Заметки А. Геровского по русско-украинскому национальному вопросу.

• КОМУ НУЖНА „СОБОРНА САМОСТІЙНА ВІД НІКОГО НЕЗАЛЕЖНА УКРАЇНСЬКА ДЕРЖАВА"
• ЧТО ТАКОЕ УКРАИНСКАЯ НАЦИЯ?
• О ЕДИНСТВЕ РУССКОГО НАРОДА
• МАЗЕПИНЦЫ
• П. А. Кулиш
• УКРАИНСКАЯ МОВА
• ФЛАГ УКРАИНСКИХ СЕПАРАТИСТОВ
• ЗАБЫТЫЙ ДОКУМЕНТ
• ПАПА ЛЕВ ХІІІ И ТОВАРИЩ СТАЛИН — КАК ТВОРЦЫ НЕЗАЛЕЖНОИ УКРАИНЫ

КОМУ НУЖНА „СОБОРНА САМОСТІЙНА ВІД НІКОГО НЕЗАЛЕЖНА УКРАЇНСЬКА ДЕРЖАВА"

В книге В. Черчилля „От войны до войны" описан следующий разговор, происходивший в большой комнате в верхнем этаже германского посольства" в Лондоне, в 1937 году, между Черчиллем и Риббентропом (немецким послом в Англии).

Слова Риббентропа: „Требуется, чтобы Британия предоставила Германии свободу рук на востоке Европы. Она должна иметь свой „лебенсраум", т. е. жизненное пространство для ее растущего населения. Поэтому должны быть поглощены Польша и Данцигский коридор. Белоруссия и Украина совершенно необходимы для будущего существования Германии с более чем семидесятью миллионами населения. Меньше этого не будет Достаточно. Все, что требуется от Британского сообщества наций и Империи, это — не вмешиваться. На стене висела (замечает Черчилль) большая карта, и он несколько раз водил меня к ней, чтобы иллюстрировать свои планы". Стр. 240-241.

До чего доходят самостийники, одурманенные ненавистью к „московскому" народу:

О. Трофимовская поместила в „Украинской Литературной Газете", № 10 (40), за октябрь 1958 г. рецензию на роман современной украинской писательницы Людмилы Коваленко. В этом романе „гуманная и миролюбивая писательница" выражает надежду на то, что меньше чем через триста лет не будет больше на свете ни России, ни русского народа, а на месте русского государства будет красоваться зоологический сад. Вот рецензия: „Людмила Коваленко. „Рік 2245". Роман — утопія, 212 стор. Автор хоче показати майбутнэ (будущее) суспільство (общество), побудоване на засада високої моралі, але разом з тим увесь російський народ знищений, а на місці Росії зоологічний парк. На сторінці 18: „Ткнувши себе ще раз в груди, сказав з притиском: руський, рус, рашен. Старий підвів пові ки... тихо усміхнувся, заперечливо водячи пальцем. — „Нема". На стор. 33: „Рашен нема, — розвів руками Петрик. — Рашен зоо. Лише то зоо? — схопився на ноги Іван. — А люди ж де?... перемішались усі на купу". На сторінці 79: „Та ж ти чув, що Україна людей лікує, а в Росії — зоопарк. Правильно зроблено, бо вам тільки з звірятами жити".

(Невольное признание вождей украинских националистов)

Нижеприведенный отрывок взят из статьи „Трагічна хвороба", напечатанной в газете „Українське Слово" в Париже. Автором ее является сам редактор газеты — О. Жданович — очень важный „діяч" (деятель) в „Организации Украинских Националистов", сторонников полковника Мельника. Эта же статья перепечатана в Аргентине, в газете „Наш Клич" от 27сент. 1951 г. (№ 36), редактором которой является один из вождей и идеологов украинского национализма — Евгений Овацкий.

Отрывок приводим на том языке, на каком был напечатан самим автором, ибо, за исключением (нескольких польских слов и непривычного правописания, этот язык понятен каждому русскому человеку.

Вот что рассказывает О. Жданович:

„Лютої зими 1941 р. сиділи ми з славної памяти Олегом Олжичем в брудній, темній і непаленій їдальні воєнного Києва... При сусідньому столику сидів наш спільний (общин) знайомий зі старшою інтелігентною жінкою, якої обличчя — жовте й змучене — вирізнялось (польск. отличаться) слідами колишньої тшгічно київської краси.

