Михаил Петрович Драгоманов (1841-1895)
	Традиция - это передача пламени, а не поклонение пеплу.

VI - Третье письмо украинца въ редакцію „Друга."

Сими днями получили мы письмо г. Драгоманова, въ котрôмъ отвЪтно  до  желанiя  нашого,  высказаного въ „ОтповЪди на Второе  письмо" розвивае ч. авторъ яснЪйше свои  погляды на соцiяльное  житье въ ГаличинЪ и завзывае молодЪжь до студій надъ ходомъ европейскихъ передовыхъ  идей  при горячôмъ чувствЪ до народности.

Понеже мы въ основнôй  той гадцЪ годимось съ авторомъ — прото, не хотячи  довше спорити из-за гдекотрыхъ  подробностей сего его письма н. пр. о поглядахъ на галицке духовенство,  о котрôмъ мы   свое мнЪнiе высказали вже въ „ ОтповЪди на Втор. письмо", помЪщаемъ се 3-тье письмо безъ дальшои ôтповЪди, до­даючи тôлько подекуда примтЪки въ оборонЪ редакціи; — а въ прочЪмъ просимо тыхъ изъ нашои публики, ко трибы н e годилися съ гдеякими поглядами г. Драгоманова, изъ становиска теперЪшнои европейскои науки, т. с. изъ того самого становиска, изъ котрого дивится  на  галицки ôтношенья г. Драгомановъ —  ôтповЪсти,  а  мы  таку ôтповЪдь охотно помЪстимо въ „ДрузЪ"

Редакція.

Кто присутствовалъ при спорахъ людей м ежду собою, тотъ, вЪроятно, замЪчалъ, съ какого момента споръ перестаеть быть полезенъ и даже интересенъ, — именно съ того, когда спорящіе начинаютъ хвататься за слова противника, въ разныхъ случаяхъ сказанныя, склеивать ихъ вмЪсто, съ цЪлью составить изъ нихъ какія то новыя, прежде ие бывшія на сценЪ положенія, и поразить ихъ, — и будто бы противника, — всяческими изворотами; когда спорящіе гоняются за тЪмъ, чтобъ въ что бы это ни стало показать: „мое зъ верху!" и т.п. Въ печатномъ cпopЪ это бываетъ также часто, какъ и въ устномъ, — да еще на бЪду печатно спорящiе часто забываютъ, что читатель имЪетъ на плечахъ не пустую голову (вЪдь и спорять люди печатно собственно для этого читателя) и что потому нЪтъ на­добности отвЪчать непремЪнно на каждое слово про­тивника.

Помня все сказанное сейчасъ, я не стану ни по адвокатски спорить съ редакціей „Друга," ни тянуть споръ слишкомъ долго: мое письмо въ Н. 5 и отвЪть редакцій въ НН. 6, 7, 8 передъ читателемъ, — и онъ и самъ можетъ взвЪсить правду аргументаціи обЪихъ сторонъ. О старомъ, о чемъ до сихъ поръ было уже говорено, я скажу по этому очень не много, — а остановлюсь нЪсколько больше на новомъ, на томъ, что сама редакція „Друга" высказала въ своихъ отвЪтахъ, и при томъ особенно на такомъ, въ чемъ редакція по ея словамъ, согласна со мною, или о чемъ она прямо приглашаетъ меня сказать свое мнЪніе.

Правду сказавши о „старомъ" говорить дальше, послЪ нЪсколькихь полупризнаній редакцій „Друга," — было бы не совсЪмъ великодушно, — хотя отсутствіе прямодушныхъ признаній и не обязываетъ къ велико­душіи. Объясняя, почему „Собака" появилась въ „ДругЪ" въ переводЪ съ нЪмецкаго, редакція открыла не только слабыя стороны организаціи изданія, вовсе не ручающіяся за единство системы и послідовательность идей, но еще н то, что въ генеральномъ штабЪ той литера­турной партіи, которую, представляетъ „Другъ" по временамъ господствуетъ логика совершенно самосто­ятельная: „Если трудно понять, почему могли когда либо „не позволить переводить съ великорусскаго на галицкій" (?), то ужъ совсЪмь не приберешь резона, почему въ такомъ случаЪ непремЪнно^[11] нужно было „переводить великорусскую повЪсть съ нЪмецкаго," или "переводить нЪмецкiя повЪсти, хотя бы и съ дЪтски-польско- нЪмецконаивными свЪдЪніями о Россіи, но все таки изъ русской жизни." При такомъ положеніи дЪлъ, ужасно трудно теперешней редакціи защищать все, вы­сказанное въ „ДругЪ" въ течете двухъ лЪтъ, какъ то она взялась почему то сдЪлать въ своемъ отвЪтЪ на мое письмо.

Правду сказавши и мнЪ ужасно трудно будетъ защитить все то, что я самъ писалъ въ теченіи четверехъ лЪть, если съ моими словами будуть поступать такъ, какъ поступаетъ редакція „Друга," т. е. выры­вая слова въ одномъ мЪстЪ, переставляя ихъ въ другое съ другимь смысломъ и т. п. При такомъ методЪ едвали не двЪтрети написаннаго будто бы противъ меня въ Н. 6 — 8 „Друга" совсЪмь ко мнЪ не относится: вь одномъ мЪстЪ я напр. употребляя слова „простой народъ" „простонародная литература," какъ терминъ чу­жими высказанный, или какъ объяснительный, при чемъ говорилъ, что именно писать „простонародную лите­ратуру" н есть дЪло самое почтенное, особенно на УкраинЪ и въ ГаличчинЪ; въ другомъ я указывалъ на шляхетское презрЪніе другихъ къ „простому народу," — а мнЪ говорять, что вЪдь и я шляхетскія слова упо­требляю. Или: я говорилъ, что галичанамъ не слЪдуеть спорить изъ за мелочей, — а меня упрекаютъ въ противурЪчiи, съ этимъ, когда я говорю, что галицкая молодежь должна вы дЪлить изъ себя партію съ чисто народными идеями^[12] и т. д. и т. д.

