Ни полякам, ни русским

На фоне многочисленных (добавим: порой сомнительных) юбилеев, отмечаемых на Украине, как-то потерялся один, а именно 200-летие самой украинской идеи. Причина забвения этой даты проста. Подобно тому, как у истоков самостийного украинского государства в нынешнем веке стояли немцы (См. "ДК" №49 за 1995 год), так и у истоков самой идеи находились не сами украинцы.

200 лет тому назад, в конце 1795 года в Париже свет увидел труд польского графа Яна Потоцкого (1761-1815) "Историко-географические фрагменты о Скифии, Сарматии и славянах" ("Fragments historiques et geographiques sur la Scythie, la Sarmatie et le Slaves"). Сам Потоцкий - личность в истории весьма примечательная. Поляк, родился и умер на Подолии, под Винницей, образование получил в Швейцарии, свои труды писал по-французски, объездил полмира - Европу, Северную Африку, Турцию, доехал даже до Монголии. Написал всемирно известный авантюрный роман "Рукопись, найденная в Сарагосе", который вдохновил Пушкина на незаконченную поэму.

Именно там этот человек, несмотря на свою кажущуюся космополитичность, не забывший своих польских корней, первым в истории высказал мысль о том, что украинцы - совершенно особый народ, отличный от русского.

Это было продиктовано исторической ситуацией. Только что завершились разделы Польши, Речи Посполитой между Пруссией, Австрией и Россией. Императрица Екатерина всячески подчеркивала, что Россия не посягала на чужие земли, а всего лишь вернула исконные древнерусские территории. Тем самым воссоединились части единого народа.

Вот с этим-то и спорили поляки. Причем, первым мысль о том, что именно поляк Потоцкий стал пионером украинской идеи, высказал известный ученый-филолог, профессор Берлинского университета, автор весьма авторитетного и популярного "Этимологического словаря польского языка" Александр Брюкнер (1856-1939), кстати, сам уроженец Галичины ( конкретно Тернополя).

Знаток южнорусской истории А.Стороженко писал об этом: "Настали разделы Польши, и вот, когда польские ученые заговорили об особой украинской национальности. Им хотелось доказать, что русских нет в границах погибшей Польши, и что Екатерина II напрасно приказала вычеканить на медали в память разделов "отторженная возвратих".

Стороженко приводит в пример еще одного поляка, Фаддея Чацкого, большого радетеля за украинскую идею. Чацкий, основатель Кременецкого лицея, в книжке "O naswisku Ukrainy i poczatku kosakov" выводит Украину от неких укров, которые были будто бы "славянской ордой", пришедшей на Днепр из Заволжья в начале нашей эры.

Очень любопытно то, что поначалу, украинская (тогда еще малороссийская) общественность, даже та часть ее, которая ратовала за большую самостоятельность в отношениях с Москвой, тем не менее в штыки восприняла польские "открытия" в области украинского генезиса.

До сих пор неустановленный автор весьма популярной "Истории руссов", которого сейчас украинские националисты считают одним из предтеч самостийности, пишет: "С сожалением должен сказать, внесены некоторые нелепости и клеветы в самые летописи малороссийские, по несчастью, творцами оных природными русскими, следовавшими по неосторожности бесстыдным и злобным Польским и Литовским баснословцам. Так, например, в одной ученой историйке выводится на сцену из древней Руси или нынешней Малой России новая некая земля при Днепре, называемая тут Украиной, а в ней заводятся польскими королями украинские казаки, а до того будто бы сия земля была пуста и необитаема, и казаков в Руси не бывало. Но видно г. писатель такой робкой историйки не бывал нигде из своей школы и не видал в той стране, называемой им Украиной, русских городов, самых древних и по крайней мере гораздо старейших от его королей Польских".

Свой очерк, посвященный зарождению украинской идеи (опубликован в Одессе в 1919 году), историк А.Стороженко заканчивает так: "В первой четверти 19 века появилась особая "украинская" школа польских ученых и поэтов, давшая чрезвычайно талантливых представителей: К.Свидзинский, С.Гощинский, М.Гробовский, Э.Гуликовский, Б.Залесский и мн. другие продолжали развивать начала, заложенные гр. Я.Потоцким и Ф.Чацким, и подготовили тот идейный фундамент, на котором создалось здание современного нам украинства. Всеми своими корнями украинская идеология вросла в польскую почву".

Дальнейшие попытки поляков внедрить в сознание Малороссии свою концепцию были подробно изложены известным государственным деятелем начала века Василием Шульгиным (1878-1976) в его брошюре "Украинствующие и мы".

В яркой биографии В.Шульгина было столько событий, что обо всей его жизни можно снимать приключенческие фильмы. Член Временного Комитета Госдумы, 2 марта 1917 г. в Пскове вместе с Гучковым он предъявил Николаю II требование Госдумы об отречение от престола. Затем - участие в организации Добровольческой армии, эмиграция, нелегальные посещения СССР, арест в 1944 г. в Югославии, сталинские застенки, освобождение в 1956-ом.

