Преподобный Алексий (Кабалюк)

21 октября 2001 года состоялось событие, значение которого сейчас даже трудно оценить, настолько оно духовно глубоко. На святой земле Карпатской Руси прославлен в лике святых Преподобный Алексий, Карпаторусский Исповедник. Что же здесь дивного? – разочаруются иные: еще один святой, сколько их было – новомучеников и исповедников в 20 веке на нашей многострадальной земле?

А дивно то, что в наше время разделения народа и глумления над ним, время безвластия, беззакония и безбожия прославлен в лике святых человек, в котором великая Благодать Отца Небесного смогла победить ненасытно враждующий мир и победить на последнем маленьком островке земли некогда святой Руси, затопленной в 20 веке кругом морем крови от богоборчества и братоубийства.

В самом сердце Европы протянулись над Дунаем дивной дугой горы Карпатские – прародина славянства и колыбель Великой Руси. Отсюда русины переселялись в древности на вольные земли северо-востока (Волынь) и далее на Днепр, Волгу, Сибирь, Дальний Восток, Русскую Америку (Аляску), Северный Кавказ, Среднюю Азию, пока не стали величайшим народом Европы.

А полузабытая прародина продолжала в эти две тысячи лет жить своей таинственной жизнью, посылая новых и новых сыновей и дочерей вслед за прежними – на Восток. Восток ширился, богател, набирался сил, учреждал Патриаршество, создавал Империю на трех океанах. А карпатская прародина в центре Европы стискивалась все туже и туже – венграми, румынами, поляками, турками, австрийскими немцами – с равнины народ вытеснялся в горы, спасаясь там от навязанного католицизма в форме церковной унии и террора. Каждое новое поколение подымало восстание, вело партизанскую войну опять и опять, пока за многие века кровью русинов не переполнились родные горы и долины, и граница между Австро-Венгрией с танцующей столицей – веселой от славянской крови Веной и Российской Империей, не стала пролегать в 6 верстах от Почаевской Горы – это был не железный, а кровавый занавес.

И вот тогда-то, когда древний самобытнейший народ довели до такой нищеты и унижения, что тысячи, а потом и десятки тысяч крестьян от безысходности выехали в Америку и там узнали о Православии и Царской России – вот тогда-то и началось великое православное возрождение русинского народа, Апостолом которого почитается Преподобный Алексий, Карпаторусский исповедник.

Святой, в миру носивший имя Александр Иванович, родился в селе Ясиня (сейчас Раховский р-н Закарпатской Украины, а тогда – глухое место двуединой Австро-Венгерской Империи). Родители его были благочестивы и совершенно не догадывались, что принадлежат к греко-католическому исповеданию, искренне считая себя православными (так обманывали народ долгие десятилетия, пользуясь нищетой и изолированностью горных сел).

Для русинов-детей были закрыты не только университеты, но даже и школы в том смысле, что там могли учиться только желающие стать «полноценными» мадьярами (венграми), а не «мадьярами, говорящими по-русски» - так официально называли в Австро-Венгрии русинов. Поэтому, за каждое слово, сказанное ребенком в школе на родном языке, полагалось пять ударов тяжелой плеткой. Говорить по-русински считалось неприличным, невежественным, диким. С детства пришлось Александру страдать за родной народ. По окончании церковно-приходской школы он хотел учиться дальше, но родители понимали, что в университете заместо грубой плетки будет литься в душу тонкий яд клеветы на родной народ и Россию. Александру пришлось отказаться от своего стремления, так как Австро-Венгрии не нужны были образованные русины, а нужны были образованные немцы и мадьяры.

Юноша достает книги, много читает, стремясь добраться до правды, узнать больше про Веру в Бога,… а в это время приспела пора служить Австро-Венгрии в рядах ее армии. Там ждали молодого русина новые унижения и издевательства. Жизнь была тяжелой – в гуцульских горах коварный климат и нету хорошей земли, нелегко содержать и скот. Из братьев и сестер двое мальчиков умерло еще в детстве, Александр был старшим ребенком и много работал, а, вернувшись из армии, едва успел застать в живых умирающего отца.

Нужно было выбирать жизненный путь. В это время было уже немало тайных православных среди русинов, и юноша обратился к одному прозорливому старцу из Биксадского монастыря, что впоследствии отошел к Румынии вместе с Русинским Залесьем (по-румынски Трансильвания). Старец решительно сказал, что если Александр желает жить, то должен оставить всякие мысли о женитьбе и думать только о служении Богу. Обрадованный Александр вернулся на Родину и Божьей волею встретил человека, который рассказал ему о православных святынях Киева – Русского Иерусалима, об Истине Святого Православия и подарил книгу святителя Димитрия Ростовского «Духовный алфавит», с которой потом Избранник Божий не разлучался долгие годы. Из России Александр вернулся в 1905 году, привезя много духовных книг и сразу же начал проповедь Православия по монастырям и селам. Он вспоминал потом: «Всюду, где только можно, я со своими сподвижниками проповедовал Святое Православие».

Народ тянулся к истинной Вере своих отцов, и тайное собрание православных в городе Хусте уже включало представителей от 30 сел – именно в этом городе в 1734 году умер последний православный епископ – Досифей Федорович, и отсюда тело его было увезено в Угольский монастырь, насильно закрытый вместе с множеством других православных обителей в 1788 году императором Австрии Францем-Иосифом. Многие монастыри тогда приходилось брать с боем австрийским войскам, и теперь тоже разгоралась борьба нешуточная.

Александр снова едет в Киев, возвращается и опять обходит все Закарпатье, потом едет в Почаев – и опять на родину. В 1908 году едет на Пасху в Иерусалим, поклоняется Богу на святых местах земной жизни Спасителя и промыслительно оказывается на Святой Афонской Горе. Там уже есть православные монахи – русины, и здесь Духовный Совет Свято-Пантелеймонова монастыря 8 июля, в праздник Казанской иконы Божьей Матери торжественно присоединяет к Православию великого исповедника истинной Веры. Архимандрит Михаил вручает святому благословение Святой Горы – горам Карпатским - икону Божьей Матери Акафистную.

История прославления этого образа преобразовала собою историю Карпатской Руси, и недаром икона Божьей Матери носит и второе имя – «Предвозвестительница» (память 10 октября по церковному стилю / 23 октября по гражданскому календарю).

В 13 веке, после 4-го крестового похода, разгромившего вместо мусульманских войск Константинополь – не без вины самого византийского императора, часть рыцарства, вдохновляемая Римом, решила захватить Афон, чтобы подчинить его Папе Римскому.

Афонский старец, живший близ Зографского монастыря, читал акафист Божьей Матери перед иконой и вдруг услышал от нее голос: «Радуйся и ты, старец Божий!.. Не бойся, но иди скорее в монастырь и объяви игумену и братии, что враги Сына Моего и Мои уже близко. Кто слаб в духе терпения, тот пусть скроется, пока пройдет искушение; но желающие страдальческих венцов пусть остаются».

Едва старец вошел в монастырь, как увидел, что икона опередила его. Часть братии скрылась в горах, а 26 иноков, включая настоятеля и Старца, заперлись в башне вместе с Заступницей рода христианского.

На льстивые речи и обещания обогатить в случае подчинения Папе Римскому иноки ответили: «У нас глава Церкви Христос, и мы все скорее умрем, чем дозволим осквернить святость этого места вашим насилием» – и враги, разъярившись, заживо сожгли мучеников, обложив башню хворостом. Под пеплом православные потом обрели нетленную икону Акафистную – Предвозвестительницу, и она, спустя века, отправившись на Карпаты в точном списке в руках Святого Исповедника, предвозвестила русинам, что они примут страдальческие венцы мучеников и исповедников за верность Богу.