Но ужъ совсЪмъ невозможно спорить при такомъ ме­тодЪ: я говорю, что въ ГаличчинЪ журналы боятся крити­чески отнестись къ своей готовой публикЪ, вести ее впередъ, — вмЪсто того чтобъ принижаться къ ней, — къ ея вкусамъ, понятiямъ, — a мнЪ отвЪчаютъ : чтожъ тутъ злого, что „Ластовка" пишетъ для „готовыхъ дЪтей", Всеконечно ! не родить же ей новыхъ !

Вотъ почему спорить о высказанномъ мною прежде, защищать его я не буду, — а только объясню два-три изъ болЪе существенныхъ положеній, прежде высказанныхъ, — и скорЪе перейду къ новому и при томъ та­кому, что высказываетъ теперешняя редакція “Дру­га“, которая сама за себе и отвЪчать будетъ, если захочетъ.

Я не понимаю, какую разницу основныхъ положеній можно усматривать между тЪмъ, что я писалъ о ГаличчинЪ въ „ВЪстникЪ Европы" въ 1872 г.^[13] и тЪмъ, что говорится мною теперь, и что мною го­ворилось въ „ПравдЪ". Впервыхъ нигдЪ я не „выхва­ляю" украинофиловъ, а особенно галицкихъ, — а много-много, если снималъ съ нихъ несправедливыя обвиненія, въ родЪ того, что они польскіе наймиты, — обвиненія, которыя не оставались безъ послЪдствій и въ Россіи — Постоянный читатель галицкихъ газетъ или знающій вообще галицкія отношенія долженъ знать, что и теперь еще въ ГаличчинЪ це совсЪмъ про­шла необходимость въ протпводЪйствіи самой перво­бытной клеветЪ и доносительству. А въ 1872. это было еще боліе необходимо. — Объяснять что либо не значитъ вовсе восхвалять, а особенно восхвалять исключительно,— и если я не восхвалялъ личностей украйнофиловъ галицкихъ, то не навязывалъ я исключительно даже и украйнофильской идеи вообще, ни исключительно укра­инской литературы ни ГаличчинЪ, ни даже УкрайнЪ. Я говорилъ въ 1872 г. и теперь повторяю, — что украйнскія симпатіи, украинская литература есть самое близкое, самое родное для Галиччины изъ всего, что выросло въ Россіи — и, думаю что противуположнаго доказать нельзя, какъ нельзя доказать, что изъ Калуги ближе къ КоломыЪ, чЪмъ изъ Полтавы. Я говорилъ, что у спеціальной - галицкой партіи, — (замЪтьте, я всегда говорилъ, что въ ГаличчинЪ три партіи, а Вы даже въ отвЪте своемъ увЪряете, что я говорю о двухъ партiяхъ — общеруссахъ и украинцахъ, — когда я даже озаглавилъ свое письмо "Украинщина, или рутенщина"^[14] — Я говорилъ, что у рутенцевъ есть своя доля правды, а именно, что Галиччина имЪетъ свои особенности, но все таки говорилъ и скажу, что „галицкой народности" и „галицкаго языка," отдЪльныхъ отъ украинскихъ я не вижу. Конечно я говорю о народЪ и его языкЪ, — а не объ индивидуумахъ австро - буpсако - pусской народности дЪйствительно самостоятельной. И потому могу только пригласить Вамъ опредЪленно сказать : А) ч т о Вы розумЪете, когда говорите (Другъ, Н. 7 стор. 111) въ Великоруси — великоpусскій языкъ, на УкраинЪ, укpаинскій языкъ, въ ГаличчинЪ, галицкій языкъ.^[15] Я всегда считалъ и считаю оппозицію "украинству" со стороны извЪстной партіи въ ГаличчинЪ или недорозумЪнiемъ, (каково оно со стороны т. наз. "общеруссовъ", которыхъ какъ я показывалъ постоянно, собственно нЪтъ въ ГаличчинЪ), или опозиціей старой, поповско-шляхетской школы противъ новой, свЪтско-народной, — въ родЪ какъ была въ Россіи оппозиція Шишковистовъ Карамзинистамъ и Пушкинистамъ. Вы уже называете многія проявленія этой оппозиціи "безглуздіемъ". Скажите же прямо: Б) считаете ли вы своею и полезною вамъ укpаинскую литеpатуpу ? Изъ Вашого отвЪта по этому предмету я не могъ ничего понять. Разъ Вы говорите, что „не отрекаетесь отъ бесЪды Вашего народа (plebs)", — въ другой разъ говорите, что приглашая своихъ быть „апостолами еван­гелія Шевченка" Вамъ „идетъ не о языкъ, а о идеи". Но вЪдь Шевченко писалъ языкомъ и нашего plebs'a! Разъ Вы говорите: „Однакъ, ради Бога, вскажЪть намъ ту литературу украинску, зъ которой маемъ зачерпнути народовства, демократизму ?" — въ другой опять таки увЪряете, что „цЪлкомъ логично воскликнули: будьте проповЪдниками великого евангелія Шевченкова! — Однакъ, ради Бoгa,— скажите: на какомъ языкЪ писалъ Шевченко, и что такое можна "зачерпнуть" изъ него, какъ не демократизмъ !

Я спокоенъ, что, не смотря на остроуміе сере­дины первого столбца 111 стороны Н. 7 "Друга," ни­кто не заподозритъ меня въ томъ, чтобъ я и испанцамъ и туркамъ „украинщину" навязывалъ, — ни даже, чтобъ я преувеличивалъ богатство и достоинства украинской литературы, но право не понимаю, какъ можно было написать слЪдующее: „де литература украинска, .... котора бъ популяризовала европейскiя идеи?" — Не­большая, — но есть, хоть беллетристика да поззія, да популярныя брошюрки; — неужели же называть имена и заглавія ? Извольте назову : Котляревській , Квитка, Шевченко, Костомаровъ, Кулішь, М. Бовчокъ, Нечуй, Рудченко, Стороженко, — Розмова про небо, про земні сили, про холеру, про бідність и т. д. Я уже не говорю о полуукраинской литературЪ, т. е. этнографіи и исторіографіи, писанной украйнофилами по „общерусски," которой бы они не писали, еслибъ не были украйно­филами; Максимовичъ, издатель малорусскихъ памятниковъ п лЪтописей, Бодянскій, — Костомаровъ, — Кулишъ, — и др. всЪ писали и по украински^[16]. Теперь и во Франціи и въ Англіи знають про эту украинскую и украйнофильскую литературу, — неужели же Вы серъозно спрашиваете, чтобъ я ее показалъ Вамъ, малорусинамъ, но Вашему же собственному сознанію ! А если и мы и Вы будемъ дальше раціонально рабо­тать на своей естественной основЪ, — то, конечно, ли­тература малорусская не побЪднЪетъ.

