Изъ записокъ о. Александра Гелитовича, настоятеля прихода г. Косова*)

[*) Свящ. о. Александръ Гелитовичъ (см. портретъ на стр. 71 сего выпуска), заслуженный галицко-русскій народный дЪятель, дЪятельный членъ многихъ гал.-рус. О-въ и организацій и ревностный организаторъ Коломыйщины и Косовщины, родился въ 1852 г., рукоположенъ въ іереи въ 1876 г.]

Предлежащей запискЪ о ТалергофЪ не лишнимъ будетъ, быть можетъ, предпослать краткую замЪтку о моихъ переживаніяхъ и положеніи до арестованія меня въ началЪ войны въ 1914 г.

Въ 1894 г. сталъ я настоятелемъ прихода въ г. КосовЪ (на ПокутьЪ), гдЪ и засталъ еще въ 80-ые годы радикалами посЪянный и сильные корни уже впустившій бурьянъ безбожія, особенно въ средЪ мЪщанства.

Пришлось съ этимъ зломъ энергично бороться и, конечно, подвергаться злостнымъ и оскорбительнымъ нападкамъ со стороны агитаторовъ-радикаловъ. На почвЪ этой борьбы въ мЪщанствЪ возникли два враждебныхъ другъ другу стана: одинъ продолжавшій стоять за церковь, Русь, завЪты предковъ и историческія традиціи, другой — за безбожіе, „украину безъ хлопа, попа и пана", безсовЪстную демагогію и игру на низменныхъ инстинктахъ.

Первый сосредоточивался съ 900-хъ гг. въ основанныхъ мною и адвокатомъ бл. п. д-ромъ Романомъ Юліан. Алексевичемъ русскихъ организаціяхъ: читальнЪ О-ва им. М. Качковскаго и кредитномъ О-вЪ, другой — въ мЪстномъ "Народномъ ДомЪ" и „БесідЪ".

Корыстолюбивые и слабохарактерные мЪщане поддались радикально-самостійнической агитаціи и желали выжить изъ города и священника и адвоката. ЗамЪчательно при этомъ и то, что, несмотря на свое серьезное обезпокоеніе наступательнымъ разлагательнымъ радикальнымъ движеніемъ, австрійскія административныя власти все же предпочли стать на его сторону противъ русскаго, лойяльнаго и мирно-консервативнаго, столь силенъ былъ животный испугъ передъ Русью въ предсмертный часъ у обреченной уже тогда на погибель Австро-Венгріи. Видно это было, между прочимъ, и изъ позиціи, занятой жандармскимъ комендантомъ В. Тк., съ момента занятія имъ своего поста въ КосовЪ за 2—3 года до войны. Этотъ дЪйствительно неожиданный новый партизанъ „украинскаго" радикализма, въ своей фанатической ненависти къ русскимъ и въ борьбЪ съ ними, нисколько не стЪснялся ни своимъ жандармскимъ мундиромъ, ни требованіями такта или простого приличія. Приблизительно за годъ до войны, по всЪмъ воскресеньямъ и праздникамъ, онъ, вмЪстЪ съ семьею, ходилъ въ русскую церковь, по тогдашнему нахальному обычаю входилъ въ алтарь, садился тамъ на стулъ и не спускалъ глазъ съ совершающаго богослуженіе свяшенника, неморгающимъ василискомъ слЪдилъ за каждымъ его движеніемъ, словомъ, шагомъ и жестомъ, a когда священникъ, стоя въ царскихъ вратахъ, произносилъ проповЪдь, онъ, жандармъ, поднимался со стула, ставалъ тутъ-же за царскими вратами, возлЪ священника, чтобы не пропустить незамЪченнымъ ни одного сказаннаго въ ней словечка, чтобы все разслышать, удержать въ памяти и донести начальству!

Когда же въ іюлЪ 1914 г. была объявлена мобилизація и пошли одновременно массовыя арестованія русскихъ, этотъ жандармскій комендантъ хвастливо увЪрялъ своихъ единомышленниковъ радикаловъ: „Ажъ теперь попа посбудетесь. Долго я слушалъ его наставленія, иногда и полчаса длившіяся, а теперь я ему скажу всего только три слова: православіе, цареславіе и москалефильство, и - будетъ по немъ".

И когда затЪмъ въ августЪ почти всЪ въ косовскомъ уЪздЪ русскіе были арестованы, въ ихъ числЪ и сыновья и зять священника, этотъ комендантъ обратился къ старостЪ уЪзда съ просьбой о разрЪшеніи арестовать и священника. Но староста г. Вичковскій, знавшій ближе священника, не нашелъ возможнымъ и не видЪлъ никакой причины для арестованія и разрЪшенія на него не далъ. Въ концЪ августа, однако, комендантъ выступилъ со своимъ наглымъ домагательствомъ снова и закончилъ такой угрозой: Jesli pan starosta nie kaze ksiedza aresztowac, to ja go aresztuje na swoja odpowiedzialnosc, a pana staroste przedstawi przed komenda, jako obronce moskalofila". (Если вы, г. староста, не прикажете священника арестовать, то я арестую его на мою отвЪтственность, a васъ представлю командЪ, какъ защитника москвофила). Староста сдался, согласился и — я былъ арестованъ.

