же молятся или пишут домой письма, даже втихомолку поплакивая и всхлипывая. Распря Богдана Км. с Добией. У Богд. Км. производят ревизию и наказывают его одиночным заключением. На другой день Богд. Км., допрошенный Тымчей, выпущен из под ареста, ибо признан невиновным.

25. и 26. мая. — Следственныя власти допрашивают некоторых. Получаем сегодня на обед

89

картофельный суп и рис. В лагере мало хлеба, мы его не только не получили, но даже не можем за деньги достать. Вышло приказание, дабы те из поляков, которые не ходили к допросу, явились в час дня, у ворот лагера, для допроса. До сих пор всякую корреспонденцию передавали мы Уейскому, Мандлю, Папари и двум постовым, и часто наши письма не доходили по адресу, теперь же бросаем кореспонденцию в почтовый ящик. Одного человека, который сошел с ума вследствие долгаго одиночного заключенья, отправили к врачу в Грац. 50 человек из Терезина уехали в Грац. Карантин наложенный на Терезинский отдел отменен.

27. мая. — Мой первый визит у Романа и Евстахия Макаров, которые прибыли из Терезина. Хор, управляемый Галушкой, поет удивительно хорошо. Вижу здесь о. о. Феленчака, Пи. Пирога и прочих.


Кладбище "под соснами".

Часть людей из карантиннаго барака уезжает домой на свой собственный счет, в их числе: Стефан Криницкий. Священникам выплачивают жалованье. Прошу врача, чтобы велел давать один хлеб на 4 человека, так как хлеба, который выдают, не хватает, на что получил ответ, что это невозможно ибо, и мирное население империи не получает больше хлеба. Получаю на весь барак 3 куска мыла и несколько др. вещей.

28. мая, — Получаем хлеб, представляющий смесь муки, деревянных опилок, пыли, всяких др. неудобоваримых примесей. Этот хлеб вызывает у нас боли в желудке и головную боль. Генерал приезжает ревизовать

90

лагерь. Он милостиво принимает все жалобы. Бараки белят извне известью. Гвоздевский показывает генералу хлеб. Штирия объявлена на военном положении. Хлеб стал дороже на 4 геллера. В бараках заведены посты пожарной стражи.

29. мая. — Дают на два дня вперед горький хлеб. Всю ночь падал дождь Переводят из нашего барака 9 человек в 19-ый барак, в числе их: Сеньку Брунарскаго и Червинскаго. Иностранцев Круля и Вуйцика переводят в 10-ый барак. Тех, которые были под карантином, вместо того чгобы выпустить на свободу, вновь, без объяснения причин, поместили в бараки, задержав их освобождение на неопределенное время (Befehl ist Befehl!) Получаем журнал „Universum", за 3 кроны. Возле кантины (лавки) устроили фонтан. Ии газет имеем: Neue Freie Prese", „Gratzer Tageblatt" и „Курьер Венский".

30. мая. — Воскресенье. Утром прибыла новая партия интернированных, числом 500 человек, из разных городов. Среди них православный священник Гудима из Вейнберга и несколько крестьян из грибовскаго и других уездов. Их разместили частью в трех карантинных бараках, частью в бараках №№31, 32 и 33. Пелагея Сандович распрашивает о. Гудиму про его жену. До 28. с м., интернированных в Талергофском лагере насчитывалось 5.164 человека. Одних булочников (пекарей) было 40 человек. Кофе не получаем, ибо его нет. Получаем лишь прескверный суп, от котораго у многих появился понос.

31. мая. — 88 поляков, русских подданых, переводят в Штейнклям (нижняя Австрия). Хлеб получаем вечером. Дождь падает довольно часто. На площади огласили власти фамилии тех, которых уже давно одержат в Талергофском лагере, но не обеяснили причины такого оглашения. Один старик из Мостиск житель 7-го барака задохся в бане, видно любил сильно попариться. Из за этого все работники бани призваны к рапорту.


knigi@malorus.ru,
malorus.ru 2004-2021 гг.