ИЗДАНІЯ ОБЩЕСТВА имени М. КАЧКОВСКОГО.

Народъ-сирота, якимъ стали мы русины отъ смерти нашого послЪднёго великого князя Льва, сына Данилова, — такій народъ, мовь-бы та запропащена родина, уважае старшихъ сыновъ своего роду головою громады, старшиною люду, или — якъ предки наши такихъ старшихъ сыновъ Руси почтительно называли — „СтарЪйшиною въ Отца мЪсто". И яка бы тамъ была сиротствующому народу недоля, все-таки еще благо ему, если мае онъ таковыхъ старЪйшинъ своего роду — людей честныхъ, мужей праведныхъ а умныхъ, що то всЪ силы духа своего жертвуютъ для его добра, та за кривду молодшои братіи своеи себе цЪлыхъ посвятити готовы. Еще-жъ до того, если онъ народъ докаже на дЪлЪ свЪту, що тЪхъ-же старЪйшинъ своихъ не только любитъ, якъ се природно, но почитае, честитъ и славитъ, якъ се достойно: то и самъ-же онъ заслыне народомъ честнымъ, правымъ, та прославится славою своихъ добрыхъ старшинъ широко межи народами міра.

Такъ то за давнихъ уже вЪковъ славни были израильтяне тымъ, що поважали своихъ пророковъ; греки же и до нынЪ честнымъ въ свЪтЪ слывутъ народомъ черезъ славу своихъ патріотовъ-народолюбцевъ; могущіи колись римляне величаются своими отцами отечества, а загаломъ весъ христіянскій міръ по вЪкъ-вЪка могущъ, славенъ и великъ Христомъ-Спасителемъ и его Апостолами.

Тіи же пророки и апостолы народолюбцЪ и отцы отечества, были то старЪйшины не такъ, щобы по высокому княжескому роду, но радше по Божому призванію, и были по найбольшой части сыны нищенского люду и всЪ они жили, страдали и дЪйствовали для блага своеи братіи, та всЪ прославились не то богатствами отъ міра сего, а честными подвигами своего великого ума и доброго сердця.

А понеже дЪла духа и любови человЪческой суть вЪчны, яко вЪчный есть духъ Божій, жіющій въ насъ; понеже не пропадутъ они въ свЪтЪ и передъ лицемъ Бога такъ марно, якъ пропадае краса тЪла и блескъ туземного величія: то вЪдай и слава таковыхъ добрыхъ старЪйшинъ народныхъ не загине, не умре, хотя ихъ тЪла сирая земля прикрыла, но жити буде она отъ рода въ родъ, поки жіютъ люде на свЪтЪ съ мыслію и чувствомъ.

ПослЪ тыхъ короткихъ вступныхъ словъ я розскажу вамъ, добрыи русскіи люде, про Отца Антонія Добрянского, правого сына нашои отчины Галицкои Руси, который —якъ по-правдЪ познаете — былъ намъ такожь своимъ пророкомъ-апостоломъ русскои правды, былъ народолюбцемъ и отцемъ нашого русского Отечества.

Нашъ славный народодюбецъ, его-же имя честно извЪстне отъ рЪки Сяна ажь далеко за Карпаты, Антоній Добрянскій, родился дня 26 сЪчня 1810 г. въ селЪ БуновЪ близъ мЪстечка Яворова. Былъ онъ найстаршимъ сыномъ о. Михаила Добрянского, тогда завЪдателя парохіи въ БуновЪ, и Маріи изъ дому Федоровичевъ, доньки пароха въ селЪ ПоруднЪ, тоже недалеко Яворова.

Отецъ его Михаилъ, тогда человЪкъ 28 лЪтъ (рожденъ 1782 г. а посвященъ въ іереи 1809 г.), завЪдовалъ приходствомъ села Бунова въ Яворовскомъ деканатЪ лише колька лЪтъ и вскорЪ одержалъ парохію Молошковичи въ Судово-Вишнянскомъ деканатЪ. Подъ старанною опЪкою родичей въ селЪ Молошковичахъ продолжалъ нашъ Антоній свой нЪжно-дитинный вЪкъ, а въ восьмомъ роцЪ жизни высланъ былъ на первую школьную науку до найблизшого мЪстечка Яворова, где и отбылъ двЪ первыи клясы нЪмецкихъ школъ нормальныхъ.

Въ 1820 г. послали его родичи на дальшиі науки до Львова, где пробылъ онъ 10 школьныхъ лЪтъ, въ теченіи которыхъ кончилъ тутъ рокъ за рокомъ постепенно: двЪ другіи нормальныи клясы въ такъ званой образцевой головной школЪ (по-іезуитской), дальше 6 клясъ латинскихъ въ тогдашной доминиканской гимназіи, а наконецъ два годы философскихъ наукъ на львовскомъ всеучилищи. Тіи два послЪдніи лЪта философіи отбывалъ онъ уже яко питомецъ русскои духовнои семинаріи во ЛьвовЪ; яко такій питомецъ, принятый до сЪменища съ тою цЪлію, щобы священникомъ стати, увольнилъ онъ своихъ родичей разъ на-всегда отъ большихъ выдатковъ на его школьное образованье, а затЪмъ боъ онои поры улегчилъ имъ способы къ воспитованью молодшихъ дЪтей, которыхъ — по Божой благодати — въ Молошковичахъ що колька лЪтъ по одному прибывало.

Въ оныхъ то двохъ лЪтахъ философскихъ наукъ (1829 и 1830 г.) нашъ питомецъ Антоній научился больше умного-розумного, чЪмъ за всЪхъ попереднихъ 10 лЪтъ своеи школьнои жизни, а научился, понялъ и позналъ больше не лишь для того, що сталъ лЪтами старшій, но также за-для того счастливого обстоятельства, що власне тогда на тыхъ высшихъ школахъ львовскихъ учили самыи знаменитыи професоры-философы, которыхъ имена еще и нынЪ въ краю нашомъ съ почтеніемъ упоминаются. Такіи професоры были именно: два ученыи нЪмцЪ Кодешъ и Маусъ, изъ которыхъ первый основно преподавалъ математику, другій науку всамірнои исторіи; чехъ Канаваль, професоръ латинского и греческого языка; шлезакъ Августъ Кунцекъ, професоръ физики; полякъ Страньскій, учитель философіи, и русинъ Григорій Яхимовичъ, учитель закона Божого, который одинъ изъ-середъ всЪхъ тыхъ мужей достигнулъ потомъ найвысшихъ достоинствъ духовныхъ въ краю и державЪ, ставши въ-конецъ митрополитомъ Галицкои Руси. А хотя въ то время науки на философіи во ЛьвовЪ преподавались только на языкахъ нЪмецкомъ и латинскомъ, но що преподавателЪ — якъ сказано — одинъ въ другого были такъ изъ учености, якъ и изъ характера люде найлучшои славы, то и наука ихъ пріймалася крЪпко и глубоко въ сердцЪ нашого питомця Антонія, который всегда былъ одинъ изъ учениковъ, найбольше прилЪжныхъ и отличныхъ. ВЪдай доброе насЪнье, сЪянное умными руками вЪрно и благонадЪйно, падало ту на добрую почву и предвЪстило хорошіи плоды въ будучности.

Тожь питомецъ нашъ, ставши съ часомъ самъ учителемъ своего русского народа, весьма часто за житья згадовалъ вышепомянутыхъ професоровъ своихъ съ почестью и умиленіемъ, особливо же любилъ згадовати Мауса, Кунцека, Кодеша и Яхимовича, вліянію которыхъ онъ звыкло приписовалъ живЪйшое возбужденіе своего духа и розвитіе понятій о праведномъ человЪческомъ характерЪ. НавЪть въ своемъ коротенькомъ жизнеописаніи, якое передъ смертію о собЪ власноручно былъ сочинилъ, записалъ онъ имена всЪхъ тыхъ помершихъ уже передъ нимъ професоровъ львовского всеучилища — во вЪчную память!

Скончивши въ 1830 г. философскіи науки во ЛьвовЪ, Антоній Добрянскій, яко отличившійся въ тыхъ наукахъ юноша, подался и посланъ былъ перемышльскимъ епископомъ Iоанномъ СнЪгурскимъ до цЪсарского воспигалища или такъ званого конвикта въ ВЪдни, щобы тамъ-же въ перво-престольномъ нашои державы всеучилищи студія богословскіи отбывати.

Былъ же той цЪсарскій конвиктъ въ ВЪдни австрійскими монархами основанъ, подъ надзоръ латино-нЪмецкихъ монаховъ піяристовъ отданъ и особливо цЪсаремъ Францомъ I. въ щедрый средства зарсмотренъ съ тою цЪлію: щобы въ немъ порядочно удержовалисъ и обучалися найлучшіи молодцЪ изъ всЪхъ областей державы, безъ розличія обряда вЪры католической, безъ рожницЪ стану чи сословія, изъ якого кто изъ нихъ бы походилъ. Единымъ условіемъ до принятія въ сей конвиктъ были отличныи свЪдоцтва изъ наукъ школьныхъ и изъ моральности, вразъ-же на подставЪ тыхъ и препорученіе отъ дотычного епархіального епископа.

Нашъ питомецъ Антоній малъ изъ львовскихъ школъ таковыи отличныи свЪдодтва, що получилъ въ силу тыхъ-же препорученіе своего епископа, и оттакъ безъ многихъ заходовъ, а власными заслугами принятый былъ до оного славного цЪсарского конвикта въ столицЪ Австріи.

Въ тую пору (а было то подъ осень 1830 г.), коли Антоній Добрянскій гірибылъ до помянутого конвикта въ ВЪдень, находилося ту около 50 воспитанниковъ или конвикторовъ изъ Галичины, именно надъ 30 поляковъ и до 20 русиновъ.

Тіи всЪ помЪщены были въ такъ званомъ галиц комъ отдЪлЪ конвикта, а для науки мали вспольно одну великую салю или ”музею“, со всякими выгодами для каждого устроену. Поляки проживали тутъ съ русинами до тои поры въ довольной згодЪ, бо тогда русины, учащіися разомъ съ поляками въ однихъ и тыхъ-же школахъ, уже переняли были бесЪду польску, говорили съ собою по поьски, такъ що властиво и рожницЪ межи русиномъ и полякомъ уже не было иной, якъ лишь тая, що русинъ належалъ до церкви, полякъ до костела.

Дойщло — бачите — уже до того, що и нашъ юный конвикторъ Антоній, пріЪхавши до ВЪдня, не зналъ ясно сказати о собЪ: чи онъ полякъ, чи русинъ, а только зналъ еще на-певно то одно, що изъ роду онъ належалъ и належитъ до русскои церкви. Се значитъ: былъ онъ русиномъ уже не по народности и по бесЪдЪ, а лишь по своему питоменному русскому обряду. До такои то непевности о томъ, чимъ властиво мы русины тогда были, допровадила насъ уже наша, на все уступчивая натура и придуманная поляками съ Польщею згода!

Но власне тои памятнои осени 1830 г. зайшло въ Польщи одно событіе, которое не только въ краю ГаличинЪ, но и въ далекомъ вЪденьскомъ конвиктЪ сильно причинилося до нарушенія тои "милои полякамъ съ русинами згоды", та еще примЪтно обновило рожницю, яку природа и исторія изъ поконъ-вЪка межи Русію а Польщею утворили. Тымъ событіемъ была именно польская революція, котора выбухла въ ВаршавЪ д. 29 листопада того же 1830 г.

Самъ нашъ Добрянскій въ своемъ власно ручно сочиненномъ жизнеописаніи оповЪдае о томъ событіи, — ось дословно слЪдующое: "На богословіе посланъ былъ я епископомъ СнЪгурскимъ въ ВЪдень до ц. к. конвикта, въ которомъ тогда еще не только русины, но и латиняне изъ Галичины находились. А было точно тогда время первого польского возстанія въ ВаршавЪ; умы про то всЪхъ поляковъ, а слЪдовательно и умы латино-польскихъ питомцевъ конвикта вЪденьского были до крайности взволнованы. Будучи вразъ съ латинниками въ одной и той музеи, русскіи питомцЪ должны были прислуховатись ихъ розговорамъ, а неразъ диспутовати и даже спорити съ ними. Къ тому (для веденія диспутъ и споровъ) потребно было знати основно исторію народну и исторію словесности, а понеже еи тогда въ школахъ вовсе не учено, то питомцЪ стали усердно и съ одушевленіемъ учитись приватно однои и другои".

Въ тыхъ коротко, а съ цЪлою правдою записанныхъ словахъ нашого Антонія Добрянского вмЪщается самъ найважнЪйшій вступъ или самое начало до исторіи не только его власнои русско-патріотичнои дЪятельности за житья, но и до повЪйшои исторіи нашого галицко-русского народа, и для того мы звертаемъ на нихъ особенную увагу нашихъ читателей.

Розважте бо, милыи братья, що тогда сталося:

Польское повстанье въ ВаршавЪ подъ конецъ 1830 г., которое мало отбудовати ”Польщу въ давныхъ границяхъ“ и для тои цЪли подъ шумнымъ знаменемъ ”згоды, ровности и братеретва“ притягнути до себе навсегда также и насъ русиновъ — то повстанье не только отлучило насъ отъ до-часовой згоды и братерства съ поляками, но еще возобновило наши давныи споры съ ними и побудило-понудило насъ для власного, основнаго обученія заглянути до нашои русскои, слезами и кровью записаннои исторіи. Отже тогда то — въ самъ часъ польского повстанья — споръ Руси съ Польщею на-ново роспочался, и наша русская молодежь, учившаяся въ школахъ навЪтъ гень далеко въ земли чужихъ тому спору нЪмцевъ, въ вЪденьскомъ конвиктЪ, приняла на себе тяжкій долгъ веденія тои давнои борьбы съ поляками не козацкимъ оружіемъ, но на основаніи историчной науки, якую потребно было по-за школою приватнымъ усерднымъ трудомъ собЪ добывати.

А былъ же тогда въ ВЪдни при тамощной русско-парохіяльной церкви св. Варвары сотрудникомъ духовнымъ о. Петро Паславскій, мужъ доброго русского духа, а при томъ такъ честного характера и такъ гостепріимный, що горнулись до него всЪ галичане, въ ВЪдни про-живающіи, такъ русины, якъ и поляки. Онъ то малъ въ своей домашной библіотецЪ "Исторію церковной уніи Руси съ Польщею" — рукописное дЪло въ латинскомъ языцЪ, сочиненное на якихъ 20 лЪтъ передъ тымъ черезъ славного львовского крылошанина Михаила Тарасевича, который на початку сего нашого столЪтія крЪпко боролся сь поляками за права Галицкои Руси и Австріи еще при митрополитЪ Антонію Ангеловичу. Сія то "Исторія уніи", составленна на основаніи самыхъ урядовыхъ документовъ и актовъ, якіи и до нынЪ въ епископскихъ канцеляріяхъ находятся, а также долученный въ додатку до той исторіи "Projekt na znіszczenie Rusi, списанный поляками передъ самымъ роспаденіемъ Польщи, роскрывали съ цЪлою нагою правдою тіи штуки и хитрыи способы, якихъ во имя святой вЪры уживали колись поляки, щобы насъ русиновъ перевести напередъ на ”унію“, а потомъ уже и на ”латинниковъ-поляковъ“.

Отже помянутый Петро Паславскій, посЪдаючи въ рукописи знаменитое дЪло Тарасевича, а змЪрковавши изъ заходящихъ въ вЪденьскомъ конвиктЪ споровъ русиновъ съ поляками, що русины для обороны своихъ правъ потребуютъ вЪрныхъ историчныхъ доказовъ, удЪлилъ нЪкоторымъ изъ нихъ до перечитанья оную рукопись, "Исторіи уніи", где власне находятся таковыи для всего свЪта достовЪрныи доказы.

И нашъ питомецъ Антоній Добрянскій досталъ также при той способности до перечитанья сію ”Исторію уніи“ Гарасевича, — и онъ не только выучился сю цЪлу и переписалъ собЪ слово до слова для власного ужитку, но еще, яко молодецъ умомъ ударованный и любопытливый, съ тымъ больщимъ усердіемъ забажалъ теперь подобныи дЪла, до исторіи Руси относящіися, читати и изъучати, щобы изъ тыхъ-же чимъ разъ основнЪйше о причинахъ долговЪчного спора Руси съ Польщею довЪдатись, та въ-конецъ о томъ, по чіей сторонЪ есть правда, безстороннымъ судомъ исторіи переконатися. Въ той цЪли уважалъ онъ потребнымъ для себе, кромЪ выученнои уже нимъ исторіи религійнои уніи, познати еще исторію мірску или гражданску Руси также исторію словесности русскои, понеже именно лишь въ тыхъ всЪхъ трехъ дЪлахъ историчнои науки заключается полная исторія жизни народа.

ЗатЪмъ поставивши собЪ такую цЪль, нашъ юный питомецъ, по-при своихъ школьныхъ богословскихъ наукахь, занялся прилЪжно изъученіемъ полнои исторіи своего отечества, которои — якъ сказано — въ школахъ тогда нигде не учили, а съ которою если якій ученикъ захотЪлъ близше обознатися, долженъ былъ за историчными книгами по всему свЪту розглядатися и читати ихъ собЪ въ свободныхъ отъ школы годинахъ. Гдеякіи киижки, для тои цЪли служащіи, найшолъ онъ, вправдЪ въ скромной библіотечцЪ о. Паславского и въ публичной библіотецЪ вЪденьского всеучилища; но не были далеко не тіи дЪла, якіи могли были чимъ-разъ взмагающуюся жажду его знанія утолити и заспокоити, а якіи находились только въ великомъ цЪсарскомъ книгохранилищЪ, где для литературы всЪхъ славянъ есть отдЪльне богатое хранилище, нЪяко особная библіотека.

Однакожь — якъ въ осени 1830 г. варшавское повстанье дало нашому Добрянскому побудку занятися изъученіемъ исторіи своего отечества хоть по одной части и въ урывкахъ: такъ сновь весною 1831 г. другій незвычайный случай подалъ ему способнбсть добратися до тои великои сокровищницЪ славянскихъ книгъ, где также мірска и словесна исторія Руси была въ многоцЪнныи дЪла обильно заступлена.

Ото послухаймо, що онъ же самъ о томъ случаю записалъ въ своей власной біографіи: ”Въ то само время (1831 г.) появилась первый разъ холера въ ВЪдни, въ слЪдствіе чого конвиктъ перетворено въ больницю, а питомцевъ, надЪляя стипендіями, пущено въ городъ на свободу. Корыстаючи изъ сего обстоятельтва, посЪщалъ я цЪсарску придворную библіотеку, где все отъ студій школьныхъ свободное время изъученію исторіи и литературы славянскои посвящалъ. ПрилЪжное посЪщаніе библіотеки молодымъ богословомъ, якимъ я тогда былъ, звернуло на мене вниманіе тогдашного настоятеля тои библіотеки, славного и ученого Копитара. Онъ то, познавши мене близше, подсувалъ мнЪ сочиненія, якихъ въ ГаличинЪ потомъ и увидЪти было менЪ невозможно. Такъ при руководствЪ сего ученого набралъ я еще большои охоты къ изслЪдованію исторіи отечественнои и изъученію словесности русскои. А хотя тое всего полъ года только продолжалось, однакожь и въ томъ такъ короткомъ времени я корысталъ много, и возвратившись въ конвиктъ, не переставалъ свЪдЪній моихъ умножати".

Отже — случай появившойся во ВЪдни холеры, освободивши нашого питомця отъ строгихъ затворовъ конвикта, дозволилъ ему черезъ полъ года безъ найменьшои перепоны заходити прилЪжно въ велику цЪсарску библіотеку придворную, куда иначе вступъ ему, яко конвиктору, былъ бы надто ограниченный. Важный то былъ для него случай, бо — якъ сказано — власне въ оной библіотецЪ, найбогатшой на цЪлу державу въ историчныи книги всЪхъ языковъ и народовъ Австріи, находилося и тое, що онъ о своей милой Руси познати и розвЪдати такъ усердно бажалъ.

Былъ же тогда - также счастливымъ случаемъ - въ той-же цЪсарской библіотецЪ настоятелемъ еи славянского отдЪла мужъ европейскои славы, ученый Варфоломей Копитаръ, словенецъ родомъ отъ города Любляны, на-скрозь перенятый чувствомъ отцевскои любви для всЪхъ дЪтей Славянщины, особливо же для насъ русиновъ, которыхъ онъ за-для нашои вЪрности славянскому обряду найбольше любилъ и предпочиталъ. Онъ то такъ названый батько-учитель славянъ, который еще на 10 лЪтъ передъ симъ (въ 1821 г.) руководилъ былъ и училъ въ тойже библіотецЪ одного русского конвиктора, именно нашого первого знакомитого языкослова Іосифа Левицкого, возрадовался теперь не мало, коли снова узрЪлъ передъ собою такого же молодого русского богослова, Антонія Добрянского, также за свЪтломъ науки въ книгахъ славянскихъ пильно глядающого. Познавши близше нашого Антонія, познавши цЪль и стремленье его духа, батько Копитаръ, яко книгъ славянскихъ глубоко свЪдущій, самъ доброохотно принялъ на себе обовязокъ быти ему руководителемъ, и яко совЪстный учитель поддавалъ ему книгу за книгою самыи такіи дЪла, которыи для его цЪли найбольше принадобились.

А якіи то были книги, которыи нашъ питомецъ Антоній въ царской библіотецЪ въ ВЪдни тогда перечитовалъ и изъ нихъ важнЪйшіи свЪдЪнія ддя власного ужитку собЪ выписовалъ, о томъ въ нЪкоторой части довЪдуемся изъ книги его власноручныхъ ”3аписокъ“, где на самомъ челЪ гдеякіи выписы изъ читанныхъ нимъ тогда историчныхъ дЪлъ находятся*). [*) „Записки" тіи Антонія Добрянского, веденныи нимъ ажь до 1848 г. и содержащіи немало цЪнныхъ матеріаловъ до исторіи нашои русско-народнои жизни за время отъ 1831 до 1848 г., сохраняются до нынЪ въ рукописи у его сына Ивана и достойны подъ многими взглядами быти печатно изданными.]

Однимъ изъ первыхъ такихъ дЪлъ была "ЛЪтопись" Преподобного отца Нестора, который на якихъ 800 лЪтъ передъ нами яко угодникъ Божій жилъ въ Кіево-печерскомъ монастырЪ, самъ наочно видЪлъ нашихъ русскихъ великихь князей, а который яко первый историкъ русскій съ щирою правдою записалъ: "Откуду пойшла русская земля, кто первый началъ въ ней владЪти и кто первый ю крестилъ". Очевидно, уже сама та найстарша русская лЪтопись Нестора, росповЪдаюча о первыхъ початкахъ нашои народнои жизни, плЪнила въ высокой степени молодого Антонія Добрянского, и онъ старанно выписовалъ собЪ изъ неи тіи свЪдЪнія, на основаніи которыхъ написалъ потомъ свою ученую росправу ”О крещеніи Руси“.