Жінка оповідала свою біографію: большевики її виселили з помешкання (польск, квартира), не могла знайти роботи і т. д. — історія мільйонів під московською окупацією. Вона вдова — чоловік загинув на засланні. Вона оповідала й про чоловіка, і за кожним разом голос її доходив до трагічно- триюмфальної ноти, коли вона повторювала:

— О, чоловік мій був також українець, як і ви! Олжич сумно посміхнувся, якось не устами, а скоріше самими очима й сказав:

— Ви послухайте, як вона підкреслює (польск. подчеркивать) українську національність свого чоловіка. Що ви чуєте в цьому підкресленні? Ви мусите почути, що хоч вона й говорить найчистішою українською мовою і нема сумніву, що вона з_ діда-прадіда українка, — вона не каже, що вона українка. А от її чоловік був українець. В її очах — це заслуга, яку має далеко не кожен. Для неї — українець не національна приналежність, а політичне переконання, яке можна мати, а ножна й не мати. Чи не тут вся глибина української трагедії? (подч. автором). Чи таким тоном про (національність свого чоловіка говоритиме француженка, німка, англійка, американка, полька, або московка, коли вона тієї ж національности що й чоловік, і говорить з земляком?"

Вот вам невольное признание вождей украинского сепаратизма. Для южнорусского человека, которого украинизируют вот уже слишком сорок лет, „украинец — не национальная принадлежность, а политическое убеждение, которое может быть у человека, а может и не быть".

Объяснения, — излишни. Только тот, кто совершенно не знает русский народ может слову „украинец" придавать значение народности; “но южнорусский народ, обманываемый своей интеллигенцией вот уже столько лет, все еще понимает слово „украинец, украина" в том значении, как их понимали все русские люди в продолжение всей своей истории.

Богдан Хмельницкий, например, говорил послу Московского царя:

„Царского величества подданные донские казаки учинили мне беду и досаду великую, и если царское величество за донских казаков будет стоять, то я вместе с Крымским царем буду наступать на Московские украины".

Ниже приводим небольшой отрывок из книжечки, напечатанной во Львове в 1900 году. Название книжки „Живые вопросы". Написана она галичанином О. А. Мончаловоким.

Заворушились понад Дніпром пьяниці, Мазепині сыны, Хмельницкого унуки. Почули свіжу кровь сі людожерні птиці, Химерні идолы химерной науки.

Если русское правительство издало закон от 17 мая 1876 г., воспрещающий издание ученых сочинений и учебников на малорусском наречии — „вірші" беллетристические и драматические „творы" любители могут производить сколько угодно — то с той целью, чтобы не допустить до такого сепаратизма, которого представителями являются нынешние украинофилы „третьей формации", настоящие „мазепинцы". Германия — конституционная страна, но несколько лет тому назад германское правительство запретило печатать немецкие книжки фонетикою, дабы не допустить до литературного и (национального раскола среди немцев, а в прошлом году генеральное собрание всех актеров из всей Германии приняло решение — не употреблять на сцене немецких простонародных говоров... Почему немцы не пишут ученых сочинении на многочисленных немецких наречиях, почему германское правительство не позволяет печатать немецких книжек фонетикою, почему немецкие актеры постановили говорить на сцене только литературным языком?.. Все Безбородки, Прокоповичи, Яворские, Прощинские, Гоголи, Гнедичи, Потапенки, Короленки, — а я добавляю от себя — Бодянские, Григоровичи, Галаганы, Максимовичи, Данилевские, Немировичи-Данченки и „им же несть числа" — действительно „украинская кровь" — люди разумные люди культурные, не закопавшие своих талантов в „самостійну" литературу и „самостійний" язык своего села или города, но поставившие их на светильник общерусской литературы и общерусского языка, „да всем светят": украинцам и москвичам, галичанам и новгородцам, буковинцам и рязанцам, волынцам и донцам. Они не „отступники" от малорусского народа, напротив, они нравственные и духовные собиратели русского народа в одну великую национальную и культурную семью, отступники же — „спадкоємці" (по-польск. — наследник) Мазепы, представители „недоношенной разумом этнографической теории". П. А. Кулиш так определил значение присоединения Южной Руси к России („Дзвін", стр. 115): „Були мы кровожерными яструбами-рарогами в руках у польской шляхты, що з нами полювала на Москаля, мов на птаха, у товаристве-ж с родною и единоверною Русью переродились мы в гарно-величяых гоголей и земляком Гоголем закрасили новорусскую литературу". (Стр. 72-73).

По всей вероятности не все наши читатели знакомы с словом мова. По самостийно-украински это слово обозначает язык. По нашему, по карпаторусски, говорят „беседа". Во всей Карпатской Руси вы слова „мова" не услышите, или, вернее, не услышали бы до присоединения Карпатской Руси к Советскому Союзу, когда наша страна, по указу свыше, перестала называться Русью и превратилась в „Закарпатскую Украину".

Итак, „мова" — это „украинский язык. Язык самостоятельный, независимый, ничего общего не имеющий с русским языком. Да и вообще русского-то языка уже нет вовсе. Просуществовал тысячу лет, и будет. Совсем как у поляков, которые не переставали кричать: ,Ньема Руси! Тылько Польша и Москва!"

Так теперь и самостийные вопят: „Нет Руси! Нет русского народа! Нет русского языка! Есть только „украинский" и „российский"!

