Короснянскій уЪздъ.

Въ с. БонаровкЪ былъ арестованъ псаломщикъ и писаръ Петръ Завойскій, нынЪ уже покойный. Онъ былъ душою села и его стараніями и трудами было раздЪлено мЪстное помЪщичье помЪстье исключительно между русскимъ населеніемъ с. Бонаровки.

С. Ваневка. Во второй половинЪ сентября 1914 г. былъ арестованъ безъ предварительнаго слЪдствія и положительныхъ доказательствъ какой либо виновности Григорій Мих. Шуфлатъ и послЪ суточнаго заключенія въ КороснЪ былъ отправленъ съ транспортомъ въ Талергофъ, гдЪ просидЪлъ до іюля мЪсяца 1915 г. ЗатЪмъ послЪ двухнедЪльной конфинировки въ ГминдЪ и двухмЪсячнаго пребыванія на волЪ въ ПильзнЪ было ему разрЪшено вернуться въ Галичину. ПослЪ двухнедельнаго пребыванія дома Г. М. Шуфлатъ былъ вторично арестованъ, какъ обвиняемый въ дезертирствЪ, что не согласовалось съ истиной, такъ какъ Шуфлатъ въ первый же день своего пріЪзда на родину какъ военнообязанный явился къ мЪстному учителю поляку Лесняку. Учитель Леснякъ занималъ въ это время должности учителя, писаря, войта и комиссара, a въ отношеніи къ русскому населенію цЪлой окрестности былъ истиннымъ бичемъ божіимъ. Когда по указанію Лесняка явился жандармъ къ Щуфлату для вторичнаго его арестованія, сказалъ ему:

— Ну собирайся, поЪдешь говоритъ Богородицу.

Не смутившись циническимъ замЪчаніемъ жандарма и великолЪпно сознавая потуги австро-польской администраціи, стремившейся къ уничтоженію

малЪйшаго проявленія русскаго движенія въ ГаличинЪ, Шуфлать спокойно отвЪтилъ:

— И ВЪрую знаю и ВЪрую буду говорить.

На допросЪ въ уЪздномъ староствЪ выяснилась безосновательность арестованія Г. М. Шуфлата и онъ былъ выпущенъ на свободу.

Г. М. Шуфлатъ живъ до сихъ поръ и непоколебимо вЪруетъ въ лучшія времена, поддерживая русскій духъ и надежды среди мЪстнаго крестьянскаго населенія.

Вторымъ талергофцемъ въ с. ВаневкЪ есть Григорій Мотовилякъ неграмотный бЪднякъ, попавшій въ Талергофъ и просидЪвшій тамъ полный годъ. Дальше были арестованы въ ВаневкЪ и сосланы въ Талергофъ Петръ Мотовилякъ, неграмотный, которому не разрЪшено даже проститься съ больной ракомъ женой. Такая же судьба постигла Григорія Сем. ПІуфлата, по профессіи псаломщика и сельскаго писаря, оставившаго дома безъ всякаго обеспеченія нервнобольную жену и трое дЪтей. ПослЪдній съ тоски за семьей лишился въ ТалергофЪ разсудка и бросился тамъ подъ колеса поЪзда. Похороненъ въ ТалергофЪ „подъ соснами". Старшій его сынъ Семенъ продолжаетъ просвЪтительную работу среди народа, начатую его покойнымъ отцомъ и прерванную австрійскимъ произволомъ.

С. Красна. Въ половинЪ сентября 1914 года явились въ деревню Красну короснянскіе жандармы и арестовали сельскаго старосту АлексЪя Яблонскаго, писаря Семена Вархолика, псаломщика ІІетра Возняка и лавочника Павла Газдайка.

