175

Лемковщина.

[Въ виду значительныхъ этнографическихъ, бытовыхъ и даже административно-политическихъ особенностей жизни русскаго населенія Западной Галичины или т. наз. Лемковщины, также и свЪдЪнія о тяжелыхь переживаніяхъ послЪдняго подь австрійскимъ терроромъ въ начале всемiрной войны выдЪлены здЪсь нами въ особую группу. ПримЪчанiе редакціи.]

Горлицкій уЪздъ.

(Изъ записокъ о. Василія Ф. Курилла).

Обыски и аресты въ Горлицкомъ уЪздЪ, благодаря особому усердію мЪстнаго старосты Митшки, были проведены весьма энергично и широко.

ПреждЪ всего, еще 31 іюля 1914 г., былъ произведенъ обыскъ въ помЪщеніи горлицкой "Русской бурсы" и въ частной квартирЪ ея завЪдующаго, Дамяна Бубняка, причемъ были забраны нЪкоторыя русскія книги (сочиненія русскихъ классиковъ), а также нЪсколько флобертовскихъ пулекъ, которыя были найдены среди оставленныхъ нЪкоей г-жей Баницкой на храненіе въ бурсЪ вещей ея покойнаго мужа. ПослЪднее обстоятельство дало сейчасъ-же толчокъ къ распространенію нелЪпыхъ слуховъ о томъ, что въ бурсЪ были найдены бомбы и т. п. КромЪ того, въ бурсЪ былъ произведенъ обыскъ еще два раэа, а равно въ кредитномъ обществЪ „Лемковская касса", гдЪ, однако. уже ничего „опаснаго" найдено не было. Вь то - же время возлЪ дома бурсы былъ поставленъ постоянный полицейскій надзоръ.

ЗавЪдующій бурсой Д. Бубнякъ былъ затЪмъ дважды вызываемъ въ староство для составленія протокола и объясненiй по поводу бывшихъ обысковъ, послЪ чего ему было объявлено, что онъ не смЪетъ никуда отлучаться изъ своей квартиры. Когда - же онъ, возвращаясь изъ староства домой и встрЪтившись по пути со своими, отправлявшимися въ армію, односельчанами, вступилъ съ ними въ бесЪду и проводилъ ихъ при этомъ на вокзалъ, то былъ

176

тутъ-же уже настоящимъ образомъ арестованъ жандармомъ и отведенъ въ тюрьму при окружномъ судЪ. Это произошло 1 августа и явилось первымъ случаемъ военно-тюремной „мобилизаціи" въ Горлицкомъ уЪздЪ.

МЪжду темъ, по городу стали распространяться все болЪе вздорные и сенсаціонные слухи, имЪвшіе, очевидно, цЪлью подготовить и настроить соотвЪтственнымъ образомъ мирное до тЪхъ поръ общественное мнЪнiе къ предстоящимъ арестамъ „руссофиловъ". И такъ, кромЪ нелЪпой исторіи съ бомбами въ бурсЪ, былъ одновременно распущенъ ложный слухъ, что въ сосЪднемъ Грибовскомъ уЪздЪ были пойманы "руссофилы" о. В. Курилло изъ Флоринки (б. предсЪдатель той - же горлицкой „Р. бурсы") и о. Г.Гнатышакъ изъ Крыницы въ минуту, когда пытались взорвать жел.-дорожный мостъ въ МушинЪ, за что и были тутъ-же разстрЪляны на мЪстЪ. А въ то-же время въ Горлицкое староство поступило столь-же невЪрное донесеніе, будто о. Курилло пріЪхалъ въ Горлицы и остановился въ постояломъ дворЪ Байлы, въ виду чего сейчасъ-же ночью были наряжены туда за нимъ два жандарма, которые, однако, не нашли его тамъ, по той простой причинЪ, что онъ въ это время какъ-разъ находился по семейнымъ дЪламъ во ЛьвовЪ.