Ho стapocтa не скрывалъ того, что никакой вины за мной нЪтъ, что арестованъ я безпричинно, и что въ этомъ противозаконномъ актЪ онъ уступилъ подъ давленіемъ и угрозой коменданта. Вышедши изъ канцеляріи староства и встрЪтивъ меня, староста пригласилъ меня къ себЪ и сказалъ:

- Niech ksiadz bedzie gotow, bo bedzie aresztowany, na naleganie komendanta zandarmerji, ktory mi powiedzial... (какъ выше) i zagrozil... a podziekowac za to ma ksiadz swoim ludziom, ukrainskim radykalom, ktorzy przeztego komendanta nieustannie sie tego domagali (Приготовьтесь, батюшка, ибо будете арестованы по настоянію жандармскаго коменданта, который сказалъ мнЬ... и пригрозилъ… a поблагодарите за это, батюшка, таки своихъ людей (прихожанъ), украинскихъ радикаловъ, которые чрезъ этого коменданта безостановочно этого добивались).

Арестованъ былъ я 1-го сентября, раннимъ утромъ. По распоряженію старосты извощикъ заЪхалъ передъ мой домъ въ 4ч. утра. Одинъ старшій, корректный жандармъ разбудилъ меня, велЪлъ мнЪ одЪться и сейчасъ же садиться съ нимъ на извощика, чтобы выЪхать изъ Косова, пока еще люди спятъ, и такимъ образомъ не дать одичалой черни случая и возможности проявить свои хулиганскія выходки. Я былъ доставленъ въ тюрьму въ КоломыЪ, гдЪ засталъ уже арестованными очень много русскихъ людей изъ всего округа. НЪсколько дней спустя мы были вывезены въ Угорщину, въ Шатмаръ-Немети, позже въ Мискольчъ, въ военную тюрьму, a въ первые дни ноября въ Талергофъ.

Въ талергофскомъ лагерЪ особенно зимой съ 1914 на 1915 г.,, наша жизнь была до послЪдней крайности невыносима и опасна.

Однажды вечеромъ шелъ я спокойно по серединЪ дороги между нашими бараками. Расхаживавшій тамъ, до зубовъ вооруженный постовой солдатъ вдругъ крикнулъ: стой! — и въ тотъ же моментъ съ протянутымъ штыкомъ бросился на меня, намЪриваясь проколоть меня. Я инстинктивно отскочилъ въ сторону и только благодаря этому прыжку спасъ себя отъ изувЪченія или отъ смерти — солдатъ штыкомъ не досталъ меня.

Случай этотъ наглядно показавшій, какъ ни во что ставится лагерной стражей человЪческая жизнь узниковъ, особенно глубоко и на всю жизнь врЪзался мнЪ въ память.

Не менЪе разительнымъ и незабвеннымъ воспоминаніемъ на всегда въ моей жизни осталось жестокое наказаніе въ ТалергофЪ нашихъ студентовъ (ок. 50 чел.) за то, что при рекрутскомъ наборЪ, лЪтомъ 1915 г., на вопросъ комиссіи, какой они національности, отвЪтили правдиво, что русской — Russe

или russische Nationalitat. По наущенію офицера-мазепинца Чировскаго, лагерныя власти наказали всЪхъ этихъ студентовъ истязаніемъ т. наз. anbinden, т. е. подвЪшиваніемъ на столбу до обморочнаго состоянія. Въ числЪ такъ тамъ наказанныхъ былъ и мой сынъ Ярославъ, тогда уже адвокатскій конципіентъ. He mory передать, что я пережилъ тогда... ПослЪ отбытія этого наказанія онъ вмЪстЪ съ другими галицко-русскими студентами былъ включенъ въ такъ зов. Strafkompagnie (караемую компанію) и отправленъ на италіанскій фронтъ. Раненый тамъ во время боя шрапнелью, онъ скончался отъ.ранъ въ военномъ госпиталЪ 10-го марта 1916 г. Посбывшись изъ лагеря нашихъ студентовъ, тотъ же Чировскій принялся освобождать старшевозрастныхъ узниковъ — за взятки. Говорилъ имъ, что отъ него зависятъ освобожденіе изъ Талергофа и переведеніе ихъ на положеніе конфинованныхъ, но каждый желающій добиться этого, долженъ дать ему, Чировскому, не меньше 50—100 кронъ и выше.

Потребовалъ высшей платы и отъ меня, но, когда я ему сказалъ, что у меня больше нЪтъ, поторговавшись немного, удовлетворился и суммой 50 кронъ. Я ему ее уплатилъ и въ результатЪ перешелъ на положеніе конфинованнаго и въ качествЪ такового поселился въ м. Пассайль за Грацемъ (въ Стиріи).

Тамъ пребывалъ я круглый годъ и затЪмъ вернулся въКосовъ, на свой приходъ.

Въ КосовЪ за время войны многое измЪнилось. Также измЪнилось, и къ лучшему, отношеніе прихожанъ ко мнЪ. Многіе изъ нихъ, бывшихъ солдатъ австрійской арміи, попали въ плЪнъ въ Россію, пожили въ ней и поЪздили продолжительное время, ознакомились ближе съ жизнью, бытомъ, обычаями русскаго народа, въ результатЪ этого ознакомленія измЪнили свои прежніе руссоЪдные взгляды и убЪжденія и вернулись на родину другими, болЪе культурными людьми. Немало нашлось между ними и такихъ, которые не только навсегда разстались съ „украинскимъ" радикализмомъ, но и стали убЪжденными, искренними русскими патріотами.

Свящ. Aлeксaндръ Гелитовичъ.