ДЪло произошло слЪдующимъ образомъ : ВсЪхъ этихъ людей хитростью заманили жандармы въ сосЪдній Корчинъ будто бы для полученія поученій и инструкцій, какъ должно вести себя во время войны сельское населеніе, котораго наставниками они будто бы будутъ назначены. Крестьяне по своей простотЪ повЪрили жандармской затЪЪ и безъ злыхъ предчувствій отправилисъ на жандармскій постъ въ Корчинъ. ЗдЪсь однако имъ заявили, что это дЪло въ виду такъ сказать особой важности будетъ устроено въ уЪздномъ староствЪ въ Коросно. Наши простецы отправились на собственной подводЪ туда. ПріЪхавъ въ Коросно сошли съ подводы и ждали на улицЪ передъ зданіемъ староства, пока позовутъ ихъ на мнимое совЪщаніе. По истеченіи какихъ нибудь десяти минутъ увидЪли они себя окруженными солдатскимъ конвоемъ и не понимая вовсе происходящаго оказались такимъ образомъ арестованными. Первую ночь провели въ мЪстной тюрьмЪ, a подъ утро были отправлены вмЪстЪ съ другими на желЪзную дорогу и увезены въ Талергофъ.

На станціи Доброй в. ВадовицЪ чуть не сдЪлались они жертвой жестокаго самосуда озвЪрЪвшей черни, подстрекаемой какимъ то фельдфебелемъ и только энергичная защита одного лейтенанта спасла ихъ отъ вЪрной смерти. Кто былъ этотъ благородный офицеръ неизвЪстно.

Безспорно, арестъ этотъ произошелъ по чьему-то доносу, трудно однако безъ малЪйшей улики, единственно на основаніи предположеній указывать на кого бы то не было пальцемъ.

Не въ укоръ будъ сказано нашей интеллигенціи, вернушиіеся домой и

оставшіеся при жизни крестьяне чувствуютъ себя бодро и гордятся тЪмъ, чтo имъ пришлось пострадать за народную правду. ИсповЪдуютъ одну идею, вмЪстЪ за нее страдали въ тюрьмЪ и желаютъ быть вмЪстЪ записаными въ памятную книгу талергофцевъ, которыхъ чувство всенароднаго единенія и австрійскій произволъ соединилъ въ одну великую семью.

Арестованный ІІетръ Вархоликъ умеръ въ ТалергофЪ отъ тифа.

M. A. Кметко, учитель.

С. РЪпникъ. За долго до войны подготовлялся австрійскими властями и ихъ исполнительными органами генеральный наступъ и разгромъ коренного русскаго населенія въ ГаличинЪ. Этотъ наступъ проходитъ красной нитью на всемъ протяженіи исторіи Галицкой Руси; латинизація церкви, попытки "латинизаціи русскаго письма, затЪмъ принудительное введеніе фонетики были тЪми искусственными преградами, которыя постепенно но неуклонно прогрессируя разъединяли русскія земли Галича отъ культурнаго единства съ русскимъ міромъ, подвергая неуклонно русское населеніе Галичины моральному параличу, уничтожая русскій обликъ коренного населенія Червонной Руси.

Въ ГаличинЪ обязываетъ по нынЪшній день австрійскій законъ, который для скорЪйшаго обезличенія галицко-русской народной массы налагалъ особый налогъ на русское печатное слово въ размЪрЪ 25% противъ такого же налога на печатное слово на польскомъ, a даже на еврейскомъ языкЪ. Чего то боялись австро-польскіе правители. За два или три года до войны эти опасенія, хранившіяся въ душЪ нашихъ сосЪдей стали высказываться вслухъ.

Не нравилось правителямъ стремленіе галицко-русскаго народа къ просвЪщенію и наплывъ его молодежи въ училища и явно и недвузначно начали говорить, что въ Галичину плывутъ русскіе pубли. Русскія деньги мерещились нашимъ врагамъ и въ нашей греческой вЪрЪ, и въ колоколахъ, въ строющихся церквяхъ, и въ малЪйшихъ проявленіяхъ протеста со стороны закрЪпощеннаго народа противъ грубаго попранія его правъ, и въ народныхъ читальняхъ и кооперативахъ, которыя росли по селамъ, какъ звЪзды по небу. Могучая и вооруженная Aвстрія, сильнЪйшіе матеріально поляки, захватившіе весь административный аппаратъ въ ГаличинЪ въ свои руки, боялись русскаго народа. Такія опасенія привели австрійскую администрацію въ началЪ европейской войны къ попыткЪ поголовнаго уничтоженія русскихъ Галичанъ.

