Пребываніе въ ТалергофЪ B. P. Ваврика.

О своемъ арестованіи и пребываніи въ ТерезинЪ и ТалергофЪ

Василій Романовичъ Ваврикъ*) сообщаетъ слЪдующее: „Объявленіе войны застигло меня во ЛьвовЪ, гдЪ съ каждымъ днемъ все выше подымался военный пафосъ: шли разгульныя, хаотическія манифестаціи и разгромы русскихъ обществъ; по улицамъ проходили группы перевязанныхъ селянъ. Стало жутко и тЪсно; я уЪхалъ къ матери на село, въ Манаевъ, Зборовскаго уЪзда, думая, что у нея, жившей далеко отъ деревни въ лЪсу, найду покой и убЪжище.

[*) В. Р. Ваврикъ родился 21-го марта 1889 г. въ селЪ Яснище, нынЪ зборовскаго уЪзда. НЪмецкую гимназію окончилъ въ Бродахъ; въ 1912г.записался на юридическій факультетъ львовскаго университета. Въ 1914 г. былъ арестованъ и вывезенъ въ Терезинъ, черезъ годъ былъ отправленъ въ проклятый Талергофъ. Осенью 1915 г. былъ взятъ въ армію и весною 1916 г. изъ Словакіи пошелъ съ 20-ой маршевой ротой австрійскаго 80-го полка на италіанскій фронтъ, въ Альпы, на верхъ Слема, гдЪ лЪтомъ былъ взятъ въ плЪнъ. Весь годъ пробылъ въ разныхь мЪстностямъ Италіи. Весной 1917 г., съ помощью русскаго посла Гирса, получилъ свободу, уЪхалъ во Францію и поступилъ добровольцемъ въ русскій корпусъ, сражающійся противъ нЪмцевъ. Черезъ Англію и Ледовитый океань переЪхалъ въ Петроградъ въ то время, когда клонилась къ паденію власть Керенскаго, Въ РостовЪ на Дону поступилъ въ южнорусскую Добровольческую армію, былъ дважды раненъ, произведенъ въ чинъ капитана, и въ 1920 г. изъ Крыма эвакуировался въ Сербію, откуда переЪхалъ въ Закарпатскую Русь и въ УжгородЪ сталъ редакторомъ „Русскаго Православнаго ВЪстника". Въ 1921 г. поступилъ въ пражскій университетъ им. Карла, окончилъ философскій факультетъ въ 1925 г. Въ началЪ слЪдующаго года предложилъ ученую диссертацію, за что получилъ дипломъ доктора по славянской филологіи. ПослЪ этого вернулся во Львовъ; нЪкоторое время былъ редакторомъ "Русскаго Голоса", a въ настоящее время является редакторомъ „Временника" Ставропигійскаго Института и научно-литер. сборника, „Галицко-русской Матицы". Изъ литературныхъ его работъ приводимъ лишь тЪ, которыя появились отдЪльными оттисками: Трембита (сбор. стиховъ), Ужгородъ, 1921; Стихотворенія (сбор. стиховъ), Филадельфія, 1922; Красная горка (сбор. стиховъ), Львовъ, 1923; Карпатороссы въ корниловскомъ походЪ, Львовъ, 1923; Народныя пЪсни о РоманЪ, князЪ галицкомъ, Львовъ, 1924; Подъ шумъ Салгира, Львовъ, 1924; Я. Ф. Головицкій, Львовъ, 1925; Иванъ Наумовичъ, просвЪтителъ Галицкой Руси, Львовъ, 1926; Калининъ срубъ, Львовъ, 1926; Въ водоворотЪ, Львовъ, 1926; Литературное творчество Б. A. ДЪдицкаго, Львовъ, 1927; Народная пЪсня, въ повЪcтяхъ H. B. Гоголя, Львовъ, 1928; Извергъ, Львовъ, 1928; Одна невЪста - двухъ жениховъ, Львовъ, 1928; Чорные дни Ставропигійскаго Инстатута, Львовъ, 1928; Якъ Богданъ Черемха умиравъ за правду, Львовъ, 1929; Въ боръбЪ зa свободу русской земли, Львовъ 1929; Народная словесностъ, u селянс. поэты, Львовъ, 1929; Основныя черты дЪятельности Л. И. Шараневича, Львовъ, 1929; Галицкая литература "Слова о полку ИгоревЪ", Львовъ, 1930; Cnpaвкa o pyccомъ движеніи въ ГаличинЪ, Львовъ, 1930. ]

