МЫ И ЧЕХИ

Вскоре после основания Чехословацкой Республики и воцарения в Праге Масарика, чешский писатель Ярослав Гилберт, ученик Масарика и близкий ему человек, опубликовал статью, которая появилась в нескольких чешских газетах в Праге под заглавием: "Мы и Русские".

В этой статье он сказал: "Русский народ - это низшая полутатарская раса, неспособная к высшей культуре. Все наши отношения к русским будут состоять только в том, что мы будем продавать им наши товары, если они будут за них хорошо платить, и покупать у них ихние товары, если они будут продавать нам дешево. Вот и все". Такого мнения о русских было большинство чехов, воспитанных Масариком и его учениками. Итак, они обращались с нашим русским народом в Карпатской Руси, как с низшей расой.

Это говорил немецкий дух в чехах. Немцы считали всех славян низшей расой, а чехи этому учились у них. И когда они стали на ноги, то они, считая себя равными немцам, начали Презирать всех других славян, которые не прониклись так немецкой культурой как они. Презирали они нас, русских, презирали поляков и южных славян.

Однако не все чехи были такими как Масарик и его воспитанники. Будучи профессором чешского университета в Праге, Масарик основал свою политическую партию чешских "реалистов". Его приверженцы были молодые интеллигенты, учителя гимназий, студенты. Когда Масарик начал свою философскую и политическую работу, большинство чехов были русофилы и славянофилы. Они надеялись на Россию и мечтали о свободе всех славян под водительством России. А Масарик проповедывал "реализм". Он стоял за Австрию, за соглашение с немцами. Пражский Град (бывший дворец чешских королей), который для чехов был символом независимой чешской державы, он называл "кучей камней". Он презирал Россию, не только официальную Россию,но и русский народ. В своем органе он постоянно нападал на Россию и поддерживал украинский сепаратизм. Накануне первой мировой войны, в марте месяце 1914 года, он опубликовал в Лейпциге на немецком языке книгу под названием "Russland und Europa", "Россия и Европа", направленную против России. Он осмеивал чешский национализм и все чешские национальные манифестации. Согласно его программе, Чехию следовало разделить между чехами и немцами, что впоследствии сделал Гитлер. Когда в 1912 году на Балканах началась победоносная война славян против Турции, и когда вследствие этого загорелась надежда на свободу также у австро-угорских славян, Масарик послал в Москву своего ученика Богдана Павлу для того, чтобы убедить тамошнюю чешскую колонию в том, что спасение чехов не в России, а в Австрии. А после Балканской войны он поехал в Белград и там старался уговорить Николу Пашича, главу сербского правительства, чтобы он договорился с Австрией. Это рассказал мне сам Никола Пашич, когда я после первой мировой войны был у него в Белграде. Пашич ненавидел и презирал Масарика, который в то время уже был президентом Чехословацкой Республики и назвал его при этом "свиньей". Он сказал дословно: "Я хотел бы дожить до того времени, когда воскреснет национальная Россия, чтобы сказать этой свинье, что я о нем думаю."

За все это австрийское правительство всячески поддерживало Масарика. Между прочим оно давало ему как профессору пражского университета особую ежемесячную "Gehaltzulage", доплату к нормальному жалованию.

Многие чешские студенты его ненавидели и даже доходило до того, что они оплевывали его, когда он появлялся в университете. Было время, когда Масарик приходил в университет только под руку со своей женой, чтобы спастись от презрительных плевков чешских студентов.

Он убивал в чехах национальный дух и в особенности стремление бороться против Австрии. Дух Масарика был дух пораженчества, дух противный национальному возрождению чешского народа и в особенности независимой чешской державы. За это его огромное большинство чешского народа ненавидело. Перед самой мировой войной в австрийском парламенте было 108 чехов, из коих партия Масарика, партия чешских реалистов, имела только двух членов: самого Масарика и еще одного чеха.

Когда настала в 1914 году война, Масарик, пользовавшийся полным доверием австрийского правительства, ездил несколько раз за границу: в Голландию, Швейцарию и Италию. Возвращаясь в Вену, он делал письменные доклады австрийскому правительству о том, что он видел и что ему говорили. Оригиналы этих докладов Масарик после войны, будучи президентом, откупил у австрийских чиновников в Вене за большие деньги и уничтожил их.

Во время своей третьей поездки за границу русские войска перешагнули Карпаты и дошли в Карпатской Руси в долине реки Тисы до города Сигота. Этот успех русской армии произвел огромное впечатление за границей и тогда и сам Масарик решил, что Австрия войну проиграла и что ему нечего туда возвращаться. И тогда он решил выступить против Австрии и стать от имени чешского народа на сторону союзников. Будучи весьма хитрым и беспринципным, Масарик перед своим отъездом из Праги вошел в контакт с некоторыми чешскими националистами, которых он уверил в том, что он будет руководиться только чешскими интересами. Вследствие этого, а также и потому что даже и его крайние враги среди чешских политических деятелей были рады, что такой постоянный и заядлый приверженец Австрии как Масарик высказался против Австрии, - все чешские политические деятели признали основанный Масариком заграницей освободительный комитет представителем чехословацкого народа. И когда вследствие русской революции и по другим причинам связанным с международным положением Масарик стал президентом новой Чехословацкой Республики, чешские политики, даже и те, которые его презирали и ненавидели, голосовали за него, ибо другого выхода, как им казалось, не было. Было необходимо показать "сворность" (единодушие) всего чешского народа по отношению к Масарику, который во время войны представлял чешский народ всюду за границей.