ПослЪ того онъ читалъ прилЪжно также другіи старинныи лЪтописи русскіи, якіи по смерти Нестора списовались богоугодными людьми въ розличныхъ монастыряхъ Руси, а которыи съ такимъ-же самымъ честнымъ правдолюбіемъ росповЪдаютъ дальшіи истричныи событія даже до часовъ польского нашествія. Дальше читалъ онъ дЪла ученыхъ историковъ, яко "Исторію россійсского государства" Николая Карамзина, ”Исторію о возникшей въ ПольщЪ уніи“ Николая Бантыша-Каменского, ”Исторію Малой Россіи“ (властиво Исторію козацкихъ военъ противу Польщи) Дмитрія Бантыша-Каменского и многіи другіи ученыи дЪла, до исторіи Руси относящіися, а писанныи не только въ языцЪ русскомъ, но и въ польскомъ, латинскомъ, нЪмецкомъ и французскомъ *). [*) Французского языка учился Добрянскій тогда нарочно для той цЪли, щобы могъ читати дЪла французовъ Боплана и Линажа, которыи описовали войны козаковъ съ Польщею.]

Перечитавши таковыи дЪла основно и выписавши собЪ изъ нихъ много для власного ужитку на будучность, нашъ Антоній уже пересвЪдчился доводно и окончательно: що правда была и есть по сторонЪ русиновъ, а кривда ишла отъ ксендзовъ-іезуитовъ и отъ буйнои шляхты польскои; що кромЪ того многи русины черезъ принятіе латинского обряда уже ополячились, а уніяты остали еще русинами, и то не лишь по обряду, но и по народности русской. Тая истина, хотя якъ проста и нынЪ ясна всЪмъ яко солнце, была въ оно время уже такъ затемнена и мало извЪстна, що доходилъ до познанія еи только той русинъ, кто подобно нашому Добрянскому принялся за трудъ прилЪжно изъучати исторію своего отечества.

И коли нашъ юный питомецъ-историкъ по уплывЪ половины года назадъ повернулъ до конвикту; коли власне о томъ часЪ конецъ польскому повстанью положили россіяне добытіемъ Варшавы (д. 25 серпня 1831 г.), онъ уже мало запускался въ диспуты и споры съ поляками, уважая таковыи для обохъ сторонъ роздражительныи споры безкорыстными, а поляковъ, незнавшихъ ни своеи, ни русскои исторіи, переконати не могущими. ВмЪсто того онь благосердно и по дружески препоручалъ всЪмъ товаришамъ своимъ въ конвиктЪ, такъ полякамъ якъ и русинамъ, щобы они, яко лучшая молодежь однои великои славянскои родины, якъ найпильнЪйше занялися изъученіемъ отечественной исторіи, которая едино — безъ спору и безъ гнЪву — научитъ ихъ познати настоящую правду. При томъ жилъ онъ за цЪлый часъ своего побыта въ ВЪдни со всЪми товаришами, такъ русскими якъ и польскими, въ найщиршой особистой дружбЪ, а тіи же всЪ любили его непритворно, и за-для спокойного, миролюбивого обычая называли его неутральнымъ, т. е. безстороннымъ*). [*) Противнёмъ или контрастомъ ему що-до свойства неутральности былъ молодшій однимъ годомъ конвикторъ товарищъ его Спиридонъ Литвиновичъ, который, яко заровно ударованный, а надъ-звычай живокровный молодецъ, всегда завзято сперечался съ поляками, и еще за своего побыта въ конвиктЪ якъ и вскорЪ потомъ за поворотомъ своимъ до Галичины (1835 г.) писалъ рЪзкіи жалобы противъ латино-польскихъ конвикторовъ въ ВЪдни и таковыи жалобы или меморанда подавалъ навЪть др найвысшои управляющои Власти. Два его меморанда, списанныи дуже остроумно прекрасною нЪмеччиною, помЪстилъ въ переписи нашъ о. Антоній съ прилученіемъ власныхъ „безсторонныхъ" примЪчаній въ своихъ „Запискахъ", якіи у сына его Ивана Добрянского сохраняются.]

А въ числЪ русскихъ товаришей его въ вЪденьскомъ конвиктЪ за часъ 4-лЪтного побыта его тамъ-же были межи другими: Левъ Кардасевичъ, Амвросій Яновскій, Спиридонъ Литвиновичъ, Григорій Гинилевичъ, Лука Ропицкій, Гавріилъ Паславскій, Михаилъ Геровскій, братья Игнатій и Юліянъ Кучинскіи, которыи всЪ подбоно якъ и Антоній Добрянскій въ свободныхъ отъ школьной науки годинахъ изъученіемъ русскои исторіи и словесности занималися, та особливо первыи четыре изъ нихъ достигли потомъ въ своей жизни высокихъ достоинствъ и прославилися въ нашомъ краю яко ревныи для Руси дЪятели.

Окончивши въ вЪденьскомъ конвиктЪ богословіе въ 1834 г., Антоній Добрянскій повернулъ до Галичины, и яко благодарный мододецъ уважалъ онъ первымъ долгомъ своимъ выразити искреннюю вдячность перемышльскому епископку Іоанну СнЪгурскому, по милости которого онъ послЪдніи 4 лЪта наукъ съ найлучшимъ успЪхомъ и корыстію для себе отбылъ въ престольномъ городЪ державы.

Былъ же той владыка Іоаннъ СнЪгурскій въ Перемышли мужъ великого духа русского, правдивый отецъ своего духовного стада, при томъ человЪкъ прозорливый, потребъ народа своего глубоко свЪдущій и о благу того-же народа всегда съ усердіемъ промышляющій. Онъ то малъ тогда при собЪ весьма малое число здобныхъ людей, которыи бы высокую мысль его добре понимали и къ исполненію еи содЪятельно причинялися *) [*) Епископскую Капитулу составляли тогда всего лишь три крылошане: Іоаннъ СЪлецкій, дръ Іоаннъ Лавровскій и дръ Фома Полянскій , а четвертый добрый сотрудникъ вь дЪлахъ богословскои науки былъ для епископа СнЪгурского о. Игнатій Кубаевичъ.] та затЪмъ и розглядался онъ за такими людьми изъ молодшого поколЪнья, у которыхъ бы силъ старчило къ важному сему труду на долгое время. Трехъ такихъ мододшихъ людей пріобрЪлъ онъ уже недавно собЪ, именно оо. Феодора Лукашевского, Игнатія Кучинского и Іосифа Левицкого, но власне тотъ послЪдній, его капелянъ, библіотекарь и близкій повЪренникъ, що-ино въ томъ 1834 г. напечатавши въ Перемышли свою перву граматику русского языка, переселялся тогда, яка ставшій парохомъ, на село до Шкла.

Коли отже лЪтомъ помянутого года владыка нашъ Іоаннъ узрЪлъ передъ собою уконченного вЪденьского богослова Антонiя Добрянского; коли послЪ первого съ нимъ розговора позналъ въ немъ "достойное чадо Копитарево", якимъ ласкательно звыкъ былъ называти дотеперЪшного любимця своего о. Іосифа Левицкого: то уже ничого не желалъ такъ усердно, якъ ино щобы также сего молодця позыскати собЪ за сотрудника для своеи русско-патріотичнои дЪятельности, особливо же для удЪлянья науки языка и словесности русскои молодымъ богословамъ въ Перемышли. По той причинЪ — якъ пише самъ Добрянскій въ своемъ жизнеописаніи — "тогдашній епископъ СнЪгурскій самъ и посредствомъ другихъ усильно наклонялъ мене къ тому, щобы я назадъ удался до ВЪдня и тамъ докторатъ богословскiй дЪлалъ. Но я, не чувствуючи званія къ тому, вознамЪрилъ остати тымъ, чимъ предки мои бывали: священникомъ сельскимъ, которому округъ прихода его на селЪ цЪлымъ есть свЪтомъ".

То значитъ: нашъ Антоній Добрянскій, бывши уже изъ природы и на основаніи своихъ наукъ вЪрнымъ сотрудникомъ епископа СнЪгурского для цЪлей русско-народныхъ, рЪшился былъ содЪйствовати для тыхъ же святыхъ цЪлей не то въ званіи высшого достойника іерархіи, якими ставали звычайно докторы богословія, всЪ неженатыи и до владЪнія въ справахъ духовенства призначенныи; но радъ онъ былъ служити и трудитися въ скромнЪйшомъ кругу яко сельскій попъ, яко отецъ русскои родины, для которого побудкою до дЪланья не суть почести и достоинства, но добро русскихъ дЪтей дома и въ парохіи.

Познавши такую его неотклонную волю, знакомитый архіерей нашъ благословилъ его на добрый подвигъ и отпустилъ отъ себе ласкаво и съ щиродушнымъ желаніемъ, да изберетъ онъ по своему сердцу достойную невЪсту.

А такую же невЪсту Богъ позволилъ нашому Антонію найти таки недалеко Перемышля, въ селЪ Вышатичахъ, где въ домЪ высоко-поважанного мЪстцевого пароха и декана перемышльского, о. Василія Желеховского, онъ встрЪтилъ и отъ первои встрЪчи полюбилъ дочку того-же, дЪвицю Юліянну, отличавщуюся честными свойствами духа и рЪдкою добротою сердця. Съ тою обвЪнчавшися въ приходской вышатицкой церкви, онъ въ началЪ 1835 г. отправился до Перемышля въ такъ званую пресвитерію или домъ для новопоставляемыхъ священниковъ, и тутъ то въ катедральномъ храмЪ владыка СнЪгурскій на дни 29 марта того-же года посвятилъ его вь чинъ іерейскій. Церковныи проповЪди, якіи выголошалъ онъ въ томъ-же храмЪ краснорЪчиво и съ правдивымъ одушевленіемъ такъ въ часъ своего пресвитерства, якъ особливо въ самъ день своего священія, плЪняли всЪхъ притомныхъ вЪрныхъ и самого-же епископа, который теперь еще тымъ больше увЪрился, що такъ ударованного и всесторонно образованного человЪка непремЪнно потреба держати неподалеко себе, т. е. близко своего престольного Перемышля или — якь то кажутъ — близко "великого престола".

Тожь коли власне въ оно время опорожнеиа была капелянія въ селЪ Малковичахъ, таки въ найблизшомъ сосЪдствЪ Перемышля, прозорливый владыка сейчасъ надалъ ново-высвященному Антонію Добрянскому не только завЪдательство тои-же капеляніи, но вразъ съ тымъ именовалъ его учителемъ церковно-славянского языка для слушателей богословія въ Перемышли, куда молодый учитель нашъ — якъ самъ онъ выражается въ своемъ жизнеописанiи — "одолженъ былъ на преподаванія тои науки перемышльскимъ богословамъ каждого четверга изъ Малковичъ Ъздити".

A было же тогда такое сумное для нашои Руси врЪмя, що уже не ино языкъ русско-народный, якимъ миліоны людей говорили по селахъ и мЪстечкахь нашого краю, съ поруганіемъ называно mowa chłopską, językiem prostych mudiów, а даже языкъ русско-славянскiй или старо-русскій, въ якомъ Русь наша по святыхъ церквахъ своихъ до Бога молилася, преданъ былъ постыдному осмЪянію и пренебреженію въ высшихъ сословіяхъ народа. Братья бо наши поляки, подбивши нашъ край передъ пять столЪтіями, a отъ якихъ 200 лЪтъ накинувши намъ ”згоду“ або такъ названну ”унію“, допровадили уже тогда свою штуку вынародовлянья Руси до такого степени совершенства, що якъ передъ тымъ бояре, т. е. шляхта русска, такъ теперь уже навЪть попы и поповичи наши стыдалися по русски говорити, a святый языкъ свой церковный розумЪти перестали, та еще и изъ поважныхъ словесъ его невдячно и безчестно насмЪхалися. Самыи уже попы и поповичи русскіи тогда спЪвали уложенную черезъ польскихъ ксендзовъ насмЪшливую коляду:

„Rusyn każe: hałyiluja, pomyłuja!

Knyszy, pyrohy znosyty,

Narodzenoho Boha chwałyty" и прч.

Hе дивно затЪмъ, що якійсь недурный дьячокъ, за оныхъ часовъ, покепкуючи собЪ изъ тогдашняго неуцтва ополяченнои русскои молодежи, списалъ на памятку o ней въ одной спЪванцЪ своей такую матку-правду:

„Былъ собЪ Грицько родомъ зъ Коломыи;

Учился барзъ мудро на философіи;

Пятнадцять лЪтъ въ письмЪ гмиралъ,

A все по латинЪ лихо гдиралъ;

На шестнадцятомъ роцЪ богословье здалъ,

A перечитати псалтырки *) [*) Подъ „псалтыркою" розумЪются тутъ церковныи книги, русскими буквами печатанныи, якіи изъ-поконвЪка и до нынЪ уживаются y насъ загаломъ на богослуженіи.] не зналъ!"

Що сей дьячокъ гдесь отъ Коломыи не ложно обсудилъ тогдашнихъ русскихъ учениковъ св. богословія, особливо тыхъ, що были въ то время въ семинаріи во ЛьвовЪ, доказуе слЪдующій правдивый выпадокъ, якій за бытности епископа СнЪгурского во ЛьвовЪ 1834 г. тамъ-же былъ случился:

Ото сталося тогда такое:

Для богослововъ русскихъ помянутои семинаріи львовскои, которыи за оныхъ лЪтъ читати по русски нигде не училися и o буквахъ русскихъ даже понятія не мали, поставилъ былъ митрополитъ Галицкои Руси, впреосвященный Михаилъ Левицкій, учителемъ русско-церковного языка о. Іоанна Ильницкого, молодого священника и доктора богословскихъ наукъ, яко мужа въ дЪлЪ церковнои славянщины добре свЪдущаго и ученого. Коли той же учитель по первый разъ явился въ семинарской музеЪ, щобы юной братіи своей, богословамъ русскимъ, найважнЪйщую для ихъ званія науку церковно-славянского языка преподати, одни изъ тыхъ-же богослововъ, на-скрозь уже перенятыи враждебнымъ для Руси духомъ, кидали на него полЪнами, другіи же въ озлобленіи кричали: „Со to! on chce nas zrobić tatarmi; azyatami, mongołami! Precz z nim, precz z tym mongołem-tatarzynem!" — И по-истинЪ, честный учитeль нашъ принужденъ былъ тогда, спасаясь отъ кидаемыхъ на него полЪнъ и отъ враждебного крику, изъ музеи русского сЪменища львовского на якiйсь часъ уступити!

Тотъ выпадокъ, печальный и глубоко трогательный для бЪднои Руси нашои, засмутилъ сильно такъ митрополита Михайла Левицкого якъ и епископа СнЪгурского, которыи оба содружно и еще усерднЪйше теперь промышляти стали надъ тымъ: якъ бы ту отпавшіи до Польщи чада свои для отеческого сердця своего русского назадъ отзыскати.

Тожь епископъ СнЪгурскій, якъ лишь послЪ того событія повернулъ изъ Львова до Перемышля, занялся съ тымъ большою ревностію плеканьемъ богослововъ своеи епархіи въ русско-народномъ дусЪ, — и для тои цЪли именно избралъ онъ собЪ вскорЪ сотрудникомъ Антонія Добрянского. По правдЪ же, тутъ, въ Перемышли обойшлася справа сія що-до заведенія правильнои науки церковного языка на богословіи далеко легче, якъ во львовской семинаріи — и на счастье, нашъ о. Антоній, яко учитель того-же предмета, не былъ тутъ ни обруганный,ни полЪнами обкиданый.

Но послухаймо, що подъ тымъ взглядомъ списалъ для нашои вЪдомости одинъ найискреннЪйшій другъ о. Антонія, бывшій тогда въ середнихъ школахъ въ Перемышли, нынЪ мужъ заслугами поважный и яко живый свидЪтель изъ оныхъ часовъ вЪры достойный. — Ото що онъ оповЪдае:

"Въ то время знаніе русскихъ буквъ и розумЪніе церковного языка уважалось за стыдъ и ганьбу, и старанося, щобы языкъ церковный для молодежи русскои стался не только ровнодушнымъ, но и ненавистнымъ, якъ того примЪръ сумный былъ въ духовномъ сЪменищи львовскомъ. При такихъ обстоятельствахъ не дивно было, що многіи укончили богословіе, a "псалтырки перечитати не знали" и ажь на пресвитеріи, притисненныи необходимостію, училися познавати кирилицю и читати книги церковныи. Такое тогда было состоянiе русиновъ! — Въ Перемышли преподавалъ по повелЪнію епископа СнЪгурского, знакомитый крылошанинъ Iоаннъ Лавровскій для богослововъ и философовъ-стипендистовъ русскихъ языкъ церковный, которое преподаванье ограничалось только на познанью кириловскихъ буквъ и на читанью русскихъ книгъ богослужебныхъ; о точномъ же розумЪнью церковнои славянщины тутъ правЪ бесЪды не было. А понеже епископа СнЪгурского загаломъ надъ всЪхъ достойниковъ найбольше поважано и люблено, а крылошанина Лавровского, яко доктора философии и богословія и яко члена наукового общества краковского, высоко цЪнено: тожь и не было къ его преподаваньямъ такои ненависти, якъ во ЛьвовЪ, — однакожь не было и симпатiи или любви, а была такъ собЪ неутральная обоятность. Но тая обоятность не выступала тутъ дЪйствительною нелюбовью, а являлась въ ребяческихъ кпинкахъ изъ старика, которого старанося обманювати ”студентскими штуками“, щобы лишь добрую клясу для полученія стипендіи отъ него выкрутити. ЗатЪмъ очевидно, такая наука не приносила учащимся много корысти. Изъ тои причины епископъ СнЪгурскій въ 1835 г. покликалъ къ преподаванію тои же науки що-ино высвященного о. Антонія Добрянского, который уже не лишь на буквахъ и читанью ограничался, но и славянскую граматику. по примЪру ученого чеха Добровского нимъ коротко сочиненную, якъ и розумЪніе языка церковного прилЪжно училъ. Такое больше основное обученіе стало вскорЪ перетворяти дотыхчасовую нелюбовь къ славянщинЪ въ щирое для неи замилованье, ибо ученики о. Антонія, узнавши въ первый разъ отъ него доводно: що изъученіемъ и изслЪдованьемъ церковно-славянского языка занимаются славныи на весь свЪтъ ученыи мужи, якъ Добровскій, Копитаръ, Юнгманъ, Шафарикъ, и що оныи мужи красоту того же языка по правдивому достоинству его подъ небеса превозносятъ — ученики о. Антонiя - якъ кажу прійшли ажъ теперь до лучшихь понятiй о своемъ старо-русскомъ церковномъ языцЪ, который лишь политика поляковъ русинамъ на поруганье и посмЪвиско выставляла. Въ томъ то и есть великая для Руси заслуга изъ оныхъ лЪтъ о. Антонія Добрянского. Роз6ивши бо тьму невЪжества и предрозсудка взглядомъ языка церковного, въ которой поляки русиновъ долго удержовали, нашъ о. Антоній показалъ тутъ своимъ братьямъ сильными доказами науки ясно сіяющое свЪтло русскои правды. Его ученый а легко понятливый выкладъ, его любовное выказованье красотъ и оразъ потребы знанія русско-славянского языка, который — якъ училъ онъ - для каждого славянина долженъ быти такъ важнымъ и дорогимъ, яко есть важнымъ и дорогимъ языкъ латинскій для каждого италіянця, француза и испанця, наконецъ его привлекательное изложеніе тысячь-лЪтнои исторiи словесности того языка, которымъ за давныхъ временъ писали преподобныи лЪтописцы и славныи князЪ наши русскіи — все тое возбуждало въ молодыхъ слушателяхъ о. Антонія почтеніе и любовь къ тому-же священному предковъ нашихъ языку, а тымъ самымъ возбуждало также любовь къ русско-церковному обряду, въ то время за дЪйствіемъ польскои политики такъ страшно черезъ насъ пренебреженному и пониженному. И уже тогда для нашихъ богослововъ въ Перемышли безъумными выдалися всЪ поруганія и насмЪшки противниковъ Руси и невЪжей, которыи довели насъ были уже до того, що мы власныи найдорожшіи сокровища наши ногами топтали и священное наслЪдіе праотецъ нашихъ безсовЪстно отъ себе отвергали!"

По случаю тыхъ своихъ науковыхъ преподаваній о. Антоній Добрянскій списалъ тогда въ 1835 г. "Граматику старо - славянского языка", которую потомъ въ 1837 г., на желаніе многихъ честныхъ русиновъ, напечаталъ *) [*) Была то перва печатію изданная книга о. Антонія Добрянского.] въ Перемышли, и котора изъ тои поры росходилась въ численныхъ примЪрникахъ по цЪлой ГаличинЪ та и была первымъ подручнымъ учебникомъ того-же языка для грамотныхъ людей Галицкои Руси.

Такій отже былъ первый подвигъ нашого о. Антонія, тогда що-ино 25-лЪтного мужа, капеляна сельця Малковичъ, а при томъ учителя высшои богословскои школы въ Перемышли. Богословы-ученики его, одни мало-що молодшіи, другіи майже ровныи ему вЪкомъ, изъ которыхъ гдеякіи жіютъ до нынЪ, всегда съ вдячностію поминали и поминаютъ его имя, прославляя его науку, удЪлянную имъ каждого четверга въ ономъ году съ прилЪжаніемъ и любовію.

Сей прекрасный успЪхъ о. Антонія еще тымъ больше возрадовалъ и задоволилъ епископа СнЪгурского, для которого онъ молодый учитель изъ Малковичъ ставалъ чимъ-разъ милЪйшимъ любимемъ, призначеннымъ по его мысли въ сотрудники для великихъ его русско-народныхъ цЪлей. Для того не дивно, що добрый той отецъ-епископъ, оцЪнивши належито дарованія и первыи заслуги своего любимця-сотрудника, щиросердно розмышлялъ о томъ, якъ бы его достойнымъ способомъ нагородити и почтити, а при томъ постоянно мати при своемъ боку.

А вскорЪ-жь надалася до того добрая способность. Власне въ 1836 г. стала опорожнена парохія въ селЪ ВалявЪ, которое то село, лишь на малую милю отъ Перемышля отдаленное, приналежитъ до добръ владычихъ, и затЪмъ самъ епископъ перЪмышльскій поставляе и презентуе тутъ пароховъ.

Сейчасъ въ томъ-же 1836 г. епископъ СнЪгурскій поставилъ тымчасовымъ завЪдателемъ онои парохіи капеляна изъ Малковичъ, о. Антонія Добрянского — а коли въ 1837 г. зайшла справа презентованья дЪйствителъного пароха въ ВалявЪ, случилась въ перемьшльской консисторіи незвычайно дивная борьба, котора найдобитнЪйше надъ все поучае насъ: якій то великій патріотъ русскій и пастырь своего стада былъ нашъ епископъ СнЪгурскій.

Ото бо росповЪдае намъ честный въ епархіи мужъ, о. Юстинъ Желеховскій, сродникъ о. Антонія Добрянского, що тогда въ духовной консисторіи въ Перемышли дЪялось:

"На опорожненный приходъ Валяву, где изъ волЪ епископа СнЪгурского насталъ завЪдателемъ нашъ молодый о. Антоній Добрянскій, подалися были и убЪгались въ 1837 г. многіи старшіи священники діецезіи, межи которыми были также близкіи сродники епископа СнЪгурского. А понеже всЪ крылошане и почтенныи члены нашои консисторіи епископа СнЪгурского надзвычайно любили, то обставали они всеусильно за тЪми-же его сродниками, желая и просьбами и могущимъ вліяніемъ привести своего владыку до того, щобы онъ парохомъ въ ВалявЪ поставилъ одного изъ своихъ-же сродниковъ, которыи — якъ сказано — вЪкомъ и священствомъ были значно старшіи отъ о. Антонія Добрянского. Особливо же найповажнЪйшій крылошанинъ перЪмышльскои капитулы, офиціалъ и архипресвитеръ Іоаннъ СЪлецкій, провадилъ изъ того поводу съ епископомъ СнЪгурскимъ упорчивую борьбу, вставляючись и самъ и черезъ другихъ по много а много разы съ найбольшою настойчивостію за помянутыми сродниками епископа и освЪдчая частократно: що молоденькiй тогда Антоній Добрянскій побочь таковыхъ старшихъ убЪгателей о приходъ Валяву навЪть не замышляе убЪгатися и не убЪгается, — що таки и святою было правдою. Но епископъ СнЪгурскій стоялъ непоколебимо при своемъ, и коли вконецъ по его повелЪнію завозвано о. Антонія Добрянского до институціи на приходъ Валяву, а крылошанинъ СЪлецкій еще въ послЪдній разъ старался туюже институцію отклонити, освЪдчилъ оный великій патріотъ-владыка русскій рЪшительно: "Дорогіи суть для мене мои сродники, и я люблю ихъ и почитаю; но пастыремъ моему народу поставлю труженника найдостойнЪйшого, хотя той менЪ не сродникъ и лЪтами отъ всЪхъ молодшій!"

