ЖИТЬЕ И ДЪЯТЕЛЬНОСТЬ
ИВАНА НАУМОВИЧА

НАПИСАЛЪ

О. А. МОНЧАЛОВСКІЙ.

Изданiе политичного Общества „РУССКАЯ РАДА" во ЛьвовЪ.

ЛЬВОВЪ.
Изъ типографіи Ставропигійского Института

подъ управленіемъ Осипа Данилюка.

1899.

ИВАНЪ НАУМОВИЧЪ

Житье Ивана Григорьевича Наумовича [1] и описанье его дЪятельности во благо русского народа въ ГаличинЪ, а по части и въ БуковинЪ, составляе часть исторіи Прикарпатской Руси, обнимающую полныхъ 40 лЪтъ. Початокъ той исторіи припадае въ 1851 г., коли Иванъ Наумовичъ выступилъ на поприще народной дЪательности, а кончится съ его смертію  въ 1891 г., ибо хотя послЪдніи шесть лЪтъ своего житья ôнъ провелъ въ Россіи, все таки ôнъ не переставалъ живо и сердечно заниматись своею ôтчиною и своими земляками и трудился для нихъ не тôлько въ призначенныхъ для нихъ журналахъ и газетахъ, но и другими способами. Съ выступленьемъ Ивана Наумовича на поприще народной дЪятельности начинаеся въ ГаличинЪ эпоха усиленного труда въ цЪли просвЪщенья простого народа и въ цЪли уменьшенья его нужды. И та эпоха не кончилась съ его смертію, або Иванъ Наумовичъ оставилъ русскому народу въ спадщинЪ свои сочиненія [2], напечатанныи въ, розличныхъ изданіяхъ, якіи лишь выходили въ ГаличинЪ ôтъ 1848 до 1891 года, а изъ тЪхъ сочиненій, якъ изъ всенародного жерела, всЪ желающіи могутъ черпати вЪру къ Богу, преданность къ святой церкви и къ русскому обряду, любовь къ русской народности и мудрый рады для житья домашнего, громадского, народного и политичного.

Писательская, общественная и политичная дЪятельность Ивана Наумовича, якъ сказано высше, обнимае 40 лЪтъ, а для того  и   жизнеописаніе   его  повинно бы обнимати исторію 40-лЪтного періода житья Галицкой Руси;   но  нынЪ   еще не настала пора для того, щобы житье и дЪятельность сего знаменитого мужа, одного изъ  найбôльшихъ  народныхъ (популярныхъ) писателей не только на цЪлой Руси, но и у другихъ  просвЪщенныхъ народôвъ,  представити   подробно   въ цЪлôмъ ихъ объемЪ и значеніи. Еще недавно то время, коли Иванъ Наумовичъ стоялъ  передъ судомъ  во ЛьвовЪ, яко обвиненный въ измЪнЪ (здрадЪ) австрійской державЪ, — хотя ôнъ былъ засужденъ лишь за нарушенье общественного порядка, — еще недавно  то  время, коли   ôнъ  былъ принужденъ на старыи свои лета опустити горячо нимъ любимую Галицкую Русь и галицко-русскихъ братôвъ, щобы по великихъ трудахъ ôтпочати въ русской  ДержавЪ и наконецъ  найти  вЪчное упокоенье на  историчной Аскольдовой могилЪ въ КіевЪ, въ „матери  городовъ русскихъ." Полный матерьялъ для подробного  жизнеописанья  Ивана Наумовича може быти  собранъ и  изданъ пôзднЪйше, при чемъ немаловажною  окажеся   его   обширная  переписка   съ пріятелями и единомышленниками, которыи разомъ съ нимъ и нимъ же заохоченныи, трудились   для блага русского народа. По той причинЪ предлежащое жизнеописанье Ивана Наумовича буде содержати   тôлько   найважнЪйшіи данный изъ его житья и дЪятельности, составленныи на основаніи его власныхъ записокъ („Наук а", 1871—2), на  основаніи „Матерьялôвъ къ біографіи  И.  Наумовича", собранныхъ  И. Е.  Левицкимъ   („Кіевское   Слово," н-ръ   2398, Кіевъ, 1894; „БесЪда", Львовъ 1894), на основаніи матерьяла, находящогося въ газетЪ „Слово" (1861—1885), а также на основаніи личныхъ воспоминаній и записокъ  автора сего жизнеописанья, часть которыхъ  напечатана въ „БесЪдЪ" за   1891, 1894 и 1897 гг. Для того, щобы характеристика данного человЪка,— чи ôнъ буде простый смертный, чи такій выдающiйся дЪятель, якъ И. Наумовичъ, — выйшла найбôльше полною и ясною, далеко не безполезно звертатись до всякого рода автобiографичного матерьяла, на примЪръ, до писемъ того человЪка къ друзьямъ и знакомымъ, до записокъ его, до дневникôвъ и прч. На жаль, письма И. Наумовича еще не собраны, а изъ тЪхъ, которыи ôнъ писалъ къ автору сего труда, могутъ быти употреблены лишь нЪкоторыи. Записокъ дневникôвъ, мемуарôвъ (памятныхъ записокъ) И. Наумовичъ не оетавилъ. Въ однôмъ письмЪ изъ Кіева (1886) ôнъ писалъ вправдЪ автору сего труда: „Я въ непродолжительномъ времени начну писать мои мемуары, чтобы ихъ оставить моимъ дЪтямъ. Жаль, чтобы они пропали ! А моя жизнь уже на закатЪ," — но постоянныи занятья не позволили ему исполнити того намЪре- нъя. Все таки и въ семъ біографичнôмъ матерьялЪ, который составляе основу настоящого труда, личность И. Наумовича выступае ясно и выразительно и представляеся въ полнотЪ своихъ высокихъ свойствъ души, великого и рôзнообразного таланта, всесторонного обрязованья и горячого самоотверженного народолюбія. ТЪ свойства выступаютъ особенно въ статьяхъ И. Наумовича, которыи представляются ничЪмъ инымъ, якъ тôлько его „письмами" ко всему русскому народу въ Австріи и рисуютъ И. Наумовича великаномъ духа, характера и патріотизма.

Молодыи лЪта И. Наумовича.

Иванъ Наумовичъ родился 14 (26) января 1826 г. въ селе КозловЪ, нынешнего повЪта Каменки Струмиловой, въ домЪ своего дЪда по матери, Николая Дроздовского, пароха въ КозловЪ и декана Бужского. Отецъ И, Наумовича, Григорій, былъ учителемъ въ Бужску (то названіе походитъ ôтъ названія рЪки Бугъ, отже правильно пишеся: Бужскъ, хотя народъ говоритъ: Бускъ и Буськъ), невеликôмъ до нынЪ мЪсточку, вблизи которого сходятся четыре рЪки: Бугъ, Полтва, Солотвина и Рокитна.

Первоначальное образованіе получилъ И. Наумовичъ въ школЪ, пôдъ руководствомъ своего отца. Родители Ивана Наумовича, якъ ôнъ самъ говоритъ („Наука" 1871—2), старались дати ему найлучшое воспитаніе и призначили его уже зъ-маленьку до духовного званія.

Время дитинства Ивана Наумовича розличалось сильно ôтъ нашего времени. Тогды каждый, кто перемЪнилъ сердакъ или селянскую опанчу на мЪщанскій кафтанъ, или на сурдутъ, уже стыдался русского слова и русского рода. Такъ было и въ домЪ учителя Григорія Наумовича, который даже читати не умЪлъ по русски. По той прачинЪ въ дитинныхъ лЪтахъ Иванъ Наумовичъ не зналъ ни слова по русски. Въ то время въ галицкихъ школахъ не учили ни одной русской буквы, а все лишь по польски и по нЪмецки; а такъ якъ и въ домЪ Григорія Наумовича говорили лишь по польски, то и первый молитвы научился Иванъ Наумовичъ по польски. Маючи пять лЪтъ, ôнъ служилъ въ латинскôмъ хостелЪ до   „мши," хотя  не   зналъ и слова  латинского. Помимо того изъ дома родичей И. Наумовича  все   таки не совсЪмъ изчезъ русскій   духъ,   ибо его поддержовала принадлежность домовникôвъ до русской церкви. Именно родичи И. Наумовича съ дЪтьми  ходили въ русскій   праздники въ церковь, а въ каждый праздникъ Господскій, Богородиченъ и св. Николая, мати И. Наумовича, Марія, ставила  передъ ôтповЪднымъ образомъ   свЪчку   или   лампадку, я, отецъ   читалъ русскій акафистъ изъ книжечки, писанной польскими буквами. Онъ забирался дати своего сына Ивана на науку русского письма и писанія до дьяка, но къ  тому не прійшло. Впрочемъ Григорій Наумовичъ былъ  учитель   хорошій и добрый отецъ семьи. Онъ происходилъ   изъ   мЪщанъ-старожилôвъ города Залочева и сталъ   учителемъ  тôлько  за  стараньемъ своей   матери, господарной,  розумной и  русской  женщины. Отецъ Грнгорія, а дЪдъ Ивана  Наумовича, сильно   любилъ напиватись и не дбалъ про дôмъ и сынôвъ, а о тôмъ, щобы ихъ посылати въ школу, и слухати не хотЪлъ. Но жена его тайкомъ записала Григорія въ школу и тЪмъ спасла его ôтъ перехода въ латинство. ДЪло  было  такъ: Латинскій катихитъ приказалъ Григорію приступити съ дЪтьми латинского обряда къ св. причастію въ костелЪ. Но о тôмъ довЪдалась мати Григорія и, прибЪжавши въ костелъ, вытягнула своего Гриня изъ по-межь школьныхъ дЪтей и на весь костелъ сказала катихиту: „А вы ôтки маете право полячити мою дитину?" Изъ костела завела она Гриня въ русскую церковь и не ôтступила ôтъ него, поки ôнъ не запричащался  пôсля обряда своихъ дЪдôвъ-прадЪдôвъ. НаслЪдивши ôтъ матери любовь къ просвôщенію, Григорій Наумовичъ старался розширити оное и въ своей школЪ. Школа въ Бужску была всегда переполнена, но найбôльше дЪтьми латинского обряда, ибо Русины неохотно посылали своихъ дЪтей, а кромЪ того русскіи мЪщане жили  на  передмЪстьяхъ. Григорій Наумовичъ однако, въ четвергъ  пополудни, коли не было школы, и въ НедЪли и свята, ходилъ по передмЪстьяхъ ôтъ хаты до хаты и намовлялъ мЪщанъ, щобы они посылали своихъ дЪтей на науку. Такимъ способомъ и русскіи дЪти стягалися въ школу.

       Помимо скудной платни, именно 100 реньскихъ и опала въ годъ, и помимо того, що у него было семеро  дЪтей, учитель Григорій далъ своего сына, Ивана, во Львовъ, щобы ôнъ, посЪщалъ гимназію. Будучи дуже веселого успособленья, Иванъ Наумовичъ,   хотя у него  была   хорошая   память, не отличался въ наукахъ передъ другими, но въ  писъменныхъ задачахъ ему не было рôвного.   Корыстаючи изъ   сего дарованія,  И. Наумовичъ   помагалъ   своими товаришамъ писати школьныи задачи, а то ему придбало пріятелей. Коли И. Наумовичъ былъ уже въ пятой гимназіальной клясЪ, одинъ его товаришъ, которому тупо ишла наука, предложилъ ему, щобы ôнъ приходилъ его учити, а ôнъ за  то   тайкомъ  передъ своею матерью (отецъ того товариша  не жилъ  во ЛьвовЪ) буде его харчовати и дасть ему у собе кутокъ на нôчь. Иванъ Наумовичъ, получаючи изъ дому  дуже малую пôдмогу, принялъ съ радостію  то предложенье и написалъ своему   отцу, що той  уже   за   него  платити   не   потребуе, ибо ôнъ самъ удержуеся. Якое-то было  житье, можно пôзнати изъ слЪдующого: Свои вещи   умЪстилъ Иванъ Наумовичъ въ сЪняхъ, въ такъ-званôмъ „шлябанЪ" (Schlafbank), т. е. скринЪ, которая днемъ служитъ за лавку, а на нôчь за лôжко. При тôмъ „шлябанЪ" стоялъ стôлъ, на которôмъ лакей чистилъ одежу и чоботы. Туть, при тôмъ столЪ, Иванъ Наумовичъ съ товаришемъ учились. Товаришъ Ивана Наумовича (ôнъ въ „НауцЪ" за 187—2 г. не записалъ его имени, тôлько означилъ его начальными буквами Т. А.)   приносилъ  ему   ôтъ   обЪда и вечери куски хлЪба и мяса, но такъ, щобы мати не замЪтила. На нôчь клался Иванъ Наумовичъ въ „шлябанъ," но дуже рано вставалъ, щобы его никто не увидЪлъ. Такимъ способомъ ôнъ пробЪдилъ кôлька мЪсяцêвъ. Одной ночи однако, мати ученика Т. А.,   проходячи черезъ сЪни,   замЪтила, що кто-то спитъ въ „шлябанЪ" и наробила крику. ПозбЪгалися всЪ домашніи и увидЪли въ скринЪ Ивана  Наумовича. Можна coбЪ представити, скôлько стыда вытерпЪлъ бЪдный юноша. Но мати  А. Т.,  которая неразъ   днемъ видЪла, якъ съ еи сыномъ учился Иванъ Наумовичъ, успокоила его и роспытавши   про  его житье,  на другій день взяла его въ свои комнаты.

Не долго однако спріяло счастье Ивану Наумовичу. Пôдчасъ празднинъ, его пріятель А. Т. вступилъ до войска и Иванъ Наумовичъ стратилъ средства для житья. Понеже въ тотъ часъ молодшій братъ Ивана Петръ, также вступилъ въ гимназію, а отецъ не мôгъ за двохъ платити, то звернулся ôнъ съ просьбою до графини Миръ, до которой належалъ Бужскъ, о помôчь для Ивана. Богатой и милосердной графинЪ подобался молодый студентъ, особенно для того, що ôнъ зналъ французскій языкъ, которого еще въ дитинствЪ научился ôтъ одного французского капитана, проживавшого въ Бужску, и она вызначила Ивану Наумовичу 3 зл. на обиталище и приказала давати ему харчъ, одежу и все, що ему потреба. Графиня все говорила Ивану Наумовичу, що дасть ему на окôнченье шкôлъ и возьме его на своего адвоката. Но не судилось Ивану Наумовичу быти адвокатомъ. Найшовшись въ достаткахъ, ôнъ попалъ въ компанію легкодушныхъ товаришей и занедбалъ школу такъ, що не выдержалъ испыта изъ шестой клясы. Графиня опечалилася тымъ дуже, а Иванъ Наумовичъ не малъ уже лиця повертати въ еи дôмъ.

И знова настали злыдни для юноши, тЪмъ бôльши, що съ нимъ разомъ жилъ и братъ Петръ, [3] которого отецъ, переселяючись изъ Бужска въ ЗалЪщики на учителя головной школы, оставилъ Ивану. Оба братья боялися писати родичамъ о своей нуждЪ, но выпровадилися за городецку рогатку и нанялися у мельника Д. Айтнера, нЪмця-лютеранина, за хлопцêвъ ори вЪтраку. Тамъ оба братья носили мЪшки, обертали крыла млына до вЪтру, ковали жерновый камêнь, мололи по цЪлыхъ дняхъ и ночахъ, а коли не было вЪтра, мЪсили тЪсто и пекли хлЪбъ, который розвозили въ городъ на продажу. Молодыи неопытныи юноши привыкли съ часомъ до млына такъ, що написали родичамъ, що хотятъ стати мельниками и пекарями. Но Григорій Наумовичъ ôтписалъ нЪмцю-мельнику, щобы ôтдалилъ хлопцêвъ изъ свого дому, а хлопцямъ, щобы они безпроволочно вернулись въ ЗалЪщики. Оба братья пЪшкомъ перейшли 32 мили ôтъ Львова до ЗалЪщикъ. Мати встрЪтила ихъ съ плачемъ, а отецъ съ глубокимъ смуткомъ. Но ôнъ потôмъ подобрЪлъ и простилъ сынамъ ихъ блудъ.

По празднинахъ (вакаціяхъ) родичи выправили Петра въ гимназію въ Черновцы, а Ивану отецъ сказалъ: „У тебе было доброе мЪстце у графини, но ты стратилъ его черезъ свое легкодушіе; для того треба, щобы ты зазналъ бЪды. Иди собЪ, куда знаешь, а я тобЪ ничого не дамъ." Коли прійшолъ часъ Ъхати въ школы, мати Ивана завязала въ платокъ бЪлье, дала ему серебряный рубль, ибо тогды всюда въ ГаличинЪ и на БуковинЪ ходили рубли, сторговала жидôвскую будку, перекрестила сына и ôтправила во Львовъ. Тутъ Иванъ Наумовичъ найшолъ собЪ кутикъ у служащого въ гостинницЪ, Башинского, который жилъ въ тôмъ мЪстцЪ, где нынЪ перехôдъ по-при ормянскій костелъ изъ улицы ормянской на скарбковскую. Носячи рано до-свЪта и вечеромъ воду и дрова своей господынЪ, Иванъ Наумовичъ получалъ отъ ней кутокъ и где якій харчъ и прилЪжно учился. Потомъ ôнъ роздобылъ лекціи, т. е. училъ другихъ малъчикôвъ, за що получалъ то гроши, то харчъ, и уже доля его стала поправлятись, ажь до той поры, якъ ôнъ заболЪлъ тифомъ и очутился въ больницЪ Пілрôвъ (нынЪ: „головная больниця"), въ комнатцЪ пôдъ н-римъ 63. Выйшовши по семи недЪляхъ изъ больницы, Иванъ Наумовичъ направился на улицю ормянскую, где жилъ Башинскій, но той збожеволЪлъ, а женка его съ дЪтьми выбралася — не знати куда.

И снова остался Иванъ Наумовичъ безъ кутика и хлЪба, ибо черезъ болЪзнь ôнъ потратилъ всЪ лекціи. Въ горю своемъ ôнъ пôйшолъ передъ церковь св. О. Николая на жолкôвской улицЪ и, помолившись и поплакавши тамъ, вернулся въ городъ. Тутъ ему повстрЪчался его товаришъ изъ школы, жидъ, который предложилъ Ивану Наумовичу, щобы ôнъ училъ его молодшого брата. Отецъ жида былъ властителемъ заЪздного дома на краковской площади. Иванъ Наумовичъ съ радостію присталъ на то и, ночуючи въ тЪхъ заЪздныхъ комнатахъ, которыи были вольны, училъ жидка, самъ учился и еще зараблялъ стôлько, що ему выстарчало на харчъ. При кôнцЪ школьного року ôнъ здалъ испытъ съ добрымъ ycпЪхомъ и пустился пЪшкомъ въ ЗалЪщики до дому. То было лЪтомъ 1844 года.

Въ то время гимназія имЪла тôлько шесть клясъ, нынЪшніи же семая и восьмая клясы назывались „философіею". Осенью 1844 г. Иванъ Наумовичъ былъ принять на „философскіи" студіи, въ русскую духовную семинарію во ЛьвовЪ. Польская шляхта и польскіи политики не переставали тогды думати о ôтбудованью польской державы, а понеже они недавно, ибо въ 1831 году, произвели повстанье, то австрійское правительство, и безъ того строгое, зорко слЪдило за тЪмъ, щобы межъ учащоюся молодежью не было революційныхъ писемъ и вообще запрещенныхъ книжокъ. По той причинЪ настоятели духовной семинаріи были обовязаны часто предпринимати ревизіи у питомцêвъ, а коли у которого найшли що-либо такое, що не належало до науки, того карали, или и выдаляли изъ семинаріи. Галицкая Русь была въ то время такъ ополячена, що семинаристы говорили межь собою по польски; такъ само и проповЪди въ львовскихъ церквахъ говорились по польски. Историчная Польща такъ заЪла русскій духъ въ Галицкой Руси, що даже священники, которыи жили изъ русской церкви и съ русскимъ народомъ, или не умЪли по русски говорити, или стыдались русского слова. Не дивно для того, що и въ русской семинаріи процвЪталъ польскій духъ, ибо особенно на семинарію звернули зоркую увагу польскіи агитаторы и эмигранты, та усердно старалися, щобы, захвативши въ свои руки пастырей, повести и „стадо," т. е. русское населеніе Галичины, за Польщу воевати. Польскіи эмигранты, которыхъ тогды во ЛьвовЪ было особенно много, разъ для того, що не давно было розбито повстанье, другій разъ для того, що приготовлялось новое повстанье, не тôлько втискались въ семинарію, но и на улицЪ пôдсували русскимъ питомцямъ революційныи книжки. Особенно занимался русскими семинаристами Касперъ Ценглевичъ, который составлялъ даже русскіи стишки, писанныи латинскими буквами (фонетики еще тогды не знали), щобы тôлько приманити русскихъ юношей для польской справы. А понеже австрійское правительство и полиційныи порядки не мали у молодежи сочувствія, то и русскіи семинаристы видели въ ПольщЪ мученицю за свободу, а въ Австріи и Россіи еи угнетательницы.

Иванъ Наумовичъ прожилъ въ семинаріи, середъ такихъ обстоятельствъ, до памятного   1848   года. Той годъ принêсъ русскому народу   въ  Австріи   освободженіе ôтъ панщины и   воскресеніе   русского   духа въ древней Галицкой Руси    не  тôлько  для русского населенія Галичины, но и для Ивана Наумовича. Дня 7(19) марта 1848 года упало во ЛьвовЪ абсолютное правленіе и полъскіи политики задерли головы   до   горы, ибо они числили на то, що конституція верне имъ  тЪ права, якіи шляхта  мала за временъ польской державы, въ чêмъ, якъ нынЪ видимъ, они не дуже ошиблись. Во ЛьвовЪ зашумЪло, якъ въ котлЪ. Польскіи жители и польскіи   студенты   университета   образовали „народовую гвардію;" польское населеніе города затребовало выпущенья на  свободу   всЪхъ политичныхъ  преступникôвъ, которыхъ   австрійское правительство   держало въ  арестахъ; на улицяхъ Львова польскіи   политики,   особенно-же  Янъ Добжанскій, позднЪйшій редакторъ „Gazet-ы Narodow-oй," ополяченный потомокъ русского рода Добрянскихъ, говорили горячіи  рЪчи о „вольности,  рôвности и братерствЪ." Подшитыи   польскимъ   духомъ   семинаристы, межи   ними и Иванъ Наумовичъ, нарядили синіи конфедератки съ бЪло-червоными кокардами,   выповЪли  настоятелямъ   семинаріи   послушаніе и стали вступати въ „гвардію." Иванъ Наумовичъ, принадлежавши до найбôльше живыхъ юношей, былъ межь   тЪми, що выпрягли коней изь повозокъ, въ которыхъ Ъхали выпущенныи изъ  вязницы  польскіи патріоты, и обвозили ихъ по цЪлому городу. Одинъ изъ  польскихъ   эмигрантôвъ, Антоній Ріетъ, основалъ тайное  революційное  Общество: „Towarzystwo braci,"   куда  пристали и семинаристы, уплативши 5 зл. вступного. На засЪданьяхъ того Общества  Ріетъ  проповЪдовалъ „рôвность, вôльность, братерство", но тыхъ русскихъ священниковъ, которыи противились панованью Польщи надъ Русью и хотЪли свою   русскую народность розвивати въ корысть русского народа, ôнъ исключалъ изъ братства и твердилъ, що они перекуплены московскими рублями, вследствіе чого они „вороги человЪчества и свободы." Той-же Ріетъ училъ, що Польща, съ помощію Франціи и Англіи, побье НЪмцêвъ и Москалей и воскресне для того, щобы „ширити братство межь   людьми." Ивана   Наумовича, который   также принадлежалъ до того  Общества, поразила   вправдЪ   вражда польскихъ агентôвъ до русскихъ  священникôвъ, но ôнъ, выросши въ польскôмъ дусЪ, не розумЪлъ стремленья русскихъ священникôвъ и вЪрилъ Ріетови. Часть cеминаристôвъ, которыи не знали, що   робити   пôдчасъ   такого   замЪшательства, ôтправилась къ  тогдашнему  епископу,  а  пôзднЪйшому    митрополиту,   Григорію Яхимовичу, и запытала его:   „чи свобôдно семинаристамъ носити гвардейскій муидуръ?" Епископъ отповЪлъ имъ: „Свободно, но  семинарія основана для тыхъ,  который хотятъ   быти  священниками." Семинаристы, входившіи въ составъ депутаціи, порозумЪли отвЪтъ епископа и не вступили   въ   гвардію;  но   коли   депутація  вернулась въ  семинарію, Иванъ   Наувювичъ   съ  насмЪшкою   запыталъ депутатôвъ по польски: „А скôлько вамъ Епископъ далъ рублей?"   Онъ  на-правду  повЪрилъ   польскимъ   агентамъ, що пробужденіе руского духа было   вызвано „московскими" рублями!

ВскорЪ однако пришлось   Ивану   Наумовичу и многимъ его  товарищамъ   розчароватись   въ  своемъ   увлеченіи польскою   мыслію и просвЪтитись   духомъ русской правды...  Добжанскій и другіи уличныи бесЪдники, на   знакъ   братства и рôвности, цЪловались съ мужиками и жидами и кричали также: „Ньехъ жию Русины!," но якъ   тôлько пришло ôтъ слôвъ до дЪла, тогды показалосъ, якое значеніе маютъ слова о рôвности   и  братствЪ.   Уже 6 (18)   марта  1848 г. стали Львовскіи жители въ розличныхъ мЪстцяхъ Львова пôдписывати адресъ къ Императору, а въ адресЪ тôмъ были высказаны   желанія   края, а властиво   тôлько   однихъ   Полякôвъ. Щобы русское населеніе ввести въ блудъ и его наклонити до пôдписыванья того адреса, послЪдній былъ напечатанъ также по русски; розумЪеся, въ  немъ ни словомъ  не  упоминалось о потребахъ русского народа, ни  даже о тôмъ, що въ ГаличинЪ живе   русскіи  народъ! Во время подписыванья адреса, въ будынку академіи, которая стояла тамъ, где нынЪ стоить русскій „Народный Домъ,"  прозойшолъ случай, самъ по собЪ будьто маловажный,  но   освЪщающій   тогдашніи  ôтношенья. Одинъ изъ   Полякôвъ   вынêсъ  адресъ   на   коридоръ и сталъ его громко читати  собравшомуся на коридоре  народу.  Первая точка трепованій  адреса   гласила: „Обезпеченье  польской  народности и для того знесенье всякихъ ограниченій,  которыи бы спиняли еи свобôдное розвитіе;  введенье польского   языка въ школахъ,   судахъ   и политичныхъ  урядахъ."   На коридорЪ академіи, якъ уже сказано, собралась великая толпа народа, которая съ увагою и въ тишинЪ слухала  адресъ. Но   коли  читающій   съ   притискомъ   сказалъ: „обсзпеченье польской народности," изъ толпы роздался твердый голосъ: „и русской!" Сей голосъ поразилъ всЪхъ, якъ грôмъ изъ ясного неба. Одни крикнули: „шпіегъ!," другіи по старому обычаю: „здрайца! пречъ съ нимъ!" и въ толпЪ насталъ шумъ и заколотъ. Слова тЪ произнесъ Кирилъ ВЪнковскій, адъюнктъ финансовой прокураторіи во ЛьвовЪ. Въ отвЪтъ на тЪ два слова польскіи агитаторы выступили съ пламенними бесЪдами противъ Россіи и русского царя, начали утверждати, що тіи Русины, который требуютъ правъ для русского народа, пôдкуплены россійскими рублями и т. п. (То само и нынЪ они говорятъ на тыхъ твердыхъ Русинôвъ, который не хотятъ писати фонетикою). Въ толпЪ было также кôльла русскихъ семинаристôвъ, которыи пôддержали требованье К ВЪнковского. Но они были принуждены утЪкати, ибо толпа хотЪла имъ показати наглядно, т. е. кулаками, якъ выглядае на дЪлЪ „братерство."

Воскликъ К. ВЪнковского на коридорЪ академіи былъ однако только ôтголоскомъ дЪятельности Львôвскихъ русскихъ патріотôвъ, которыи завязали Общество „Головную Русскую Раду" для обороны правъ русского народа. Пôдъ предводительствомъ епископа Григорія Яхимовичаи крылошанина Михаила Куземского, пôзднЪйшого епископа Холмского, „Головная Русская Рада" начала заходитись около организаціи русского народа и составленья ôтъ имени его адреса къ Императору.

Многіи изъ семинаристôвъ, увидЪвши дЪятельность своихъ духовныхъ начальникôвъ, опамятались и ôтступили ôтъ польской партіи. Но Иванъ Наумовичъ, звязанный принадлежностью до „Towarzystwa braci" и, якъ все свое житье, не числившій на милость епископôвъ, остался въ сторонЪ ôтъ русского движенія. Его особенно забаламутили польскіи патрiоты тымъ, що для противодЪйствія „Головной Русской РадЪ," они основали политичное Общество „Рускій Соборъ" и начали выдавати газету „Дневникъ Русскій," будто бы для обороны русского народа. До того „Руского Собора" належали такіи „Русины," якъ ополяченный графы Александръ и Владиміръ ДЪдушицкіи, князь Пузына, выше упомянутый польскіи агитаторъ Касперъ Ценглевичъ и др. На счастье для Ивана Наумовича, семинарію, по причинЪ безпорядкôвъ, роспустили и ôнъ ôтъЪхалъ до родичей въ ЗалЪщики. Тамъ ему случилась пригода, которая дала толчокъ къ его оброзумленію. Ведля принятой членами „Towarzystwa bгасі" обовязанности, ôнъ пôйшолъ разъ на мôстъ на ДнЪстрЪ, где тогда много собралось народа, ибо отбывалась бранка на войну съ Италіею и съ Мадьярами, и ту сталъ ôнъ говорити о братерствЪ и о ПольщЪ, о вôйнЪ послЪдней съ Россіею и якъ Польща буде диктовати свои права въ МосквЪ. Мужики обступили Ивана Наумовича и одни, звычайно русскіи люди, насмЪшковалися, а другіи бутьто-бы слухали, но недовЪрчиво крутили головами. Коли однако молодый бесЪдникъ сказалъ, що Польща съ Франціею побье „Москаля," вся толпа зареготалась на весь голосъ. Мужики стали еще бôльше насмЪхатись надъ Иваномъ Наумовичемъ, пытали его, зъ-ôтки ôнъ возьме войско, бо мужики не пôйдутъ за Польщу битись, а съ одними „гвардистами" та ихъ офицерами „Москалеви" не вдЪютъ ничого, а наконецъ одинъ мужикъ сказалъ: „Чи вы, паничу, не русская дитина? Вашъ тато ходитъ на службу Божу до церкви, що вы за такій Полякъ?" Иванъ Наумовичъ ôтповЪдалъ мужикамъ, якъ мôгъ, но одинъ мужикъ приступилъ до него, знялъ зъ его головы польскую рогатывку и сказалъ: „А вы, паничу, возьмЪтъ ту шапочку и такъ киньте ю о землю — и такъ ю здопчЪтъ, здопчЪтъ, а ôттакъ плюньте и киньте въ ДнЪстеръ (все то мужикъ и здЪлалъ); - о такъ, такъ, нехай пропадае Польща!" Мужики зареготались, а синяя конфедератка поплыла собЪ ДнЪстромъ. Иванъ Наумовичъ не зналъ, що робити; но коли одинъ паробокъ, якъ то на селЪ умЪютъ, заточился на него для зачепки, ôнъ, боячись, щобъ мужики еще и не поколотили, пôйшолъ безъ шапки домôвъ.

