Главная > Архив >> № 2 за 2008 год. |
104 |
Карпатороссы в Корниловском походе и Добровольческой армии
Василий Романович Ваврик (1889-1970) - галицко-русский публицист, историк, поэт. Преподаватель русского языка во Львовском университете (1939— 1941) Окончание. Начало в № 1 за 2008 г. IX. Гибель Славянского полкаA у нашей деревушки Когда генерал Вицентьев приготовил все необходимое для передвижения полка в Елизаветград и по этому случаю давал прощальный вечер русскому обществу Александровска за его сердечные симпатии к чинам полка, 17 августа им была получена телеграмма o появлении Махно. Это известие было принято среди веселых возгласов. В зале бала раздалось стройное и торжественное пение: «Пора за Русь святую». Русские, впервые слышавшие наш гимн, сделали восторженную овацию нашим офицерам. В 5 часов утра батальоны пошли по улицам Александровска, напевая песню, еще не зная, что ждет их впереди. A ждала их ужасная участь: У Кичкаского моста и возле станции Мировой произошло сражение с махновцами, в котором Славянский полк был разбит в пух и прах. На тысячу двести пггыков нагрянуло не менее двадцати тысяч махновцев. На поле сражения были изрублены помощник командира полка полковник Ярошевский; командиры четырех батальонов гюлковники Алексеев, Жолтер, Медведев и Поротов; командиры рот штабс-капитаны Пияццо, Еждик и Юхт. Такая же судьба постигла многих галичан, из которых не погребенными остались над Днепром поручики Вас. Вен. Бойко, Якимец, Ющак и Фитио; вольно-определяющиеся Цымбалистый, Пашкевич, Мельник, Матиаш, Проскурницкий, Крыштал, Крушельницкий, Иваськов и много других. Избитый врач Евгений Мельник умер от ран. Славянский полк почти целиком был взят в плен. Подпоручику Еднакому удалось бежать из плена; прапорщик Кметь пропал без вести. Махновцы прижали остатки полка к Днепру. Ген. Вицентьев с женой спасся на лодке. Солдаты бросались в Днепр, но не каждому из них было суждено увидеть другой берег. Махно вошел в Александровск и целый месяц делал жестокие расправы с белыми. X. Гибель Добровольческой армииВсе тучки, тучки понависли, Генерал Деникин взял еще Орел, последний этап к Москве, однако его орлы-добровольцы после того опустили свои крылья. Не суждено им было достать Белокаменную, как карпатороссам престольный город Льва и Осьмомысла, подпиравшего своими железными полками Карпатские горы. Здесь я должен сказать, что не бои сломили армию Деникина. Весьма много |
105 |
было причин ее гибели, но главнейшие, по-моему, следующие. Генерал Деникин шел на Москву слишком рано, ибо в русских умах были еще хаос, неясность, сбивчивость. Русское общество в тылу не представляло из себя ничего отрадного. Большевизм не отжил, он был в самом разгаре. Общество интеллигентов тормозило дело освобождения. Еще большевики не были совсем выбиты из Кубанской области, как «самостийники» пошли походом против Добровольческой армии. В тылу разжигались страсти всякого рода партиями, вследствие чего падение было неизбежное. В тылу не на что было опереться. Русская интеллигенция упивалась утопиями, которые она лелеяла целое столетие в своей душе. Ей было стыдно и невозможно отказаться от них. Армия восстанавливала Россию, a тыл разрушал ее без пощады и зазрения совести. К партийным раздорам присовокупились жажда легкой наживы, спекуляция, хищение общественного имущества, грабеж, болезни и постоянно возрастающая дороговизна, влекущая за собою голод. Хозяйничанье, которое мне приходилось видеть в разных учреждениях, лазаретах, питательных пунктах и присутственных местах, производило на меня впечатление, что честных людей надо с фонарем искать на Руси в белый день. Несомненно, они были, но, видя безобразие, ушли, и Деникин не мог подобрать себе подходящих помощников. Когда Деникин взял Орел, Кубанская Рада решила отозвать пластунов будто бы для защиты Кубани. Появление Махно в тылу расстроило планы дальнейшей борьбы. Кроме того, в самой армии нашлось множество недобровольцев, т.