Такъ скончилася она по-истинЪ честная борьба въ консисторіи, — и о. Антоній Добрянскій по выбору епископа СнЪгурского уже на третомъ роцЪ своего священства сталъ самостой-нымъ парохомъ въ ВалявЪ, где и пробылъ онъ такимъ цЪлыхъ 40 лЪтъ ажъ до скончанія своей жизни.

Отличенный особенною милостію владыки молодый парохъ Валявы уже изъ первыхъ лЪтъ своего тутъ дЪйствованія вполнЪ оправдалъ надЪи, якіи на него всесторонно полагалися. А ужежъ бо така чудная для его жизни выпала доля, що хотя самъ онъ не бажалъ быти ничимъ больше, "якъ сельскимъ священникомъ, которому округъ прихода его цЪлымъ есть свЪтомъ"; хотя не домагался ни достоинствъ, ни розголосу своего доброго имени: но все-таки его нестоятели или случайныи обстоятельства поставляли его — навЪть супротивъ скромнои его воли — на виднЪйшое мЪстце, а се съ тою цЪлію, щобы свЪтло его ума "нЪ скрывалося подъ спудомъ", щобы сіяло оно не въ одномъ сельскомъ закутЪ, а и росходилось широко-далеко по краю. Отже такъ само, якъ недавно тому онъ, капелянъ Малковичъ, былъ оразъ учителемъ богослововъ въ Перемышли, такъ теперь що-ино наставши парохомъ Валявы, вразъ съ тымъ назначенъ былъ не то "титулярнымъ, а дЪйствительнымъ проповЪдникомъ перемышльского владыки. Яко такій владычій проповЪдникъ онъ обовязанъ былъ во всЪ нарочитыи праздники храмовъ, особливо же въ навечеріе катедрального праздника Рождества св. Іоанна Крестителя, въ праздникъ св. Тройцы и прч. являтися въ Перемышли, щобы при архіерейскомъ богослуженіи передъ численнымъ народомъ отъ всЪхъ сословій города слово Боже провозглашати та нЪяко отъ имени владыки - архипастыря къ народу говорити.

Не легка то была задача, не малый то подвигъ для молодого сельского священника: исполняти обовязки, въ якихъ до теперь звыкло старшіи достойники капитулы дЪйствовали; однако нашъ о. Антоній, повинуючись своему епископу, принялъ на себе также сіе трудное званіе, — и по правдЪ, при каждой проповЪди оказовался чимъ-разъ больше того-же званія достойнымъ. Всякая бо его проповЪдь — якъ се помнятъ еще нынЪ живущіи свЪдки — не только изливалась отъ устъ его солодкими словами утЪшенія и науки, но и выплывала отъ самой глубины вЪрующого и любящого сердця, и для того плЪняла, одушевляла сердця всЪхъ вЪрныхъ, якіи численно собиралися въ святыняхъ, где онъ проповЪдовалъ.

На одной изъ такихъ проповЪдей въ праздникъ св. Іоанна Крестителя онъ привлекательно росповЪлъ народу въ перемышльской катедрЪ о томъ: "якъ и коли крестилась наша святая Русь", и тая проповЪдь, высказанная съ великою любовъю и съ основнымъ знаніемъ нашои отечественнои исторіи, особенно сподобалася епископу СнЪгурскому, который и не преминулъ при найблизшой способности выразити свое желаніе: що подобало бы такое обученіе "о крещеніи Руси" посредствомъ печати обнародовити.

И въ скоромъ-же часЪ нашъ парохъ Валявы сочинилъ ученую росправу "О введеніи вЪры христіанскои на Руси", котора въ 1841 г. по велЪнію епископа СнЪгурского напечатана была въ перемышльскомъ епархіальномъ шематизмЪ на польскомъ, а потомъ въ 1846 г. въ вЪденьскомъ ”ВЪнку“ на русскомъ языцЪ. Росправа та черезъ многіи лЪта съ правдивымъ умиленіемъ читана была въ домахъ русскихъ нашои Галичины.

Такъ отже — отъ невеликого села Валявы черезъ посредство владычого города Перемышля нашъ о. Антрній уже изъ молодыхъ лЪть дЪйствовалъ на всю Галицкую Русь!

Якимъ же сей о. Антоній Добрянскій былъ душпастыремъ или парохомъ Валявы отъ первыхъ лЪтъ своего дЪйствованія тамъ же, о томъ оповЪдае намъ достовЪрный свидЪтель тогдашнои его жизни, высоко днесь поважанный о. Юстинъ Желеховскій, слЪдующое:

"Антоній Добрянскій, яко душпастырь, перенятый любовью къ русскому обряду и русской народности, а вразъ и особеннымъ замилованьемъ для сельского народа, паствЪ его повЪренного, совершалъ всЪ богослуженія старанно, точно и съ духовною пользою для собранныхъ вЪрныхъ. Церковныи науки его що недЪли и свята были популярны, до сердецъ промовляющіи и къ потребамъ житья селянъ застосованы. Ранное набоженство съ наукою въ таковыи дни святочныи всегда окончивалося не скорше, якъ около 1 часа въ полудне, а уже о 3 часЪ по-полудни начиналася вечерня, и тая съ катихизаційными науками продолжалась звычайно лЪтомъ чи зимою до 6 часа вечеръ. Каждои бо недЪли и каждого свята по вечерни была въ церквЪ валявской катихизація молодежи, при которой о. Антоній рЪдкимъ дарованiемъ своего ума умЪлъ надавати такое научное направленіе и возбуждати такъ живое занятіе, що навЪть и старщіи люди села принимали участіе въ наукахъ его съ любопытствомъ и съ правдивою охотою ему прислуховались. Не дивно для того, що всЪ прихожане Валявы отъ мала до велика, познавши наглядно, якимъ щиросерднымъ трудомъ душпастырь ихъ для ихъ добра труждается, почитали и любили его не притворно, но искренно. Такую же любовь за его душпастырскіи труды оказовалъ ему также и епископъ СнЪгурскій, который звычайно нЪкоторое время каждого лЪта во владычой палатЪ своей въ селЪ ВалявЪ пребывалъ и тутъ въ святочныи дни богослуженію въ церкви приходской часто присутствовалъ".

А случилося власне въ оно время — въ лЪтахъ отъ 1836 до 1840 г.,— що епископъ СнЪгурскій каждого лЪта долше якъ звыкло пребывалъ въ ВалявЪ, понеже побытъ въ Перемышли стался ему въ ту пору изъ гдекоторыхъ взглядовъ не дуже милымъ. За-для близкои связи того случая съ повЪстію о жизни Антонія Добрянского розскажемъ также о ономъ событію гдещо подробнЪйше.

Ото таке оно случилося:

Въ русскомъ Перемышли нашомъ изъ поконъ-вЪка жили и владЪли черезъ 900 лЪтъ исключно лишь наши русскіи епископы; — ажь за покореньемъ Галицкои Руси черезъ Польщу настали ту отъ якихъ 350 лЪтъ по-при русскихъ владыкахъ также латино-польскiи бискупы, которымъ, яко Полякамъ, за владЪнія Польщи больша честь и повага была присвоена и отдана. Нерадо приняли наши русины тоту большую повагу польскихъ бискуповъ; но якось вконецъ, принявши унію, забезпечили собЪ у папы и у поляковъ для нашого святого русского обряда — хотя тіи два важныи условія: 1) щобы той же святый русскій обрядъ отправлялся для насъ по всЪ вЪки въ старо-славянскомъ языцЪ и съ сохраненіемъ предписовъ греко-русского календаря; 2) щобы священникамъ нашимъ по обычаю найдавнЪйшихъ часовъ христіанства вольно было законнымъ образомъ женитися и добрыми отцами родины быти.

Ну — видите, братья, давная наша ”унія“ чи "религійная сгода" съ поляками еще таки для насъ не была бы лиха, если бы додержано намъ хоть тіи два повысшіи условія, безъ которыхь уже намъ русинамъ, яко русинамъ, ни животЪти бы не возможно.

Та и здавалося бы, що ничого въ свЪтЪ не ма легшого, якъ тіи два скромненькіи условія ”святои сгоды“, отъ папъ римскихъ и отъ королевъ Польщи принятыи и многократно затвержденныи, изъ обоихъ сторонъ держати и во вЪки сохраняти.

Но показалося и показуется навЪть и нынЪ чимъ-разъ яснЪйше и нагляднЪйще, що тіи два условiя изъ стороны ксендзовъ латино-польскихъ николи не могутъ быти ни на-щиро принятыи, ни тЪмъ меньше щиро чи нещиро додержаны!

Ото бо — у поляковъ ихъ обрядъ религійный совершается на язьцЪ латинскомъ, который то языкъ ксендзы ихъ уважали и уважаютъ ”едино-священнымъ и едино-спасительнымъ для всего міра“, а до того ксендзамъ такъ польскимъ, якъ и всЪмъ латинскимъ на томъ свЪтЪ подъ ніякимъ видомъ не вольно женитися; — у насъ же русиновъ противно, языкъ латинскій до русского обряду по вЪки вЪчныи не смЪе быти введеный, а духовныи отцы наши управнены по Божому закону жити женатыми.

Въ томъ то и есть та велика межи поляками а русинами рожниця, надъ которою если близше застановишся, переконаешся найочевиднЪйше: що одно а друге — то якъ земля а небо, и сближенія ту не буде, хиба одно надъ другимъ цЪлковито завладЪе.

И завладЪли-жь были польскіи ксендзы надъ нами русинами еще за часовъ Польщи широко-просторно, а таки все еще не цЪлковито; бачите бо, на перешкодЪ стояло имъ то одно: що насъ русиновъ въ нашомъ краю супротивъ малои горсти ихъ было дуже много, такъ що гдекуда ледви одинъ ляхъ приходился на цЪлую сотню русиновъ.

Помимо такъ невеличкого числа поляковъ въ нашой Руси удалося имъ навЪть за настаньемъ австрійскои державы хорошенько взяти насъ подъ власть свою, бо розумЪется, за часовъ Польщи они у насъ забогатЪли, мы же обЪднЪли, а се уже и подъ Австріею таки больше важили вельможи, чЪмъ народъ худобный.

Выйшло отже таке: що навЪть въ то время, коли середъ русиновъ перемышльскихъ явилися уже такіи ученыи мужи, якъ Іосифъ Левицкій, Антоній Добрянскій, Григорій Гинилевичъ, два братья Кучинскіи и другіи, все еще на богословскомъ училищи въ Перемышли дЪйствительныи учители — числомъ 6 — всЪ были ксендзы латино-польскіи, хотя училище то было призначене такъ для латинниковъ, якъ и для русиновъ.

Тіи то ксендзы латинскіи и ихъ тогдашній бискупъ въ Перемышли Михалъ Корчиньскій, змЪрковавши отъ якогось часу, що справа ополячованья русиновъ при епископЪ СнЪгурскомъ сильно загрожена, бо тотъ же епископъ русскій еще въ 1829 г. власными грошми основалъ въ Перемышли русскую печатню и печаталъ въ ней не лишь давныи церковныи книги, но уже и ново-сочиненныи граматики русского и славянского язька; змЪрковавши къ тому, що "духъ русскій" отъ 1835 г. за дЪйствіемъ о. Антонія Добрянского уже и межи русскими богословами въ Перемышли начинае объявлятися: тіи ксендзы и ихъ бискупъ Корчиньскій стали теперь супротивъ оного взмагающогося ”духа русского“ съ убольшенною ревностію дЪйствовати публично, особливо посредствомъ своеи религійнои газетки, котору подъ набожнымъ титуломъ „Рrzуjaciеl сhrzescijanskej рrawdy" вь Перемышли издавали.

Въ реченной газетцЪ якъ и въ другихъ своихъ изданіяхъ они старались то нЪбы ученымъ способомъ, то мимоходомъ оспорювати тіи два найважнЪйшіи условія нашои ”уніи“, о якихъ мы высше упомянули. И такъ уже въ 1835 г., коли русскій нашъ капелянъ изъ Мялковичъ по велЪнію своего епископа началъ преподавати церковно-славянскій языкъ русскимъ богословамъ въ Перемышли, они, ксендзы-латинники доводили въ своихъ печатныхъ изданіяхъ: що въ богослуженіи католическихъ христіанъ, до которыхъ и унiаты причисляются, важнымъ и загальнымъ признается исключно одинъ языкъ латинскій; другіи же языки, якій гдекуда уніатами въ церквахъ ихъ употребляіотся, только суть ”толерованы“, т. е. терпятся или дозволяются отъ нужды.

И поки латинники писали собЪ таку стару свою теорію о литургійномъ языцЪ католиковъ, то еще наши русины тымъ ихъ загально-римскимъ предрозсудкомъ не дуже горьшилися, а епископъ СнЪгурскій, усмЪхаючись надъ гордостію латинянъ добродушно, поживалъ и дальше съ бискупомъ Корчиньскимъ, ровнымъ собЪ архіереемъ, въ непритворной сгодЪ. Но коли въ 1836 г. Рrzyjacіеl сhrzеscijаnskej рrаwdу поважился выступити уже и противъ другого условія уніи, т. е. противъ законнои женитьбы русскихъ священниковъ, которую назвалъ ”вредливою“ и безвстыдно доводилъ, що женатыи священники легко допускаются грЪха нарушенія таинства исповЪди, тогда уже и благосердный владыка СнЪгурскій принялъ такое грубое оскорбленіе нашого духовенства латинниками съ обуреньемъ и отъ того часу сталъ избЪгати близшого сожитія съ такими рrzуjасіеlаmі, и оттакъ лЪтомъ долше якъ звыкло пересижовалъ въ дворЪ своемъ въ ВалявЪ.

Тіи нехорошіи выходки польскихъ ксендзовъ противъ Руси были сновь однимъ добре-чуткимъ толчкомъ, якихъ отъ часу до часу отъ братей поляковъ намъ богато доставалось и якіи изъ допуста Божого ино на тое послужити мали: щобы насъ русиновъ отъ всенароднои дремоты будити и всегда намъ пригадовати, що Русь а Польща то не wszуstkо jеdnо. Многіи русскіи священники въ нашомъ краю, которыи своими грошми поддержовали того ложного Рrzуjасіеlа сhrzеsc рrаwdу, отвергли теперь его отъ себе съ найбольшимъ недовольствомь, а ученый крылошанинъ нашъ въ Перемышли, докторъ богословія Фома Полянскій, написалъ коротку, но основную росправу въ оборонЪ законного супружества русскихъ священниковъ.

Владыка же Іоаннъ СнЪгурскій написалъ изъ того повода урядовую жалобу до самого найяснЪйшого монарха, въ которой исчисливши многіи тяжкіи укоризны и напасти, якихъ духовенство его уже отъ 1818 г., т. е. отъ коли насталъ онъ епископомъ въ Перемышли, дознавало и дознае со стороны начальниковъ латино-польского клира, выразилъ въ конци слЪдующу умильную просьбу: щобы для удаленія подобного лиха на будучность и за-для точного обученія русскихъ богослововъ въ ихъ питомомъ обрядЪ поставляемы бывали въ перемышльскомъ духовномъ училищЪ, призначенномъ такъ для латинниковъ, якъ и для русиновъ, по три учители изъ обохъ обрядовъ, т. е. щобы вмЪсто до-теперЪшнихъ всЪхъ шести професоровъ латинскихъ ксендзовъ отъ теперь бывало ту по ровному числу — три латинники а три русины.

А хотя тая жалоба и просьба, такъ скромна и справедлива въ тогдашнихъ обстоятельствахъ и потребахъ нашои перемышльскои Руси, за стараньемъ польскихъ пановъ и бискуповъ, еще нЪсколько лЪтъ (до 1845 г.) залягала нерозрЪшена; но всежь таки сама уже вЪсть о внесенью таковои жалобы до монарха отъ стороны высоко тымъ-же монархомъ почитанного епископа СнЪгурского держала ксендзовъ польскихъ и бискупа Корчиньского — якь то кажутъ — въ "страсЪ Господнемъ", такъ, що изъ тои поры они уже на долшій часъ не осмЪлялись русскій обрядъ нашъ и русское духовенство дуже дерзко и грубо оскорбляти.

ПослЪ того простороннЪйшого розсказа, поясняющого тогдажніи межинародныи и межиобрядовыи отношенья въ перемышльской Руси, вертаемъ назадъ до описанія жизни нашого о. Антонія Добрянского.

ЦЪла же наша повысшая повЪсть о розбратствЪ епископа СнЪгурского съ бискупомъ Корчиньскимъ въ лЪтахъ отъ 1836 до 1840 мае съ жизнію нашого о. Антонія такую связь: що во первыхъ, владыка СнЪгурскій, пребываючи въ тыхъ лЪтахъ частЪйше якъ звычайно въ ВалявЪ и тутъ-же списуючи свои жалобы и письма до правительства и до монарха, довЪрительно толковалъ о всЪхъ оныхъ дЪлахъ со своимъ любимцемъ, парохомъ Валявы; во вторыхъ, що сей добрый владыка — въ случаю успЪшного розрЪшенія своеи просъбы у монарха — заготовлялъ былъ спорь для о. Антонія якое важное становище при своемъ боку въ Перемышли, призначаючи для него званіе учителя съ постоянною рочною платою, якои онъ въ 1835 и 1836 г. вовсе не побиралъ.

Сталося бо таке: що о. Антоній, переЪхавши подъ осень 1836 г. изъ Малковичъ до Валявы, отъ Перемышля значно больше отдаленнои, не могъ уже оттуда званіе учителя церковно-славянского языка въ перемышльскомъ училищи исполняти, а только полнилъ прилЪжно — розумЪется безплатно — обовязки владычого проповЪдника. Сіе безплатное полненье такъ трудныхъ обовязковъ изъ стороны о. Антонія Добрянского было немалою журбою для добросердного епископа СнЪгурского, который, хотя надЪлилъ уже его нелихою парохіею въ своемъ владычомъ селЪ, но радъ былъ отличныи труды его, поднимаемыи по-за предЪлами парохіи, еще особно нагородити.

Сіе намЪренье епископъ СнЪгурскій еще не скоро могъ въ дЪло привести, но за то отличалъ своего любимця надаваньемъ ему розличныхъ почетныхъ а дЪйствительныхъ должностей, которыи всЪ мали тую очевидну цЪль: щобы много-даровитого пароха Валявы заедно близъ владычого престола держати.

И такъ уже въ 1840 г., коли за дозволеньемъ правительства въ первый разъ устроилася въ Перемышли комисія для завЪдованъя вдовичо - сиротинскимъ фондомъ епархіальнымъ, о. Антоній Добрянскій избранъ былъ членомъ-присЪдателемъ и референтомъ тои же комисіи, и яко такій исполнялъ онъ свою должность прилЪжно и совЪстно выше 30 лЪтъ.

Въ 1841 г., т. е. на 31 роцЪ жизни, онъ именованъ былъ вице-деканомъ перемышльского деканата, состоящого изъ 20 парохій и 6 капеляній, где звычайно чины деканальныхъ начальниковъ надаваны бывали крылошанамъ и старшимъ въ лЪта священникамъ.

Въ 1844 г. именованъ онъ надзирателемъ школъ народныхъ перемышльского повЪта, а въ 1845 г. референтомъ справъ школьныхъ при епископской консисторіи, за которымъ то именованьемъ дЪятельность и власть его въ дЪлЪ школъ русско-народныхъ ростяглася далеко за предЪлы Перемышля и перемышльского деканата, бо дотычныи рефераты его въ консисторіи мали вліяніе на школы и училища цЪлои діецезіи епископа СнЪгурского. Яко таковый референтъ для справъ школьныхъ нашъ парохъ изъ Валявы обовязанъ былъ каждои суботы являтись на засЪданія консисторіи въ Перемышли и тутъ же свои справозданья и внесенья устно и на письмЪ предлагати, та цЪлый день той що-тыждня такому обовязку посвятити. Изъ взгляду на прилЪжныи труды его, яко школьного референта консисторіи, высокое правительство — на предложеніе епископа СнЪгурского — удЪлило ему такъ званый "особовый додатокъ" до его пенсіи въ сумЪ 200 зр. щорочно.

Въ 1846 г. назначенъ былъ онъ деканомъ-администраторомъ перемышльского деканата, хотя властиво деканскую должность исполнялъ онъ тутъ яко вице-деканъ уже отъ пяти лЪтъ. Коли бо еще въ 1840 г. тесть его деканъ Василій Желеховскій, школьный товаришъ и пріятель епископа СнЪгурского, переселился изъ Вышатычъ на большую парохію до Старого-МЪста, поставленъ былъ въ его мЪстце деканомъ перемышльскимъ крылошанинъ Андрей Петрасевичъ, а той, яко 70-лЪтній старецъ, уже меньше занимался урядовыми дЪлами своего деканата, но передавалъ таковыи вице-декану о. Антонію Добрянскому. По смерти же крылошанина Андрея Петрасевича въ 1847 г. нашъ о. Антоній именованъ былъ дЪйствительнымъ деканомъ перемышльскимъ, и яко такій трудился для блага подчиненного собЪ деканального клира честно и праведно черезъ 16 лЪтъ.

О томъ-же времени (отъ 1845—1847 г.) епископъ СнЪгурскій власне занятый былъ дуже важнымъ дЪломъ, именно устроеньемъ русско-богословского сЪменища и училища въ Перемышли. На его бо жалобы и просьбы, подаванныи до монарха отъ якихъ 5 лЪтъ, роспорядило цЪсарское правительство въ 1845 г.: щобы для русскихъ питомцевъ IV. г. богословія изъ перемышльской діецезіи, которыи до того часу въ-купЪ съ другими русскими богословами Гали чины въ львовскомъ генеральномъ сЪменищи воспитовалися, учредити въ Перемышли отдЪльное сЪменище и училище, и щобы для того же сЪменища поставлены были ректоръ и два надзиратели (префекты), а для училища три учители богословія — всЪ по выбору и волЪ епископа СнЪгурского. РозумЪеся, що такое роспоряженье, выданное боголюбивымъ монархомъ-Фердинандомъ, дуже возрадовало нашого архіерея Іоанна СнЪгурского, и онъ сейчасъ устроилъ свое русско-богословское сЪменище, поставилъ ректора и префектовъ, а потомъ и трехъ учителей богословія — самыхъ честныхъ а ученыхъ русиновъ. Но понеже такихъ настоятелей и учителей для своего нового сЪменища выбралъ онъ собЪ - якъ належало — изъ числа тыхъ ученыхъ мужей, которыи до теперь были конкурсовыми испытователями клира діецезального, то въ слЪдствіе сего очевидно прійшлося ему таковыхъ испытователей - необходимо для діецезіи потребныхъ — новыми силами дополнити и заступити.