ЗатЪмъ начались уже полнымъ ходомъ поголовные, массовые аресты, какъ въ самомъ городЪ, такъ и въ уЪздЪ. И такъ 3 августа были арЪстованы въ городЪ помощникъ присяжнаго повЪреннаго д-ръ Дим. Собинъ, бухгалтеръ „Лемковской кассы" и секретарь „Р. бурсы" О. Слюзаръ и студентъ Ф. В. Курилло.

На слЪдующій день, 4 августа, привели въ тюрьму двухъ бурсаковъ-гимназистовъ Ал. Телеха и Ник. Галя изъ с.Лосья, причемъ у нихъ при арестЪ забрали нЪсколько учебниковъ и табакъ. ЗатЪмъ изъ уЪзда того - же числа были приведены дальше: о. Феодосій Дуркотъ изъ Ждыни, православный свящЪнникъ о. Максимъ Сандовичъ и его отецъ Тимофей, крестьянинъ изъ Ждыни же, и студенты Иванъ Ядловскій изъ Смерековца и Иванъ Вислоцкій изъ Гладышева. Тогда - же были арестованы въ городЪ старикъ-почтмейстеръ Байсса и студентъ Д. И. Качоръ, остановившійся здЪсь проЪздомъ изъ Львова въ свою родную деревню Бодаки.

6 августа были арестованы и доставлены въ Горлицы: служащій ,Лемковской кассы" и волостной писарь Іосафатъ Крылевскiй и войть Петръ Корба изъ ЛЪщинъ, бурсакъ-гимназистъ Ал. Дудка и Иванъ Лабовскій изъ БЪлянки, окончившій гимназію Феодосій Ядловскiй (братъ студента) изъ Смерековца (у котораго забрали сочиненія Гоголя и нЪсколько номеровъ „Нов. Времени") и крестьяне К. Дутканичъ изъ Бортнаго и Ф. Журавъ изъ Баницы в.Воловца. Тогда-же былъ арестованъ по недоразумЪнію, вслЪдствіе отсутствія удостовЪренiя, одинъ полякъ, преподаватель коммерч. училища въ ТарновЪ Іосифъ Копыстинскiй, который, однако, черезъ нЪсколько часовъ, по поручительству, былъ отпущенъ.

8 августа были арестованы Фома Нецьо, крестьянинъ изъ Бортнаго, и народный учитель Титъ Богачикъ, котораго арестовали въ м. БЪчЪ и держали въ тюрьмЪ въ ЯслЪ.

10 августа утромъ привели въ тюрьму окончившаго юридическiй факультетъ Андрея Карела изъ Лосья.

177

12 августа была арестована въ ЖдынЪ жена о. Максима Сандовича — Пелагея Ивановна, которую, однако, почему-то не перевели въ Горлицы, а интернировали пока въ домЪ войта въ с. РжепенникЪ в. БЪча, гдЪ ее продержали 9 дней. Тогда-же были арестованы Михаилъ Собинъ, содержатель трактира въ Бортномъ, и крест. Вас. Куликъ изъ Русской Ропицы.

13 августа былъ арестованъ гимназистъ Федоръ Войтовичъ изъ Русскаго Устья, веселый и бойкій юноша, который своими остроумными шутками и пЪніемъ развлекалъ и ободрялъ всЪхъ узниковъ и котораго черезъ нЪкоторое время, безчеловЪчно закованнаго въ кандалы, забрали въ Новый Санчъ къ воинскому набору, а затЪмъ зачислили въ армію. Того - же числа были арестованы Федоръ и Косма Горбали изъ Бортнаго (оба впослЪдствіи умерли въ ТалергофЪ).

20 августа былъ арестованъ Петръ Козакъ изъ Русской Ропицы.

21 августа П. И. Сандовичъ была переведена изъ Ржепенника въ Горлицкую тюрьму, гдЪ ее сначала помЪстили въ нижнемъ этажЪ вмЪстЪ съ цыганками, а затЪмъ перевели въ маленькую, грязную камеру въ I этажЪ.

22 августа былъ приведенъ въ тюрьму Федоръ Баюсъ изъ Маластова и рядъ другихъ крестьянъ.

27 августа привели Юрія Дзямбу изъ Луга в. Ждыни и Андрея Васичка и Андрея Лукачика изъ Смерековца.