Когда после войны чешский революционный парламент избрал его президентом, члены этого парламента пришли на "град", бывший дворец чешских королей, чтобы его поздравить. Среди них был также и д-р А. Гайн, глава чешской "статоправной" (государственной-правовой) партии, который еще в австрийское время открыто боролся за государственные права чешского народа. Он был человеком малого роста, но сильный духом. Он подошел к Масарику и сказал ему вслух: "Вы когда-то говорили, что "град" не имеет никакого значения, что это только куча камней. А теперь вы в нем сидите". Но и д-р Гайн голосовал за него.

Таким образом Масарик, который перед войной был главой очень маленькой группы чешского народа и учение и работа которого шли против национальных интересов чехов, стал главой новой чешской державы. Большинство старых чешских патриотов, тех, которые возродили чешский народ и подготовили его к борьбе за свободу, тех, которые страдали в австрийских тюрьмах, продолжали презирать Масарика. Но они ничего против него не предпринимали, потому что им казалось, что еще не пришло время для того, чтобы сказать чешскому народу и всему миру о том, кто такой Масарик. Они откладывали борьбу со дня на день из года в год, пока не было уже слишком поздно. Наконец они пришли к заключению, что необходимо оставить Масарика в покое, ибо он уже стар и будет лучше для Республики, если он умрет без скандала. Глава чешского правительства Швегла, который его глубоко презирал и ненавидел, высказался так в присутствии других вождей чешского народа, когда они советовались о том, как покончить с Масариком и его кликой. Передаю его слова, согласно тому, что рассказал мне по этому поводу д-р Милан Годжа, словак, последний чехословацкий премьер:

"Из державной кассы истрачены десятки миллионов на прославление Масарика. Мы это терпели и мы сделали из него святого. В него уверовала народная масса и в него верят за границей. Мы не так богаты, однако, чтобы сфабриковать другого святого на его место".

С Масариком пришли к власти все его ученики и приверженцы, все бывшие "ракушаки" - австрийские слуги и ненавистники России и всего русского. Для того чтобы играть роль на державной службе, не надо было ни школы, ни честного имени. Главное было: быть масариковцем или бенешовцем, ибо Бенеш был правой рукой Масарика. Люди без необходимого и предписанного законами образования позанимали высокие места, в особенности в дипломатии. В администрации видные места занимали австрийские пятолизы, которые переставши лизать пяту Францу Иосифу, лизали пяты Масарику. Еще хуже было то, что видные места заняли такие люди, как например, мукачевский жупан (окружный начальник) Славик, который во время войны, возглавляя австрийский концентрационный лагерь в Черногоре, мучил и вешал сербов, противников Австрии. Но все это значения не имело: не нужно было ни школы, ни чести, следовало только "послоухат" (слушаться) Масарика и его клику.

Самыми верными слугами Масарикового правительства были чешские легионеры, в особенности те, которые были в России и вернулись в Чехию через Сибирь. Среди них была горсточка честных людей, но их было мало и они были бессильны, а большинство состояло из людей, которые перед войной служили Австрии. Попавши в плен в Россию, они были готовы служить русскому царю и переходили целыми толпами в православие. После революции они изменили русскому царю, так же как они изменили Австрии, а потом, в Сибири, они изменили адмиралу Колчаку и предали его большевикам. После Колчака они предали социалистов-революционеров. Они раскрали и разграбили все что только могли в Сибири, и вывезли все вокруг света через Триест в Чехию.

Мы не будем здесь повторять то, что о чешских легионерах в Сибири писали русские (белые) офицеры, которые воевали против большевиков, как эти чешские легионеры грабили и крали и как они насиловали и убивали русских женщин и предали адмирала Колчака. Мы этого повторять не будем. А скажем только то, что в то же самое время писали о чешских легионерах красные комиссары. В оценке легионеров они соглашались с "белыми": чехи в Сибири были грабителями, убийцами и изменниками. Советский комиссар Смирнов, который в Сибири вел переговоры с чехами и добился выдачи адмирала Колчака, впоследствии писал, что к нему приходили представители "зеленых", то есть партизан, не сочувствовавших ни белым, ни красным, которые говорили ему, что они удивляются, как он может вести переговоры с такой сволочью, как чешские легионеры, а самого комиссара мнение о чехах было: это люди, которые за деньги продадут всех и вся.

Пока существовала Чехословацкая республика, официальной версией, которой придерживались чехословацкие правительственные и общественные круги, и которую всячески прививали всему населению и в особенности учащимся в учебных заведениях, - была версия, что Масарик - отец Отечества, создатель Чехословацкой Республики, человек, не имеющий себе равного во всем мире и т. п. Подхватила эту версию и повсеместно раздувала ее главным образом еврейская пресса. Пропаганда эта не ограничивалась одной только Чехословакией. Она усиленно проводилась и заграницей и в особенности в Америке.