Еще со времени свв. Кирилла и Мефодия и их учеников здесь уже торжествовала Православная Вера. Вытесненный в горы народ сохранил ту нравственную чистоту, без которой невозможна верность Богу. Кто хотел более легкой жизни – становился мадьярином, поляком, чтобы сытнее жить на равнине. А те, кто свято хранил веру и имя своего народа – потомки тех зачастую не жалели самой жизни ради чистой Веры в Бога. Александр происходил из самого глухого места Карпат – Гуцульщины, где самые высокие и крутые горы до сих пор заставляют людей просеивать землю от камней на крошечные огороды. Но это был меридиан Афона – в селе Ясиня минута в минуту шло одинаковое со Святой Горой время.

Православие распространялось в народе все сильнее и сильнее, несмотря на репрессии. Особенно быстро это происходило в Мармороше – Мраморной, белой долине Тиссы – русой белокурой реки, как ее любовно называл народ, и где, как считал великий учитель славянства русин Адольф Добрянский, издревле жило племя белых сербов, называвших себя русинами вместе с жившим к Западу племенем Белых Хорватов. Здесь, опираясь на более чем десяток монастырей, помогая движению опришков, народных мстителей, укрывая православных священников, бежавших с Запада, народу удалось сохранить Православие до конца XVIII века, продержавшись полтора века в борьбе с ненавистной ужгородской унией 1646 года и Австрийской Империей. Лишь террор, обман и изоляция могли лишить русинов родной веры, но теперь русины стали узнавать правду, ехали в Америку, где было Православие, и Сербы православные были близко, – поэтому оставалось врагам Православия только одно оружие – террор.

В Хусте – втором по значению городе Мармороша после Марморош-Сигота снова собрался тайный съезд Православных Русинов. Ближайшим селом к городу Хусту было село Иза, где еще в 1903-1904 годах множество крестьян увезли в Марморош –Сигот, где судили за государственную измену, которой считался для русинов переход из греко-католической веры в Веру Православную. Сейчас шел 1909 год. С неимоверным трудом жителям двух сел Изы и Великих Лучек удалось официально перейти в Православие и войти в Сербскую Православную Церковь, но власти не допускали на Закарпатье ни одного священника. Для совершения таинств нужно было ехать многие версты до сербских храмов, но народ был слишком нищ, чтобы большинство могло это сделать. Если еще десять лет назад православное большинство было только в трех селах – Иза, Великие Лучки и Бехерево, то теперь десятки сел стали Православными, и народ решил послать в Россию Александра как самого достойного Русина для принятия Священного сана. Бесконечно тронутый любовью родного народа, чувствуя многие святые благословения и пламенные молитвы за него, Александр отправился в Русское Царство и, по неизреченному промыслу Божьему, ему суждено было стать священником Бога вышняго и монахом в Холмской Руси – в Яблочинском монастыре – на земле, где многие века страдал Православный народ под польским игом – и продолжал страдать, ибо после присоединения к России край остался в административном управлении польской шляхты, презрительно называвшей измученный православный народ «Хлоп (холоп) и поп» – так смешно для польских дворян звучало нищее бесправное крестьянство и такое же нищее и бесправное православное духовенство. Много лет Епископ Холмский Евлогий - печальник Холмской Руси пробивал через Государственную Думу законопроект о выделении края из Польши в новую Российскую губернию, что произошло только в 1914 году. Эта самоотверженная борьба владыки Евлогия еще больше вдохновляла Александра на свою борьбу, и в радости от увиденного наступления Православия в Холмщине, от братского отношения и понимания, от все сильнее разгоравшейся надежды на лучшую долю для своего народа, Святой спешит домой – поделиться Верой, Надеждой и Любовью…, но там его схватывают жандармы, делают обыск, отбирают паспорт и устанавливают постоянную слежку. Исповедник под чужим именем, с поддельным паспортом вынужден покинуть на время своей страдающий народ, чтобы у него был свой священник, не боявшийся смерти.

На Холмской Руси в Свято-Онуфриевском монастыре Александр учится стремительно, понимая, что каждый день, каждый час его народ страдает под игом и молит Бога об утешении таинствами Православной Церкви. В кратчайшие сроки святой постигает Богословие и все необходимое для священника, так что уже 26 марта 1910 года архимандрит Серафим по благословению Архиепископа Холмского Евлогия постригает великого русина в малую схиму с наречением имени Алексия в честь Алексия Божьего человека, причем знаменательно, что восприемником (старцем) был иеромонах Сергий, впоследствии Архиепископ Казанский.

Для поставления во священника необходимы были документы, удостоверяющие личность, и в Австро-Венгрии 50 русинов из разных сел поставили свои подписи на протоколе, и получилось по воле Божьей, что Святой, у которого жандармы отобрали документы, имел удостоверение личности для службы Богу не от Австро-Венгерских мучительских властей, а непосредственно от своего многострадального народа. 11 июля состоялось рукоположение в иеродиакона, а 15 августа – в день Успения Божьей Матери Преподобный стал иеромонахом через возложение рук Владыки Евгения. Началась еще более страшная война с духами злобы поднебесной – война, о которой писал Апостол Божий Павел. Преподобный Алексий уже много лет вел эту незримую битву за души людей и видел, какое жуткое наступление на святыни пошло в мире – в России православный народ еле отмолился и отбился от рвущихся к власти безбожников в 1905 году – на колокольнях православные воины устанавливали пулеметы, и даже монахи вооружались, как в Глинской пустыне, одевая казачью форму. Близилась великая война за Православие в Европе, и в этой войне победила Карпатская Русь со святым иеромонахом. Воин Христов едет до Константинопольского Патриарха Иоанна, чтобы поведать правду русинов и обменять российские монашеские бумаги на Афонские, чтобы их не могла конфисковать полиция. Патриарх выслушал слово о великом страдании и терпении православных Руси Карпатской с сердечным пониманием – к этому времени православные греки уже более четырех веков страдали под турецким игом, терпя муки и унижения за Святую Веру. Патриарх благословил святого на путь исповедничества и направил в Сербскую Православную Церковь Австро-Венгрии великого борца за Православие. Преподобный Алексий прибыл на родные дунайские раздолья и горы к Великому посту 1911 года, поспешив к Патриарху Сербскому Лукиану (Богдановичу), который ласково и радостно принял возвышенную душу, зная, на какой великий подвиг решился Преподобный Алексий. Белая Сербия и Сербия Великая были едины в святой борьбе.