29 августа привели Якова Вислоцкаго (отца студента) и Михаила Сиротяка изъ Гладышева.

30 августа, находившійся въ тюрьмЪ ужЪ около 4-хъ недЪлъ, студентъ Ф. В. Курилло, въ наказаніе за то, что въ письмЪ къ брату выразился неодобрительно о тюремной пищЪ, былъ пЪревЪденъ въ сырую, темную и грязную камеру въ нижнемъ этажЪ, гдЪ сидЪло уже около 30 человЪкъ, главнымъ образомъ, уголовныхъ преступниковъ, а также нЪсколько русскихъ крестьянъ, такъ что негдЪ было даже повернуться. КромЪ того, ужасная духота и вонь отъ человЪческихъ испарЪній, табачнаго дыма и неизмЪннаго и всегда открытаго отхожаго судна дЪлали прЪбываніе въ этой камерЪ просто невыносимымъ. Спали вповалку, въ гнилой соломЪ, кишЪвшей блохами и вшами. Тутъ Ф. В. Курилло просидЪлъ три дня, послЪ чего былъ опять переведенъ въ прежнюю камеру въ I этажЪ.

3 сентября были приведены въ тюрьму окончившій гимназію бурсакъ Симеонъ Пыжъ и войтъ изъ Вапеннаго в. Мацивы Вел. Василiй Бубнякъ. Тогда - же были захвачены бЪжавшіе изъ Вост. Галичины два „украинскихъ" священника съ семьями, которые, конечно, сильно негодовали на случившееся съ ними недоразумЪніе, говоря, что они вЪдь не какіе-нибудь "москвофилы", а „щирые украинцы". Того-же дня привЪзли жандармы закованнаго въ кандалы волостного писаря изъ Липной Ивана Пелеша, который при допросЪ смЪло заявилъ, что онъ русскій и православный.

5 сентября былъ приведенъ 77-лЪтній старикъ МатвЪй Цупура изъ Вел. Мацины. Того-же числа пополудни прибылъ въ Горлицы изъ Зальцбурга особый отрядъ нЪмецкихъ жандармовъ изъ 60 человЪкъ, предназначенный для карательныхъ экпедицій въ уЪздЪ.

6 сентября, въ 6 часовъ утра, былъ произвольно, бЪзъ всякаго суда и слЪдствія, по единоличному распоряженію какого-то ротмистра Дитриха изъ

178

Линца, разстрЪлянъ на площади передъ зданiемъ суда, на глазахъ смотрЪвшихъ изъ оконъ тюрьмы его отца и жены, а также другихъ русскихъ узниковъ, православный священникъ изъ Ждыни о. Максимъ Сандовичъ. [О разстрЪлЪ О. Максима Сандовича см. ниже особое сообщенiе. ПримЪч. редакцiи]

Того - же числа былъ арестованъ въ ЗмигородЪ отставной нар. учитель изъ Ждыни Симеонъ Усцкій, который быяъ препровожденъ сначала въ Ясло, затЪмъ въ Вадовицы, а оттуда уже прямо высланъ въ Талергофъ.

7 сентября привели въ горлицкую тюрьму Емиліана Гривну, народнаго учителя изъ Чорнаго.

12 сентября были приведены крест. Федоръ Гривна изъ Маластова (отецъ учителя), у котораго осталось дома безъ всякаго призора трое маленькихъ дЪтей (самъ онъ впослЪдствіи умЪръ отъ тифа въ ТалергофЪ), затЪмъ гимназистъ Діонисій Потоцкiй, нар. учитель Алекс. Вислоцкій и крестьяне Николай Сандовичъ (братъ о. Максима). Дмитрій и Кондратъ Спяки и Федоръ Шевчикъ - всЪ изъ Ждыни, Василiй Бубнякъ, Конст. Бодакъ, Иванъ Ванца, Петръ Тылявскій, Юрій Драганъ, Конст. Коцуръ и Андрей Пыжъ - всЪ изъ РаздЪлья в. Вел. Мацины, Данько Прокопчакъ, Михаиль Пыжъ, АлексЪй Тимоць, Федоръ Присташъ, Иванъ Бодакъ и Дмитрій Бубнякъ - всЪ изъ Вапеннаго в. Вел Мацины, нар. учитель Иванъ Богачикъ иэъ Бортнаго (три сына котораго служили въ австр. арміи), а вечеромъ, наконецъ, гимназистъ Николай Юрковскiй изъ Радоцины. [Этотъ послЪднiй пріЪхалъ изъ Горлицы къ воинскому набору, но былъ признанъ непригоднымъ къ строевой службе, причемъ ему, однако, было сделано предложенiе поступить добровольцемъ въ польскiе легiоны, когда-же онъ, естественно, отъ этой чести отказался, то тутъ-же былъ арестованъ и отправленъ въ тюрьму.]