Невзирая на все это, первый чехословацкий "парламент", члены которого не были избраны народом, а назначены чехословацкими партиями, единогласно избрал Масарика президентом по той причине, что он был единственным чешским членом австрийского парламента, которому была дана возможность в самом начале первой мировой войны съездить несколько раз заграницу, в Голландию, Швейцарию и Италию, и в конце концов остаться заграницей и основать там совместно с Бенешем Чехословацкий Комитет, который впоследствии возглавил на западе борьбу за освобождение чехов и словаков от Австро-Венгрии. А удалось Масарику ездить свободно за границу и возвращаться в Австрию потому, что он пользовался доверием австрийского правительства и делал ему доклады о том, что он видел и слышал за границей о воюющих с Австрией государствах. Воцарившись после войны вместе с Бенешем в Праге, он выкупил эти компрометирующие его доклады в Вене за большие деньги из секретных фондов чехословацкого министерства иностранных дел, которыми распоряжался его ученик и доверенный друг - пан Бенеш.

За полтора-два года до новых выборов президента, премьер-министр Швегда решил не допустить вторичного выбора Масарика. Согласно конституции, никто не мог быть избран в президенты два раза подряд, но для Масарика, "отца отечества", было сделано исключение, и он мог быть избираем неограниченное количество раз, вплоть до самой смерти.

Швегла созвал на совещание верхушку своей аграрной партии, в том числе и доктора М. Годжу, и все они единогласно решили, что в интересах Чехословацкой Республики необходимо на этот раз провалить кандидатуру Масарика. Кстати, выборы президента производились, согласно конституции, парламентом, а не всенародным голосованием. Был выработан план, каким образом провалить его кандидатуру. Материала, компрометирующего Масарика, было очень много. Самым главным было то обстоятельство, что он во время австрийского режима был одним из немногих чешских политических деятелей - австрофилов и открытым врагом чешских национальных стремлений. Он настаивал на расчленении чешских земель на две части, немецкую и чешскую, и издевался над теми чехами, а их было подавляющее большинство, которые не желали отречься от чешских исторических прав и настаивали на неделимости земель чешской короны, т. е. тех земель, которые когда-то составляли чешское государство. В австрийское время Масарик вел упорную пропаганду с целью подрыва чешского национального чувства. Он даже основал свою собственную партию (чешских реалистов) и издавал, неизвестно на какие средства, свою ежеджевную газету "Час". Будучи профессором философии в пражском чешском университете, он влиял на студентов в противонациональном духе и настраивал их против России, в особенности, всячески осмеивал чешских "статоправников", т. е. тех чехов, которые стремились к восстановлению чешского штата, хотя бы в пределах Австрии. За эту "полезную" работу он получал от австрийского правительства полуторное жалование. Большинство студентов его ненавидело и доходило даже до того, что некоторое время Масарику нельзя было показываться в университете, потому что студенты плевали на него. Чтобы спастись от плевков, он затем приходил в университет под руку со своей женой, американкой Гаррик из Бруклина.

Его газета "Час" была не только явно австрофильской и направленной против национальных идеалов чехов, но и противорусской, направленной не только против царской России, но и против русских вообще, свое презрение к которым он не скрывал.

Партия "Реалистов" сама по себе была ничтожна. В австрийском парламенте было всего 108 чешских депутатов, из коих только двое, сам Масарик и еще один чех, принадлежали к ней. Эти депутаты не только составляли ничтожное меньшинство, но, вдобавок, они оба были избраны в парламент не голосами "Реалистов", а только как компромиссные кандидаты различных других партий. Чешские политические деятели Масарику не доверяли, его не уважали и сторонились его. Зато ему доверяло австрийское правительство, которое в начале войны посылало его за границу на разведку. Изменил он Австрии только во время своей третьей поездки за границу, когда усомнился в том, что Австрия выиграет войну. Будучи "реалистом", он перешел на сторону врагов Австрии.

[**] В процессе профессора венского университета Фридюнга Масарику удалось доказать, что опубликованные Фридюнгом документы, при помощи которых последний старался доказать, что некоторые оппозиционные депутаты хорватского парламента государственные изменники, состоящие на службе у сербского правительства, - являются подделками.

Для того, чтобы выдвинуться в качестве настоящего вождя всего чешского народа, Масарик со своим двойником, паном Бенешем, не брезгал никакими средствами. Так, например, его представители в Петрограде, пан Чермак и пан Иржи Клецанда убедили посредством лжи и обмана министерство иностранных дел в том, что их шеф, Масарик, является главой самой сильной чешской партии в австрийском парламенте. Мне эти мошеннические проделки достоверно известны потому, что я состоял при министерстве иностранных дел консультантом. Я достал из министерской библиотеки последний ежегодник австрийского парламента, и доказал, что масариковские эмиссары нагло лгут. Мною так же было указано на книгу Масарика "Россия и Европа", из которой в министерстве убедились воочию, что Масарик отнюдь не русофил, как уверяли его эмиссары, а враг России, авантюрист, усомнившийся в возможности австрийской победы и изменивший Австрии, которой раньше служил верою и правдою.

Ввиду этого было решено верхушкой партии, что будет достаточно разоблачить ближайшего помощника, ученика и друга Масарика - пана Бенеша, как уголовного преступника, мошенника и казнокрада. С падением Бенеша пал бы и Масарик.