Огромная победа была в том, что народ получил священника от Бога. Многие годы Православные были в униатской блокаде и, за исключением зажиточных крестьян, которых было очень мало, ехавших к сербам, не могли долгие годы ни креститься, ни венчаться, ни отпевать, ни причащаться Пречистых Христовых Тайн. Две недели благословенный иеромонах тайно совершал Богослужение в Мукачеве – епархиальном центре, захваченном униатами к концу 17 – началу 18 века. Служил ежедневно, почти круглосуточно. Постоянно сменялись прихожане, а он оставался, чтобы утешить новых и новых. Антиминс и святое миро Святой вывез из царской России, и теперь в полноте церковного общения забывались самые тяжелые муки и испытания русинов. Всюду теперь Преподобный Алексий приносил с собой торжество Православия. Долго на одном месте находиться отец Алексий не мог, не мог он также, и передвигаться явно – было время гонений и в Великие Лучки Святого привезли на подводе, скрыв огромным ворохом соломы. Под праздник Благовещения Божьей Матери он исповедал и причастил более тысячи православных, сотни детей окрестил, десятки пар обвенчал. В Марморош апостол Закарпатья поехал в крестьянском платье вместе с Михаилом Палканинцем – страдальцем за веру и тайно служил у него дома в Хусте. Оттуда ему пришлось поспешно выехать в свое родное село Ясиня на Гуцульщине, чтобы избежать ареста, а затем он тайно, в одежде простого селянина, весь 1911 год от Рождества Христова обходил родное Закарпатье со своей походной церковью, всюду принося великое утешение страждущему Православному народу. Великий Святой духовно окормлял десятки тысяч единоверцев и укреплял их перед еще более лютыми гонениями. В начале 1912 года он опять поехал в село Великие Лучки, близ города Мукачево, и там исповедника удалось выследить Австро-Венгерским властям. После торжественного Богослужения и проповеди, в которой Преподобный утешал и укреплял свой народ, говоря про необходимость молитвы к Богу о даровании сил, чтобы выдержать мучения за Веру; вдруг неожиданно в переполненный людьми дом ворвались мадьярские жандармы. «Не бойся, малое стадо, Христос посреди нас! – воскликнул Преподобный Алексий и обратил взор на изображение распятого Господа, со слезами моля об укреплении перед мучителями. Жандарм угрожающе вопросил: «Что вы здесь делаете?!» Святой спокойно заговорил с ним по-венгерски, чтобы успокоить православных, как будто ничего особенного не происходит, но жандармы выгнали всех, набросились на него и связали, после чего с сотнями мужчин, женщин и детей повели в тюрьму города Мукачево. А вслед за арестованными шла еще более огромная толпа православных, плача, крича и протестуя против беззакония.

Под конвоем исповедника достав8лиРв родное село под домашний арест, но Божий избранник сумел опять тайно пойти по родной земле к страждущему народу, ищущему Правды Божьей. Все православное Закарпатье берегло и скрывало от врагов своего святого. Все ждали, когда к ним придет священник-благовестник, но особенно его ждали в селе Иза – духовной столице Православного Закарпатья. В 1885 году приходской священник села Иза отец Иоанн Раковский, принявший в России Православие, был отравлен волей Австро-Венгерских властей и сподобился здесь мученической кончины за Истинную Веру, приняв Причастие не из рук униатских лжепастырей, а от Самого Христа, принявшего душу Своего верного служителя. Во время борьбы с унией село приютило мучимого и гонимого православного священника о. Михаила (Оросвиговского – с села Росвиги, по фамилии Андрелла). Отец Михаил описал с неизбывной силой правды мучения и притеснения православного человека и показал силу русинского народа и честь духовенства. Лишившись возможности быть с семьей в Мукачеве, отец Михаил до самой кончины в 1710 году отстаивал Веру в твердыне Православия – Мармороше. В 1903-1904 годах Австро-Венгерские власти судили за веру мучимых исповедников Божьего села Изы на процессе, который вошел в историю как 1-й Марморош-Сиготский процесс. Село было под оккупацией и непрерывным террором – если девочек-подростков, желающих стать монахинями, загоняли зимой в ледяную реку и держали часами, раздев, били до утомления плеткой, обливали на 30-ти градусном морозе множеством ведер ледяной воды и водили после этого напоказ по селу, едва позволив опоясаться лохмотьями порванных и растоптанных платьев, то мужчинам ломали палками кости, и поэтому в Изе были люди, отдавшие жизнь за Христа. Семьи теперь жили под домашним арестом, и относительная свобода передвижения вне дома осталась только у детей. Зная эти мучения, Преподобный тем сильнее стремился душой к страждущим братьям и сестрам. Наученный Богом, он смог, пользуясь поддержкой Сербской Церкви, к которой официально смогли присоединиться Православные Изы, получить законное разрешение властей на трехдневное пребывание в Изе и Богослужение. Такое же разрешение удалось получить и для пребывания в селе Великие Лучки, поскольку там тоже Православные сумели официально присоединиться к Сербской Церкви. Соединенным силам сербов и русинов удалось одержать великую победу. Власти были в растерянности – ведь отец Алексий Сербским Патриархом Лукианом (Богдановичем) официально был назначен в помогающие священники отцу Гавриилу (Аврелию) Мачку настоятелю прихода в городе Мишкольц, а к этому приходу были приписаны два героических русинских села. Все было нарочито законно, и Святой приехал в многострадальную Изу, несмотря на ярость начальника жандармов в Хусте, который ничего не смог возразить и выдал требуемое разрешение.

В этот день был Праздник Сретения Господня, и Сам Господь в лице Своего святого служителя посетил Изу. Святая радость переполняла сердца исповедников, большинство которых впервые в жизни увидели православного священника и сподобились таинств святой Православной Церкви. Счастье народа было настолько великим, Богослужения проходили при таком многолюдстве и сплоченности, что начальник жандармов писал в доносе губернатору в Марморош-Сигот: «Нужно перестрелять весь народ в Изе и только тогда можно взять от них священника».

После проповеди Святого народ заплакал, как один человек от выстраданного годами счастья в преддверии новых, еще более страшных испытаний.

Власти опомнились от первоначальной растерянности и больше нигде не дозволили служить исповеднику. Слежка была многократно усилена, и Святой вынужден был в том же 1912 году уехать в Россию, а затем в Америку, чтобы не разлучаться со страждущим своим народом, о котором Преподобный Алексий помнил каждое мгновенье своей подвижнической жизни. В этот год поднялись православные славяне – в считанные недели Сербы и Болгары разбили наголову турецкие полчища, освободив множество единоплеменников, жаждавших свободы целые века среди унижений и насилия. В Австро-Венгрии, населенной преимущественно славянами, испугались и немцы, и мадьяры. Столь стремительное славянское возрождение неизбежно должно было, в конце концов, разрушить и Австрийскую Империю, также построенную на славянской крови. Власти спешно готовят процесс о государственной измене русинов, чтобы показать славянам, что пока что немцы и мадьяры, – главные народы в государстве и всегда готовы поставить на подобающее место сепаратистов-славян. Этот процесс, по мнению Австро-Венгерских властей, навсегда скомпрометирует Россию перед всем миром, когда будет доказана ее подрывная работа среди русинов по присоединению Карпатской Руси к Российской Империи.

1913 год был трагичен для балканских славян – после совместной победоносной войны с турками единоверные и единокровные Сербы и Болгары стали воевать друг с другом, не поделив миром отвоеванную Македонию. Победили Сербы.

В России это был самый сытый год за весь ХХ век – народ стремительно богател. А на русинских Карпатах арестовывали Православных крестьян – сначала почти двести человек из различных сел, потом почти половину пришлось отпустить за недостаточностью улик. В декабре на исходе 1913 года мир узнал, что в Марморош-Сиготе – главном городе Марморошской долины будут судить русинов – за их веру и национальность. Узнав в Америке из газет об этом беззаконии, Преподобный Алексий Карпаторусский немедленно поехал на Родину, чтобы понести вместе со страдальцами их Святой Крест. Австро-Венгерские газеты захлебывались в своей ненависти к нему, считая Святого соблазнителем и возмутителем простого народа – агентом Царской России – главным государственным преступником, скрывающимся за границей от возмездия. В это время вернувшийся Исповедник пришел в ближайший жандармский участок со словами: «Я – Алексей Кабалюк, которого вы ищите», после чего был немедленно арестован и брошен в застенок. Православные сербы, честные мадьяры, сочувствующие гонимым евреи выступили во множестве адвокатами, стремясь предотвратить или хотя бы смягчить вопиющее беззаконие. Сердце христианской Европы, еще не зачерствевшее в дыме мировых войн, было возмущено этим наглым демонстративным злодеянием. Никакие протесты и возмущения не могли поколебать Австро-Венгерские власти, стремящиеся окончательно покончить с русским вопросом. Это, по их мысли, должно было обезглавить общеславянское движение и прервать связь с Россией. Это было идеологической подготовкой грядущей войны.