Сей случай вызвалъ рЪшительный переворотъ въ мысляхъ Ивана Наумовича. Ôнъ самъ розсказалъ ту перемЪну такъ :[4] „Ажь теперь я сталъ тверезо роздумовати о ПольщЪ. Я не зналъ еще нашого народа, ибо николи не бывалъ на селЪ, николи не малъ сношенія съ людьми. Я выховался въ спольщеннôмъ Бужску, ôттамъ пôйшолъ до Львова, все русское во мнЪ было лишь якое-то темное чувство, но оно было, ибо менЪ все на мысли была моя бабка Золочêвская, якъ выхопила отца моего ôтъ латинской комуніи, и многіи повЪсти моей матери о всякихъ панскихъ збыткахъ и кривдахъ народа; и менЪ стыдно стало, що я пустился на ту дурную дорогу ! Польща, думаю собЪ, кричитъ: Вôльность, рôвность, братерство ! Слова красны, но чему тЪхъ словъ не слухае народъ? Якъ бы Польща была по-правдЪ за волъностію, чи народъ хотЪлъ бы неволи? Но якая-жь то вольность, если русскому народу не вôльно упоминатися о права своей народности? Якая-жь то рôвность, если польская народность мае старшовати? Якое то братерство, если Русина, обôзвавшогося за своею народностью, закричали, заверещали прозвисками: „Szpieg, zdrajca?"

Того-же лЪта появилась въ ЕвропЪ холера, ôтъ которой умеръ отецъ Ивана Наумовича. Старшій братъ его, Петръ, вступилъ въ войско, молодшiи братья и сестры давнЪйше поумирали, осталась тôлько одна молодшая, 17-лЪтняя сестра. По смерти Григорія Наумовича родина его не мала що робити въ ЗалЪщикахъ и для того переЪхала къ брату матери И. Наумовича, который былъ въ Кентахъ, на МазурщинЪ, директоромъ школы.

Въ 1885 г., И. Наумовичъ началъ писати „Вспоминку изъ молодецкихъ лЪтъ", въ который такъ представилъ свои молодыи лЪта, ажь до выЪзда изъ ЗалЪщикъ. [5]

„Гей, милый Боже! Якъ то лЪта бЪгутъ, якъ тЪ волны на быстрой рЪцЪ плывутъ, що и не втямишься, якъ изъ молодця  станешь старцемъ!   Та   теперь, по-правдЪ сказавши, мало где и побачите такихъ молодцêвъ, якъ мы были до всего, и до науки, и до всякихъ — якъ то молодость съ собою приноситъ — збыткôвъ  (шалостей). Якось теперь молодежи не пильнуютъ такъ, якъ бывало за насъ, бо теперь инакшіи часы: що за насъ было страшнымъ   преступленіемъ, теперь вôльно, ба - таки приказано, якъ на прч. «гимнастика, солганье (катанье) по леду и пр. Бывало — борися въ школЪ съ товаришемъ,  сейчасъ и плохая нота  изъ обычаêвъ, а за солганку таки проганяли изъ шкôлъ. То мы, хлопцЪ, бывало во ЛьвовЪ ночью   тихцемъ въ однихъ сорочкахъ цовыходимъ на подвôрье, где уже  вечеромъ   мы  приготовили   коновки, и носимъ воду на солганку, и ждемъ, ажъ замерзне, бЪгаючи по коридорЪ: а коли замерзне, таки на   босака солгаемся якихъ двЪ годины, ажъ поки въ ноги запары не зайдутъ и цЪлыи  не  покостенЪютъ. А рано, бывало, иде господарь, цюпае сокирою нашу роботу, а мы стоимо, та воздыхаемъ; слЪдующой ночи зновь заливаемъ свЪжою   водою.   Теперь якось не видно такихъ; и то лучше, що гимнастику и солганье позволяютъ. Або перебЪгчи одного дня, ей Богу — правда, изъ Бережанъ до   ЗалЪщикъ, пЪшки, еще до того ничого   не Ъвши! То такую штуку не каждый нынЪшній  школярь утне, а у мене то бывало: задумаю, тай здЪлаю.

„Въ ЗалЪщикахъ были мои покойныи тато учителемъ, но учителсвгь, якихъ мало! А при ЗалЪщикахъ-то вамъ прекрасный теплый край, тамъ весна скорше, якъ тутъ, коло Львова, тамъ голова кукурузамъ, кавунамъ, тютюнамъ, а уже и вино доходитъ. А сады-то тамъ чудны ! За ЗалЪщиками, за ДнЪстромъ, Крещатикъ. Тамъ-якъ Швайцарія! Такіи скалы, горы, а середъ скалъ монастырь стародавній, а до него на праздники св. Іоанна Крестителя стремится множество народа изъ цЪлой Буковины, та и изъ нашого Покутья, ба, и изъ заграничной Волошины. Тамъ, изъ-пôдъ монастырка тече вода, до-правдЪ цЪлебная, — не разъ я то и на собЪ испыталъ. Щобы ты якъ былъ нездоровъ, напійся той водицы, то такъ, гей духъ въ тебе входитъ; еще тамъ есть три каменныи корыта, — роздягнися, скупайся — правда, що вода дуже холодна, но скупавшись, почервонЪешь якъ кармазинъ и такій легкій станешь, що на верхъ горы птахомъ выхопишься. А низше ôтъ корытъ, на 8 крокôвъ, спустившись въ долину, побачишь пещеру изъ текущого каменя (сталактита), що и не пожалЪешь труда, що-сь ишолъ на Крещатикъ. То такая пещера, якъ якая копиця сЪна. Ôтъ запада вырубанъ вхôдъ; влЪзешь тамъ-туда — залЪзешь въ комнатку, якую сама природа создала для якого-то пустыножителя. Но тамъ никто въ ней не жіе, хотьбы мôгъ, бо теперь пустыножителей нема, — за то бôльше пустоты, яхъ потреба, — то тамъ теперь лишь лылики жіютъ, и висячи на ножкахъ при сосулькахъ текущого каменя, — въ день спятъ, а ночью вылЪтаютъ за мухами.

„Бывало по тыхъ горахъ, пріЪхавши на празднины, бЪгаю, буяю! Где уже найôтважнЪйшій паробокъ не долЪзе на скалу до корчика лЪщины за орЪхами, я долЪзу, наберу щеканцêвъ и злЪзу, гей та коза; а бывало и такъ, що коза упаде и розôбьеся. Но молодецкіи лЪта, чудный вы лЪта, - кажеся, для нихъ нЪтъ ничого невозможного !

„Въ году 1848 загорЪло, якъ знаете, во всЪхъ головахъ. Л НЪмцы и Италіане, и Венгры и Поляки рушились розбурювати Австрію. Я пріЪхалъ, розумЪеся, своими кониками домôвь. Вижу — на мЪстЪ страхъ — темрява народа. А то была бранка. Хлопцêвъ такихъ найшло, що жидова поховалася, попрятала все, що было, и крамницы позапирала, бо то народъ, знаете, ôтъ кулеши здоровый та бутный. Выйшолъ капитанъ, чи якійсь-тамъ старшій, та дивится, що тôлько хлопцêвъ, та повЪдае: „ЗачЪмъ вы тôлько ихъ навели, коли ихъ тôлько не кликали?" А одинъ старый мужикъ повЪдае: „Мы всЪхъ привели, щобы ишли боронити Монарха! Выбирайте и тыхъ и тыхъ, который вамъ сподобаются, и скажЪтъ Монархови, щобы не боялся ніякихъ бунтовникôвъ, ни Таліанôвъ, ни Венгрôвъ, ни Полякôвъ, бо якъ нашихъ сынôвъ выбьютъ, то мы сами старыи еще пôйдемъ!" Капитанъ послухалъ, поплескалъ его по плечахъ, тай пôйшолъ. Такій тогда послЪ панщины былъ духъ въ народЪ! А мы всЪ, що въ сурдутикахъ, были переполячены, и я таки носилъ рогатую шапку, ажь поки менЪ ей двôрникъ (вôйтъ) изъ Крещатика на мостЪ не здеръ и не кинулъ въ ДнЪстеръ. Ôтъ тогды я пôзналъ,  куда   стремится духъ   народа, и сталъ   служити народу!"

Дальше описалъ И.Наумовичъ свою поЪздку въ Черновцы и авдіенцію у тогдашнего православного опископа, Евгенія Гакмана, упомнулъ о страшной холерЪ въ Черновцяхъ и такъ говорить:

„Изъ Черновецъ перейшла холера въ ЗалЪщики. Страшный былъ видъ цЪлой той стороны. Саранча покрыла все, я на госгинцЪ лежала на четверть лôктя загрубшки. ПріЪхавши до ЗалЪщикъ, я чулъ, що жиды падаютъ якъ солома. И мôй отецъ заболЪлъ и умеръ. Осталась мати-вдова съ сиротами безъ всякихъ средствъ къ жизни. Единственный сродникъ былъ мôй дядя, рôдный братъ моей матери, бывшій директоръ шкôлъ въ Кентахъ, на западнôмъ кôнцЪ Галичины. Ôнъ прислалъ намъ 50 гульденôвъ на дорогу и велЪлъ менЪ ôтвезти матерь и сестру къ собЪ. Я такъ и здЪлалъ. Повернувши ôттамъ во Львовъ, безъ гроша, безъ всякихъ средствъ до житья, ôткрылъ я покойному Отцу Якову Геровскому (тогда професору богословія на Львôвскомъ всеучилищЪ) мое намЪреніе: идти въ Черновцы. Ôнъ здержалъ мене ôтъ того и помôгъ менЪ, що мене приняли на богословіе (во ЛьвовЪ).

„Кôлько черезъ тЪхъ 37 лЪтъ перемЪнилось на свЪтЪ! Молодыи стали старцями, а що были старши изъ насъ, всЪ уже въ могилЪ. 37 лЪтъ безпрестанной борьбы о существованье русского имени, русской церкви, русского слова, русского письма, русской жизни ! Небавомъ не стане насъ старшихъ ! Земля возьме свое ! Но що доброго мы посЪяли на русской нивЪ, принесе плодъ въ свое время. Тôлько желали бы мы видЪти наслЪдникôвъ нашихъ со снисходженіемъ для нашихъ немощей и съ искреннею волею служити народу, якъ мы ему служили по слабымъ нашимъ силамъ".

Стôлько намъ Иванъ Наумовичъ самъ написалъ о тЪхъ своихъ молодечихъ лЪтахъ, а розсказалъ то все такъ просто, такъ щиросердно, а такъ для всякого русского сердца глубоко-трогательно !

Ну, и що-жь съ нимъ дальше было?

Ôнъ поЪхалъ тогды лЪтомъ 1848 г. съ матерью и сестрою вь Кенты на Мазурщнну, но послЪ празднинъ прибылъ во Львовъ, щобы окончити семинарію. Однако духовный власти не приняли его въ семинарію, а то на тôмъ справедливôмъ основаніи, що „человЪкъ не може быти добрымъ пастыремъ и учителемъ того народа, ôтъ которого ôнъ отрекся." Ивану Наумовичу не оставалось ничого другого, якъ записатись на правничій (юридичный) факультетъ и покинути намЪренье стати священникомъ, И ôнъ сталъ глядати  лекцій, щобы жити во ЛьвовЪ. Межь тЪмъ польскіи агенты продолжали пôдбурювати молодежь и довели до того, що 2 листопада 1848 г. гвардія поставила, ня улицяхъ Львова барикады и начала революцію. Иванъ Наумовичъ еще належалъ до гвардіи, но случай съ конфедераткою на ДнЪстрЪ охолодилъ его польскій патріотизмъ и ôнъ у лже не участвовалъ въ революціи. Онъ находился тогды на площади передъ латинскою катедрою, коли войско розбивало барикады и убивало или выловлювало повстанцêвъ, и найшолся въ великой опасности. Отъ ареста или и смерти спасъ его однако символъ вЪроисповЪданія: „ВЪрую," Иванъ Наумоиичъ хотЪлъ достатись до дому, на гончарскую улицю, якъ его поймалъ гренадиръ. „Ты Полякъ?" — запыталъ его гренадиръ. „НЪтъ, я Русинъ." „Коли ты Русинъ, то говори: ВЪрую" ! — Иванъ Наумовичъ сталъ говорити „ВЪрую" и гренадиры, которыхъ межь тЪмъ бôльше назбЪгалось, отпустили его.

ПослЪ подавленья революціи во ЛьвовЪ, наступилъ иный порядокъ. Власти розвязали гвардію, а польскіи эмигранты и збаламученная ними молодежь потягнули въ Угорщину помагати Мадьярамъ противъ Австріи.

Не маючи средствъ до житья, Иванъ Наумовичъ принялъ мЪстце домашнего учителя у священника А. Таpнавского, приходника въ ВерхобужЪ, Золочевского округа. Тôлько тамъ, въ ВерхобужЪ, Иванъ Наумовичъ зôйшолся близко съ русекимъ народомъ, научился лучше по русски говорити и, пôзнавши народъ, окончательно покинулъ польскіи мысли и всею своею пылкою душею сталъ Русиномъ. Щобы изучити народъ, его языкъ и обычаи, ôнъ одЪвался въ селянское платье, завязалъ пріязнь съ ровесниками въ селЪ, звычайными паробками, та бывалъ на всЪхъ торжествахъ у Верхобужанъ. Тамъ, въ окрестностяхъ Верхобужа, ôнъ малъ случайность увидЪти царско-русское войско, которое, по приказу царя Николая I., переходило черезъ Галичину въ Угорщину на помощь австрійскимъ войскавхъ противъ Мадьяръ. Русское войско стояло въ мЪстечку СасовЪ, а жители сосЪднихъ селъ носили ему страву. Разомъ съ Верхобужанами ôтправился и Иванъ Наумовичъ до Сасова и здивовался, коли увидЪлъ „Москалей." Поляки представляли ихъ яко дикихъ, который умЪютъ лишь пити, рабовати и красти, а тутъ показалось, що они молилися, постили, а изъ бесЪды съ ними видно было, що они такіи добродушныи и щирыи люди, якъ и наши крестьяне. И въ семъ отношеніи Иванъ Наумовичъ переконался наочно, що польскіи агенты неправду говорили.

     Обходячи пЪшкомъ окрестности, Иванъ Наумовичъ зблизился тогды и подружился съ многими товарищами и знакомыми изъ семинаріи, ôтъ которыхъ его раньше ôтдЪляли его польскіи стремленія, а также бывалъ въ домахъ священникôвъ, где въ то время начиналъ будитись русскій духъ, що, очевидно, еще бôльше утверждало его въ русскихъ переконаньяхъ. Будучи веселого нрава, ôнъ былъ желаннымъ гостемъ въ домахъ русскихъ священннкôвъ, где своими остроумными розсказами и шутками забавлялъ все общество. Онъ умЪлъ особенно удачно представляти жида. Изучивши еще въ Бужску жидôвскій жаргонъ, т. е. мешанину слôвъ жидôвскихъ, нЪмецкихъ и руеекихъ, употребляемую галицкими жидами, а кроме того знаючи читати еврейское письмо, которымъ написаны еврейскіи книги, Иванъ Наумовичъ неразъ переодЪвался за жида и такъ удачна игралъ ту ролю, що даже настоящіи жиды принимали его за жида и гостили у себе! По тому поводу пôзднЪйше товарищи Ивана Наумовича въ семинаріи называли его въ шутку „Хаимомъ."

Въ 1849 г. И. Наумовичъ былъ уже сотрудникомъ первой въ ГаличинЪ русской газеты, выходившой во ЛьвовЪ пôдъ назвою „Зоря Галицка." Тутъ ôнъ, читаючи славянскіи книги и газеты, глубоко перенялся любоввю къ славянскимъ народамъ и тамъ у него въ первый разъ появилась мысль: посвятити свои силы служенію своему, русскому народу! [6]

ИВАНЪ НАУМОВИЧЪ ЯКО СВЯЩЕННМКЪ И НАРОДНЫЙ ДЪЯТЕЛЬ.

При конце 1849 г., духовныи власти, видячи, що Иванъ Наумовичъ поправился, приняли его въ духовную семинарію на третій годъ богословія, особенно и тому, що за него просилъ такій изрядный патріотъ, якъ Яковъ Геровскій, професоръ университета и великій другъ русской молодежи. Ивану Наумовичу уже совсЪмъ вышумЪли изъ головы польскіи мысли; ôнъ досконально переконался, що Русь и Польша — то не „вшистко едно," якъ твердили польскіи политики, которыи боялись пробужденъя Галицкой Руси ôтъ вЪкового сна, и для того съ цЪлымъ жаромъ занялся изученьемъ обряда русской церкви и еи исторіи. По оконченіи семинаріи въ 1851 году, Иванъ Наумовичъ повЪнчался съ дочерью священника въ Новомъ-СелЪ и Любачевского декана, Василія Гавришкевича, девицею Феодорою. Сынъ о. Василія, о. Іоаниъ Гавpишкевичъ, деканъ и приходникъ въ КаменцЪ ЛЪсной, подае слЪдующіи подробности о Ив. НаумовичЪ, ôтносящіися до его женитьбы:

„У покойной Феодоры была лишь одна, молодшая ôтъ ней сестра, именемъ Доминика. Покойная Доминика была женщина дуже красивой наружности, святой, сердечнЪйшой доброты и неусыпного, самоотверженного трудолюбія. Все то подЪйствовано въ часЪ празднинъ 1850 г, на окончившого третій годъ богословія Іоанна Наумовича такъ, що ôнъ pЪшился просити о ей руку, и желаніе то высказалъ менЪ въ письмЪ изъ сЪчня 1851 г. Но въ часЪ празднинъ 1851 г. перемЪнилося намЪренье Іоанна, окончившого четвертый годъ богословія. Старшая о два лЪта сестра Доминики, Феодора, привлекала меньше внЪшностью, якъ умственными способностями, господарностью и энергіею, и такъ сталося, що одного дня Iоаннъ поразилъ мене заявленьемъ, що у него есть твердое намЪренье старатися о руку Феодоры. Коли я вопросилъ его о причинЪ той змЪны, ôнъ отвЪтилъ: „Феодора такъ умна женщина, якой менЪ не случилось видЪти. Она понимае отлично всЪ тяжкіи политичныи вопросы настомщой добы; а коли я, примЪромъ, запытался, чи розумЪе она нашъ богослужебный языкъ, она отвЪтила рЪшительно утверджающимъ образомъ; та коли я ставилъ ей въ тôмъ ôтношеніи самый тяжкіи вопросы, она на всЪ отвЪчала безъупречно, съ удивительною точностію" ВЪнчаніе Іоанна съ Феодорою ôтбылось дня 21 октобрія 1851 г."

И не пожалЪлъ того Ив. Наумовичъ во всю свою жизнь, ибо жена его, Феодора Васильевна, горячо его любила, была женщина лагодна, добра, господарна и безъ нарЪканій переносила многіи непріятности, якіи испытовалъ Иванъ Наумовичъ и его семья, и осоложала своему обожаемому мужу не одну гôрькую годину.

Въ тôмъ-же 1851 г. Иванъ Наумовмчъ былъ рукоположенъ въ священники митрополитомъ Галицкимъ, Михаиломъ Левицкимъ. Первое мЪсто душипастырское, где Иванъ Наумовичъ началъ свою плодотворную дЪятельность для народа и где началъ розвиватись его удивительный писательскій талантъ, было мЪсточко Городокъ, вблизи Львова. Приходникомъ въ Городку былъ тогды священникъ Михаилъ БЪлецкій, хорошій душпастырь, умный человЪкъ и искренній народолюбецъ. Иванъ Наумовичъ, яко его сотрудникъ, привязался щиро къ своему настоятелю и они оба усердно трудились, поучаючи народъ и въ религійныхъ делахъ и въ русско-народныхъ. Въ 1853 г. Иванъ Наумовичъ получилъ приходъ въ Ляшкахъ Королевскихъ, вблизи Глинянъ, а въ 1856 году переЪхалъ на приходъ въ мЪстечку Перемышлянахъ. Въ Перемышлянахъ однако не было обиталища для священника,   для того ôнъ поселился при дочерней  церкви, въ  селЪ   КоростнЪ.  Обстоятельство, що священникъ жилъ на селЪ и рЪдко ôтправлялъ богослуженіе въ мЪстской церкви, въ Перемышлянахъ, разъ на 3 - 5 недЪль, помогло латинской пропагандЪ, выходящой изъ тамошнего костела, до такой степени, що не всЪ Перемышлянскіи Русины праздновали русскіи свята, но, посЪщаючи костелъ, обходили уже и латинскіи свята. Даже дьякъ при Перемышлянской церкви былъ ополяченъ, ибо зъ-початку по польски говорилъ съ своимъ новымъ приходникомъ, Иваномъ Наумовичемъ. На первой литургіи, которую Иванъ Наумовичъ совершилъ въ Перемышлянахъ, присутствовало всего 17 прихожанъ; нынЪ къ русскому приходу въ Перемышлянахъ принадлежитъ высше 800 душъ.

Можно co6Ъ представити, скôлько  труда и грызоты перенêсъ Иванъ Наумовичъ, щобы собрати розсЪянныи и заблудившіи овцы своего  словесного   стада, привести   въ   ладъ совсЪмъ  запустЪвшую и бЪдную церковь   и   очистити ю ôтъ латинскихъ   обычаêвъ,   который   обезображали  чудный нашъ восточный обрядъ! БЪдное состояніе  церкви въ Перемышлянахъ, опущенье  еи прихожанами и латинская  пропаганда со стороны костела, вызвали у Ивана Наумовича мысль и стремленье — очистити   въ  цЪлой   ГаличинЪ обрядъ, русской церкви ôтъ всЪхъ латинскихъ  новизнъ, якіи въ него примЪшались вслЪдствіе нерадЪнья  духовенства и давленья ôтъ стороны латинства. То стремленье, начатое Иваномъ   Наумовичемъ    въ   Перемышлянахъ,    розширилось вскорЪ на всю Галицкую   Русь. Оно   извЪстно у насъ пôдъ названіями    „Обрядового    вопроса," „Обpядового движенія" или „Обрядовщины," и составляе важную часть исторіи русской уніатской церкви въ  ГаличинЪ въ еи борьбЪ съ латинствомъ. Въ дЪлЪ  очищенья   обряда ôтъ латинскихъ примЪсей, Иванъ Наумовичъ написалъ и напечаталъ въ тодашнêмъ единственнôмъ  органЪ  Галицкой Руси, въ газетЪ „Слово," начавшой  выходити   зъ  1861 г., много статей, изъ которыхъ особенно замечательна статья:  „Якого рода суть измЪны и ôтклоненія ôтъ прежнихъ, употребляемыхъ у насъ обрядôвъ при богослуженіи," напечатанная   въ  24—29 н-рахъ „Слова" за г. 1862. Тіи статьи вызвали середъ русского духовенства   небывалую   до  того   времени   дЪятельность въ пользу церкви и чистоты обряда, а въ русскихъ и польскихъ газетахъ завзятую борьбу, но также поставили на ноги сторонникôвъ олатинщенья русской  церкви и возстановили ихъ противъ   Ивана   Наумовича.   Въ газетахъ   „Dziennik Polski" и „Gazeta Narodowa" появлялись разъ-по-разу статьи, содержащіи явныи клеветы на Ив. Наумовича и обвиненья его въ "шизмЪ." Въ латинскихъ костелахъ молилися всенародно, щобы Господь ôтвернулъ Ивана Наумовича ôтъ „щизмы." Наконецъ дЪло дойшло до того, що противники чистоты русского обряда подали жалобу на Ив. Наумовича папЪ и нунцію въ ВЪднЪ, вслЪдствіе чого послЪдній поручилъ тогдашнему латинскому архіепископу во ЛьвовЪ, Веpшхлейскому, продзвести слЪдство надъ дЪятельностью Ив. Наумовича. Вершхлейскій передалъ веденіе слЪдства латинскому декану въ Перемышлянскомъ окрузъ, кс. Коханскому, а исходъ жалобъ, слЪдства и „Обрядового движенья" былъ такій, що папа издалъ 7 апрЪля 1862 г. breve: Amantissimus humani generis, т. е. роспоряженіе, которымъ основалъ при Congregatio de propaganda fide (Собраніе для роспространенья вЪры) ôтдЪлъ pro negotiis ritus orientalis (для дЪлъ восточного обряда), а митрополитъ Григорій Яхимовичъ издалъ пастырское посланіе, въ которôмъ возвалъ русское духовенство здержатись съ очищеньемъ обряда до рЪшеній духовного Собора, который митрополитъ обЪщалъ въ скоромъ времени скликати. Подобное-же посланіе пôзднЪйше, ибо въ іюнЪ 1862 г., издалъ Перемышльскій епископъ Фома Полянскій. Митронолитъ Григорій Яхімовичъ сочувствовалъ очищенью обряда, но пôдъ давленіемъ Рима и правительства, ôнъ былъ принужденъ остановити движеніе въ тôмъ направленіи и даже воззвати Ив. Наумовича къ оправданію. Иванъ Наумовичъ, желаючи основательно представити архипастырю свое намЪренье, занялся изложеніемъ его на письмЪ и для того не прибылъ во Львовъ въ назначенный день. За то митрополитъ наложилъ на него кару 14-дневныхъ реколекцій. И. Наумовичъ прибылъ во Львовъ дня ôтбытія кары 9 марта 1862 г., но митрополитъ, поговоривши съ нимъ, простилъ ему, предложилъ ему однако бôльше не писати въ дЪлЪ обряда. Уже послЪ появленья архипастырского посланья въ обрядовôмъ дЪлЪ, Ив. Наумовичъ написалъ въ числЪ 9 „Слова" за 1862 г.: „Намъ подобае внимати словамъ нашого Архипастыря, которого вся жизнь отличаеся чистою любовью къ церкви и народу русскому, который, постаравшись въ борьбахъ съ враждебными намъ стихіями, стоитъ на своемъ высокомъ становищЪ яко peвнЪйшiй нашъ заступникъ, не тôлько въ духовныхъ, но и въ соединенныхъ съ ними мірскихъ дЪлахъ. Такъ хотя пересвЪдченье наше може быти иное, но „повиновитися наставникомъ, иже бдятъ о душахъ нашихъ," повелЪвае намъ высокое христіанское ученіе и мы повинуемся не изъ страха лередъ карами, но изъ должности христіанской, изъ должности къ народу и съ твердостью любви, которую питае вся Русь къ своему князю-владыцЪ. Наша народность и нашъ церковный обрядъ, — то два сіамскіи близнята, зросшіися и недЪлимыи,   одно   чувствующiи, одно   имъ страдающіи, одно  имъ, всякое дЪло, одинъ у нихъ   сонъ, одно возстан'е. Одна была имъ неволя, и коли одного били и мучили, то другій чувствовалъ всЪ удары и язвы. Теперь  оба разомъ узрЪли предвозвЪстницю денницы свободы и оба однимъ сердцемъ возрадовались. Но, видится, прежде чЪмъ узрятъ ясное солнце, имъ суждено еще испити не одну чашу  горести...   А такъ съ упованьемъ   въ щедроты Всемогущого  Бога и съ непоколебимою любовью и послушаніемъ къ  нашому   Отцу-ВладыцЪ, вооружимся заблаговременно оружіемъ истины и знанія, щобы на  приреченномъ СоборЪ станути готовыми и непостыдно. до великого и спасительного дЪла :   исправленія  нащого святого обряда."

Къ приреченному Собору, однако, не пришло. Середъ, приготовленій къ нему умерь митрополитъ Григорій (17/29 апрЪля 1863),   а послЪ него  насталъ митрополитъ Спиридіонъ  Литиновичъ, a съ   нимъ и другое   время. Если затЪмъ русскій обрядъ въ нашихъ уніатскихъ церквахъ хотя ôтчасти былъ очищенъ ôтъ многихъ латинскихъ примЪсей и вообще былъ бôльше зближенъ къ древнему восточному обряду, чЪмъ н. пр. въ то время въ Холмской Руси, то заслуга сего Ив.  Наумовича, который, оставивши, на желаніе  митрополита, пропаганду  дЪломъ, не переставалъ указывати  духовенству на тЪ новости, которыи не принадлежать къ русскому обряду, якъ то доводитъ  упомянутая статья: „Якого рода суть измЪны" и т. д. Статья та представляла розумную критику тогдашнего положенія церковного обряда. Якъ въ той статьЪ, такъ и во всЪхъ другихъ въ тôмъ предметЪ, Ив. Наумовичъ указывалъ на олатинщенье  церкви, яко на прямый результатъ духовной и политичной зависимости уніатской церкви ôтъ  Полякôвъ. Статьи тіи,  написанныи основно и съ глубокимъ знаніемъ обряда, до сихъ поръ не утратили своего значенія и нынЪ еще могутъ служити образчикомъ той смЪлости и щирости стремленій, съ якою, майже 40 лЪтъ тому назадъ, выступалъ Ив. Наумовичъ. Такъ въ  упомянутой статьЪ ôнъ писалъ: „Пастырское посланіе Его Превосходительства Митрополита, изданное по  причинЪ сего, теперь уже живЪйшого церковно-народного   движеиія, ввело найлучшихъ сынôвъ Руси и найчестнЪйшихъ іереевъ въ глубокую печаль. Непріятели наши восторжествовали   кликомъ побЪды. Началось систематичное, а теперь уже основное гоненіе всего, що русское. По латинскимъ костеламъ  гремЪли пламенный проповЪди,  насъ прозывали  „новокатоликами,"  противъ насъ подстрекали народъ, которому проповЪдали, що мы отступили отъ вЪры   католической. По нашимъ русскимъ   церквамъ. являются теперь, якъ-бы въ урядовомъ характерЪ, въ цЪли точного наблюдения приказовъ Впреосв. Митрополита, наши церковныи и народный противники, якъ будьто-бы они имЪли право въ присутствіи нашихъ вЪрныхъ насъ судити, чи обряды наши добры и богоугодны, или нЪтъ. Воистину, сію чашу горести ни я, ни многіи изъ нашихъ, будь що буде, не приняли бы изъ ничьихъ бôльше, только изъ рукъ превозлюбленного Князя-Владыки нашого!"