У аграрной партии были две ежедневных газеты: официальный "Венков" и неофициальный "28 Ржиен". Было решено основать еще одну еженедельную газету под названием "Лех" специально для разоблачения преступлений Бенеша, а также пользоваться для этой цели газетой "28 Ржиен". Материал был в распоряжении аграрной партии огромный благодаря тому обстоятельству, что министерство внутренних дел и, значит, вся полиция возглавлялась всегда членом аграрной партии.

Когда появились первые статьи об аферах пана Бенеша, он уехал "по болезни" на французскую Ривьеру. Там он оставался, пока не прекратилась травля его аграрной партией. Факты, о которых писали пражские газеты, находившиеся в распоряжении Швеглы, или под его влиянием, были поистине ошеломляющие. Оказалось, что пан Бенеш, сын мелкого бакалейщика ("гросера" по-американски) в маленьком чешском местечке, не имевший раньше ни гроша и получавший, как мне помнится, 12.000 крон жалования в месяц, женатый на дочери сельского почтальона, тоже без гроша, сделавшись министром иностранных дел, внезапно стал мультимиллионером, купил себе замок за шесть миллионов крон, тратил десятки тысяч ежемесячно на приемы и сотни тысяч на покупку драгоценных восточных ковров и т. д. Подробнее предъявленные Бенешу обвинения изложены во французском документе, составленным мною в свое время в Женеве для совета Лиги Наций и напечатанном в полутора тысячах экземплярах для членов всех делегаций и для нескольких сот журналистов, съехавшихся со всего мира на общее собрание Лиги в сентябре 1929 года.

Бенеш не привлек меня к суду ни в Швейцарии, ни в Белграде, где я тогда жил, хотя там моя статья была напечатана на первой странице в газете "Правда", официозе югославянского министерства иностранных дел.

Через несколько месяцев все пражские газеты притихли. О проделках Бенеша перестали писать. Настал мир и благодать. Что произошло за кулисами, рассказал мне в Нью Йорке доктор Годжа, окончательно разошедшийся с Бенешем и отказавшийся быть членом его заграничного правительства в Лондоне. Приверженцы Масариковско-Бенешовской клики пригрозили, со своей стороны, какими-то разоблачениями. Но решающим была угроза Масарика, что он, благодаря своим связям с интернациональными еврейскими финансовыми кругами, постарается, чтобы курс чешской кроны понизился до катастрофических пределов. Как мне сказал Годжа, это заставило Швеглу бить отбой. Бенеш остался министром иностранных дел, Масарик был вновь избран президентом, а после его смерти президентом стал Бенеш.

Чрезвычайно интересным является факт, что об этом скандале иностранная печать почти ничего не упоминала. Можно себе представить, сколько миллионов стоило это молчание чехословацкой казне. Но главной причиной была несомненно популярность Масарика в иностранных финансовых кругах.

Я ездил в Женеву ежегодно на общие собрания Лиги Наций, которые происходили осенью, в сентябре месяце, и продолжались две или три недели. В то же самое время в Женеве состоялся ежегодно также к съезд членов конгресса меньшинств, членом которого от Карпатской Руси я числился. Иногда я ездил в Женеву также и весной, когда там собирались члены совета Лиги Наций. Я все время старался найти среди членов совета когонибудь, кто заинтересовался бы карпаторусским вопросом и помог бы нам добиться автономии.

Самая широкая автономия со своим собственным законодательным органом и собственной исполнительной властью была нам гарантирована международным договором, подписанным представителями держав-победительниц в Сен-Жермене, предместье Парижа, 10 сентября 1919 года. Постановления этого договора были включены в конституцию Чехословацкой Республики. Выборы в автономный карпаторусский парламент должны были состояться в течении 90 дней после первых выборов в чехословацкий парламент. Но проходил год за годом вплоть до развала Чехословацкой Республики в 1939-м году, но выборы в первый карпаторусский парламент так и не состоялись и не было ни следа какой-либо автономии. Нашим краем во всех отношениях самодержавно управляли бесчисленные чешские чиновники, которыми пражское правительство наводнило Карпатскую Русь.

Согласно уставу, Лига Наций имела право вмешаться в наше дело и принять меры необходимые для того, чтобы
заставить Чехословакию исполнить международный договор. Подать соответствующую жалобу могло не только любое государство, великое или малое, но и любое меньшинство, защищенное международным договором и считающее себя обиженным. Жалобу могла подать также и любая организация, большая или малая. Все такие жалобы принимались Лигой Наций, которая извещала авторов о том, что их жалоба получена. Копию жалобы препровождали соответствующему правительству, которое было обязано дать Лиге Наций ответ. Но этот ответ считался секретным и жалобщики никогда не узнавали, что ответило на их жалобу обжалованное ими правительство, пока их жалобе не был дан ход советом Лиги Наций.

Но все же сербы старались помочь нам чем могли. Как я уже упомянул, ответы, которые на наши жалобы давало чешское правительство, считались секретом, и я никогда не узнал бы их содержания без помощи сербов. Кроме того, сербы знакомили меня с другими членами Лиги Наций, из которых в конце концов один, а именно представитель Канады, сенатор Дандюран, попавший временно в совет Лиги Наций, заинтересовался нами и выразил готовность помочь нам и дать нашему делу ход, т. е. потребовать, чтобы Совет официально и открыто расследовал дело автономии Карпатской Руси и заставил бы Чехословакию исполнить Сен-Жерменский договор.