Судебное разбирательство началось на святой неделе – святках, между Рождеством и Крещением, и мучимые за Веру русины встречали эти дни подвигом исповедничества. Пытки были не только в застенках – грубые и беспощадные, но и в суде – лукавые и уничижающие. Обвиняемые сидели в лохмотьях полуистлевшей одежды – голодные и избитые, да еще при этом переводчик с русинского на мадьярский искажал их слова по-своему усмотрению. Один за другим вызванные для опроса первые трое подсудимых были настолько замучены своими палачами в течение долгих месяцев, что не могли связно говорить и отвечать на вопросы судьи – по его приказу страдальцев отправили в сумасшедший дом. Вызванная после них старая крестьянка на вопрос о переходе в Православие отвечала: «Униатские попы службу сокращают, а православные служат полностью». Так кратко и мудро ответила Мария Сочка из села Билки. Святой Алексий, никогда не сокращавший Божественной службы, несмотря на многолюдство и недостаток времени в гонениях, все заседания тепло и ласково смотрел на каждого из исповедников, молясь об укреплении их душ, о вразумлении их свыше.

Юрий Чопик из села Теребли замечательно ответил на тот же вопрос. Объясняя, почему он вышел из унии, честный исповедник Веры Христовой произнес: «Одно отроча токмо одна мати может породить, а две – одно – нет. Две матери одно отроча родити – таковое чудо еще не видел свет… Мы не можем исполнить и православную, и греко-католическую науку, а мы исповедуем и признаем, что спасительная Вера лишь одна, которой Христос голова. Сию святую Веру мы к себе обняли и мы ее от себя взяти не даем, скорше готовы перенести всякие муки и смертельные разлуки за сию святую Веру».

Подсудимым задавали один и тот же вопрос о вере, и народ говорил, что уния была насильно навязана предкам.

Прокурор обвинял подсудимых в том, что они отвернулись от Венгрии в сторону России. Хваля русинов, что они века сражались бок о бок с мадьярами за свободу (против австрийских германцев и турок), верой и правдой служили Венгрии, прокурор посетовал, что теперь все испортило подстрекательство России. Вот каков был смысл обвинения, против которого дружно восстала разноплеменная защита.

Мадьярин Золтан Ронаи, выступивший от венгерских протестантов-реформатов, прямо заявил, доказал и наглядно продемонстрировал на суде перед всеми, опросив униатское духовенство прилюдно, что оно само указывало жандармам, кого пытать из крестьян по селам, чтобы вернуть в униатство, ибо с переходом русинов в Православие униатные попы-помещики лишались своих доходов и бесплатной рабочей силы. Золтан Ронаи предъявил и документы-записки, инструкции – кого нужно пытать, кого освободить от пыток по болезни и т.д. Так защищали русинов мадьяры благородные. Помогли православным и Австро-Венгерские евреи. Еще в 1906 году с помощью доктора юриспруденции Блока православным крестьянам села Великие Лучки удалось, несмотря на лютое противодействие властей, официально выйти из греко-католичества и присоединиться к Сербской Православной Церкви, а теперь на защиту Православных русинов выступил доктор Клейн. Он заявил, открыто, что суд идет не по гражданским законам Венгрии, а по законам средневековой католической инквизиции – людей судят только за их Веру. Доктор Клейн во всеуслышанье объявил, что именно венгерское государство довело русинов до такой нищеты, что, спасаясь от голодной смерти, десятки тысяч русинов устремились в Америку, где узнали истинное Православие, поняв, что их запутали и обманули на Родине. Именно поэтому они и захотели вернуться к Вере своих предков, а им мешает униатское духовенство.

Наконец выступил православный серб доктор Константин Хаджи от Сербского Патриархата. Твердо и бесстрашно взывая к совести судей, защитник сказал, что возврат в Веру своих предков – не преступление, а неотъемлемое право русинов, и никто не имеет морального права их осудить, да только Православные в Австро-Венгрии, при известных обстоятельствах, ставятся властями вне закона.

Многие защитники и очевидцы говорили о пытках и избиениях, так что судья запретил адвокатам задавать подобные вопросы, а между тем в село Изу правительство направило несколько батальонов немецких солдат – немецких, чтобы у них не возникало ни малейшей жалости к русинам. Террор в столице Православия на Закарпатье принял ужасающие размеры и дикие формы. Многие отморозили себе руки и ноги, потому что скрывались от зверств зимой в лесах и горах. В ближайшем к Изе селе Липча жандармы выбили в одном доме, где жила молодая женщина с детьми все стекла в окнах, чтобы семья замерзла. Часто ворвавшись ночью в дом села Иза, они выгоняли семью на мороз, а сами ложились, пьяные, в грязных сапогах, на чистые кровати.

Против зверств и беззаконного суда состоялись митинги протеста в Вене, столице Австро-Венгрии, и Киеве.

27 января в Вене состоялся 1-й общеславянский митинг протеста. Организовали митинг чехи. Чешский депутат Экслер говорил страшные в своей правде слова, возлагая вину в случившемся на венгерский народ: «Мадьяры считают себя самой рыцарственной нацией в мире, но мы, которые ближе их знаем, смотрим иначе на этих рыцарей. В наших глазах мадьяры являются олицетворением того, что мы сегодня понимаем под узким шовинизмом, сопряженным с деспотическим попранием самых элементарных человеческих прав; они стали воплощением грубого насилия, совершенного над более слабыми народами. Море крови и слез упрочило за мадьярами европейскую «славу». Горька судьба славян, живущих в пределах Венгрии, униженные и оскорбленные стонут они под страшным игом мадьярского деспотизма. Недаром говорят: Венгрия – Голгофа славянства. Угрорусский процесс является только одним из звеньев в долгой веренице гонений и преследований».

Другой знаменитый чех доктор П. Неруда заявил: «Обвинению в государственной измене никто в мире не верит: ведь известно, что в Венгрии не первый раз фабрикуют подобные процессы!»

Когда в поддержку русинов выступил серб Милован Будимир, то комиссар полиции остановил его: «По-сербски нельзя говорить, говорите по-немецки». Эти слова полицейского чиновника вызвали нарастающую бурю негодования среди славян, раздалиAьРпламен- сРпротесты, сопровождаемые овациями, и зазвучал славянский гимн «Гей, славяне!», но вскоре ворвался наряд полиции, вызванный по телефону комиссаром, и митинг разогнали, арестовав немало людей. Несмотря на это, через неделю, 3 февраля 1914 года там же Австро-Венгерские славяне организовали второй митинг протеста. Многие на нем уже не смогли присутствовать из-за действий полиции. И опять горячо выступили чехи, г-н Томашек мудро заметил, что надо перейти в историю русинов, чтобы понять их стойкость и непоколебимость. «За Карпатскими горами был искони русский народ, исповедывающий свою православную веру на славянском языке, верный своим святителям Кириллу и Мефодию. Оба этих святителя подвергались неоднократно преследованиям за то, что перевели литургию на славянский язык. И народ, имея таких святителей, остался верным православной вере своих предков, связывающей его культурно и национально с целым великим русским народом.