13 сентября вечеромъ привели предсЪдателя горлицкой „Р. бурсы" о. Владиміра Калужняцкаго и трехъ крестьянъ изъ Бортнаго, а также о. Степана Волянскаго, Семена Станчака и нЪсколько другихъ крестьянъ изъ Смерековца.

Наконецъ, 14 сентября были приведены о. Григорій Калиновичъ, крестьяне Афанасій Андрейчикъ и Андрей ЦЪслякъ и двЪ женщины изъ Русскаго Устья (послЪднiя, впрочемъ, была тотчасъ-же отпущена судебнымъ слЪдователемъ Кальчинскимъ домой), Максимъ Карпякъ, Василій Базилевичъ, Дмитрій и Іосифъ Демчаки, Григорій Децьо, Кондратъ Хомякъ и Павелъ Барна изъ Клнмковки, А. Крайнякъ изъ Шквиртнаго, студентъ краковской академіи художествъ Михаилъ Федорко изъ Гладышева и, наконецъ, 30 крестьянъ изъ Лосья, а именно: Iосафатъ и Василій Кроли, Степанъ Павлякъ, Григорiй Параничъ, Григорій Шлянта, Якимъ и Григорій Дудры, Александръ и Михаилъ Телехи, Павелъ Карелъ, Ивавъ Фекула, Григорiй, Николай и Иванъ Спольники, Иванъ Новакъ, Федоръ Малецкій, Иванъ, ГригорІй и Михаилъ Гали, Михаилъ Дудикъ, Павелъ и Николай Горники, Григорій Трембачъ, Симеонъ Дудка, Иванъ Олешневичъ, Иванъ Палюхъ, Иванъ Кондратикъ, Даніилъ Хома, Николай Евусякъ и цыганъ Яковъ Сивакъ.

СлЪдуетъ замЪтить, что перечисленныхъ выше крестьянъ изъ Лосья жандармы не арестовали по домамъ и не производили у нихъ никакого

179

обыска, а просто, для большаго удобства, призвали ихъ всЪхъ будто - бы на какое-то совЪщаніе въ волостную канцвлярію, откуда ихъ прямо посадили на подводы и отвезли въ тюрьму.

Вотъ и всЪ важнейшiя данныя, какія удалось установить и провЪрить относительно произведенныхъ австрійскими властями въ началЪ войны арестовъ русскихъ людей въ горлицкомъ уЪздЪ.

Какъ видимъ, хватали всЪхъ безъ разбора: въ первую очередь, конечно, поголовно всЪхъ интеллигентовъ-свящЪнниковъ, чиновниковъ, учителей, адвокатовъ, студентовъ, даже молоденькихъ гимназистовъ, затЪмъ болЪе сознательныхъ и дЪятельныхъ крестьянъ, не исключая волостныхъ старшинъ (войтовъ), писарей и дьяковъ, а даже женщинъ и дЪтей.