Съ большимъ трудомъ, на каждомъ мостикЪ задерживаемый заставами австрійскихъ солдатъ, я пріЪхалъ домой и нашелъ мать съ тремя невЪстками въ переполохЪ; онЪ плакали, разсказывая мнЪ объ ужасахъ, творимыхъ кругомъ. Я сразу понялъ, что попалъ въ матню, изъ которой могъ меня спасти развЪ налетъ казаковъ; но такого не было, несмотря на то, что селеніе лежало вблизи русской границы.

ЗатЪмъ въ одинъ критическій день бЪжала вся деревня, я одинъ остался на весь Манаевъ; ни плачъ матери, ни увЪщанія невЪстокъ не склонили меня бЪжать въ глубь Австріи, ибо я зналъ, что въ ней не найду пощады. Трое мучительныхъ сутокъ я провелъ въ пустой полосЪ, между двумя арміями.

На четвертый день, среди ошеломляющей тишины полей, я выбрался въ путь къ мЪстечку Залозцамъ, полагая, что оно уже находится въ русскихъ рукахъ. Однако я узналъ отъ скрывшихся въ ямахъ людей, что русскій форпостъ ночью оставилъ мЪстечко и австрійцы вошли въ него. Я бЪжалъ обратно домой, готовый пасть жертвой на каждомъ шагу.

Подъ вечеръ возвратилась моя мать, такъ какъ австрійцы пустили утку, что ихъ авангардъ вошелъ побЪдоносно въ Кіевъ. На слЪдующій день утромъ въ нашу хату вошли жандармы и староста села, опрокинули всЪ чемоданы и скрыни, забрали всю мою корреспонденцію и рукописи и, не разрЪшивъ переодЪться, посадили на подводу и вывезли въ Зборовъ, гдЪ посадили въ арестантскую конурку, вмЪстЪ со священникомъ Іоной Пелехатымъ изъ Нища. Русскіе наступали. Изъ Зборова всЪхъ, такимъ же образомъ, какъ я, арестованныхъ жандармы, перевязали цЪпями и спЪшно вывели на желЪзнодорожную станцію. Ахъ, какая эго была дорога! И плевки, и камни, и самочинные напады, и издЪвательства, какихъ еще міръ не видЪлъ, чередовались съ наглой силой. Во ЛьвовЪ навЪрно не одинъ изъ нашей группы лишился бы жизни, если бы не собачья будка, куда насъ, сколько влЪзло, вогнали. Въ тюрьмЪ св. Бригиды когда столица Галицкой Руси переживала агонію послЪднихъ судорогъ, мученія узниковъ лились тяжелымъ, непосильнымъ

стономъ, a за черными воротами производились смертныя казни на-спЪхъ и на то, чтобы навести ужасъ на всю вязницу.

Власти опасались за себя, и нЪсколько до занятія Львова русскимъ отрядомъ, онЪ вывезли насъ въ закрытыхъ вагонахъ, подъ усиленной стражею въ Терезинъ, что лежитъ на ОгрЪ, у ЛЪтомЪрицъ, напротивъ Рудогоръ, въ военную крЪпость (mala pewnost), окруженную рвами и водою. Сквозь рЪшетки вязницъ насъ (выше одной тысячи) встрЪтили чешскіе политическіе узники. Въ одной темницЪ сидЪлъ виновникъ объявленія войны, Гаврило Принципъ, убійца Фердинанда и его жены, 19-лЪтній, смуглый юноша. Не смотря на то, что нечисть, голодъ, придирательства ключниковъ давили немилосердно, все таки умъ требовалъ пищи. Тяжело было сидЪть безъ занятія; поэтому я сталъ писать рукописные листки п. з. ТЕРЕЗИНСКАЯ ВОШЬ" съ рисунками, изображающими наше тюремное житье-бытье. Листки шли изъ рукъ въ руки, вызывали громы смЪха и подражанія.