Благодаря друзьям-сербам, мне была дана возможность в одной из комнат Лиги Наций прочесть все то, что Бенеш сообщал Совету о Карпатской Руси. Он представил нас народом полудиким, почти поголовно неграмотным и совершенно неспособным управлять своим краем. Относительно жалоб на то, что чешское правительство, не имея на это никакого права по Сен-Жерменскому договору, производило аграрную реформу и не давало земли местному русскому населению, Бенеш ответил, что наши крестьяне неспособны к земледелию, брать земли не желают, а те, которые решились на такую "авантюру" (!) не умели справиться с ней и т. п.

Но на следующий день он сообщил мне по телефону, что статья уже была набрала, но что ввиду серьезности материала состоялось совещание членов редакции, которые пришли к заключению, что материал такой скандальный, что лучше его не печатать. При это меня редактор заверил, что они ничуть не сомневаются в том, что я написал правду. Он предложил мне зайти в редакцию и получить оттиск набранной статьи. Я сделал это и пошел с этой копией в пивную, в которой собирались как члены делегаций, так и иностранные журналисты. Там я нашел моего хорошего знакомого швейцарского журналиста, редактора официоза швейцарского правительства "Бэрнэр Бунд". Я показал ему оттиск моей статьи и рассказал ее историю. С нашим вопросом он был хорошо знаком, так как я встречался с ним каждый раз, когда приезжал в Женеву.

Редактор швейцарского официоза - фамилии его я уже не помню, так как с тех пор прошло больше тридцати лет - сказал мне, что он с удовольствием напечатал бы ее в своей газете, но что это невозможно, так как она - официоз швейцарского правительства. До окончания сессии Лиги Наций оставалось еще только несколько дней, на что я обратил его внимание. Он посоветовал мне немедленно отправиться в Берн, зайти в типографию "Бэрнэр Бунда" с его визитной карточкой, на которой он написал несколько слов. "Там в течение двух часов напечатают полторы тысячи экземпляров, а я за это время приготовлю необходимое количество конвертов с адресами всех членов всех делегаций и всех журналистов, приехавших в Женеву, и вы еще сегодня вечером сдадите все на почту, так что завтра утром все те, кого вы хотите ознакомить с вашей статьей, будут иметь ее в руках".

Поезда из Женевы в Берн отходили почти каждый час, а ехать было всего только около двух часов. В типографии немедленно принялись за работу, и меньше чем через два часа у меня в руках были полторы тысячи оттисков, прекрасно напечатанных. Вернувшись в Женеву, я нашел у себя уже необходимое количество конвертов с адресами и на следующий день все члены всех делегаций и все иностранные журналисты получили этот документ, описывающий пана Бенеша в настоящем свете.

Все письма были адресованы на Лигу Наций. Когда я зашел туда на следующий день утром, то в корридорах я всюду видел людей с интересом читающих этот документ. В многих местах журналисты стояли кучками и оживленно разговаривали о нем. Встретил я в корридоре, между прочим, моего знакомого из Белграда, сербского журналиста Сокича, редактора ежедневной газеты "Правда". Он подошел ко мне и с удивлением спросил, почему я не прислал копию этого документа также ему. Я ответил, что его газета считается официозом министерства иностранных дел и что поэтому я полагаю, что он его не напечатает. - "Но я, ведь, послал его всем членам югославянской делегации". Сокич уверял меня, что он непременно напечатает его, и я передал ему один экземпляр. И действительно он появился на первой странице газеты "Правда" и был напечатан жирным шрифтом.

В Лиге Наций я разыскал сенатора Дандюрана, который встретил меня словами: "Что вы сделали. Вы ведь попадете в тюрьму!" Я спросил: "За что?" - "Да за то, что вы написали о Бенеше. Ведь это не может быть правда. Ведь он вас привлечет к суду за клевету!" - На это я ответил ему спокойным голосом: "Я очень желал бы, чтобы он привлек меня к суду, но к сожалению, он этого сделать не посмеет. Я ведь написал в конце моего обращения, что господин Бенеш не пошел в суд в Праге, где все это было напечатано, может быть потому, что он не доверяет своим чешским судам и поэтому я предложил ему оправдаться перед швейцарским судом в Берне, перед которым я готов предстать в любое время". На это Дайдюран сказал, что если Бенеш не обратится в суд, то ему в Лиге Наций не место и что он больше Бенешу руки не подаст.

Бенеш к суду меня не привлек ни в Швейцарии, ни в Белграде, где я тогда жил и где появилась моя статья на первой странице газеты "Правда".