е. таких, которые вовсе не думали o благе русского народа. Частые пьянства и буйства подрывали престиж власти. Вдобавок армия была не одета и не обута, когда с севера подуло сильным холодом. Много говорилось, что Деникин медлил с земельной реформой, но это обвинение беспочвенное. Деникин передал земельный вопрос в руки проф. Билимовича, сторонника Столыпинской реформы. К этому запутанному вопросу Деникин подходил весьма осторожно и со взятием Москвы окончательно решил бы его в пользу крестьян. Ответственность за отступление не может пасть на одного Деникина; два его поступка красноречиво говорят за то, что он благо отечества ставил выше своих личных интересов, именно: во-первых, он передал всю власть в руки адмирала Колчака, a во-вторых, назначил своим преемником ген. Врангеля, когда увидел, что командиры полков склоняются более на сторону последнего. Как человек чести, горячий патриот, он счел нужным уйти с занимаемого им поста главнокомандующего. В партийных спорах он всегда был великодушен. Донцам он сказал: «Нас рассудит Бог и история». Призыв: «Единая и неделимая Русь» он проводил на деле честно, смело и непоколебимо. В Карпаторусском деле он проявлял всегда самое горячее желание помочь ему. Соединение с Петлюрой он считал недопустимым и позорным. Нужно сказать правду, что причиной гибели Добровольческой армии были недальновидность, беспросветная безыдейность и анархистские стремления русского общества интеллигентов. Не будь этого, имя Деникина было бы записано на страницах русской истории золотыми буквами. XI. Генерал ВрангельПора греметь могучим хором: Большевики закупорили остатки Добровольческой армии в Крыму. Ген. Врангель принялся за ее переформирование. По гражданской части он подготовлял земельную реформу. Кто знает, что случилось бы с Россией. если бы поляки не заключили перемирия с большевиками. Русский народ в своей массе понял, что такое болыпевизм. Он был задет за живое, и население, которое нападало на отступающих деникинцев, добровольно шло в ряды врангельцев. Оно перестало смотреть на болыиевиков как на власть рус- |
106 |
скую. Большевиков спасли, повторяю, поляки, заключившие с большевиками перемирие, после чего у большевиков развязались руки для борьбы с Врангелем. Борьба Врангеля была лишь эпилогом грандиозной деникинской борьбы с большевиками. Ни в коем случае она не могла прекратиться с уходом Деникина, ибо чем дальше на юг отступала Добровольческая армия, тем ярче обнаруживался у нее патриотизм. Инстинктивно все оглядывались вокруг себя и искали такого человека, который один, сильною рукою подчинил бы себе солдатские массы. Этим самым объясняется факт, выдвинувший Слащова в крымского героя, не допускавшего суждений и колебаний. Так как ген. Врангель отличался очень сильной энергией и волей, он был избран офицерским корпусом на пост главнокомандующего. Период его борьбы был рядом отчаянных и сверхчеловеческих усилий на фронте и в тылу, засвидетельствовавших не только желание, но и святейший порыв жертвы во имя свободы России. Боями впервые запечатлен русский облик, который потерял свои черты в революции. Впервые поняли русские люди, что такое Русская земля и зачем она им дана предками. По-моему, Белое движение имеет глубокий смысл в возрождении России, как бы о нем теперь ни говорили. XII. Чаша страданий выпита до днаА на той калине Славянский стрелковый полк был в Крыму расформирован. Ген. Вицентьев умер от сыпного тифа. Оставшимися и новоприбывшими из Чехии и Италии галичанами стал командовать полковник Маркович. В это время они могли уехать из Крыма, однако долг перед Родиной велел им прийти к другим выводам: уезжать из России, пока продолжается борьба с большевиками, нельзя. Думалось, что переворот