Др. В.Р. Ваврикх

Весной 1915 г. отдЪльныхъ узниковъ перебросили въ Талергофъ возлЪ Граца, гдЪ вславился своей тираніей Чировскій, поповичъ и оберлейтенантъ въ резервЪ. И тутъ снова, не теряя времени, я принялся за рукописный журнальчикъ п. з. "ТАЛЕРГОФЪ ВЪ КАРРИКАТУРАХЪ" что бы какъ говоритъ латинская пословица, per satyram castigare порядки Талергофа: это были стихи, маленькія пьесы, повЪсти, шутки, анекдоты и жанры изъ жизни лишенныхъ всякаго права. Я увлекся работой до того, что по цЪлымъ днямъ сидЪлъ въ углу барака надъ сбитымъ изъ досочекъ столикомъ. Каррикатуры спЪшно расхватывались, и обходили весь Талергофъ, вызывая численные толки. Теперь только сознаю, какъ страшно рисковалъ, пуская въ курсъ свои сатиры, которыя могли легко попасть въ руки властей, высмЪянныхъ безпощаднымъ образомъ.

КромЪ каррикатуръ, у меня было нЪсколько тетрадокъ записокь, которыя я передалъ на храненіе кривому студенту Дмитрію Басевичу изъ Поздячъ, когда уходилъ въ армію. Все это гдЪ-то затерялось, но я вЪрю, что еще многое изь моего матеріала сохранилось у многихъ нашихъ людей. Въ настоящее время я прихожу къ убЪжденію, раздумывая о томъ, что было въ ТерезинЪ и ТалергофЪ, что наибольшими его смЪльчаками были сумасшедшіе, Сильвестръ и Степанъ, которые безъ стЪсненія могли показать языкъ цинику Стадлеру и плюнуть, при взрывЪ смЪха многотысячной толпы, въ слЪдъ безстыжему Чировскому. Теперь только кошмаромъ во снЪ отзываются обЪ вязницы; Терезинъ часто мнЪ снится мертвецкой, наполненной сырымъ. удушливымь воздухомъ, a Талергофъ является въ видЪ змЪя, который, какъ когда-то Лаокоона съ его дЪтьми, окуталъ своимъ упругимъ тЪломъ пропадающую въ мукахъ массу людей.

Львовъ, 25. IX. 1930.

Предательство на два фронта.

(Сообщенiе свящ. о. Александра Гелитовича изъ Коссова).

Весной 1915 г. выезжая изъ Талергофа въ тюрьму во ВЪнЪ, бл. п. о. Гаврiилъ Гнатышакъ изъ Криницы, собралъ своихъ ближайшихъ друзей и сказалъ такъ:

„Богъ знаетъ, переживу ли я то, что меня ждетъ, потому прошу васъ выслушать терпеливо то, что вамъ разскажу.

Меня арестовали и вывезли въ тюрьму окружнаго суда въ КраковЪ. Чуть только закрылась за мной дверь тюремной камеры, какъ предо мной явился молодой, незнакомый мнЪ мужчина и, присмотрЪвшись мнЪ хорошо, спросилъ:

— Вы о. Гнатишакъ изъ Криницы?

— Такъ, — отвЪчаю — а почему спрашиваете?

— Очень удивляетъ меня то, что вы еще живы, ибо, посколько себЪ припоминаю, васъ и многихъ другихъ „наша высока рада" приговорила къ смертной казни.

Сказавъ это, онъ оборотился и не говорилъ ничего больше.

Я сейчасъ понялъ, кто онъ такой: значитъ „украинскiй" провокаторъ и здЪсь меня преслЪдуетъ!

Отъ времени до времени онъ подходилъ ко мнЪ и очень интересовался, какъ меня арестовали, допрашивали ли и т. д. Самъ же велъ себя такъ, какъ если бы не былъ арестованъ. Вынималъ изъ кармана какiя-то записки, что-то писалъ и своимъ поведенiемъ такъ мнЪ досадилъ, что я наконецъ спросилъ его, кто онъ такой.

— Я — отвЪтилъ онъ — называюсь А. Г—вичъ, адвокатскiй конципiентъ изъ города Т. долго я здЪсь пребывать не буду, всего нЪсколько дней, какъ разъ составляю заявление въ команду, чтобы меня сейчасъ освободила, такъ какъ, попалъ я между васъ по ошибкЪ.