Сегодня обвиняют 94 русских крестьян в «пропаганде православия». Причиной сему – униатское духовенство, которое испортило народ и обирало его до последнего гроша. Против такого бесправия восстал угрорусский народ и сегодня подвергается суду.

За что? За то, что остался твердым, непоколебимым и верным православной Вере.

Мы, чехи, понимаем хорошо угрорусский народ, подвергающийся пытке из-за молитвословов, когда и нас, чехов, из-за чешских книг тягали по судам.… Протестуем во имя человечности против неслыханных истязаний угрорусского крестьянства!»

Выступали и сербы, и словаки, причем Милован Будимир упомянул и Загребский процесс, где австро-венгры судили сербов и хорватов за верность своему народу.

Собрание вынесло резолюцию, в которой говорилось, что жестокость и бесчеловечность применяется ко всем славянским народам. «Но все до сих пор совершенные жестокости превышает последний угрорусский процесс в Марморош-Сиготе. Призываем на помощь культурную Европу, чтобы непременно этому насилию положить конец, ибо марморошский процесс является срамом и позором для мадьярского правосудия и народа. Призываем на помощь всех чешских и прочих славянских депутатов, чтобы непременно занялись этим делом угроруссов. Несчастным братьям угроруссам высказываем сердечные симпатии и уверения, что будем до окончания процесса стоять с ними и защищать их от дальнейших беззаконий».

Возмущение в обществе было настолько велико, что с разоблачением мадьярского правосудия выступали честные журналисты-мадьяры, приводя жуткие сведения об издевательствах над заключенными.

Но не таковы были единокровные, но не единоверные русины – отступники, иуды, предавшие свой народ и называвшие себя «украинцами» только затем, чтобы не иметь ничего общего ни с Россией, ни с православными русинами. Они не только не приняли, живя в Вене, никакого участия в митинге протеста, но даже решили сорвать его. Студенты-мазепинцы хотели ворваться и избить русинов-студентов, разогнать русскую молодежь, пользуясь поддержкой властей, но узнали о многолюдстве и испугались иметь дело со всеми славянами Австро-Венгрии, после чего вынесли протест против общеславянского митинга: «Мы обращаем внимание решающих факторов монархии (Австро-Венгрии) на то, что русская пропаганда в рутенском населении принимает все большие размеры, и что потому является необходимостью со стороны этих факторов предпринять против этого самые решительные меры в виду грозящей опасности».

В России Михаил Осипович Меньшиков, впоследствии расстрелянный советской властью, как монархист и черносотенец, один-единственный смог открыто выразить страшную реальность происходящего и грядущую расплату России за предательское равнодушие. Он писал в газете «Новое время»: «О громком угрорусском процессе, обратившем на себя внимание всего света, я до сих пор не состоянии был написать ни слова. Скажу откровенно: СТЫДНО БЫЛО. Судили наших несчастных заграничных братьев, людей нашего племени, нашего языка и веры, судили таких же русских, как псковичи, киевляне, потомков тех предков, которые еще при Владимире Святом составляли неотъемлемую часть Руси. Как это ни странно, отторгнутые от России шесть столетий назад, все эти Кабалюки, Воробчуки, Палканинцы, Недзбайло, Поповичи, Думницкие и пр., они до сих пор остались верны тому великому племени, к которому принадлежат, и за этот именно племенной идеализм свой терпят мучительство от мадьяр и … Мне стыдно было и больно следить за подробностями процесса, как человеку, стоящему на берегу, тяжело видеть утопающих, которым не в силах помочь. Чувство стыда усиливалось сознанием, что часть вины за это несчастье и, может быть, подавляющая часть, падает на нас – Россию… Будем откровенны, - бессильные помочь страдающим землякам - не станем же скрывать правды, которую хорошо чувствуем все мы. «СЛЕЗЫ ИХ НА НАС И НА ЧАДАХ НАШИХ»…

Никаких этих марморош-сиготских и львовских процессов не было бы, если бы были выполнены два условия: если бы подъяремная Русь изменила своей национальности и совсем забыла свое происхождение, или если бы мы, державная Русь, не изменили этой национальности».

А суд шел своим ходом. Как раньше беззаконники стремились возложить основную вину на Преподобного Алексея, не предполагая, что он явится сам на суд, так теперь заочно обвиняли российского графа Бобринского – председателя галицко-русского (русинского) общества в Санкт-Петербурге. Как раньше, так и теперь, заочно обвиняя, судебные власти стремились неопровержимо доказать заговор со стороны России. Как не думали они, что Преподобный Алексий сдастся в их руки, так не думали, что граф Бобринский приедет из России на суд. А между тем, обвинение теперь строилось на показаниях русинского иуды – Дулишкевича, специально приезжавшего в Россию, якобы от православных, чтобы спровоцировать графа Бобринского на анти-австрийские высказывания, выведать сведения о денежной помощи русинам, чтобы оклеветать и графа, и страдающий русинский народ. Робкий Дулишкевич клеветал, как мог, но граф приехал на суд и сразу же поклонился в пояс подсудимым со словами: «Приветствую Вас, святые мученики Православия!» Услышав слова на родном языке, исповедники радостно умилились и ответили глубоким поклоном. Жалко выглядел Дулишкевич перед лицом им оклеветанного человека и не смог против правды хорошо выступить, что же касается прокурора, то он задавал настолько мелкие и незначительные вопросы, чтобы отвлечь внимание от несусветной ахинеи Дулишкевича, что граф подумал, не шутит ли с ним прокурор.

В качестве доказательства государственной измены лежали на столе конфискованные у крестьян Богослужебные книги, изданные в России, где, естественно, содержались молитвы за русского царя. Против несостоятельности подобных доказательств вины красноречиво выступала защита, говоря, что и евреи Австро-Венгрии пользуются в своем богослужении книгами, изданными в России, где также содержится молитва за русского царя. Но судьи были лукавы и неумолимы, выполняя правительственные инструкции. Так прокурор не потребовал присяги от графа Бобринского, в отличие от Дулишкевича – клятвопреступника, заявив, что верит графу на слово. Это нарушение судебной процедуры состоялось, чтобы потом можно было поставить под сомнение речь графа, в отличие от Дулишкевича, который присягнул перед крестом и Евангелием. Все усилия правдолюбивой Европы были напрасны в том, что не удалось остановить бесстыдное судилище над христианами. Перед оглашением приговора Божьему Исповеднику – Преподобному Алексию дали сказать последнее слово.

Как раньше святой спокойно сидел на суде, скрестив руки, так и теперь, встав, спокойно произнес: «Где уделяют Правду, там святое место, как храм. И сие место более святее храма, потому что здесь приносят Правду, здесь происходит вероисповедальный процесс, здесь верующие и я, священник. И здесь, в этом храме я присягаю, что я не виноват. Все, что мы делали, делали ради нашей Веры, и потому в этом деле последний суд скажет Иисус Христос…»

Слыша дивные, полные любви и Веры слова святого, исповедники заплакали от переполненной скорбями души и верности Богу. Они умились сердцем, уповая на Бога перед неумолимым жестоким судом, готовым вынести им суровый приговор.

Слыша рыдания, судья зазвонил в колокольчик, и вскоре в наступившей тишине раздались новые слова святого исповедника, полные бесстрашной любви к людям: «Все равно, как закончится дело, мы успокоимся и если придется страдать, мы пострадаем за святое дело. Я прошел три части света, был в Америке, когда услышал, что мои верники попали в беду, я вернулся, вернула меня любовь к Родине. Если страдает стадо, и пастырю там место между страдающими… Там, на небесах, знают, что в наших сердцах только желание удовлетворить нашу духовную жизнь».