наступит непременно, отрезвление охватит народные массы, раньше или позже водворится порядок в великой стране — Россия станет опять могучим в Европе фактором. Прикарпатская Русь воспрянет вместе с ней. Оправившийся после тяжелой болезни Григорий Семенович Малец созвал на совещание комитет. Решено оставаться при Врангеле. Малец, Бачинский и Гнатик отправились к нему с докладом в Севастополь. Нужно с ударением подчеркнуть, что ген. Врангель не разбирался в карпаторусских делах так, как его предшественник. Он смотрел на карпатороссов сквозь очки всего русского общества, не имеющего точного понятия, что такое есть Прикарпатская Русь. Он знал, что у Карпат живут какие-то славяне, но кто они — это был для Врангеля темный лес. В штабе все-таки были люди, которые знали Карпатскую Русь. Таковыми были министр П.Б. Струве, ген. Вязьмитинов и мин. Кривошеий. Ген. Врангель обещал поддержку. Галичане были переведены в Сводно-стрелковый полк и образовали 2-й Карпаторусский отдельный батальон, командиром которого был назначен поручик (и скоро затем штабс-капитан) Владимир Гнатик. Батальон переехал из Феодосии по Арбатской Стрелке на позиции против города Геническа, где пополнился прибывшими из Новороссийска студентами-галичанами. Между прочими сюда пришли: Яблонский, Богонос, Оленич, Гресюк, Войцеховский, гимназ. А.Кобылецкий и другие. Скоро, после расформирования Сводно-стрелкового полка, Карпаторусский батальон был влит в 49-й Брестский полк, входивший в 13-ю дивизию 2-го корпуса. Здесь, однако, батальон был сведен в 4-ю Карпаторусскую роту с тем же командиром Гнатиком и начальником пулеметной команды поручиком Львом Пелехом. 20 мая 1920 г. Феодосия наполнилась всех родов войсками. Ранним утром, едва взошло солнце, в гавани перед пароходами, нагруженными солдатами, явился генерал Врангель. Грянул орхестр, гряну- |
107 |
ло «ура!», и 42 парохода выплыли на Черное море. Уехали и галичане. Десант был весьма удачен, несмотря на то, что войска бросались в море и приплывали к берегу. Кирилловка была взята без боя, но уже в соседних деревнях завязались сильные бои, результатом которых было взятие Давыдовки, города Мелитополя, Константиновки, Мордвиновки, станции Федоровки. Эти успехи опять подняли дух армии. Перед врангельцами раскинулась роскошная, широкая малорусская степь. Их обласкала очаровательная южная весна. На этой роскошной степи и в такую очаровательную весну происходили бои каждый день и каждую ночь, бои до сих пор небывалые с большевиками, которые под руководством опытных генералов и офицеров императорской армии приобрели воинский вид, дисциплину и необходимые на войне приемы. Походы и бои продолжались. Карпаторусская рота шла впереди Брестского полка, командуемого полковником Хаджи. Под Кизиаркой разведчики-галичане отбили у латышского большевистского полка знамя. В бою под Лесным, называемым немецкими колонистами Вальдгеймом, они взяли в плен взвод большевиков. Кроме этого, принимали участие при взятии города Большого Токмака. В бою под Вернерсдорфом, на речке Токмачке, автор настоящей статьи был ранен и ушел из строя раз навсегда, потому что вскоре был назначен в распоряжение генерал-квартирмейстера при главнокомандующем в помощь Г.С. Мальцу. Дальнейшая судьба Карпаторусской роты в точности мне неизвестна. Знаю только, что она продолжала сражаться и принимала участие при разгроме огромных сил Жлобы корпусом ген. Кутепова. Затем она перешла было на Днепр на Каховскую переправу, оказавшуюся ловушкой и гибелью врангелевского наступления. Когда войска ген. Врангеля уже взяли город Александровск и станцию Сине льниково, то Каховская переправа, почти у самого Перекопа, была в большевистских руках. Следовательно, тыл армии был постоянно загорожен. И наконец, когда большевики, заключив перемирие с поляками, стянули все свои силы, тогда отрезали ген. Кутепова