Самостийность „украинского" языка „мовники" объясняют различно. Кстати, что такое „мовник"? Это слово, кажется, изобретено только недавно. Даже многие самостийники его еще не знают. Раньше самостийники употребляли слова лингвист, мовознавець, мовознавець. Но ,мовник" несомненно лучше, более по-самостийному, так как оно не похоже ни на какое „российское" слово. В этом, .между прочим, украинские мовники ошибаются, ибо в русском языке есть несколько слов того же корня. Так, например, слово молва — слухи, вести, толки в обществе о чем-нибудь. Людская молва — что морская волна (пословица). Молвить — сказать, проговорить что-нибудь. Молвить можно справедливо, это диво, так уж диво (Пушкин). Молвь — Речь, разговор, молва. В словаре Даля приведено даже слово мовня, что значит, между прочим, слух, молва...

Самостийные „мовники" объясняют полную самостийность их мовы по разному. Одни утверждают, что их мова не имеет ничего общего с языком „российским" и что она ближе к западнославянским языкам (польскому, словацкому и чешскому) в в особенности к югославянским языкам (словенскому, сербо-хорватскому и болгарскому) чем к „российскому". Другие „мовники" доказывают, что главная разница между мовою и „российским" языком состоит в том, что весь дух „российского" языка груб и некультурен и т.п., и что это различие необходимо обследовать и обосновать с точки зрения... психологической!

Здесь мы коснемся лишь первой самостийной теории, состоящей в том, что „украинская" мова ближе к сербскому языку чем к „российскому". С такой „научной" точкой зрения украинским мовникам удалось даже проникнуть в издающуюся в Нью-Йорке официальную Католическую Энциклопедию, или вернее, что редактор католической энциклопедии, иезуит Хол Кине, доверенное лицо кардинала Опеллмана — (он его официальный „цензор либрорум", т. е. цензор книг) — поручил написать статью об „украинской" мове украинскому мовнику, пану Чубатому, который написал ее, согласно с теперешней политикой Ватикана, старающегося оторвать юго-западную Русь от русского народа и от православной Церкви и создать новую нацию, „украинскую" и униатскую, враждебную к остальным частям русского народа.

Вот что написал пан Чубатый в дополнительном издании Католической Энциклопедии:

„Украинский-язык отдельная н независимая единица восточно-славянской части индо-европейской семьи. Он является звеном между языками западно-славянскими (польским, словацким и чешским) и южнославянскими (болгарским, сербо-хорватским и словенским)".

Вот и все. Русский язык им даже не упоминается.

Пан Чубатый, очевидно, не имеет ни малейшего понятия о сербском языке, иначе он не написал бы такой чепухи. Но, может быть, он просто нагло лжет, полагаясь на то, что рядовой американский читатель совершенно незнаком с вопросом и ему поверит, уповая на авторитет официальной католической энциклопедии.

Дабы показать тем из наших читателей, которые не знакомы с сербским языком, всю несуразность утверждений пана Чубатого, мы приведем несколько самых обыкновенных сербских слов.

Я себе живо представляю следующий разговор серба, говорящего по-русски, которому украинский мовник прочел лекцию о том, что южно-русский язык ближе к сербскому чем к „российскому":

Серб: Зашто? Йер све шта сте изумили то йе будалаштина. Ви сте будала!

Серб: Я вам повторю по-русски. Потому что все, что вы придумали — дурачество. Вы дурак!

Украинский мовник не понял ни слова из того, что было сказано по-сербски. Но он понял все то, что было сказано „по-российски" ...

В город Александровск на Днепре, переименованный коммунистами в Запорожье, немцы вступили 4-го октября 1941 года.

Уже на другой день в город приехали шесть молодых людей галичан в качестве .переводчиков. Они говорили по-немецки и по-„украински". Но „украинский язык" их был малопонятен нам, местным жителям Южной (Малой) Руси...

Язык украинствующей части галичан имеет много немецких слов, а еще больше в нем — польских. Так вот, эти галичане на здании Городской Управы повесили якобы „украинский флаг — жовто-блакитный".

Мы, люди южной Руси, не знали и не видели такого флага. Богдан Хмельницкий, насколько известно, пользовался белым флагом, а Запорожские казаки — малиновым...

Только в Европе мы потом узнали из газеты „Українські Вісті", что во время революционной завирухи в 1848 году молодой австро-венгерский император Франц Иосиф призвал галичан принять участие в подавлении восстаний. Галичане выставили дивизию, которая очень помогла восстановлению порядка. Благородный император пожаловал начальствующим лицам земли, а прочим — денежные награды; дивизии же — почетный „жовто-блакитный" флаг, цвета которого должны были символизировать пшеницу и Дунай... Так этот флаг и привился у начавшей вскоре украинствовать некоторой части галичан, как национальный.

От редакции.

В дополнение к этому интересному письму, полученному из Германии от нового эмигранта „украинца" — русского человека Украины, д-р А. Геровский добавил следующие строки.