ГлавнЪйшими нагонщиками на этихъ злополучныхъ „руссофиловъ", кромЪ старосты Митшки, являлись жандармы (большей частью — русскаго же происхожденія) Когутъ, Грицакъ, Незгода, Гергелевичъ, Свободзянъ и другiе, а усердно помогалъ имъ въ этой Каиновой работЪ, посредствомъ самыхъ нелЪпыхъ и лживыхъ доносовъ и бЪшеной травли, нЪкоторые русскіе же отщепенцы "украинскаго" толка, какъ-то: народные учителя Кобаній изъ Гладышева и Перейма изъ Русской Ропицы, священники МенцЪнскій изъ Маластова, Подляшевскій изъ Гладышева, Заяцъ изъ Вел. Мацины, Говда изъ Боднарки и другіе. КромЪ того, весьма усердствовали въ этомъ огношеніи так-же и нЪкоторые евреи.

Въ тюрьмЪ обращались съ арестованными весьма плохо, иногда даже хуже, чЪмъ съ подслЪдственными цыганами или другими уголовными преступниками, хотя, впрочемъ, самъ тюремный надзиратель, старикъ Ножинскій, и велъ себя лично въ общемъ довольно вЪжливо и гуманно.

Крайне враждебно и грубо относились къ арЪстованнымъ русскимъ, имЪвшіе ихъ въ своЪмъ вЪдЪніи, совЪтникъ суда Кальчинскій и тюремный врачъ д - ръ Пржесмыцкій, которые, кстати скаэать, являлись вообще главными руководителями шовинистической польской политики въ уЪздЪ.

Кормили въ тюрьмЪ скверно. Водяной супъ былъ обыкновенно заправленъ разными насЪкомыми или волосами.

Мясо давали всего одинъ разъ в недЪлю. Всякія же жалобы на харчъ вызывали только дисциплинарныя наказанiя, какъ отмЪчено выше уже относительно Ф. В. Курилла или какъ случилось съ однимъ подслЪдственнымъ цыганомъ изъ Моравiи, который за подобную жалобу былъ на недЪлю закованъ въ кандалы.

Спали на твердыхъ сЪнникахъ изъ древесныхъ стружекъ или гнилой соломы, въ которыхъ кишЪли всевозможные паразиты. СвЪта по вечерамъ не полагалось вовсе. Вода подавалась три раза въ день - вонючая, съ грязнымъ осадкомъ. Курить было совершенно запрещено.

Въ такихъ тяжелыхъ условіяхъ прожили арестованные русскіе страдальцы въ горлицкой тюрьмЪ до 14 сентября, когда ихъ оттуда, въ виду достаточно обнаружевшегося ужЪ наступленiя, отправили дальшЪ на западъ. УжЪ наканунЪ, 13 сентября, Калъчинскiй велелъ собираться въ дорогу. Но тронулись въ путь только 14

180

сентября вечеромъ, причемъ до вокзала провожала ихъ съ дикими ругательствами и угрозами огромная толпа мЪстныхъ поляковъ и евреевъ. На вокзалЪ погрузили всЪхъ въ товарные, грязные вагоны изъ - подъ лошадей, только одну П. И. Сандовичъ, которая отказалась воспользоваться предложенной ей сов. Кальчинскимъ послЪ убійства ея мужа свободой и предпочла послЪдовать за его земляками и родными въ ссылку, помЪстили особо, вмЪстЪ съ отцомъ и братомъ мужа, въ классномъ вагонЪ III класса.


О. М.Т. Сандовичъ.

Весь транспортъ былъ направленъ въ Талергофъ, только нЪсколько человЪкъ почему-то были отдЪльно отвезены жандармами передъ воевный судъ въ КраковЪ.

Черезъ 2 дня, 16 сентября, былъ составленъ изъ оставшихся еще въ горлицкой тюрьмЪ и вновь арестованныхъ лицъ второй транспортъ въ 120 человЪкъ, который того - же дня тоже былъ отправленъ въ Талергофъ.

Въ горлицкомъ уЪздЪ былъ арестованъ также заслуженный русскій дЪятель и организаторъ о. Михаилъ Юрчкевичъ изъ Чорнаго, который эатЪмъ былъ даже поставленъ передъ военный судъ по обвиненію въ государственной измЪнЪ, однако, къ сожалЪнію, болЪе подробныхъ свЪдЪній объ этомъ редакціей до сихъ поръ получено не было.

РазстрЪлъ о. М. Т. Сандовича.