Якъ уже выше сказано, Ив.Наумовичъ много вытерпЪлъ по поводу своей ревности для русской церкви. Противники еи и русского народа нападали на него въ польскихъ газетахъ, подсылали въ церковь въ Перемышлянахъ шпигунôвъ, щобы схватити его на якôмъ словЪ, и допЪкали ему всЪми способами, роспространяючи слухи, що ôнъ запродался „москалямъ. "

Отрадою и утЪшеньемъ для Ив. Наумовича была, однако, любовь къ нему   крестьянъ и патріотичной части  образованныхъ русскихъ Галичанъ. Во время найзавзятЪйшой борьбы противъ   Ив. Наумовича, его пôддержовала   нравственно вся Галицкая Русь, доказательствомъ чого скужатъ слЪдующіи факты: Въ 1861 г. ôтбылся во ЛьвовЪ, въ редутовой салЪ театра гр. Скарбка, первый русскій балъ, на которомъ присутствовало до 800 лицъ, значитъ, великая   часть галицкорусской интилигенціи. Коли въ салЪ появился Ив. Наумовичъ, священники и молодежь пôдхватили его на руки и, при пЪнію „многолЪтствія," обносили его по цЪлой салЪ. Уже   тогды Галицкая Русь позналась на Ив. НаумовичЪ. Въ н-рЪ 5 „Слова" за 1862 г. напечатано въ его честь стихотвореніе, въ которомъ авторъ Л. Л. такъ къ нему ôтзываеся:

„Ой, брате-соколе, пôдойми-же крыла,
За птичковь ко звЪздамъ смЪло возлети,
Оставь журбу злобнымъ, ели журба имъ мила,
А ты намъ про звЪзды ясны розскажи!"

Въ отвЪтъ на статью Dziennik-a Polsk-oro (н-ръ 19) п. з. Przeciw reakcyi w obrzadku grecko-katolickim, зверненную до русскихъ студентôвъ Львовского университета, 40 русскихъ студентôвъ напечатали въ н-рЪ 6 „Слова" за 1862 г. адресъ „Преподобному Отцу Ивану Наумовичу, приходнику Коростна и Перемышлянъ," въ которомъ заявили:

„Честь Вамъ и слава, Батьку! А ôтъ русскихъ академикôвъ щирое „спаси-Богъ," за тіи труды, що ихъ поносите около очищенья нашой батькôвской гр. к. вЪры ôтъ чужихъ, русскому духу противныхъ, а розвитію русской народности (якъ то изъ исторіи добре знаемъ) шкодливыхъ вплывôвъ, — сумныхъ памятокъ нашой духоввой недоли. Батьку! Мы члены одного тЪла, сыны единой русской неньки; болЪе одинъ членъ, цЪлое тЪло съ нимъ болЪе. То-жь радуйся, Батьку! Ты бо загрЪлъ наши сердця новымъ жаромъ любви до нашого (каждому Русину уже ôтъ дитинства) дорогого обряда, а жаръ той загальный, якъ въ нашой громадЪ, такъ и по-за ту, и самая святость дЪла, велятъ намъ въ лучшую для него вЪрити будущность."

Ответное "Слово до русской академической Громады во ЛьвовЪ" Ив. Наумовича гласитъ („Слово," н-ръ 7, 1862): „Богъ дай здоровья, Панове Громада, не за то, що вы менЪ отдали честь передъ свЪтомъ та сосЪдами, а за то, що вы возрадовали всю нашу святую Русь, що вы, будущіи свЪтила и начальники нашого сердечного народа, показали всему русскому роду, що въ васъ бье еще чистая, старорусская кровь, що вы отдали поклонъ старой рôдной Матери нашой, Церкви, и уставамъ святыхъ нашихъ Отцêвъ. За то честь вамъ, и слава, и поклонъ ôтъ мене и всЪхъ нашихъ, що одной со мною мысли и одного духа! Кто теперь посмЪе сказати, що то не Русь домагаеся своихъ питомыхъ обрядôвъ? Мовлялъ той, що то я — Иванъ Наумовичъ — не Русь; нехай буде, що я - не Русь, но со мною Русь, самая твердая, щирая, сердечная, надежная; а противъ той Руси ни то, ни се, звычайно вЪтеръ въ полЪ, ти газетчики польскіи. Та не въ ладъ имъ то дЪло, то, бачите, найтвердЪйшій орЪхъ для нашихъ цивилизаторôвъ, а они, бачу, начинаютъ роздумовати надъ послЪдствиями ôтъ того, якъ Русь стане на своихъ питомыхъ ногахъ, та и простый нашъ крестьянинъ познае, що ôнъ за одинъ, та ôтки ôнъ взялся на свЪтъ, що то оживитъ масу народа любовью имени русского и русскихъ старыхъ обычаевъ. Но що мы винны, що имъ то не въ ладъ, коли теперь такiй часъ настигъ, та уже такій нынЪшній воздухъ, такое нынЪшнее свЪтло соненька святого, що уже иная въ людяхъ природа, що не хотятъ нагинати карку въ старое та твердое ярмо чужины ! Такъ мовлялъ небощикъ нашъ Яковъ Геровскій: „Богъ батько, а руская мати велика ! Слава Богу, воскресившому нашу великую русскую Матерь, а ГромадЪ вашей честь за сердечную любовь къ той родной великой Мери !"

Само собою понятно, що куренды митрополита и епископа Перемышльского навели страхъ на слабодухôвъ среди духовенства и они притихли, ожидаючи Собора. ЗамЪтивши застôй въ церковно-народнôмъ движеніи, Иванъ Наумовичъ въ н-рЪ 54 „Слова" за 1862 г. напечаталъ статью, въ которой заявилъ: „Слабодухôвъ и рôвнодушныхъ не обходитъ ніякій вопросъ, отже и обрядовый вопросъ имъ байдуже... Они рады бы забыти, що суть Русинами и що обрядомъ греческимъ должны величати Бога. BcЪ тЪ роды Русинôвъ будутъ теперь сражатись и борьба буде горяча, а на которой сторонЪ буде побЪда, покаже близкая будущность. Или станемъ народомъ съ сознаніемъ своей народности, съ крЪпкимъ словомъ въ оборонЪ тысячелЪтного неоцЪненного нашого сокровища и скинемъ давящое насъ ярмо, накиненное іезуитами, или остатись намъ дальше рабами, та погибнути и оставити по собЪ безчестную память въ исторіи."

TЪ смЪлыи слова, высказанныи въ то время, коли противъ обрядового движенія   выступили:  Римъ, правительство, Поляки,   а   пôдъ ихъ давленіемъ и митроиолитъ Григорій и епископъ Перемышльскій Фома, даютъ свидЪтельство о великой силЪ духа и самоотверженіи Ивана Наумовича. А треба знати, що именно въ то  время  ôнъ   находился  въ великой бЪдности. Яко молодый священникъ, и къ тому на бЪднôмъ, запущеннôмъ приходЪ, а сверхъ того николи не  стремлячись до богатства, Ив. Наумовичъ  еще не успЪлъ   загосподароватись, якъ его выбрали русскіи сельскіи громады Золочевского округа въ 1861 г. посломъ въ пеpвый  галицкій Соймъ. По тогдашней соймовой ординаціи, Соймъ состоялъ изъ 150 послôвъ, въ число которыхъ сельскіи громады Галичины, русскіи и польскіи, выбирали 74-хъ послôвъ. При выборахъ въ первый галицкій Соймъ, русская сторона поставила 61 кандидатôвъ, изъ которыхъ были выбраны 43, въ тôмъ числЪ Ив. Наумовичъ. Въ то время правительство иначе ôтносилось до русского  народа, а польская  партія  не мала еще такой силы и власти, якъ нынЪ; для того въ Соймъ  вôйшли русскіи послы въ такôмъ числЪ, якого  потôмъ  уже  николи не было. Якъ уже выше сказано, по поводу стремленiя Ив. Наумовича къ очищенію русского обряда, возникла противъ него страшная агитація, выражавшаяся и въ польскихъ газетахъ, и въ клеветахъ, якіи его народныи   противники   роспускали противъ него словесно. Уже и въ такихъ ôтношеньяхъ тяжко было Ив. Наумовичу жити, а тутъ случилось новое несчастье. Первое засЪданіе нового Сойма состоялось 3(15) цвЪтня 1861 г. Иванъ Наумовичъ прибылъ во Львовъ, но уже слЪдующого дня рано довЪдался, що село его прихода, Коростно, до половины згорЪло: церковь, приходскіи будынки, еще не доконченныи, и 58  крестьянскихъ усадебъ, спопелЪли въ кôлька годинъ! Само собою розумЪеся, що Ив. Наумовичъ поспЪшилъ на мЪстце  несчастья, щобы помочи своимъ прихожанамъ, и засталъ въ КоростнЪ  плачъ, отчаянье и нового рода агитацію противъ себе. Въ Перемышлянахъ завязался изъ тамошнихъ Полякôвъ комитетъ для несенья помочи погорЪльцямъ, но панки, роздаючи Коростнянцямъ  хлЪбъ, говорили имъ: Widzicie, со wam wasz рор narobil ? И  постигшое несчастье приписывали карЪ Божой за введеніе Ив. Наумовичемъ „шизматицкого" обряда!   МЪстечко Перемышляны и Коростно належало до гр. А. Потоцкого, а управлялъ ними ополяченный НЪмецъ Мальсбургъ. Коли погорЪльцы пришли къ Мальсбургу просити о дерево на будынки, ôнъ имъ прямо сказалъ: Wуptdzcie waszego рора ze wsi, a wszestko dostanecie ! Идутъ бЪдныи люди къ Ив. Наумовичу и говорятъ ему то, що сказалъ Мальсбургъ. „Що-жь, — ôтповЪлъ ôнъ, — васъ 58, а я одинъ, лучше вамъ одного прогнати, чЪмъ черезъ одного всЪмъ бЪдити." Люди заплакали на тЪ слова, заплакалъ и самъ Ив. Наумовичъ надъ ихъ горемъ, но понеже крестьяне и не думали его проганяти, то ему прійшлось постаратись о помôчь для нихъ. И дЪйствительно, Русь не оставила его, митрополитъ Григорій началъ складчину на погорЪльцêвъ, давши И. Наумовичу 100 зр., и со всЪхъ сторонъ посыпались пожертвованія: редакція „Слова" собирала датки въ грошахъ, а доокрвстныи священники и громады приводили хлЪбъ, насЪнье, одежу и всячину. Мало-помалу крестьяне, начали ôтбудовыватись, къ чему имъ помôгъ и властитель Перемышльянъ, гр. А. Потоцкій, давши для половины погорЪльцôвъ матерьялъ на хаты. До осени погорЪльцы ôтбудовались, но Ив. Наумовичъ и не думалъ о приходскихъ будынкахъ. Прежде всего ôнъ постановилъ построити церковь, и то каменную. Не смотрячи на то, що въ то время злодЪи украли ему послЪднюю пару коней и вôзъ, такъ, що ôнъ не малъ чЪмъ выЪхати изъ дому, Ив. Наумовичъ не спочилъ, якъ долго съ помочью пожертвованій со стороны прихожанъ, гр. А. Потоцкого и добрыхъ людей, не построилъ церкви.

Середъ такихъ бЪдъ и занятій, Ив. Наумовичъ не пересталъ, однако, трудитись для церкви и для всего народа. Такъ въ 31 числЪ „Слова" за 1861 г. ôнъ написалъ „Изъ погорЪлища Коростна" статью противъ внесенного въ Соймъ предложенія латинского кс. Ручки, который требовалъ, щобы помЪщики мали право выбирати священника на приходъ не изъ числа трехъ кандидатôвъ, предложенныхъ консисторіею, но изъ числа всЪхъ, которыи подались на якій приходъ. „Доки буде наша церковь работати Фараонамъ?" говоритъ въ той статьи Ив. Наумовичъ. — „Признан е панамъ майже необмеженной власти въ выборе душпастырей, уважаемъ яко найлучшое средство къ деморализаціи священникôвъ, обмеженной терномъ, уважаемъ яко порабощеніе нашой Церкви, а посредственно и нашого народа, духовное и политично-народное. Характеромъ настоящихъ временъ есть стремленiе къ свободЪ всЪхъ обывателей края, основанной на всестронной справедливости; давнiи привилегіи должны задержатись о стôлько, о сколько суть полезны обществу."

Въ 1861 году русскіи патріоты зачали настойчиво добиватись признанія правъ русского языка и письма во всЪхъ урядахъ  восточной Галичины. Ив. Наумовичъ и въ семъ отношеніи выступилъ въ числЪ первыхъ защитникôвъ русского слова и письма. Въ ч. 40 „Слова" за  1861 г. Ив. Наумовичъ съ гôрькою насмЪшкою пише: „Вы, панове редакторы, пишите собЪ здоровы о свободе и рôвноправности  всЪхъ народôвъ австрійской державы, о соймахъ, о тронной бесЪдЪ и о всЪхъ роспоряженіяхъ министерства, касающихся нашого русского языка, яко   урядового. Наши уряды почтовыи  не   умЪютъ азбуки, а для якой   тамъ забаги русскихъ попôвъ не будутъ чей надъ букварями   сушитися. Подастся допись урядовая до намЪстника (декана) русского по русски, — ôткинутъ и баста!  Такъ случилось моей дописи, адресованной  до уряда деканата Бобрецкого. БЪдная, съ русскимъ лицемъ, не потрафила до Бôбрки — завернули зъ дороги „цюпасомъ" (Schubpass) назадъ до Перемышлянъ; — нужь я мою бЪдную зневаженную посланницю перебирай, а ту не знати, чи въ нЪмецкій фракь, чи въ польскій контушъ ? ... Бо такъ казали на почтЪ перебрати. Та уже коли централизація, то годЪ, тягни, небожище фракъ, съ жолтыми гузиками, та счастлива тобЪ дорога до Бôбрки! Да жіе рôвноправность!  А вы, Русины, щобы вы знали, що тЪ Октобріи (октябрьскій дипломъ о конституціи), и тЪ тронныи бесЪды, и всЪ тЪ роспоряженія министерскiи, въ которыи вы вЪрите, не написаны для урядôвъ почтовыхъ и не вôльно вамъ: 1) по русски надписовати такіи листы, на которыи жадаете рецеписа; 2) гроши можете посылати тôлько НЪмцямъ  и Полякамъ, а Русинамъ пôдъ русскою адресою не вôльно; 3) въ переписцЪ урядовой межь русскими духовными  урядами  употребляти языкъ и письмо русское также не вôльно,  понеже панове урядники почтовыи не маютъ урядового наказу умЪти по русски, и для того не маютъ потребы куповати буквари и сушити голову надъ азбукою русскою; для того памятайте, будьте такими Русинами, щобысьте сердце мали русское, а лице нЪмецкое, або польское. Рôвноправность такъ мае розумЪтись, що вамъ вôльно всегда желати рôвного права, но исполненія рôвности николи не видЪти."

Приведенныи слова доказуютъ, якъ вЪрно оцЪнилъ Ив. Наумовичъ рôвноправность русского народа въ самомъ началЪ конституційной эры, если то, надъ чЪмъ ôнъ смЪялся въ 1861 г., и нынЪ еще повтаряеся. До сихъ поръ, майже въ 40 лЪтъ послЪ написанья приведенныхъ слôвъ Ив. Наумовичемъ, они не утратили еще своего значенія....

Польскіи загорЪльцы сильно вознегодовали на польское бôльшинство Сойма по тому поводу, що оно позволило русскимъ посламъ въ СоймЪ по русски говорити. Ополяченный Немецъ, Шмидтъ, написалъ даже въ семъ дЪлЪ брошуру, въ которой утверджалъ, що Русины, яко народъ не существуютъ и що тôлько св. Юръ (т. е. духовная власть) виновата, що русское населенiе не хоче быти польскимъ. Ив. Наумовичъ не стерпЪлъ выходки Шмидта и въ „СловЪ" (ч. 43) за 1861 г. отвЪтиль ему слЪдующимъ способомъ: „Изъ всей прошедшой и текущой исторіи могли бы научитись и наши гегемоны, пишущiи въ польскихъ газетахъ и брошурахъ, будьто не знаютъ въ границяхъ Галичины и давной Польщи, кроме польского, яко окремЪшнёго, русского народа: що то тяжко, ба и невозможно приголомшити пробужденного разъ народного духа, даже тогды, если есть и обстоятельства и сила по тому, а тЪмъ меньше, где обстоятельства непріязненныи и силы ніякои. Сказати нынЪ народу: ты не былъ, не есь и не будешь народомъ, лишь причêнкою Польщи, твôй языкъ не языкъ я, жаргонъ польского языка, нынЪ, въ XIX вЪцЪ, въ дняхъ просвЪщенія и свободы, — мимо того, що той народъ голосно передъ цЪлымъ свЪтомъ повЪдае: „Я есмь, жію на землЪ моихъ отецъ, въ полномъ сознаніи своей народности," — значитъ или зъ увіа зойти, или быти деспотомъ. Небылицъ людей зъумасшедшихъ никто не зважае, для деспотизма же треба силы. Що-жь намъ повредитъ брошура г. Шмидта, которой сочинитель негодуе на бôльшинство Сойма краевого, що намъ, Русинамъ, позволило гозорити по русски?! Славное: Nie pozwalam, mociumpanie ! — нынЪ смЪшно, ибо нынЪ Русины не ôтъ Польщи и Полякôвъ потребуютъ позволенія даже при бôльшинствЪ въ СоймЪ... Г. Шмидтъ, писавшій ту брошуру, не входилъ глубше въ исторію прошедшихъ послЪднихъ лЪтъ, ôтъ коли вопросъ народностей сталъ оживлятись, та валитъ на св. Юръ отвЪчательность за то, що русскій народъ не хоче быти польскимъ. Шмидтъ не знае, що не народъ за св. Юромъ, но св. Юръ за народомъ иде, и ôтти походитъ то согласіе межь св. Юромъ и народомъ, которое г. Шмидту и дружинЪ Przeglad-a такъ незносно. Вернемся до 1848, пригадаймо собЪ, що тогды св. Юръ былъ въ политичнôмъ ôтношеніи русскому народу мало извЪстенъ. ЗакЪмъ собралася „Русская Рада," закЪмъ позавязовалися окружныи Рады по краЪ, тЪмчасомъ Поляки уже оголосили Польщу въ давныхъ границяхъ, вооружили гвардію и плЪнили даже мало не все русское юношество. Бôльшая половина семинаристôвъ, межь которыми и писатель сего, ходила въ конфедераткахъ, належала до тайныхъ товариществъ, якъ н. пр. до товарищества „Братьевъ" и пр. Тогды и межь священниками мало который понималъ свое становище, а що-жь на то народъ? Чи исповЪлъ ôнъ свою вЪру политичную въ пользу Польщи, которой проповЪдники шумно даровали ему панщину, щобы его подзыскати для своихъ цЪлей? Тогды, г. Шмидтъ, мы, юноши, напоенныи теоріями польского братолюбія, обманутыи идеаломъ вольной Польщи, розъЪхавшіися на села, зыскивати народъ для Польщи: тогды познали мы тотъ народъ и познали все невЪжество и злобу тЪхъ, которыи насъ обманывали и ôтчужали ôтъ власного, честного, здоровомыслящого народа! Языкъ русскій въ СоймЪ, въ школЪ и уряде есть нынЪ не  ласкою, не  wspanialomyslnosciа (великодушіемъ),  но конечною потребою и условіемъ спокою въ нашôмъ краю! Такъ Русь смЪеся  изъ той брошуры и видитъ въ ней новый доказъ вашой любви. Теперь ваши письма служатъ тôлько намъ къ лучшому  познанiю вашой злобы и къ покрЪпленію русско-народного дЪла!"

Въ 1861 г. многіи польскіи политики держались еще принципа, высказанного въ 2 числЪ Gazet-ы Narodow-ой за 1848 г.: „Nieznalismy i nieznamy Rusi, — tak jakesmy nieznali i niechcemy znaс narodu ruskiego i jego narodowosсi ruskiej , - znalismy i znamy tylko Polske — narod polski z jedynа narodowosсiа polskа."' Такъ само говорили и Мадьяре, не хотЪвшіи въ УгорщинЪ признати ніякой другой народности, кромЪ мадьярской. Коли Хорваты (сербскіи католики, употребляющіи латинское письмо, вмЪсто кирилицы) заявили извЪстному Мадьярону Людвику Кошуту (то былъ Словакъ родомъ, называвшійся Кошикъ), що Хорватія требуе для себе національныхъ правъ, Кошутъ запыталъ ихъ гордо: Въ которой части свЪта лежитъ Хорватія ? МенЪ въ границяхъ Угорщины неизвЪстенъ, кроме мадьярского, ніякій другій народъ! Коли въ 1861 г. появился отзывъ Словакôвъ, пôдпысанный извЪстнымъ словацкимъ патріотомъ, Іосифомъ Гурбаномъ, къ Хорватамъ, Угро-Руссамъ и Румунамъ (въ ч. 138 газетЪ Ost und West, выходившой въ ВЪдне для защиты интересôвъ Славянъ), Ив. Наумовичъ ôткликнулся въ „СловЪ" (ч. 56) слЪдующими словами, въ которыхъ пробиваеся его всеславянская любовь:

„Сердце росплываеся иъ чувствЪ сердечной радости, що за Бескидомъ заяснЪла новая зоря всеславянской взаимности, любви и дружества народôвъ розличныхъ племенъ. Но въ слЪдъ за тЪмъ чувствомъ радости иде и скорбь: почему тутъ не можемъ выречи такихъ-же слôвъ къ братьямъ нашимъ Ляхамъ? Почему они не промовлятъ къ намъ такимиже словами? Чи слова великого пЪвца Славянщины: Svornost (згода) jen a osveta nam schazi (слова Колляра изъ его „Дщери Славы," означаютъ : Намъ не стае лишь согласія и просвЪщенія) уже до никого, тôлько до насъ, Русинôвъ и Ляхôвъ, приноровляти? И чому-жь межь нами не ма той „сворности," того согласія ? На послЪдній вопросъ готовъ отвЪтъ. въ серцЪ каждого Русина: Не можемъ любити тЪхъ, которыи непремЪнно и безъусловно желаютъ нашой смерти, которыи ôтъ вЪкôвъ воюютъ съ нами самымъ безчестньмъ оружіемъ: ложію и обманомъ, которыи еще въ 1861 г. не признали высокой цЪли,  всеславянской  взаимности, а всегда и всюда мечтаютъ  о поставленіи своего трона  на   нашихъ гробахъ! Завидуемъ вамъ изъ глубины  душъ нашихъ, возлюбленныи братья Словаки, вы, милыи други и сердечныи сосЪди нашихъ угорскихъ братей, що   вамъ cуждено  пôднести чародЪйный голосъ, взывающій ко взаимности и любви сынôвъ одной Матери Славы ! Народы, къ которымъ произносите вашъ голосъ, не надменныи гордостію,   не забагаютъ ростягнути   границы своихъ будущихъ царствъ на гробахъ рôдныхъ-братскихъ народôвъ;   они за любовь ôтдадутъ вамъ любовь, за честь — честь. О, якъ-же сумно намъ, що мы къ нашимъ сосЪдамъ не можемъ  такими   словами ôтзыватись, ни надЪятися ôтъ нихъ взаимности! — Знаете причину, чому то такъ ?   У насъ не стоитъ справа межь народомъ а народомъ, но межь народомъ и его ренегатами !   Въ семь отношенiи есть   межь вами и нами нЪкоторое сходство. Мы и вы, чистыи, коренныи Славяне, славянского духа; мы и вы лишены вельможей, которыи у васъ омадьярщены, у насъ ополячены и олатинщены; у васъ и у насъ заступаютъ   народъ священники, проповЪдники  евангелическіи  и   ихъ  сыны,   сыны   народа; потому у насъ   и  у   васъ   есть истинное   народолюбіе, безъ гордости и честолюбія,   и вы и мы   думаемъ о осчастливленіи нашихъ народôвъ посредствомъ истинного просвЪщенія, не о широкихъ границяхъ, якъ ваши Мадьяре и Мадьяроны, а наши Ляхи и перекинчики. Вы ищете союзникôвъ въ Славянахъ и Румунахъ, мы нашими собственными силами воюемъ противъ прихотней Ляхôвъ, не признающихъ насъ и не признающихъ намъ ніякого народного права! Мы съ радостью узнали, що въ Св. МартинЪ (въ столицЪ Словаччины), на громкій призывъ отца Гурбана, покаялися нЪкоторыи изъ вашихъ блудныхъ сынôвъ, що услухали голосу совЪсти и поняли свои должности къ своему питомому народу. Може быти, що и нашимъ внушитъ Богъ здоровыи мысли и лучшіи  чувства   къ   ихъ  питомому народу русскому,   которому   когда-то,  передъ   нашествіемъ іезуитôвъ, славно предводили ихъ прадЪды: а якъ тЪхъ нашихъ, нынЪшнихъ ôтступникôвъ и гонителей, вразумитъ Господь, то къ сосЪднему братскому народу польскому произнесемъ тЪ-же сердечныи слова любви и братства, будемъ любитися въ границяхъ, назначенныхъ Богомъ, а не въ границяхъ насилія и грабежей!"

Изъ словъ: svornost jen a osveta nam schazi, видно, що Ив. Наумовичъ уже зналъ Коллара знаменитую поэму. „Дочерь Славы," изъ цЪлого же отклика Ив. Наумовича вЪe тою теплотою русско-славянской души, пробиваются тЪ возвышенныи братскою любовью мысли, якими дышутъ сочиненія первыхъ русскихъ славянофилôвъ.

Дораблялся Ив. Наумовичъ на погорЪлищЪ въ КоростнЪ не стôлько земныхъ благъ, скôлько знаній и опыта, щобы служити своему народу, дораблялась одновременно и вся Галицкая Русь на историчнôмъ погорЪлищЪ просвЪщенія и науки, щобы достойно ставути въ ряду другихъ просвЪщенныхъ народôвъ и мудро боронити свою дорогую, историчную и народную спадщину. Но Галицкой Руси еще треба было приготовитись къ великому народному труду, и для того Ив. Наумовичъ пустилъ слЪдующій кличъ къ народу („Слово" ч. 64 за 1861 г.):

„Що намъ на добЪ   необходимо   потребно?   Сообщенія! Безъ сообщенія нЪтъ у насъ жизни ! Сосуды наши собираются въ товариществахъ агрономичныхъ, молятся за усопшихъ своихъ корифеевъ,  своихъ мученикôвъ,    возбужаютъ народный духъ, ободряютъ другъ друга, собираютъ гроши на патріотичныи   цЪли, показуютъ передъ свЪтомъ, що они   суть у насъ, на русской землЪ, на нашой загородЪ — польскими патріотами, а мы що дЪлаемъ? Кôльканадцять  попôвъ зъЪдутся на, соборчикъ, поôтдаютъ гроши на вдовы и сироты, за шематизмы, алюмнатикъ,   деканатикъ,  зъЪдятъ обЪдецъ, тай вечеромъ Ъдутъ здоровы до дому. Чи не такъ? А — „се женихъ  грядетъ во полунощи и блаженъ рабъ, его-же обрящетъ бдяща, недостоинъ же паки, его-же  обрящетъ лЪнящася!"...   И намъ треба бдЪти (сторожити), а не лЪноватися; намъ треба всеконечно сообщенія,   щобы  мы   списали всего нашого   русского   народа   желанія... Чи мало намъ треба дЪлати?   Вотъ, школы русскіи маютъ заводитись, а где суть книги?  Чи не достояло бы созвати соборъ  нашихъ ученыхъ, яко то было 1848 года?   Чи  не треба бы  поробити   выдЪлы (комисіи) для всЪхъ  школьныхъ  предметôвъ, щобы мы были готовы, коли запытаютъ насъ: Чи маете вы то и ово? У насъ есть интелигенція крЪпка и духъ есть крЪпокъ, но конечно потребно сообщеніе.   Завозвите насъ   вы, начальники наши, опредЪлите день, на который  намъ стати въ нашôмъ городЪ ЛьвовЪ, въ нашемь „Народнôмъ ДомЪ," мы охотно зъЪдемся, поговоримъ, порадимся,  спишемъ наши желанія, роздЪлимъ межь себе трудъ въ дЪлЪ предстоящого преобразованія школъ и пр."