Жовто-блакитный флаг

Жовто-блакитный — это на русском литературном языке и на галицком и карпаторусском наречиях — желто-синий. Слово „блакитный" — польское.

Вот этот жовто-блакитный флаг, который в настоящее время считается украинским флагом, был, если так можно выразиться, изобретен во Львове во время революции в 1848-1849 г. г., когда мадьярские магнаты и польские вельможи восстали против Габсбургов. Русские галичане в то время так же как в Карпатской Руси, стали на сторону Габсбургов, или, вернее, они пошли против мадьярских и польских панов. Граф Стадион, который в то время был австрийским наместником во Львове, пригласил к себе представителей русских галичан, которые в то время считались надежной опорой против бунтующих польских панов и сказал им, между прочим, что австрийское правительство готово поддержать их, но с условием, что они не будут считать себя частью русского народа, то есть того русского народа, который живет в России. Это было после того, как появились в Австро-Венгрии русские войска, присланные по просьбе цесаря Франца Иосифа русским императором для того, чтоб спасать Габсбургов. Русские войска прошли через всю Галицкую Русь в нескольких колоннах и перевалили Карпаты через все перевалы. Так с ними ознакомились как русские галичане, так и карпатороссы, не только интеллигенты, но и большинство крестьян. Народ как галицкий, так и утро-русский встречал их всюду как своих братьев, приглашал их в свои, официально униатские, храмы. По просьбе населения православные священники служили в их церквах, против чего не только не протестовали униатские священники, но во многих случаях служили с ними вместе. Все это не понравилось австрийским властям и поэтому граф Стадион невзирая на то, что тогда русские были нужны габсбургской династии, считал необходимым предупредить их вождей, что они не должны себя считать такими же русскими, как и русские в России. Что касается сине-желтого флага, или, как его в настоящее время называют украинцы, „жовто-блакитного", то история его возникновения такова. В один прекрасный день граф Стадион пригласил к себе представителей Галицкой Руси и передал им сине-желтый флаг в виде подарка от матери императора Франца Иосифа. Она, по словам Стадиона, сшила этот флаг. Цвета его были избраны на основании герба русских галицких князей, на котором был изображен золотой лев на голубом поле. Этим флагом пользовались затем русские Галицкой Руси и Угорской (Закарпатской) Руси, между прочим им тоже пользовался Адольф Иванович Добрянский в Ужгороде. Только впоследствии этот флаг сделался „украинским".

Мы уже писали о польском графе Шептицком, австрийском кавалерийском офицере, который согласно планам галицких поляков, венского правительства и римского папы в конце прошлого столетия вдруг „почувствовал в своих жилах русскую кровь" и решил вернуться „к своему народу". С разрешения римского папы Льва ХШ он из римо-католика превратился в униата, поступил в василиаиокой монастырь и сделался монахом-василианином, т.е. иезуитом.*)

Пробыв три года в василианском монастыре, Шептицкий сперва был назначен станиславовским епископом, а затем в 1901-м году львовским митрополитом, на посту которого он пробыл 43 года, до 1944-го года. Так как в то время большинство униатских священников Галицкой Руси были определенно русского духа, то и Шептицкий изображал из себя русского. Только со временем, когда его семинаристы, воспитанные им в противо-русском духе, позанимали места вымирающего русского поколения духовенства, он постепенно начал показывать свое истинное лицо врага русского народа, работающего в интересах Польши и Рима.

Отец его был польский помещик, польский политический деятель и член австрийского парламента. Мать его была известна своим неистовым польско-римским фанатизмом. Между прочим и тем, что она даже не переваривала униатов и называла русских галичан-униатов, среди которых Шептицкие жили в своих имениях, не иначе, как „шизматиками".

Старший брат его окончил австрийскую академию генерального штаба. В чине австрийского полковника он командовал отрядами добровольцев поляков в составе австрийской армии во время Первой мировой войны в Холмщине. Затем он был при Пилсудском польским военным министром.

Митрополит Шептицкий пошел играть роль „русского", а затем украинского униатского митрополита потому, что у него началась неизлечимая „слоновая болезнь", от которой распухают ноги до невероятных размеров. Эти ноги можно было скрыть под длинной рясой. Принял на себя роль иерарха, „восточной Церкви", которую он решил играть в интересах Рима и Польши. Хотя он одевался совсем как русский православный митрополит с бородой и двумя панагиями, о“ все же не был ничем другим, как австрийско-римско-польским политическим агентом.

Перед первой мировой войной он несколько раз ездил в Россию с австрийским паспортом под чужой фамилией и под видом мирянина. Русские власти знали об этом и следили за ним, но не трогали его, дабы установить его связи с лицами, проживающими в России.