Будемъ же говорить объ этой согласной работЪ. Обратимся къ тому, въ чемъ Вы согласны съ нами, — только переберемъ и общія мысли и частности, чтобъ увидЪть, дЪйствительно ли и въ чемъ и какъ мы со­гласны.

Прежде всего замЪчу, что мы таки немного под­винулись впередъ въ нашемъ спорЪ сравнительно съ временемь хоть напр. лЪтъ пять назадъ, и даже кажется, за годъ. Вы, конечно, защищаете свой аріергардъ и да­же весьма самоотверженно, — но все таки уже при­знаете, что "не все въ изданiяхъ хоть бы и г. Наумовича безвзглядно хорошо," признаетесь, что у Васъ есть „патріоти изъ моды", даже такіе, что смотрятъ на патріотизмъ, какъ на дойную корову, — что есть „пьявкн народные" и у Васъ, есть даже „безглуздые". Это уже не то, что недавный отказъ отъ всякой кри­тики "повагъ". Правда, что Вы еще сомнЪваетесь, — что больше "заохочиваетъ до дЪла, чи скептическая критика, чи признанье хотяй бы "сомнительной" за­слуги" — боитесь, чтобъ „патріоты Ваши не знеохо­тились оцЪнками, подобными какъ моя." Но пройдетъ немного времени, — и Вы убЪдитесь, что только вЪчныхъ дЪтей надо "заохочивать," что только „цвЪты бумажные дождя боятся," — и что двигаетъ об­щество только страстное отношеніе къ дЪлу, не взирающее не то на критику, но на брань, преслЪдованіе, самую казнь, — а вовсе не такое, что чуть только не похвалили и въ руку не поцЪловали за пер­вое, что сделали, такъ ужь и плакать!

Съ другой стороны Вы уже обижаетесь, за чЪмъ Васъ „идентификуютъ съ общеруссами," — а я Васъ „идентификовалъ" съ ними только въ первомъ письмЪ, и имЪлъ на то право, — а во второмъ спрашивалъ только: „хотите быть народовцами, какъ лучшіе украинцы, или рутенцами, т. е. австро-бурсако- руссами?" и поки яснаго отвЪта не получилъ. Но хоть яснаго отвЪта Вы и не дали, а вес таки заговорили о народЪ и даже о европеизмЪ, тогда какъ еще въ 20. Н. прежняго года Вы находили, что „Січ" не хорошо дЪлаетъ, что переходить съ „січевого" па „европейское" поле^[17].

Выписавши мои слова съ Вашими стилистическими по­правками : „Украинщина — это не только литература на народномъ языкЪ, т. е. на языкЪ большинства, это передача ему (на этомъ языкЪ) результатовъ міровой цивілізаціи, преимущественное, если но всецЪлое посвященіе интелигенціи (которая могла воспитаться только потому, что народъ работаетъ, обливаясь потомъ) на службу этому народу, — нравственную и политическую, съ цЪлью удалить отъ народа невЪжество, безправіе, эксплуатацию," — выписавши это, вы говорите: "такъ само, якъ Вы здефинювали свою украинщину, думае и нынЪ кождый искренній патріотъ у насъ въ ГаличчинЪ."

Ну, и прекрасно! Только такъ ли ?! Я съ своей стороны считаю долгомъ признаться, что не смотря на такія Ваши заявленія, — мнЪ кажется, что мы почти по прежнему не согласны въ самомъ основномъ.

Начнемъ съ беллетристики и литературы вообще. — Вы говорите, что вы знаете и произнаете новоевро­пейскую беллетристику, имена представителей которыхъ я привелъ, проти въ Вашихъ "Серафовъ и Серафинъ". А если такъ, то что же значать слЪдующія слова Ваши: „про скудость мЪста въ "ДрузЪ" стара­лося о короткія, занимательныя повЪстки, a если они Вамъ и реальному направленiю въ Россіи не по вкусу, то въ томъ не наша вина; годЪ всЪмъ догодити !" Ей Богу, это все равно, какъ если бъ кто нибудь сказалъ: „я знаю Нютона и Лапласа и согласенъ съ ихъ систе­мами, но если я расказываю о томъ, что комета — драконъ, а падающая звЪзда — змій, летящій къ бабЪ на ночь, и это не по вкусу Вамъ, то на всЪхъ не уго­дишь!" ВЪдь я, кажется, говорилъ не о своихъ вкусахъ — и даже не о направленіи литературы въ одной Россіи, а о реальномъ направленіи, котораго представители въ Россiи Гоголь, Тургеневъ, Островскій, и др., а въ ЕвропЪ Диккенсъ, Теккерей, Флоберъ, Зола, Эркманъ-Шартріанъ и др. ВЪдь, если уже мЪрять на локти художественныя произведенія, то Вы могли найти въ Шварцвальдскихъ расказахъ Ауербаха, въ Рождественскихъ Диккенса, въ Noveaux сontes a Ninon Зола, въ Nouveaux contes du Liudi Dode и др. весьма коротенькія и въ тоже время прекрасныя вещи. Вы говорите: мы знаемъ этихъ писателей, а якъ скоро що изъ нихъ возьмемъ, пытаетесь, чому мы найперше кинулись на „Собаку" Тургенева, на „ПовЪсть безъ надписи Лер­монтова". Извините меня, — но Ваши слова означа­ютъ просто, что Вы, просто не знаете напр. Тургенева и Лермонтова, иначе бы Вы поняли, почему мнЪ странно, что Вы пропустили у Тургенева „Записки Охотника", „Муму", „Постоялый Дворъ," — а взяли „Собаку", — у Лермонтова пропустили „Героя Нашого Времени" и взяли „ПовЪсть безъ имени". Простите меня еще разъ, но позвольте мнЪ принять въ серьозъ послЪднія слова Вашей статьи въ 6. Н. и дать Вамъ два совЪта. Первый: прочтите Вы хорошенько Пушкина, Лермон­това и Гоголя съ БЪлинскаго статьями о нихъ, — Тур­генева, Островскаго и Достоевскаго со статьями о нихъ Добролюбова, да послЪ этаго уже судите о русской литературЪ и выбирайте изъ нея. Другой: пропаганди­руйте между Вашей молодежью, особенно между тЪми, кто литераторствовать хочетъ, чтобъ изучали французскій и англійскій языкъ,— а то вЪдь многаго изъ того, о чемъ Вы говорите: "мы знаемъ", въ ЛьвовЪ и знать нельзя, такъ какъ, если не ошибаюсь, тамъ нЪтъ ни одного русина-литератора, который бы читалъ по фран­цузски и по англійски, а по німецки далеко не все переведено и что переводится, то не всегда своевременно.