Въ то время, коли Ив. Наумовичъ писалъ приведенныи слова, Галицкая Русь имЪла тôлько два Общества: „Русскую Раду" и „Галицко-русскую Матицу," изъ которыхъ первая взяла на себе вести тяжесть политического труда, вторая же занималась просвЪтительными и научно-литературнывга вопросами. „Народный Домъ" еще тогда достроивался, Ставропигія не оказывала майже ніякой дЪятельности. Для того-то предложенiе Ив. Наумовича, стремящоеся къ сообщенію русскихъ дЪятелей   межь собою, особенно въ виду приближавшогося преобразованiя шкôлъ, мае великое  значеніе и свЪдчитъ о дальноводиости его автора. Якъ идеально,   впрочемъ, Ив. Наумовичъ смотрЪлъ на труды свои и другихъ русскихъ патріотôвъ, и якъ ôнъ старался о будущности, то доказуе конецъ его статьи „О дЪлахъ, для Руси основныхъ" („Слово" ч. 69, 70 и 71 за 1861 г.), написанной   въ отвЪтъ якому-то безъименному священнику, который въ Przegafd-Ъ выступалъ противъ роботы русскихъ патріотôвъ нa нивЪ церковной и народной:  „На всякїй случай, — пише Ив. Наумовичъ, — молю васъ увЪритися,   що теперЪшніи   подвиги  Русинôвъ на полЪ народности и обряда не суть, якъ вы думаете до сихъ поръ, средствомъ къ полученію ордерôвъ, достоинствъ, парохій и чинôвъ! Насупротивъ, мы, твердыи Русины, могли бы воззвати къ отступникамъ  нашимъ, стоящимъ въ великôмъ почитанiи у польскихъ панôвъ: Вы славны, мы же безчестны, и алчемъ, и жаждемъ и паготуемъ. НынЪ еще лучше платитъ у насъ   Польща, якъ Русь. Польща дае презенты   (таки на наши же русскіи парохіи!), дрова, пасовиско, гоноры, — Русь не получае ничого, кромЪ  укоризны; Русь   вступае  противъ всЪхъ въ борьбу за права народа и всЪ противъ ней выступаютъ, и клевещутъ, и лгутъ и враждуютъ. НынЪ лучше не отвирати очей  темному народу,  пользоватись его темнотою, не дразнити   никого,   сидЪти тихо и быти   добрымъ у всЪхъ. Ио если всЪ предпочитати  будемъ  такое мирное житье ревнованію,  где  нужно   ревновати, если всЪ будемъ оглядатися за доходами, а не за бôлъшимъ кругомъ   дЪйствія,  соотвЪтнымъ нашимъ силамъ, въ пользу русского народа, то „воспріемлемъ мзду нашу:" выгодное житье. Но що скаже будущность?   То   вопросъ,   которого не можно мимо пустити безъ отвЪта, у кого есть чувство человЪческое, кто понялъ задачу и духа нынЪшнихъ и будущихъ дней!"

Взываючи всЪхъ русскихъ людей къ служенію русскому народу всеми силами, Ив. Наумовичъ примЪнялъ свои слова и призывы въ дЪйствительной жизни и подавалъ собою примеры такого служенія. Вотъ одинъ изъ многихъ случаевъ: Въ октябрЪ 1861 получилъ ôнъ ôтъ краевого ВыдЪла во ЛьвовЪ польское письмо. Въ отвЪтъ на то Ив. Наумовичъ выслалъ въ краевой ВыдЪлъ слЪдующій протестъ: „Высокій ВыдЪле Сойма краевого ! Не може неизвЪстно быти Высокому ВыдЪлу, що подписавшійся есть Русиномъ по обряду и народности, выбранный (посломъ) въ окрузЪ Золочевскомъ, положенномъ въ восточной, русской части Галичины, заселенной массою русского народа, межь которымъ проживае лишь незначительное число жителей иныхъ народностей. Такъ яко Русинъ и посолъ преимущественно русского народа, мае пôдписанный полное право ожидати, дабы въ мысль выреченной Его Величествомъ Императоромъ Францъ-Іосифомъ рôвноправности всЪхъ народôвъ австрійской державы, и высокій ВыдЪлъ ту-же рôвноправность русского народа признати и съ послами русской народности русскимъ языкомъ и русскимъ письмомъ переписыватися благоволилъ. А понеже письмо выс. ВыдЪла ôтъ дня 10 октобрія с. г. до Ч. 802, къ пôдписанному въ языцЪ польскôмъ надослаяное, есть самымъ очевиднымъ противорЪчіемъ той же засады рôвноправности, для того пôдписанный видится въ немиломъ положеніи, противъ такого неконституційного и абсолютистичного дЪйствія выс. ВыдЪла Сойма краевого торжественно запротестовати и умильно просити, щобы въ будущôмъ выс. ВыдЪлъ такому публичному, весь русскіи народъ оскорблящому неуваженію его основныхъ народныхъ правъ конецъ положити и съ русскими послами тôлько по русски и русскимъ письмомъ переписыватися благоволилъ. Перемышляны, 8(20) октобрія 1861 года. Иванъ Наумовичъ, посолъ краевый, священникъ русскій въ Перемышлянахъ."

Если вспомнимъ, що еще нынЪ русскіи Галичане борются со всЪми властями въ краю за свой языкъ и письмо, если вспомнимъ, що еще нынЪ многіи изъ русскихъ Галичанъ боятся писати въ уряды по русски и безъ всякого протеста принимаютъ ôтъ нихъ польскіи письма, то поймемъ, якое впечатлЪнье вызвалъ протестъ Ив. Наумовича противъ польского письма въ 1861 г., коли польскіи политики ни за що не хотЪли признати русского письма, и называючи русскую скоропись „московскою," ôтъ часу до часу уживали только кирилицы. Треба знати, що тôлько императорскимъ роспоряженьемъ ôтъ 8 апреля 1861 г. было признано русскому языку и письму право вступа въ уряды и суды. Но то роспоряженье не имЪло успЪха, вслЪдствiе чого русскіи послы державной Думы, числомъ девять, внесли 18(30) сентября 1861 г. жалобу въ министерство. Противники русского письма ссылались на то, що министерскій декретъ ôтъ 8(20) декабря 1859 г. роспоряжае, щобы русскіи прошенія въ уряды и къ властямъ были писаны латинскими буквами и що начальникамъ громадскихъ урядôвъ предоставляеся право выбирати языкъ для переписки урядôвъ съ властями. Для того русскіи послы державной Думы затребовали знесенья упомянутого декрета и признанья: 1) Щобы въ восточной ГаличинЪ русскій языкъ былъ признанъ единственнымъ краевымъ языкомъ ; 2) щобы сей языкъ былъ введенъ яко преподавательный во всЪхъ школахъ восточной Галичины и 3) щобы сей языкъ, о скôлько то дастся погодити съ общими нормами державы, былъ введенъ также въ уряды. На основаніи императорского роспоряженья ôтъ 8 апреля 1861 г., ревныи русскіи патріоты стали писати въ уряды только по русски, но встрЪтили другіи перепоны, Такъ н. пр. многіи уряды признавали вправдЪ русскій языкъ прошеній, но не признавали русской скорописи и приказывали прошенія писати кирилицею. На жалобу Русинôвъ, львовское ц. к. намЪстничество, рЪшеніемъ отъ 6(18) іюля 1861 г., пояснило, що пôдъ русскимъ письмомъ розумЪеся русская скоропись, но и то поясненіе не помогло. Польская партія надЪялась, що благосклонное ôтношенье правительства до русского народа вскорЪ измЪнится и для того всякими способами обходила упомянутый роспоряженья. Вотъ середъ якихъ обстоятельствъ появился протестъ Ив. Наумовича, высланный въ краевый ВыдЪлъ ! Сей протестъ ободрилъ многихъ въ борьбЪ за права русского языка и письма и имЪлъ такіи послЪдствія, що за Ив. Наумовичемъ пôйшли и другіи русскіи послы, первый-же Ив. Гушалевичъ, и що краевый ВыдЪлъ былъ въ концЪ принужденъ удовлетворити справедливому требованію русскихъ послôвъ.

Видячи стойкость и твердость первыхъ русскихъ послôвъ Сойма, польскіи политики задумали пôймати ихъ на згоду и такимъ способомъ, хотя на время переговорôвъ о згодЪ, ослабити ихъ дЪятельность. Згода мала быти заключена въ СоймЪ. Въ отвЪтъ на то Ив. Наумовичъ написалъ въ „СловЪ" (н-ръ 81 за 1861 г.) слЪдующое заявленіе, которое и нынЪ еще може входити въ програму политично-народной дЪятельности русского народа въ ГаличинЪ:

„ТобЪ, Русине, не жити на Божôмъ свЪтЪ Русиномъ, не называти отчины твоей Русью; тобЪ ôтречися матернего языка, матерней пЪсни; тобЪ не знати старой бывальщины, ни славы твоихъ отцêвъ, ни ихъ добродЪтелей, Твоимъ отцамъ судилося быти когда-то рабами, — Польща мае право до тебе, якъ до своей земли, якъ до своей худобы (скота), и та-же Польща, нынька сама рабыня, таки не лишаеся того старого грабежного права. То право, якъ та вЪчная наслЪдственная хороба, опановала умъ и чувства смиренныхъ Богомъ гордецêвъ! То право стоитъ имъ полудами въ очахъ, щобы не видЪли ничьего бôльше права ! — Воображенье ихъ чертае на воздухахъ великую державу, въ которой надъ русскими землями ажь по самъ славутный ДнЪперъ владЪе польская мова, польскій стрôй, польская шляхта, — изъ Руси же на тЪхъ земляхъ не ма ни слЪду, ни знаку. Русь однако дышитъ великаномъ пôдъ ногами, ходитъ собЪ народомъ по землЪ насущной, та поглядае тверезо на воздушныи забавки. Русь думае собЪ: Входятъ въ союзъ  съ Мадьярами, съ панами, съ магнатами, съ привилегіантами, то най собЪ здоровы входятъ ;   Мадьяры иноплеменники, — завоеватели   cлавянъ,   гонители Славянъ, найшли другôвъ собЪ во всЪхъ противникахъ Славянства; имъ не въ головЪ ни въ сердцЪ судьба утисненныхъ, якъ мы поверженныхъ народôвъ:  Словакôвъ, Русинôвъ, Сербôвъ, Руму- нôвъ. „Славянинъ не человЪкъ," говорятъ Мадьяры; такъ най идутъ собЪ до Мадъярôвъ. А мы, угнетенныи, будемъ до послЪднёго держати съ угнетенными, а мы, народолюбцы, будемъ боронити правъ  народôвъ, а не сплЪснЪлыхъ правъ историчныхъ,  аристократичныхъ, правъ сильнейшихъ противъ слабшихъ. Мы будемъ Русинами, а Русь свободная не позволитъ собЪ на своей загородЪ  бити столпôвъ граничныхъ панской державы, — бо русская  Мати  велика, богата, вЪрна Богу и своему закону, не уступитъ права своего до своей загороды ли пôдъ якимъ условіемъ. Такъ на соромъ Матери-Славы продолжатися буде наша домашняя незгода! СыЪтъ не може ôтъ насъ жадати, щобы мы здавались на ласку тЪмъ, которыи непремЪнно и безусловно  желаютъ для своего панованья нашой политической смерти.   Здатись  на ласку-неласку значило бы тутъ: не чувствовати въ собЪ достоинства, ни права, было бы крайнимъ  раболЪпіемъ, за которое осудила бы насъ исторія русская именемъ измЪнникôвъ. Згода была бы возможна тôлько на одной дорозЪ, на которой маемъ зôйтися, т. е. на будущôмъ СоймЪ Львовскôмъ. Обе стороны  нехай поставятъ себЪ взаимно условія, межь которыми зъ русской стороны были бы головныи  слЪдующіи: 1) Торжественное признаніе со стороны целого Сойма передъ лицемъ всей Европы, що въ ГаличинЪ не одинъ, но два славянскіи  народы существуютъ:  русскій и польскiй, и що польскій надъ русскимъ, ни наоборотъ, не  мае   ніякого  права   первенства. 2) Языкъ русскій въ русской части въ школахъ, урядахъ, судахъ и во всякомъ публичномъ   употребленіи   мае быти языкомъ краевымъ, а польскому мае быти свое право, но-при   немъ быти сорозмЪрно употребляемымъ, по справедливости и требованіямъ края. Въ польской части  мае быти краевымъ языкомь польскіи. Пôдъ такими   условіями забылись бы давніи незгоды историческіи, а мы стали бы яко два розличныи, но братскіи славянскіи народы, соединенныи духомъ любви, до дЪла истинной гражданской свободы.   Такъ лишь открытое, щирое признанье собЪ взаимно того,   що каждому по отвЪчнымъ, неизмЪннымъ правамъ принадлежитъ и лиишь духъ взаимности славянской погодитъ насъ и не допуститъ до того, щобы при двохъ спорящихъ кто иный имЪлъ всю корысть."

ЦЪлый 1862 годъ, якъ мы уже выше представили, занимался Ив. Наумовичъ  преимущественно обрядовымъ вопросомъ. Его, якъ извЪстно, поддерживали дЪятельно многіи ревнители чистоты русского обряда и плоды „обрядового движенія" показались уже наглядно въ 1863 году. „Обрядовое движеніе", разомъ съ подъемомъ народного духа, проявило чудеса въ Галицкой Руси. Галицкая Русь якъ бы переробиласъ. Безъименный авторъ статьи: „Апологія исправителей обряда" („Слово" ч. 6, 7 и 8 за 1863 г.), такъ представляв то перерожденіе:

Где давнЪйше въ церкви не было порядка, где иконы розличного рода въ безладЪ по счорнЪлыхъ и запорошенныхъ стЪнахъ были порозвЪшованы, межи которыми находилися не тôлько кальварійскіи богомазы и образы Святыхъ, въ розличныи времена не дуже искусно малёваны, но также часто мірскіи портреты шляхтичей или королей польскихъ, що то съ обновленного двора были коляторомъ, который не малъ ихъ куда подЪти, въ дарЪ церкви принесены; где давнЪйше зъ иконостаса образы Апостолôвъ служили за сходы на хоръ, а образы Іисуса Христа и Богородицы за пôдлогу тамъ-же; где, вмЪсто греческого престола, стоялъ купленный зъ костела олтарь латинскій со статуями святыхъ іезуитôвъ, заслоняющихъ маленькіи окôнця пресвитеріи такъ, що трудно была дозрЪти довольно толстыи буквы въ Евангеліи на престолЪ: тамъ теперь порядокъ въ церкви, стЪны малёваны, иконостасъ новый, престолъ отвЪтный обряду, выгодный и ясный. Где давнЪйше богослуженіе скорочене, съ выпущеньемъ ектеній, недбало, съ храпливымъ дьякомъ безъ науки, но за то съ трема звôнками ôтправялося, тамъ нынЪ ажь мило послухати пЪнія и неможно, хотя не звонятъ въ звôнки, довольно насмотрЪтись богослуженію и наслухатись науки. Где давнЪйше для убогого Лазаря не было похорона, тôлько такъ зовимое покропленіе, od niepamietnych czasow введенное, и похоронъ тôлько богачеви ôтправлялся, тамъ теперь всЪмъ одинаковый похоронъ, якъ богачеви, такъ и убогому ôтправляеся, бо церковь въ Требникахъ того розличія не положила. Где давнЪйше на праздникахъ священники, ôтчитавши, або лучше сказавши, збывшися службы Божой, во время богослуженія въ церкви наслаждалися на попôвствЪ пищею и напитками, а наЪвшися и напившися, ставали безъ всякого почтенія до собору или такъ зовимой „асисты," а неразъ забывали службу Вожу спЪванную отправити: тамъ теперь, вспôльно съ собранными людьми, всЪ священники молятся и соборну службу совершаютъ и уже не може быти небезпеченства, лишити той день святый безъ торжественной службы Божой, а священники не ôтходятъ изъ церкви, доки все богослуженіе не окôнчится; даже на Воздвиженіе Ч. Креста не тôлько пôстъ ломался, безъ всякого зазрЪнія совЪсти, но и съ  музыкою,  на соблазнь  цЪлому свЪту, забавлялися   (то было въ Куровичахъ, Золочевского округа), тамъ нынЪ, если есть праздникъ, скромно съ постомъ поживившися, священники забавляются розмовою о получшенью норовственности и побожности по-межь людомъ, имъ повЪреннымъ, о обрядахъ и ихъ значеніи или о клопотахъ господарскихъ. Где давнЪйше священникъ не заглянулъ до хаты селянина безъ корысти своей, днесь дЪлае ôнъ предписанное посЪщеніе и молитвае дôмъ, а газды и газдыни витаютъ его съ почтеніемъ, а дЪти съ радостью, бо образочки имъ несе. Где раньше на комашняхъ цЪль священника была наЪстися и напитися, или, закуривши сигару, безтолки и небылицы плести, тамъ днесь священникъ, въ полной повазЪ и сознаніи своего званія и значенія, подЪляе страву, на якую стати селянина, и употребляе ту хвильку своего пребыванія въ хатЪ, по ôтправленью молебствій, на обученіе селянъ, читае имъ занимательныи норовственныи повЪсти изъ „Слава Іисусу Христу," изъ повЪстей Пôдбpусняненка, Белецкого, Hаумовича. О, якъ же имъ подобаеся Наумовича „НедЪля," „Тpeтій Май" и пр., или где-що изъ „Господарства сельского !...."

Такая дЪятельность священникôвъ не могла подобатись противникамъ русской Церкви и народа. На священникôвъ стали, якъ само собою понятно, косо смотрЪти, а положеніе ихъ авторъ вышеназванной статьи такъ описуе: „Русскими священниками всЪ интересуются, якъ живутъ, якъ богослуженіе правятъ, а никто не запытае, чи ты маешь що Ъсти, себе, жену и дЪтей отвЪтно удержати. За тЪхъ бо нужденныхъ 150 до 300 реньскихъ хотятъ панове коляторы мати зъ нихъ выгоду, а правительство услугу. Можешь быти Австріякомъ, но такимъ, щобы-съ Польщи не прогнЪвилъ; можешь быти Грекомъ, но такимъ, щобы-сь латинникамъ подобался; можешь быти Русиномъ, но такимъ, щобы-сь НЪмцямъ, якъ правдивымъ, такъ и фальшивымъ, догодилъ. Св. пана каже: „Держися точно предписанныхъ обрядôвъ Церкви восточной, бо я не хочу, щобы всЪ были латинянами, но католиками; защитники же zwyczajow od niepamietnych czasow кричатъ : „Ани ми ся важь! Правь, якъ хочешь, тôлько не такъ, якъ обрядъ приписуе, бо намъ теперь такъ потреба!" Себелюбіе жадае: Будь Русиномъ, но такимъ, щобы-сь у панôвъ польскихъ ласки не стратилъ, — а наконецъ Богъ и совЪсть жадае: исполняй должности свои яко честный Русинъ и священникъ.. И такъ маешь быти, якъ бойко каже, и такимъ великимъ, и такимъ маленькимъ; и такимъ, якъ снЪгъ бЪленькимъ, и такимъ, якъ уголь чорненькимъ. Якъ же всЪмъ тЪмъ супротивностямъ догодити? То воистину не въ силахъ человЪка, а одиакже ôтъ русского священника жадаютъ всего того ! А понеже священнику невозможно всЪмъ догодити,  то  оттуда и  происходитъ ненависть изъ всЪхъ сторонъ на русское  духовенство."

        Между тЪмъ противники чистоты обряда русской Церкви и противники Руси не переставали посылати правительству и въ Римъ жалобъ и доносôвъ на русскихъ священниковъ, будьто тіи вводятъ „шизматицкіи" обряды. ВслЪдствiе того въ началЪ апрЪля 1863 г. Львовская и Перемышльская гр. кат. консисторіи получили новое папское посланіе, которое требовало пріостановленія такъ называемыхъ „реновацiй" до рЪшенія папы, а для поясненья всего вопроса, присылки въ Римъ довЪренныхъ лицъ ôтъ русского клира. По той причинЪ Львовская консисторія рЪшила составити для дЪлъ обряда двЪ комисіи, изъ которыхъ одна мала установити временное однообразiе обряда, на основаяіи дотеперЪшнихъ обычаевъ, другая же занятися приготовительными трудами для будущого провинціального Синода, который обЪщалъ созвати Митрополитъ Григорій. После окôнченья трудôвъ тЪхъ комисій, мали выЪхати въ Римъ представители клира.  Сторонники чистоты обряда покладали всЪ свои надЪи на  Митрополита Григорія. Въ самôмъ дЪлЪ, Митрополитъ Григорій сочувствовалъ дЪлу очищенія обряда и пять разъ взывалъ къ coбЪ Ив. Наумовича. „Сей высокочестный и глубокоученйы мужъ,   —  сказалъ Ив. Наумовичъ на судЪ во время процеса въ 1882, — выслушавши  мене  и  признавши менЪ  правду,  сказало, що наши стремленія справедливы, но еще не на часЪ, и що то не  ноже быти дЪломъ поодкнокихъ духовныхъ, тôлько на то треба скликати Синодъ: щобы  все то   уладити,  ôнъ велЪлъ  менЪ списати  мои  мысли:  я списалъ, сослался  на  всЪ Соборы и конституціи  и доказалъ такъ, що не оставалось  нiякого сомнЪнія, що то дЪло буде рЪшено въ нашу корысть."

Но середъ приготовленій къ рЪшенію такъ важного дЪла умеръ скоропостижно Митрополитъ, Григорій Яхимовичъ. Вся патріотичная Русь заплакала ровными слезами по поводу той утраты, ибо ôнъ  своимъ авторитетомъ  и  силою  своего характера ôтвернулъ не одну горечь ôть русского  народа и искренно  сочувствовалъ его розвитію. Особенно пріуныли чистители  обряда, а межь ними особенно Ив. Наумовичъ. Онъ,   якъ уже  высше  сказано,  неоднократно  бесЪдовалъ  съ Митрополитомъ Григоріемъ въ дЪлахъ Церкви и выходилъ ôтъ него съ ободреніемъ, хотя и съ совЪтомъ,  поступати мудро. Вся Галицкая Русь предчувствовала, що въ лицЪ Митрополита Григорія  зôйшолъ  въ могилу  не тôлько Голова Церкви, но и Отецъ русского народа, Покровитель духовенства. Кто   былъ   Митрополитъ   Григорій, о томъ межи   прочимъ свЪдчатъ слЪдующiи факты: Въ 1860 г., коли Римъ и Франція стали усердно пôддерживати роспространеніе уніи въ Болгаріи, папскій нунцій въ ВЪднЪ и Львовскій латинскій архіепископъ ВЪршхлейскій затребовали ôтъ пребывающого тогды въ ВЪднЪ Митрополита Григорія, щобы ôнъ, яко Голова уніатôвъ, издалъ ободрительное посланіе къ Болгарамъ, щобы они тЪмъ-скорше приняли унію. РозумЪеся, въ тôмъ посланіи имЪлъ Митрополитъ заявити, що Русинамъ унія принесла счастье. Митрополитъ однако, не желаючи издати такого посланія, а зъ другой стороны не хотячи обидЪти высокихъ достойникôвъ, отвЪтилъ имъ такъ: „Я написалъ бы такое посланіе, но боюсь вызвати неудовольствіе нашого правительства. Въ дЪло введенія въ Болгаріи уніи вмЪшалась Франція; по Болгаріи снуются политичныи агенты Франціи, - видно що тутъ входитъ въ игру политика, а може якая интрига противъ Австріи. Въ виду сего менЪ трудно выставлятись и я поеланія не издамъ." Около того-же времени прибылъ во Львовъ изъ Парижа русскій іезуитъ И. Мартыновъ, щобы испросити у Митрополита Григорія позволенье иа переходъ пяти русскихъ (россійскихъ) іезуитôвъ изъ католицизма въ унію и на поселенье во ЛьвовЪ. Къ Митрополиту не было легко іезуитамъ достатись, для того о. И. Мартыновъ попросилъ тогдашнего редактора „Слова," Б. А. ДЪдицкого, щобы его туда завêлъ. Іезуитъ Мартыновъ изложилъ свое прошеніе Митрополиту и торжественно заявилъ, що его общество построитъ во ЛьвовЪ величавую уніатскую церковь и буде правити богослуженіе точно по восточному уставу, члены общества будутъ ходити въ рясахъ и носити бороды и пр. Митрополитъ Григорій, который нарочно задержалъ Б. А. ДЪдицкого, щобы при тôмъ розговорЪ мати свЪдка, выслухавши О. Мартынова, сказалъ: „Мы бы васъ охотно приняли въ унію, однакожь пôдъ условіемъ, если станете у насъ не іезуитами, но Василіанами,"— „Мы того не можемъ, ибо мы присягали!" отвЪтилъ о. Мартыновъ. — „То и мы не можемъ, — сказалъ Митрополитъ; — если вы хочете чисто хранити восточныи уставы, то знайте, що по тЪмъ уставамъ не мае быти у насъ бôльше чинôвъ, лишь тôлько Василіяне. Въ нашихъ уставахъ уже и такъ много перемЪнами занечистилось; я на ту новую дальшую ихъ перемЪну не дозволю. У насъ не было іезуитôвъ; я ихъ не допущу. Если не хочете перейти въ чинъ св. Василія, останьте при своемъ генералЪ." Такъ и не впустилъ Митрополитъ Григорій іезуитôвъ въ уніатскую церковь. Потôмъ іезуитъ сталъ говорити съ Митрополитомъ о календарЪ и сказалъ, що императоръ Александръ II. и святЪйшiй русскій синодъ скланяются приняти новый григоріанскій календарь, и спросилъ : „А что же тогда сдЪлаете вы, галицкіе русскіе, если самъ русскій царь и синодъ примутъ григоріанскій, такъ называемый  латинскій календарь ?" - „То  и  тогды мы не  пріймемъ латинского календаря," — отвЪтилъ Митрополитъ. „Да какъ ?! Вы, маленькая горсть уніатовъ, развЪ вы одни останетесь при древнемъ греческомъ календарЪ ?" удивился о. Мартыновъ. — „Останемся одни, якъ при старшôмъ ôтъ нашого календаря осталась еще меньшая ôтъ насъ горстка евреевъ," — сказалъ Митрополитъ. „Такъ у васъ ничего не значитъ авторитетъ русскаго царя, русскаго церковнаго синода?" — воскликнулъ о. Мартыновъ. — „Знаемъ цЪнити авторитеты, — отвЪтилъ спокойно Митрополитъ, — однако-жь знаемъ и то, що русскій царь и русскій синодъ не присягали на унію, и могутъ церковный уставъ ведля подобы смЪняти. Mы - же присягали папЪ, а папа присягалъ намъ, що старый іюліянскій календарь останеся во вЪки вЪчныи въ уніатской церкви."

ВскорЪ оправдалась боязнь русскихъ патріотôвъ. Администраторъ архіепархіи, а потомъ Митрополитъ, Спиpидонъ Литвиновичъ, человЪкъ великого ума, но нетвердого характера и патріотизма, оказался податливымъ въ многихъ ôтношеньяхъ въ виду противникôвъ Руси... Спиридонъ Литвиновичъ старался зъ-разу подавити движеніе въ пользу очищенія обряда, а Ив. Наумовича приговорилъ къ утрате прихода и къ 2-недЪльной реколекціи. Но та кара не была исполнена, ибо С. Литвиновичъ не хотЪлъ покараньемъ такого популярного мужа, якъ Ив. Наумовичъ, возстановити противъ себе духовенство. Впрочемъ тогда начали змЪнятись и политичныи отношенья не въ корысть русского народа. Первымъ дЪломъ Спиридона Литвиновича было его путешествіе въ Римъ. КромЪ Рима, также и правительство затребовало, щобы представители обохъ уніатскихъ епархій явились въ РимЪ. Депутація та ôтправилась изъ Галнчины въ iюнЪ 1863 г. и въ составъ еи входили : изъ Львовской архіепархіи Владыка Спиpидонъ и крылошанинъ M. Mалиновскiй, а изъ Перемышльской Епископъ Фома Полянскій, крылошане Г. Шашкевичъ и В. Бачинскій. Путешествіе то было важно по двомъ поводамъ: уніатскіи Епископы изъ Галичины въ первый разъ являлись въ Риме зъ тЪхъ поръ, якъ существовала унія, ибо Ипатій ПоцЪй, Епископъ Луцкій, и Кирилъ Терлецкій, Епископъ Владимірскій, были первыми уніатскими Епископами, которыи посЪтили Римъ въ 1595 г.; во вторыхъ же послЪдствіемъ путешествія Галичанъ явилась такъ званая „Конкордія," о которой упомнемъ низше.

       ПослЪ смерти Митрополита Григорія, подняли головы розличныи противники Руси. Польскіи политики приготовлялись тогды къ повстанью и для того рЪзче стали выступати противъ русского народа. Но также межи рôжными людьми русского происхожденья нашлись поодинокіи личности, которыи почувствовали бôльшую свободу въ выступленьяхъ противъ чистоты обряда. Такъ професоръ Львовского университета, уніатскій священнику но римскій воспитанникъ, д-ръ I. Чеpлюнчакевичъ, сказалъ 5 (17) іюня 1863 г. во время преподаваній на II курсе богословія, що „шизматики — сыны чорта; церковь шизматицкая — синагога діавола; въ шизматицкой евхаристіи сидитъ чортъ, а дЪти священникôвъ — незаконнорожденныи." Возмущенныи питомцы обкинули за то фанатика гнилыми яйцями, за що сенатъ университета выдалилъ одного питомця изъ всЪхъ австрійскихъ университететôвъ, а 36 изъ Львовского университета. ДЪло то, якъ само собою понятно, вызвало въ цЪлой Австріи сензацію. Выделенныи питомцы были однако приняты Кракôвскимъ университетомь, и слЪдующого года вернулись во Львовъ, Д-ръ Черлюнчакевичъ же былъ переведенъ въ слЪдующôмъ году на Краковскій университетъ. ПеремЪну въ ôтношеньяхъ после смерти Григорiя Яхимовича означае также фактъ, що правительство, на требованіе изъ св. Юра, выдалило 3 (15) іюля 1803 изъ Галичины извЪстного монаха, д-ра Владимipа Теpлецкого. Причина выдаленья была — борода и ряса, корорыи носилъ В. Терлецкій. В. Терлецкій переселился тогды въ Угорскую Русь, въ Краснобродскій монастырь.