В этот день 3 марта 1914 года вынесли приговор 34 православным. Самый малый срок заключения (и сопутствующих издевательств) был 5 месяцев и самый маленький штраф – 50 крон. Большинство же получили около года тюрьмы и около 70 крон штрафа. Главный подсудимый – преподобный Алексий, Карпаторусский исповедник, был приговорен к 4 годам и 6 месяцам тюрьмы, а также к уплате 100 крон штрафа.

Так окончился печально знаменитый 2-й Марморош-Сиготский процесс над православными русинами, или дело 94-х. Почти две трети из них пришлось отпустить за недостатком улик, как и раньше, ведь сперва подсудимых было почти две сотни. Власти совершили злодеяние, потому что чувствовали безнаказанность. Но иной суд у людей, и иной суд у Бога. Вскоре страшная Божья кара обрушилась на Австро-Венгрию. Чаша долготерпения Божьего переполнилась из-за мучений невинных русинов, и дни антиславянской империи были сочтены. На террор ответили террором – тем же летом в Сараево серб убил австрийского эрцгерцога. Австро-Венгрия получила повод захватить независимую часть Сербии, но Святой Царь Николай II начал священную войну за торжество Православия в Европе и Азии, за свободу и единство славян. Германия во главе с Пруссией – дважды спасенная Россией (от Наполеона I – военной победой, и Наполеона III – молчаливой поддержкой), помилованная во время семилетней войны (Россия вернула Пруссии ее восточную часть с Кенигсбергом, где люди уже присягнули на верность России), эта Германия объявила России войну. Франция и Англия объявили войну Германии. Началась мировая война. На германском фронте России было трудно, но в борьбе за Карпатскую Русь с Австрией было по иному. Австрийская армия наполовину состояла из славян, и они при любом возможном случае сдавались в плен, не желая воевать против русских. Немцы и мадьяры сражались упорно, да только воевать им пришлось на самой коренной русской земле, где население их ненавидело за века издевательств. От святой почаевской горы русские войска продвигались все ближе и ближе к Карпатам, был взят Львов и считавшаяся непреступной крепость Перемышль – старинный город Руси. Вскоре уже начались кровопролитные бои за Карпатские горы – сотни людей умирали за каждый шаг в овладении перевалами. Русины с ликованием встречали родных освободителей – юноши устремлялись в русскую армию, чтобы скорее освободить родную землю. Трогательной и величественной до слез была встреча русинов и русских – трагически разделенный захватчиками, некогда единый народ древней Руси теперь снова объединялся в единой Отечественной войне за Веру и землю единых предков. Казалось, что уже нет в мире той силы, которая могла бы омрачить это святое братство, не дать объединиться Руси и славянам. Святой Царь, презрев все страхи и опасения окружающих, приехал во Львов, чтобы встретиться со своим народом, и Владыка Евлогий Архиепископ Холмский говорил удивительные слова о том, что русский державный двуглавый орел теперь вьет гнездо на Карпатских горах.

Золотой Крест Русский Царь назначил в награду Преподобному Алексию за великий подвиг русина-исповедника. Велико было счастье народа, увидевшего воочию своего русского Царя – слезы счастья заливали лица многих, и никто не хотел думать, что Царская Россия может уйти с многострадальной коренной земли Руси, и уж никто не мог предположить, что Православная Царская Россия вскоре будет растоптана грязными сапогами дезертиров.

Сотни тысяч, а потом и миллионы русских солдат и офицеров положат свои жизни за православных русинов и сербов, но и сами русины клали свои жизни за величие Православной России, за Святую Русь в своем сердце. В Западной Галичине был схвачен и расстрелян православный священник Максим Сандович – русин из карпатского племени Лемков. После первого залпа священномученик продолжал стоять невредимым. После второго залпа святой «простер руку и, истово осенив всех и себя широким крестом, произнес громким звучным голосом: «Пусть во веки живет Святое Православие, пусть во веки живет русский народ!». Взбешенный ротмистр подскочил к святому и, крикнув не своим голосом: «Сгинь, собака!», выстрелил ему трижды в лицо из револьвера. До сих пор на могиле святого продолжаются чудеса.

Смертные муки терпели многие крестьяне. В одном из закарпатских сел установили среди села виселицу, согнали к ней все село и предупредили, что православные-изменники будут повешены. Семьдесят человек не утаились, не отмолчались, а смело исповедали Веру своих предков, за что были тут же все по очереди перевешены на глазах родных и друзей.

В селе Иза – центре святого Православия, убивали и вместе и порознь. В один из домов, где мирно жила семья, вечером стали ломиться жандармы. Понимая, что это значит, мать семейства схватила топор, но справедливо подумала, что при ее сопротивлении озверевшие палачи не пощадят даже маленьких детей. Жандармы ворвались и стали избивать отца семейства смертным боем. Дети плакали и молилися, кладя земные поклоны перед иконами Спасителя и Божьей Матери, а жандармы смеялись в лицо матери, говоря, что ее дети играют… После жандармы выволокли русина на улицу и там еще долго издевались над ним. Всю ночь страдалец пролежал на дороге, изнемогая от ран, и никто из родных и близких не мог забрать его, потому что жандармы не дозволяли выходить по ночам – действовал комендантский час военного времени. К утру, когда страдальца окружили родичи, он мирно предал свою душу Богу. Православные русины-иеромонахи, вернувшиеся из России перед самой войной, были брошены в застенки, а другие мобилизованы в Австро-Венгерскую армию, где их ожидали еще худшие пытки, а то и смерть.

Брошены в застенок были и девушки села Изы, желающие стать монахинями. Русские войска наступали, а они медленно умирали от голода и жажды в ледяном подвале.

Потом эта священная война будет оболгана, оклеветана, забыта, позабудут ее имя, и Великой Отечественной будут звать уже Вторую мировую войну, выросшую из поражения России в первой. А все потому, что без понимания Царской Священной Войны невозможно понять судьбу России. В 1916 году Англия и Франция официально признали права России на Царь-Град-Константинополь (Стамбул) и на оба берега пролива, замыкающие Черное море. Крест вот-вот опять воссияет над храмом Софии Константинопольской. Ждали своего освобождения турецкие христиане – греки и армяне, – русские войска в Турции удачно наступали, и турки вырезали более полутора миллиона армян за их христианскую веру. Страдали и греки. Турки распяли Цареградского Патриарха, пригвоздив к вратам храма. Вместе с пастырем было убито более двухсот тысяч православных греков. А вот в России народ уже не хотел страдать за Веру, Царя и Отечество – жаловались люди на жертвы, на недостаток продуктов, на недостаток металла (лень было думать, куда он идет в условиях войны). Больное и мнительное общество питалось запущенными слухами и вопиющей клеймящей ложью газет. Еще недавно русские войска взяли Марморош-Сигот, где за год до этого судили православных русинов, еще недавно дунайская равнина видела победоносную армию Царской России, а теперь германские войска захватили Польшу, вернули Австрии Галичину и пошли на Киев. Лишь когда сам Святой Царь Николай II взял командование в свои руки, отступление прекратилось. В Почаеве, в соборе австрийцы устроили кинотеатр, а стены были изувечены похабными рисунками и надписями. Но при прорыве генерала Брусилова в этом же 1916 году Австрийская армия потеряла за считанные дни 1,5 миллиона убитыми и ранеными; русские войска вернули Святую гору и освободили часть Галичины, но до Закарпатья уже не дотянулись, а там вернувшиеся палачи придумывали новые казни.