ЗатЪмъ уже въ началЪ 1847 г. епископъ СнЪгурскій завозвалъ къ собЪ о. Антонія Добрянского, препоручая ему, щобы принялъ званіе учителя - испытователя епархіального изъ пастырского богословія и катихитики которое то званіе уже отъ нЪсколько лЪтъ было ему призначено. Нашъ же о. Антоній, повинуючися во всЪмъ своему найлучшому благодЪтелю, рЪшился приняти на себе также тую съ многими трудами соединенную должность епархіального испытователя — однакожь только подъ такимъ, за оного часу въ найвысшой степени незвычайнымъ условіемъ: щобы ему, яко діецезальному испытователю, дозволено было учити и вопросы задавати не въ другомъ, лишь въ русскомъ языцЪ.

Зачудовался немало нашъ добрый владыка, коли въ то время загального латинизма и сильного ополяченья духовенства русского учулъ отъ о. Антонія такое въ корысть Руси рЪшительно высказанное условіе онъ возрадовался въ своемъ русскомъ сердцЪ на саму тую мысль, що чей уже въ-скорЪ возродится наша святая Русь, коли являются у неи мужи, такъ смЪло признанія правъ еи природныхъ домагающіися. Тожь охотно принявши патріотичное условіе о. Антонія, онъ согласился на тое-же совершенно, и поблагословивши его на добрый для Руси подвигъ, выдалъ ему поминаційную грамоту на "испытователя діецезального съ русскимъ выкладовымъ языкомъ".

"Яко такій испытователь пастырского богословія — пише о. Антоній самъ о собЪ — причинился я много еще передъ 1848 годомъ къ возбужденію русского духа и любви для питомого обряда въ клирЪ всеи діецезіии".

Що въ тыхъ колькохъ словахъ о. Антонія Добрянского, сказанныхъ нимъ самымъ въ его власномъ жизнеописаніи, не ма найменьшого преувеличенія, о томъ посвЪдчити могутъ многіи до-днесь живущіи священники перемышльской епархіи, которыи въ 1847 г. конкурсовый испытъ изъ пастырского богословія въ Перемышли здавали.

А еще разъ въ томъ-же 1847 г. епископъ СнЪгурскій малъ случай возрадоватися русско-патріотичнымъ подвигомъ своего любимця пароха изъ Валявы, — а се и былъ послЪдній радостный въ жизни епископа случай.

Розскажемъ то событіе вЪрно такъ, якъ оное описалъ для насъ честный свидЪтель современный того же событія, изъ всякихъ взглядовъ полного довЪрія достойный. Ото сія его примЪчательная повЪсть:

“Дня 8 (20) септемврія 1847 г., т. е. въ праздникъ Рождества Пресвятои Богородицы, было посвященіе ново-созданнои церкви въ мЪстечку ХировЪ, старо-сольского деканата епископомъ СнЪгурскимъ. Тогдашній парохъ Хирова, о. Іоаннъ Залескій, запросилъ былъ завчасу съ проповЪдью на тое торжества одного латино-польского ксендза, найславнЪйшого проповЪдника въ окрестности. О томъ извЪстилъ онъ епископа СнЪгурского, коли сей — на мЪсяць передъ посвященіемъ — изъ своего села Страшевичъ переЪзжая черезъ Хировъ, его въ ХировЪ посЪтилъ. Услышавши съ удивленіемъ, що на таку проповЪдь до русскои церкви запрошенъ ксендзъ латинскій, архіерей нашъ оказался видимо незадоволенъ, бо се выдавалося ему оскорбительнымъ, щобы межи русскимъ духовенствомъ не найшолся проповЪдникъ, къ торжеству тому способный и соотвЪтный. Для того заявилъ онъ о. Залескому: що пріЪде на посвященіе новои церкви его парохіальнои уже разомъ и съ проповЪдникомъ, который чейже скаже въ ХировЪ таку проповЪдь, на яку никто другій не здобудется. Малъ же ту на мысли епископъ СнЪгурскій — проповЪдь русскую и своего-же проповЪдника владычого. Повернувши послЪ того до Перемышля, онъ сейчасъ завозвалъ о. Антонія Добрянского изъ Валявы и препоручилъ ему: щобы тойже при торжествЪ посвященія церкви въ ХировЪ сказалъ проповЪдь русскую, — що въ тогдашному времени уважалося чимъ-то незвычайнымъ, надъ-обыкновеннымъ, понеже при всЪхъ большихъ торжествахъ даже часто и въ тыхъ мЪстцяхъ, где всегда по русски проповЪдовалося, бывали уже звычайно проповЪди польскіи. Тожь удивила всЪхъ тая несподЪванка, справлена самымъ-же епископомъ СнЪгурскимъ: що въ его притомности и передъ собраньемъ многихъ свЪтскихъ достойниковъ, якіи въ ХировЪ на сіе торжество явилися, могъ кто-то, отважитися говорити проповЪдь — на языцЪ ”хлопско-русскомъ“. Учувши однакожь прехорошо о. Добрянскимъ выголошенную проповЪдь по русски, одушевилися тымъ всЪ русины и радовадися тому —такъ скажу — радостію невинныхъ дЪтей безсознательно, бо самы они не знали собЪ сказати: чому ихъ сердця при той руссікой проповЪди такою незвычайною исполнилися радостію! ИзвЪстно бо, що тогда еще чувство русско-народное не розбудилось до той степени самопознанья, до якого мы русины дойшли уже вскорЪ потомъ въ 1848 г. ЗатЪмъ — кажу — русины въ ХировЪ, подъ осень 1847 г. на оный праздникъ численно собранныи, радовалися всЪ, якъ тіи невинныи дЪти, щирою а непонятною для нихъ радостію, коли тіи же дЪти щось прекрасного увидятъ или учуютъ. А однакожь причиною ихъ радости подъ часъ русской проповЪди въ хировской церкви не было нищо другое, якъ только воскресающое изъ мертвыхъ чувство ихъ народное, которого они тогда еще ясно не понимали. Латинскіи же ксендзы, бывшіи въ церкви при томъ торжествЪ и послЪ того, видячи незвыклое одушевленіе русиновъ, познали — яко больше опытныи въ жизни политичной — важное значнеiе тои невиннои радости. Они лишь зачули русскую проповЪдь, уже изъ церкви удалялись до закристіи съ неудовольствіемъ, предчувствуючи некорыстныи послЪдствiя того событія для справы польскои. — И во истину, послЪдствія тои русскои проповЪди при такъ великомъ торжествЪ, въ присутствіи епископа и знакомитыхъ достойниковъ явилися въ сей-же часъ: бо русины, учувши при томъ торжествЪ свой языкъ русскій столь велелЪпно прославленнымъ, такъ дуже тымъ восхитились, що начали — що тогда не было въ звычаю,- говорити съ собою по русски при обЪдЪ, чимъ сновь-же латинскіи ксендзы такъ оскорбилися, що всЪ сейчасъ по обЪдЪ порозъЪздилися. Осталися отже теперь на поповщинЪ въ ХировЪ лишь сами русины — а тіи въ восторзЪ стали въ присутствiи своего отца-архіерея спЪвати розличныи русскіи пЪсни, якъ на пр. ”Многая лЪта“, "Дайже, Боже, добрый часъ", потомъ прекрасныи думки, чимъ епископъ Іоаннъ, яко сердечный русинъ, щиро радовался и якъ родный батько своими дЪтьми въ счастливой хвилЪ непритворно утЪшался. А понеже того всего причиною была прехорошо задумана и отлично выголошена русская проповЪдь о. Антонія Добрянского, тожь повернувши до Перемышля, онъ архіерей на другій день рано запросилъ своего проповЪдника таки въ одежи подорожной на обЪдъ до себе, и поднесъ тутъ чашу на его здоровье, благодаря его за такъ добрый, всЪхъ русиновъ въ ХировЪ одушевившій патріотичный подвигъ. — И сей то обЪдъ — къ сожалЪнiю — былъ послЪдній въ жизни нашого любимого епископа СнЪгурского, понеже онъ еще въ ночи того-же дня занедужавши, до трехъ дней, т. е. дня 12 (24) септемврія 1847 г. по внезапной болЪзни жизнь свою закончилъ!... Тожь послЪднiй щиродушный тоастъ его былъ выпитый за здоровье того, кто ему послЪдніи дни жизни предвЪстіемъ лучшои колись долЪ русиновъ осолодилъ! А що той же тоастъ, поднесенный въ честь сему русскому патріоту, не обманулъ надеждъ найбольшого патріота Руси, епископа СнЪгурского, на то служитъ доказомъ вся дальшая жизнь о. Антонія Добрянского, до самои кончины посвященная благу, просвЪтЪ и успЪхамъ русского народа.

Сія щиродушная повЪсть о томъ, що собылося въ праздникъ Рождества Пр. Богородицы 1847 г. въ мЪстечку ХировЪ, сама собою такъ много говоритъ до сердця русского, що мимовольно заключаемъ сей уступъ слЪдущою о о. Антоніи згадкою:

Онъ былъ якъ той великій звонъ,

Що передъ солнца всходомъ кличе:

„Покиньте, люди, тяжкій сонъ,

Къ мольбЪ и працЪ станьте швидче!"

И люди денный трудъ сполняютъ,

И кто збудилъ ихъ — величаютъ.

Уже изъ двохъ попереднихъ уступовъ (II. и III.) сего дЪльця познали мы, що о. Антоній Добрянскій не только яко ученикъ Копитара и любимецъ епископа СнЪгурского, но также изъ власного своего пересвЪдченья былъ русскимъ патріотомъ или — по нашому сказавши — на-скрозь твердымъ русиномъ еще на якихъ 20 лЪтъ передъ 1848 годомъ.

А была то немала трудность русинови, образующомуся въ нЪмецкихъ и латинскихъ школахъ передъ онымъ памятнымъ годомъ, быти такимъ "твердымъ на-скрозь русиномъ", — и сколько таковыхъ находилося на высшихъ училищахъ во ЛьвовЪ, въ Перемышли и ВЪдни, бывало ихъ такъ маленькое число, що они могли на пальцяхъ себе почислити.

Но власне они то — сіи образованныи твердыи русины, якъ и немногіи числомъ, а сталися изъ весны того-же 1848 г. великіи своимъ дЪломъ, именно тымъ дЪломъ : що отличенныи заслугами и повагою науки яко первыи станули на челЪ русско-народного возрожденія въ часъ наданнои тогда всЪмъ австрійскимъ народамъ конституцiйнои свободы. Они то — тіи первыи наши русины, якобы Христовы Апостолы, чудеса творили тогда въ нашомъ краю самьшъ звукомъ своего имени, самымъ русскимъ своимъ словомъ они возбуждали до житья не то сотни, а тысячи ровныхъ собЪ твердыхъ русиновъ, такъ, що тіи у насъ що-дня, що-годины родилися и росли якъ грибы изъ-подъ земли по тепломъ дощику, благодатно изъ неба на насъ спавшомъ.

И была изъ той причины на весну тогда велика радость въ нашой Руси, бо тая-же Русь черезъ 400 лЪтъ передъ тымъ подъ Польщею страшно умалЪвшая, здЪлалась теперь за одном милои весноньки Русію великою, численною начальниками и народомъ.

А былъ въ числЪ тыхъ начальниковъ Руси однимъ изъ первЪйшихъ нашъ о. Антоній Добрянскій, который также недавно отъ мала начиналъ, а въ теченью 12 лЪтъ своего дЪйствованья сталъ теперь по истинЪ мужемъ въ перемышльской діецезіи многозаслуженнымъ и великимъ. Онъ то искренній русскій народодюбецъ повиталъ первое явленіе конституціи сейчасъ въ мЪсяцЪ мартЪ 1948 г. патріотичнымъ стихомъ "До братей русиновъ", который то стихъ, хотя первобытно написаный въ языцЪ польскомъ *) [*) Стихъ сей перевелъ на нЪмецке Спиридонъ Литвиновичъ подъ надписію: „An die Russinen, Gedicht aus dem Polnischen übersetzt von L.S." и объяснилъ его своими вниманія достойными примЪчаніями историчными.], плЪнялъ сердця русиновъ, взывая ихъ принятися за великое дЪло возрожденія, которое такъ ото собылося:

Въ половинЪ м. марта оного года произойшло се славное событіе, которое въ державЪ нашого монарха называется ”началомъ конституціи“, а въ нащой ГаличинЪ “возрожденіемъ Руси”.. Нашъ Галицко-русскій край, составляющій одну часть мало-русскихъ земель, ростягающихся широко-далеко за кордономъ, надЪленъ былъ тогда тымъ важнымъ конституційнымъ правомъ, которымъ дозволялося всякому народови Австріи рЪшити и установити: 1) якимъ именно народомъ хоче быти называтися; 2) якимъ языкомъ желае въ урядахъ говорити и писати та и въ школахъ объучатися; 3) якіи суть потребы каждого народа дома, въ громадЪ, въ церкви, въ краю, въ державЪ; 4) якіи каждый членъ державы дати може средства и способы, щобы всЪ потребы що-до своего образованья и выгодного житья въ державЪ заспокоити.

Въ сихъ то четырехъ точкахъ основныхъ заключалась вся наданная тогда конституція — и правду сказавши: щобы лишь тіи основы конституціи по справедливости были розрЪшены и установлены, ничого таки больше для усчастливленья людей тутъ на свЪтЪ не было бы потреба.

Тожь коли ино первая вЪсть о наданью такои конституціи донеслася изъ ВЪдня до Львова, сейчасъ львовскіи русины, не зважаючи на противныи громкіи крики братіи поляковъ, цЪлый край нашъ русскій Польщею обголосившихъ, завязали у святого Юра такъ названу ”Русскую Раду“, котора въ отвЪтъ на всЪ четыре точки конституціи заявила тутъ и установила: 1) Есьмо въ ГаличинЪ народъ русскій, до 3 миліоны душь числящій, и желаемъ во вЪкъ вЪковъ быти и называтися русинами; 2) въ урядахъ, въ судахъ и въ школахъ нашого краю нехай буде для насъ языкъ русскій; 3) наши потребы дома и въ громадЪ суть якъ найскромнЪйши, въ церкви стародавныи, въ краю же и въ державЪ соотвЪтныи желанію и потребамъ нашихъ сожителей; 4) всякіи возможныи средства на наше образованье и на потребы краю и державы дамо до остатка всЪ по желанію нашого монарха.

Такъ рЪшила и установила тогда ”Русская Рада“ во ЛьвовЪ, на челЪ которои станулъ великои поваги мужъ, суфраганъ или сопомочникъ старенького митрополита Левицкого, владыка Григорій Яхимовичъ, явившійся якъ-разъ вь ону пору найдостойнЪйшимъ наслЪдникомъ що-ино недавно помершого великого патріота Руси, епископа СнЪгурского.

За примЪромъ львовскои ”Рады“ позавязовались по всЪхъ большихъ мЪстахъ и мЪстечкахъ нашого краю подобныи "Русскіи Рады" и тіи всЪ рЪшали и установляли то само, що рЪшила львовская ”Рада“, которую затЪмъ они всЪ признали своею ”матерію“ и назвали "Головною Русскою Радою".

Такая дочерняя ”Русская Рада“ — послЪ львовскои числомъ членовъ найбольшая — устроилась также въ Перемышли, и тутъ то однимъ изъ найревнЪйшихъ членовъ еи былъ нашъ парохъ изъ Валявы, который помимо многорозличныхъ занятій въ своемъ селЪ, въ деканатЪ, въ консисторіи, всегда прилЪжно являлся на собраніяхъ перемышльскои ”Рады“, исполняя должность заступника-предсЪдателя и референта еи въ найважнЪйшихъ для русскои народности справахъ.

Нашъ ”парохъ изъ Валявы“, который отъ онои поры подъ тымъ скромнымъ названіемъ сталъ уже по цЪлой ГаличинЪ извЪстенъ, отличался въ теченью тогожь самого 1848 г. еще больше на такомъ поприщи, якое для природныхъ дарованій его и для пріобрЪтенныхъ нимъ науковыхъ знаній якъ найотповЪднЪйшимъ показалося:

Такіи бо ото были дальшіи Руси нашой дЪйствія:

Достигнувши посредствомъ ”Русскихъ Радъ“ признанія правъ своихъ народныхъ и политичныхъ, Русь наша Галицка увЪрилась уже тогда, що признанныи монархомъ хоть-бы найлучшіи такіи права супротивъ напастнои Польщи на долго не удержатся, если еи многочисленный народъ при темнотЪ своей не съумЪе права тіи понимати и отъ всякихъ нападовъ при каждой способности обороняти. ЗатЪмъ еще лЪтомъ 1848 г. наши "Рады Русскіи" всЪ единодушно згодились на то: устроити во ЛьвовЪ, яко въ головномъ средоточномъ городЪ Галичины, товарищество ученыхъ для росширянья просвЪты въ русскомъ народЪ посредствомъ добрыхъ а дешевыхъ книжокъ русскихъ, которыи бы для всякои науки нашому люду служили и особливо его до зрозумЪнья и обороны правъ его народныхъ приводили.

Товаришество такое подъ названіемъ "Русская Матица" завязалося во ЛьвовЪ еще въ мЪсяци липню того-же года, а первый загальный зъЪздъ или Соборъ ученыхъ русскихъ отбылся тутъ же въ три мЪсяцЪ потомъ, т. е. въ дняхъ отъ 19 до 26 октоврія. — И славный же то былъ оный первый Соборъ ученыхъ нашихъ, отбывавшійся за оныхъ дней въ просторонныхъ саляхъ духовного сЪменища львовского, которыи — числомъ около 150*) [*) Въ "СписЪ собравшихся ученыхъ" изъ дня 19 окт. 1848 г. записалося всЪхъ лише 99; но се далеко было неполное число зъЪхавшнхся тогда членовъ „Матицы", бо въ самыхъ ученыхъ комисіяхъ дЪйствовало еще о 13 больше членовъ такихъ, которыхъ имена въ помянутомъ СписЪ не находятся, якъ то на пр. имена ученыхъ: Стефана Семаша, Феодора Леонтовича, Юстина Желеховского, Іоанна Гушалевича и прч.; многіи же другіи члены Матицы зъЪздилися въ день-два-дни позднЪйше, та они имена свои въ СписЪ изъ первого дня зъЪзду вовсе не записали.] мужей поважныхъ отъ всЪхъ сторонъ Галичины — то собирались на вспольныи загальныи нарады въ великой музеЪ, то совЪщалися въ отдЪльныхъ саляхъ сЪменища, исполняя труды свои въ 9 особныхъ выдЪлахъ или ученыхъ комисіяхъ. Много тутъ сказано и сдЪлано было на благо нашои Руси прекрасного и полезного, якъ о томъ подробно записано стоитъ въ дЪлЪ, напечатанномъ въ 1850 г. подъ заглавіемъ: "Историческій очеркъ основанія Галицко-русской Матицы" ученого Якова Ф. Головацкого.

Изъ того же историчного дЪла о первомъ СоборЪ ученыхъ членовъ “Русскои Матицы” мы достовЪрно довЪдуемся, що также нашъ о. Антонiй Добрянскій отъ начала до самого конця участвовалъ въ томъ знаменитомъ собраніи русиновъ; що онъ дЪйствовалъ тутъ въ четырехъ найважнЪйшихъ ученыхъ выдЪлахъ, именно въ выдЪлахъ: исторіи, училищъ, языка и словесности русскои; наконецъ що на послЪдномъ загальномъ засЪданіи Собора д. 26 октоврія, коли рЪшено устроити постоянныи ВыдЪлы Матицы изъ 2 до 3 членовъ состоящіи, выбрано только его и львовского крылошанина Антонія Петрушевича членами постоянного ВыдЪла историчного, — то значитъ, що побочь найученнЪйшого историка рyccкoгo, якимъ и до нынЪ слыве Антоній Петрушевичъ, признано заровно ученымъ историкомъ Руси нашого скромного пароха изъ Валявы. Самымъ отже такимъ выборомъ въ члены историчного выдЪла воздана была Соборомъ ученыхъ русиновъ тогда заслуженная найбольшая честь нашому Антонію Добрянскому, яка ему по-правдЪ належалася.

A що еще узнали мы o o. Добрянскомъ изъ помянутого "Исторического очерка основанія Русскои Матицы", то записуемъ тутъ съ найбольшимъ удовольствіемъ въ настоящомъ дЪльци нашомъ, именно же записуемъ такое ото изъ дЪйствій Собора русскихъ ученыхъ справозданіе:

Нашъ парохъ изъ Валявы, который що-ино лЪтомъ 1848 г. власнымъ накладомъ напечаталъ въ Перемышли свои простолюдныи ”ПoвЪcти изъ письма святого, старого и нового ЗавЪта“, въ двохъ частяхъ, Ъдучи подъ осень тогожь року на Соборъ ученыхъ русскихъ до Львова, уважалъ отповЪднымъ подарити Соборови якій-нибудь плодъ ума своего, полезный для просвЪщенія народа. Для той цЪли онъ привезъ съ собою сюда въ рукописи и передалъ МатицЪ "Букварь русскій для школъ въ Галиціи", составленный нимъ въ ВалявЪ власне того-же самого достопамятного лЪта. Такъ отже и сталося, що изъ числа якихъ 150 ученыхъ русскихъ, явившихся на СоборЪ съ важньшъ словомъ порады и объученія, oдинъ нашъ парохъ изъ Валявы предсталъ тутъ передъ собраніе не лишь со словомъ, но вразъ же и съ животворнымъ дЪломъ. A що дЪло сіе на ону пору было по истинЪ хорошое, потребамъ народа для первой науки въ русскомъ и славянскомъ языцЪ соотвЪтное и таки необходимое, доказуе то обстоятельство, що Соборъ ученыхъ прежде всего ”Букварь“ Антонія Добрянского за найлучшій изъ всЪхъ въ передъ изданныхъ призналъ и що той же "Букварь русскій" былъ пepвoю книжкою, яку ”Русская Матица“ въ самомъ началЪ своего дЪйствованья въ 10.000 примЪрникахъ напечатала.

И еще одной признательности за свои науковыи заслуги удостоился нашъ о. Антоній на томъ-же зъЪздЪ ученыхъ, o чемъ такожь записано въ помянутомъ "Очерку Матицы". Ото бо ВыдЪлъ того Собора для литературы старо-славянской призналъ ”Гpaмaтику языкa цepкoвнoго“, напечатанную Антоніемъ Добрянскимъ въ польскомъ языцЪ еще 1837 г., надъ всЪ таковыи книги найлучшою постановилъ упросити сочинителя, щобы онъ граматику сію теперь на-ново издалъ въ русскомъ переводЪ, на що нашъ о. Антоній сейчасъ охотно согласился; — a другій ВыдЪлъ Собора, именно ВыдЪлъ для справъ школьныхъ одобрилъ "ПoвЪcти библійныи" А. Добрянского, свЪжо тогда въ Перемышли изданныи, и рЪшилъ единодушно: тіи же повЪсти, яко дуже поучительны и легки для юношества понятныи, завести въ употребленіе по всЪхъ русско-народныхъ школахъ Галичины. То значитъ: всЪ книжныи дЪла, якіи до того часу сочинилъ былъ честный парохъ изъ Вадяви, признаны были на собраніи столь многихъ ученихъ русскихъ добрыми и достойными акъ найбольшого на Руси роспространенія!