[Составлено на основанiи записокъ о. В. Ф. Курилла изъ Флоринки и другихъ источниковъ.]

ВсЪмъ намъ хорошо памятенъ энаменательный, бывшій наканунЪ войны, политическій процессъ С. Ю. Бендасюка и товарищей, однимъ изъ подсудимыхъ котораго являлся православный священникъ изъ с. Ждыни, горлицкаго уЪзда, о. Максимъ Тимофеевичъ Сандовичъ. Какъ извЪстно, послЪ окончанія процесса и единодушнаго оправдательнаго приговора со стороны присяжныхъ судей, создалось все-таки въ правительственныхъ кругахъ такое обостренное отношеніе къ участникамъ процесса, что стало ясно, что послЪднимъ, не только самимъ подсудимымъ, но также и защитникамъ и свидЪтелямъ дЪла, не остается ничего другого, какъ только спасаться отъ новыхъ административныхъ преслЪдованій немедленнымъ

181

бЪгствомъ внЪ досягаемости австрійскихъ жандармовъ. Большинство изъ нихъ такъ и сдЪлало и, воспользовавшись первой растерянностью австр. властей послЪ процесса, уЪхало кто въ Швейцарію, а кто въ Россію.

Не догадался сдЪлать этого, однако, повидимому - слишкомъ довЪрившись оправдательной силЪ судебнаго приговора, о. М. Т. Сандовичъ, просидЪвшій въ подслЪдственной тюрьмЪ 2 1/2 года и поспЪшившій затЪмъ поскорЪе вернуться въ родную деревню, къ своей любимой семье и паствЪ, гдЪ и захватила его вскорЪ объявленная въ іюлЪ 1914 г. военная мобилизація и послЪдовавшая вслЪдъ за нею страшная волна австрійскаго насилія и террора, причемъ ему самому пришлось пасть одной изъ первыхъ жертвъ этой чудовищной, кровавой волны...

1 августа 1914 г. арестовали не только его, но и его отца, крестьянина изъ Ждыни, и помЪстили ихъ въ тюрьмЪ уЪзднаго суда въ Горлицахъ. Не прошло недЪли, какъ арестовали еще брата и супругу о. Максима, Пелагею Ивановну, но послЪднюю отправили не въ Горлицы, а въ с. Ржепенникъ возлЪ Бъча, гдЪ ее помЪстили въ домЪ мЪстнаго войта и только по истеченіи 9 дней, 21 августа, перевели тоже въ горлицкую тюрьму.

Самъ о. Максимъ просидЪлъ въ тюрьмЪ безъ слЪдствія и допроса до 6 сентября, когда вдругъ, въ 5 часовъ утра, вошелъ въ его камеру тюремный надзиратель Ножинскiй и велЪлъ ему тотчасъ-же собираться въ дорогу, а самъ между тЪмъ вывелъ изъ ихъ камеръ жену и отца о. Максима якобы „на прогулку", на самомъ же дЪлЪ отвелъ ихъ в камеру, выходящую окнами на площадь, и, заперевъ ихъ тамъ обоихъ, оставилъ однихъ.

ТЪмъ временемъ передъ камерой о. Максима стали собираться представители мЪстной власти, а именно ротмистръ Дитрихъ изъ Линца, совЪтникъ суда Кальчинскій, 4 жандарма и 2 солдата съ вахмистромъ, послЪ чего въ 6 ч. утра, въ камеру опять вошелъ надзиратель Ножинскій и велЪлъ о Максиму слЪдовать за собою, но, когда тотъ хотЪлъ взять съ собой и свои вещи, приказалъ оставить послЪднiя на мЪстЪ. ЗатЪмъ, согласно сообщенію сидевшаго въ то время тоже въ тюрьмЪ гимназиста Ал. Телеха, о. Максиму связали сзади руки и завязали глаза полотенцемъ, послЪ чего двое солдатъ взяли его подъ руки, вывели на площадь передъ тюрьмой и поставили подъ каменной стЪной. Напротивъ его стали на разстоянiи 4 шаговъ два жандарма съ заряженными ружьями, а въ сторонЪ ротмистръ Дитрихъ и начальникъ патруля Wachkommendant, вокругъ же на площади собралась большая толпа зрителей. Такъ какъ команданту показалось, что о. Максимъ, наклонившійся немного влЪво, падаетъ, онъ крикнулъ на него: „Стой!" О. Максимъ, зная уже, что будетъ разстрЪлянъ, выпрямился и сказалъ отчетливо: "Господи, благослови!" Раздалась команда - и двЪ пули пронзили грудь о. Максима. Однако, онъ не упалъ, а только покачнулся на стЪну. ОслабЪвшимъ уже голосомъ онъ произнесъ: „Да живетъ русскiй народъ и святое православіе!" Тогда подошелъ къ нему начальникъ патруля, вынулъ револьверъ и выстрЪлилъ въ него въ упоръ - въ голову. 0. Максимъ упалъ. ТЪло взяли солдаты на простыню и унесли. А въ зданіи суда уже былъ приготовленъ