Безъ знанiя европейскихъ языковъ и литературы какой же и европеизмъ! MнЪ кажется, что разсудженія Ваши о просвященіи, религiи, духовенствЪ, natio, plebs, о женщинахъ, — есть сцЪпленіе недорозумЪній. Вы протестуете противъ моихъ словъ о томъ, что Вы не хотите знать нуждъ народа и трудовъ европейскаго передоваго меншинства, и стараетесь увЪрить меня даже съ ариометическимъ расчетомъ, что Вы имЪете таковое вполнЪ преданное народу и могущее вести его меньшинство въ видЪ 15—20% галицкаго духовенства. Все это крайне щекотливые вопросы, но разъ мы по­дошли къ нимъ, надо говорить о нпхъ откровенно, какъ того требуетъ уваженіе къ дЪлу и къ взаимной ис­кренности.

Вы говорите: „Всего меньше заслугуе на упрекъ „іерейско-чиновническая публика" за то, що образованье и просвЪщеніе народа оснуе на грунтЪ религійномь, на кисло-слодкой морали^[18]. ЧоловЪкь необразованый, а безъ всякой религіи, — то дикарь, що такъ скажемъ, звЪрь хищный, готовый всякого часу кинутись на дру­гого чоловЪка, его убити, обкрасти, — а пpимЪpôвъ того ажь за много дае намъ исторія, живыхъ же примЪpôвъ и въ самой Россіи певно не трудно, особенно середъ нынЪнихъ соцiалистичныхъ направленій".^[19] — Тутъ, что но слово, то недоразумЪніе. Прежде всего неправильно смЪшивать религію и мораль. Мораль — это явленіе соціальное: то или другое поведеніе человЪка относительно ближняго (убійство, воровство, — неубійство и т. д.) зависитъ прежде всего отъ соціяльныхъ отношеній, а релпгія — это прежде всего сово­купность космогоническихъ понятій. Робинзонъ Крузе на необитаемомъ островЪ былъ ни моральный, ни не­моральный человЪкъ, а богу молился каждый день. Религія въ своемъ проявленіи въ обществЪ соприкасается съ моралью, — какъ все на свЪтЪ между собою сопри­касается; релігія служитъ причиною извъЪстныхъ общественныхъ и протпвуобщественныхъ дЪйствій (религіозное братство, религіозная ненависть и преслЪдованіе), но какъ и языкъ, национальность и проч. — а все таки религія и мораль по существу — вещи розличныя. Теперь скажите, — за какую религію стоите Вы? — за православную, католическую, христіянскую, махометанскую, буддійскую, — за поклоненіе огню, вЪдьмамъ и т. д? ВЪдь религіи вообще нЪть, — тЪмъ болЪе, что всякая религія, предоставленая себЪ, пораждаетъ религiозное ремесло, сословiе, церковь оплачиваемую вЪрующими и экономически, конкуррующую съ другою. Пока я вижу у русиновъ въ ГаличинЪ уніатскую цер­ковь съ еврейско-сиро-александрійско-эллино-русскмъ священнымъ писанiемъ и обрядностію. При теперЪшномъ состоявнiи науки естественной и гуманной, — можно ли признавать таковую религію „вЪчною прав­дою", „единою истиною", — безъ какого признанія нЪть религіи и церкви? Что нибудь одно: или астро­номія, или Iисусъ Новинъ, или геологія, иди Моисей или физика, или хожденіе по водамъ, пли физіологія, пли воскресеніе мертвыхъ, или сравнительная филологія и исторія, — или признаніе откровенного какой бы то нибыло библіи, какой бы то нибыло религіозной системы, о коей благодаря трудамъ египтологовъ, ассирологовъ, санскритологовъ, зендологовъ, гебраистовъ, историковъ церкви христіянской, арабистовъ и т. п. мы теперь отлично знаемъ, что она сложилась исторически, а слЪдовательно и подлежить измЪненію. Я боюсь назвать много именъ и при томъ - спецiяльныхъ, но право достаточно пробЪжать хоть такія вещи, (которые весьма нетрудно подъ рукою добыть даже и по нЪмецки), какъ Дренпера Исторію конфликта между вЪрою и знаніемь, или Лекки — Исторію поднятія и вліянія раціонализма, чтобъ видЪть что европейское человЪчество именно съ тЪхъ поръ стало и принимать болЪе человіческiй видь, какъ откровеные религіи стали признаваться историческими и отходить къ отцамъ. Я не знаю, откуда Вы взяли, будто исторія доказываетъ, что человЪкъ безъ религіи — звЪрь дикій. СовсЪмь напротивь, дикіе имЪють слишкомь много рели­гіи, а Сократа, первыхъ христіянь, потомь филосововъ вь родЪ Джіордано Бруно, убивали именно за то, что они были по тогдашнему „безбожниками", „безъ религіи". Теперь называютъ людьми безъ религіи — уже не деистовъ и пантеистовъ, какъ прежде, а позитивистовъ, но, серіозно, кто больше звЪрьъдикій: Донъ Карлось, или Литтре? Еще меньше можно понять, какихъ Вы звЪрей нашли въ Россіи между людьми соціалистическихъ направленій ? ВсЪмь извЪстны русскіе соціалисты Герценъ, Чернышевскій и т. п., — которые, кажется, на звірей не похожи^[20]. Вы, можетъ быть, скажете, что говорите о „людяхъ необразованныхъ", — тогда во первыхъ зачЪмь же говорить о направленiяхъ^[21] а вторыхъ: что жь ? признаете Вы двЪ правды: одну для образованныхъ, другую для необразованныхъ ? Тогда заведите полуаритметику, полуфизику, полуисторію^[22]. Не говорите мнЪ старыхъ фразъ о томъ, что религія узда протпвуобщественныхъ страстей, не говорите уже потому что ветхій завЪтъ совЪтуетъ евреямъ обокрасть египтянъ, а новый различіе между „дЪтьми" и „псами" своими и чужими. Не повторяйте и клерикальныхъ плачей на „злодЪйства коммуны", — потому что они достаточно перевЪшиваются варфоломейской ночью, карлизмомъ и т. п.^[23].

