Всякія напасти и непріятности.

За все время нашего пребыванія въ ТалергофЪ сколько напастей и непріятностей испытали мы!

Въ первомъ году, отъ сентября 1914 г. до сентября 1915 г„ считала насъ поставленная надъ нами команда послЪдними людьми на свЪтЪ, бродягами, и ни въ чемъ намъ не довЪряла.

Однажды полковникъ приказалъ произвести обыскъ во всЪхъ баракахъ и у всЪхъ за деньгами, за большими суммами, не отданными въ депозитъ командЪ. На обыскъ шелъ капитанъ, оберъ-лейтенантъ и лейтенантъ, въ обществЪ рядовыхъ съ заряженными ружьями. Мы всЪ должны были стоять, не шевелясь, возлЪ своихъ логовищъ (кроватями вЪдь мЪста нашихъ помЪщеній никакъ назвать нельзя и „берлога" названіе еще слишкомъ деликатное; наши мЪста для лежанія, и сидЪнія и спанья были хуже тЪхъ,что для собакъ*) [*) ВпослЪдствіи отъ Пасхи 1915 г., стали намъ по баракамъ выдЪлывать я ставять "причи" (нары) и давали намъ на эти нары соломенники (тюфяки); потому мы съ того времени уже не лежали такъ плотно другъ возлЪ друга, какъ прежде.]—и никуда не выходя. И мы были вынуждены отдавать въ депозитъ всЪ наши запасы денегь (кромЪ какихъ нибудь 10—20—50 кр.). A затЪмъ были мы вынуждены черезъ нашихъ комнатныхъ настоятелей ежемЪсячно по 20—50—100 кр. выпрашивать (выклянчивать).

Иной разъ было приказано снова быть каждому на своемъ мЪстЪ, ибо будутъ поиски за какими-то уворованными деньгами, кольцами, серьгами, бЪльемъ и платьемъ.

Еще иной разъ данъ былъ приказъ находиться на своихъ берлогахъ, ибо будетъ ревизія за скрытыми револьверами, браунингами, пулями, порохомъ, - совЪсть у команды была нечистая, такъ боялась и того, чего не было и быть не могло.

Ревизіи бывали, но никогда ничего не нашли, кромЪ нашихъ собственныхъ денегъ.

Еще бывалъ терроръ и ревизіи за переметными письмами и за табакомъ, a иногда и за укрытымъ топливомъ (необходимо нужнымъ для семействъ, для пригрЪтія молока, чайку, кофе), и за самоварами и примусами!

Было очень много непріятностей и скандаловъ изъ-за воровъ и проститутокъ, помЪщенныхъ, очевидно, нарочно въ баракахъ, и изъ-за спанья. Женщины старались отдЪляться отъ другихъ капами, пледами, но что иногда творилось —ужасъ!

Одинъ еврей (ахъ, эти евреи! никто на насъ такъ усердно жандармамъ и полицейскимъ не указывалъ, какъ евреи; никто насъ везомыхъ въ тюрьмы и въ мЪста заточеній такъ не оплевывалъ, и насъ такъ не безчестилъ, какъ евреи; они были на насъ поистинЪ діавольскими доносчиками) выпросилъ себЪ комнатку-сепаратку. И зачЪмъ? А, вотъ сталъ онъ въ лагерЪ посредникомъ по профессіи между проститутками и требующими ихъ! Такимъ парамъ отступалъ онъ свою сепаратку. Команда этого будто и не видЪла.

Въ первомъ году выходили странныя исторіи съ провизорическими нужниками. Выкапывали длинные рвы, давали вдоль рвовъ круглыя перила, чтобы на нихъ садились узники и эти рвы съ перилами возлЪ всЪхъ бараковъ безъ всякаго прикрытія и служили отхожими для лицъ обоего пола, для интеллигенціи и простонародья.

Рвы эти засыпывали рабочіе часто землею, доколь рвы не закрылись совсЪмъ; послЪ этого копали новые рвы.

Однажды вывелъ караулъ 20лицъ садиться на перила надъ рвомъ. Они сЪли и — о горе! перила перегнулись въ сторону рва, и всЪ 20 лицъ очутились въ мерзкой грязи! Ужасъ. Плакать хотЪлось надъ бЪдняками.

Но солдаты, которые возлЪ палатки на главной улицЪ все время просиживали, чтобы смЪнять караулы, узнавъ о „прыжкЪ" несчастныхъ въ ровъ, цЪлую недЪлю смЪялись надъ „событіемъ", показывали подобными вывертасами на своей скамьЪ, какъ интернованные падали въ грязь и безъ удержу радовались. Вотъ люди! Подъ конецъ 1915-го года построены были порядочныя цементныя отхожія.

Еще слЪдовало бы мнЪ описать здЪсь въ одной главЪ множество горькихъ и странныхъ исторій, которыя я узнавалъ отъ товарищей по недолЪ (обоего пола), исторіи ихъ арестованія, заключенія по арестамъ и тасканія ихъ въ товарныхъ вагонахъ или на платформахъ въ мЪста заточенія, но этому посвяшу, если Богъ позволитъ, особый трудъ.