182

обыкновенный гробъ изъ досокъ. Въ стЪнахъ зданiя остались отъ выстрЪловъ двЪ глубокія дыры, а въ нихъ виднЪлись пятна крови.

Въ нЪкоторыхъ подробностяхъ иначе представляетъ моментъ смерти о. Максима другой очевидецъ, гимназистъ К.Л.Ванько, находившiйся среди зрителей: "Я прiЪхалъ - говорилъ онъ - въ Горлицы, чтобы передать деньги въ управленіе тюрьмы для моего арестованнаго отца. Въ воскресенье 6 сентября, въ 7 ч. утра, мнЪ бросилось въ глаза необыкновенное движеніе на улицахъ. Около суда и находящейся вблизи него тюрьмы собралась громадная толла народа, которая чего-то ожидала. КромЪ мужчинъ, ьыли тоже женщины и подростки, всЪ очень взволнованные. Я прислушался къ разговорамъ и, къ моему величайшему удивленію и ужасу, узналъ, что сейчасъ будутъ казнить „московского попа зе Ждыни". У меня сжалось сердце отъ боли, но я рЪшилъ остаться, чтобы быть свидЪтелемъ мученической смертн о. Максима. Передъ зданіемъ суда стояла группа чиновниковъ и жандармовъ. ПослЪ нЪсколькихъ минутъ томительнаго ожиданія, которое покаэалось мнЪ вЪчностью, вывели о. Максима изъ тюрьмы. Онъ шелъ съ достоинствомъ на мученическую смерть. ОдЪтъ былъ въ рясу, только наперстный крестъ съ него сняли. Поставили его возлЪ стЪны и уЪздный начальникъ Митшка прочелъ приговоръ, изъ котораго я запомнилъ только одно, что казнь происходитъ не по приговору суда, а по приказу воЪнныхъ властей. ПослЪ прочтенія этого своеобразнаго приговора одинъ изъ жандармовъ подошелъ къ о. Максиму, чтобы связать ему руки, но о. Максимъ просилъ не дЪлатъ этого. Тогда жандармъ закрылъ ему глаза и сдЪлалъ мЪломъ бЪлый знакъ на груди. На разстоянiи нЪсколькихъ метровъ отъ о. Максима сталъ жандармъ изъ тирольскихъ стрЪлковъ. Команда: разъ, два, три! Раздался выстрЪлъ. О. Максимъ задрожалъ и, собравъ послЪднія силы, слабымъ голосомъ произнесъ: "Да живетъ русскій народъ и святое православіе!" Голова склонилась на грудь, всЪмъ тЪломъ оперся онъ о стЪну и черезъ мгновенiе упалъ на землю. Изъ тюрьмы послышался неистовый, страшный крикъ и раздирающія сердце рыданія. Это жена о. Максима, Пелагея Ивановна, видЪвшая изъ окон тюрьмы казнь мужа, упала безъ чувствъ и стЪны тюрьмы огласились воплями несчастной женщины. Слышно было еще чье-то рыданіе. ВсЪ обратили вниманіе также на рослую фигуру сЪдобородаго старца въ другомъ тюремномъ окнЪ за рЪшеткой. Это былъ отецъ казненнаго, Тимофей Лукичь Сандовичь, находившійся тоже въ тюрьмЪ и бывшій свидЪтелемъ мученической смерти своего сына. Между тЪмъ, всЪ чиновники, жандармы и нЪкоторыя лица изъ толпы подошли къ упавшему. У меня не хватило силъ подойти и посмотрЪть, я хотЪлъ лишь поскорЪе бЪжать отъ этой страшной сцены. Вдругь снова раздался выстрелъ. Это жандармъ еще разъ выстрЪлилъ изъ револьвера въ лежащаго уже на землЪ о. Максима, приложивъ дуло къ его головЪ.

