Жизнь въ баракахъ.
Со временемъ перевели всЪхъ насъ изъ гангара, изъ палатокъ и изъ „шопы",въ готовые бараки и, вотъ, началась въ нихъ наша заточническая жизнь, такъ очень далеко отъ своихъ, подъ терроромъ военной команды, при скудныхъ, сумбурныхъ и лживыхъ извЪстіяхъ о войнЪ.
Намъ не было свободно много ходить по двору; намъ нелегко доводилось ходить въ др. бараки къ своимъ знакомымъ, чтобы другъ друга радовать или чтобы другъ другу въ чемъ-нибудь помочь. Насъ всегда подозрЪвали въ злонамЪренности и считали касъ крайне вредными и опасными людьми. A между тЪмъ, всЪ мы, заточники, оказались ввиду всего начальства спокойными и корректными и, кромЪ того, — за малыми исключеніями — заключенные были, т. е. оставались и здЪсь людьми набожными и богомольными. Между нами находились и два интелигентныхъ англичанина. Одинъ изъ нихъ, познакомившись съ нами и присмотрЪвшись намъ, оказывалъ намъ симпатіи и дружбу, жалЪлъ насъ крЪпко и говорилъ: „Вы, русскіе, удивительный народъ. Васъ здЪсь такъ много и всЪ вы такъ ужасно угнетены, загнаны и прижаты, и все же здЪсь — только тихіе богомольцы! Думаете ли вы, что вы себЪ этимъ положеніе и долю поправите? Никогда! „На похиле дерево и козы скачутъ!"—былъ смыслъ его рЪчи. Если бы было здЪсь насъ столько, сколько васъ, мы бы всего этого варварскаго террора и часа нестерпЪли!"
Крестьянинъ Мефодiй Васильевичъ Гриникъ изъ Яблоницы поль.
Намъ горько доставались и комомъ въ горлЪ ставали всЪ куски хлЪба, всЪ завтраки обЪды, и ужины. Иногда приказывали намъ сидЪть преспокойно на своихъ логовищахъ съ посудой и ждать въ совершенномъ молчаніи подаянія одной варехи какого-то постнаго, a то и поистинЪ отвратительнаго кушанья; иной разъ велЪли намъ ставать на дворЪ возлЪ барака, zwa-a zwa, для полученія кушанья, и сохрани Господь, чтобы кто-нибудь другъ друга опередилъ. Поплатился бы! Все такое обращеніе съ нами было для насъ крайне унизительно и оскорбительно. Но что было дЪлать?