Въ ожиданіи решеній изъ Рима, Ив. Наумовичъ притихъ временно въ обрядовôмъ вопросЪ и занялся усердно дЪлами свого прихода и состивленьемъ поученій для народа. Но и ôнъ долженъ былъ почувствовати перемЪну. Въ ВЪднЪ выходила тогды издаваемая правительстзомъ газета „ВЪстникъ." Якій-то безъименный дописыватель написалъ въ ту газету, що обрядовое движеніе гонитъ русскихъ крестьянъ въ латинство и що даже одна часть прихожанъ о. Ив. Наумовича перейшла въ костелъ, а другая подала на него жалобу въ консисторію за то, що ôнъ удалилъ изъ церкви латинскіи обряды. Та неправдивая и злобная допись, напечатанная въ той цЪли, щобы Ив. Наумовича обезславити, вызвала зъ его стороны отвЪтъ: „Въ оборонЪ оскорбленной личности и обрядовцêвъ" („Слово" н-ры 71 и 74 за 1863 г.). Въ семъ отвЪте описуе Ив. Наумовичъ то состояніе прихода въ Перемышлянахъ и КоростнЪ, якое ôнъ засталъ въ 1856г. (о тôмъ говорится выше въ семъ жизнеописаніи) и приводитъ доказательства, заперечающіи донесенье допаси „ВЪстника." ОтвЪтъ сей содержитъ любопытныи данный и составляе цЪнный матеріялъ для жизнеописанія Ив. Наумовича; для того мы приведемъ часть сего отвЪта дословно. Ив. Наумовичъ признае, що часть его прихожанъ перейшла въ латинство, но то сталось еще до его прихода въ Перемышляны. Коли же ôнъ сталъ тамъ приходникомъ и занялся церковью, обстоятельства перемЪнились. Такъ межи прочимъ Ив, Наумовичъ пише:

      „Было то въ груднЪ 1861 г., коли Перемышлянцы, веденныи любовью къ прадЪднему обряду, задумали купити въ Перемышлянахъ недалеко церкви лежащую реальность, съ грунтомъ и сЪножатями, на обиталище для священника ôтъ Ф. Лотоцкого, мЪщанина и старшого брата, за огромную для Перемышлянскихъ Русинôвъ суму, 1000 р., однако пôдъ условіемъ, що священникъ соблюдати буде у нихъ точно уставы старинного греческого обряда, щобы такъ всегда ôтправлялися, якъ теперь, т. е. якъ въ 1861 г. ôтправлялися. А коли, по поворотЪ бл. п. Митрополита Григорія изъ ВЪденьского Сойма (державной Думы), выйшло повелЪніе, повернути до „здешного" обычая, тогда, по власновіу побужденію, даже противъ моей воли, Перемышлянцы завозвали дьяка, щобы имъ въ книжкахъ показалъ все, якъ должно быти, и на основЪ сего мЪщанинъ Михаилъ Лотоцкій написалъ прошение Митрополиту о задержаніи всего, якъ по греческому уставу быти должно и якъ въ нашой церкви въ грудне 1861 г. было, а то прошеніе диктовали и пôдписали люди числомъ 50. Ажь коли потôмъ менЪ загрозили суспензіею, если я не заведу звôнкôвъ и не устраню затвиранія царск. вратъ и затяганья завЪсы пôдчасъ литургіи ажь тогды, но долгихъ короводахъ и просьбахъ, отступили люди ôтъ своего упрямства изъ боязни, щобы мене не суспендовали. Що-же до намЪренного купна оной реальности, то они охолоднЪли и ôтступили одногласно ôтъ прежней мысли по причинЪ, що не могутъ рЪшитися до жертвъ въ пользу греческого обряда, которого въ чистотЪ не можно соблюдати. То суть нагіи факты и писанныи акты, которыи доводятъ, що мене за устраненіе латинскихъ обрядовъ не позывали и не писали ни до консисторіи, ни до бл. п. Митрополита; устраненіе же греч. обрядôвъ было причиною неудовольствія мЪщанъ и поводомъ охоложенья ихъ въ ревности, которая предвЪщала такъ много добра для нашой Церкви." Упомянутый безъименный донисыватель „ВЪстника" упрекнулъ также Ив. Наумовича въ тôмъ, що ôнъ не занимаеся школою въ Перемышлянахъ. На то отвЪтилъ Ив. Наумовичъ: „Въ КоростнЪ учредилъ я школу парохіальную, съ дотаціею 147 зр.; а коли школа въ 1861 г. згорЪла, училися дЪти въ нанятой хатЪ, тепєрь же выставлена новая школа. Больше якъ Коростнянскою школою занялся я, наставши на ту парохію, школою Перемышлянскою; черезъ ту школу я подупалъ на моемъ маетку; на ню жертвовалъ я бôльше, чЪмъ мôгъ, часу и гроша, а не осягнувши ніякого результата и пересвЪдчившися, що та школа неспособна принести народу той пользы, якую ôтъ школы вьмагаютъ, сталъ я думати о учрежденіи особной парохіальной школы, пôдъ русскою консисторіею, до чого есть добрая воля и охота парохіянъ, но перепоною, якъ до всего, и до того есть крайнее ихъ убожество. — Наставши въ Перемышляны года 1856 и заставши въ школЪ всего трое дЪтей, я взялся всЪми силами до того, щобы бôльше русскихъ дЪтей посЪщало школу и щобы они могли учитнся въ ней ведля требованія обряда и народности русской, СмЪло началъ я борьбу съ всякими перепонами и незадолго привêлъ до того, що найшлося въ школЪ уже кôльканадцятеро дЪтей. То было наибôльшее число, якое можно было осягнути, со взгляда на крайнее убожество русской громады. ДЪти были, но вопросъ, на чêмъ тЪ дЪти учити ? Не ино для русскихъ, но и для всЪхъ дЪтей не было книжокъ. Я Ъздилъ за книжками два разы до Львова и не дôсталъ ни одной книжки въ ніякой книгарнЪ, такъ що я, по кôлькохъ тыждняхъ, якъ дЪти пересидЪли дармо въ школЪ, былъ принужденъ написати о тôмъ донесеніе въ министерство просвЪщенiя, съ прошеніемъ, щобы оно роспорядило, дабы книгопродавцы были обовязаны книжки школьныи каждого часу мати въ продажЪ. Министерство здЪлало отвЪтное роспоряженіе, a Schulbücher-Verlags дирекція прислала менЪ выказъ всЪхъ книжокъ школьныхъ, съ объявленіемъ готовности присылки книжокъ за готовыи гроши, якіи схочу. А що у мене готовыхъ грошей не было, то я пожичилъ выше 40 зр. и послалъ по книжки. Книжки прійшли и были розданы, но ледва за четвертую капнулъ грошикъ, а долга никто не заплатилъ, тôлько я, окаянный обрядовецъ. ИзвЪстно бо, що, хотячи дЪтей и родичей до школы заохотити, не можно начинати экзекуціею за книжки. Меньше однако-жь было той страты, що на книжки, а бôльше ôтти, що я, идучи до школы на цЪлое пополудне, оставлялъ въ полЪ плугъ, бороны и насЪнье безъ догляда. И такъ, по поводу Перемышлянской школы, которой я не спустилъ зъ ока весь одинъ и другій годъ ни одного тыждня, пôшло спати мое господарство. На сто моргахъ поля начался передновокъ уже около Рождества и такъ передновковался три года, по поводу моей школьной ревности. По такой гôрькой практицЪ прійшло до розсчета. Кôлько было страты, а кôлько пожитку? Показалося, що по моей сторонЪ была совершенная руина, а по сторонЪ школы ніякого успЪха. ДЪти бо, бывшіи въ школЪ 1856 года и научившіися читати, троха катихизма и пЪсней церковныхъ, года 1857 уже пôйшли поганяти или до ремесла, забыли то все, що съ такими жертвами научилися, а на ихъ мЪстце прійшли молодшiи. А не можно строго осуждати и родичей, кто знае, якіи они бЪдный и якъ каждая дитина 7—8-лЪтняя уже муситъ на себе заробити, если хоче жити; про то родичи пускаютъ дЪтей до школы тôлько на годъ, а найбôльше на два. Такіи обстоятельства оной школы принудили мене оглянутися также и на себе, но самовластно я не хотЪлъ опускати школу, а поЪхалъ до Львова и представилъ все подробно Его Преосв. Киръ Спиридону, бывшому администратору апостольскому. Его Преосвященство, розваживши всЪ обстоятельства рЪшили такъ: „Доки въ Перемышлянахъ не буде обиталища, вы обовязаны правильно катихизовати дЪтей въ школЪ Коростнянской, въ парохіи же Перемышлянской ограничатися на катихизаціи дЪтей школьныхъ въ церкви; тôлько ôтъ часу до часу, коли позволитъ время, наглядати, щобы въ школЪ Перемышлянской учили русского языка и письма, а коли позволитъ время, тамъ же и катихизовати."

ПеремЪна ôтношеній не въ корысть русского народа зазначиласл въ 1864 году еще бôльше. По смерти бл. п. Митрополита Григорія, вся Галицкая Русь требовала, щобы его преемникомъ былъ назначенъ крылошанинъ Михаилъ Куземскій, пользовавшiйся всеобщимъ довЪріемъ и уваженіемъ. Въ статьЪ „Наша будучность" въ „СловЪ" (ч. 40 за 1863 г.), авторъ еи, заявивши, що, „еслибы правительство и Римъ желали на-правду узнати неложную свободную волю Руси, еслибы желали повЪрити Русь певнымъ рукамъ: то заслуги оного достойника (т. е. М. Куземского) увзгляднити бы выпадало," сказалъ дальше: „Дуже ошибаются тЪ, а число ихъ невеликое, що думаютъ, що при теперЪшнêмъ буйнôмъ настроеніи русского молодшого клира всеконечна диктаторская власть въ рукахъ строгого Митрополита, которого правиломъ было бы не слухати ничьего голосл изъ народа, но повелЪвати отъ-такъ: По сему быть... Но Галиція нынЪ не Луцкъ и не Холмъ, Австрія не Польща, а лЪта послЪдніи не середніи вЪки. Будущій Митрополитъ однимъ тôлько мôгъ бы клиру заимпоновати, т. е. своимъ внутреннимъ достоинствомъ, своими заслугами, своимъ народолюбіемъ. Хоче ли быти его начальникомъ, най не уповае на диктаторскую власть, которая небезпечна, но, изглубивая духа часу, най возьме его важки (возжи) въ руки и най добре ними поводитъ по битой дорозЪ народности до назначенной цЪли : автономіи церковной и народной." Желаніе Руси, однако, не исполнилось и Митрополитомъ. былъ назначенъ Спиридонъ Литвиновичъ. Покойный Митрополитъ Григорiй щедро пôддерживалъ газету „Слово," даючи ей значительныи запомоги до тЪхъ поръ, поки она не получила стôлько пôдписчикôвъ, що могла самостоятельно существовати. Новый Митрополитъ зазначилъ свое отношеніе къ „Слову" тЪмъ, що редактору его, Б. А. ДЪдицкому, выдалъ процесъ за то, що будьто-бы въ вышеупомянутой статьЪ „Наша будучность" (именно словами: „лицемЪрный Римъ, желающій прежде всего нашой церковной и народной зависимости ôтъ чужихъ, враждебныхъ намъ стихій"), „Слово" выступило противъ найвысшихъ церковныхъ и политичныхъ властей въ РимЪ и ВЪднЪ и стремится ослабити унію. Росправа въ семъ дЪлЪ отбылась 17 (29) января 1864 г. во Львовскомъ карномъ судЪ, а Судъ освободилъ Б. А. ДЪдицкого, но ôтношеніе Митрополита Спиридона къ родному и церковному вопросамъ не поправилось. ТЪмъ не меньше очищеніе обряда и церквей продолжалось, хотя и въ тишинЪ. ЗамЪчательно, що въ то время, коли въ Галицкой Руси выкидали органы изъ церквей, въ Холмской Руси новопоставленный Епископъ, I. Калинскій, вводилъ органы и роспорядилъ, щобы въ уніатскихъ церквахъ „годзинки," „рожанцы," „пассіи" и т. п. народъ спЪвалъ по польски, приказалъ уніатскимъ клирикамъ одЪватись въ комжи, скасовалъ русскіи праздники Трехъ Святителей и Іоанна Крестителя и переодЪлъ крылошанъ въ латинскіи рокеты. ПослЪ оказалось, що епископъ Калинскій дЪятельно пôддерживалъ повстанье и за то былъ засланъ въ глубь Россіи.

Принужденный обстоятельствами молчати въ обрядовôмъ дЪлЪ, неутомимый духъ Ив. Наумовича найшолъ собЪ поле иной дЪятельности, поле щирокое и благодарное, на которôмъ ôнъ пріобрЪлъ имя „ПросвЪтителя Руси." Онъ кинулся на поле просвЪщенія народа. О тôмъ черезвычайно важнôмъ дЪлЪ, въ которôмъ Ив. Наумовичъ положилъ вЪкопомныи заслуги, ôнъ самъ пише слЪдующое („Слово" н-ръ 67 за 1864 г.):

„О потребЪ простонародныхъ читанокъ и часописей не ма що долго розводитися. Що року выходятъ изъ народныхъ шкôлъ тысячи молодежи обоего пола, та съ книжками школьными и молитвословцями кончится вся ихъ наука. У людей выходятъ розличныи популярный письма, съ призначеніемъ для простого народа; у насъ лежитъ то поле еще ôтлогомъ. А поле то найширшое, найбуйнЪйшое, трудъ на немъ выплатился бы сторицею ! Най-бы мали наши люди що доброе и занимательное читати, а вмЪсто піятики по корчмахъ въ НедЪли и свята, завязались бы у насъ по селамъ Читальни, БесЪды русскіи, умножалась бы и розвивалась бы наша русская сельская интелигенція. Тогды, якъ бы народъ практично позналъ хосенъ школьной науки, дбалъ бы лучше о школы и лучше бы ихъ выпосажалъ. Наука пôднесла бы добробытъ и моральность народа и Русь стала бы на степени просвЪщенныхъ народôвъ. ЧЪмъ бôльше у насъ умножаются школы чЪмъ бôльше вырабляются сельскіи учители и чЪмъ бôльше письменныхъ що року на Руси прибывае, тЪмъ бôльше вопіющою потребою есть издаванье популярныхъ книжечокъ и часописей."

Въ то время въ рукахъ народа уже находились книжечки И. Наумовича: „ПовЪсти: и пЪсни" и „Ластôвка." Ревнители народного просвЪщенія взывали его посредствомъ газетъ, щобы ôнъ бôльше такихъ книжечокъ „кинулъ на Русь." Но Ив. Наумовичъ отвЪтилъ имъ: „Не такіи, а лучшіи, полезнЪйшіи читанки належалось бы народу нашому подати, но то не есть дЪломъ моимъ, одного человЪка, а было бы то дЪломъ достойнымъ хоть бы и поважного цЪлого общества. Такими „ПовЪстями," такою „Ластôвкою" народъ не просвЪтится, такіи книжечки суть только принадою для дЪтей, щобы они розлюбилися въ читанью русскихъ книжечокъ, взялися охочо и до що-разъ чулшихъ, изъ которыхъ могли бы научитись много полезного. Но не такъ-то легко писати добрыи популярныи книжечки. Не разъ думалъ я посвятити имъ всЪ мои силы, но заледво подумалъ, уже и почувствовалъ все мое безсиліе... Щобы учити народъ, треба самому безпрестанно учитись, треба мати коли и изъ чого учитись, треба мати за що набыти богатую библіотеку, всякого рода популярныи сочиненія, вытягати изъ нихъ, що для народа нашого найполезнЪйшого и перерабляти на русскій простонародный ладъ. Предметы для такихъ книжечокъ были бы слЪдующіи: 1) Религійно-моральныи повЪсти; 2) Жизнеописанія Святыхъ; 3) Астрономія, географія, исторія, физика и пр.; 4) ЗемледЪліе, огородництво, ското- и пчеловодство; 5) Байки, повЪстки и пЪсни для дЪтей; 6) Белетристика, повЪсти, поэзіи и гумористика народа; 7) Народная философія: притчи и приповЪстки; 8) Біографіи славныхъ русскихъ мужей. Обдумавши рЪчь всесторонно, прійшолъ я до сего пересвЪдченья, що тЪ розличныи предметы обробитись бы дали съ найбôльшою пользою для народа не книжечками, но далеко лучше доброю популярною часописью. Причины, для которыхъ превозношу часопись надъ книжечки, суть слЪдующiи: 1) Книжечку составляе звычайно одинъ человЪкъ, ôтъ которого не можно ожидати, щобы ôнъ въ стôлько розличныхъ отрасляхъ знаній былъ совершенный, при часописи же совокупляются розличныи силы, каждый писатель обрабляе свôй властивый предметъ; 2) книжечка есть що-то оконченное, — часопись безконечная, якъ знаніе и практика человЪка безконечная. Книжечку хлопецъ чи дЪвчина перечитае разъ и другій, и уже не мае ни потребы, ни охоты до ней заглянути, кладе на полицю; закЪмъ зновь якая популярная книжка появится, мине якій-сь часъ, часомъ рôкъ и больше; часопись же утримуе дитину и ей родину весь рôкъ въ любопытстве... 3) Книжечки у насъ издаются найбôльше во ЛьвовЪ. Крестьянинъ, живущій въ горахъ, або далеко на Подôлью, и не знае, чи выходятъ где на свЪтЪ якіи русскіи книжки, Онъ охотно далъ бы гроши, но съ его сторонъ никто во ЛьвовЪ не бывае, а где-инде книжечки набыти не можно; часопись же забЪгне почтою и въ найдальшіи стороны и сама влЪзе ему въ руки. Для тЪхъ важныхъ причинъ предложилъ я сего року на СоборЪ „Матицы" внесеніе о конечной потребЪ издаванія полулярной часописи. ВправдЪ, не малъ я надЪи, щобы „Матиця," намЪрившая уже издавати высшого рода необходимо потребную литературную часопись, занялась, при скудныхъ матеріяльныхъ средствахъ, и изданьемъ другой, популярной, но я считалъ должностью порушити сей предметъ, щобы побудити приватного якого русского человЪка до предпріятія сего, для Руси дуже спасительного дЪла."

Въ дальшой части сей статьи Ив. Наумовичъ указуе, якая мае быти народная часопись: „Понеже русскій народъ, якъ извЪстно, глубоко религійный и поэтичный, муситъ и часопись его въ головной части заниматися предметомъ вЪры и дыхати на-скрôзь поэзіею. Самая назва часописи муситъ быти религійна або поэтична... Нашъ народъ все любитъ начинати съ Богомъ и слухати о БозЪ, о св. апостолахъ и мученикахъ, о св. Богородице и всЪхъ святыхъ угодникахъ Божихъ; для того маютъ занимати житьеписи святыхъ и повЪстки религійныи другое мЪстце послЪ евангелія або молитвъ. Потомъ о великôмъ Божôмъ свЪтЪ: Що то солнце, звЪзды, земля ? Якіи они ? Що то зима, лЪто? Що то мЪсяцъ и его кватиры? Що то море, рЪки, горы, границы, пôднебья? Якіи на свЪтЪ народы ? ЧЪмъ занимаются ? Якіи у нихъ промыслъ, искуства? Якъ они управляютъ землю свою, чи такъ, якъ мы, чи лучше? Для чого лучше ? и пр. Тутъ безконечный предметъ занимательный для земледЪльца о рôлЪ, сЪножати, садЪ, огородЪ, о худобЪ (скотЪ) всякого рода, о пчолахъ и о всемъ женскôмъ господарствЪ... Важною дуже рЪчію есть, щобы часопись популярна издавалася съ дереворитами (илюстраціями). Деревориты, особенно що-до рЪчей господарскихъ, умножили бы значительно число предплатителей и конечною потребою есть, щобы наша Галицкая Русь постаралася о якого опытного дереворитника, щобы съ леда якимъ образочкомъ не удаватися ажь до ВЪдня або Праги, хотя въ початку и тЪми далекими дорогами ходити треба, щобы до цЪли дойти."

           Уже въ 1863 г. выходили во ЛьвовЪ двЪ газетки для народа: „Дôмъ и Школа, временописъ, посвящена школамъ и сельскому народу," пôдъ редакціею И. Гушалевича, и „Письмо до Громады," пôдъ редакціею С. Шеховича. Въ первой былъ Ив. Наумовичъ дЪятельнымъ сотрудникомъ, вторая же выходила  дуже неправильно  и  не  мала бôльшого вліянія на народъ. Но и „Дôмъ и Школа," якъ видимо, не задоволяли Ив. Наумовича; если ôнъ звертался въ Общество „Галицко-русская   Матиц я" съ   предложеніемъ издавати новую популярную часопись,   для   которой  и составилъ  програму.   Та  програма  свЪдчитъ,   якъ   глубоко Ив. Наумовичъ проникъ въ душу народа и якъ  ôнъ пôзналъ его характеръ. Еще нынЪ програма Ив.   Наумовича  для народной часописи, написанная въ 1864 г., не  утратила  своего значенія. Ту програму осуществилъ Ив. Наумовичъ пôзднЪйше въ своей знаменитой ,,НауцЪ," но уже и въ   1865 году она была примЪнена въ популярной газете   ,,НедЪля,"  которую издавалъ М. О. Попель (пôзднЪйшій Епископъ холмскій, ныне же членъ св. Синода въ ПетербурзЪ) и въ которой Ив. Наумовичъ деятельно участвовалъ. О издаваніи  сей  газеты извЪстилъ Ив. Наумовичъ Галицкую  Русь въ 94  н-рЪ „Слова" прекраснымъ прызывомъ къ сельскому люду. Изъ сего можно заключити, що ôнъ далъ починъ къ изданію „НедЪли." При концъЪ сего  призыва   Ив.   Наумовичъ заявилъ: „Ту газету берутся писати   Всч. отцы и панове:  Гавришкевичъ  (Іоаннъ)   изъ   Каменки,  Гушалевичъ   (Іоаннъ) изъ Львова, Качала (Стефанъ) изъ Шельпакъ, Добpянскiй (Антоній) изъ Валявы, Желеховскій (Юстинъ) изъ  Перемышля, Ильницкій (Василій) изъ Тернополя, Кулачковскій и Кульчицкій изъ Львова, Лозинскій (Іосифъ) изъ Яворова, Лысякъ (Феодоръ) изъ  Должнева, Меpуновичъ (Климентій), Огоновскій (Емиліялъ) и Попель изъ Львова, Савчинскій (Григорій) изъ Звенигорода,  Трещакоскій (Левъ) изъ Городка, Устыановичъ (Николай) зо Славска,  Шараневичъ   (Исидоръ) изъ   Львова,   Ясеницкій (Павелъ) изъ Самбора и богато иншихъ." — Имена приведенныхъ лпцъ, находящіися въ скобкахъ, добавлены нами, щобы близше означити личности  отрудникôвъ  „НедЪли."   —  Изъ нихъ живутъ еще въ настоящое время  оо. Гавpишкевичъ, Гушалевичъ,   Ю.    Желеховскій,    Ф. Лысякъ и М. Попель и г. И. Шараневичъ. ЗамЪтимъ также, що   Ив. Наумовичъ первый упомнулъ о нapодныхъ читальняхъ, которыи нынЪ играютъ важную роль въ ГаличинЪ.

Въ 1864 г. занялся И. Наумовичъ усердно постройкою новой церкви въ КоростнЪ, на мЪсто сгорЪвшой въ 1861 году Крестьяне предлагали купити старую церковь въ Куровичахъ, но Ив. Наумовичъ заявилъ имъ, що не годится ставити Божую святыню изъ порохна, коли каждый изъ прихожанъ поставилъ собЪ новую хату, и ôнъ взялся за дЪло постройки церкви каменной. Въ церковной касЪ находилось на ту цЪль 134 зр. 70 кр., но Ив. Наумовичъ не унывалъ. Ôнъ выпросилъ у патрона, гр. А. Потоцкого, весь камень и вапно, а также потребный матеріялъ на крышу и 100 зр. начилными. Громада зложила во двохъ годахъ 298 зр. 90 кр., якъ говоритъ самъ И, Наумовичъ: „не ôтъ избытка, но ôтъ лишенія." Для того Ив. Наумовичъ выхлопоталъ въ намЪстничествЪ позволенье на собиранье складокъ въ Бережанскôмъ и Золочевскôмъ округахъ, а тЪмъ часомъ приступилъ къ постройцЪ церкви съ тЪмъ, що было, и счастливо довêлъ постройку до конца.

При концЪ 1864 года, именно 4 декабря, была обнародована такъ называемая „Конкордія,"  т. е. постановленія Рима въ обрядовôмъ вопросЪ, въ дЪлЪ успЪшного рЪшенія которого для русской  церкви и   народности   Ив. Наумовичъ стôлько потрудился. Головныи постановленія „Конкордіи" были; 1) Изъ латинского обряда на русскій и изъ русского на латннскій не вôльно переходити; 2) въ супружествахъ мЪшанныхъ сыны маютъ идти за обрядомъ  отца, а дочери за матерью.—„Конкордія" глубоко опечалила ревнителей русской Церкви и народности. Первая точка отнимала русскимъ священникамъ надЪю и возможность ôтзыскати  тЪхъ вЪрныхъ, изъ которыхъ во Львовской аріепархіи  возникли цЪлыи латинскіи приходы, и упоминатися о тЪхъ исповЪдникôвъ греческого обряда, который были перетягнуты въ Перемышльской епархіи въ латинство. А сколько ихъ перетягнули, видно изъ того, що, по свидЪтельству польскихъ писателей, еще въ 1660 г. русская Перемышльская епархія числила до трехъ миліонôвъ душъ, а въ 1864 г. они  составляли лишь третью часть того числа! Правда, „Конкордія" дала пôлъ года времени, щобы отступники вернулися къ обряду своихъ отцêвъ,   но латинскіи ксендзы толковали то постановленье такъ, що папа далъ время для перехода въ латинскіи обрядъ  тЪмъ Русинамъ, который будьто бы неправно его опустили...

Жертвуючи въ 1865 г. много труда для успЪшного хода около постройки церкви въ КоростнЪ, Ив. Наумовичъ продолжалъ трудитись и для всего русского народа, помЪщаючи въ „СловЪ" и въ „НедЪлЪ" много цЪнныхъ статей и кореспонденцій. Русскій театръ во ЛъвовЪ представилъ также его одноактовую комедію : „3аручины на помацки."

Межь тЪмъ политичный ôтношенія въ ГаличинЪ въ 1865 г. стали быстро измЪнятись. Польская политичная партія увидЪла, що польскіи повстанья, безъ помощи якой-либо сильной державы, не возстановятъ польской державы. Повстанье 1863 г. было явнымъ сего доказательствомъ. Для того-то передовыи польскіи политики начали играти ролю австрійскихъ патріотôвъ, надЪючись, що съ помощью правительства они овладЪютъ  Галичиною и утвердятъ въ ней гнЪздо польской политики, изъ которого бы выходила агитація и въ  другіи части Польщи, въ Россіи и Пруссіи. Первою цЪлью польскихъ политикôвъ, однако, было подавленье русского движепія въ ГаличинЪ. Уже и раньше изъ Галичины ишли безпрестанно доносы въ Римъ о тôмь, що Русины — „шизматики," а въ ВЪдень, що они тягнутъ къ Россіи. Тіи доносы усилились значительно въ 1865 г., послЪдствіемъ чого наступила явная перемЪна ôтношеній правительства къ русскому   народу, и  правительство стало открыто склонятись въ сторону Полякôвъ. Одновременно начали показоватись также признаки  несогласія межи самыми   Русинами, а именно стала рости партія украинофилôвъ-фонетикôвъ. Видячи великое вліяніе русского духовенства на народъ, польскiи политики уже въ 1865  г. хотЪли издавати для русскихъ крестьянъ газету  „Zhoda." Та газета мала  употребляти латинскіи буквы и ослабляти вліяніе „НедЪли" и русского духовенства. — Еще  въ 1859 г. намЪстникъ, гр. А. Голуховскій, хотЪлъ скасовати русскую азбуку. Но тому намЪренію сопротивилися тогды: Епископъ Спиpидонъ, крылошане Михаилъ Куземскій и Михаилъ Малиновскій, професоръ   университена   Яковъ Головацкій, професоры гимназій Амвpосій Яновкій и Фома Поляінскій и священникъ  въ ЯворовЪ Іосифъ Лозинскій, которыхъ гр.   Голуховскій призвалъ въ члены своей азбучной комисій. „Zhoda" вправдЪ не была издана, но за то, щобы розбити Галицкую Русь, середь русской молодежи стали нуртовати польскіи  эмигранты,  розширяючи межь нею т. з. „украинофильство." Одинъ   изъ   тЪхъ эмигрантовъ,   Павлинъ Стахуpскій, перемЪнившій сво е имя на СвЪнцицкій, сталъ пôзднЪйше, въ 1866 г., издавати „Siolo," газету, посвящену  rusko-ukrainskim rzeczom ludowym. Сего СвЪнцицкого - Стахурского, который пôдписовался также „Павло Свій," именовалъ пôзднЪйше гр. Голуховскій учителемъ русского языка въ академичной гимназіи, хотя ôнъ не малъ до того   испыта.   Признакъ, що ôтноіпенія правительства къ Галицкой Руси перемЪнилися, виденъ въ розвязанью „Кирилло-Мефодіевского Общества,"  основанного питомцями русской духовной семинаріи въ ВЪднЪ. То Общество постановило розвязати правительство, но его упередилъ тогдашній проректоръ семинаріи, Гpигоpій Шашкевичъ, министерскій совЪтникъ,   закидуючи Обществу, що оно выжичало   своимъ членамъ гроши, до чого не мало права; що члены Общества выписовали книжки изъ Петербурга и що оно держитъ въ своей библіотецЪ„Стpахопуда," Видячи, що польскіи политики  перешкажаютъ розвитію Галицкой Руси, русскіи послы галицкого Сойма   стали уже въ якій пятый разъ ôтъ 1848 г. усильно требовати роздЪла Галичины на двЪ части: на русское королевство Галичины и Володиміріи и на польскій коронный край съ Заторомъ и ОсвЪтимомъ. Само собою розумЪеся, що Ив. Наумовичъ бралъ дЪятельное участіе въ трудахъ русскихъ послôвъ въ СоймЪ, хотя тогды бесЪдъ немного произносилъ.