от Крыма именно от Каховки. Можно себе представить напряжение большевиков, с одной стороны, чтобы уничтожить противника, и стремление ген. Кутепова — с другой, чтобы пробиться в Крым. Войска ген. Кутепова, быть может, погибли бы, если бы не пришли им на выручку крестьяне. Они помогли также ген. Врангелю вывести с честью полки из Крыма на далекую чужбину. В боях при ген. Врангеле Карпаторусская рота оставила в степях Малороссии несколько офицеров и солдат. Под Кизиаркою у Мелитополя был убит подпоручик Галиковский, под Каховкой погибли поручики Сойка, Процык, Кмицикевич, Бокало. Почти каждый офицер был ранен: Гнатик, Бачинский, Бродский, Яблонский, Долгий, Пел ex, Стефчак, Ющак, Брояковский, Богонос. Поручик Сьокало был взят в плен во время налета большевиков на село Чаплинку и спасся таким образом, что прятался у одного крестьянина в сене, пока опять не явились войска Кутепова. Штабс-капитан Моцко, оставшийся в Крыму, был зарублен большевиками в Симферополе. Неизвестно, что случилось с оставшимися у большевиков Гаевишиным и Гнездуром. Вот таков краткий очерк военных действий карпатороссов в составе Добровольческой армии, сражавшейся за лучшее будущее русского народа, а тем самым и за нашу теснейшую Родину — Карпатскую Русь. Несколько слов в заключениеРабота галицко-русских студентов и гимназистов не ограничивалась одними военными действиями. После прекратившейся — вследствие революции — деятельности Совета Прикарпатской Руси в Ростове-на-Дону галицко-русский отряд защищал дела Карпатской Руси посредством своего представителя, каким был Г.С. Малец. |
108 |
Очень жаль, что у меня нет протоколов Комитета по организации Карпаторусского отряда; из них можно бы убедиться, как неусыпно и с каким самопожертвованием работал Григорий Семенович Малец. Не имея абсолютно никаких средств, он три года бился с трудностями в штабе и в разных ведомствах, чтобы проводить успешно организацию. Целыми днями ему приходилось выстаивать по разным ведомствам и канцеляриям. Записки, меморандумы, карты, широкое устное ознакомление делались им с большой аккуратностью и прилежностью. Кроме всего этого, он все время, когда был в отряде, брал оружие и шел вместе с другими в бой. Добровольцы Карпаторусского отряда шли к генералу Корнилову, Деникину, Врангелю и отдавали свою жизнь не по личным соображениям, а во имя той идеи, которая столько проповедовалась и лелеялась среди галицко-русского народа и за которую столько лучших сынов нашей теснейшей Родины томилось и страдало по тюрьмам и Талергофам. Ведь лучше было бы сидеть им в городе, чем погибать от ран, делать походы, переправы, дозоры, строить ночами мосты и дороги, выносить холод, дождь, грязь, воду, мороз, снег, бессонные ночи, насекомых и все тяжести войны. На знамени отряда было написано: «Освобождение Родины и единство русского народа». Он боролся за величие русского народа, за тысячелетнюю его историю, веру и культуру. Каждый доброволец-галичанин старался не запятнать грязью своего имени, каждый был предан чести, долгу, был в самом деле рыцарем в боях, а в тылу защитником русского имени, достоинства и порядка. Каждый нес от Кавказа по Днепр рассказы о своей несчастной Родине. Поэтому нравственною обязанностью каждого русского галичанина должна быть память о погибших на полях сражений. Для некоторого изображения того, чем были и что представляли из себя карпаторусские добровольцы, пусть послужит нижеследующее письмо начальника Арбатского отряда от 8 мая 1920 года, за № 682, урочище Счастливцево, ген.