Повинуючись рЪшенію двохъ ВыдЪловъ и цЪлого Собора "Русскои Матицы" о. Антоній выготовилъ вторичное a больше численное изданіе своихъ ”ПовЪстей“ библійныхъ *) [*) О тыхъ „ПовЪстяхъ" примЪчае самъ о. Антоній въ своемъ жизнеописаніи слЪдующое: „Сочиненіе сіе написано совсЪмъ популярно, пo той причинЪ росходилось скоро межи сельскимъ народомъ, a потомъ, по препоручіенію высокого министерства просвЪщенія, самымъ авторомъ перероблено и умножено для школьного употребленія, a напечатано въ ВЪдни 1860 г." — Такимъ дЪломъ его повЪсти библійныи въ теченію 12 лЪтъ дождались трикратного изданія, що для русскихъ книгъ въ ГаличинЪ и до нынЪ рЪдкимъ бывало событіемъ.] въ 1850 г., a русское изданіе "Граматики церковного языка" въ 1851 г.

Повернувши изъ того достославного Собора ученыхъ изъ Львова назадъ въ свояси, о. Антоній сталъ тутъ еще съ тымъ большимъ усердіемъ дЪйствовати во благо народа такъ посредЪ своей паствы въ селЪ ВалявЪ, якъ и во владычой столицЪ въ Перемышли, где такожь въ оно лЪто возрожденія Руси все кипЪло житьемъ, полнымъ русского духа. И съ радостнымъ признаніемъ записуемъ o томъ-же году жизни о. Антонія Добрянского: що онъ, одинъ изъ первЪйшихъ патріотовъ русскихъ, участвовалъ въ каждомъ объявЪ того больше возбужденного житья Перемышльскои Руси съ найщиршою охотою, посвящая для такои прекраснои цЪли свой прилЪжный трудъ, дарованія своего ума, честное имя и заслуги своеи личности.

Тожь не диво, що въ скоромъ времени также новый епископъ перемышльскій, Гpигopiй Яхимовичъ, якъ лишь обнялъ въ мЪсяцЪ мартЪ 1849 г. правленіе діецезіи, сдЪлалъ о. Антонія такимъ-же своимъ любимцемъ, якимъ былъ онъ y покойного епископа СнЪгурского. Не дивно, що таки того же самого лЪта по предложенію епископа Григорія цЪсарь Францъ Іосифъ I. высочайшимъ рЪшеніемъ изъ д. 30 октоврія надЪлилъ нашого валявского пароха середною золотою медалію цивильною, которое то монаршое отличіе надавалося тодько за истинно знаменитыи для добра краю заслуги.

Особливо же высоко почиталъ владыка Григорiй нашого о. Антонія яко иcпытoвaтeля епархіального изъ пастырского богословія, a то такъ изъ взгляда на его великiй даръ объученія и выкладу, якъ и увзглядняя трудныи и неразъ прикрыи обстоятельсва, съ якими оное званіе испытователя было тогда соединено. ИзвЪстно бо, що о Добрянскій принялъ былъ сіе званіе на себе еще в 1847 г. едино подъ тымъ условiемъ, щобы дозволено ому было испытовати конкурсовыхъ священниковъ исключно въ языцЪ русскомъ. Ему то и легко и пріятно было исполняти се его условiе также теперь за епископа Яхимовича цЪлымъ сердцемъ русчинЪ спріяющого; однако не такъ выгоднымъ приходилося оное условіе для гдеякихъ старшихъ конкурсовыхъ священниковъ которыи, хотя изъ 1848 г. всЪ уже полюбили свою родную Русь, но яко воспитанныи въ школахъ лишь на языцЪ нЪмецкомъ и латинскомъ, по русски ледви свое имя подписати знали.

Тожь по сему поводу росповЪдалъ намъ одинъ изъ бывшихъ тогда на конкурсЪ священниковъ слЪдующое приключеніе: "Пригадую собЪ, що коли о. Антоній Добрянскій подиктовалъ вопросы по русски и затребовалъ, щобы конкурсовыи священники русскою скорописію свой испытъ писали , то многіи вЪкомъ старшіи, не знаючи по русски писати, стали недовольны и противились тому; а коли о. Антоній неуклонно при своемъ обставалъ; они писали друковаными русскими буквами, якіи зналъ уже каждьій изъ нихъ изъ книгъ церковныхъ.Одинъ же старикъ, надруковавши цЪлу сторону листа, сильно тЪмъ трудомъ утомленный, воскликнулъ: "Уже не могу больше, бо ажь голова трЪщитъ!" — ЗатЪмъ о. Антоній принужденъ былъ тутъ неразъ стариковъ и скорописную азбуку учити, и часами гдеякое прикрое слово за свой трудъ отъ нихъ учути.— Былъ же изъ пастырского богословія кромЪ письменного такожь испытъ устный. На томъ устномъ испытЪ о. Добрянскiй изъяснялъ святыи обряды церкви нашои такъ прекрасно, врозумительно и съ такимъ перенятіемъ самого себе любовію къ нашому обряду, що всЪхъ сердця плЪнялъ и одушевлялъ та и возбуждалъ въ нихъ ровную любовь къ тому тогда отъ поляковъ такъ пониженному обряду".

О томъ же часЪ нашъ о. Антоній началъ съ большою прилЪжностію сочиняти еще одно важное аля Руси дЪло, надъ которымъ уже даже до скончанія своего житья не переставалъ трудитися. Была то именно его "Исторія *) [*) По звыклой скромности своей онъ назвалъ сіе дЪло: "Историческое извЪстіе", хотя есть то властиво самая настоящая „Исторiя епископства и епископовъ перемышльскихъ ".] о епископствЪ перемышльскомъ и его епископахъ", которую по-истинЪ и онъ самъ уважалъ найбольшимъ и найважнЪйшимъ своимъ дЪломъ.

Мыслъ до списованья тои исторіи повзялъ онъ еще на якихъ 10 лЪтъ передъ тымъ въ консисторской и епископской библіотецЪ, где — бываючи часто изъ Валявы въ Перемышли — иногда цЪлыми днями просижовалъ, и тутъ зветшЪлыи письма и грамоты давныхъ владыкъ русскихъ съ любопытствомъ розсмотривалъ. Яко знатокъ въ дЪлахъ исторіи своего отечества, заправленный до изслЪдованій историчныхъ еще за лЪть юношескихъ въ ВЪдни подъ руководствомъ славного батька Копитара, онъ сейчасъ увЪрился тутъ въ помянутой библіотецЪ въ Перемышли, що въ оныхъ старинныхъ письмахъ и грамотахъ заключаются самыи важныи документы, самыи многоцЪнныи матеріалы для исторіи не только епископовъ, но и всего народа Перемышльскои, Самборскои и Холмскои Руси *). [*) Такъ передъ нимъ старшій историкъ нашъ Денисъ 3убpицкiй, розсмотрюючи ветхіи письма и акты львовскои магистратскои и Ставропигійскои библіотеки, списалъ подъ скромнымъ титуломъ "Kpoники мЪста Львова" властиво Иcтopiю народа Гaлицкои Pyси , пpeимущественно изъ временъ польского владЪнія.] Тожь и принялся онъ за списованье сеи исторіи, составляя каждого року якуюсь еи часть; — однакожь чимъ больше онъ ту розглядался и вчитывался въ громадныхъ актахъ и рукописяхъ консисторскои и владычои библіотеки, тымъ доводнЪйше видЪлъ съ каждымъ днемъ, що трудъ то для списанья полной такой Исторіи надто великій и превосходящій лЪта и силы одного смертного человЪка, що для того трудъ таковый одному ему до конця довести годЪ буде! И якъ предвидЪлъ, такъ оно и сталося: бо недокончена та Исторія его о епископствЪ перемышльскомъ почіе и до-нынЪ въ рукописи та яко недокончена печатно до-нынЪ не выдана. Однакожь труда сего примЪтныи слЪды начали являтися посредствомъ печати уже отъ 1852г., коли перемышльскіи русины взялись издавати славный изъ того времени мЪсяцословъ подъ назвою "Перемышлянинъ". До каждого рочника того же мЪсяцослова давалъ нашъ о. Антоній гдеякіи творы своего ума, именно также нЪкоторыи уже готовыи уступы своеи помянутои "Исторіи епископовъ перемышльскихъ". Такъ на пр. уступъ одинъ подъ заглавіемъ: "ВЪдомость историческа о мЪстЪ Перемышли" помЪстилъ онъ въ "ПеремышлянинЪ" за 1852 г,, а дальшіи дЪлы подъ титуломъ "Короткая вЪдомость о епископахъ русскихъ въ Перемышли" печатались въ слЪдующихъ рочникахъ ”Перемышлянина“ изъ 1853, 1854, 1857 и 1858 г.

По-при томъ головномъ ученомъ занятіи своемъ надъ вышесказанною Исторіею о. Антоній Добрянскій потрудился въ 1854 г. еще надъ сочиненіемъ однои дуже полезнои для русско-народныхъ школъ книжки, а то по препорученью выcокoгo царского правительства. На возванье бо впр. крылошанина Григорія Шашкевича, бывшого тогда совЪтникомъ-правителемъ въ министерствЪ просвЪщенія въ ВЪдни, написалъ онъ книжку подъ заглавіемъ ”Русска перва языко-учебная Читанка для второго отряда школъ народныхъ“, котора высокимъ министерствомъ просвЪты была удобрена и въ 1855 г. въ ВЪдни для употребленія въ школахъ нашого краю въ многихъ тысячахъ примЪрниковъ напечатана. За сочиненіе тои школьнои Читанки о. Антоній одержалъ звычайную на таковыи дЪла вызначену нагороду по 25 зр. отъ каждого печатного аркуша, т. е. всего около 400 зр., — нагороду за цЪлорочный ученый трудъ довольно скромную.

Въ 1856 г. о. Антоній дождался новои высокои почести — можно сказати — найвысшои, якои сельскій священникъ за свои заслуги y духовнои власти достигнути успЪе. Записуемъ то событіе дословно ведля власноручнои его записки біографичнои, повЪдающои коротенько слЪдующое: "На предложеніе преосвященного епископа Григорія Яхимовича въ 1856 г. былъ я поставленъ почетнымъ крылошаниномъ перемышльского епископского Собора св. Іоанна Крестителя и въ томъ самомъ году опредЪленъ дЪйствительнымъ совЪтникомъ Суда епархіального въ дЪлахъ супружескихъ".

Тутъ сновь маленько словъ въ оной записцЪ, — но кто розважитъ, що о. Антонiй былъ тогда мужъ ледви 46-лЪтній и що крылошанское достоинство сельскимъ священникамъ надавалося дуже изъ-рЪдка и правЪ за столько-же лЪтъ отличнои дЪйствительнои службы, тотъ буде увЪренъ, що сія наданная тогда Валявскому пароху почесть крылошанина мала по-истинЪ изрядное и надзвычайное значеніе и що могла она быти удЪлена лишь одному, въ заслуги всякого рода найбогатшому Aнтoнiю Дoбpянcкoму.

A що тіи заслуги о. Антонія были по правдЪ великіи, що его вся дЪятельность тогда была загального признанія достойна, o томъ наведемъ тутъ оповЪсть одного изъ молодшихъ членовъ нашого духовенства, нынЪ катихита гимназіи въ Дрогобычи, о. АлексЪя Торонского, который отъ 1851 до 1857 г. яко ученикъ гимназіи пребывалъ въ Перемышли, a яко другъ и соученикъ найстаршого сына о. Добрянского неразъ въ то время бывалъ въ домЪ его въ ВалявЪ. Онъ почтенный о. Торонскій написалъ "Посмертную вспоминку o Антоніи Добрянскомъ", котора напечатана была въ газетЪ ”СіонЪ“ въ 1878г., и изъ которои мы тутъ слЪдующiи уступы наводимъ:

„О. Антоній Добрянскій занималъ виднЪйшое становище въ епархіи; однакожь не въ титулахъ ни въ почестяхъ заключаеся его похвала, понеже достоинства и титулы уважалъ онъ за обовязки, которыи разъ принявши, належитъ ихъ совЪстно исполняти. Онъ то, хотя дЪйстно достойнымъ былъ таковыхъ почестей, не только не убЪгался за ними, но навЪть отъ нихъ оттягался, и лишь столько пріймалъ на себе, o сколько мЪрковалъ, що силы eгo, co звыклою ему прилЪжностію и ревностію, подужаютъ полученнымъ съ тыми обовязкамъ. Однакожь въ одномъ николи онъ не уставалъ даже до самои смерти, a то въ душпастырствЪ. Тожь хотя о. Добрянскій розличныи носилъ почетныи титулы, но больше надъ тіи любовался онъ въ своемъ душпастырствЪ, такъ що навЪть въ своихъ письмахъ, опускаючи прочіи титулы, найчастЪйше подписовался только: "Антоній Добрянскій, парохъ изъ Валявы". ЗатЪмъ священникомъ-парохомъ былъ онъ въ полномъ значенью того слова; церковь и парохія — то было головное поле его дЪланья. Только-же не для доходовъ дЪйствовалъ онъ въ церкви и въ парохіи, бо—якъ за житья его въ загалЪ думано, що въ ВалявЪ великіи доходы изъ парохіи и що Добрянскій великій посЪдае маетокъ, показалося по его смерти, що доходы тамъ надъ сподЪванье скудныи, a o. Добрянскій помимо подвойнои добавки до особы (въ сумЪ 200 зр.), яку отъ давна побиралъ, помимо примЪрного газдовства и где-якого заробку изъ праць литературныхъ, ніякого маетку не оставилъ. Но Добрянскій николи не нарЪкалъ да доходы, Церковь въ ВалявЪ за его старанностію была богата во всЪ снаряды и потребности, чисто и въ найлучшомъ порядку удержана. — Богослуженіе отправдялъ Добрянскій точно, примЪрно, и съ правдивою побожностію. Ніякои недЪли не опустилъ проповЪди, подобножь пополудни вечерни и катихизаціи. ПроповЪди его были не дорывковыи, но всЪ обдуманы и хорошо выроблены; a лучшіи изъ нихъ потомъ были напечатаны и межи священствомъ суть дуже люблеными. И такъ строго уважалъ онъ на порядокъ въ службахъ церковныхъ, що ніякiи справы домашни, ни гостЪ, ни гостины не перешкодили ему въ точномъ отправлянью всего богослуженія передъ полуднемъ и пополудни. Бывало неразъ зъЪдутъ до него гостЪ, Добрянскій оставляе ихъ, и o призначенномъ часЪ иде на вечерню и катихизацію до церкви. — A катихизаціи Добрянского были славны! Якъ добрый учитель въ школЪ посля певного пляну свой предметъ преподае и дальше поступае, такъ поступалъ также Добрянскій. При томъ старался онъ подробнымъ испытованьемъ переконатися, чи ученики его присвоили собЪ выложенный предметъ, и каждого разу записовалъ собЪ успЪхи поодинокихъ въ катихизисЪ. A посЪдалъ онъ той даръ также и старшихъ заняти своимий науками, побуждая не-разъ тыхъ-же отповЪдати на вопросы, которыи дЪти ихъ не умЪли розвязати. - ОповЪдали священники-очевидцЪ, що коли владыка Яхимовичъ, бывши еще администраторомъ перемышльскои епархіи (въ конци 1847 г.), держалъ каноничный осмотръ въ ВалявЪ, съ великою увагою прислуховался катихизаціи Добрянского, которую той же роспочалъ вопросомъ: ”Якъ зачинаете свои щоденныи молитвы?“ и отъ словъ: ”Во имя Отца и Сына и Святаго Духа“ начавши, умно, послЪдовательно и въ связи перепровадилъ катихизацію. Преосвященный Григорій подивлялъ точныи и ясныи отвЪты мододежи, и ни однимъ словомъ не вмЪшался до катихизаціи, хотя где-инде звыкъ былъ навЪть самъ катихизовати".

По тому же предмету, що-до душнастырскои дЪятельности о. Антонія, росповЪдае намъ о. Юстинъ Желеховскій въ одномъ письмЪ своемъ слЪдующое: ”До своихъ щонедЪльныхъ и щосвяточныхъ катихизацій о. Добрянскій послЪ 1848 г,, когда возбудилася народность и надана была свобода, прибавилъ еще читанье мірскихъ книгъ, которое отбывалося по оконченной катихизаціи въ сельской школЪ, где прихожане его для тои цЪли численно собиралися. ПозднЪйше собралъ онъ библіотеку парохіальну изъ розличныхть новопечатанныхъ книгъ русскихъ, изъ которои то библіотеки селяне, знающіи читати книжки и часописи до читанья собЪ выпожичали".

Занимательно оповЪдае о. АлекЪй Торонскій о тогдашной жизни о. Антонія дальше еще слЪдующое: ”Добрянскій, яко деканъ перемышльскій, былъ тымъ рЪдкимъ человЪкомъ, который въ однаковой мЪрЪ умЪлъ и свою повагу и популярность удержати. Тожь былъ онъ въ деканатЪ и почитанный и любленный. На соборчикахъ деканальныхъ и въ своемъ урядованью былъ онъ предстоятелемъ, а по-за тую сферу былъ ровнымъ каждому, навЪть наймолодшому священнику. Онъ въ домЪ своемъ гостилъ и радо прiймалъ священниковъ сосЪднихъ и подальшихъ, бывалъ съ родиною въ близкомъ и дальшомъ сосЪдствЪ, жилъ въ неложной пріязни со всЪми, и чи то на праздникахъ, чи на весЪльяхъ и другихъ гостинахъ нелицемЪрно уникалъ всякихъ отличій и первыхъ мЪстць при столЪ. Добрянского можно было видЪти ту гдесь въ кутику занятого въ сердечной розмовЪ со священниками. А хотя онъ въ молодомъ еще вЪку зосталъ крылошаниномъ и былъ епархіальнымъ испытователемъ при конкурсовыхъ испытахъ, мимо того его то такъ само не вбило въ гордость, якъ и чинъ деканскiй. — Яко парохъ въ селЪ владычомъ, въ которомъ епископы СнЪгурскій и Яхимовичъ лЪтомъ звыкли были пребывати, онъ неразъ бывалъ втягненый до тЪснЪйшихъ съ владыками относинъ. Тутъ и случалося часто, що онъ своимъ заступничествомъ помогалъ много братiи священниковъ, близкимъ и далекимъ, знакомымъ и незнакомымъ, якіи лишь со справою до владыки до Валявы прiЪздили и - очевидно — на самъ-передъ въ домЪ дружолюбного для всЪхъ пароха Валявского розгощалися та его могущимъ предстательствомъ y владыкъ неразъ съ успЪхомъ пользовалися".

A якій ладъ и складъ былъ въ домашномъ и родинномъ житью о. Антонія, o томъ записалъ тотъ же очевидецъ АлексЪй Торонскій коротко, но наглядно ось-тое: "Скоро только вступилося за ворота въ его обойстье, сейчасъ познати было, що тутъ жіе добрый господарь, бо чистота и порядокъ на подворью и въ будынкахъ на первомъ вступЪ ударяли въ очи. Хотя въ ВалявЪ нЪтъ лЪса, хотя Добрянскiй и не хотЪлъ наприкрятися своему колятору-владьцЪ o будынки, но мимо того помешканье, господарскіи будынки, огороженье, сады и огороды находилися въ найлучшомъ порядку; a особливожь овочевый садъ, который онъ самъ розмножилъ, скуповалъ бо молодыи щепы и садилъ кажду деревину власноручно. — Родина его была не велика: жена дуже честна и добра особа изъ обще-поважаннои родины Желеховскихъ, и три сыны, которымъ старанное воспитанье далъ отецъ, впоюючи въ нихъ засады религійности, моральности и любви къ народу русскому. Пріятно было прожити колька часовъ середъ тои родины, которую соединялъ союзъ сердечнЪйшои любви, одушевляла святая вЪра и огрЪвала любовь и привязанность къ св. церкви и русскому народу, которою правила мудрость и повага розумного и любящого отца".

Первымъ воспитаніемъ всЪхъ трехъ сыновъ своихъ занимался о. Антоній самъ дома, обучая каждого отъ сконченья 6 лЪтъ жизни читати, числити и писати. Доказъ и свЪдоцтво тои послЪднои науки, т. е. науки писанья, сохраняютъ они на всегда въ своихъ рукахъ, понеже почеркъ ихъ письма такъ правЪ однакій съ письмомъ ихъ отца Антонія, що даже зоркое око не легко достереже тутъ примЪтнои рожницЪ.

Въ 1857 г. нашъ о. Добрянскiй призванъ былъ епископомъ Яхимовичемъ Ъхати съ нимъ на торжество посвященія новои церкви въ Pyccкомъ CeлЪ колo Дубзцка, щобы тамъ-же онъ сказалъ соотвЪтную обстоятельствамъ русскую проповЪдь. A были-жь тiи обстоятельства въ Русскомъ СелЪ по-истинЪ примЪчательны и вотъ такіи:

ДЪдичка того же села баронова Вайзенвольфъ была еще въ часъ такъ званои "польскои рабаціи" въ 1846 г. доокрестными мазурскими селянами въ дворЪ своемъ нападена; но честныи подданыи еи изъ Русскогo Села, прогнавши мазуровъ, спасли еи жизнь и цЪлый дворъ отъ погибели. На запросъ дЪдички; яку селяне-спасителЪ еи требуютъ за то нагороду, отповЪли тіи же яко правыи русины: "Маемъ малу старенькую церковь и належимъ до сосЪдной парохіи въ Дубецку; збудуй намъ нову, большую церковь и установи особного пароха :въ селЪ нашомъ!" Вдячная баронова выполнила сіе Богу угодное желаніе своихъ селянъ: збудовала имъ нову просторнЪйшую церковь и сложивши соотвЪтный капиталъ на учрежденіе особнои парохіи въ Русскомъ СелЪ, выеднала теперь на тое уже и позволенье y епископа Яхимовича, который цЪле оное событіе съ искренною милостію принялъ до своего сердця. Тожь коли въ 1857 г. нова церковь въ Русскомъ СелЪ была вполнЪ устроена, поЪхалъ онъ самъ лично на еи посвященіе и взялъ съ собою на то славное торжество заровно славного своего проповЪдника, о. Антонія Добрянского, который и выконалъ свою должность къ полному удовольствію такъ своего владыки яко и дЪдички и всего люду, въ новой Русско-сельской церкви численно собранного.

О томъ же часЪ нашъ о. Антоній, яко отличный проповЪдникъ часто чуючи ласкавыи ободренія со стороны владыки Яхимовича, списовалъ прилЪжно свои многіи лучшіи проповЪди, якіи бывало говорилъ къ народу будь въ ВалявЪ, будь въ Перемышли, будь и въ другихъ церквахъ діецезіи. Тыхъ проповЪдей собралось y него три поважныи книжки, которыи напечатаны были въ Перемышли въ 1860 и 1861 г. подъ заглавіемъ "Нayки цepкoвныи на всЪ недЪли и праздники цЪлого року для жителей сельскихъ".

A щобы згадати тутъ про велику проповЪдническую славу о. Добрянского, якую онъ и до нынЪ въ Руси нашой мае, досыть буде того, если скажемъ: що майже нЪтъ такои библіотеки во всЪхъ деканатахъ четырехъ русскихъ епархій Галичины и Угорскои Руси, где бы тiи "Науки церковныи" пароха изъ Валявы не находилися и за найлучшіи изъ подобныхъ изданій не уважалися. Кто бо тіи Науки, коротко, ясно, простолюдно выложенныи, разъ перечиталъ, увЪрился основно: що проповЪдати слово Боже сельскому люду не возможно лучше, якъ проповЪдалъ нашъ славный о. Антоній Добрянскій.