За 1916 и первые недели 1917 года Святой Царь Николай сделал то, что, казалось уже невозможным, – он сумел так управить Россию, что теперь армия могла за считанные месяцы овладеть Берлином и Веной. Была построена железная дорога до Мурманска, тогда Романова, на Мурмане – порта незамерзающего, в отличие от Архангельска. По ней подвезли миллионы снарядов от союзников и первоклассное оружие. Армия была доведена до невидимой ранее никем мощи в 15 миллионов солдат и офицеров. На Черном море достраивались гигантские корабли, способные разгромить все германские и турецкие силы на воде до самого Царьграда, но …дезертиры подняли восстание в столице, которая благодаря царю получила, наконец, русское имя – Петроград. Дезертиров поддержали «левые» - высшее командование, государственная дума и многие другие, так что перехваченный на железной дороге Святой Царь всюду увидел предательство, трусость и обман. Царь не отрекался от России – Россия отреклась от царя. Он запретил во время священной войны – впервые в мировой истории – производство и продажу спиртных напитков, и теперь пьяницы и дезертиры мстили святому, разрушая его царство. Десять миллионов жизней, отданных Россией за победу святой Руси в Европе и Азии, будут свидетельствовать против тех, кому одна своя жизнь показалась дороже судеб миллионов христиан, судеб всего мира. Юный Гитлер именно тогда научился считать славян, и русских в особенности, низшей расой - во время террора над русинами, когда в Австро-Венгрии, еще до войны были созданы специально для русинов первые в Европе концентрационные лагеря, и когда в России народ сам уничтожил свое царство и во время многолетней братоубийственной бойни привел к власти своих беспощадных палачей. В восемнадцатом году большевики отдали немцам весь запад России – от Прибалтики до Крыма – территорию, где до войны проживало почти половина населения Российской Империи. Потом эти земли достанутся Эстонии, Латвии, Литве, Польше. Финляндия, как и Польша, станет независимой, Молдавию (как и Буковину) захватит Румыния. Примечательно, что от безбожной власти в самые страшные годы будет спасен именно запад Руси – коренные земли с верующим крестьянским народом, смирившимся перед Богом за века гонений от чужой власти.

Из Украины немцы вывозили продовольствие, отправляя туда пустые вагоны, и Преподобный Алексий, спасаясь от смерти, бежал, пользуясь неразберихой военного времени в таком пустом вагоне. Добравшись до Житомира, он нашел Владыку Евлогия, и печальник Карпатской Руси помог ему. У святого исповедника тело было изувечено пытками – все время мировой войны он провел в тюрьме – его мучили, как могли и хотели, потому что считали одним из главных виновников несчастий, постигших Австро-Венгрию. Всю злобу и ненависть к православной России, к презираемым немцами и мадьярами русинам – все это они вымещали на святом. Всю грудь невинного страдальца занимала одна огромная рана – застарелая, гноящаяся. Святой спасал свою жизнь потому, что она была необходима православному народу, за который святой провел в тюрьме более четырех лет. Еще большей святости достиг Преподобный – все эти годы он молился за Россию – ее победу, а Россия предала его, как и миллионы других русинов, как она предала саму себя, но он не предал Россию и не разлюбил ее, как и остальные православные русины. Россия погибала в пламени гражданской войны, но Австро-Венгрия погибала быстрее и бесповоротнее – жертва России не была напрасной – впервые за многие века славяне получили свободу. До сих пор православная Сербия свято чтит память русского Царя – Мученика Николая II и с ним память миллионов русских воинов Великой Отечественной Царской Войны. И все же поражение России было страшным ударом для Православного мира. Тут же ряд поместных православных церквей перешел на Римско-Григорианский церковный календарь, и православные праздники стали праздновать в одно время с католическими, возникло широкое экуменистское движение, раскол в самой русской церкви на отечественную и зарубежную, обновленческий раскол в России и уничтожение большинства православных святынь с верующим народом заодно. В этом лютом вихре стояли непоколебимо Сербия и Карпатская Русь, но смута стремилась добраться и сюда. Закарпатье вошло в состав Чехословакии – Бог полностью воздал Чехам за пламенную защиту православных русинов против Австро-Венгерского судилища и террора. А подчинялась Карпатская Русь в церковном отношении – Сербии. Поэтому сербского епископа Досифея, правящего русинской церковью, не допускала на Русь чехословацкая власть, желающая, чтобы в Чехословакии была «своя» русинская церковь. Но организовать раскол среди русинов смогли только в 1927 году, а пока невиданный расцвет Православной Веры сиял всеми красками на многострадальной Карпатской Руси. Прошла оккупация Мармороша румынами, пала Венгерская Советская Республика на западе Закарпатья, и началась мирная жизнь в могучем славянском государстве, где все силы православные русины теперь бросили на укрепление завоеванной кровью истинной Веры.

Село исповедников – Иза построило на окраине своих земель мужской монастырь в честь великого святителя и чудотворца Николая, где тут же избрали главою монашеского общежития преподобного Алексия, но святой отказался, и игуменом обители стал о. Матфей (Вакаров). Но скромность святого не могла заслонить для всех его святость, и в июне 1923 года епископ Досифей, впоследствии священномученик, возвел святого исповедника Веры Христовой в сан архимандрита и назначил председателем Духовной Консистории в городе Хусте – главном городе православного Мармороша, а также настоятелем прихода всего города. В Благовещенский собор города, построенный Преподобным, светильник Руси Карпатской поместил Акафистную икону Божьей матери – Благословение Закарпатья, где и поныне укрепляет русинов Благодатная Предвозвестительница.

Православные села Изы не остановились на созидании одного мужского монастыря – вскоре Дмитрий Сабов (в монашестве Иоанн), юродивый, живший круглый год в горной пещере над селом и ходивший круглый год босиком, постник, не евший ничего в среду и пятницу с семи лет, переплывший в юности под Рождество ледяную Тиссу – реку неукротимую, чтобы в обход жандармского отряда на мосту попасть на праздничную службу, где стоял на ледяном полу не переодев промокшей одежды всю Божественную службу, привязанный жандармами за Веру и бесстрашие к конскому хвосту и чудом оставшийся в живых – именно этот человек по Божьему велению основал в селе и девичий монастырь. Но и этот монастырь не вместил всех желающих. Иулиания Прокоп, которую вместе с подругами за монашеский образ жизни нещадно били в казарме, раздев, целыми часами, и часами же обливали ледяной водой на тридцатиградусном морозе, загоняли в ледяную реку зимой, водили лишь лохмотьями опоясанную под конвоем зимой для устрашения села, которая вместе с подругами умирала от жаждs и голода в леденом подвале тюрьмы и чудом осталась жива вместе с другими девицами, и, наконец, которой, вызвав в одиночку в казарму, сломали нос и проломили голову палкой, не оставив по всему телу живого места и присыпав бесчувственное тело песком в подвале – именно онаЬРчудесн> оживленная Богом, подвижница с семилетнего возраста, основала за селом Липча, в нескольких километрах от родного села, еще один девичий монастырь, где владыка Досифей поставил ее игуменьей. Преподобный Алексий пожертвовал на основание обители 20 000 чешских крон, но не только девичий монастырь в честь Рождества Пресвятой Богородицы, а и каждая православная обитель получала его духовную и материальную помощь. Опять наступили благодатные времена, когда более десятка монастырей освящали Марморошскую долину над белокуро-русой Тиссой: над Хустом вознеслись на горах монастыри в Колесарево и Городилово, возродился на горе старинный монастырь в Угле, откуда некогда православный епископ управлял Марморошем, рядом с Угольским монастырем на горе вознеслась и обитель чумалевская и еще, и еще, но… возник печальный раскол 1927 года, омрачивший благодатные отношения между Сербией Белой – Марморошем и Сербией Великой.