Во время первой мировой войны он дождался прихода русских войск во Львов. Третьей русской армией, занявшей Львов, командовал генерал Радко-Димитриев. В его штабе был граф Владимир Алексеевич Бобринский, член государственной Думы и один из самых деятельных членов „Галяцко-Русского Общества" в Петрограде. Он был призван в армию в чине капитана запаса и прикомандирован к штабу генерала Димитриева. Когда Львов был занят передовыми отрядами третьей армии, граф Бобринский в сопровождении другого офицера отправился в Львов и оттуда привез с собою в штаб митрополита Шептицкого. Там Шептицкому было сказано приблизительно следующее:

„Нам прекрасно известно, кто вы такой. Мы знаем, что вы приезжали к нам в Россию с паспортом на вымышленную фамилию, раз даже под¹ видом представителя фабрики велосипедов. Мы знаем, что ваш митрополичий титул и ваш костюм православного митрополита — это все только камуфляж, для отвода глаз. Но так как вы формально „митрополит", то мы не хотим дать нашим врагам повод обвинять нас в том, что мы, мол, преследуем униатскую Церковь. Поэтому мы вас оставим во Львове на свободе, если вы дадите честное слово, что, пока будет продолжаться война, не будете заниматься политикой".

Шептицкий дал слово и был отправлен обратно в „Святой Юр", — резиденцию униатских митрополитов во Львове. Но, не то в тот же вечер, не то на следующий день он появился в храме Ставропигийского Института в центре Львова, на 'Русской улице, куда он раньше никогда не показывался, и там произнес проповедь, в которой сказал: „Вам, может быть, покажется, что чужие

люди, которые к вам пришли, это ваши братья. Но имейте в виду, что это волки в овечьей шкуре". После этого Шептицкий был арестован и отправлен в центральную Россию, где он жил в частном доме, яа свободе. В римокатолических а тем паче „украинских" книгах и газетах, конечно, писали, что он был сослан в Сибирь.

Затем во дворце Шептицкого был произведен обыск. Искали его архив, но ничего не нашли. Прошло несколько месяцев. В марте 1915-го года пал Перемышль, который австрийскими властями всегда рекламировался, как крепость, которую никто взять не может. Под этим впечатлением многое переменилось. Население Галичвшы считало, что настал конец Австрии. Польские паны и евреи начали высказывать свое „руссофильство". В это время в дом русского генерал-губернатора в Львове явился один из служащих Шептицкого и сказал: „Ну, вы взяли Перемышль, значит Австрия уже не вернется. Теперь я вам могу показать то, что вы искали и не нашли". С ним послали двух офицеров. Он их повел в погреб дворца Шептицкого и показал им стену, которая была выведена очень умело, так как совершенно не было заметно, что это новая стена. Стену разбили и за ней оказался стол, на котором было множество золотых чаш и всякой драгоценной церковной утвари. Офицеры разочаровались и сказали служащему Шептицкого, что они не того искали. „Я знаю, — ответил служитель, но разбейте еще я следующую стену". За второй стеной нашли архив Шептицкого. Среди множества интереснейших бумаг был также и документ, написанный по-немецки, который мы приводим ниже в русском переводе, в таком виде, как он был затем опубликован в русской печати.

Документ этот появился сперва в русских газетах вскоре после того, как он был найден. А затем, вторично, в газете В. Бурцева „Общее Дело" в Петрограде, 27 сентября 1917-го года. Мы перепечатываем его здесь из газеты Бурцева, не меняя текста.

Как только победоносная Австрийская Армия вступит на территорию русской Украины, нам предстоит решить тройную задачу: военной, правовой и церковной организации края. Решение этих задач должно отчасти предшествовать какой бы то ни было мирной конференции, не только для споспешествования деятельности нашей армии и ожидаемого восстания украинцев и для урегулирования этого восстания, но я для того, чтобы эти области во всяком случае возможно полнее отторгнуть от России и придать им характер области национальной, от России независимой, чуждой державе царей. Для той цели следовало бы использовать все Россией подавленные (подложно искаженные) традиции Украины, дабы настолько прочно возродить их в сознании народных масс, чтобы никакая политическая комбинация не была в силах уничтожить нашу победу.

I. Военная организация.

Эту организацию следовало бы построить на традициях запорожских казаков. Надо иметь в виду, что эти традиции живы на Украине и имеют местно-нацнональный характер. Донские казаки, которые считаются специфически русским установлением, являются извращением этих казачьих традиций. Русские, донские казаки кроме имени, ничего не сохранили от украинского казачества. Тем не менее имя „казак" является в народе синонимом древне-национального героя. Наиболее выдающийся полководец нашей армии мог бы, после какой-нибудь победы, быть назначенным по повелению нашего Императора „Гетманом Украины". Состоя в ранге фельцейгмейстера (полный генерал) он мог бы, при сохранении иерархических рамок нашей военной администрации, получить известную автономию, дабы при верховном руководительстве вверенными ему войсками он был в состоянии образовать кадры, в которых восставшие украинцы могли бы найти себе подходящие места.