Наступил 1938 год. Карпаторусский Союз постановил послать делегацию в Карпатскую Русь и в ее составе также и меня, как генерального секретаря Союза. В Париже д-р Черни, заменявший чехословацкого посланника, находившегося в отпуску Осуского, сообщил нам, что я должен подождать в Париже пока он не спишется с пражским правительством, причем он добавил, что остальные члены делегации могут выехать немедленно. На это мы ему заявили, что мы поедем немедленно вместе или вообще не поедем в Чехословакию и будем считать чехословацкое правительство врагом, разговаривать с которым больше нечего. При этом мы ему дали 24 часа времени для окончательного ответа. Уже на следующий день утром нам сообщил Черный по телефону, что чешское правительство меня приглашает приехать. Я потребовал, чтобы он изложил это письменно, а также, чтобы у меня в руках было письменное доказательство того, что приказ о моем аресте отменен судом. Это мое требование было немедленно исполнено, и соответствующие документы находятся в моих руках.

В документе, которым меня пригласили в Чехословакию, сказано, между прочим, что правительство "зве Вас на порады" (приглашает Вас на совещания). В Чехословакии встретили меня с почестями, и когда впоследствии узнали в президиуме правительства что в такой-то день прилетит из Цюриха на аэроплане моя жена, а меня не было в Праге, то на аэродроме ее встретил секретарь премьер-министра с букетом.

Еще один штрих, красочно характеризующий мнение высших правительственных кругов о Бенеше, который в то время уже был президентом. В конце августа 1938 года в моей комнате в отеле "Алкрон" раздался телефонный звонок. Это было в 8 часов утра. Звонил мне д-р Цаха, шеф кабинета премьер-министра, который на этом посту находился уже много лет. Он взволнованным голосом спросил меня, могу ли я немедленно приехать к нему в президиум. - "Я пришлю за вами автомобиль премьер-министра". Я поехал и застал его за столом, на котором лежала большая кипа бумаг. Я поздоровался с ним, а он сразу ошеломил меня вопросом:

"Пане докторе, цо буде с нами"?

Я с удивлением ответил: "Почему вы меня спрашиваете?"

- "Да потому, что вы все предвидели. Я не спал всю ночь". И указывая на кипы бумаг, он продолжал:

- "Вот, видите, все эти бумаги касаются вас. Там все ваши статьи и все сведения о вас, которые мы получали от наших представителей за границей. Ведь вы все предвидели, что теперь происходит, а те ослы в министерстве иностранных дел ничего не предвидели".

Позже о пане Бенеше мне приходилось разговаривать еще неоднократно с г. Пулом, чиновником министерства иностранных дел в Вашингтоне, который во время последней войны стоял во главе особого отделения министерства, занимавшего в Нью-Йорке целый этаж здания на Парк Авеню. Разговаривая с ним о Карпатской Руси в качестве полномочного представителя большинства карпаторусских депутатов, мне приходилось тоже упоминать о пане Бенеше и о его противорусской и про-украинской политике, а также о том, что он человек - беспринципный, думающий главным образом о своих личных интересах. Я убеждал мистера Пула, что американское правительство не должно Бенешу доверять. Я видел, что, как и в некоторых других вопросах, в которых я впоследствии оказался правым, мистер Пул мне не верил, хотя он лично ко мне относился с симпатией и иногда разговаривал со мной чрезвычайно откровенно.

Кончилась война, и мистер Пул ликвидировал свое отделение министерства в Нью Йорке. Я его некоторое время не видел. В один прекрасный день я встретил его на Пятом Авеню. Он мне очень обрадовался и мы пошли вместе завтракать. Во время завтрака он мне сказал между прочим:

- "А вы знаете, мы о вас часто вспоминаем в министерстве".

- "Почему?" - Спросил я.

- "А потому, что вы нам говорили многое, чему мы не верили, а вы оказались правы".

- "В чем, например?"

- "Да вот, например, насчет Бенеша. Вы нам говорили, что на него положиться нельзя. Мы вам не верили. А вы были правы. Ведь оказалось, что Бенеш мошенник, мерзавец".

"He was a crook, a skunk".

Вот кто такой был пан Бенеш, который хотел в 1929 г. "воспитывать нас еще двадцать лет".

Известно, что когда после первой мировой войны, 10-го сентября 1919 г., великие державы победительницы присоединили Карпатскую Русь к созданной ими Чехословацкой Республике, они сделали это под условием, что Карпатская Русь будет пользоваться "самой широкой автономией" с собственным законодательным органом. На сен-жерменском договоре, гарантирующем Карпатской Руси эту "самую широкую автономию", красовались подписи д-ра Карла Крамаржа и д-ра Эдуарда Бенеша, в качестве представителей новоиспеченной Чехословацкой Республики.

Но чехи, оккупировав Карпатскую Русь, и не думали предоставить ей автономию. Они управляли краем через своих чиновников по-своему, совершенно не считаясь с волей местного русского населения. Это нарушение подписанного ими международного договора они объясняли в Женеве тем, что, мол, тамошнее русское население совершеяно неспособно к самоуправлению, и что чехи должны воспитывать их по крайней мере еще двадцать лет. Таково было отношение чехов не только к русским из Карпатской Руси, но и вообще ко всем русским. Они считали русских "низшей полу-татарской расой, неспособной к высшей культуре".

[*] Такими словами, между прочим, высказался в чешской печати о русском народе чешский журналист Ярослав Гилберт, последователь и близкий друг Масарика.

