Паденіе религіозности.

Я замЪтилъ, что многіе изъ заточниковъ часто, долго и съ усердіемъ молились, но и немало было такихъ, которые проводили свои дни прямо таки безбожно.

Въ 8-омъ баракЪ помЪщался около меня отецъ съ тремя сыновьями. У нихъ было много денегъ, и вотъ они покупали много всякихъ съЪстныхъ припасовъ, готовили и „смажили" (жарили), и 6—8 разъ въ день Ъли. Ho o молитвЪ они забыли совсЪмъ! Однажды утромъ въ баракЪ было такъ неспокойно, что я и сынъ лишь съ трудомъ могли молиться. Подумавъ, сказалъ я громко: „Братія - заточники! Великое постигло насъ горе, не слЪдуетъ намъ заводить ссоръ и браниться, вотъ, лучше всЪ успокойтесь и молитесь Богу о снятіи съ насъ тяжелаго креста". ПослЪ этого утихло въ баракЪ, но отецъ трехъ сыновей сказалъ съ яростью въ голосЪ: „МнЪ и моимъ сыновьямъ не надо молиться. Насъ везли жандармы восемь миль, съ закованными въ кандалы руками, пусть же это униженіе замЪнитъ всЪмъ намъ молитвы на весь годъ". Отецъ и сыновья —рьяные „украинцы", расчитывавшіе, конечно, на совсЪмъ иную участь. Отецъ этотъ, освободившись вмЪстЪ съ сыновьями изъ Талергофа, поселился съ ними во ВЪнЪ. Мазепинскіе верховоды пригласили однажды и этого отца на свои совЪщанія. Когда пришла бывшая на очереди точка совЪщаться о томъ, кого слЪдовало бы освободить изъ Талергофа, предложилъ кто-то изъ менЪе завзятыхъ и враждебныхъ всему, что русское, чтобы освободить всЪхъ Полянскихъ, которые будь-що-будь, все же оказались самоотверженными діячами для народа". Услышавъ это, отецъ трехъ сыновей, вскочилъ какъ ошпаренный и сталъ уЪдать на Полянскихъ, какіе-де они опасные, такъ что не лишь упало предложеніе, но и еще было рЪшено придержать ихъ въ ТалергофЪ до конца. Такъ Полянскіе и выдержали въ ТалергофЪ до конца, до 7-го мая 1917 года! Пусть и радуется этотъ отецъ-„добродій".