Его борьбе с украинским национализмом у нас как-то не принято уделять внимания. В начале Второй мировой Шульгин бежал из оккупированной немцами Сербии. И, как полагают некоторые его биографы, одной из причин этого была именно публикация упомянутой брошюры, проливающей некоторый свет на зарождение самостийнической идеологии.

Шульгин, выходец из дворян Волынской губернии, откуда родом и Леся Украинка, всегда чувствовал свое отличие от "москалей", но сохранял преданность идее единства Малороссии и Великороссии. Многие же уроженцы Малой России переступали водораздельную черту. Осознание украинской самобытности, любовь к украинской культуре для них перерастали в ненависть к России. Этотводораздел часто проходил через южнорусские семьи. Брошюра Василия Шульгина, в частности, направлена против его племянника, министра иностранных дел Центральной Рады, Александра Шульгина, который полностью воспринял идею, впервые высказанную польскими "радетелями" за Украину.

К сожалению, русский эмигрант Николай Ульянов, автор весьма популярного сейчас краткого очерка "Откуда пошло самостийничество", не уделил описываемым событиям большого места в своей книге.

Шульгин в своей брошюре цитирует завещание очень известного в польской истории генерала Людвига Мерославского (1814-1878). Этот генерал постоянно стремился "устраивать судьбы" польского и всех, окружающих Польшу, народов) - участвовал в Польском восстании 1830-31 г.г. , руководил революционными силами в Сицилии, немецкой армией повстанцев в Баден-Пфальце, устанавливал контакты с бонапартистами. Правда, в основном, был бит: в 1848 г. - прусскими, а затем (в ходе возглавленного им Польского восстания 1863-64 г.г.) - царскими войсками.

Этот перманентный повстанец оставил заметный след и в истории Украины. В своем завещании он писал: "Бросим пожары и бомбы за Днепр и Дон, в самое сердце Руси. Возбудим споры и ненависть в русском народе. Русские сами будут рвать себя собственными когтями, а мы будем расти и крепнуть".

Аналогично мыслил и другой поляк, Валериан Калинка (1826-1886) - польский историк и государственный деятель. В конце 60-х г.г. прошлого века он вступил в польский монашеский орден "восставших из мертвых" (zmartwychwstancow), призванный укреплять католичество на украинских землях, и переехал в Галичину.

Он писал: "Между Польшей и Россией сидит народ, который есть ни польский, ни российский. Но в нем все находятся материально под господством поляков, а нравственно под влиянием России, которая говорит тем же языком, исповедует ту же веру... провозглашает освобождение от ляхов и единение в славянском братстве. Как же защищать себя? Где отпор против этого потопа? Где?! Быть может, в отдельности этого русского (малорусского) народа. Поляком он не будет, но неужели он должен быть Москалем?!

Поляк имеет другую душу... Но между душой Русина и Москаля такой основной разницы, такой непроходимой границы нет. Была бы она, если бы каждый из них исповедывал иную веру, и поэтому уния была столь мудрым политическим делом.

Если бы Русь... по сознанию и духу была католической, в таком случае коренная Россия вернулась бы в свои природные границы и в них осталась, а над Доном, Днепром и Черным морем было бы нечто иное.

Каково же было бы это "нечто"? Одному Богу ведомо будущее, но из естественного сознания племенной отдельности могло бы со временем возникнуть пристрастие к иной цивилизации и в конце концов к полной отдельности души. Раз этот пробуждающийся народ проснулся не с польскими чувствами и не с польским самосознанием, пускай останется при своих. Но эти последние пусть будут связаны с Западом душой, с Востоком только формой.

С тем фактом (т.е. с пробуждением Руси с не-польским сознанием) мы справиться сегодня уже не в состоянии, зато мы должны позаботиться о таком направлении и повороте в будущем потому, что только таким путем можем еще удержать Ягайлонские приобретения и заслуги, только этим способом можем остаться верными призванию Польши, сохранить те границы цивилизации, которые оно предначертало. Пускай Русь останется собой и пусть с иным обрядом, будет католической - тогда она и Россией никогда не будет и вернется к единению с Польшей... Все-таки лучше самостоятельная Русь, чем Русь Российская. Если Гриць не может быть моим, говорит известная думка, пусть, по крайней мере, не будет он ни мой, ни твой."

Характерно, что Калинка не употребляет (и, видимо, не знает) слова "украинский". Нынешнюю Украину он именует Русью, а ее народ - русинами. В принципе, ему все равно, как "это" назвать, лишь бы оно не было северорусским, не было бы московским.

И сейчас, как ни странно, главную скрипку в мировой политике, когда речь идет о том, чтобы не допустить воссоединение России и Украины, играют поляки, в частности, польская диаспора в США и вполне конкретные лица.

Они верны заветам Потоцкого, Мерославского и Калинки.

Апрель 1996