В таком духе пан Бенеш не только помещал статьи в женевских французских газетах, например, в "Журнал де Жэнэв", но таким способом он объяснял пражскую политику в отношении Карпатской Руси и в записках, которые посылал в Совет Лиги Наций, отвечая на жалобы из Карпатской Руси. Так напр., он объяснял нежелание Праги исполнить договор и дать автономию Карпатской Руси также и члену Совета Лиги Наций, представителю Канады, сенатору Дандюрану, которого д-ру Геровскому удалось заинтересовать карпаторусским вопросом.

В виду этого Геровский решил обратиться в Совет Лиги Наций для того, чтобы доказать, что Бенеш, как и все чехословацкое правительство, от имени которого он выступает в Лиге Наций, не заслуживает никакого доверия.

Перевод с французского обращения д-ра Геровского ко всем членам Лиги Наций был напечатан в количестве 1500 экземпляров и разослан всем членам делегаций и всем журналистам съехавшимся в Женеву по случаю годичного общего собрания Лиги.

В своем обращении д-р Геровский предложил д-ру Бенешу привлечь его к суду в Швейцарии, в городе Берне, где это обращение к членам Лиги Наций было напечатано. Пан Бенеш этого не сделал, и представитель Канады, сенатор Дандюран, перестал подавать ему руку.

Мы уже десять лет стараемся, чтобы Лига Наций помогла нам в том, чтобы договор, гарантирующий Карпатской Руси "самую широкую автономию", был исполнен.

Наши старания не привели ни к чему потому, что Совет Лиги Наций довольствуется ответами г. Бенеша, которые являются издевательством над правдой, но против которых мы ничего сделать не можем, потому что они считаются секретными как и вся процедура в меньшинственных вопросах. А пока "автономная" Карпатская Русь отдана на милость и немилость чехам, которые обращаются с нею как с заморской колонией, чехизируют и грабят ее.

Несколько членов общего собрания Лиги Наций, с которыми я разговаривал на днях, подтвердили мне то, что я уже знал, а именно, что положение Карпатской Руси, требующей в Женеве своей автономии, чрезвычайно неблагоприятно в виду того, что представителю Чехословакии, г. Бенешу, удалось создать себе в Женеве совершенно исключительную репутацию, во много раз превосходящую значение маленького государства, которое он представляет. Г. Бенеша считают большим либералом, справедливым, демократом и - честным человеком. Правительство, которое он представляет, пользуется такой же репутацией. Итак, господин Бенеш, когда его спрашивают о Карпатской Руси, всегда ссылается на общеизвестный либерализм и демократизм чехословацкого правительства. Он объясняет, он обещает, и ему верят.

Мы знаем, откуда взялась эта знаменитая репутация Бенеша. Чешские газеты не раз указывали на то, что пропагандный отдел министерства иностранных дел расходует слишком много денег на личную рекламу своего шефа. Об этом говорили также и в пражском парламенте. Вследствие этой рекламы, хорошо организованной и хорошо оплачиваемой, продолжающейся уже 10 лет, одни хвалят г. Бенеша на всех языках земного шара, потому что им за это платят, а другие, публицисты и государственные деятели, всему этому верят потому, что они это слышат ежедневно со всех сторон.

Вдобавок Бенешу помогают несколько государств, членов Лиги Наций, считающих, что автономия Карпатской Руси не в их интересах. Эти интересы для них более важны, чем все прекрасные фразы о "святости договоров".

Вот почему официальный орган министерства иностранных дел одной великой державы, протектора Чехословакии, постоянно называет г. Бенеша "великим чехословацким министром" и вот почему недавно вышедшая книга о Лиге Наций, имеющая большой успех, осмеивает всех "примадонн" Лиги Наций и хвалит только Бенеша, как "единственного человека с европейской душой", и называет его "самым видным, самым чистым и самым блестящим солнцем".

Я нашел только одного единственного делегата, знающего, что г. Бенеш не пользуется уважением в своем собственном государстве, но даже и этот единственный делегат не знал точно причин по которым Бенеш потерял уважение своих сограждан, почему он должен был отказаться от своей мечты сделаться президентом Чехословацкой Республики и почему он теперь готов принять пост генерального секретаря Лиги Наций.

Поэтому, дабы помочь делу Карпатской Руси, абсолютно необходимо разоблачить Бенеша и правительство, которое он представляет, и доказать, что мораль пражского правительства такова, что его патентованному либерализму и справедливости нельзя верить и что необходимо проверять со всей строгостью все, что оно говорит и обещает.

Мы начинаем с Бенеша, главного врага нашей автономии. Вот несколько фактов.

Некоторые пражские газеты обвинили г. Бенеша, приводя факты о том, что его весьма значительное богатство нечестного происхождения, что оно является результатом жульнических проделок и растрат совершенных в ущерб чехословацкому государству. Бенеш никого не привлек к судебной ответственности, он предпочел уладить все за кулисами, и остался министром и продолжает представлять чехословацкое государство в Лиге Наций.

Детали этой аферы сводятся вкратце к следующему:

В начале месяца сентября 1926 года в Праге началась в местной печати кампания против Бенеша. Эта кампания велась главным образом газетой "Лех". Несколько ежедневных газет, как в Праге, так и в провинции, ее поддерживали, и вся чехословацкая печать писала о ней, так как это был самый большой скандал со времен войны.