Въ августЪ 1914 г. является въ РЪпникъ шесть жандармовъ и первымъ долгомъ срываютъ вывЪску „Русская школа", висЪвшую на зданіи сельской школы въ теченіи 70 лЪтъ. Арестовываютъ крестьянина Павла Галько „za zbrodnie zbierania ofiary na serbski czerwony krzsyz w 1912 r." и скованнаго отправляютъ въ Талергофъ. Конечно, „собираніе на сербскій красный крестъ въ 1912 г.", было злостной выдумкой и предлогомъ жандармовъ для арестованія невиннаго, но весьма дЪятельнаго и сознательнаго крестьянина Галько.

Три недЪли наводили жандармы справки въ сосЪднихъ селахъ относительно благонадежности свящ. Мерены и перечитывали на почтЪ въ Лончкахъ всю корреспонденцію поступающую на его имя. Трудно было имъ къ чему нибудь придраться.

1 сентября явился къ нижеподписавшемуся жандармъ въ сопровожденіи двухъ солдатъ и произвелъ обыскъ. Я былъ уже тогда благочиннымъ и хотя не нашелъ ничего подозрительнаго, все-таки велЪлъ мнЪ собираться въ уЪздный городъ для дачи показаній и списанія протокола. Въ КроснЪ предъявили мнЪ три обвиненія: будто бы я собиралъ, Богъ вЪсть когда, на сербскій красный крестъ, дальше, что я не разрЪшалъ своимъ прихожанамъ ходить въ польскій костелъ въ Лончкахъ, гдЪ настоятелемъ былъ польскій кс. Антонъ Тенчаръ и в концЪ предплачивалъ издававшуюся во ЛьвовЪ газету „Прикарпатская Русь". Что касается кс. Антона Тенчара, такъ у насъ были съ нимъ счеты другого характера. Онъ стремился перевести въ латинство русскихъ крестьянъ въ селахъ сосЪднихъ сь Лончками; я боролся съ этимъ до долгу своего духовнаго званія, какъ священникъ русской церкви. Ксендзъ Тенчаръ по этому поводу постоянно распускалъ о мнЪ нелЪпые слухи съ политической закраской, такъ что я въ концЪ концовъ былъ принужденъ искать защиты передъ австрійскимъ судомъ. Понятно ксендзъ Тенчаръ былъ уличенъ въ низкой провокаціи и тяжбу проигралъ. Этотъ фактъ повидимому и послужилъ въ послЪдствіи причиной моего ареста. На этотъ разъ послЪ допроса меня отпустили домой. Но уже черезъ двЪ недЪли арестовуютъ жандармы въ селЪ войта КорнЪя Макуха, Василія Яскилку, Михаила Помайбу, Іосифа Каминскаго, Степана Галько, псаломщика Михаила Трамбу и меня и отправляютъ въ Коросно, гдЪ уже была собрана въ арестахъ почти вся русская интеллигенція изъ уЪзда въ числЪ 124 человЪкъ. Былъ тутъ, помню хорошо, г. Дяковъ Валерій съ женой и ребенкомъ, гимназистъ Колинскій, гг. Кос, Григоровичъ, Копчакъ, священники Слонскій 54 лЪтъ, Томовичъ съ зятемъ Войтовичемъ, Чеснокъ, я 68 лЪтъ и др.

Тюремный режимъ изображенъ надлежащимъ образомъ другими, его я касаться не стану. Сентября 29 дня возвращено намъ отобраныя у насъ вещи кромЪ денегъ и мы погрузились въ вагоны. Никто не зналъ, куда насъ везутъ. На границЪ Галичины и Моравіи, перемЪнило сопровождавшее насъ начальство написанныя мЪломъ на вагонахъ надписи „zdrajcy" на „Landesverraeter", и заявило намъ, что мы Ъдемъ въ ВЪну.

Свящ. Феодоръ Мерена.

Въ С. ЧернорЪкахъ были арестованы и высланы въ Талергофъ крестьяне: Михаилъ Вознякъ, Димитрій Сеньчакъ, Степанъ Сеньчакъ, Григорій Сеньчакъ и сынъ его Фаддей. ПослЪдній, послЪ освобожденія изъ заключенія и опредЪленія его на военную службу, погибъ на позиціи.

Иванъ Михновскій.