Впрочемъ мы уже далеко зайшли, становлясь, какь Вы того желали консеквентно на абстрактно, объективно-европейскую прогресивную точку, — ибо галицкіе просвЪтители народа на выдерживаютъ самой скромной критики. Довольно вспомнить тЪ откровенія въ физіологіи, которые весьма мягко указаны г. Щ. С. въ рецензій на книжку о скотЪ, изданную обществомъ Качковскаго. (Правда, 1876, Н. 10).

Не правда ли, что не мЪшаетъ распорядителямъ общества Качковскаго самимъ проучити азъ-буки, какъ Вы остроумно говорите, думая опровергнуть мои слова о томъ, что у Васъ клиръ считаетъ себя настоящимъ политическимъ народомь !

Перейдемъ теперь изъ области космологіи въ область общественную. Начнемъ съ самой тЪсной и первона­чальной области, съ семьи. Вы смЪетесь, говоря: „якій у васъ идеалъ женщины, чи съ стриженымъ волосьемъ нигилистка, чи эмансипована прегресистка, спорящая съ мущинамп о политичныхъ вопросахъ, а не старающася про свои дЪти, — меньше съ тымъ." Стрижку, или пострижку оставимъ: если кому нравятся, можетъ, пожалуй, не только шиньонъ прицЪпить, и пудрой посыпать, но даже насмолпть волосы и перьевъ натыкать, какъ дЪлають нЪкоторые дикари, которыхъ костюмы вообще, какъ и европейцевъ бронзоваго вЪка очень напоминаютъ вкусы салонныхъ женщинъ. Равно также, кто предпочитаетъ жить не съ развитымъ человЪкомь, а съ ра­быней, куклой, паразитомъ и въ лучшемъ случаЪ съ недоросткомъ, тотъ можетъ быть спокоенъ, что такихъ женщинъ станетъ еще на долго. А что „мой идеалъ" эмансипована прогресистка, спорящая съ мущинами во всЪхъ „вопросахъ", которые доступны прогрессивному мущинЪ, — это я не затрудняюсь сказать. Да и если кому "меньше съ тымъ", какъ Бы говорите презрительно то томужъ хуже.^[24]

РазвЪ это только „мой идеалъ" или даже идеалъ толко "чадъ Россіи эпохи реформенной" а не идеалъ всей передовой Европы п Америки ! Вы вдумайтеська въ смыслъ слова „эманципированый" да прочитайте хоть Миля „Рабство женщинъ" да потомъ и пожи­майте высокомЪрно плечами, пока честная робота передовыхъ женщинъ, — между которыми, говорю это съ гордостію, наши занимаютъ не послЪднее мЪсто, — дружнымъ натискомъ въ АмерикЪ, Англіи, Швейцаріи, Голяндіи, Италіи, Австраліи, заиметъ шагъ за шагомъ всЪ позиціи, которыя до сихъ поръ составляли моно­полію мущинъ. Страхъ того, что тогда „оставлятъ въ небреженіи дЪтей", также основателенъ, какъ страхъ нашихъ бабушекъ, что если всЪ мужики будутъ вольны, то не кому будеть за плугомъ ходить^[25].

Впрочемь идеи весьма родственныя сь этими идеями нашихъ бабушекъ усматриваются въ тЪхъ строкахъ отвЪта на мое письмо, въ которыхъ говорится о ,,піянствЪ и лЪнивствЪ" народа. Начнемъ съ лЪнивства. ЛЪнивство, конечно, порокъ, но совершенно индивиду­альный и въ такомъ случаЪ поправляемый вовсе не нотаціями, а созданiемъ около лЪнивца, такихъ условій жизни, которыя бы заставяли его трудиться. Въ массахъ же народъ не можетъ быть лЪнивъ^[26], ибо онъ иначе пропалъ бы съ голоду, — и если онъ иногда меньше трудится, или лучше не ровномЪрно трудится какъ напр. малоцивилизованные народы, (охотники, па­стухи), то по тому, что не знаетъ пзвЪстныхъ родовъ труда. Въ европейскихъ же обществахъ вся масса народа тру­дится не мало, больше даже, чЪмъ могутъ выносить ея природныя силы, — что доказывается положительнымъ вырожденiемъ людей въ извЪстныхъ округахъ, эмиграціей п т. д. Вамъ должно быть извЪстно, что въ ГаличчинЪ въ нЪкоторыхъ округахъ (напр. въ Збаражскомъ уЪздЪ) убыль населенія превосходитъ прибыль, и вотъ вамъ одно изъ доказателъствъ, что народъ у васъ во многихъ мЪстахъ трудится больше, чЪмъ нужно для сохраненія организма. А что вообще въ ГаличчинЪ народъ^[27] не лежить бокомъ, — это доказывается тЪмъ, что все таки не только народъ Ъсть, пьетъ, одЪвается, но и всЪ паны, жиды, попы, литераторы п проч. Ъдять, пьютъ, одЪваются, танцуютъ и проч. Не сами же они приготовили себЪ хлЪбъ, шерсть, насыпали дороги п т. д. Если бы кто нибудь сказалъ намъ про машины, привезенныя въ Галиччану пзъ другпхъ краевъ п поддерживающія въ ГаличчинЪ производительность, то на это весьма наивное возраженіе можно отвЪтить, что машинныя роботы въ ГаличчлнЪ не составляютъ и сотой доли ручной, что машины куплены на деньги, которые тоже получились изъ народнаго труда на пановъ, жидовъ и поповъ, и что работаетъ около машины все таки хлопъ, а не панъ, жпиъ пли попъ. И если хлопы въ ГаличчннЪ все таки бЪднЪють, то тутъ дЪло вовсе не въ лЪнивствЪ, а въ чемъ то другомъ. Это что то другое, общій строй экономическихъ отношеній, при которомъ хлопъ — безземельный, или малоземельный, пролетарій и строй общества, который не допускаетъ хлопа даже до эле­ментарнаго образования, и это слЪдовалобы понять патріотамь, а не кричать все про одно лЪнивство да піянство хлоповъ, пли восхищатся, что вотъ молъ есть и два-три русскіе хлопы, которые купили 900 морговъ земли, — потому что если разобрать хорошенько корень дЪла, такъ они потому и купили 900 морговъ, что 400 другихъ хлоповъ должны были продать свои морги. ВЪдь изъ ничего ничего и не создашь, — и всякій крейцаръ богатЪющаго есть только то, что не допла­чено роботнику. И эта недоплата а слЪдовательно и на­родная бЪдность будетъ до тЪхъ поръ, пока вся земля и всЪ фабрики не будуть собственностью роботниковъ. Какъ ужь это станется, это другой вопросъ!^[28].