-майора Гравинского, данное на имя командира Карпаторусского батальона ВТ. Гнатика: «Вверенный Вам батальон, будучи влит в Сводно-Стрелковый полк, разделил с ним всю тяжесть обороны Генической позиции, являя собою пример доблести, мужества и стойкости. Внутренняя спайка между офицерами и стрелками, дисциплина, безукоризненно-добросовестное отношение к делу, подтянутость — вот что сразу обратило мое внимание и заставило меня сохранить батальон отдельным, не нарушая сложившегося в нем внутреннего порядка. Правильное понимание батальоном национального единства и общности с нашей Родиной, не раз с гордостью высказываемые Вашими чинами слова, что "мы такие же русские, как и вы", что "у нас одна Родина — Россия", доставляли глубокое нравственное удовлетворение и вселяли веру, что в борьбе за справедливость и Славянскую культуру шовинизм родных сынов одной матери исчезнет, и Россия найдет своих потерянных когда-то, но дорогих ей детей. Мое горячее "спасибо" за доблестную, безукоризненную службу Карпаторусскому батальону». Впоследствии с Карпаторусским отрядом и его идеологией познакомились более широкие круги; в него, кроме галичан, угророссов и буковинцев, охотно поступали уроженцы России — как юга и севера, так и Белороссии. Между ними студенты Московского университета Яковлев, Б.Иванов, Зворыкин, С.Альтштадт, приват-доцент А.Муселиус, поручик И.Бродский, крестьяне Извощиков, Калмыков и др. Осенью 1919 года прибыло в отряд около десятка галичан из военнопленных в Италии, которым удалось исключительным образом освободиться из плена. Предпринимавшиеся отрядом усилия, чтобы |
109 |
среди многочисленных пленных карпатороссов в Италии произвести широкую вербовку добровольцев, не имели успеха вследствие разных посторонних причин и соображений. В конце 1919 года прибыл из Чехословакии в Одессу а затем в Крым Русский добровольческий отряд, в составе которого находилось около двадцати офицеров и семьдесят рядовых добровольцев галичан и угророссов. Отряд этот действовал отдельно и самостоятельно от Карпаторусского отряда. Карпатороссы поступали добровольцами также и в другие части вооруженных сил Югороссии, даже в казачьи части. Обстоятельнее и обширнее о действиях Корнилова написал Борис Суворин: «Ледяной поход». Очень ценным историческим материалом является книга генерала «Очерки Русской Смуты». Об организации Карпаторусских отрядов в Сибири написал очерк В.А. Саврук: «Карпаторусы в Сибири», появившийся в 1922 году, в Календаре американской газеты «Правда». Там же поместил несколько статей о Карпаторусском отряде в Италии С.С. Пыж. Отсутствуют целиком данные о Карпаторусской роте в Чехии и сведения о тех, кто принимал участие в боях в украинской армии. Д-р Юлиан Михайлович ЕднакийСудьба играет человеком, В львовских газетах появилось известие о том, что 9 мая 1923 года скончался в селе Нагуевичах отличающийся большими умственными дарованиями и энергией, выдающийся молодой общественный деятель, д-р Юлиан Михайлович Еднакий. В посмертном известии подчеркнуто, что продолжительная болезнь и смерть явились результатом пережитых тяжелых военных испытаний. Достаточно! Уже две недели спустя могила где-то в Нагуевичах заросла майскою травою: осенью она высохла, могила развалилась — и словно человека вовсе не было. Люди поговорили, покивали головами и разошлись по своим домам, по своим путям. В истории борьбы Прикарпатья за его свободу, быть может, и не будет отмечено то, что у Кичкасского моста над Днепром были разбиты части галичан. Она пройдет молча мимо этого события, и имена павших в бою не будут переданы памяти потомства. О том, что Юлиан Еднакий был взят махновцами в плен и с большим трудом бежал из него, не будет вовсе упомянуто. Между тем один Юлиан Еднакий может заполнить целую страницу весьма ценным историческим материалом. В дни великой войны он отличался не ремеслом-промыслом, а жаждою жертвенного дела. Выговаривая заветное слово «Родина», он загорался почти девичьим, восторженным взглядом очей. Порывистое, неудержимое влечение в борьбу за нее рвалось из каждого высказанного им положения. Все это в настоящее время грубого материализма не имеет значения. Ныне какой-нибудь