Национальный характер должен был бы выразиться в наименованиях начальствующих должностей: (атаманы, есаулы, сотники) , кроме того, в обмундировании и, по возможности, в языке команды. Гетману следовало бы предоставить право выпускать „универсалы" (приказы и воззвания к армии и населению), назначать атаманов, есаулов, и т. д.

В помощь ему можно было бы придать лицо, осведомленное в истории 'Казачества, которое редактировало бы письменную часть и, так сказать, могло бы помочь ему советом. Такая военная организация легко распространилась бы на весь край, способствовала бы движению среди украинцев и регулировала бы это движение.

ІІ. Правовая организация.

В разгаре борьбы следовало бы обратить внимание и на эту организацию, дабы наглядно и прочно доказать населению насколько, в разных отношениях, русское законодательство было к нему несправедливо и тягостно.

Помимо объявления свободы личности, веротерпимости по отношению ко всем религиям и тому подобных основ, следовало бы опубликовать австрийское гражданское уложение в переводе на украинский язык, каковой перевод должен быть объявлен подлинным, а также по возможности и другие австрийские уложения. Комиссия из австрийских и русских (украинских) юристов могла бы подготовлять подобную краткую кодификационную работу.

ІІІ. Церковная организация.

Эта организация должна бы преследовать ту же цель: возможно полнее отделить украинскую церковь от русской. : Не касаясь вероучений, области догматической, следовало бы издать ряд церковных постановлений (например: украинская церковь иземается из ведения петербургского синода, запрещается молиться за царя, предписывается молиться за Его Величество, соответственные (великорусские-московские) святые вычеркиваются из календаря и т. п.).

Все декреты должны бы, однако, исходить от духовной власти, но не от гражданской и не от военной, дабы, таким образом, порвать с русской системой. Учреждение синода, в подражание петербургскому, тоже не было бы целесообразным.

Все эти декреты могли бы от имени „Митрополита Галицкого и всей Украины" постановить все то, что было бы соответственным и согласным с основаниями восточной церкви, традициями митрополии и было бы одобрено военной администрацией. Как митрополит, я мог бы это сделать, так как, согласно постановлениям восточного церковного права и традициям моих предшественников, я имею право, одобренное Римом, осуществлять архипастырскую власть во всех этих областях. Если мои предначертания будут одобрены — а это несомненно будет — то на Украине создастся центральна духовная власть и церковь, как орган, представляющий собою неделимое целое. Она будет отторгнута от русской.

Известную часть епископов, уроженцев Великороссии, а также тех, которые не подчинятся этим распоряжениям, можно будет немедленно устранить, заменив их другими, исповедущими украинские и австрийские убеждения.

Рим впоследствии согласился бы с этими постановлениями и назначениями. Одобрят их и восточные патриархи, оплаченные правительством.

Сохраняя народу все то, что ему может быть дорого в обрядах и обычаях, подняв уровень духовенства, освободив его от тяжкого ярма синода и консистории, от которых он так много терпит, и вернув духовенство от прежней его политически-полицейской деятельности на почву чисто-церковную и христианскую, можно быть уверенным во всеобщем повиновении.

Признание всего этого я мог бы провести в Риме, или, вернее, я уже в значительной части все подготовил. Ортодоксальность церкви этим не была бы расшатана. Она должна быть сохранена в целости; следовало бы только коренным образом очистить ее от московских влияний.

(Подписано) Андрей Шептицкий

Старавшихся расколоть русский народ, уничтожить единую Русь и этим ослабить ненавистную Россию, было много. Среди них были государства, как-то: Польша, Австрия и Германия. Были отдельные лица, желавшие выдвинуться, сыграть видную роль, или состоявшие на службе у врагов России: Польши, Вены или Берлина. В австрийской Галичине и Буковине многие играли роль самостийных врагов России и всего русского, дабы не лишиться теплого местечка или не попасть в тюрьму. Среди них были „ученые", историки и филологи, писатели, поэты и журналисты.

Но все они вместе взятые: государства, тратившие на украинский сепаратизм громадные средства и всякие украинские самостийные организации не добились бы самостийной „незалежной Украины", если бы не было двух сил: папского Рима и сталинского большевизма.

Папский Рим построил фундамент для украинского сепаратизма, а товарищ Сталин закончил дело Рима.

Рим создал в австрийской подъяремной Руси базу для самостийного украинства. При разделе Польше в конце ХVIII-го столетия Австрии досталась часть древнего Галицкого Русского княжества, захваченного в половине 14-го столетия польским королем Казимиром. В итоге более четырех столетий польского

владычества от русского населения остался только „хлоп и поп , то есть лишенный грамоты русский крестьянин, закрепощенный польскими панами и униатский священник. Униатские священники составляли интеллигенцию Галицкой Руси.