Коли хотите, вопросъ о пьянствЪ довольно серьозенъ, — серьознЪе вопроса о лЪнивствЪ. Но только у Васъ подходятъ къ нему не съ того конца и напрасно видятъ въ лЪниствЪ причину, а не слЪдствіе. Во первыхъ  слЪдуеть  различать  пьянство отъ питья спиртныхъ напитковъ. Русскій человЪкь пьянъ бываетъ чаще западяаго европейца, а водки, вина п пива выпиваетъ меньше, потому что онъ бЪднЪе европейца. Значитъ съ богатствомъ русскій человЪкь среднимъ числомъ будетъ пропивать, какъ и проЪдать, больше, а не меньше. По­чему же русскій человЪкъ  вообще, а русскій  мужикъ въ особенности пьняъ бываетъ чаще западнаго, на это есть разные причины: во  первыхъ отчасти климатъ (въ  Англіи пьяницъ  больше, чЪмъ у романцевъ), во вторыхъ и главнымъ образомъ извЪстная  степень вар­варства,  нервныхъ потребностей  и  привычекъ: дикіе, извЪстно, какъ любятъ одуряющія средства;  прочтите описанія Германіи въ XIV—XV в., сдЪланныя итальян­цами (Петрарка, Пикколомпни) и Вы увидите,  что нЪмцы,  которыхъ теперь у Васъ ставятъ въ образецъ русскимъ, казались итальянцамъ такими же піяницами, какъ теперь славяне  нЪмцамъ.  Пьянство,  какъ удовольствіе, уступаеть  постепенно болЪе сложной цивилизацiи, съ ея наукой, эстетикой, — книгами,  театрами, музыкой, пониманiемъ красотъ природы и т. п. Наконецъ остается еще особый  видъ піянства, піянство съ горя, съ злости и т, д., - которое тоже отчасти находится въ связи съ предидущимъ варварствомъ инстинктовъ, но главнымъ образомъ есть результатъ тЪxъ причинъ, которыя вызываютъ горе, злость и т. п. Бывшій ли­берал, московскій професоръ Бабстъ въ рЪчи „о нЪкоторыхъ условіяхь, препятствующихъ накоплению народнаго капитала" сказалъ что то въ родЪ слЪдующаго: „когда разные башобузуки могутъ въ вся­кое время отнять у мужика резулътать его сбереженiй естественно сдЪлаетъ, если пропьетъ ихъ, потому что тогда все таки онъ употребить ихъ на себя." Когда рабочему всякими правдами и неправдами доведуть ра­бочую плату до смЪшной суммы, — и онъ пропьетъ ее, — тутъ тоже cajus incurabilis для проповЪдей.

Вообще, если теперешніе галицкіе разговоры о пьянствЪ, пропинаціи, трезвости, — поведу тъ за собою серьозное изслЪдованіе причинъ пьянства и реальныхъ средствъ устраненія ихъ, вызовутъ серьозную агитацію противъ нелЪпЪйшеЙ пропинаціонной привилегіи, — (которую я не думаю, чтобъ удалось устранить парламентскимъ путемъ) — наконецъ обратятъ внимниіе патрiотовъ на обЪдненіе народа отъ болЪе глубокихъ причпнъ, чЪмъ пьянство, — то эти разговоры все таки принесутъ свою относительную пользу. Но если они остановятся на теперЪшнемъ пунктЪ, — и все окончится мертворожденными обществами трезвости да временнымъ перенесенiемъ пропиваемыхъ денегъ на "благолЪніе храмовъ" (которое, замЪчу при случаЪ, все растетъ въ ГаличчпнЪ, не смотря на то, что народъ бЪднЪетъ), да „батюшкамъ на молебны" — то проку изъ всей нынЪшней агитаціи не будеть никакого, а вредъ будетъ уже тотъ, что она отвлекла глаза патрiотовъ отъ болЪе глубокихъ причинъ народной бЪдности. Такъ ли будетъ, или иначе, — это будетъ зависить отъ сте­пени умственнаго и нравственнаго развитія галицкой интелигенціи, къ которой и къ ея отношеніямъ къ на­роду мы теперь и обращаемся.