Въ лЪтахъ отъ 1858 до осени 1860 г. o. Антоній, удостоенный уже отъ давна особеннымъ довЪріемъ своихъ владыкъ, малъ случайность близше розглянути и познати тое мало кому извЪстное дЪло : якъ производится нoминaцiя и поставленье нашихъ галицко-русскихъ архіереевъ. Сталося бо тогда, що д. 2 (14) сЪчня 1858 г. умеръ въ УневЪ старенькій примасъ-митрополитъ Галицкои Руси, кардиналъ Михаилъ Левицкій, — и очевидно наслЪдникомъ eгo такъ посля лЪтъ жизни, заслугъ, якъ и за-для великихъ дарованій ума и сердця, не могъ быти никто другій, только перемышльскій епископъ Григорій Яхимовичъ, носящій владычую митру уже цЪлыхъ 18 лЪтъ. Ба таки еще отъ памятного 1848 г. вся Русь Галицка уважала любимого владыку Яхимовича своимъ первЪйшимъ начальникомъ духовнымъ, a уже-жь по упокоеніи кардинала Михаила она Русь на весь голосъ нарекла русско-народного Батька Яхимовича настоящимъ своимъ митрополитомъ. И справа та взглядомъ поставленья нового нашого митрополита была бы тогда переведена весьма скоро и легко, если бы тутъ рЪшали были воля и голосъ Галицкои Руси. Однакожь, отъ коли поляки стали нами, яко унiатами, опЪковатися, то уже и якъ согласная воля и якъ вопіющiй голосъ нашои Руси, ба и хоть яка смиренная просьба o наданье намъ владыкъ по нашому сердцю, не только мало маютъ значенья, но еще напротивъ часомъ еще большій вредъ и долголЪтній клопотъ на насъ наводятъ! — Такое случилося y насъ и вь ону пору по смерти митрополита Левицкого, коли до того явился еще другій убЪгатель o митрополію, 19 лЪтами молодшій Спиридонъ Литвинoвичъ, що-ино отъ 10 мЪсяцевъ епископомъ-помочникомъ или суфраганомъ именованный. По-неже бо владыкъ уніатскихъ поставляютъ намъ самы латиняне и понеже оба убЪгатели наши о митрополію были добрыи русины, то за дЪйствіемь особливо латино-польскихъ интригъ, престолъ митрополичій во ЛьвовЪ оставалъ близко 3 лЪта опорожненый, и черезъ цЪлый той часъ списовалися пространно латинскіи доносы и роспросы — ажь наконецъ перемогла воля нашого монарха, и на дни 13 ноемврія 1860 г. введенъ былъ на митрополичій престолъ нареченный изъ-давна Русію Батько нашъ Григорій Яхимовичъ.

За оныхъ отже 3 лЪтъ борьбы латинянъ противъ галицко-русскои митрополіи владыка Григорій Яхимовичъ, яко епископъ перемышльскій, пребывалъ найчастЪйше въ селЪ своемъ ВалявЪ, a почтенный парохъ Валявы, бывши тогда найблизшимъ его повЪренникомъ, часто читалъ и переписовалъ въ то время клеветныи письма латинянъ и щиродушныи отвЪты на нихъ епископа Яхимовича, та и съ великою болестію своего русского сердця узналъ онъ и переконался: яка тo бЪдна нaшa Pycь пo пoводy лaтинcко-пoльскои опЪки надъ нею!

Въ первыхъ дняхъ мЪсяця листопада 1860 г. происходило въ Перемышли торжественное пpaщaньe епископа Яхимовича съ духовенствомъ и народомъ его дотеперЪшнои діецезіи, и при той способности отъ имени перемышлянъ и перемышльского деканата сказалъ до него одну изъ найбольше трогательныхъ бесЪдъ пращальныхъ нашъ о. Антоній Добрянскій, который тогда и самъ прослезился; и привелъ до слезъ всЪхъ собравшихся y владыки русиновъ, — якъ то и природно было и соотвЪтно тому радостно-печальному пращанію дЪтей съ Батькомъ, найвысшои славы Отца Отечества достигнувшимъ.

A до якои степени и самъ владыка Яхимовичъ тронутъ былъ пращальнымъ словомъ о. Антонія, въ якъ достойный способъ постановилъ онъ еще разъ съ своимъ любимцемъ въ ВалявЪ попращатися, доказомъ служитъ слЪдующая згадка достовЪрного очевидця о. Юстина Желеховского, записана для насъ вотъ сими словами: "Великую честь о. Антонію Добрянскому проуказалъ владыка Григорій Яхимовичъ въ часъ своего пращанья съ перемышльскою діецезіею. Коли бо онъ, яко митрополитъ Галицкій, малъ отъЪздити изъ Перемышля до Львова, то щобы отличительно съ о. Антоніемъ попращатися, пріодЪлся въ фiолеты и надЪвши на себе крестъ архіерейскій и наданный монархомъ крестъ командорскій ордена св. Леопольда, въ парадной каретЪ, чворкою запряженной, поЪхалъ до Валявы и сдЪлалъ тамъ своему пароху столь почестну гостину пращальную, желая такимъ достоинскимъ способомъ необыкновенно великіи заслуги того же, положенныи для блага церкви и народности русскои, нагородити."

Въ память того счастливого событія: що таки разъ для нашои Галицкои Руси поставленъ былъ митрополитъ по сердцю народа, ученыи русины, собравшися изъ; цЪлого краю въ числЪ 52 людей, напечатали во ЛьвовЪ книгу подъ названіемъ ”3оря Галицкая яко Альбумъ ва 1860 г.", и поднесли тую же въ дарЪ на привЪтъ новому митрополиту Яхимовичу. Въ числЪ сихъ ученыхъ русиновъ былъ также нашъ о. Антоній Добрянскій, который въ помянутомъ АльбумЪ помЪстилъ свои "историчныи записки o мЪстЪ СамборЪ", вынятыи изъ найважнЪйшого его рукописного дЪла - изъ "Исторіи o епископахъ Перемышльскихъ".

За возшествіемъ на митрололичій престолъ такъ славного русина, якимъ былъ Григорій Яxимовичъ, настала для Галицкои Руси счастливая пора большого розвою народнои жизни. Уже отъ сЪчня 1861 г. стала выходити во ЛьвовЪ подъ покровомъ нового митрополита и при сотрудіи многихъ русскихъ патріотовъ, a также и о. Антонія Добрянского, поважнЪйша политичная газета ”Слово“, котора и содержаніемъ и объемомъ далеко перестигла двЪ другіи дотеперЪшніи газеты того рода, якими были отъ 1848 до 1856 г. львовская ”3оря Галицка“, a отъ 1849 г. ”ВЪстникъ“, сперва во ЛьвовЪ, потомъ еще 20 лЪтъ во ВЪдни издавамый.

Другій объявъ сильнЪйшого розвитія русско-народнои жизни послЪдовалъ сейчасъ въ два мЪсяцы по явленію "Слова", a то при случаю выбора пословъ до первогo кpaeвого coймa въ ГаличинЪ. Случилось бо тогда сіе надзвычайно счастливое, изъ тои поры уже и до-нынЪ не повторившоеся событіе, що при томъ выборЪ соймовыхъ пословъ д. 3 цвЪтня 1861 г. наши русины, ободренныи письмами и повагою митрополита Яхимовича, выбрали всЪхъ 47 пословъ, якіи ведля царскои уставы выборовои были для нихъ возможны, самыхъ своихъ русиновъ, a то имЪнно 17 селянъ, a 30 духовныхъ и образованныхъ мірянъ. A хотя въ загальномъ числЪ 150 пословъ краевого сойма львовского тіи 47 русиновъ уже и тогда становили такую меньшость, що былъ одинъ русинъ противъ двохъ поляковъ и они 47 при голосованью супротивъ 103 польскихъ голосовъ николи не могли устояти и свои внесенья пересадити; но всежь таки самое число ихъ было такъ значительное и поважное, a русское слово ихъ такъ часто и такъ громко гомонЪло въ соймовой салЪ, що паны поляки помимоволъно то тревожились, то приходили въ удивленіе.

Въ числЪ тыхъ 47 русскихъ пословъ былъ также нашъ o. Aнтoнiй Добрянскій, выбраный за судовыи повЪты: Радымно, Ярославъ и СЪняву. Онъ тутъ по колька разы забиралъ голосъ въ соймовомъ собранiи, стараясь роздраженныи отъ долгихъ вЪковъ умы двохъ братнихъ славянскихъ племенъ, якими суть собЪ русины a поляки, усмирити, поеднати и до пожаданной згоды разъ привести. Особливо же подъ часъ сесіи соймовои въ 1862 г., коли то паны поляки, стараясь запровадити въ цЪлой ГаличинЪ одинъ урядовый языкъ польскій, начали доводити русскимъ посламъ, що Русь наша за Польщи, по заведенью политичнои и рЪлигійнои ”уніи“, мала "блаженное житье, якобы въ небЪ", — въ тo время о. Антоній Добрянскій, яко свЪдущій въ дЪлахъ исторіи, выбраный былъ своими товарщами, русскими послами, генеральнымъ бесЪдникомъ, т. е. бесЪдникомъ, обовязаннымъ говорити въ соймЪ за всЪхъ и отъ имени всЪхъ русскихъ пословъ, которыи противъ "блаженства небеснои жизни русиновъ подъ Польщею" рЪшились якъ найупорнЪйше запротестовати. И яко генеральный бесЪдникъ о. Антоній высказалъ той "вЪчный протестъ Руси противъ владычества Польщи" съ найбольшою своего званія повагою, а вразъ и съ братне-славянскою любовію. Онъ то въ своей бесЪдЪ доказовалъ полякамъ вЪрными свЪдоцтвами таки изъ ихъ исторіи, що все давное владЪніе ихъ шляхты, всЪ ”уніи“ политичныи и церковныи, якіи колись Польща нашой Руси навязовала и накидала, были великою для Руси кривдою, были грЪхомъ Польщи до неба вопіющимъ, за который и послЪдовала тяжкая кара небесъ — розборъ Польщи. И тую же бесЪду, терпкую исторічными згадками для поляковъ, о. Антоній, яко добрый братъ славянинъ, заключилъ щиросерднымъ до нихъ упомненіемъ: щобы они теперь, коли изъ милости австрійского монарха достали переважную большость надъ русинами въ соймЪ того краю, где большость народа есть русская, постарались сію ласку монаршу на добро для себе и для братіи русиновъ ужити, затЪмъ, щобы заключили разъ съ русинами не фалшивую ”унію“, но "щирую згоду на засадахъ христіанскои любви и людскои справедливости".

Однакожь всЪ тіи добросердечныи — a такъ скажемъ — любовныи промовы нашого Добрянского въ соймЪ и по-за соймомъ до пословъ поляковъ были — якъ той горохъ o стЪну верженный — безъ найменъшого дЪйствія. Такъ бо уже страшно затвердЪли были польскіи сердця въ своемъ предрозсудочномъ мнЪнію що-до Руси, що поляки навЪть слухати не хотЪли слова русского, голоса святои русскои правды, но прерывали, заглушовали тотъ голосъ русскій своею перевагою, своею большостію, якую — правду сказавши — одержали не числомъ своимъ или надзвычайною заслугою, a едино изъ особеннои политичнои милости найяснЪйшого монарха.

ЗатЪмъ хотя первая сесія львовского сойма, въ которой посломъ былъ также нашъ о. Антоній Добрянскій, продолжалася цЪлыхъ шесть лЪтъ, и хотя въ той сесіи Русь наша найлучшими силами въ полномъ своемъ числЪ по закону была заступлена; но не вынесли мы изъ того сойма, установленного съ переважною большостію польскою, найменьшого пожитку, та еще за дальшихъ сесій сеймовыхъ, коли выборы пословъ все горьше и чимъ-разъ горьше для насъ производятся, тая же польская большость заперечае намъ навЪть основныи, конституційнымъ монархомъ наданныи законы!..

Третій сильнЪйшій объявъ русско-народнои жизни въ 1861 г. заключался въ поднесенiи такъ званного церковно-обрядового вопроса, которымъ такъ митрополитъ Яхимовичъ якъ и всЪ лучшiи патріоты русскіи дуже живо тогда были занялися. Ходило бо тутъ що до того вопроса o слЪдующое важное обстоятельство: Русь наша — якъ извЪстно — принявши передъ якихъ 180 лЪтами религійную уйію съ Римомъ, застерегла собЪ по вЪчныи часы сохраненіе своего святого греко-славянского обряда съ стародавнымъ календаремъ и ведля стародавныхъ церковныхъ уставовъ; a всЪ же папы римскіи, якіи лишь были отъ начала нашои религійнои уніи, всЪ безъ-изъятно присягали передъ Господомъ Богомъ: що тотъ же святый обрядъ нашъ сохранятъ для насъ всецЪло и не дозволятъ оный никому измЪняти ни нарушити. На такое же условіе поприсягали собЪ взаимно въ 1860 г. папа Пiй IX и новый митрополитъ нашъ киръ Григорій Яхимовичъ. — Но межи-тЪмъ уже въ теченіи 1861 г., коли духъ русскій y насъ съ чимъ-разъ большою силою сталъ розвиватися, выступили русскіи патріоты и знатоки обрядовои справы, якъ оо. Иванъ Наумовичъ, Маркилъ Попель, Антоній Добрянскій и другіи, съ громкимъ заявленіемъ и съ достовЪрными доказами въ ”СловЪ“: що найважнЪйшое условіе уніи для Руси не додержано, понеже обрядъ нашъ греко-восточный отъ часу воведенія уніи такъ що-до внЪшнихъ формъ, якъ и що-до духового смысла сильно есть нарушеный, и затЪмъ конечно долженъ быти теперь по первобытному уставу своему oчищеный. — Справа сія обрядова якъ найбольше тронула и заняла митрополита Яхимовича, который въ цЪли розрЪшенія такъ важного для уніи вопроса составилъ былъ таки еще въ 1861 г. подъ своимъ предсЪдательствомъ особну обрядовую комисію*) [*) Членами тои комисіи были самыи мужи спЪціальнои въ ономъ предметЪ науки, якъ именно: крылошанинъ Михaилъ Maлинoвcкiй, катихитъ гимназіальный Mapкилъ Попель (нынЪ епископъ діецезіи Каменецъ-Подольской за кордономъ), професоръ греческого языка Филипъ Дьячанъ и отличный славянскій языкословъ дръ философiи Михаилъ Осадца.], препоручивши той же ко-мисіи дЪло сіе належито розсмотрЪти и соотвЪтныи внесенія для очищенья нашого обряда отъ латинизаціи подЪлати. Исполненію роботъ тои же комисіи много содЪйствовалъ также нашъ о. Антоній Добрянскій, особливо въ теченіи 1862 г., коли онъ яко посолъ соймовый черезъ долшое время во ЛьвовЪ пребывалъ и вопросъ обрядовый въ газетЪ ”СловЪ“ прилЪжно и основно пояснялъ.

Но такъ роботы помянутои обрядовои комисіи, якъ и другіи добрыи дЪла и намЪренія, що ино начатыи и задуманныи митрополитомъ Яхимовичемъ для блага Галицкои Руси, прекратились въ самомъ зародЪ и запропастилися на долго — не дай Боже — на всегда! Уже бо д. 29 цвЪтня 1863 г. зайшло во ЛьвовЪ событіе, которое потрясло, глубоко засмутило сердця всЪхъ русиновъ въ ГаличинЪ: того же бо дня досвЪта во владычой палатЪ y св. Юра упокоился внезапною смертію митрополитъ Яxимoвичъ, единый человЪкъ, который самымъ свЪтлымъ блескомъ своего имени, своего праведного характера, самою повагою своеи учености, политичного такту и найвысшого въ краю значенія стоялъ нЪяко самъ за всю нашу Русь, былъ нЪяко цЪлою тою Русію въ одной своей особЪ! — Дня 4 мая похоронили его на Городецкомъ кладбищи во ЛьвовЪ при собранью якихъ 500 священниковъ обохъ епархій и съ 10.000 душъ народа всЪхъ сословiй. На его похоронЪ былъ и его искренній любимецъ, парохъ изъ Валявы, который може больше надъ всЪхъ иныхъ понималъ и чувствовалъ: кого мы на дни томъ въ родну землю схоронили, кого безповоротно попращали и утратили!

И сумно стало изъ тои поры на Руси нашой — a тo тымъ сумнЪйше, що пo cмepти одного великого Правителя всЪхъ народныхъ дЪлъ нашихъ занялися дальшимъ плеканіемъ такъ прекрасно розвивающоися русскои народнои жизни двa мyжи, которыи oбa въ-купЪ далеко не достигли были заступити намъ того Одного. Были то именно епископъ-суфраганъ Спиридонъ Литвиновичъ и совЪтникъ апеляційного суда Юлiянъ Лавpoвcкiй, которыи, хотя оба ревныи русскіи патріоты, но первый яко пристрастный честолюбецъ и старающійся дЪйствовати для Руси не то правотою характера, a радше хитрыми штуками, другій же, яко надъ мЪру довЪряющій полякамъ и склонный до згоды съ ними, будьто "власть имущими", подъ всякимъ условіемъ, повели дальше русско-народне дЪло такою дорогою, що отъ того больще корысти ишло для поляковъ, якъ для нихъ самыхъ и для русиновъ*). [*) НайважнЪйшое дЪло обохъ тыхъ тогдашнихъ проводировь Галицкои Руси было въ 1867 г. основанъе русского pycтикaльногo Банкa, имЪвшого первобытно на цЪли спасати нашихъ cелянъ отъ панcкои ласки и жидовскои лихвы: но еще за своего житья директорами того селяцского Банка они поставили польского пaнa барона Ромашкана и eвpeя Фрида, которыи по вскорЪ наступившой смерти обохъ pyсиновъ - основателей того же Банка (1869—1871) перетворили оный въ Банкъ—польско-eврейскiй, якимъ той же и до нынЪ съ найбольшою корыстiю для помянутыхъ двохъ директоровъ существуе.— Наши русины, щобы спасти себе отъ тои благодати Литвиновича и Лавровского, принуждены были въ 1875 г., yтворити новый русскій Банкъ подъ именемъ „Общое Poльничo-кредитное 3aведенie", который уже нынЪ въ розличіе отъ ,,пoльcкoгo Банка рустикального" въ народЪ называется „рольничимъ Банкомъ pyccкимъ".]

ЗатЪмъ — похоронивши во ЛьвовЪ своего найбольшого благодЪтеля, признанного всЪми Отцемъ Галицкои Руси, a знаючи обохъ вышепомянутыхъ новыхъ предводителей нашихъ изъ близка особисто, о. Антоній Добрянскій съ тяжко опечаленнымъ сердцемъ повернулъ до Валявы, намЪряя уже отъ теперь дЪятельность свою обмежити въ тЪснЪйшомъ кругу дома посредЪ милои Перемышльскои Руси. — A въ Перемышльской Руси былъ тогда отъ 1860 г. епископомъ Фoмa Полянскій, добрый русинъ и человЪкъ отличный заслугами и науками, но теперь, яко 67-лЪтній старецъ, всегда недугующій и безсильный.

Тое отже обстоятельство и - якъ о. Антоній самъ повЪдае въ своемъ власноручномъ жизнеописаніи - "що яко посолъ соймовый долженъ былъ часто и на долшое время изъ дому удалятися, было поводомъ, що въ 1863 г. чинъ перемышльского декана и надзирателя школъ народныхъ того же деканата, a потомъ и испытователя епархіального изъ себе зложилъ".

Складаючи деканскій чинъ, онъ — якъ пише АлексЪй Торонскій: "пращался сердечно со священниками содеканальными, умоляючи усердно o прощенiе, если кому въ чемъ не угодилъ, и щобы его сновь яко рядового середъ себе пріяли. A былъ онъ тогда уже почетнымъ крылошаниномъ. — И говорили священннки деканата сего, що безъ слезъ не могли того пращанiя читати.— Подяковавши же за деканство, Добрянскій часто являлся на соборчикахъ деканальныхъ, особливо коли важнЪйшіи справы приходили, и тогда онъ всЪмъ священникамъ яко отецъ давалъ раду и наставленія, которыхъ всЪ и съ деканомъ разомъ съ умиленьемъ слухали".

Зложивши кромЪ того изъ себе въ ону пору должность консисторского референта въ справахъ школьныхъ и епархiального испытователя, которыи то должности частыхъ поЪздокъ до Перемышля вымагали, о. Антоній сталъ теперь снова съ тымъ большимъ прилЪжаніемъ заниматися дЪлами сельского душпастыря, якимъ онъ надо все исключно быти желалъ и якимъ по истинЪ былъ въ найлучшомъ того слова смыслЪ. "Но при рожнородныхъ занятіяхъ сельского душпастырства — якъ самъ онъ o собЪ повЪдае — не переставалъ я трудитися и cлoвecнocтiю, a плодомъ тыхъ трудовъ были сочиненія, которыи рядомъ лЪтъ печатно издавалися".

Такъ въ 1865 г. выйшло въ Перемышли новое большое его сочиненіе подъ заглавіемъ "Житье знаменитыхъ въ роцЪ Святыхъ Угодниковъ Божихъ въ употребленіе такъ іереямъ якъ и мірянамъ, списалъ Антоній Добрянскій, душпастырь изъ Валявы". Сочиненіе то, списанное добросовЪстно на основЪ найлучшихъ источниковъ, сталось вскорЪ потребною подручною книгою для многихъ священниковъ, a отличаясь до того занимательнымъ и легко-понятнымъ выкладомъ, оно достойное было якъ найбольшого розширенья также межи нащимъ мЪщанствомъ и сельскимъ народомъ, Но, къ сожалЪнію, примЪтити подобае o той такъ полезной для народа книжцЪ, що изданіемъ еи занялися были польскіи книгарЪ братья ЕленЪ, которыи, закупивши рукопись y автора за мЪрную цЪну, поставили за то по напечатанью на каждый екземплярь такъ несорозмЪрно высокую цЪну (3 зр.), що сія книжка межи мірянами мало розходилася и таки донынЪ еще не много розходится *) [*) Братья ЕленЪ въ Перемышли еще въ 1860 и 1861 г. выдали своимъ накладомъ также „Hayки церковныи для жителей сельскихъ" А. Добрянского и поставивши за три томы тыхъ же Наукъ цЪну 6 зр. 20 кр. , сдЪлали ихъ для сельского народа, для которого они авторомъ были властиво призначены, также мало доступными. Но принаймнЪй тіи Науки розойшлися численно межи духовенствомъ.] —То обстоятельство сильно опечалило доброго нашого о. Антонія, тымъ больше, що власне дЪла свои религійного содержанія сочинялъ онъ простолюднымъ слогомъ съ призначеньемъ особливо для селянъ; a хотя неразъ старался онъ выеднати пониженіе цЪны на свои "Науки церковныи" и на "Житье Святыхъ", но ничого ту не успЪлъ уже и до самои смерти.

Въ 1868 г. выготовилъ онъ еще одно популярное сочиненіе меньшого вправдЪ объема, но за то содержаніемъ якъ найбольше пожиточное и потребное для народа. Было то дЪльце подъ заглавіемъ ”Объясненіе Службы Божои для жителей сельскихъ“, которое онъ въ дЪли изданія прислалъ менЪ, пишущому сіе очертаніе его жизни, и которое я вскорЪ напечаталъ во ЛьвовЪ своимъ накладомъ. Русь не только Галицка, Угорска, но и Закордонская въ ХолмЪ съ вдячностію приняла тую многополезную книжечку, признавая потребу еи поспЪшнымъ закупномъ численныхъ екземплярей (около 2.000), такъ, що второе выданье сего дЪльця уже отъ колькохъ лЪтъ оказуется пожаданнымъ.