Приютенное сербами у себя, с подачи печальника русинов владыки Евлогия так называемое временное церковное управление, самопровозгласило себя синодом русской православной церкви за границей, пытаясь устранить от законной власти владыку Евлогия, назначенного самим Патриархом Тихоном, священномучеником, управляющим всеми приходами Русской Православной Церкви за границей. Но этого мало – воздав злом за добро владыке Евлогию, пожалевшего епископов, стесненных в Константинополе у Патриарха, под властью турок, епископы отплатили полной мерой и приютившим их сербам – глава синода – митрополит Антоний Храповицкий – вместо законного сербского архипастыря содействовал поставлению на всю Подкарпатскую Русь епископом Савватия – ставленника чехословацкого правительства. Ничем не укорили Владыку Антония великодушные сербы, полагая, что старенький владыка сделал это по неведению, а не со зла, но как бы то ни было, вместо владыки Досифея – впоследствии священномученика, был незаконно поставлен Савватий. Так в 1927 году возник Савватийский раскол. И село Иза и многие ревностные православные остались верны Православной Сербии и своему законному епископу, но были и такие, кто соблазнился заявлением чехословацких властей, что теперь не сербский епископ, а епископ-русин, уроженец Закарпатья будет правящим архиереем. Хотя сам Савватий русином не был, но некоторые надеялись, что со временем будет «свой» владыка. Правительство Чехословакии теперь имело повод начать притеснения против тех, кто остался верен Сербской Церкви. Так омрачились отношения между чехами и русинами, особенно, когда в 1934 году вся православная Подкарпатская Русь отмечала 20 летний юбилей второго Марморош-Сиготского процесса. Власти, на которых оказывали давление католические и греко-католические круги, решили отметить этот юбилей по-своему.

Еще в 1926 году священник Иоанн (Попович) был расстрелян по проискам униатского священника, Феодора Ференчика в селе Высшая Апша. А 2-го сентября в городе Хусте, в 1934 году опять, уже в третий раз, судили православных исповедников из села Иза. Незадолго до этого в село – центр святого Православия - приехал в экипаже униатский священник по фамилии Бочкои – важный-преважный, но дети забросали его тухлыми яйцами, а одна маленькая девочка, подбежав совсем близко, зачерпнула речного песку из приготовленного ею заранее маленького мешочка, и со словами «Уния проклятая» бросила прямо в глаза духовно слепому лжепастырю. Экипаж стремительно умчался, Бочкои бежал от детей села Иза.

Как страшное оскорбление восприняли униаты случившееся, и однажды ночью запылал с неистовой силой огромный храм, куда не пустили униатов. Со страшным гудением рвалось пламя, и далеко разлетались куски кровли, но неизреченной милостью Божьей иконостас Храма остался невредимым.

Но ни смута, ни гонения властей не могли остановить православных русинов. В Мукачеве лучший участок в городе был отдан под резиденцию православного епископа – евреи и венгерские реформаты-протестанты помогли православным русинам, ибо составляли большинство в городском совете. Однако раскол савватийский все же не был ликвидирован, происки властей продолжались, и Бог наказал - Чехословакия, несмотря на то, что имела армию больше и сильнее, чем Германия, несмотря на то, что была лучше вооружена и удивительным образом укреплена, используя горы, несмотря на все это, она была захвачена Германией, а Закарпатье вернули венграм. Пришла эпоха фашизма. Преподобный Алексий каялся и молил у Бога прощения за свой народ. Бог смилостивился – мадьяры не гнали, как прежде, православную Веру, не разрушали все новосозданные монастыри – они уничтожали народ физически. Город Хуст сторожит единственный равнинный вход в Марморош – узкий коридор между лесистыми горами, где рвется на равнину Тисса. Здесь встретили несметные мадьярские войска те, кто не хотел возврата многовекового ига. На поле, которое впоследствии назвали красным, закипела отчаянная битва – силы были слишком неравны, и мадьярская конница опять вторглась на землю русинов, как и более тысячи лет назад, только уже не с Востока, а с Запада. Юноши и девушки во множестве бежали в Россию – Советский Союз, не зная, что это теперь за страна, как там относятся к верующим – русины продолжали верить в Россию. Молодежь ловили венгерские фашисты – или расстреливали на месте, или отправляли в лагеря смерти (те же, которые успели добежать до России – были брошены уже в советские лагеря). Мужские монастыри были опустошены – мужчин мобилизовали в армию и на работы. Более 183 тысяч было брошено в лагеря смерти, и только 69 тысяч остались живы. Чтобы понять, сколько это, необходимо знать, что погибло русинов больше, чем их жило до войны во всех городах Подкарпатской Руси, а гибли русины отнюдь не только в лагерях смерти. Более пяти лет шло непрерывное уничтожение Православного народа, пока осенью 1944 года не вошли советские войска. Народ их встречал пасхальным перезвоном колоколов, но старики-русины говорили: «Вы думаете, что это та Россия, что была раньше, а это уже совсем другая Россия – от нее вы потерпите много горя».

По неизреченной Божьей милости Преподобный Алексий отдал свою душу Богу прежде того, как полностью развернулись страшные гонения на Церковь Христову от советской власти. 19 ноября по церковному календарю, или 2 декабря по гражданскому 1947 года святой отошел ко Господу и был похоронен не братском кладбище мужского монастыря села Изы – монастыря великого Божьего угодника и чудотворца Николая.

Подобно Великому Святителю Божьему, Святой в своей жизни пламенно боролся с неправдой и несправедливостью. Подобно Святым Апостолам, он в простой одежде ходил годы и проповедовал истинную Веру, терпя гонения и муки. Подобно Святым Мученикам, бестрепетно исповедавшим Христа Распятого и Воскресшего, преподобный Алексий сам явился на неправедный суд и провел в тюрьме многие годы. Как Преподобные Отцы пустынники, святой не давал покоя своему телу, служа Богу, и подобно Великим Старцам утешал сотни и тысячи православных в один день, наставляя и укрепляя многомудрыми словами и церковными таинствами. Целой стране – Руси Карпатской был он отцом и благодетелем, хранителем святынь и Благословения Божьего для всего народа. Мы, знающие о преподобном Алексие, Карпаторусском Исповеднике, да не омрачим ничем его святую память, да не предадим ту святую Веру, для торжества которой святой душе его не жалко было всей своей временной жизни, которая у нас так быстро проходит.

Кого-нибудь может удивить, что в настоящем рассказе к его концу все меньше говорится о преподобном Алексии, и все больше о православных русинах – это и есть одно из великих чудес Карпато-русского исповедника – с каждой новой ступенью своего земного жития он все менее и менее жил своей отдельной жизнью, и все более и более жил жизнью всего своего православного народа. В каждом монастыре и храме Карпатской Руси незримо живет его святая душа, каждый православный русин незримо находится под покровительством святого. Судьба православных русинов – это судьба самого преподобного исповедника, и помогая Православию на Карпатах, люди становятся друзьями святого, для которого истинная Вера была и есть то нетленное сокровище, которое он бесконечно нес и продолжает нести своему народу.