Зато необыкновенную дЪятельность въ СоймЪ розвинулъ И. Наумовичъ въ 1866 г. Годъ сей былъ тяжкій для Австріи. Несчастная война съ Пруссіею ослабила Австрію, вследствіе чого Мадьяры ôтдЪлились ôтъ ней, образуючи изъ Угорщины осôбную державу, связанную съ Австріею тôлько особою Императора и нЪкоторыми вспôльными министерствами. Австрійское правительство склонилось всецЪло на сторону Полякôвъ и для Галицкой Руси настало тяжкое время, ибо польскіи политики, чуючи за собою правительство, стали. смЪлЪйше выступати противъ справедливыхъ требованій русского народа. По мЪрЪ того, якъ польскіи политики и польскіи газеты чЪмъ-разъ сильнЪйше нападали на Русинôвъ и ихъ требованія, выступали бôльше мужественно также и русскіи послы. Въ 1866 г. поставили русскіи послы въ СоймЪ требованіе, щобы дЪловодство въ СоймЪ велось также по русски. На то отвЪтили польскіи послы и газеты насмЪшками. Тогды Ив. Наумовичъ заявилъ въ „СловЪ:" „Лучше да вырвутъ намъ языкъ природный, якъ щобы мы потеряли языкъ pусско - нapодный !" Деятельность Ив. Наумовича въ СоймЪ представитъ намъ число произнесенныхъ нимъ рЪчей въ самыхъ важныхъ вопросахъ, якіи тогды волновали Галицкую Русь. И такъ: 11 января Ив. Наумовичъ внêсъ интерпеляцію къ правительственному комисару, зачЪмъ податковыи уряды секвеструютъ крестьянъ въ Золочевскôмъ и Бережанскôмъ округахъ за податки, если тамъ, вслЪдствие неурожая, возникъ голодъ? Дня 25 января ôнъ произнêсъ рЪчь и внêсъ требованіе, щобы земледЪльческая школа въ Дублянахъ, которую тогды Соймъ основывалъ, была также русская; 10 февраля ôнъ выступилъ противъ гр. Лешка Борковского, который заперечалъ русскому языку рôвноправность съ польскимъ и утверждалъ, що галицко-русское и вообще малорусское нарЪчіе есть нарЪчіемъ польского языка; 20 февраля Ив. Наувичъ зновъ говорилъ противъ экзекуцій за податки, немилосердно переводимыхъ властями; 3 и 5 марта ôнъ выступалъ противъ польскихъ послôвъ, которыи требовали скасованья „терна," т. е. выбора коляторомъ священника изъ трехъ, предложенныхъ консисторіею кандидатôвъ, и хотЪли получити право выбора изъ числа всЪхъ кандидатôвъ; 16 марта ôнъ противился въ сильной рЪчи основанью повЪтовыхъ радъ; 20 марта ôнъ выступилъ противъ побиранья священниками „меншого" (ôтъ слова: „мша" — служба) и „скопчины," яко унизительного для духовенства; 12 апреля ôнъ произнêсъ знаменитую рЪчь, требуючи ôтъ Сойма запомоги для русского театра во ЛьвовЪ; 16 апрЪля ôнъ основывалъ необходимость роздЪла Галичины, наконецъ въ ноябре 1866 г. ôнъ сказалъ две рЪчи: одну противъ польского адреса къ КоронЪ, въ которôмъ польскій послы не упоминали даже о существованіи Галицкой Руси, а другую въ дЪлЪ рôвноправности русского языка. РЪчи Ив. Наумовича производили сильное впенатлЪнiе на всю Галицкую Русь. Достойнымъ, въ числЪ другихъ, защитникомъ правъ русского народа былъ также священникъ Антоній Добрянскій. Для того-то имъ, особенно за рЪчи противъ польского адреса, изъ многихъ сторонъ Галичины присылали адресы, съ выраженьемъ благодарности и признательности. Такъ въ адресе Русиновъ Перемышльскихъ, „пôднесеннôмъ впчт. посламъ крылошанину А. Добрянскому и о. I. Наумовичу," сказано межи прочимъ:

„Вамъ, пречестныи мужи, поручила сторона русская въ СоймЪ ту преважную задачу, въ имени   ея,   а посредствомъ ней въ имени всей Галицкой Руси, всенародно выразити  всю горесть и печаль, явую невинно зносятъ Русины, ихъ готовность и рЪшительность дальше терпЪти, якъ и постановленье ихъ твердое: изъ законной дороги не сходити, но на той же выдержати ажь до спасенія самого! Якъ мужамъ доблестнымъ на страже правъ  народныхъ стоящимъ и своего высокого званія вполнЪ свЪдомымъ пристоитъ, Вы, господинове, смЪло и откровенно выступали въ оборонЪ оскорбленныхъ правъ народа русского, открыли  начала  всЪхъ золъ и источники бЪдствій, презрЪній и гоненій Русинôвъ на Руси, указали  на непорочность характера  Русинôвъ, на ихъ щирость и  доброохотность во всЪхъ благородныхъ подвигахъ и  усиліяхъ гражданского житья-бытья,  на ихъ пламенную любовь ко всему, що есть народнымъ, на ихъ довЪріе въ слово АвгустЪйшого Монарха, который запоручилъ и Русинамъ народность, отже собственное ихъ  житье, на ихъ ожиданіе, що недолго еще остоится оплотъ, который злоба и зависть построила межь народомъ русскимъ и трономъ цЪсарскiмъ, а также и на ихъ   надЪю въ лучшую будучность, которой   они, по увЪренію своему  совЪстному,   удостоилися. Вполне мы соглашаемся съ вами, вселюбезнЪйшіи наши родимцы, во всемъ, що Вы именемъ нашимъ въ СоймЪ заявили, а высказали Вы все то мужественно, не зважая на ромы, ярость и месть противникôвъ имени русского. Ваша розвага, холоднокровность и безпристрастіе причинилисъ значно къ тому, що Вы побЪдили и восторжествовали надъ ложью, нечистотою   и  лукавствомъ ворогôвъ Руси ! СвЪтлыми успЪхами вашого отвертого  слова, пречестнЪйшiи господинове, мы величаемся,, а вамъ подяку щирЪйшую заявляемъ, що ваши слова загрЪли сердця наши горячЪшимъ пламенемъ къ народнымъ дЪламъ и мы всЪ чувствуемъ, якій сильный духъ володЪе нами; прото певно и Вы не ностыдаетеся успЪхôвъ дЪятельности вашой, которая ствердитъ навсегда, що Вы самую правду свЪту голосили и не на дармо ю высказали. Бо уже насъ инакше прозвати не удасться тЪмъ, которыи намъ нашого имени не надали, бо уже-жь не намъ выдерти вЪно (приданое) Христіанства и Славянства, якимъ надЪлили насъ наши Апостолы, Кириллъ и Мефодій; бо уже-жь не намъ обмерзити ту землю, которой каждую стопу потомъ чела и кровью сердецъ орошали Праотцы наши. Они то не тôлько себе ради остоллися при рôдной почвЪ, при своей Церкви, при своемъ словЪ и при своей буквЪ, -- они все то сокровище оставили намъ въ наслЪдіе, помимо нападôвъ варварства, помимо принадъ антихриста, помимо завистей апостатôвъ; мы же обЪтуемъ все то свято хранити и такъ исполнити завЪтъ Праотецъ нашихъ, ибо съ. нами Богъ! А вамъ, всепочтеннЪйшiи избранники народа нашого, которыи не дозволили осквернити славы народной нашой, но окупили ю наново страданіями вашими многими, да будетъ честь, тричи честь отъ всЪхъ Русинôвъ, пока имени русского на Руси стане!"

Сей адресъ подписали крылошане Перемышльской консисторіи, съ архидіакономъ Г. Шашкевичемъ во главе, и многіи священники и міряне изъ Перемышля и окрестности. Такіи-же адресы получили послы А. Добрянскій и Ив. Наумовичъ отъ Русинôвъ изъ Дрогобыча и изъ другихъ частей края.

Самымъ важнымъ, однако, дЪломъ Ив. Наумовича въ 1866 г. было заявленье, относящоеся до происхожденія русского народа въ ГаличинЪ и БуковинЪ и его ôтношенья до русского народа въ Pоссіи. То заявленье составляе историчное событіе, эпоху въ жизнн русского народа въ Австріи. Оно вызвало тогды великiй шумъ во всей европейской печати, непримиримую вражду польскихъ политикôвъ къ Ив. Наумовичу и оно еще до нынЪ упоминаеся всегда, коли польскіи и украинофильскіи газеты заговорятъ о русско-народной партіи въ ГаличинЪ. То заявленье, написанное И. Наумовичемъ въ редакціи „Слова" и напечатанное въ 59 н-pЪ той газеты (1866), въ ôтдЪлЪ „Дописи," пôдъ скромнымъ заголовкомъ: „Поглядъ въ будучность," было вызвано слЪдующимъ обстоятельствомъ: Въ почКраіюля 1866 г., послЪ несчастной для Австріи битвы пôдъ атку левымъ Дворомъ (Кениггрецъ), въ Чехіи (3 іюля), выбралась изъ Львова въ ВЪдень польская депутація, въ составъ которой входили предводители польской партіи краевый маршалъ кн. Левъ CапЪга, гр. А. Голуховскій, Корнилій Кшечуновичъ и др. Депутація та,   корыстаючи   изъ затруднительного положенья, въ якôмъ находилось австрійское правительство,   прирекла ему поддержку изъ стороны  Полякôвъ, но пôдъ условіемъ, що одинъ Полякъ буде назначенъ канцлеромъ Галичины, другій намЪстникомъ, и що правительство не буде вмЪшиватись въ Галицкіи дЪла. ВЪсть о такихъ требованьяхъ сильно встревожила ревныхъ  русскихъ  патріотôвъ, бо исполненье польскихъ требованій означало б.ы полное пôдчиненье русского народа въ ГаличинЪ пôдъ польскую политику. КромЪ сего депутація требовала, щобы рЪшенія Сойма о знесеніи „терна" при замЪщенью приходôвъ, о признаніи польского языка яко урядового во всЪхъ урядахъ  Галичины и въ дЪлахъ школьныхъ, получили императорскую санкцію, т. е. подтвержденье. Въ виду такой опасности выступае Ив. Наумовичъ съ мужественнымъ заявленіемъ, съ новымъ слôвомъ, которого передъ нивіъ никто изъ Русинôвъ такъ ясно и всенародно не сказалъ, хотя все лучшіи галицко-русскіи патріоты и ученыи то слово давно знали и въ сердцяхъ  своихъ чувствовали и носили. Такое слово было уже высказано въ отзывЪ п. з. Deutsche   Brüder (Братья   нЪмцы), появившôмся во ЛьвовЪ 23 августа 1848 г. яко Allgemeine Stimme der Ruthenen in Galizien (Загальный голосъ Русинôвъ въ ГаличинЪ). Авторомъ сего ôтзыва, по свидетельству Б. А. ДЪдицкого, былъ тогдашиій катихитъ въ  Чернôвцяхъ, а пôзднЪйшій Галицкіи Митрополитъ, Спиpидонъ Литвиновичъ. Онъ прислалъ рукопись отзыва въ тогдашнюю „Головную Русскую Раду" и тая ю напечатала, но не ôтъ себе, якъ то она звычайно делала съ подобного рода отзывами. А причина сего была слЪдующая:   Въ мартЪ или апреле 1848 г. депутація Русинôвъ, пôдъ предводительствомъ Михаила Куземского, просила намЪстника,   гр. Франца Стадіона, о помочь правительства для русского народа. Тогды  Стадіонъ запыталъ Русинôвъ: Скажете, чи вы такіи самый, якъ Россіяне, ибо если вы такіи, то правительство не буде вамъ помагати. Депутація, щобы зыскати милость правительства,   отвЪтила, що галицкіи   Русины составляютъ для себе отдЪльный народъ. Для того-то „Головная Русская Рада" и не   напечатала отъ себе упомянутого отзыва  „Братья НЪмцы," ибо въ  семъ   отзывЪ на самôмъ вступЪ сказано: „Роздаются многіи голосы, которыи  подозрЪваютъ насъ, що мы склоняемся къ Россіи, и для  того  не желаютъ нашого народного розвитія.  Та точка составляе давно дуже шкодливую засаду, изъ  которой наши непріятели нападаютъ съ смертельными  ударавіи на нашу народность, скоро тôлько она проявитъ признакъ житья. Братья  НЪмцы! И Россіяне намъ одиноплеменны, — вепôльная славянская кровь плыве въ нашихъ жилахъ, вспôльная судьба въ давніи времена, майже той самый языкъ, обычаи и т. д.., дЪлаютъ россійскихъ бpатей дорогими нашому сеpдцю. Если бы мы хотЪли то заперечати, то мы не нашли бы вЪры даже у васъ; мы лгали бы, а яко совЪстныи и честный мужи, мы бы не могли выступити передъ очами Европы." Ив. Наумовичъ въ 1866 г. лучше розвинулъ и таки въ рôдномъ словЪ (не по нЪмецки) высказалъ то-же самое народное вЪроисповЪданіе. Ив. Наумовичъ увидЪлъ именно, що Галицкая Русь пропаде, если она и дальше буде уважати себе самостоятельнымъ, ôтъ всей прочой Руси ôтрубаннымъ народомъ, безъ исторіи, безъ литературы и безъ великой рôдни, и если ей не буде ôткрытъ вспôльный русскій источникъ, изъ которого она могла бы черпати живительный силы, т. е. русское письменство и науку. И сей источникъ Ив. Наумовичъ открылъ и указалъ на него въ упомянутôмъ письмЪ: „Поглядъ въ будучность." Вотъ то славное письмо :

„Сими днями рознесли въ сторонахъ нашихъ вЪсть, будьто-бы депутація польская, корыстаючи зъ трудного положенія правительства по причинЪ настоящой несчастливой войны, вымогла въ ВЪднЪ приреченіе, що Галичина удостоится канцлерства въ особЪ гр. Голуховского, намЪстникомъ же имЪетъ быти именованъ мужъ правительственный, умЪвшій во время послЪдней соймовой сесіи позыскати собЪ великую популярность у нашой польской публики. Сколько въ тЪхъ вЪстяхъ правды, не можемъ знати, то тôлько видится быти певнымъ, що реченная депутація, кромЪ катастральной справы, имЪла певно предлагати министерству и свои пляны для будущого устройства Галичины. Мы, Русины, не умЪемъ корыстати зъ клонотôвъ правительства и яко люди добросердечныи, кромЪ того привязанныи сыновною любовью къ АвгустЪйшой нашой Династіи, не выслали изъ своей стороны ніякой депутаціи, изъявили тôлько адресомъ лояльность нашу, непоколебимую вЪрность Его Величеству, возлюбленному Императору, желаючи тЪмъ облегчити сердцю Его скорбь и боль, нанесенныи гордыми завоевателями, якъ Его Величесву, такъ и всЪмъ народамъ, которыхъ судьба звязана съ Австріею и со свЪтлЪйшою Династіею Габсбургôвъ. Намъ видЪлося неумЪстнымъ, а принайменьше предскорымъ дЪломъ, теперь, коли розлютилася война и злополучно для Австріи выпала битва пôдъ Кениггрсцомъ, а вся дЪятельность звернена на оборону державы, дЪлати якій-нибудь натискъ на министерство и Императора. Мы уповаемъ на наше природное право, на давнЪйшое слово Монарха и въ праведность нашого правительства и, якъ мы были, такъ и есьмо того сильного увЪренія, що, скоро миръ возвратится, услышанъ буде голосъ каждого народа австрійского, и ни одинъ изъ нихъ не буде пожертвованъ другому, ни одинъ изъ нихъ не погибне!

„Такъ мы надЪялися и не далися зъ толку збити шумными всесеніями и ухвалавш польского бôльшинства въ галицкôмъ СоймЪ о канцлерствЪ, о тернЪ, о языцЪ урядовôмъ, о справахъ школьныхъ, бо мы были, можно сказати, певными, що Его Величество не дасть санкціи одностороннимъ, тенденційнымъ, а къ благу Австріи неконечно змЪряющимъ ухваламъ, противъ которыхъ русскій народъ, якъ одинъ мужъ, черезъ своихъ заступникôвъ въ СоймЪ голосовалъ и протестовалъ.

„Но нынЪ кто то ôтгадати може, чи добросердечіе и тактъ нашъ, чи агитаціи нашихъ противникôвъ лучшимъ увЪнчаются успЪхомъ?..

„ВЪсти, розсЪваемыи о канцлерствЪ, певность,  съ якою о тôмъ говорятъ въ польскихъ кругахъ,   переймае насъ мимовольно обавою и въ будучность нашу   начинаемъ   поглядати съ великою непевностью...  Якъ наши послы, а именно изрядный всей Галицкоіі Руси любимецъ Куземскій  бодро и неустрашимо высказалъ въ соймЪ самую святую правду и выложилъ тамъ, якій нашъ поглядъ но канцлерство:   такъ и вш всЪ съ мыслію тою погодитись не можемъ и не можемъ ю ніякъ повязати съ благомъ Руси и благомъ Австріи. Представляемъ бо coбЪ канцлера нашого будущого   (Поляки требовали, щобы канцлеромъ былъ назначенъ гр. А. Голуховскій) не яко человЪка безсторонного, умЪющого вознестися по-надъ предрозсудки и тенденцiи своего племени, не яко человЪка, посЪдающого довЪріе всего галицкого жительства, но видимъ въ немъ односторонное орудіе ультрамонтанства, мужа,  одушевленного вправдЪ для римского католичества и добра своей польской народности и положившого для ней  великіи  заслуги, но видящого въ русскôмъ  человЪцЪ мятежника противъ Польши и шизматика, которого въ имени Рима и Польщи покорити, ба, уничтожити подбае ! Если мужъ съ такими убЪжденіями стане между нами и Монархомъ, если ôнъ возьме въ свои руки  просвЪщеніе публичное, если „терно" упаде, а духовенство русское,  сей  крЪпкій,  но  майже одинокій столпъ русской  народности, ôтдано буде  на ласку или неласку польской шляхты и латинскихъ ксендзôвъ, если въ урядахъ и судахъ,  въ радахъ и выдЪлахъ повЪтовыхъ и громадскихъ, будь насиліемъ, якъ то  нынЪ уже  видимъ по бециркахъ и комитетахъ голодовыхъ, будь интригами и лестью введенъ буде языкъ польскій, яко единый урядовый, если мало-помалу, ведля незабвенныхъ слôвъ посла Куземского, завладЪютъ Русію „родаки г. канцлера" ôтъ палаты министерской до хаты вôйта и присяжного; если перевертнямъ и предателямъ Руси, якъ то нынЪ уже практикуеся, отворится путь до самыхъ высшихъ посадъ въ урядахъ и приходахъ, а противъ вЪрныхъ русскихъ сынôвъ въ житье вôйде, якъ за оного достопамятного десятилЪтія, хорошо обдуманная система гонеиія: вопросъ, чи устоитъ Русь наша въ такой нерôвной борьбЪ, чи не опуститъ ю надежда, чи не упаде духомъ и чи въ концЪ не стане знова на якій часъ жертвою Польщи?!.., Ничого пôдъ солнцемъ не ма невозможного, и хотя трудно вЪрити, щобы Русь могла еще спольщитися, доки русскій крестъ есть на церкви, русская буква на престолЪ, русское слово и русская пЪсня въ устахъ, а русское чувство въ грудяхъ русского народа: то таки не можно утаити нынЪ, що передъ реченнымъ канцлерствомъ должно мимовольно затрепетати сердце всякого народолюбця...

"И тутъ теперь на мЪстцЪ другій вопросъ, который за поздно нынЪ собЪ ставимъ, но разъ конечно поставити его подобае, а именно теперь, въ сей важной для насъ добіЪ, щобы оправдатися передъ исторіею минувшости и будучности. Чому ни одинъ австрійскій народъ, числящій стôлько душъ, що Русь наша галицкая и угорская, въ такимъ певныхъ, якъ наши, границяхъ народныхъ, становлящій такую, якъ наша, массу народную, не затревожится на видъ одного мужа о свое существованье, якъ съ горестью мы то нынЪ о собЪ сказати должны? Чи нынЪ Сербъ австрійскій или Румунъ скаже своимъ дЪтямъ : „ДЪти, я, батько вашъ, нынЪ Сербъ или Румунъ, но прійшла вЪсть, що сей или оный мужъ, вслЪдствіе политики нынЪшнего министерства, мае быти назначенъ канцлеромъ; — такъ вы уже не будете тЪмъ, чЪмъ. я, Сербами, Румунами, но станете Мадьярами, отречетесь рôдной сербской или румунской матери?"... НЪтъ, той обавы не выразитъ нынЪ ни одинъ сербскiй, ни румунскій отецъ; политика бо тЪхъ народôвъ была всегда ясна и отверта и у нихъ выробился истинный народный духъ, незалежный ôтъ личности министрôвь и канцлерôвъ. Нашъ же русскій отецъ, поглядаючи нынЪ на дЪтей своихъ, може имъ сказати : „ДЪти, я васъ зродилъ и при зносныхъ для Руси обстоятельствахъ воспиталъ русскими, но нынЪ говорятъ о польскôмъ канцлерствЪ; — трудно, щобы вы остались русскими, бо васъ спольщатъ, не дядутъ вамъ инакше жити въ отечествЪ вашôмъ, если не выречетеся рôдной вашой русской матери и не станете Полякамц!" Бо политика наша быІла и есть не ясна и не отверта, и у насъ не выробилея еще истинный духъ народный, незалежный ôтъ личности министрôвъ, канцлерôвъ, намЪстникôвъ ! Чи мы объявили коли свЪтови, чЪмъ   мы   есмо ?  Якая наша  минувшость?  Якіи наши историческіи  права? НЪтъ! Мы   бавилися   и  бавимся еще въ тахъ зовимую Opportunitätspolitik (политика выгоды), а нынЪ приходится намъ вкушати ей горькіи овощи. Въ 1848 роцЪ вопрошали насъ: Кто вы? Мы сказали, що мы всесмиреннЪйшіи Ruthenen. (Господи, если бы праотцы наши узнали, що мы сами прозвали себе тЪмъ именемъ,  якимъ  окрестили насъ во  время гоненія  наши найлютЪйшіи  вороги,   они  въ гробахъ зашевелились бы!)   И якая-жь зъ того выйшла  консеквенція? Ото такая, що выписалъ намъ  вЪденьскій жидъгумористъ  Сафиръ:   Seit der  Erfindung der Ruthenen zwei Jahre (ôтъ изобрЪтенья Рутенôвъ два годы), и що потôмъ сами Поляки ругалися  намъ  rutencami, rutenczykami. — A може вы русскій?  — допрошалъ насъ Стадіонъ. — Мы кляли душу-тЪло,  що мы не  русскій, не Russen,  но  що мы  таки. coбЪ Ruthenen, що границя наша  на ЗбручЪ, що мы ôтвертаемся ôтъ такъ званныхъ Russen, яко ôтъ  окаянныхъ  шизматикôвъ, съ которыми ничого вспôльного мати не хочемъ. Якое ваше письмо ? — допрашали насъ далЪе. Мы сказали, що письмо наше  то, що въ церковныхъ книгахъ, и знова кляли  душу-тЪло ôтъ гражданки, що то serbisch-russiche Zivilschritt   (сербско-россійское гражданское письмо),  которого мы отрицаемся, яко чужого. Такъ вовсе не може  удивляти никого, если намъ, Рутенамъ, не позволили въ извЪстное время употребляти ни выраженій   русскихъ,  ни   гражданки русской, ни русской скорописи, но допустили лишь то, щобы намъ, яко Рутенамъ, свободно было поданья до  урядовъ  и судôвъ писати-друковати церковною кирилицею, а   языкомъ такимъ, якимъ бесЪдуеся по торгахъ и   корчмахъ [7].  И  мы не сказали въ 1848 роцЪ, що мы Русскій, що границею нашою народною не Збручъ, но дальше ДнЪпра! Бо тогды  настрашились бы насъ, щобы мы,  связанный тысячелЪтнею исторіею, обрядомъ церковнымъ, языкомъ и литературою   съ великимъ народомъ, не забагли коли ôтъ Австріи ôторватися и не были бы насъ допустили до свободъ конституційныхъ, были бы насъ, слабенькихъ, тогды придушили, щобысьмо и не дыхнули дыханьемъ русскимъ. Причина та може быти увзгляднена передъ исторіею и лесть наша по части оправдана,   хотя все оно выдаеся смЪшнымъ, якъ оный русскій человЪкъ, которому кто-тамъ   вымЪтовалъ,  чому  русскій въ „байратЪ" (прибочная ряда) у гр. Стадіона не сказали ôтъ разу всю правду, що они не якіись-тамъ Рутены, но таки Русскіи, Russen, а который на то наивно ôтрêкъ: "А ! Що на то сказалъ бы польскій арцибискупъ ?!"...

„Намъ видится, що австрійскій Императоръ, даровавшій конмтитуцію всЪмъ австрійскимъ народамъ, не былъ бы ôтъ ней зробилъ изъятія що-до галицкихъ Русскихъ, если бы мы были такими представились по правдЪ и по существу  рЪчи, и пуста была и есть всегда обава, щобы связь народная вела конечно до связи политической. Коли въ 1859 роцЪ Италіяне завозвали своихъ   одноплеменникôвъ въ Щвайцаріи, щобы прилучились до державы  италійской,  они  имъ   ôтрекли, що они счастливы въ  Швайцаріи и не багнутъ того соединенія. И намъ Русскимъ, хотя неконечно счастливымъ въ отношеніи съ нашими соплеменниками Поляками въ границяхъ Австріи, николи еще не приходила мысль ôтрыватись ôтъ Австріи конституційной, съ которою связала насъ судьба и  вяже постоянно  надежда   лучшой   будучности.    Такъ  безосновна была тогды обава правительства, а неумЪстна политика нашихъ и взглядъ на арцибискупа въ достопамлтнôмъ 1848  р.

     „Но мало-помалу рЪчи  розъяснилися. Ледва одинъ, другій рôкъ проминулъ и Русь стала ôтживати, — показалось, що еи литература безъ словаря Шмида не успЪе ни на крокъ, що той русскiй словарь такъ добре русскій для Петербурга, якъ и для Львова, що въ немъ есть сокровище языка истинно литературного, письменного, русского. Показалось вскорЪ, що галицкіи Русскіи, оглянувшись въ исторіи, прійшли до того пересвЪдченья, що имъ не тôлько языкъ  испортила Польша, но и обрядъ упалъ пôдъ гнетомъ латинства. Довольно  перечитати книгу: Die ruthenische Schrift-und Sprachfrage, щобы въ тôмъ достаточно убЪдитися, що гр. Голуховскій не денунціовалъ що-то на насъ до ВЪдня, но що ôнъ писалъ о насъ чистую правду, що литература наша стремится до общой русской литературы, а обрядъ нашъ къ очищенію ôтъ латинства. Мы ôтдаемъ ему за то справедливость и не такъ его, но бôльше неконссквенцію нашихъ обвиняемъ. Кто бо исповЪлъ себе въ  1848 роцЪ  Рутеномъ, не мающимъ ничого вспольного съ цЪлою Русью, кто ôтрекся своего гражданского письма и ограничилъ свою литературу на  2 округôръ Галичины: тому передъ правомъ, даже конституційнымъ, не свободно было по-за тЪ границы выступати, но тôлько въ тЪхъ, нимъ самымъ означенныхъ границяхъ розвиватися. А що-жь былъ виненъ  гр.   Голуховскій,  що ему надарилася  хорошая случайность, на корысть Польщи побЪдити Русь еи власнымъ оружіемъ ?

"По такихъ сумныхъ опытахъ не опамяталась Русь еще и въ 1860 р., послЪ диплома зъ 20 октобрія, который позвалялъ. всЪмъ народамъ австрійскимъ   на   пôдстав'Ъ   историческихъ преданій розвиватися. Мы собЪе и тогда остались Рутенами и  гнЪвалися на тЪхъ, що  насъ денунціоновали о  стремленіе до  соединенія литературно со всею Русію, мимо того, що не ма у насъ ни одного изъ лучшихъ литератôвъ, который вЪрилъ бы въ блистательную будучность  исключной галицко-русской литературы... И  на соймЪ львовскôмъ, где была наилучшая случайность высказати ясно  и Полякамъ  и ЕвропЪ,  не сказалъ никто изъ нашихъ, що всъ  усилія дипломаціи и Полякôвъ — сотворити изъ насъ особный народъ рутенôвъ-унитôвъ, оказалися тщетными, и що Русь Галицкая, Угорская, Кіевская, Московская, Тобольская и  пр., пôдъ взглядомъ этнографическимъ, историческимъ, лексикальнымъ, литературнымъ, обрядовымъ, есть одна и та-же самая Русь, мимо того, що въ ГаличинЪ она вЪрно  предана своему  возлюбленному Монарху и его свЪтлой  Династіи, а тамъ,  за границею, она тоже предана своему Монарху и своей династіи. На СоймЪ Львовскôмъ была добрая случайность выповЪсти ясно и  откровенно,   що преданіемъ   нашимъ   историческимъ есть исконный   (отвЪчный) отцêвъ  нашихъ  обрядъ русскій, чистый, совершенный, и що никто  розумный  не  може тому дивоватися,  если  Русь  пламенно нынЪ желае освободитися ôтъ узôвъ іезуитизма пôдъ взглядомъ обряда и вЪры. Еслибы мы все то сказали смЪло и откровенно, кто бы на насъ тогды клеветалъ, кто денунціовалъ бы насъ о москвитизмъ и шизму, кто посмЪлъ бы сказати, що стремленіе наше нечистое и неправедное? Но доки мы Рутенами, ограниченными съ языкомъ и литературою нашою на сельскіи хаты дванадцяти округôвъ галицкихъ,  а  не признающимися до  цЪлости   руского   міра: горе намъ ôтъ канцлерства полського! ПишЪмъ собЪ здоровы, що хочемъ, противъ сихъ такъ называемыхъ клеветъ,  извиняймося, кленЪмъ душу-тЪло, никто намъ не повЪритъ, бо и годЪ увЪрити въ то, що невозможно, но и никто насъ не поратуе, никто за нами не обстане...  Для   того  есть мнЪніемъ нашимъ, що время уже переступити нашъ Рубиконъ и сказати откровенно въ слухъ   всЪмъ: Не можемъ  отдълитися китайскимъ муромъ ôтъ братôвъ  нашихъ и ôтстати ôтъ  языковой,  литературной и  народной связи со всЪмъ русскимъ міромъ! Мы не Рутены изъ 1848 року,   мы   настоящіи Русскіи ! Но, якъ всегда были, такъ есьмо и останемся въ будуще непоколебимо вЪрны нашому  АвгустЪйшому австрійскому  Манарху и свЪтлЪйшой Династіи Габсбургôвъ. Зложивши  такое вЪроисповЪданіе, не   будемъ потребовати   боятися  польского канцлерства, не буде намъ мôгъ никто закинути, що языкъ нашъ неспособенъ до высшихъ училищъ, необразованный до урядованья и проч., бо языкъ нашъ и литература наша русская давно и далеко перестигла польскую, чого намъ и сами Поляки въ соймЪ и всюда заперечити не здужаютъ. (Пôдписано:) „Одинъ именемъ многихъ".