Махно или крикливый, заносчивый, хвастливый, прибегающий к хитростям и уловкам демагог обращает на себя внимание; тихий труженик пропадает бесследно в шуме кривотолков и цинизма. Современный человек-машина улыбнется лишь с недоверием, когда ему расскажут, что Юлиан Михайлович, любя русский народ, шел с открытой грудью на «неприступную крепость», которой был каждый махновец, обвешанный наганами, шашками и пулеметными лентами. Тот же человек-аппарат сочтет глупостью и вычурной сентиментальностью, когда услышит, что Еднакий, прошедший несколько раз мимо смерти, доктор прав и взрослый мужчина, искал в Карпатах чего-то возвышенного, благородного и уносящего в высь. Как бы к этому ни относились люди с каменными сердцами, за Еднакием остается великий идеал добра и красоты. На вытоптанной тропинке он, однако, встречал вместо ангела таинственную кикимору, выглядывающую из-за сирени, из- |
110 |
за винограда и мамоны. Запала думушка в сердце, и бессонные ночи в темной, сырой монастырской комнате обессилили мужественного Еднакого. Пропала жизнерадостность, он побледнел, пожелтел, иссох и затем, переправившись через Карпаты, умер в Нагуевичах. Юлиан Михайлович Еднакий сошел в могилу в расцвете своей жизни. Ему было не выше тридцати лет. Будучи еще студентом, он начал играть в галицко-русской жизни выдающуюся роль. В Вене он состоял председателем студенческого кружка «Буковина». Развал Австрии застал его в армии в Загребе. Одолев тяжести путешествия, он приехал в 1918 году в Новороссийск, где поступил добровольцем в Кубанский пластунский полк. Перешедши в Карпаторусский отряд, Еднакий с присущим ему рвением принялся за организационную роботу. При Александровске отряд был разбит повстанческими отрядами Махно. Еднакий был взят в плен. Воспользовавшись темнотою ночи, он бежал от махновцев в подсолнухи, где пролежал полные сутки и затем окольным путем добрался до Харцыска. Казалось бы, что после такого события Еднакий уйдет из армии. Так, однако, не сталось. Он не принял места при командире полка, отказался уехать в ставку и вновь принялся собирать полк. Когда только нужно было изготовить план по изъятию галичан из петлюровской армии, Еднакий отправился в Одессу, которая в скором времени была отрезана от Крыма. С новыми надеждами и с неугасающим рвением к делу он переехал в Карпатскую Русь. В Ужгороде не замечали на нем следов военных лишений. Он работал в «Касино», «Бояне», «Соколе», «Самопомощи», «Русской Земле» и «Карпатской Руси», которой был вдохновителем и учредителем. Всегда и везде он был жизнерадостен, здоров и неутомим. * * * Вдруг Юлиан Михайлович заболел. Причина его смерти остается тайной, однако ее начало не в военных лишениях, а в Ужгороде. Тайну глубокого и трогательного содержания он унес в могилу, на которой, подобно пушкинской Татьяне на могиле убитого другом Ленского, печальная Русь уронит тяжелую слезу. Александр Осипович ПелехВ очерке В.Р. Ваврика «Карпатороссы в Корниловском походе и Добровольческой армии» на одной из страниц сказано: «В боях у Малой и Большой Джалги, Пелагияды, станиц Барсуковской и Невинномысской положили свои головы прапорщик Александр Пелех, очень деятельный студент, и...» такие-то и такие солдаты. Очень просто, кратко и ясно. Положили головы «за Русь, святую Русь». Кажется, этим сказано все и добавлять ничего. Впрочем, разве можно в кратком очерке представить все то, что пришлось поодиночке каждому корниловцу и добровольцу перенести до рокового дня? Между тем крик боли так и вырывается из груди, что многое-многое не досказано, особенно при вспомине той потери, какую понесла Галицкая Русь с преждевременной смертью Александра Осиповича. Это может понять даже мало-мальски знавший юного карпаторусского богатыря. Видом как будто невзрачный, но зато какая светлая душа, какой талант, какая энергия, сила воли и красота