Коли тое ”Объясненіе Службы Божои“, печаталось, никто изъ насъ тогда еще не предвидЪлъ, не предчувствовалъ, що мала то быти послЪдня отдЪльно изданная книжка, нЪяко послЪдній въ цЪлости зготовленный даръ русскому народу отъ одного изъ найлучшихъ патріотовъ Руси, отъ Антонія Добрянского. Хотя бо Добрянскій отъ тои поры жилъ еще въ ВалявЪ около 9 лЪтъ и до конця жизни богато писалъ до русскихъ газетъ и съ великою пильностію трудился надъ сочинЪніемъ своего найважнЪйшого дЪла, т. е. надъ "Истoріею епискoпства Перемышльского", однакожь за весь тотъ часъ уже онъ не печаталъ ничого отдЪльно, a помянутая Исторія его недокончена осталася по немъ лишь въ рукописи.

A ужежь то отъ 1866 г. находилъ нашъ о. Антоній, яко ревный русинъ, много важныхъ побудокъ до записованья своихъ мыслей и згадокъ o тыхъ не дуже радостныхъ событіяхъ, якіи рокъ за рокомъ нечаянно смЪняючись происходили въ нашой бЪдной Руси. Такъ бо случилося, на примЪръ, що:

1) Въ 1866 г. польская большость въ соймЪ львовскомъ ухвалила нову уставу o патронатЪ и презентаціи парохій католическихъ (т. е. латинскихъ и русско-уніатскихъ) въ нашомъ краю, ведля которои то уставы паны дЪдичи (по найбольшой части поляки) отъ давнЪйшого обовязку доставлянья всего матеріалу и роботъ при будовЪ церквей и парохіальныхъ будынковъ звольнены зостали и только до поношенья шестои части всЪхъ выдатковъ на подобныи будовлЪ обовязалися, и за то еще нЪяко въ нагороду за таковое полегченье скасовали давное право тepнa, т. e. право презентованья пароха изъ числа трехъ убЪгателей, якихъ епископская консисторія изъ числа вcЪxъ подавшихся за найдостойнЪйшихъ имъ предкладала, та забезпечили собЪ право выбиранья кого-будь изъ всЪхъ убЪгающихся o приходство кандидатовъ — то значитъ: обовязокъ патроната накинули въ пяти частяхъ на парохіанъ (такъ, що если на пр. будова церкви стоитъ 6000 зр., парохіане даютъ 5000, a дЪдичъ лишь 1000 зр.), a за то еще уневажнили право епископовъ и консисторій рЪшати o найлучшой здобности убЪгателей духовныхъ, присвоивши розрЪшеніе въ томъ взглядЪ собЪ самымъ.

2) Уже подъ осень 1867 г. въ Перемышли по-при недугующомъ епископЪ ФомЪ Полянскомъ назначенъ былъ изъ волЪ папы римского еще и другій епископъ-администраторъ перемышльскои діецезіи, архіерей Iocифъ Сембратовичъ, то значитъ : было ни съ того, ни съ ового двохъ yнiaтcкиxъ влaдыкъ въ одной Перемышльской епархіи, чого тутъ отъ часовъ, якъ настала унія, николи не бывало *). [*) Отъ 1610 до 1691 г. бывали въ Перемышли по два русскіи епископы, одинъ поставленный отъ Царьгорода (православный), другій отъ Рима (уніатскій); но два отъ Рима поставленныи уніатскіи епископы были власнЪ только отъ 1867 до осени 1869 г.]

3) Въ 1868 г. наступила емиграція или такъ званый переходъ многихъ священниковъ изъ Галицкои Руси за кордонъ до Холма, ба навЪтъ епископомъ Холмскимъ сталъ найзнатнЪйшій крылошанинъ львовскои капитулы, славный па-тріотъ Михаилъ Куземскій; то значитъ: не добре дЪялося въ нашой Галицкой Руси, если уже и священники еи выселялися оттуда, щобы где-индЪ долЪ собЪ глядати.

4) Въ 1869 г. дня 4 юнія упокоился во ЛьвовЪ митрополитъ Спиридонъ Литвиновичъ, a дня 1 русск. листопада въ Перемышли епископъ Фoмa Пoлянcкiй, — затЪмъ по поводу замЪщенія двохъ наразъ владычихъ престоловъ русскихъ послЪдовали сновь роспросы и доносы латинянъ во ЛьвовЪ, ВЪдни и РимЪ, которыя пересправы закончилися для львовскои архіепархіи въ лЪтЪ 1870 г. поставленьемъ нового митрополита Іосифа Сембратовичa, a для перемышльскои діецезіи ажь въ осени 1872 г. черезъ именованье епископомъ перемышльскимъ львовского крылошанина Ioaннa Ступницкого.

ВсЪмъ тымъ событіямъ, повысше въ 4 точкахъ наведеннымъ, приглядался изъ-близка и уважно нашъ о. Антоній Добрянскій, и яко русинъ и мужъ въ дЪлахъ исторіи свЪдущій, смотрЪлъ онъ на тіи событія не холоднокровно, но съ тымъ большимъ чувствомъ сожалЪнія, понеже лучше отъ многихъ другихъ понималъ и видЪлъ: якъ творящаяся въ нашихъ очахъ исторія Галицкои Руси уже отъ смерти митрополита Яхимовича все иде на горьше, все не на корысть для русского народа! Дотычныи погляды и мнЪнія свои высказовалъ онъ въ многихъ дописяхъ пбдъ заглавіемъ "Отъ Перемышля", "Изъ Перемышльскои епархіи" и прч., которыи за помянутыхъ лЪтъ печаталися безъ наведенія имени автора въ политичной газетЪ ”СлoвЪ“, подъ моею редакціею во ЛьвовЪ тогда издаванной. Въ дописяхъ тыхъ о. Антоній держался такъ званои ”либеральнои опозиціи“, т. е. стоялъ по сторонЪ тыхъ вольномыслящихъ русиновъ, которыи колебающуся туманную политику тогдашнихъ проводировъ нашихъ, Спиридона Литвиновича и Юліяна Лавровского, не похваляли и всякому дЪйствованію, изъ якои-будь стороны походившому, a Руси вредливому, явно при каждой способности противилися. И правду скажу я отъ своего имени, яко бывшій тогда редакторъ ”Слова“: що о. Антоній въ своихъ дописяхъ, помимо рЪзко иногда выраженнои опозиціи, николи не нарушалъ личности нашихъ противниковъ, не оскорблялъ ничіеи особы, a только опровергалъ рЪшительно дЪла и мнЪнія, отъ якихъ очевидно выходила иди выходити могда яка-будь некорысть или неслава для народа Руси.

О. Антоній не переставалъ писати въ той способъ также и до инныхъ ново-появляющихся газетъ русскихъ ажь по конецъ своеи жизни.

СоотвЪтно тому прекрасному свойству писанья, Добрянскій имЪлъ также великій даръ бесЪдованья живымъ словомъ, якъ мы o томъ уже по колька разы згадовали въ семъ его жизнеописаніи, упоминаючи o немъ, яко o знакомитомъ проповЪднику духовномъ.

На томъ же мЪстци уважаемъ отповЪднымъ сказати еще где-що o нашомъ о. Антоніи, яко o бесЪднику, который отличался промовами при особливыхъ торжественныхъ случаяхъ. Для тои цЪли наводимъ тутъ нарочно изготовленную для насъ записку одного изъ добрыхъ друговъ его, который при таковыхъ случаяхъ всегда особисто слышалъ тіи промовы Антонія Добрянского. — Ото содержаніе онои записки:

"Достопамятны были также промовы о. Антонія Добрянского при розличныхъ случаяхъ публичного житья выголошенныи, которыхъ од-накже, къ сожалЪнію, не находимъ межи письмами по немъ позоставшими. Такую промову — до слезъ трогательную — держалъ онъ, якъ уже выше сказано, во время пращанія съ владыкою Гpигopieмъ Яхимовичемъ, коли той-же яко митрополитъ отправлялся во Львовъ; дальше при инсталяціи епископа Фoмы Пoлянcкoгo въ Перемышли,— въ часъ посЪщенія каноничного парохіи Валявы тогдашнимъ администраторомъ епископства перемышльского a теперЪшнимъ ми-трополитомъ Iocифoмъ Ceмбpaтoвичeмъ,— a наконецъ найбольше примЪчательну, бо послЪдню въ своемъ житью публичную промову держалъ при инсталяціи епископа Іоанна Cтyпницкoгo въ Перемышли д. 20 октоврія 1872 г. O той послЪдной промовЪ Добрянского уже для собывшихся тогда околичностей близше пригадати ту подобае. — ДЪялось то при обЪдЪ инсталяційномъ епископа Ступницкого. На томъ обЪдЪ кромЪ достойниковъ духовныхъ обохъ обрядовъ, цивильныхъ и войсковыхъ, яко же и магнатовъ и обывателей польскихъ, присутствовали также священники сельскіи, прибывшіи въ Перемышль для повитанья нового епископа. A понеже саля на первомъ поверсЪ въ старой палатЪ епископской была за малою, щобы всЪхъ гостей помЪстити, то подЪлено гостей на двЪ салЪ; и такъ въ салЪ на первомъ поверсЪ были помЪщены при столЪ самыи высшіи достойники такъ духовныи якъ и мірскіи, a въ салЪ на долинЪ мЪстился низшій клиръ епархіальный, сельскій и городскій. О. Антоній Добрянскій, намЪряющій промовою повитати нового епископа въ имени клира епархіального и высказати ему желанія и потребы всего клира, отрекся своего мЪстця межи достойниками въ первой салЪ и удался до второи на долинЪ, и тамъ занялъ мЪстце при столЪ. — Щобы черезъ тое роздЪленіе на двЪ салЪ не понижити клиръ епархіальный и оказати, що то дЪялось только по недостатку мЪстця въ первой салЪ, велЪлъ епископъ и во второй салЪ лишити для себе мЪстце при столЪ порожное, намЪряя на нЪкое время явитись и межи сельскимъ духовенствомъ при обЪдЪ. И такъ въ половинЪ обЪда появился епископъ во второй салЪ, и былъ возстаніемъ и громкимъ воскликомъ "Многая лЪта"! отъ сельскихъ свящЪнниковъ радушно повитаный. Якъ только епископъ свое мЪстце занялъ, поднесся крылошанинъ Антоній Добрянскій, a съ нимъ и весь клиръ и отозвался къ епископу хорошо выробленною и краснорЪчиво высказанною промовою, въ которой—o сколько собЪ пригадуемъ — привЪтствовалъ епископа яко Отца всего епархіального клира и выразилъ искреннюю радость, що осирочена епархія по бл. п. епископЪ ФомЪ получила въ немъ Отца и Пастыря, въ которомъ многіи покладае надЪи, a именно надЪется и умоляе: щобы онъ стался передъ престоломъ Его Величества цЪсаря и СвятЪйшого папы покровителемъ и заступникомъ бЪдного клира и народа русского, тяжко оклеветанного и со всЪхъ сторонъ поруганного и притЪсняемого; щобы онъ, будучи пріятнымъ лицемъ y короны и въ РимЪ, представилъ ложность тыхъ клеветъ, киненыхъ врагами на клиръ русскій, на тотъ клиръ, который оказовался всегда вЪрнымъ Его Величеству цЪсарю и утвердилъ цатріотизмъ свой для Австріи многими жертвами и посвященіемъ себе, и тo въ найтяжшихъ временахъ и испытаніяхъ онои державы, былъ и есть еще всегда подпорою трона Габсбурговъ, николи отъ вЪры своеи католическои не отступалъ, но всегда — хотя гоненый, кривженый и пониженный — твердо держался католичества и былъ послушнымъ Его Святости папЪ римскому; щобы епископъ, яко князь народа русского, защищалъ также права сего народа отъ притЪсненій, исконными врагами его причиняемыхъ, и прч. и прч. Въ такомъ смыслЪ промовлялъ о. Добрянскій. — Во время тои промовы очи всЪхъ обернены были на епископа, которого лице подъ часъ тои-же ставалося що-разъ серіознЪйшимъ. По уконченью промовы о. Добрянского отозвался епископъ Ступницкій голосомъ отъ внутренного волненія дрожащимъ и нЪяко недовольнымъ, и сталъ въ своей промовЪ утверждати правдивость подозрЪній, розсЪванныхъ врагами, a то хотя не просто, но все же такими выраженіями, изъ которыхъ выходило, що клиръ епархіи перемышльскои по болышой части несворный, нелояльный и къ шизмЪ приклонный, — a онъ, яко епископъ, при принятіи епископства складалъ присягу вЪрности Его Величеству монарху и eгo Святости папЪ Пію IX., тожь найменьшое явленіе нелояльности или шизмы буде строго и безвзглядно карати и на никого не уважати; для того онъ по номинаціи своей на епископа удался до своего брата (едино-матерного) священника епархіи перемышльскои и попращался съ нимъ, яко съ братомъ, бо онъ яко епископъ не долженъ уважати на сродство, но быти ддя всЪхъ ровно справедливымъ и строгимъ, хотя бы и для близкихъ сродниковъ своихъ. — По оконченію тои довольно долгои промовы епископа наступила въ цЪломъ собраніи гостей мертвая невыносимая тишина. Епископъ занялъ свое мЪстце и сталъ будьто Ъсти, но видно было по его лици, що и ему немилою приходила такая тишь, где при численномъ собраніи людей y гостинного стола правЪ муху лЪтающую можно бы учути. Такое непріятное молчаніе, не перерване даже найменьшимъ шепотомъ, продолжалося нЪсколько минутъ...

"ПослЪ данья колькохъ потравъ епископъ всталъ изъ своего мЪстця, щобы опять удатися до первои салЪ на первомъ поверсЪ. ВсЪ гостЪ поднеслися изъ своихъ мЪстцъ и холоднымъ почтеніемъ, ничого не сказавши, въ молчаніи попращали, своего нового епископа, и коли той-же опустилъ салю, завелися въ собранію голосныи толки o его промовЪ, которая всЪхъ безъизъятно поразила, засмутила, a навЪть оптимистовъ, всегда добре помышляющихъ, розчаровала. Одни бо изъ тыхъ священниковъ-гостей, по большой части старшіи вЪкомъ, мужи славныи не то по-звычайной, но по самой надмЪрной лояльности и вЪрности для австрійского монарха и для папы римского, мужи — якъ то кажутъ — ветераны въ лояльной службЪ, що были може больше цЪсарскими, якъ самъ цЪсарь больше панскими, якъ самъ папа, — тіи мужи-старики, тіи запеки-лоялисты не могли навЪть поняти: якъ тo значно молодшій въ таковой службЪ, новоименованый начальникъ ихъ *) [*) Епископъ Іоаннъ Ступницкій имЪлъ тогда 56 лЪтъ и былъ въ самой силЪ мужеского вЪку.], вмЪсто повзяти отъ нихъ совЪстно досвЪдченную практику o томъ, що называется лояльностію, принялся дати имъ строгую лекцію въ томъ искуствЪ, въ которомъ они были выслуженными наставниками. Другіи изъ собранныхъ гостей толковали: що епископъ Ступницкій, проживавшій долгое время во ЛьвовЪ больше въ польскихъ, якъ въ русскихъ домахъ, повзялъ свой предрозсудокъ противу русского клира отъ нашихъ противниковъ; еще инныи твердили: що будьто онъ малъ ”изъ-горы“, т. е. отъ высшои власти изъ Львова или же отъ найвысшихъ властей изъ ВЪдня и изъ Риму приказъ въ такій рЪзкій способъ промовляти до подчиненного собЪ духовенства перемышльскои епархіи, щобы нЪяко усмирити русского духа, нелюбого панамъ полякамъ. A якъ тамъ и негодовали майже всЪ на безвинную може въ своихъ мотивахъ и поводахъ промову епископа Ступницкого; якъ и вырекали они всЪ, що никто не годенъ укоряти ихъ въ недостатку любви и лояльности для династіи Габсбурговъ, поднесшой русскій клиръ просвЪщеніемъ и ровно-управившой его съ клиромъ латинскимъ: такъ снова всЪ единодушно согласилися на тую въ заключеніи громко высказанную мысль одного старика такими словами: "ПождЪте! онъ новый y насъ епископъ, a мы ту старыи люди; познаемся взаимно близше, — то онъ, маючи свой розумъ, хотя бы былъ отъ поляковъ, таки до насъ добрыхъ русиновъ, до своихъ пристане!" — A такъ оно въ-конецъ и сталося: Епископъ Ступницкій съ-перва будьто роздраженный русско-патріотичною промовою о. Антонія Добрянского, черезъ якійсь часъ былъ ему неприклонный и вЪрилъ навЪть поголоскамъ, що будьто гдеякіи доносы противу него до ВЪдня и до Рима походили именно отъ Антонія Добрянского. Но уже незадолго потомъ епископъ узналъ достовЪрно, що доносы противъ него ишли изъ цЪлкомъ иного источника, и затЪмъ увЪрился, що и о. Добрянскій, яко русинъ, былъ ему другомъ, желающимъ русскому своему владыцЪ всякого блага и найбольшои для имени его славы. Такъ само и що-до духовенства епархіи перемышльскои загаломъ мнЪніе епископа Іоанна Ступницкого въ теченіи времени значно измЪнилося, понеже онъ въ глубинЪ сердця своего чей пересвЪдчился: яко не все то правда, що ему гдеякіи паны o перемышльской Руси наговорили."

ПослЪ того довольно просторонного, но занимательного справозданья o инсталяційномъ событіи, въ которомъ и нашъ о. Антоній важное имЪлъ участіе, вертаемъ еще до описанья того немногого, що изъ послЪднихъ лЪтъ его жизни розсказати знаемъ. И такъ извЪщаемъ еще слЪдующое:

Въ 1876 г. о. Добрянскій прислалъ менЪ на мою письменную просьбу *) [*) Я составлялъ тогда дЪло подъ з. „Михаилъ Качковскій и современная галицко-рyccкая словесность", въ которомъ (именно въ II части, еще не изданной) желалъ помЪстити короткіи біографіи всЪхъ (по возможности) нашихъ знакомитшихъ писателей. Для той цЪли просилъ я устно и письменно многихъ изъ нихъ o присланье менЪ ихъ автобіографій, однакожь просьбу мою исполнили до сихъ поръ только два изъ числа многихъ моихъ друговъ-литератовъ, именно первый o. Aнтонiй Дoбpянскiй, a вскорЪ потомъ о. Іосифъ Лозинскій.] коротенькое свое “жизнеописаніе“, которое поодинокими уступами въ предлежащомъ ту дЪльци моемъ уже и есть цЪлое напечатано. При той способности написалъ онъ до мене ласкавое пиcьмо, которое, яко служащое до поясненія его тогдашнихъ занятій и его честного a скромного характера, таки въ цЪлости при конци сего дЪльца власно-ручнымъ его почеркомъ помЪщаю.

Письмо сіе, дышащое духомъ предсмертного пращанія, засмутило мене при отчитованью тымъ больше, що еще не такъ давно (въ осени 1875 г.) зъЪхавшися съ Антоніемъ Добрянскимъ на собраніи членовъ Народного Дома во ЛьвовЪ, я видЪлъ въ немъ человЪка въ довольной крЪпости силъ, съ живыми тЪлодвиженіями, съ густымъ чорнымъ волосьемъ на головЪ, a вовсе не того надъ гробомъ стоящого старця, якимъ онъ даже по лЪтамъ своимъ не былъ.

Но еще сильнЪйше поразило мене въ не-сполна 9 мЪсяцевъ потомъ одержанное изъ Перемышля слЪдующое письмо отъ д. 10 (22) червня 1877 г.: ”Сумную вЪсть подаю Вамъ: — Крылошанинъ Антоній Добрянскій упокоился въ ВалявЪ днесь пополудни. Вы имЪете его описаніе жизни отъ него самого составленное — може бы Вы были такъ добры пріЪхати на похоронъ въ понедЪлокъ рано д. 12 (24) с. м., и належало бы промовити где-що при гробЪ, яко o литератЪ русскомъ. Тожь може бы Вы нЪсколько словъ сказали, яко сотрудникъ на поли литератскомъ. При томъ завЪдомЪтъ тамошнихъ русскихъ патріотовъ o той великой стратЪ, якую понесла Галицкая Русь смертію сего Мужа. Може бы изъ тамтыхъ сторонъ кто выбрался на похоронъ. — ЦЪлую Васъ сердечно — Вашъ другъ Іустинъ Желеховскій.“

Къ сожалЪнію, я получилъ сіе печальное приглашеніе на похоронъ о. Антонія въ самъ день того же похорона, пребывая тогда на селЪ якихъ 18 миль отъ Валявы отдаленномъ; такъ и не могъ я исполнити священный долгъ, найблизшимъ сродникомъ семьи Добрянскихъ менЪ опредЪленный. Но сталося — о. Антонія Добрянского, честно и славно прожившого 67, a въ душпастырствЪ дЪйствовавшого 43 лЪтъ, похоронено помянутого дня въ гробЪ при сельской церкви въ ВалявЪ, — a намъ предостается ньнЪ для заключенія его біографіи записати тутъ еще где-що o послЪднихъ дняхъ достопамятнои его жизни. Наводимъ же тутъ сновь оповЪданья людей, съ покойнымъ поблизше жившихъ.

Такъ о. Іустинъ Желеховскій въ своихъ запискахъ o o. Антоніи розсказуе намъ o болЪзни и кончинЪ его слЪдующое: ”Великіи труды въ душпастырствЪ, особливо що-недЪльныи и що-святочныи богослуженія и катихизаціи, a при томъ въ будныи дни прилЪжныи занятія около сельского господарства при домЪ и въ поли были причииою, що онъ отъ долшого времени западалъ изърЪдка, потомъ частЪйше на грудную болЪзнь, неразъ тяжко ему долегавшую. ВправдЪ спасалъ онъ себе отъ неи розличными лЪками, но понеже не уставалъ въ працЪ, тіи лЪки не много помогали. A коли уже болЪзнь розвинулась на нЪсколько лЪтъ передъ смертію сильнЪйше, онъ якъ обыкновенно не залишалъ трудитися, ажь въ зимЪ 1877 г. уже такъ занемогъ, що потребовалъ помочи другихъ священниковъ, при чемъ таки еще и самъ — o сколько силы позволяли — трудился даже до великого поста въ томъ-же году. Коди же совершенно заболЪлъ, принялъ онъ собЪ о. Юліяна Шиха за сотрудника. БолЪзнь его изъ тои поры была дуже прикра, но онъ терпЪлъ съ упованіемъ на Бога, a чувствуючи себе уже тяжко ослабленнымъ, принялъ св. Тайны и ожидалъ съ спокойствіемъ праведного человЪка и доброго труженника своеи кончины въ БозЪ, котора наступила дня 10 русск. юнія 1877 г.“

АлексЪй же Торонскій записалъ по поводу кончины и похорона о. Антонія еще ось-тое: "Якъ примЪрное было его житье, такъ примЪрна была и его смерть. Чувствуючи близость кончины своей, онъ попращался съ родиною и близшими знакомыми, роспорядилъ своимъ похорономъ, выбралъ собЪ мЪстце на гробъ и принявши св. Тайны, отдалъ Богу духа своего. — УдЪлъ священства, которыхъ было до 50 и правЪ цЪла Капитула перемышльска, и удЪлъ народа въ похоронЪ былъ надзвычайно численный, — и самъ чулъ я отъ священниковъ, не бывшихъ на похоронахъ, якъ жаловали, що за поздно o тыхъ-же довЪдалися и не могли прибыти. Также и латинскіи священники въ Перемышли давалися чути, що были бы охотно пріЪхали, если бы были запрошены; но родина не мала смЪлости трудити тыхъ, съ которыми не вязали ю близшіи отношенія. СвЪдчитъ то o великомъ почитанью покойного въ широкихъ кругахъ. — Онъ достойный, щобы память его пребыла y насъ отъ рода въ родъ, и щобы тымъ путемъ и многіи пойшли, которымъ онъ ишолъ."