ПослЪ казни я узналъ достовЪрно отъ одного чиновника, что о. Максима казнили безъ суда. Ночью съ 5-го на 6 сентября, въ 11 часовъ ночи, пришелъ приказъ изъ краковской корпусной команды (?) разстрЪлять его, о чемъ ему сейчасъ-же и объявили. Онъ просиль разрЪшить ему написать письмо къ женЪ, которая находилась въ той-же тюрьмЪ,

183

въ сосЪдней камерЪ. РазрЪшили. Но, когда онъ попросилъ разрЪшить ему лично проститься съ женой и отцомЪ, то въ эгомъ ему отказали".

("Прик. Русь" 1914 г., № 1499).

 

Объ увЪдомленіи о. Максима объ ожидающей его казни ничего не упоминаетъ ни о. Курилло, ни тюремный надзиратель Ножинскій, разсказывавшiй потомъ узникамъ о подробностяхъ разстрЪла.

Раздавшіеся выстрЪлы заставили некоторыхъ узниковъ подойти къ окнамъ.

„Od okien, bo bedzie zastrelony!"- крикнулъ жандармъ. Только, когда убрали тЪло покойника, раздался новый зычный окрикъ: "Prosze sie nie bac(!) nie bebziemy strzelac, chcemy tylko wyrok oglosic". Сразу нЪкоторые, а послЪ всЪ узники явились у оконъ, а начальникъ патруля, въ качествЪ переводчика, объявилъ имъ "приговоръ", вынесенный ротмистромъ Дитрихомъ: „Раn rotmistrz zazadal wydania Maksymowicza (вмЪсто Сандовича) і ten zostal zastrzelony na jego odpowiedzialnosc (!) Jezliby kto cos podobnego zrobil, co on, tо bedzie zastrzelony." Что о. Макслмъ быль дЪйствительно разстрЪлянъ по произвольному и единоличному распоряженію ротмистра Дитриха, подтвердилъ также и надзиратель Ножинскій отцу убитаго, сказавъ ему послЪ казни:

„Это все сдЪлалъ этотъ офицеръ; онъ такой, что на жизнь и на смерть"...

Понятно, что такая произвольная расправа произвела на болЪе впечатлительныхъ узниковь ужасное впечатлЪнiе. НЪкоторые просто изнемогали отъ нервнаго разстройства, такъ что всякій шумъ или шорохъ вызывалъ у нихъ страхъ и дрожь; нЪкоторые не могли нЪсколько ночей подрядъ спать или срывались ночью съ постели, чтобы бЪжать.

МЪсто экзекуціи долго еще привлекало праздное любопытство городской толпы, которая съ злорадными замЪчаніями и улыбками разсматривала слЪды оть пуль и пятна крови на стЪнЪ или слушала разсказовъ и шутокъ очевидцевъ событія.

НЪсколько дней спустя совЪтникъ Кальчинскій призваяъ къ себЪ въ канцелярію П. И. Сандовичъ и предложиль отпустить ее на свободу, однако, изстрадавшаяся и измученная женщина предпочла остаться въ тюрьмЪ сь родными мужа, чЪмъ подвергаться новымъ опасностямъ и гоненіямъ на австрійской "свободЪ", въ виду чего впослЪдствіи, 14 сентября, и была отправлена вмЪвтЪ съ отцомъ и братомъ мужа, въ составЪ перваго горлицкаго трааопорта, въ Талергофъ.