Самопожертвованіе о Владиміра Венгриновича и врача д-ра Владиміра Могильницкаго.

Духовную помощь оказывали заболЪвшимъ заточникамъ нЪсколько священниковъ, но совсЪмъ отдался имъ къ услугамъ и на всЪ случаи о. Влад. Аф. Венгриновичъ. Его и призывали сами солдаты, стоявшіе на „вахахъ" подъ бараками съ тифозными больными, къ исповЪдыванію больныхъ. Такъ велось это долго, но наконецъ заболЪлъ и онъ тифомъ и чуть не сошелъ со свЪта. Оправившись отъ тифа, долго хворалъ онь реконвалесцентомъ. Къ выздоровЪвшему о. Вл. Аф. Венгриновичу, многіе шли благодарить его за самоотверженность и поздравить его съ выздоровленіемъ. Нашъ извЪстный стихотворецъ-самоучка Федоричка написалъ и вручилъ ему хорошее благодарственно-привЪтственное стихотвореніе.

КромЪ о. Вл. Аф. Венгриновича, заслужился для больныхъ тифомъ преизрядно и д-ръ Влад Могильницкій изъ Бучача. Когда свирЪпствовала пошесть тифа во всю, когда заболЪлъ этой опасной болЪзнью и умеръ даже военный врачъ, тогда свершилось для насъ столь опасныхъ для державы заточниковъ великое чудо: австрійскую „ваху" убрали отъ насъ изъ бараковъ совсЪмъ (караулы остались только внЪ ограды талергофскаго лагеря), а намъ объявили автономію, назначая всЪхъ „циммеркомендантовъ" нашими, за насъ отвЪтственными настоятелями. Объявляя намъ на 6 - 8 недЪль автономію, намъ сказали: „Попробуемъ съ вами; хочемъ узнать, какіе вы люди; если поведете себя хорошо и безупречно, будемъ и мы для васъ иными".

Какой хитрый выкрутъ придумали швабы! Врачамъ, д-ру В. Могильницкому, д-ру Дорыку, д-ру Войтовичу, д-ру ЦЪханскому (ТЪханскому), д-ру Прислопскому и д-ру Добіи, предоставили полную власть заниматься больными. Д-ръ Дорыкъ, единственный сынъ о. Феодора, за короткое время заразился тифомъ и умеръ, д-ръ В. Могильницкій занялся тифозными такъ усердно, что также заболЪлъ тифомъ и чуть не умеръ, но милосердный Богь сохранилъ его при жизни; судьба надъ нимъ и нами сжалилась, видно, ибо онъ оказался въ ТалергофЪ и по выздоровленіи просто незамЪнимымъ до конца. Военные врачи были собственно только чиновниками для больныхъ, дЪйствительнымъ же врачемъ для нихъ былъ только д-ръ Могильницкій.

Для иллюстраціи самоотверженности д-ра Могильницкаго, приведу такой случай:

Однажды, когда еще не были построены бани, вышелъ приказъ отъ команды, чтобы шли изъ семейственнаго барака купаться въ пару гдЪ то за гангаромъ (къ моему счастью не былъ я тамъ ни разу) всЪ женщины. ВсЪ боялись этого купанья, ибо была эта баня черезчуръ ужъ примитивна и многіе въ ней простуживались, а также нЪкоторые сводили свое платье ни на что, —

прислуга обращалась съ купающимися безпощадно. Уже вышло изъ барака нЪсколько десятковъ женщинъ изъ интеллигенціи; онЪ ставали возлЪ солдата, который долженъ былъ ихъ конвоировать, zwa-a-zwa, но, по счету солдата, не вышла еще одна барышня. Дамы объясняютъ, солдату, что въ этомъ случаЪ эта барышня не можетъ идти купаться, но солдатъ идетъ въ баракъ и выгоняетъ плачущую дЪвицу прикладомъ на дворъ. ВсЪ дамы и мы, повыходившіе изъ бараковъ мужчины, возмущены поведеніемъ солдата, но не можемъ ничего помочь, ибо за неповиновеніе и за вмЪшательство можетъ солдатъ стрЪлять и штыкомъ проколоть. Но вдругъ является изъ барака поспЪшившій д-ръ Могильницкій (онъ жилъ въ сем. баракЪ съ женою и сыномъ) и рЪзко говоритъ солдату (по нЪмецки): „Эта г-жа не пойдетъ купаться, ибо я, врачъ, запрещаю ей идти". Солдатъ зналъ, что д-ръ Мог. является врачемъ, но повиноваться долженъ онъ былъ только полковому врачу, a не интернованному д-ру Могильницкому, услышавъ рЪзкое слово д-ра М-го, всЪ за него безпокоились, думая, что сейчасъ пробьетъ его солдатъ штыкомъ, но, слава Богу, вышло иначе: солдатъ присмирЪлъ и отпустилъ барышню въ баракъ.

Разскажу еще и второй случай: По разнымъ причинамъ не было нЪкоторое время дозволено переходить изъ барака въ баракъ. Но въ одномъ баракЪ лежавшій въ высокой горячкЪ мужикъ, сорвавшись, вылетЪлъ изъ барака и спЪшилъ въ сосЪдній баракъ. Видя это, солдатъ кричалъ „halt! halt ", но когда больной на это нe обращалъ вниманія, выстрЪлилъ въ него, однако промахнулся и только прострЪлилъ стЪну въ баракЪ и ранилъ смертельно на колЪняхъ стоящаго иного здороваго мужика. Призвали сейчасъ врача д-ра Могильницкаго. Онъ осмотрЪлъ несчастнаго мужика, но мужикъ два часа спустя скончался. Пулю, которая убила мужика, нашелъ кто-то по другой сторонЪ барака и далъ ее — говорили—д-ру Могильницкому.

Команда вызывала д-ра Могильницкаго нЪсколько разъ къ протоколамъ, дЪлали даже у него обыскъ, и требовали возврашенія пули, но д ръ Могильницкій сказавъ, что пулю бросилъ гдЪ-то, держался этрго слова до конца и несмотря на всякія угрозы, пули не отдалъ, а, можетъ быть, и дЪйствительно бросилъ ее. Что было на самомъ дЪлЪ, я не узналъ.

По выздоровленіи д-ра Могильницкаго отъ тифа, шли къ нему многіе поздравлять и благодарить его.