Прежде всего, какъ вижу теперь, надо опредЪлить, какъ я разумЪю слово народъ, въ разлпчномъ значеніи слова, natio, populus, plebs. Въ смыслЪ этнографическомъ и гдЪ есть однонаціональныя государства, въ государственномъ natio, конечно, совокупность всЪхъ классовъ населенiя извЪстнаго племени. Но н здЪсь главная масса народа и потому populus по преимуще­ству есть plebs. Эта масса, „чернь", plebs — люди мускульнаго труда, — есть кормилецъ и высшихъ классовъ. Если развитіе общественное въ прошедшемъ не могло обойтись безъ раздЪленія народовъ на классы, — на людей мускульнаго и умственнаго труда, то трудно теперь спорить противъ того, что въ будущемъ оба рода труда общественнаго должны соединиться. Какъ въ исторіи, такъ и въ настоящемъ разные классы изъ такъ называемыхъ высшихъ цЪнятся лишь по стольку, по скольку они служили и служать какимъ нибудь общимъ интерессамъ, интерессамъ большинства, на­конецъ всей массы. Мы постоянно видимъ, какъ класъ за классомъ, исполнивъ свою службу мозга массы, отживаетъ свой вЪкь, дЪлается вреденъ, наконецъ по­степенно уничтожается. Такъ отжила свой вЪкъ военно-феодольная аристокрація, духовенство, которыя даже оскудЪли умственно (объ этомъ см. между прочимъ у Боккля); теперь вообще изъ людей всЪхъ такъ называемыхъ высшихъ классовъ достойны уваженія только тЪ, кто съ наибольшою сознательностію переходить на сторону массы, plebis, т. е. кто измЪняетъ высшимъ классамъ и стремится слиться съ массою, передавъ ей умственное развитіе, унаслЪдованное отъ прошедшей исторіи, съ ея процессомъ дифференцированія населения, весьма мучптельнымъ.

Посмотримъ теперь съ этой точки зрЪнiя на галицкія отношенія. Аристократія и тимократія у Васъ и какъ классы и какъ народности прямо противъ массы народа. Сколько нибудь за народъ у Васъ развЪ духовенство и небольшая часть чиновничества. И все, что я вижу и знаю, — не даетъ никакого основанія къ оптимизму но отношенію и къ этимъ еще русскимъ обрывкамъ Вашихъ высшихъ классовъ. Я, право, затрудняюсь говорить со всею прямотою; лучше бы взяться за эту критику кому либо изъ Галичанъ самыхъ, тЪмь болЪе, что въ ГаличчинЪ есть люди, которые вполнЪ ясно поннмаютъ всЪ болізни своего общества. Но только потому что заявленiе этого пониманія огра­ничивается только частными разговорами и почти не переходитъ въ печать, — я и рЪшаюсь говорить то, чего не хотятъ почому-то сказать тЪ, кто, конечно могъ бы сказать это съ большимъ правомъ и болыдимъ умЪньемъ, чЪмь я.

Что въ настоящее время всякое духовенство, въ въ томъ числЪ и галицкое — есть классъ отжившій, это было уже сказано выше. Я понимаю, что въ какой нибудь ГерцоговинЪ или Болгаріи образованному человЪку сдЪлаться духовнымъ, значить выбрать себЪ едва ли не единственную до поры возможность стать близко къ народу, работать для него, вліять на него. Таковъ напр. архимандритъ Пелагичъ, проповЪдующій теперь войну протнвъ беговъ христіанскихь и магометанскихъ и союзъ мужиковъ хрнстіанскихь и магометанскихъ. Но это, конечно, не нормальный архимандритъ и у Сербовъ, а въ ГаличчинЪ врядъ ли и имЪеть себЪ соотвЪтствіе. Если же въ ГаличчинЪ есть еще нужда въ Пелагичахъ и если они есть тамъ, — то, конечно, они не дають основанiя выключать все и даже большую часть галпцкаго духовенства изъ приговора обо всЪхъ духовныхъ въ ЕвропЪ, — какъ это дЪлаете Вы, противупоставляя духовенство галицкое нашему, въ Россіи. И въ ГаличчинЪ интересы духовенства противны просвЪщенію массъ народа, — это постоянно и заявляютъ духовные, въ частныхъ разговорахъ (якъ хлопъ буде просвЪщень, то мы пôйдемо зъ торбами), и даже полу­прозрачно на публичныхъ собраніяхь, на пр. на митингЪ общества Качковокаго въ ГаличЪ, когда было сдЪлано предложеніе столь даже умЪренное, какъ о переводЪ священнаго писанія на народный языкъ, и когда одинъ ораторъ сказалъ: "мы (духовенство) зъ засады не можемо на те згодитися." Что въ ГаличчинЪ духовные и ихъ сыновья не стЪсняются называть мужика „быкомъ", „быдломъ" и т. п., — это, конечно, Вы знаете лучше, чЪмъ я. Прибавьте къ этому такія черты, какъ трусость и лесть передъ старшими, клеветничество, ин­триги для повысшенiя, часто самая мелочная жадность и т. п., чему я, какъ я ни мало знаю Галиччину, бе­русь привести цЪлий рядъ примЪровь, если нужно съ поименованьемъ лицъ и случаевъ. Если еще вспомнить что въ ГаличчинЪ существуетъ весьма унизительная и стЪснительная для человЪка съ болЪе благими намЪреніямн зависимость духовенства отъ помЪщиковъ, — то едва ли не полезнЪйшее дЪло было бы поднять самую рЪшительную агитацію противъ поступленія молодежи въ духовныя семинаріи и должности. Пусть бы она лучше, если не можетъ рЪшиться на что либо болЪе радикальное, старалась получить хоть какое нибудь агрономическое, технологическое, ремесленное, наконецъ коммерческое образованiе и составила слой ближайшей къ народу средней и мелкой буржуазіи и мелкихъ и и среднихъ поземельныхъ собственниковъ, изъ которыхъ скорЪе могли бы выйти независимые народо­любцы, чЪмь изъ теперешнихъ духовныхъ и чиновниковъ.