Противорусская сепаратистская пропаганда началась в Галичине в 60-х годах прошлого столетия во львовском университете сыновьями польских помещиков, бежавших из России, из Юго-Западного края, после неудачной польской революции. Эти студенты принесли с собой сочинения Шевченка и занялись самостийной пропагандой среди студентов, русских галичан.¹⁾ Пропаганда эта особенного успеха не имела. Даже самостийные пропагандисты избегали слова „украинец, украинский", употребляя вместо них слова „русин, русский" и называя великороссов „москалями" а их язык „московским".

Местное русское население называло себя не иначе как русским. Даже и подавляющее большинство униатского духовенства, включая епископов и самого львовского митрополита называло себя до конца прошлого столетия только русским. Серьезные римо-католические историки этого не отрицают.

Рим конечно весьма сочувствовал самостийному сепаратизму. Но только в начале 1880-ых годов папа Лев ХШ нашел способ создать в Галичине серьезный самостийнический украинский Пьемонт. План его состоял в том, чтобы сперва украинизировать униатское духовенство, являвшеєся почти единственными кадрами галицко-русской интеллигенции. Как мы уже упомянули выше, духовенство это считало себя русским и оно воспитывало и свое многочисленное потомство, то есть будущую мирскую интеллигенцию, в русском духе.

Мысль эту подал папе польский иезуит кардинал Мечислав Ледоховский, уроженец русской Польши, польский дворянин, бывший познанский архиепископ (в Пруссии), которого за его завзятый польский патриотизм²⁾ германское правительство выслало из Германии.

Воспитание новой противорусской генерации униатского духовенства было решено провести через посредство польских иезуитов. 12 мая 1882-го года папа Лев ХШ опубликовал „Апостольское Послание", которым он изъял галицкие василианские монастыри из-под власти львовского митрополита и епископов и подчинил их польским иезуитам, имевшим свой центр в Кракове, подчеркивая, что в их полном распоряжении будут не только монастыри, но и все их имущество, что исключается какое либо вмешательство львовского униатского митрополита и епископов в монастырские дела, и что польские иезуиты будут отдавать отчет о своей деятельности только ему, папе. При этом папа в своем послании сказал, между прочим, следующие слова: „Мы ничего так не желаем, как того, чтобы послушники изучали самого святого Иосафата и ему подражали".)

Будет не лишним сказать несколько слов и о том, кто такой святой Иосафат, которому должны были, по желанию папы, подражать галицкие монахи.

Иосафат Кунцевич, архиепископ в Полоцке, работал под руководством иезуитов, приехавших из заграницы и поселившихся в Вильне. По словам французской энциклопедии Ларусс, он старался распространять унию „крайними средствами". Каковы были эти крайние средства, французская энциклопедия не указывает. Кунцевич зверски преследовал православных, например, закрывал и разрушал православные храмы, запрещал хоронить православных на их же кладбищах, приказывал вывозить православных покойников из города только через те ворота, через которые вывозился городской мусор; 2-го июня 1623 года, в день Св. Троицы, он сжег русский православный монастырь Св. Духа вместе со всей братией и паломниками, и т. д. Его поведением возмущался даже литовский канцлер поляк — (католик) князь Лев Сапега, который предупреждал Иосафата (в письме) о том, что его свирепые гонения будут иметь печальные последствия для Польши. „Вы навлекли опасность на государство... Вместо радости ваша уния наделала нам столько хлопот, беспокойств и раздоров, что мы желали бы лучше остаться без нее... Жидам и татарам позволено в областях королевства иметь свои синагоги и мечети, а вы печатаете христианские церкви!" — писал Сапега.

Но Кунцевич продолжал зверствовать и когда он в 1623 г. приехал в Витебск и там стал жесточайшим образом преследовать православное население, народ, вышедший из терпения, убил изувера.

В 1867 году папа Пий IX, объявивший себя непогрешимым, провозгласил Иосафата, которого нельзя иначе назвать, как только врагом Божиим, изувером и убийцей, — святым.

Кардинал Мечислав Ледоховский, как мы уже сказали, состоял при папе и был произведен им в префекты Конгрегации Пропаганды.

Он очевидно руководил деятельностью польских иезуитов, касающейся галицких василианских монастырей. Он умер в 1902 г., но его заменил его племянник Владимир Ледоховский, который был избран Черным Папой,) т. е. главой всех иезуитов. Ко всему этому необходимо добавить, что начиная с конца 1880 годов непосредственно в управлении василиавскими монастырями участвовал польский граф Шептицкий, воспитанник краковских иезуитов, который впоследствии сделался митрополитом галицким и общепризнанным главой не только „украинской" униатской церкви, но и политическим главой галицкого украинского движения. Таким образом галицкие василианские монастыри находились все время исключительно под управлением польских иезуитов. „Черный Папа" — Владимир Ледоховский умер в 1946 году, а митрополит Шептицкий в 1945 году. Непосредственным надзирателем за Василианскими монастырями был младший брат митрополита Шептицкого, возглавлявший основанный митрополитом Шептицким студитский отдел Василианских монастырей.