Приведенное заявленье Ив. Наумовича составляе важное историчное событіе не тôлько въ жизни Галицкой Руси, но и въ еи ôтношеньяхъ до Польщи и до Австріи и въ межинароднôмъ положенью. Заявленье то мае великое значенье и нынЪ и буде мати его такъ долго, якъ долго существуе Галицкая Русь, ибо ясно означило происхожденіе и принадлежность галицко-русского народа, явно высказало то, що подтверждае языкъ, исторія и обрядъ, РозумЪеся, заявленье Ив. Наумовича вызвало страшный крикъ и шумъ не тôлько въ польскихъ и нЪмецкихъ газетахъ въ Австріи, но и въ заграничной печати, въ Россіи, Франціи и Германіи.   Особенно  бЪсилась польская печать въ ГаличинЪ. Она всегда твердила, що русское населенье Галичины есть частью польского и що русскій языкъ Галичанъ есть только нарЪчіемъ польского  языка, подобно тому, якъ языкъ Мазурôвъ, и що Русины суть Поляками уніатского обряда! Коли  однако ГалицкаяРусь не дала себе збити зъ дороги своего природного розвитія, польскіи  политики и   тайно и явно   стали   доносити въ ВЪдень, що она хоче ôторватись ôтъ Австріи, щобы такимъ способомъ настрашити правительство и настроити его противъ Галицкой Руси. При тôмъ однако польскіи политики не тратили надежды на то, що съ часомъ имъ удастся втягнути Галицкую Русь въ свои пляны, ибо числили на то, що она, яко народъ, безъ сильной рôдни, безъ опоры въ дворянетвЪ, съ временемъ буде принуждена пристати къ политично сильнЪйшой ПольщЪ. ТЪ надЪи розвЪялъ Ив.   Наумовичъ  вышеприведеннымъ  заявленьемъ. Тогды польскіи политики взялись на иныи способы. Раньше они твердили, що niema Rusi, jest tylko Polska i Moskwa.   Коли-же стало явно, що есть Галицкая Русь и що она признаеся до рôдни съ великимъ русскимъ народомъ,  они признали, що Галицкая Русь ессь, но   що она должна быти связана уніею съ Польщею, ибо она цЪлкомъ  иный   народъ ôтъ „московского." Такъ въ статьяхъ:  Zdania o  оrgаnizacji Galicji,напечатанныхъ  въ   Gazet-i  Narodow-ой  8 и 9 августа 1866 г., которая  приведенную статью Ив. Наумовича назвала „програмовою," польскіи политики требовали ôтнятія шкôлъ въ Галицкой Руси изъ рукъ Русинôвъ и передачи въ руки Полякôвъ ; дальше они   требовали,   щобы   крылошанъ  „святоюрцêвъ," которыи тогды стояли въ оборонЪ правъ Руси, прогнати. „Если  поганое русское святоюрство, такъ сказано дословно въ упомянутыхъ статьяхъ, если тероризмъ, которымъ святоюрцы управляютъ духовенствомъ, будутъ розбиты, если школа буде ôтнята изъ русскихъ рукъ, тогды тôлько повстане правдивая анти-русская Русь въ ГаличинЪ и покаже, якъ безосновны русскіи претенсіи. Такая анти-русская Русь, звязанная уніею съ Поляками, буде для Австріи крЪпкимъ валомъ противъ Россіи, подставою еи будущой политики, стремящойся на Востокъ, найсильнЪйшою противъ стремленій панславизма и руссизма. — Якъ видимъ, польскіи политики уже тогды хотЪли вытворити въ Галицкой Руси приклонную имъ партію, якая возникла потомъ пôдъ именемъ „сепаратизма," „новоэрцêвъ" и „новокурсникôвъ," которыи, будьто-бы, представляютъ „правдивую" Русь.

Якая-то мала быти оная Русь, о тôмъ свЪдчитъ статья Gazet-ы Narodow-ой ôтъ 25 лат. сентября 1866 г., появившаяся уже послЪ того, якъ намЪстникомъ Галичины, на мЪсто бар. Франца Паумгартена, былъ, на требованіе Полякôвъ, именованъ ґр. Агеноpъ Голуховскій. Упомянутая газета такъ тогды писала: „Прежде всего управляющіи правительствомъ въ ГаличинЪ должны совЪстно поступатн съ Русинами. То, що есть чужое (читай: истинно русское!) въ школахъ и урядахъ, то належитъ вправдЪ безусловно усунути, но заразомъ занятися щиро и совЪстно введеніемъ истинного языка нашой Руси въ школы и уряды." Якъ однако понимали польскіи политики „истинный языкъ нашой Руси," то показуе дальшое требованье Gazet-ы Narodow-ой: „Русская гражданка и скоропись — говоритъ она — должны быти выкинены изъ шкôлъ н урядôвъ, а въ школахъ людовыхъ языкъ русскій долженъ лишь тамъ быти введенъ яко преподавательный, где находится переважная часть дЪтей, которыи сей языкъ лучше понимаютъ, нежели польскій." Наконецъ названная газета заявила: „НамЪренье министерства Туна — ввести латинскую азбуку въ русскіи народныи школы, якъ она введена въ уряды, должно быти безъ проволоки осуществлено."

ВскорЪ показалось, що опасенія Ив. Наумовича, вызвавшіи выше приведенное историческое заявленье, были оправданы. Гр. А. Голуховскій былъ именованъ, вравдЪ не канцлеромъ, но намЪстникомъ Галичины, и то именованье вызвало великую радость середъ польскихъ политикôвъ и русскихъ измЪнникôвъ. Гр. А. Голуховскій былъ раньше намЪстникомъ Галичины, именно ôтъ года 1851 до 1859, к тогды былъ усуненъ русскій языкъ изъ шкôлъ и всЪ русскій дЪятели стояли пôдъ полицейскимъ надзоромъ. При концЪ своего правленія, гр. А. Голуховскій хотЪлъ совсЪмъ скасовати русскую азбуку. Вотъ причины радости польскпхъ политикôвъ, по поводу именованья гр. Голуховского. Съ его приходомъ въ Галичину началась новая исторія Галицкой Руси. ВмЪсто нЪмецкой централизаціи, безвредной для русского народа, взяла верхъ польская автономія и польское верховодство, который видимъ и чувствуемъ еще нынЪ. Тогды начала сильно рости партія украинофильская, ибо она находила покровительство у гр. А. Голуховского и у польскихъ политикôвъ, а то для того, щобы такимъ способомъ Галицкую Русь розбити и ослабити и зъ одной части еи здЪлати орудіе для плянôвъ польскихъ политикôвъ. Gazeta Narodowa выразительно написала въ 237 н-рЪ (1866 г.): „Задача правительства може состояти лишь въ тôмъ, щобы уничтожити всякіи влiянiя, которыи силуются Галицкую Русь „омосковщити." Найлучшимъ же къ тому средствомъ буде—усувати русскій языкъ, накиненный передъ кôлькома лЪтами въ школахъ „московскимъ агентствомъ," а вводити языкъ, которымъ Русины въ ГаличинЪ говорятъ, а щобы се здЪлати возможнымъ, належитъ всЪми, въ рукахъ правительства находящимиса средствами, заохочивати къ труду надъ розвитіемъ русского людового языка." Кто знае, якую Русь желали мати польскіи политики, тотъ пôйме плянъ Gazet-ы Narodow-ой. Она требовала, щобы после введенья латинской азбуки ôнъ сталъ польскимъ и называла такихъ патріотôвъ, якъ Митрополитъ Григорій Яхимовичъ, М. Куземскій, М. Малиновскій, Ив. Наумовичъ, Б. А. Дедицкій, А. Добрянскій, Л. Трещаковскій и многіи другіи „московскими агентами." Ныне ту роль и даже те самый выраженья Gazet-ы Narodow-ой переняли сотворенныи графомъ К. Бадени въ 1890 г, „новоэристы" и „новокурсники," т. е. представители „антирусской Руси," якихъ польскіи политики, по свидЪтельсву Gazet-ы Narodow ой, хотЪли еще въ 1866 г. вытворити.

Мы привели совЪты Gazet-ы Narodow-ой для того, ибо ведля нихъ дЪйствительно поступалъ гр. А. Голуховскій. Дня 28 н. ст. октября 1866 г., принимаючи депутацію изъ Самбора съ бурмистромъ Попелемъ во главе, гр. А. Голуховскій сказалъ ей, що ôнъ „ôтношеніе Мазура до Русина понимае такъ само, якъ Самборскій бурмистръ, Попель, который въ своей приветственной рЪчи заявилъ, що „Мазуръ и Русинъ въ физичнôмъ и духовôмъ соединеніи творятъ Поляка." Дальше сказалъ гр. А. Голуховскій, що буде старатися, „дабы чужіи, превратный вліянія на русскій народъ прекратились, a rnoskwicyzm изъ шкôлъ и школьныхъ книжокъ, т. е. moskiewskie wyrazy изъ учебникôвъ, совсЪмъ были удалены." Якъ знаемъ, гр. А. Голуховскій старался исполнити свое намЪреніе, которое, впрочемъ, пôзднейше перенялъ на себе гр. К. Бадени и которое еще

и до сихъ поръ исполняеся пôдъ розличными видами, хотя бы и пôдъ видомъ введенія фонетики въ русское письмо...

Построивши въ КоростнЪ казенную церковь, Иванъ Наумовичъ старался перенестись на иный приходъ, ибо дЪти росли, а тутъ просто не было чЪмъ жити. Гр. Альфредъ Потоцкій, коляторъ Коростна, предложилъ ему приходъ въ своихъ добрахъ, именно въ селе ГлЪбовичахъ Великихъ, близь Бôбрки. ДовЪдавшися о тôмъ, Gazeta Narodowa съ яростью накинулась въ 240 ч. на. Ив. Наумовича и пустила въ свЪтъ ложь, будьто громада въ ГлЪбовичахъ протестуе противъ назначенья въ ней приходникомъ И. Наумовича, а то для того того, що ôнъ признае единство Галицкой Руси съ осталънымъ русскимъ народомъ. Gazeta Narodowa воззвала при тôмъ также гр. А. Потоцкого, щобы ôнъ не далъ Ив. Наумовичу презенты, доки сей не ôтречеся „Москвы" и „шизмы." Ив. Наумовичъ, якъ всегда, щирый и откровенный, написалъ въ 83 ч. „Слова" за 1866 г. отвЪтъ Gazet-Ъ Narodow-ой, въ которôмъ межи прочимъ заявилъ :

„Яко христіянинъ, да яко проповЪдникъ науки Христовой, не могу не видЪти въ МосквЪ моихъ ближнихъ, братôвъ, не могу ихъ не любити, или меньше любити, якъ люблю ближнихъ и во ХристЪ братôвъ въ КраковЪ, ВаршавЪ и Познани. Яко Славянинъ, не могу въ Москве не видЪти Славянъ. Яко русскій человЪкъ не могу въ МосквЪ не видЪти pусскихъ людей. А хотя я Малорусинъ, а тамъ живутъ Великоруссы; хотя у мене выговоръ малорусскій, у нихъ великорусскій : то таки и я русскій, и они русскіи, такъ само, якъ Мазуры и Великополяне, и такъ зовимыи „васерполяки," имЪютъ свои особенности, свôй выговоръ, свою простонародную литературу, но всЪ сходятся въ тôмъ, що всЪ суть Поляками и всЪ имЪютъ общую книжную литературу, общій книжный литературный языкъ. Старый нашъ отецъ Несторъ, родомъ Малоруссъ, началъ лЪтопись свою словами : „Се повЪсти времянныхъ лЪтъ, откуду пошла есть русская земля;"  пôдъ тою русскую землею еще въ XII веце ôнъ не розумЪлъ одну Галицкою или Малую Русь, но всю Русь, весь сЪверо-востокъ Европы, на которôмъ жили тогды племена СЪверянъ, Полянъ, Древлянъ, Кривичей и пр., вЪдай бôльше тогды розличавшіися другъ ôтъ друга племенностью, чЪмъ нынêшніи Малоруссы ôтъ Великоруссôвъ, но имЪвшiи всЪ совокупно вспôльное имя русского народа, а весь широкій обшаръ земли, ними заселенный, звался русскою землею. Такъ Gazeta Narodowa, утверждаючи, що Кusin i Moskal sa to dwa obce sobie zupelnie narody, поставила парадоксъ, пôдъ которымъ пôдписатись не позваляе менЪ самый древній лЪтописецъ Руси, а противъ которого протестуютъ всЪ найбôльшіи славянскіи авторитеты, изъ которыхъ приведу только Шафарика, знающого тôлько одну mluvu rusku и нарЪчія velko-malo- i bjelo-русскіи. Що до образованья нашого малорусского нарЪчія, яко языка книжного, заперечитись не дасть, що народу числящій 15 миліонôвгь душъ, т. е. вдвое столько, скôлько всЪхъ Полякôвъ на свЪьЪі, быть бы мôгъ выобразовати собЪ, при благопріятныхъ обстоятельствахъ, питомую, ôтъ великорусской независимую литературу, которая, чи колись не злилась бы конечно съ существующимъ уже книжнымъ русскимъ языкомъ, было бы вопросомъ будущности. Но що то не сталося, кто тому виненъ, если не самый Поляки, пôдъ которыхъ владЪніемъ жилъ малорусскій народъ стôлько вЪкôвъ, пôдъ которыхъ властью (соймового бôльшинства) живе тутъ и нынЪ ? Великоруссы лучше умЪли пользоватись обстоятельствами. Они, имЪючи свое питомое, великорусское нарЪчіе, взяли до него классическую церковно славянщину и живое малорусское нарЪчес, и зъ того всего, за цомощью ученыхъ Велико - Mало - и БЪлоpуссовъ, образовали общій pусскій книжный языкъ, который всЪмъ русскимъ племенамъ ровно приступный и рôвно отдаленный ôтъ простонародного нарЪчія велико-мало- и бЪлорусского. Для образованья же малорусчины осталось было еще одно поле, т. е. Галичина, где по истинЪ благопріятствовало ей недуже росширенное знаніе книжного русского языка, въ Россіи высокообразованного, и выговора великорусского. Я самъ былъ изъ числа подвижникôвъ на тôмъ поли и думалъ ажь до окончанія послЪдней сессіи галицкого Сойма, що Поляки, братья Славяне, имЪющiи въ СоймЪ важный привилей большинства, приложатъ всякіи усилія, щобы подачею нашимъ народнымъ школамъ и другимъ институціямъ братней помочи, поставити насъ въ возможность образованья нашого малорусского нарЪчія, независимо ôтъ великорусчины. Голосъ мôй при внесенью посла Лавровского касательно марныхъ 3.000 зр. для нашого ультра-малорусского театра, былъ голосомъ лебединымъ, съ которымь упала послЪдняя надежда на братерство еосЪдей-Поляковъ, вЪдай и для малорусчины, ибо стало доказано якъ не можно лучше, що Малоруссъ, если не имЪзе стати настоящнмъ Полякомъ, имЪе единое прибЪжище въ пріобщеніи высокообразованной, готовой, книжной, богатой русской литературы.

„СлЪдуймо далЪй, чи возможно менЪ ôтречись wszelkiej wspolnosci z Moskwa i szyzma ? Есмь обряда греческого и до того обряда признаеся Москва. Яко уніата, вяжутъ мене съ церковью римскою три догматы: о главенствЪ папы, о происхожденіи св. Духа и о чистилицЪ, — а съ Москвою все другое: той самый Богъ въ ТроицЪ единый, тЪ же самыи св. Тайны, та самая що-до буквы Библія, тЪ самым св. Отцы, та самая, ôтъ тЪхъ самыхъ вселенскихъ Учителей происходящая литургія, тЪ самыи боговдохновенныи молитвы и пЪнія, тЪ самый праздники, тотъ самый языкъ церковнославянскіи, то самое лЪточисленіе. У насъ Рождество, въ МосквЪ Рождество; у насъ Богоявленіе — въ МосквЪ Богоявленіе; у насъ мясопустъ — въ МосквЪ мясопустъ; у насъ Поклоны — въ МосквЪ Поклоны; у насъ Христосъ воскресъ — въ МосквЪ Христосъ воскресъ и пр. Съ Москвою, не смотря на унію и еи обрядовыи новости, вяже мене Христосъ Господь и общеніе Святыхъ, бо я молюся о всей о ХристЪ братіи нашой, и мои праотцы, записанныи въ поминальныхъ грамотахъ ôтъ вЪкôвъ, одни были уніатами, а другіи православными. Такъ ôтречися wszelkiej wspolnosci z Moskwa, значитъ: перестати быти русскимъ христіаниномъ, Славяниномъ, ôтречися греческой Церкви, богослуженія, лЪточисленія, своихъ праотецъ и стати чЪмъ? Если уже не язычникомъ, то Духинскимъ (который твердилъ, що Русь и „Москва" то иныи народы и що „Москали" не Славяне), предателемъ прадЪдной Церкви, ôтступнцкомъ Руси."

Письмо то, подписанное Ив. Наумовичемъ, вызвало на него еще бôльшіи нападки въ польскихъ газетахъ и мало для него непріятныи послЪдствія. Первое было то, що гр. А. Потоцкій взялъ свою обЪцянку назадъ и не далъ Ив. Наумовичу прихода въ ГлЪбовичахъ Великихъ; второе было, що польскiй выбирательный комитетъ постановилъ при новыхъ выборахъ въ Соймъ въ 1867 г. всякими способами не допустити поновного выбора Ив. Наумовича. Не смотря однако на всЪ штуки, Ив. Наумовичъ получилъ въ ЗолочевЪ 65 голосôвъ, а его польскій противникъ, Баталія, начальника суда въ Глинянахъ, 69 гол. Но уже въ началЪ Сойма польское бôльшинство признало 7 голосôвъ Ив. Наумовича незаконными и его выборъ неважнымъ.

Будучи бôльше свободнымъ, Ив. Наумовичъ съ цЪлымъ жаромъ посвятился просвЪщенію народа и пôднятію его изъ нужды. Якъ ôнъ занимался народомъ, свЪдчитъ письмо жителей Коростна, напечатанное въ 5 ч. „Слова" за 1867 г. и пôдписанное 90 крестьянами, въ тôмъ числЪ 27 латинниками. Въ тôмъ письмЪ крестьяне говорятъ о Ив. НаумовичЪ: „Знаютъ то вcЪ громады околичныи, кôлько они (Ив. Н.) заслужилися для громады, коли Богъ допустилъ огонь, а они насъ тогды не опустили, але вразъ съ нами тяженько страдали. А кобы не они, не были бы мы мали зъ краю тôлько ратунку въ грошахъ, збôжу и шматью, кôлькосьмо мали, и Господу Богу и имъ найбôльше треба завдячити, що мы поволи опамяталися зъ той великой нужды. Не ма у насъ человЪка, не ма и малой дитииы, которая бы не знала сказати за любезного и дорогого Отца Наумовича. Они насъ просвЪтили, они завели порядную школу, ихъ стараньемъ наука процвЪтае, они намъ поставили, съ невеликимъ нашимъ трудомъ, своею ревностiю, красну муровану церковь, красу на всю околичность. Они розвели намъ пасЪки и щепы овощевыи, по сему и сами своими руками выдовали намъ садовину, ходячи весняными часами ôтъ огорода до огорода съ пилкою и вЪточками, перетворяючи наши дички на щепы ; они даровали нашой школЪ красну пасЪку для убôльшенья дохода учителя и для науки дЪтей, которыхъ освоили съ пчолами и обзнакомили съ наукою, такъ пожиточною. Отецъ нашъ Наумовичъ суть намъ во всемъ порадою и примЪромъ и мы до нихъ маемъ такое довЪріе и любовь, що не ма такой души, которая бы о тôмъ не знала, не тôлько у насъ, але и въ другихъ селахъ."

Приведенное письмо прекрасно представляв и дЪятельность Ив. Наумовича и ôтношеніе къ нему галицко-русского простонародія. Въ 1867 году дЪятельность Ив. Наумовича не была однако еще такъ широка и рôзнообразна, якъ пôзднЪйше. Ив. Наумовичъ не показалъ еще тогда своего блестящого писательского таланта и умЪнья представите простому народу всякое дЪло приступно и розумно. Но уже въ 1867 г. Галицкая Русь видЪла въ немъ художественного борця за свои права и горячого русского патріота, що доказала пôднесеніемъ ему серебрянного бокала (чаши), въ видЪ, „народного дара," на покупку которого складалися всЪ тогдашніи народолюбцы и его многочисленныи почитатели.

Въ 1867 г. Ив. Наумовичъ оставилъ село Коростно, переселившись на приходъ СтрЪльче, вблизи Коломыи. Полученье сего нового прихода состоялось слЪдующимъ способомъ; ПомЪщикомъ села СтрЪльче и коляторомъ мЪстной церкви былъ д-ръ антонiй Яноха, Полякъ, но изъ тЪхъ рЪдкихъ, въ то время и нынЪ, Полякôвъ, которыи признавали права русского народа и его предводителей не преслЪдуютъ. Читаючи соймовыи рЪчи Ив. Наумовича, а также и нападки на него въ польскихъ газетахъ, д-ръ А. Яноха самъ предложилъ ему приходъ въ ОбертинЪ или въ СтрЪльчЪ, хотя лично его не зналъ. Передъ однимъ пріятелемъ Ив. Наумовича д-ръ А. Яноха выразилъ сожалініе по поводу, що такій человЪкъ, якъ Ив. Наумовичъ, ІІринужденъ боритися съ недостатками и съ нуждою. Ив. Наумовичъ согласился, но такъ якъ межь тЪмъ речинецъ на Обертинъ минулъ, то подался ôнъ на СтрЪльче и уже 4 (16) мая 1867 оставилъ свой приходъ Коростно и Перемышляны, переселившися на новый приходъ. Проводы его прихожанами были трогательны. Коростиянцы и Перемышлянцы провожали своего душпастыря съ крестнымъ ходомъ и при пЪніи "Христосъ воскресе" далеко за границы прихода, многіи-же изъ нихъ на кôльканадцяти возахъ Ъхали за нимъ черезъ Мерищевъ и Бруховичи ажь до Рогатина. И не только Русины, но и латинники съ плачемъ прощали свого учителя, который имъ помагалъ радою и дЪломъ въ духовныхъ и житейскихъ дЪлахъ. Переселяючись изъ Коростна, Ив. Наумовичъ розстался со своими пріятелями по сердцю и по любви къ народу, сосЪдними священниками, оо. Арсеніемъ Агдыковскимъ, Феофиломъ Дудыкевичемъ и другими, въ бесЪдахъ съ которыми ôнъ черпалъ то богатство мыслей, якимъ отличаются его сочиненія.

Полученіе прихода СтрЪльче розозлило Gazet-y Narodow-y и на Ив. Наумовича, и на д-ра Яноху. Она однако не могла имъ ніякой иной латки причêпити, якъ тôлько выдумала ложь (въ ч. 130, 1867 г.), що Ив. Наумовичъ получилъ презенту на СтрЪльче за свою кандидатуру въ ЗолочевщинЪ, именно же, що Ив. Наумовичъ продалъ свою кандидатуру д-ру А. ЯносЪ. На то отвЪтилъ И. Наумовичъ въ ч. 45 „Слова" (за 1867 г.), заявивши:

„Для того, що „Народувка" ту ложь роспустила, есть, видится мнЪ, двоякая причина: Первая та, що „Народувка" не понимае, якъ може Полякъ, имЪющій право пропинаціи и презентаціи, отже право аренды корчмы и церкви, быти такъ честнымъ и великодушнымъ, щобы арендаря до корчмы, а попа русского до церкви пустилъ безъ оплаты или безъ условія. Знаючи, що я не мôгъ оплатитись чЪмъ рукоятнымъ, думала собЪ „Народувка," що менЪ пришлося оплатитися своею политическою вЪрою и обязанностію служити народови и заступати его на польскôмъ СоймЪ, отже и заключеніе готово: що я ôтступилъ за презенту г. д-ру ЯносЪ мою кандидатуру ! Другая же причина той ложной вЪсти есть та, що „Народувка," яко органъ господствующей нынЪ феодально-ультрамонтанской партіи, перечула вЪдай, що выборы въ ЗодочевЪ небавомъ послЪдуютъ, уважала отже за необходимо потребное, добыти за-вчасу свое оружіе, которымъ такъ ловко владЪе, т. е. ложь, щобы заколотити воду тамъ, где для ей партіи невеликая надЪя побЪды." Дальше въ тôмъ опроверженіи Ив. Наумовичъ пише: „Г. Яноха, смЪю всЪмъ заручити словомъ чести, давшій менЪ не тôлько презенту, но и все до господарства нужное, засЪявшій мое поле своимъ насЪньемъ и своими робочими силами, не поставилъ менЪ ни одного условія, не входилъ ни въ якіи мои статьи въ „СловЪ," ни въ якіи мои обрядовыи пересвЪдченья, ни въ якіи мои языковыи и народный засады, — повиталъ мене хлЪбомъ-солью въ СтрЪльчЪ по старому славянскому обычаю, яко обыватель Полякъ обывателя русского, яко другъ и братъ друга и брата по законамъ Христовымъ. А се соблазнъ, ужасный соблазнъ для „Народовой." Инквизиціи, гоненія, ненависть всего, що не польское, се тріумфъ ясновельможной шляхетской Польщи надъ бЪдною, беззащитною Галицкою Русью, забагшою жити на Божôмъ свЪтЪ своимъ питомымъ житъемъ!"

Съ переходомъ въ СтрЪльче начинаеся еще бôльше широкая и бôльше рôзнообразная дЪятельность Ив. Наумовича на народно-писательскôмъ поприще. Будучи въ СтрЪльчЪ, ôнъ основалъ въ КоломыЪ свою знаменитую "Науку" и разомъ съ типографомъ г. М. И. БЪлоусомъ „Русскую Раду," первую въ виде ежемЪсячника, вторую яко двунедЪлъникъ, и посвятилъ всЪ свои великіи дарованія и неутомимый трудъ добру крестьянъ и мЪщанъ. Бôльше подробно о писательскôмъ трудЪ Ив. Наумовича поговоримъ въ ôтдЪльной главЪ, тутъ же примЪтимъ, що Ив. Наумовичъ не тôлько майже все писалъ для „Науки" и много для „Русской Рады," но самъ дЪлалъ коректу и для того зимою и лЪтомъ, въ дождь и погоду, Ъздилъ возомъ въ Коломыю, ôтдаленную ôтъ СтрЪльча 6 миль, щобы доглянути свои изданія. КромЪ сего Ив. Наумовичъ усердно занимался пчеловодствомъ и садоводствомъ и яко членъ завязавшогося тогды въ КоломыЪ Общества пчело- и садоводства, устроилъ въ ГороденцЪ въ 1872 г. (26, 27 и 28 августа) изъ сей области хозяйства выставку, которой и былъ избранъ предсЪдателемъ. Найлучшимъ свидЪтельствомъ неутомимой дЪятельности Ив. Наумовича въ СтрЪльчЪ може служити фактъ, що въ то время Коломыя опередила Львовъ въ издаваніи русскихъ популярныхъ газетъ и книжечокъ, въ чêмъ также немалую заслугу положилъ и предпрiимчивый коломыйскій типографъ, г. М. И. БЪлоусъ.

Въ СтрЪльчЪ дЪйствовалъ Ив. Наумовичъ до ноября 1872 г., коли переселился на приходъ въ мЪстечку СкалатЪ. Тутъ, продолжаючи писати для „Науки" (которую тôлько въ 1877 г. перенêсъ изъ Коломыи во Львовъ) и для „Русской Рады", а также сочиняючи книжечки для Общества им. М. Качковского, Ив. Наумовичъ снова потрудился на политичнôмъ поприще. Именно въ октябре 1873 г., послЪ введенья безпосредственныхъ выборôвъ, ôнъ былъ избранъ изъ сельской куріи округôвъ Тернополь-Збаражъ-Скалатъ посломъ въ державную Думу, где такъ же, якъ во Львовскôмъ СоймЪ, неустрашимо боронилъ правъ русского народа. Изъ сказанныхъ нимъ въ парламентЪ рЪчей особенно важны: „О преподавательнôмъ языцЪ въ середнихъ школахъ Галичины (1874);" „О вЪроисповЪдныхъ предложеніяхъ (1874);" при общихъ буджетныхъ дебатахъ въ годахъ 1875 и 1879; по дЪлу пересмотра учебникôвъ для народныхъ шкôлъ въ ГаличинЪ (1877); въ дЪлЪ основанья русской народной школы во ЛьвовЪ (1877; — школа та действительно основана); о законопроектЪ противъ лихвы (1877) и при буджетЪ министерства внутреннихъ дЪлъ и вЪроисповЪданій (1878). Безъ сомнЪнія, занятія въ парляментЪ требовали много времени и труда, но Ив. Наумовичъ не переставалъ въ теченіе шести-лЪтнёго своего послованья заниматись и народными сочиневіями, которыхъ стôлько написалъ, що просто удивлятись належитъ, зъ-ôтки у него набралось столько силы и времени! А примЪтити слЪдуе, що Ив. Наумовичъ приготовлялся до своихъ рЪчей якъ въ СоймЪ, такъ и въ парляментЪ. По той причинЪ рЪчи его выходили всегда плавными, глубоко обдуманными, содержательными, а такъ якъ у него былъ, хотя и слабый, но дуже пріятный голосъ, то они производили сильное впечатлЪніе на слушателей. ЗамЪчательна еще и слЪдующая особенность, рЪдко встрЪчающаяся у образоваияыхъ людей: Ив. Наумовичъ умелъ говорити подвойно, — иначе, т. е. другими словами и другимъ складомъ для крестьянъ, а снова другими словами и другимъ складомъ для образованныхъ людей. Про то первое свойство, т. е. свойство популярной, простолюдной дикціи, объявившойся особенно въ статейкахъ Ив. Наумовича, въ якіи появлялись въ популярныхъ прилогахъ „Слова" („Слово до громадъ"), замЪтилъ справедливо тогдашнiй редакторъ „Слова" Б. А. ДЪдицкій, що, якъ Тараса Шевченка уважати слЪдуе великимъ, на-скрôзь популярнымъ малорусскимъ поэтомъ, такъ зновь Ивана Наувювича такимъ-же прозаикомъ, неподражаемымъ къ тому еще и для того, що каждое его рЪченіе на-скрôзь дыше свойственною лишь малорусскому мужику наивностію и юморомъ.