Обратимся теперь къ этимъ чиновникамъ, приба­вимъ къ нимъ и немногихъ представителей всЪхь другихъ artium liberalium въ русской ГаличчинЪ: адвокатовъ, литераторовъ и т. п. „интелигенцiи" по преиму­ществу. Опять таки все, что извЪстно намъ, не позваляетъ ставить очень высоко и этотъ классъ. Онъ даже не очень заботится о томъ, чтобъ стать дЪйствительно мозгомъ своего населенiя, дЪйствительною intelligentio. Откровенные люди признаются, а литература галицко-русская потверждаеть это фактическимъ своимъ состоянiемъ, — что науки въ ГаличчинЪ нЪтъ. Два три спеціялиста, нЪсколько порядочныхъ трудовь — это, вЪдь, только исключенiе, которое только подтверждаетъ общее правило. Довольно посмотрить, какъ скудно число слу­шателей въ аудиторіяхь русскихъ профессоровъ, да и вообще на лекцiяхъ львовскаго университета, какъ еще меньше посЪтителей библіотекь, и какъ за то много тратится времени галицкою интеллигенціей на карточныя и билліардныя упражненія, на многоглаголаніе въ кофейняхъ, какь скудны запасы книгъ у частныхъ людей и въ библiотекахъ обществъ, какь мало подписчиковъ на журналы, чтобъ увидЪть, что интерессы мы­сли не затрогивають сколько нибудь глубоко галицкаго общества. ПослЪ этого понятно, что литература и об­щественная дЪятельность „едва едва бредетъ," „абы день до вечера," по рутиннымъ дорогамъ, которыя 15-20 лЪть установились для каждой партіи, или лучше для каждаго кружка, изъ коихъ каждый соблюдаетъ форму дЪятельности, а въ сущности боится всего активнаго, горячаго, новаго, какъ безпокойнаго, требующаго настойчиваго и систематнческаго, развЪтляющаго ся труда а часто и риска.

Впрочемъ, что тутъ говорить объ энергіи и рискЪ, когда очень часто галицкіе дЪятели не выдерживаютъ и скромной, самой скромной критики. Посмотрите на литературно-патріотическія общества, соберите го­лоса, которыя иногда слышатся и въ печати: „Народ­ный Домъ", дойная корова немногихъ лицъ, „Матица" спить, „Русская Рада" спить, „Общество Шевченка" спить, „Побратима" допустили уснуть на вЪки; нЪкоторые признаки жизни обнаруживаютъ „ПросвЪта" и „Общество Качковскаго", — но не говоря о томъ, что польза ихъ дЪятельности еще весьма спорная, ктожь можетъ утверждать, что эта дЪятельность сознательно систематическая? Если хотите, изъ протоколовъ и отчотовъ „ПросвЪти", я вамъ выпишу цЪлий рядъ противурічій, неисполненыхъ обЪщаній и проч. Тоже са­мое можно сдЪлать и относительно редакцій глзетъ.

Самая насущная вещь для просвЪтительно-литературныхъ обществъ и самое настоятельно-нужное дЪло для Галиччины, Буковины и Угорской Руси въ настоящую минуту, — бнблiотеки, на­ходятся въ самомъ жалкомъ состояніи. Пусть мнЪ не говорятъ обычныхъ галицкихъ жалобъ на бЪдность. Опять таки цифрами и именами я берусь доказать, — не Вамъ, конечно, потому что Вы ихъ знаете лучше меня, — что галицкая интеллигенція вовсе не такъ бЪдна. И если вклады ея на патріотическія цЪли часто такъ комически малы, если ни одинъ патріотическій кружокъ не решился установить у себя прогрессивно-подоходнаго налога на эти цЪли, — то причиною тому вовсе не бЪдность, а что то другое. Есть между Ру­синами и землевладЪльцы и домовладЪльцы и капитали­сты; духовенство, профессоры и др. получаютъ не малые оклады; семинаристы умЪють дЪлать долги на счетъ батюшекъ и будущихъ тестей, — а годовые вклады въ „ПросвЪту" равны какимъ нибудь 300 гульденамъ. Большія суммы у Васъ умЪютъ собирать только съ „лЪнпвыхъ и пьяныхъ хлоповъ", какъ напр. на „Народный Домъ" и „Матицу" теперь на общество Качковскаго, изъ которыхъ первые два общества пря­мо обманули народа, а третье суетъ народу, что попа­дется, въ томъ числЪ и откровенія г. Гальки въ физіологіи.

За то постоянно слышишь и видишь въ теченіи всЪхъ тридцяти лЪтъ дЪйствія галицкаго возражденія такія факты,—какъ выпрашиваніе должностей именемъ „Wünsche der ruthenischen Nation", непорядки отложности то въ той то въ другой кассЪ общества или ре­дакціи, перебЪжки изъ одного лагеря въ лагерь, изъ народности въ народность. Видишь, какъ высокопоста­вленный духовный канючить въ польской канцеляріи изъ за 75 гулъд., какъ извЪстный писатель выпрашиваетъ себЪ у славянскаго комитета 100 р., обЪщаетъ за то книги, не даетъ ихъ и проситъ денегъ вновь, какъ редакторъ газеты съ бюджетомъ 10—15000 гульд. выпрашиваетъ 250, потомъ 100 р., унижается, пишетъ доносы, завЪдомо лжетъ, — какъ предсЪдатель обще­ства униженно выпрашиваетъ 350 р., которыя рЪшительно недоумЪваеть, куда могли пойти и т. д., и т. д. И всЪ эти позорящіе австрорусскую интеллигенцію факты не возбуждаютъ энергическаго негодованія, не преслЪдуются общественнымъ мнЪнiемъ, а напротивъ тщательно закрываются своими а часто и чужими !

При видЪ всего этого, при чтеніи всего этого, что пишется въ ГаличчинЪ, при наблюденіи весьма черепашьяго хода галицко-русскаго прогресса, — право позволительно сомнЪваться, точно ли существуете въ ГаличчинЪ то передовое, европейски образованное, пре­данное народу меньшинство, о которомъ у насъ зашла рЪчь съ обЪихъ сторонъ. Лучше ли стоятъ дЪли у Васъ въ этомъ отношеніи, или хуже, чЪмъ въ другомъ мЪстЪ, — это къ дЪлу не идетъ. ДЪло въ томъ, что выше­ упомянутое меньшинство въ ГаличчинЪ надо еще сдЪлать и организовать. Всего естественнЪе заняться этимъ созданiемъ молодежи, и для этого нужна, при горячемъ народномъ чувствЪ, прежде всего дЪйствительно серьозная европейская наука.

М. Драгомановъ.