Обвинения, направленные против Бенеша, были следующие: Бенеш не имел ни гроша перед тем, как он сделался министром. Его министерское жалование не было велико, ок. 1800 франков в месяц. Невзирая на это, он успел купить в Праге дворец за шесть миллионов чешских корон и израсходовать несколько миллионов на его мебелировку. Однажды он купил в одном пражском магазине на пол-миллиона ковров. Для того, чтобы дорожки в парке его дворца были чисто белые, Бенеш заказал себе из Италии несколько вагонов толченого каррарского мрамора. Он устраивал очень часто банкеты, стоющие от сорока до шестидесяти тысяч корон каждый, что превышало в несколько раз его месячное жалование. Лично для себя он выписал из Вены личного лакея покойного императора Франца Иосифа...

Сообщая эти факты, газеты требовали от Бенеша объяснения о происхождении его богатства. Но Бенеш удрал во Францию и молчал. Проходили недели, и в Праге все считали, что он больше не вернется в Чехословакию. Газеты требовали, чтобы он дал ответ или же привлек их к суду за клевету. Наконец, после долгих недель, он ответил письмом из Ниццы, которое было опубликовано в его органе "Ческе Слово": "Мне противно, - писал он - отвечать людям, которые заглядывают мне в карман, но мои друзья настаивают на том, чтобы я ответил. Вы хотите знать, откуда у меня деньги? Президент Масарик подарил мне два миллиона"...

Этот ответ произвел большую сенсацию, так как все знали, что судьба президента Масарика тесно связана с судьбой Бенеша.

Газеты ответили Бенешу: "плательщики налогов имеют право знать, куда идут деньги, которые они дают государству. Очень странно, что Масарик подарил вам два миллиона. Он вам не отец и не родственник. Даже, если бы это и была правда, это не объяснило бы ничего. Вы имеете в одном только пражском Живностенском Банке почти два миллиона корон на вашем текущем счету, и у вас есть деньги еще и в других банках. Количество этих денег значительно превышает мнимый подарок Масарика. Но откуда у вас взялись миллионы на покупку дворца, мебели, ковров, каррарского мрамора, для банкетов и т. д.?"

Бенеш больше не отвечал. Он оставался в Ницце и молчал. В Праге все ожидали, что он откажется от своего министерского поста. Проходили месяцы, газеты и, в особенности, редактор "Леха", д-р Карлик, не переставали требовать, чтобы эта афера была расследована судом. Они требовали, чтобы Бенеш дал им возможность предъявить все доказательства на суде. Но Бенеш молчал также как и государственный прокурор.

Газеты продолжали кампанию. Они говорили Бенешу: "так как вы не хотите объяснить нам происхождение ваших миллионов, нам приходится сделать это самим. Вы распоряжаетесь без контроля секретными фондами министерства иностранных дел в несколько десятков миллионов ежегодно. Это заставляет нас предполагать, что эти фонды - один из источников вашего богатства. Другой источник - это афера с сахаром, причинившая государству убыток в двести миллионов ". Газеты сообщили детали этой аферы.

Кампания продолжалась несколько месяцев, и в течение всего этого времени Бенеш оставался за границей. В конце концов его друзья уладили все по-приятельски за кулисами, и Бенеш остается министром до сих пор.

Эта афера бросает странный свет не только на личность г. Бенеша, но также и на все чехословацкое правительство.

Ни в одной другой стране министр, обвиняемый публично в печати таким образом, не мог бы оставаться министром без того, чтобы не очиститься от таких обвинений на суде. Но в Чехословакии г. Бенеш остается министром и представляет это государство в Лиге Наций. Он постарался только о том, чтобы о его аферах ничего не проникло в иностранную печать. И это ему удалось потому, что его отдел пропаганды работает хорошо.

Господин Бенеш может быть не доверяет чехословацким судам. Я даю ему возможность очиститься перед швейцарским судом. Я обязываюсь предстать перед компетентным судом в городе Берне.

Если господин Бенеш не воспользуется этим предложением, каждый вправе вывести из этого свои заключения.

К статье А. Геровского присоединяем выписку из журнала "Часовой" (июнь 1973 г.), характеризующую Масарика, как советника Вудро Вильсона. - О. Г.

"Жорж Клемансо, глава французского правительства, и Ллойд Джорж, премьер-министр Великобритании, испуганные все растущей симпатией американского президента Вудро Вильсона к большевикам, в те времена находившихся в окружении белых русских войск, запросили его, намерен ли он продолжать помощь белым вместе с Англией и Францией, на что Вильсон ответил, что его решение будет зависеть от президента Чехословакии Масарика, чьи советы в отношении России он всегда принимал. Его окончательным решением было: ни одного доллара, ни ружья, ничего другого для войск, сражающихся против советского правительства".

Далее последовала выдача Верховного Правителя адмирала Колчака генералом Жаненом (несомненно с согласия президента Масарика) и чешским генералом Сыровым, большевикам в Иркутске в обмен "на одну треть из 650 миллионов золота Российской Казны, хранимой адмиралом" и захваченной чехословаками 2 февраля 1920 года. Адмирал и его премьер-министр Виктор Пепеляев были большевиками убиты...

Примерно таким же порядком был предан на смерть сербский генерал Михайлович.

("Часовой" за июнь 1973 г.)