Упокоившійся о. Антоній Добрянскій женЪ-вдовЪ и тремъ сынамъ своимъ — кромЪ славного имени — не оставилъ ніякого грошевого маетку, a только найшлися межи его письмами двЪ многоцЪнныи рукописи, достойныи быти печатно изданными на пользу и во благо Галицкои Руси. Рукописи тіи суть:

1) По колька разы въ семъ жизнеописаніи увоминаемое ”Историческое извЪстіе o епископствЪ Перемышльскомъ и епископахъ его“ — дЪло недоконченное, a доведенное до смерти епископа Максимиліана Рылла (до 1794 г.), списанное съ найбольшимъ прилЪжаніемъ и на основаніи самыхъ вЪрныхъ документовъ историчныхъ, объемомъ въ 25—30 аркушовъ печатныхъ;

2) Рукописная книга записокъ изъ молодыхъ лЪтъ о. Антонія, содержащая кромЪ выписовъ изъ ученыхъ историчныхъ дЪлъ также отписи пропамятныхъ писемъ и урядовыхъ поданій Спиридона Литвиновича, Фомы Полянского и Іоанна СнЪгурского, яко и нЪкоторыи примЪчанія Антонія Добрянского до тыхъ-же, списована отъ 1831 до 1848 г., и особливо для помянутыхъ писемъ и поданій урядовыхъ, до селЪ нигде не печатаныхъ, публичного изданія достойная.

ОбЪ тіи рукописи хранятся до нынЪ въ рукахъ его любимого сына, краевого адвоката д-ра Ивана Дoбрянского, отъ которого ожидае Русь наша, що онъ по сыновнему обовязку по дЪлится съ нею тымъ великимъ духовнымъ наслЪдiемъ безсмертного своего Родителя!

Въ повысшихъ четырехъ уступахъ сего нашого дЪльца мы подали описаніе жизни и дЪятельности славного душпастыря Валявы, и здавалося бы природно: що съ извЪщеніемъ o eгo смерти уже все дЪло и скончено.

A однакожь — якъ коли видишь благородное дерево, добрый овощъ въ услажденіе людямъ приносившое, a на-разъ нечаянно заумершое; то хотя тяженько o немъ зажуришся, но всетаки еще розглядаешь, розсмотрюешь любовно: якіи были коренЪ того доброго дерева и якіи суть изъ него лЪторосли, що снова такій-же людямъ принесутъ добрый плодъ.

Вотъ въ томъ то и есть причина, для которои мы, розсказавши все по знанію нашому примЪчательное o покойномъ о. Антонію Добрянскомъ, желаемъ еще досказати где-що o eгo poдинЪ, именно o его предкахъ, сродннкахъ и потомкахъ.

Начиная отъ родныхъ родичей о. Антонія, розскажу коротко лише тое, що узналъ я отъ него-же самого при случаю близшихъ съ нимъ сношеній моихъ въ Перемышли.

Отецъ его Михаилъ Добрянскій былъ человЪкъ не такъ веселого настроенія чувствъ, якъ больше съ серіознымъ и смутнымъ на свЪтъ поглядомъ; но за то мати Марія изъ Федоровичевъ Добрянска усчастливляла родину милымъ пожитьемъ и примиряла своего мужа съ Божимъ свЪтомъ, который онъ иначе може былъ бы знелюбилъ и стался бы отлюднымъ. — Дальше o МихаилЪ Добрянскомъ знаемъ изъ епархіального шематизма, що онъ яко парохъ села Молошковичъ упокоился на 64 году жизни въ томъ-же селЪ д. 1 декемврія 1846 года.

Бpaтeй o. Антоній имЪлъ трехъ: Льва, Афанасія и Виктора, — сестеръ же двЪ: Наталію и Розалію. ВсЪ они молодшіи были отъ него вЪкомъ, и только двое изъ нихъ пережили его, своего найстаршого брата, и жіютъ да нынЪ именно: наймолодшій братъ Bиктopъ, высвященный безженнымъ уже по смерти отца своего Михаила въ 1849 г., нынЪ парохъ въ Смольнику Затварницкого деканата, a сестра Наталія, выданная за-мужъ въ 1834 г. за о. Григорія Typaшa, который яко душпастырь померъ 1862 г. въ селЪ БуновЪ, где нашъ Антоній Добрянскій былъ родился.

Отъ 1835 г., коли о. Антоній черезъ женитьбу сталъ членомъ знакомитои родины Желеховскихъ, отцемъ-головою цЪлого сродного ему семейства уважанъ былъ тогдашній деканъ-парохъ въ Вышатычахъ, o. Bacилій Жeлexoвcкiй. A былъ тотъ о. Василій мужъ загально y людей почитаный не только за-для честного характера и яко добрый другъ школьный епископа СнЪгурского, но также за великіи заслуги своего дЪйствованія отличенъ найвысшими достоинствами, якихъ сельскій душпастырь за жизни своей дослужитися може. Подъ тымъ отже послЪднимъ взглядомъ былъ онъ предшественникъ и нЪяко прототипъ или первобразъ зятю своему Антонію Добрянскому, который послЪ него тыхъ-же самыхъ найвысшихъ отличій, не убЪгаючись за таковыми, въ житью своемъ дослужился.

Яко o примЪчательномъ мужу своего времени написалъ o немъ самъ-же о. Антоній ”Пoсмepтное воспоминaніе“, которое въ 1858 г. напечатано было въ вЪденьскомъ ”СіонЪ“ (ч. 13), и изъ которого мы для нашой цЪли только въ скороченью слЪдующіи извЪстія наводимъ:

"Василій Желеховскій родился въ 1782 г. и высвященный на 25 роцЪ своеи жизни сталъ уже въ 1808 г. парохомъ въ селЪ Вышатычахъ коло Перемышля, где и дЪйствовалъ славно ажь до 1840 г. Первымъ его дЪломъ въ Вышатычахъ было пріукрашеніе мЪстцевои церкви и заведеніе народнои школы, "однои — якъ росповЪдае о. Добрянскій — изъ найпершихъ школъ народныхъ Перемышльскои епархіи, котору дЪти численно посЪщали и изъ которои въ теченіи часу выйшло колькохъ священниковъ. Для недостатку Букварей въ оныхъ часахъ, о. Василій Желеховскій списовалъ самъ власною рукою таблички съ азбукою и слогами и роздавалъ ихъ дЪтямъ, изъ которыхъ тіи же буквы познавати, складати и читати училися. Наука въ той школЪ съ такъ краснымъ поступовала успЪхомъ, що тогдашній епископъ Михаилъ Левицкій видЪлся споводованнымъ донести o томъ цЪсарю Францу I., который въ 1816 и 1818 г. о. Василію за тое похвальныи рЪшенія на руки реченного епископа переслати благоволилъ. О. Василій Желеховскій въ нагороду за свою дЪятельность именованъ былъ въ 1816 г. вице-деканомъ, въ два лЪта потомъ школъ народныхъ Перемышльского округа надзирателемъ, въ 1830 г. деканомъ Перемышльскимъ, a при томъ въ 1834 г. консисторскимъ референтомъ, въ 1837 г. проповЪдникомъ при церкви престольной въ Перемышли, также учителемъ нЪмецкого и церковного языка въ институтЪ дьяковъ и учителей школъ народныхъ, a еще и вице-ректоромъ того-же института, для которыхъ то такъ рожнородныхъ обовязковъ онъ що-тыждня долженъ былъ Ъздити изъ Вышатычъ до отдаленного на немаль двЪ милЪ Перемышля, a кромЪ того еще обовязанъ былъ неразъ (якъ то въ 1834, 1838 и 1839 г.) сопровождати епископа СнЪгурского на визитахъ его каноничныхъ по епархіи — и тое все дЪлалъ онъ не для якого личного зыску, но изъ любви для своего школьного друга епископа и въ цЪли служенія доброй русско-народной справЪ. Ажь по 32 лЪтахъ таковои честнои и полезнои для Вышатычъ и Перемышля службы сталъ онъ душпастыремъ въ большой парохіи Старомъ-МЪстЪ, a въ два лЪта потомъ почетнымъ крылошаниномъ, та яко такій онъ скончался тамъ же на 76 роцЪ жизни въ 1858 г."

Що такъ знакомитый заслугами и отличіями человЪкъ, якимъ былъ о. Василій Желеховскій, ставшій нашому о. Антонію отъ первыхъ лЪтъ его священническои дЪятельности отцемъ-головою его семейства, имЪлъ великое вліяніе на жизнь своего близкого сродника-зятя, o томъ ни найменьше не можно сомнЪватися. — Видимъ только изъ сего примЪра наглядно: що доброе потягало за добрымъ и въ томъ-же добромъ еще укрЪпилося, еще стало лучшимъ и на славу Бога и людей въ прекрасныи плоды обыльнЪйшимъ.

О. Василій Желеховскій оставилъ четырехъ сыновъ и двохъ зятей, всЪхъ самыхъ священниковъ, которыи еще за eгo жизни достигли само-стойного быту и соотвЪтныхъ заслугамъ своимъ почестей. Найстаршій сынъ Іосифъ и оба зятЪ, Антоній Добрянскій и Максимиліанъ Лyкaшeвичъ, были парохами въ одномъ и томъ-же деканатЪ Перемышльскомъ, именно первый въ Яксманичахъ, вторый въ ВалявЪ, третій въ Вышатичахъ; два середущіи сыны Михаилъ и Антоній переселились въ львовскую архіепархію, где первый сталъ парохомъ въ Орявчику, вторый въ Козёвой, скольского деканата, a наймолодшій сынъ Юстинъ Желеховскій есть отъ 1849 г. катихитомъ при гимназіи въ Перемышли, въ которомъ то званіи онъ отличенъ также другими почестями отъ духовнои власти и пользуючися популярностію въ цЪлой епархіи, на благо Руси и нынЪ дЪйствуе.

Старшая изъ двохъ дочерей о. Василія, Юліянна, была имеино женою нашого о. Антонія Добрянского, и o ней то — по моему лич-ному знакомству съ нею—записую лишь тіи короткіи a много значущіи слова, якіи самъ о. Антоній въ вышепомянутомъ ”Посмертномъ воспоминаніи“ записалъ o еи-же родной, еще въ 1834 г. упокоившойся матери: Была то жена, которая могла быти образцемъ всякои честноты для каждой женщины, котора, исполняючи вЪрно должности супруги, матери и господынЪ дому, искреннимъ наслаждалася почитаніемъ всЪхъ знаемыхъ"; — Она, вдова по о. Антоніи, жіе нынЪ въ домЪ наймолодшого сына своего Юліяна въ мЪстечку РымановЪ сяноцкого округа.

Познавши честныхъ предковъ и найблизшихъ сродниковъ о. Антонія Добрянского, згадаемъ еще где-що o eгo дЪтяхъ:

Оставилъ онъ въ живыхъ — трехъ сыновъ: Михаила, Ивана и Юліяна, o которыхь, знаючи ихъ отъ юношескихъ и дитинныхъ лЪтъ особисто, могъ бы я по достойности ихъ еще немало замЪчательного росповЪсти; однакожь я воздержуюсь отъ подобного труда, a згадаю o нихъ лишь коротенько, выражая при томъ сіе мое искренное желаніе, щобы каждый изъ нихъ дЪлами своеи жизни самъ доводно заявилъ o собЪ: якого онъ батька сынъ, изъ якого гнЪзда, изъ-подъ якого сердця онъ выросъ и выплекался!

Изъ-подъ опЪки и руководства такого отца — не диво, що всЪ три сыны — каждый точно въ своемъ часЪ - выйшли на людей. И такъ найстаршій сынъ Михаилъ, по оконченью богословія оженившися въ русскомъ домЪ Полянскихъ и посвященный въ Перемышли 1862 г., сталъ завЪдателемъ капеляніи въ Болестрашичахъ Перемышльского деканата, a въ 1868 г. переселился въ Холмскую епархію, где онъ нынЪ ректоромъ духовного сЪменища въ ХолмЪ.

Середущій сынъ Иванъ, докторъ правъ, сталъ отъ 1868 г. знаменитымъ краевымъ адвокатомъ во ЛьвовЪ, откуда слава ето умно-правничого и патріотичного дЪйствованія чЪмъ-разъ больше ширится и стается розголосною въ ГаличинЪ; наконецъ наймолодшій сынъ о. Антонія Юліянъ, есть ньнЪ адъюнктомъ повЪтового суда въ РымановЪ мЪстечку земли Сяноцкои.

A щобы дати въ заключеніи сего уступа хотя одинъ прмЪръ того: яка искрення любовь взaимнa владЪла въ poдинЪ о. Антонія Добрянского, записуемъ еще слЪдующое, всякои хвалы достойное событіе:

Коли въ 1857 г. мати Юліянна небезпечно занедужала была отъ рожи въ нозЪ и перемышльскіи лЪкари не ручили уже за еи вылЪченье, то сынъ Михаилъ въ часЪ вакацій нарочно отправился до гомеопатичнои школы доктора Альфреда Дюцена въ Ангальтъ-КетенЪ (въ НЪмеччинЪ), где и отбылъ цЪлый курсъ наукъ изъ гомеопатіи едино съ тою цЪлію: щобы тяжко болЪющую матерь власными силами и доглядомъ сыновнымъ исцЪляти. И Богъ сіе пожертвованье и благородный подвигъ сына поблагословилъ: на радость всЪхъ сыновъ жіе мати ихъ здорово и донынЪ.

О томъ-же МихаилЪ Добрянскомъ извЪщаемъ еще при случайности, що онъ, послЪдуючи примЪру своего отца въ литературныхъ занятіяхъ, коли былъ еще капеляномъ въ Болестрашичахъ подъ Перемышлемъ, написалъ коротку, но полную ”Исторію Галицкои Руси“, которую передалъ былъ для изданія нашой русской МатицЪ, но котора— съ сожалЪніемъ скажемъ — еще и до-нынЪ не есть напечатана.

Одинъ мудрецъ Франціи, говорячи разъ o характерахъ людей въ загалЪ, сказалъ тіи достопамятныи слова: "Слогъ — то есть самъ человЪкъ". И по-правдЪ то въ самомъ слозЪ нашомъ, т. е. въ способЪ нашого говоренья или писанья найвыдатнЪйше заявляется нашъ характеръ, наше цЪле внутренне существо, которое властиво надываемъ человЪкомъ. Розсмотрюючи ведля того правила характеръ нашого о. Антонія, мы прежде всего примЪчаемъ, що слогъ его бесЪды чи письма былъ то слогъ праведного человЪка, который по образцу евангельскои заповЪди всегда говоритъ и пише коротко "такъ" или "нЪтъ", и держачися самого лишь предмета, o якомъ есть бесЪда, не запускается въ широкіи толки или закруты, якіи до рЪчи не належатъ.

ПримЪры такого праведного способа бесЪды короткимъ, a рЪчь точно поясняющимъ слогомъ найде всякій читатель предлежащого нашого дЪльця въ тыхъ именно мЪстцяхъ, где слова о. Антонія вполнЪ и буквально суть наведены. Читатели наши затЪмъ самы розсудятъ: чи можно въ такъ немногихъ словахъ лучше и больше высказати мысли, якъ то умЪлъ высказовати Антоній Добрянскій.

Для показанья честноты и привЪтливости eгo характера наведу изъ власного пожитья моего съ нимъ на примЪръ хотя ось-тую згадку:

Подъ осень 1855 г. я прибылъ на мЪстце уступившого изъ учительскои посады о. Іосифа Левицкого преподавати русскій и польскій языкъ на гимназіи въ Перемышли, и очевидно, знаючи Антонія Добрянского только изъ славныхъ дЪлъ его на Руси, я усильно бажалъ сдЪлати съ нимъ и особистое знакомство. A хотя онъ за той часъ бывалъ часто y дЪтей своихъ въ Перемышли, и хотя мы оба бывали неразъ y o. Іустина Желеховского, но понеже онъ бывалъ ту лише за дня, a я вечеромъ, то случай до такового взаимно пожаданного познакомленья якось долго намъ не надавался; — ажь въ мЪсяци цвЪтни 1856 г. онъ самъ явился съ первымъ посЪщеніемъ въ моей скромной комнатЪ на Подзамчу, представляясь коротко тыми словами: ”Попъ русскій изъ Валявы — поздравляю друга Руси Богдана и прошу приняти мене своимъ другомъ!“ — Восхищенъ такимъ щиродушнымъ привЪтствіемъ и видомъ мужа, которого изъ-давна я усердно желалъ дознати, уже отъ тои первои встрЪчи заключилъ я съ нимъ искреннюю пріязнь, яка соединяе мене съ безсмертнымъ духомъ его и до нынЪ. Помню живо, що тогда-же въ теченіи розговора згадалъ я o его двохъ сынахъ, МихаилЪ и ИванЪ, моихъ ученикахъ изъ 8 и 6 гимназіальнои клясы, похваляя ихъ отличное поведеніе и прилЪжность въ наукахъ; на що онъ заявилъ менЪ съ природнымъ своимъ добросердіемъ: "Отже власне также въ справЪ тыхъ моихъ сыновъ прійшолъ я до васъ съ великою просьбою: они до того часу отличны были въ наукахъ, a щобы и на дальще такими же остали, прошу васъ, держЪтъ ихъ остро при испытахъ и клясификуйте безпощадно, щобы они знали, що наука приходится не легко и не зъ ласки учителя, но отъ власного тяженького труда. Ещежь тымъ больше прошу o тое васъ, Богдане, который учите ихъ русского языка и русскои словесности — предметовъ, для каждого русина конечно потребныхъ и необходимыхъ".

Еще пригадую собЪ изъ тои первои встрЪчи нашои, що говорили мы и o современной русской литературЪ, которои средоточіемъ былъ тогда вЪденьскій ”ВЪстникъ“ со своими маленькими газетками-прилогами ”Домовою Школкою“ и "Сборникомъ". Мы выражали собЪ взаимно наше утЪшеніе, що оба мы, не знаючись и не порозумЪваючись съ собою, писали до тыхъ-же газетокъ-прилогъ ”ВЪстника“ статейки съ подписомъ однои буквы ”Д“ (т. е. Добрянскій, ДЪдицкій), именно онъ поученія норовственныи и религійныи, a я статейки изъ наукъ словесныхъ и гдеякіи маленькіи пЪсеньки. Съ правдивымъ удивленіемъ зачулъ я тогда отъ моего нового друга, що онъ не только зналъ подробно содержаніе моихъ статеекъ, писаныхъ прозою, но умЪлъ навести навЪть гдеякіи изъ пЪсней моихъ, передъ колька лЪтами напечатанныхъ. Очевидно, я со стыдомъ стоялъ передъ нимъ, не бывши въ станЪ въ подобный способъ довести ему, що также плоды его ума на столько докладно менЪ извЪстны. По завязанью того милого знакомства я за моего двохлЪтного побыта въ Перемышли уже часто сходился съ о. Антоніемъ то y o. Желеховского, то въ околицЪ Перемышля въ товаришествахъ, a колька разы и въ его домЪ въ ВалявЪ, та въ оныхъ близшихъ дружескихъ сношеніяхъ познавалъ я чимъ-разъ больше его не только яко найлучшого мужа и отца родины, но вразъ-же яко человЪка на-скрозь честного, привЪтливого и при томъ надзвычайно скромного.

A що до тои скромности, которая чей и была найотличнЪйшимъ свойствомъ его характера, то скажу изъ власного досвЪда, що оная скромность о. Антонія являлась вовсе не якобы искусно прибранна или вынужденна, но яко самому доброму сердцю eгo природна. Она то и найбольше плЪняла всЪхъ на каждой съ нимъ встрЪчи. Якъ бо и великіи посЪдалъ онъ знанія, якъ и высокихъ достигнулъ почестей, но все же въ пожитью съ людьми всякого вЪка, всякого степени образованья и сословія, оказовался онъ майже меньше якъ другимъ ровный, и то не въ номинальномъ, a въ правдивомъ своеи скромности смыслЪ. И подъ тымъ взглядомъ записую я тутъ откровенно, що за жизни моеи зналъ я лично немало мужей высоко образованныхъ и ученыхъ, якъ на пр. Коляра, Миклосича, Паляцкого, Зубрицкого, Петрушевича, Головацкого, и що y всЪхъ нихъ примЪтилъ я одно и тое-же самое великое свойство истинно-просвЪщенного человЪка, свойство скромности; но ни въ одномъ изъ нихъ тая скромность характера не казалася менЪ такъ цЪлкомъ природною, до души прилягающою, якъ именно въ о. Антоніи Добрянскомъ. Одинъ онъ, Добрянскій, достойный подъ многими взглядами стояти на ровнЪ съ выше-помянутыми мужами славянскои науки и заслуженнои славы, былъ всегда и всюда той добродушный русско-сельскій попъ, которого изъ первого виду всякій встрЪчный человЪкъ уважалъ своимъ другомъ-батькомъ чи братомъ сердечнымъ.

Тое свойство природнои скромности объявлялось не только во внЪшномъ его виду и товаришескомъ обхоженью, но и во всЪхъ его письмахъ, якъ тому найблизшимъ доказомъ служитъ на примЪръ письмо eгo до мене, при конци ceгo дЪльца наведенное, въ которомъ о. Антоній по внушенію тои же скромности менЪ — o 17 лЪтъ молодшому отъ него товаришу-литерату - дае право и молитъ мене въ его ”автобіографiи все исправити, перемЪнити, укоротити или доложити, що по моему мнЪнію буде угодно“.

Що-до чувственного настроенія своего o. Антоній былъ меньше склонный до веселости, a бывалъ больше задумчивый и пріймалъ смутны и впечатлЪнія глубоко до сердця. Такъ на пр. кончину епископа СнЪгурского, якъ потомъ митрополита Яхимовича онъ принужденъ былъ отболЪти на ложи недуги. A послЪ 1863 г.— якъ то, добре помню - коли бывало я съ нимъ встрЪчался за eгo пріЪздомъ на русско-народныи собранія во ЛьвовЪ, въ теченіи розговора o дЪлахъ народности нашои дотычащихъ, неразъ чулъ я изъ устъ его жалостно добивающійся воскликъ: ”Гей, не ма Яхимовича, нашого Яхимовича!” —

ПослЪ такого восклика онъ въ дальшой бесЪдЪ сновь ободрялся и оживлялъ себе и друзей своихъ вЪрою и надЪями въ лучшую колись будучность Руси.

Унылость его мысли или смутокъ его сердця, дознанный изъ якого-будь поводу, уступали без-слЪдно въ той хвилЪ, коли приходилось ему проповЪдовати передъ народомъ. Тогда онъ цЪлый одушевлялся якобы духомъ съ выше, ставалъ тымъ смЪлымъ, громко-голосящимъ проповЪдникомъ, що святую правду и благое слово изъ небеси вЪститъ душамъ, скрЪпляя и ободряя ихъ на ходу отъ туземнои до безсмертнои жизни.

Онъ же и окончивши той ходъ жизненный съ честію и славою, наслаждается днесь безсмертіемъ —и память eгo y насъ отъ рода въ родъ!

Жолковь, въ маю 1881.