духа! Достаточно сказать, что кончил он гимназию с золотой медалью, прекрасно пел и играл на рояле; куда только ни появится — повсюду рассеивал грусть, печаль, уныние, а натомест вносил своей жизнерадостностью веселие, бодрость и радость. Вследствие этого был всеми любим и ценим. Александр Осипович ставил превыше всего любовь ко всему, что ни есть русское. Во имя этой любви к Руси оставил отца и мать родную, сестру и брата, а быть может, еще одно бьющееся и любящее его сердце, и поступил туда, куда звал его долг пред Родиной. Когда надвинулись на Русь свирепые, мутные волны ее врагов, Александр Осипович первым поспешил с горсточкой карпатороссов защищать |
111 |
Русскую землю от нашествия разнузданного большевизма и поступил в грозные ряды корниловских богатырей, с которыми разделил все тяжести «Ледяного похода» и радости первых успехов Добровольческой армии. Смело можно сказать, что Александр Осипович являлся не только бойцом но и Орфеем Карпаторусского отряда. Своей игрой и песней поддерживал он бодрость и дух в армии. Бывало, на привалах и стоянках, где нашелся рояль или пианино, Александр Осипович так и исцелял игрой и пением душевные раны соратников. Помнится, как в Романовском хуторе дал он игрой на рояле в сопровождении скрипки, заливавшейся в артистических руках И.И. Киричинского, настоящий концерт, к которому прислушивались за окном толпы местного населения. Во время отступления корниловцев от Екатеринодара, когда уныние достигло высочайших пределов, Александр Осипович и тогда сумел влить духа бодрости в соратников. Идут они бывало, понурив головы, еле передвигая ногами, а Александр Осипович выйдет бывало вперед и затянет песню: Засвисталы козаченьки Или: Розвивайся, ой ты, старый дубе, Выбегают козачки и восклицают: «Це наши!» А козаки, бросая орлиный взгляд подтягивают кушаки, как будто проверяя, крепко ли держится на них верный друг-кинжал или шашка-подруга. И кто знает, не сделала ли песня карпатороссов больше, чем все возвания добровольцев к козакам? Когда же путь добровольцам заграждали большевики, Александр Осипович выступал одним из первых против них с винтовкой и песней: Мы смело в бой пойдем Что это были не пустые слова, пусть доказательством послужит один из многих случаев, который всего более врезался в память, потому что произошел в самом начале Корниловского похода. В Ростове-на-Дону, когда корниловцы, оставив в феврале 1918 г. город, находились на противоположном берегу Дона, ринулись большевики, чтобы разбить, уничтожить отступающих. Командир чехословацкого полка, к которому были приделены галичане, капитан Немечек, видя это, обратился к своим подчиненным с вопросом, кто желает доброохотно охранять и защищать мост от наседающих большевиков. Никто не откликнулся. Немечек повторил свой вопрос. Тишина. Из чехов никто не вызвался. Положение становилось тягостным и неловким. Тогда выступает какой-то студент в очках и говорит: «Я». То был Александр Осипович Пелех. За ним пошли и другие, и таким образом навале большевиков был дан отпор. Право, поневоле насувается мысль: были у римлян Коклесы, были и у нас не хуже их! А может быть, одного случая недостаточно? Так пусть же знают читатели, что первым из корниловцев, кто был ранен и пролил «кровь молодую», это был тоже Александр Осипович Пелех. После ранения Александр Осипович, как медик, был назначен фельдшером, так что мог не участвовать в опасных боях, но это дело ему не понравилось и он в скором времени опять поступил в первые ряды бойцов. Да, «были люди в наше время!». Александр Осипович совершил Корниловский поход и первые подвиги Добровольческой армии. Рожден в 1896 году в Сулимове, Жолковского уезда, в Галичине, в священнической семье; убит на Кубани 12 октября 1918 года, в бою под Большой Джалгой. Тленные останки его перенесены и погребены с большой честью в Ростове-на-Дону. |