Но прошла одна недЪля, вторая, истекъ даже мЪсяцъ, а его не выпускаютъ. Сталъ унылымъ, задуманнымъ. По цЪлымъ днямъ и ночамъ мЪрилъ тихимы шагами комнату туда и назадъ, часто останавливался предо мною съ выраженiемъ рЪшительности на лицЪ, какъ будто желая что-то сказать, но сейчасъ отворачивался и молчалъ дальше.

А между тЪмъ пришли вЪсти, что русскiя войска приближаются къ Кракову. ИзвЪстiе эго сильно его обезпокоило. Однажды вечеромъ подходитъ ко мнЪ и говорить:

— Отче, вижу, что „москали" таки возьмутъ Галичину, а намъ, „украинцамъ", трудно будетъ выдержать. Прошу васъ, если счастливо вернемся, не помнить худого, простите меня, и не представляйте меня въ черномъ свЪтЪ передъ „москлями", а я со своей стороны, если-бы судьба захотЪла, чтобы заволодЪла Украина, буду помнить о васъ.

Вотъ какъ! — думаю себЪ - начинается исповЪдь кающагося грЪшника. Стаю ласковымъ и спрашиваю Скажите, пожалуйста, теперь точно, кто же то приговорилъ меня еще до войны къ смертной казни?

Онъ подумалъ немного и затЪмъ сталъ разсказывать такъ: Еще въ 1912 году была созвана „наша рада" во ЛьвовЪ, въ засЪданiи которой много говорилось о возможности нынЪшней войны и постановлено составить списокъ всЪхъ „москвофиловъ", чтобы въ подходящiй моментъ всЪхъ ихъ арестовать и повЪсить. Поручено это дЪло мне. Я въ качествЪ торговаго агента разъЪзжалъ весь годъ по ГаличинЪ, изъ города въ городъ, отъ села къ селу, разспрашивалъ нашихъ людей про всЪхъ опасныхъ „москвофиловъ" и точно записывалъ. Такой списокъ въ нЪсколькихъ примЪрникахъ (экземплярахъ) я и предложилъ „нашей

радЪ. Она разслЪдовала и отмЪтила наиболЪе опасныхъ, приговаривая ихъ тЪмъ самымъ къ смерти. Одинъ примЪрникъ послала военной командЪ, а другой въ св. Юръ. — НынЪ вижу, что Богъ судилъ иначе: не всЪхъ васъ повЪсили, а „москаль" занялъ „украинску" часть Галичины.

—Такъ, такъ! — говорю — „не такъ склалось, якъ гадалось", что же будетъ съ вашей Украиной?

— Отче, этимъ меньше всего мы безпокоимся. Подъ Украиной уже есть почва. Мы воспитали нашу молодежь въ украинскомъ духЪ, а наши женщины проникнуты любовью къ УкраинЪ. Мы всегда использовывали то, что служило нашимъ цЪлямъ и, если Россiя нами завладЪетъ, мы станемъ лучшими „москалями, чЪмъ вы. Мы постараемся захватить въ свои руки всЪ общества, всЪ вЪдомства, перейдемъ въ православiе скорЪе васъ, ибо между вами, особенно, среди вашего духовенства есть немало противниковъ православiя. Мы представимъ васъ какъ неблагонадежныхъ и пожертвуемъ нашими женщинами, которыя поймутъ свою задачу, проторятъ намъ путь въ средЪ высокихъ чиновниковъ и привьютъ и имъ идею Украины такъ сильно, что въ благопрiятное и подходящее время они сами намъ Украину создадутъ.

Вотъ вамъ его заявление. НЪсколько дней спустя, когда русскiя войска стали подходить къ Кракову, всЪхъ насъ погнали на желЪзнодорожную станцiю и тутъ я разстался съ тюремнымъ знакомцемъ, кающимся грЪшникомъ.

Богъ вЪдаетъ, вернусь ли я въ мою дорогую русскую Галичину, такъ прошу васъ удержите себЪ хорошо въ памяти то, что я вамъ теперь разсказалъ и постарайтесь въ будущемъ использовать*.

ВыЪхавъ затЪмъ въ ВЪну, о. Гнатышакъ умеръ въ тамошней тюрьмЪ.

Свящ. Гаврiилъ Гнатышакъ изъ Криницы.