За это время то есть в течение 60-ти лет два брата Ледоховских и два брата Шептицких воспитали насколько генераций нового униатского духовенства в сепаратистском и руссофобском „украинском" духе, которые в австрийских галицких гимназиях и начальных школах прививали этот дух новым поколениям. Вот такова была работа Рима, увенчавшаяся в Австрии, в Галицкой Руси, громадным успехом.

Каково же было положение „украинства" в Юго-Западном Крае во время революции после первой мировой войны? Там в народных массах не только не было никакого украинского движения, но напротив, весь народ был резко настроен против всякого украинского сепаратизма, не только политического но и культурного, и в частности языкового. Об этом совершенно недвусмысленно и ярко написал бесспорный „украинский" авторитет Винниченко, который в своих Воспоминаниях (т. 2, стр. 259-261) сообщает нижеследующее:

„Хто за тих часів, а надто зараз же по виході Центральної Ради з Киэва, був серед народу, особливо ж серед салдатів, той не міг не помітити надзвичайно гострої антіпатії народних мас до Центральної Ради.

Не бажаючи ніяким способом брати участь у дальшій акції Центральної Ради, передбачаючи неминучий характер цеї акції

(угода з німцями), я навмисне (нарочно) поїхав не в Житомир, а на другий кінець України, на південь. Я їхав вісім день серед салдатів, селян і робітників, зміняючи своїх сусідів на численних пересадках. Отже я мав нагоду бачити на протязі сих днів немов у розрізі народніх шарів їхній настрій.

Я рекомендував би всім правителям і Урядам час від часу проїхатись по своєму краєві в скотячих вагонах, набитих „їхнім" народом і, змішавшись з ними, послухати його. Це — корисніше ніж кільки десятків нарад з парламентськими фракціями.

Я під той час уже не вірив у особливу прихильність народу до Центральної Ради. Але я ніколи не думав, що могла бути в йому така ненависть. Особливо серед салдатів і особливо серед тих, які не могли навіть говорити по руськи, а тільки по українськи, які, значить, були не лотшпами й не руськими, а своїми українцями. З якою зневагою, люттю, з яким мстливим глумом вони говорили про Центральну Раду, про Генеральних Секретарів, про їхню політику.

А що було в цьому дійсно тяжке й страшне, то це те, що вони разом висміювали й усе українське: мову, пісню, школу, газету, книжку українську.

... І то була не випадкова одна-друга сценка, а загальне явище від одного кінця України до другого."

Винниченко был один из лучших или даже лучший из украинских писателей, который во время революции в 1917-1919 г.г. был несменяемым генеральным секретарем Центральной Рады.

А каким же образом случилось, что в Советской России возникла украинская федеративная держава, имеющая своего представителя даже в Объединенных Нациях в Нью-Йорке? В Москве прекрасно знали, что никакой украинской нации нет, и что народ там украинскому сепаратизму не сочувствует. Вот, что об том писала в свое время известная левая социалистка (коммунистка), хорошо знакомая с Лениным, который с ее мнением считался, Роза Люксембург. Она была русская еврейка, проживавшая долгие годы в Германии и хорошо знакомая как с Россией, так и с Германией. Текст, который приводим ниже, был в свое время напечатан в брошюре под заглавием „Русская Революция". Эта брошюра была переведена на разные языки. Мы приводим перевод с немецкого издания — "Die Russische Revolution":

„Украинский национализм в России это — что-то совершенно отличное от, скажем, чешского, польского или финского национализма. Это — только каприз, сумасшествие нескольких десятков мелких буржуазных интеллигентов, не имеющий никаких корней ни в экономических, политических или психологических отношениях страны. Он не имеет никаких исторических традиций, так как украинцы никогда не были нацией, не имели ни своего правительства, ни какой либо национальной культуры, за исключением реакционных, романтических поэзии Шевченка. Это то же самое, как если бы в один прекрасный день жители

Wasserkante*) пожелали бы создать новую нижнегерманскую нацию и правительство!"

Советское правительство создало украинскую державу при помощи лиц, поддавшихся галицкой папской украинской пропаганде или авантюристов, стремившихся сделать карьеру на украинской авантюре или в особенности таких, которые опасались восстановления какого либо не большевицкого порядка и по этой причине ненавидели Россию.

Их портреты заслужили себе место в самом центре будущего украинского иконостаса.

1) После 1863 г. поляки-студенты, обучавшиеся в русских высших учебных ваведениях России, бежали в Австрию в город Львов и продолжали в тамошнем университете свою учебу. Сюда же они перенесли и свою бешенную ненависть ко всему русскому, и в первую очередь, к правительству и народу. Они всеми силами стремились привить ее русскому населению Галичины, вбить между ним и остальными русскими клин, посеять вражду и вызвать, если возможно, братоубийственный раздор.