Большіе праздники и похороны.

Во всемъ свЪтЪ, кажется, не умЪютъ святковать (праздновать) Рождество Христово и Пасху такъ величаво, какъ на Руси, a также и похороны въ восточно-греческомъ обрядЪ гораздо величественнЪе похоронъ у другихъ христіанъ.

Когда приходилось намъ святковать наши годичные великіе праздники въ ТалергофЪ, то невзирая на всякіе недостатки и трудности, мы старались все-таки соблюсти многое самое существенное въ нашихъ обычаяхъ обрядахъ по елику возможно, конечно.

Рождественскій праздникъ въ первомъ году былъ убогъ, но хлЪба и булокъ и мяса еще можно было достать, ну и торты были еще дешевы, то по возможности всЪ старались запастись ими, чтобы съ своими подЪлиться и порадовать другъ друга, но праздникъ Пасхи вышелъ несказанно скуднымъ и печальнымъ; для большинства было утЪшеніемъ одно Божіе слово по баракамъ и пЪніе „Христосъ воскресе!"

МнЪ пришлось служить пасхальную утреню и обЪдню въ пяти баракахъ и благословить тамъ пасхальныя брашна. Но увы! когда посмотрЪлъ я на кровати мужиковъ, гдЪ они положили свои пасхальныя яства, то невольно заплакалъ. У всЪхъ почти не было къ благословленію ничего больше какъ только кусокъ хлЪба и одно яйце!

О, какъ жаль было мнЪ нашего крестьянства, мужчинъ и женщинъ, и у нЪкоторыхъ и ихъ дЪтей! Но какой крЪпкій духъ былъ у нихъ! Они въ заключеніе неповинно взятые перенесли геройски все это горе.

Но въ 1916 на 1917 годахъ видЪлъ я уже гораздо большее обиліе пасхальныхъ яствъ; кому то поприсылали кое-что лучшее родные, иные, получивъ значительныя деньги за воловъ, коровъ и лошадей, взятыхъ у нихъ для войска, кое-чего купили себЪ, и, вотъ, было всЪмъ отраднЪе.

Въ 16 и 17 гг. вышли наши праздники почти величаво, ибо была уже церковь, a она была нашими не только по воскресеньямъ и праздникамъ, но и въ будни, утромъ и вечеромъ, по берега и за стЪнами, наполнена: въ богослуженіи и въ Божьемъ словЪ находили многіе отраду и утЪшеніе. Но были и такіе, которые не умЪли вести себя достойно, a лишь о томъ помышляли, чтобы Ъсть, пить, курить, въ карты играть, и безобразничать.

О, Господи! Горбатыхъ не выпрямитъ и могила, грЪшниковъ не исправятъ ни тюрьма, ни заточеніе, ни далекая чужбина, ни разлука со своими.

Особенно горестно было намъ

всЪмъ видЪть тамъ совершеніе похоронъ. БЪдные безусловно были наши всЪ тЪ, которые шли въ могилы гдЪ-то на далекихъ фронтахъ, не вЪсть для кого и за что, но такихъ смерть косила въ теченіе многихъ тысячъ лЪтъ, смерть же заточниковъ, взятыхъ изъ дому, похищенныхъ оть семействъ ни за что и вывезенныхъ такъ далеко, на чужбину, — большое горе и тяжелая печаль.

Облегчало сердечную боль осиротЪлыхъ родныхъ развЪ лишь то, что иногда оказывалось возможнымъ похоронить покойниковъ своими священниками, при полномъ отпЪваніи въ церкви и съ похороннымъ шествіемъ.

Что до умершихъ тамъ священниковъ и болЪе видныхъ лицъ изъ нашей интеллигенцін, надо сказать, что выходили ихъ похороны не такъ ужъ примитивно. Правда, невозможно было укладывать іереевъ въ гробы въ церковныхъ ризахъ и нельзя было держать ихъ хоть бы одну ночь въ церкви, но за то дозволено было хоронить ихъ въ порядочныхъ гробахъ и перевозить ихъ на кладбище даже въ сопровожденіи стройнаго хорового пЪнія. На такіе похороны являлись иногда гости даже изъ Граца, и они высказызались о нашихъ пЪвцахъ весьма признательно.