Прибывши въ ВЪдень, Ив. Наумовичъ не вполне владЪлъ нЪмецкимъ языкомъ; въ короткôмъ времени однако ôнъ такъ выучился по нЪмецки, що его бесЪда вызывала даже у НЪмцêвъ удивленіе. Пребываніе И. Наумовичъ въ ВЪднЪ и знакомство его съ послами другихъ народôвъ Австріи, именно же со словинскими, имЪло дуже важный и благопріятныи послЪдствія для Галицкой Руси. Ив. Наумовичъ познакомился тамъ со словинскими послами и иатріотами: Pазлягомъ, Вошнякомъ, Набергоемъ и Витежичемъ, и ôтъ нихъ довЪдался, що въ столицЪ словинского народа, ЛюблянЪ, существуе Общество св. Могорта, которое издае для народа полезный книжечки и числитъ около 30.000 членôвъ. Ив. Наумовичъ началъ близше роспытыватись про то Общество и, пôзнавши его плодотворную дЪятельность, постановилъ такое же Общество основати и для русского народа въ Австріи. Основанье того Общества Ив. Наумовичъ осуществилъ въ 1874 г. и назвалъ его въ честь славного и жертволюбивого русского патрiота, Михаила Качковского, Обществомъ имени М. Качковского. Оно въ семъ году обходитъ 25-лЪтній юбилей своего славного и многополезного существованія.

Въ часЪ парляментарныхъ празднинъ, Ив. Наумовичъ, не покидаючи писати книжки для народа, вертался до своихъ обычныхъ занятій на селЪ. Хотя Скалатъ и мЪстечко, все така Ив. Наумовичъ заходилъ въ огороды и пасЪки мЪщанъ, где щепилъ имъ деревину и указывалъ способы обходитися съ пчолами, ибо ôнъ былъ также добрый пасЪчникъ и съ любовыо занимался пчеловодствомъ, а также писалъ о немъ по русски и по польски статьи.

Окруженный любовью и признательностью, яко борецъ за народное дЪло и просвЪтитель народа, Ив. Наумовичъ мирно жилъ въ СкалатЪ, трудячись усердно для Руси. Ôнъ не пилъ ніякихъ горячихъ напиткôвъ, ни водки, ни вина, ни пива; иногда, и то рЪдко, ôнъ выпивалъ сткляночку меду. Та воздержность, а также замЪчательное здоровье, дали ему возможность не тôлько много трудитись, но также пробудили въ немъ тайную силу, которую называемъ „магнетизмомъ" и которою ôнъ иногда исцЪлялъ больныхъ. Уже будучи въ СтрЪльчЪ, Ив. Наумовичъ лЪчилъ больныхъ гомеопатіею, и то часто такъ счастливо, що къ нему Ъздили не тôлько крестьяне, но и жиды изъ подальшихъ селъ и окрестностей. При выЪздЪ Ив. Наумовича изъ СтрЪльча, плакали не тôлько его прихожане, но и жиды. Будучи въ СкалатЪ, ôнъ продолжалъ помагати больнымъ и бЪднымъ, такъ що на подвôрьЪ приходства стояли всегда возы, съ привезенными издалека больными. Ив. Наумовичъ принималъ всЪхъ, кто лишь затребовалъ его помощи, будь ôнъ богатый чи бЪдный, Русинъ чи Полякъ, христіанинъ чи жидъ, но не бралъ ничого за лЪкарскую раду и помощь. Для того-то лЪкари, которыи много тратили черезъ то, що больныи не звертались до нихъ, не могли ему ничого сдЪлати, хотя и жаловались передъ властями на него, що ôнъ имъ ôтбирае заробокъ. Въ семъ ôтношеніи Ив. Наумовичъ производилъ майже чудеса. КромЪ гомеопатіи, ôнъ лЪчилъ также обыкновенною водою, въ которую вкладалъ свои руки, а даже однимъ взоромъ и возложеніемъ рукъ на голову больного. Бывали неразъ такіи случаи, що ôнъ тôлько посмотрЪлъ на человЪка, и сей чувствовалъ облегченіе и выздоровлялъ. Люди приписовали тЪ явленія магнетичной силЪ, которую, будьто-бы, Ив. Наумовичъ въ собЪ имЪлъ; ôнъ самъ-же приписовалъ ихъ глубокой вЪрЪ и сильному желанію, помочи страждущому ближнему. Но Ив. Наумовичу не была потребна и магнетичная сила, щобы притягати до себе людей. Ôнъ имЪлъ мягкое сердце, ôтзывчивое на всякую человЪческую нужду, и особенную способность зближатпсь съ людьми. Ôнъ не питалъ вражды и до своихъ политичныхъ и личныхъ противникôвъ и скоро прощалъ обидЪвшимъ его. Добродушіе его и великая, майже дЪтская довЪрчивость до людей, причинила ему немало непріятностей, ибо нашлись такіи люди, который корыстали изъ надто доброго сердця Ив Наумовича и обманывали его. До такихъ людей ôнъ имЪлъ жаль, но прощалъ имъ и таки самъ ихъ оправдывалъ.

Якъ уже видно изъ попереднёго, Ив. Наумовичъ не мало вытерпЪлъ напастей со стороны польскихъ газетъ и польскихъ политикôвъ за свои переконанья и за свое мужество, съ якимъ ôнъ выступалъ въ оборонЪ русского народа и его правъ. Но все то было ничЪмъ въ порôвнанью съ тою бЪдою, съ тЪмъ горемъ и иесчастьемъ, якіи его постигли въ 1882 году. Въ началЪ того года надъ Галицкою Русью розразилась великая гроза, якой до того времени не бывало... Неожиданно для всехъ судебный власти арестовали: Адольфа И. Добрянского, надворного совЪтника, славного угро-русского патріота, который, годъ тому назадъ, т. е.  въ І881 г.,  переселился во Львовъ изъ Чертежа въ УгорщинЪ; нашого Ивана Наумовича; Аполлона Ничая, нынЪшнего директора „Народной Торговли;" Ольгу Гpабарь, дочь А. И. Добрянского ; О. Николая Огоновского, катихита въ Чернôвцяхъ, нынЪ приходника въ ДжуровЪ; Исидора Тpембицкого, адвокатского помощника въ   КоломыЪ; Венедикта М. Площанского, редактора „Слова;" О. А. Маркова, редактора „Пролома;" Влядиміра  Наумовича, сына Ивана;   Ивана Шпундеp а, крестьянина изъ Гниличокъ пôдъ Збаражемъ, и Алексея 3алуского, мЪщанина изъ Збаража. КромЪ нихъ были еще арестованы: старшій сынъ И. Наумовича, д-ръ Николай Наумовичъ, студентъ Львовского университета, нынЪ уже докторъ правъ, В. Г. Лагола, А. Д. Щербанъ, тогдашній редакторъ „Науки," и кôлька крестьянъ изъ Гниличокъ, но они были потôмъ выпущены. Арестованія те состоялись по пôдозрЪнію, що   арестованныи лица хотЪли ôторвати   Галичину ôтъ Австріи   и присоединити къ Россіи, а поводъ къ такому пôдозрЪнію дало между иными то обстоятельство, що громада Гнилички заявила волю перейти въ православіе, до чого зновь имЪлъ ю намовити И. Наумовичъ; другая причина была та,   що   въ то время пребывалъ въ ГаличинЪ Мирославъ Добрянскій, сынъ Адольфа, состоявшій въ правительственной службЪ въ Россіи, который зносился съ арестованными; а  наконецъ поводомъ арестованья было и то, що у арестованныхъ нашли письма, которыи будьто-бы доказывали ихъ преступныи замыслы. Тутъ не будемъ  запускатись въ подробности сего первого въ ГаличинЪ русского политичного процеса, ибо ныне еще не насталъ часъ для его обсужденья (любопытныхъ ôтсылаеМъ до   книжки:  „Стенографический   отчетъ изъ судовой росправы по делу Ольги Грабарь и товарищей, обжалованныхъ въ преступленіи головной  здрады изъ §. 58 бук. в. карн. закона.   Львôвъ, 1882. Изъ типографіи Ставропигійского Института"); скажелъ тôлько, що Ив. Наумовичъ, арестованный 4 н. ст. февраля 1882,   засЪлъ   разомъ съ другими обвиненными на лаве пôдсудимыхъ.   Павіятный той процесъ передъ судомъ присяжныхъ начался 31 мая (12 іюня) и продолжался до 17(29) іюля 1882 г. Що  касаеся  И. Наумовича, то обвинительный актъ (напечатанный   въ   выше помянутôмъ „Стенографическôмъ Отчете" битымъ письмомъ на 29 сторонахъ), межи прочимъ такъ его представилъ :

„Если адольфъ рыцарь Добрянскій  до  послЪднего  времени считался головою русскихъ панславистôвъ въ  сЪверной УгорщинЪ, то отецъ Иванъ Наумовичъ былъ   тЪмъ,   который то сямо положеніе занималъ въ ГаличинЪ и Буковине.    Отъ якихъ 8 лЪтъ, коли отецъ Наумовичъ сталъ  приходникомъ въ СкалатЪ, близко россійской границы,  ôнъ старался якъ тамъ, такъ и въ окрестности притягнути до себе сельскій народъ, а именно : ôнъ давалъ запомоги въ грошахъ и въ натурЪ,   помагалъ   лекарскими    радами, закладалъ читальни, посылалъ имъ,  и также поодииокимъ людямъ, даромъ и книжки; мало того, ôнъ со своимъ сыномъ, д-ромъ Николаемъ Наумовичемъ, выЪздилъ цЪлыи мили, щобы фотографовати крестьянъ, отличающихся интелигенціею и патріотизмомъ, вслЪдствіе чого вконцЪ крестьяне численно сходились въ Скалатъ   къ   отцу  Наумовичу. Но не усердіе и любовь ближнего были сего  причиною ; ôнъ дЪлалъ то въ сей цЪли, щобы на каждôмъ   кроку впоити селянамъ свои политичныи переконанья, щобы роздувати національную ненависть противъ Полякôвъ и   жидôвъ и постояннымъ указованьемъ на россійскіи   ôтношенія возбудити  середъ сельского населенія  въ  окрестности симпатіи къ Россіи и роспространяти отвращеніе къ тутешнимъ политичнымъ учрежденіямъ и къ церковной  уніи."

Такъ горорилъ обвинительный актъ и такъ прокураторъ пояснялъ дЪятельность Ив. Наумовича; но ôнъ самъ въ своей оборонЪ иначе представилъ свои воззрЪнія на унію и на національность. Оборона Ив. Наумовича, подобно якъ и его всЪ статьи, дыше правдою и искренностью, а кромЪ того содержитъ цЪнныи данный для характеристики его образа мыслей, націоиальныхъ и политичныхъ воззрЪній и убЪжденій, и звучитъ, якъ исповедь передъ Богомъ,...

Такъ въ засЪданіи 12 (24) іюня, на обвиненіе въ панславизме, Ив. Наумовичъ сказалъ: „Не пôдлежитъ сомнЪнію, що я Славянинъ, и то Славянинъ раг excellence (горячій), ибо не тôлько языкъ у менЪ славянскій, но кромЪ сего также церковный обрядъ, а даже обычаи у насъ, на Руси, найбôльше сохранились еще изъ глубокой славянской, бывшой поганской древности. Яко Славянинъ, не могу не быти славянофиломъ, не могу не любити тЪхъ народôвъ, которыи изъ того самого, що и русскiй народъ, общого происходить кореня и остаются съ нимъ въ племенной связи близшого или дальшого родства. Що до моей особы, то позволю собЪ розсказати, середъ якихъ обстоятельствъ выробилось у мене сильное чувство славянофильства. Въ 1849 г., будучи еще на студіяхъ, я трудился  при  ред.   „Зори  Галицкой,"    первой  нашой   русской газеты. Въ редакцію приходили газеты изъ всЪхъ славянско-австрійскихъ краêвъ ; присылали также ôтовсюда   славянскіи сочиненія, который я читалъ, Межи прочимъ я имЪлъ случайность читати Starozitnosti  slovanske (Славянская старина)  и Slovanski narodopis (Славянская этнографiя). Я читалъ ихъ съ великимъ занятіемъ и проникнулся ихъ духомъ. Изъ книжки Starozitnosti slovanske я узналъ, що Славане маютъ старую культуру, найдавнЪйшую народную литературу изъ тЪхъ вЪкôвъ, коли иныи, нынЪ первостепенныи европейскiи народы, ничого въ семъ отношеніи выказати не могутъ. Slovanski narodopis знакомилъ мене съ числомъ племенъ славянскихъ и ихъ языками. А понеже  я былъ   поэтичного   настроенья,   то зъ пЪсней Коллара и до сего дня памятаю кôлька строкъ, которыи врЪзались менЪ въ память и составляютъ якъ бы програму славянофильства. Такъ о СлавянствЪ пише Колларъ (даемъ переводъ изъ словацкого, ибо И. Наумовичъ, сказаши текстъ въ оригиналЪ, перевелъ его): „Все маемъ, мои милыи, дорогіи; золото, серебро, умЪлыи руки; языкъ и спЪвы маемъ веселыи; единства тôлько и просвЪщенія у насъ не ма ! Дайте намъ ихъ съ духомъ всеславянства, а увидите народъ, якого не было еще въ прошлôмъ; середъ  Грека и  Британца  наше имя заблеститъ на звЪзднôмъ своди небесъ." Понеже я былъ поэтичного успособленья, якъ я уже сказалъ, то тЪ и подобныи пЪсни великого пЪвца, автора „Дочери Славы," проговорили до глубины моей души. Я жилъ   въ тôмъ  и   мысль  о такôмъ всеславянскôмъ единствЪ была и есть у мене  путеводною мыслію. ПредовсЪмъ я хотЪлъ познакомитись съ моимъ народомъ, пустился пЪшкомъ по нашому краю, переЪхалъ или перейшолъ цЪлый край и часть Угорской Руси, вникалъ въ глубину души нашого народа, познавалъ его хорошіи стороны и положилъ собЪ за задачу мого житья служити тому народу тЪмъ духомъ всеславянства, т. е. просвЪщеніемъ народа. То  была цЪль моего житья, есть нею до нынЪшняго  дня и  останеся нею до смерти! Я постановилъ  собЪ  той  народъ просвЪщати, щобы ôнъ, пôзнавши самъ себе и  свое достоинство, заговорилъ самъ за себе въ ряду  другихъ   народôвъ Австріи, щобы съ нимъ числились, щобы ему признали  слЪдуемыи ему права. ВЪдь извЪстно, що въ нашой Австрiи  до недавного времени   славянскіи народности  были совершенно упослЪжены и считалися только матеріяломъ до вынародовленья для двохъ другихъ панующихъ расъ,  нЪмецкой и мадярской, а изъ всЪхъ найбôльше была   упослЪжена  наша русская народность, которой ôтказовали даже въ  правЪ  народного существованья. Такъ было давнЪйше; ажь по  французскихъ войнахъ  овЪялъ  живый  духъ и полумертвыи славянскіи народы. Зъ того часу начали появлятись первыи пророки Славянства, а изъ всЪхъ славянско-австрійскихъ народôвъ были Чехи, которыи проникнулись тЪмъ духомъ и взяли въ свои руки предводительство въ дЪлахъ Славянъ. Такъ выступила на национальное поприще въ Австріи межи двЪ панующіи расы и третья славянская, численно перевысшающая обЪ попередніи, выступила съ правомъ народного быта, готова къ борьбЪ за то свое нестарЪемое и незаперечаемое право... Призначеньемъ Австріи, мЪстящой въ собЪ тіи три головныи расы, было, устроитись такъ, щобы каждая раса и каждая народность могла считати Австрію яко великую Швайцарію, въ которой всЪ три народности живутъ съ собою и возлЪ себе въ милôмъ сосЪдствЪ, признаючи взаимно свои права и не боячися ніяхихъ центробЪжныхъ стремленій, маючи въ державЪ всякіи ручательства народного быта. Такъ безъ послЪдствій прогомонЪли зазывы соединяющихся Итальянцёвъ къ Итальянцамъ Тесинского кантона, который отвЪтили: „Мы и въ Швайцаріи Итальянцы и вполнЪ счастливы!" Къ тому самому стремились и наши австрійскіи Славяне. Коли въ 1848 г. закипЪло въ ЕвропЪ свЪжое народное житье, тогды собралось въ ПразЪ общество, такъ называемая „Славянская Липа." Съ пріятностію вспôмну, що тамъ были и представители польского народа, который нынЪ, на жаль, ôткрещиваеся ôтъ всякого согласія со Славянами. Былъ тамъ бл. п. кн. Левъ СапЪга, кн. Юрій Любомірскій, адвокатъ Малишъ, — зъ нашой же стороны были: Иванъ Борисикевичъ, Василій Ковальскій и свящ. АлексЪй Заклинскій. Тамъ была поднята мысль федерацій (союза) австрійско-славянскихъ народôвъ, а не всЪхъ Славянъ. Та мысль была единственно спасительна для Австріи, ибо могла образовати силу, о которую розбились бы желанія тЪхъ панславистôвъ, которыи мечтаютъ о соединеніи всЪхъ Славянъ. На жаль, та мысль была тôлько пôднята, а даже не сформулована, бо въ то шаленое время пришло къ бомбардаціи Праги и „Липу" розôгнали. — Потôмъ, коли успокоились волны той страшной бури и вернулось спокойствіе, мысль о федерацій Славянъ уже не была пôднята. Не была пôднята для того, що одно изъ славянскихъ племенъ, племя польское, а властиво вліятельная партія того племени, не видЪла для себе спасенія въ славянской федерацій и въ СлавянствЪ вообще, а ишла и иде ôтдЪльною дорогою, за своими исторично-державными традиціями. На жаль, она и теперь не тôлько оказуе полный недостатокъ сочувствія для Славянъ, но вяжеся съ ворогами Славянъ и выражае то въ печати. Такъ читаемъ въ извЪстной брошурЪ съ 1880 г. „La Pologne et les Habsbourg" (Польща и Габсбурги) такіи слова; „Польща николи не считала себе славянскою державою," а дальше: „Що-жь могла бы она, Польща, мати вспôльного со Славянами и съ тЪмъ народомъ слугъ и невольникôвъ ?" Въ такôмъ самôмъ дусЪ отзываются польскіи голосы въ законодательныхъ собраніяхъ во ЛьвовЪ и ВЪднЪ, въ такôмъ дусЪ пише безпрестанно польская публицистика. И въ тôмъ была головная перешкода, що идея славянской федераціи въ Австріи здЪлалаеь неисполнимою ; въ тôмъ лежитъ причина, що нынЪ, въ виду русского панславизма, мнимо такъ страшного для Австріи, та самая Австрія не може поставити Австрійского панславизма. А польская политика наполняе каждого истинного Славянина великою печалью. Только съ болью сердця можно читати такіи суды о Славянахъ, що они — народъ слугъ и невôльникôвъ, суды, который войшли въ поговорку у угнетателей Славянъ. Ибо слявянскіи народы славятся своею древнею культурою, наша литература достигае девятого вЪка и была уже тогда знаменита, коли другіи народы не чувствовали даже потребы народныхъ литературъ. Упомну тôлько о св. КириллЪ и Мефодіи, о переводЪ Библіи на славянскій языкъ, о высокой степени розвитія и совершенства того церковно-славянского языка, совсЪмъ не уступающого класичному старо-греческому. Только грубая несвЪдомость сего всего можетъ насмЪхатись надъ Славянами, якъ бы надъ полудикими народами. Но противъ сего лЪкарства не ма, ибо такій антиславянскій духъ былъ привитый Поляками за Польщи, ôнъ пôддерживаеся и въ Австрія. СовсЪмъ другій духъ вЪе въ нашой Руси и у другихъ австрійскихъ Славянъ. Мы ледви начали сознавати свою народность, до того часа усыпленную, а уже первою задачею, якъ Чехôвъ, Словакôвъ, Хорватôвъ, СловЪнцêвъ, такъ и нашою было — вести массу народа къ просвЪщенію; то доказуютъ наши „Матицы." Каждый, кто хоче, може собЪ пригадати, що мы, Русины, ни о що такъ не старались, якъ о школы, якъ мы боролись и боремся за народный языкъ въ школахъ, Въ тôмъ лежала наша наибôльшая задача, наша головная политика, ибо точно то духъ истинно славянскій: въ каждôмъ и найнизшôмъ видЪти брата и пôдносити его проевЪщеніемъ...

„Г-нъ прокураторъ — продолжалъ свою рЪчь Ив. Наумовичъ — обвиняв насъ въ россійскôмъ панславизмЪ. Позволю собЪ и о нêмъ упомнути кôлькома словами. Панславизму якъ я уже выше отмЪтилъ, — австрійское дЪтище, ибо въ Австріи возникли первыи и найзнаменитшіи его пророки. И то совсЪмъ природно, ибо Австрія есть держава, въ которой живе даже 6 славянскихъ племенъ всЪхъ ôттЪнкôвъ: восточный и западный, сЪверныи и южныи, розличной вЪры: католической, православной и протестантской. Коли у насъ, въ Австріи, уже дЪйствительно цЪлыи народы, н. пр. чешскiй, были проникнуты всеславянскою идеею и такіи Коллары спЪвали ей пЪсни: въ Россіи панславизмъ былъ еще запрещеннымъ товаромъ. ИзвЪстно, що, коли  въ 1846 г. Костомарову Кулишъ, Шевченко, знаменитый   Малороссы,  заложили въ КіевЪ совсЪмъ невинное Общество : "Бpатство св. Кирилла и Методiя,"  россійское   правительство   розвязало его яко опасное для Россіи, а то для того, що его направленіе было занадто демократичное. НынЪ мы боимся уже русскихъ панславистичныхъ Обществъ, а то для того, ибо мы не постарались имЪти противъ нихъ оружіе, а оружіемъ   тЪмъ нищо иное,   якъ братство   австрійско-славянскихъ народôвъ; но мы видимъ,   що, вмЪсто братства, у насъ съ чЪмъ-разъ бôльшимъ напряженьемъ силъ поступав истребленіе поодинокихъ слабшихъ славянскихъ народностей; — звертаю увагу тôлько на нашу несчастную Русь, которой  прямо въ очи, изъ соймовой трибуны, одинъ выдающійся посолъ, вернувшись изъ ВЪдня съ приказомъ, ввести польскій урядовый   языкъ, побЪдоносно объявилъ: „Край ополяченъ!" Другій посолъ въ прошломъ году сказалъ на предвыборовôмъ собраніи въ КраковЪ, що „русского вопроса въ краю уже не ма!" То значитъ, що „съ помочію правительства мы  уже знищили  Русь, уже еи не ма."   МенЪ здаеся, що такіи приговоры   нищо   иное, якъ здрада стану въ виду Австріи,   ибо, при такого рода истребительной политицЪ, треба справедливо боятись россійского панславизма, щобы ôнъ, если существуе, изъ теоріи не перейшолъ въ практику. Но чи  возможно убити нашу  русскую народность, которой исторія культуры достигае тысячи лЪтъ и которая есть ôтломкомъ великого народного организма? МенЪ здаеся, що, вмЪсто нищити, належало бы той народности подати братнюю, помощную руку и такъ якъ Русь николи не заперечала правъ польской народности, где они ей справедливо належатся, такъ польскіи Славяне обовязаны поступати въ виду  Руси, съ безусловною  справедливостью, и признати все, що ей слЪдуе и що конечно и  несомнЪнно они будутъ принуждены признати, ибо народъ, переживши яко такій 1000 лЪтъ, и снова послЪ долгого сна пробудившійся, въ нынЪшне время не дасться совсЪмъ потоптати и не   задоволится   такими   законами,  который  существуютъ лишь на плаперЪ, а въ дЪйствительной жизни  не маютъ ніякого значенья.

„Яко Русину менЪ не може выйти изъ памяти благородная особа поляка-славянина, кн. Юpiя Любомїрского, который, въ первой соймовой каденціи въ 1861 г., внêсъ предложенье о рôвноправности русского языка въ школЪ, урядЪ и судЪ. То предложеніе приняло соймовое бôльшинство молчаніемъ и кинуло его въ кôшъ. СлЪдующіи соймовый сесіи были  поприщемъ борьбы противъ  всЪхъ народныхъ правъ Руси, а въ послЪдніи лЪта уже не было съ кЪмъ боротись и борьба не была   потребна, ибо Русь, взятая въ сильныи руки правительства, переконалась, що дальшая  борьба  есть только безъ надЪи на якіи-нибудь корысти. Правда, що былъ слабый лучъ надЪи при Лавровскôмъ, коли ôнъ, яко вицемаршалъ Сойма, вернулся изъ ВЪдня съ извЪстнымъ пляномъ згоды Польщи съ Русью въ СоймЪ. Тогды ôнъ пригласилъ мене до себе и ôткрылъ менЪ свое намЪренье выступити съ тЪмъ проектомъ въ СоймЪ. То было  при министрЪ БнстЪ,  здаеся,   въ  1869 г. Я похвалилъ  его  намЪреніе, похвалили и другіи наши послы,  были составлены совсЪмъ скромныи, справедливыи точки. Мы не требовали  ничого,  що переходило бы наши силы, впрочêмъ то былъ  проектъ,   надъ которымъ можно было подумати. За тЪмъ проектомъ згоды говорилъ Лавровскій, говорилъ коротко и я, коли наступило второе читанье и была выбрана комисія, въ которой и я удостоился чести засЪдати. Но судьба той комисіи извЪстна: уже послЪ первого или второго засЪданья, все пôшло въ забвеніе, а коли мы пытали о причину того  забвенія, намъ сказали:   „У насъ сила, намъ згоды не треба, коли все маемъ въ рукахъ." Значитъ — сила передъ правомъ!

„Що-жь намъ осталось дЪлати? Мы утратили всякую надЪю на якое-нибудь соглашеніе, а не могучи ôтречись ôтъ своихъ народныхъ святостей, намъ не оставалось ничого, якъ стати въ опозицію всЪми силами и всЪми силами просвЪщати народъ, щобы тотъ, прійшовши до самосознанія, розвилъ въ собЪ силу и самъ затребовалъ своихъ правъ.

„МенЪ здаеся, що то было совсЪмъ природно и що въ тôмь не можно видЪти ненависти къ Полякамъ. Що-жь виненъ польскій народъ, що партія, которая теперь стоитъ въ его главЪ и дЪйствуе его именемъ, дЪйствуе противъ хорошо понятого интереса свого собственного народа ? Чи продолженіе вЪковой борьбы съ Русью спасе Польщу ? Я сомнЪваюсь, Польщу могли бы спасти справедливость, любовь, братство, а сказавши словами Коллара: duch vseslavosti (духъ всеславянства). ТЪмъ духомъ vseslavosti проникнуты мы, Русь ! То ложь, будьто-бы мы были полякоЪды. МенЪ все, що славянское, дорогое ! Мôй Шевченко, мôй Пушкинъ, мôй Мицкевичъ, мôй Корженёвскій, мôй Колларъ, мой Вукъ Стефановичъ Караджигъ, — они всЪ мои, ибо славянскіи. И тутъ не ма ніякого страха обняти тою любовью и заграничныхъ Славянъ, Великоруссôвъ, Болгаръ и т. п. Для мене, яко русского человЪка, найблизше все русское, ибо цЪлый русскій народъ я долженъ считати за мой собственный; но то не мЪшае менЪ быти добрымъ австрійскимъ гражданиномъ. Если же насъ обвиняютъ, а именно мене, въ полякоЪдствЪ, въ ненависти, то все то ôтносится тôлько къ опозиціи противъ антиславянской польской партіи, щобы тою опозиціею дойти до соглашенія, до згоды; вЪдь то окончательная цЪль каждой опозиціи : дойти до правды! Я вступилъ въ опозицію и противъ Рима не яко непріятель уніи, но точно яко еи пріятель, щобы высказати ôткрыто кривды, заподЪянныи нашому обряду, щобы пôднести голосъ противъ іезуитôвъ, яко ворогôвъ не лишь Руси, но и Польщи, ибо никто, тôлько они причина поведенья послЪдней. Чи то пріятна та вЪчная борьба, тЪ вЪчныи клеветы и доносы, тЪ вЪчныи пôдходы одной народности противъ другой? И що-жь помогутъ тЪ фразы о вôльности, рôвности, которыи произносятъ уста, а которыхъ нема ни въ сердцЪ, ни въ дЪлахъ?

„Що-жь зъ того конца уніи на Замковой горЪ, если не ма уніи въ СоймЪ и пôдъ его зданіемъ, где забыли о русскôмъ письмЪ ? Прежде слЪдовало бы здЪлати честную унію въ СоймЪ и въ краю, уважати нашу народность яко братнюю, а потôмъ завершити дЪло высыпаньемъ конца (въ 1869 г. галицкіи Поляки высыпали на Замковой горЪ во ЛьвовЪ курганъ въ память Люблинской уніи, 1569 г.; — прим. авт.), подаючи собЪ, яко Славяне, братнюю руку. Тогды была бы на тôмъ копцЪ истинная унія, если бы его не сыпалъ одинъ Смолька, но разомъ съ Качалою (свящ. Стефанъ Качала, выдающійся посолъ Сойма, авторъ книжки Polityka Polakow wzgltdtm Rusi; прим. авт.), Качала прежде, потôмъ Смолька (Фpанцъ Смолька, первый президента австрійского парламента; прим. авт.), а не одинъ Смолька!

„Що-жь намъ зъ того, що иногда на пирахъ чуемъ извЪстное: Kochajme sie? Мы чуемъ то зъ одного кôнця стола, а коли зъ другого ôтозвется: „ЛюбЪмся!," то уже замЪчаемъ кислыи мины. Чи то по славянски? — А если бы братья-Поляки проникнулись такимъ духомъ славянскимъ, братскимъ, а Русь и Польща въ ГаличинЪ ишли рука объ руку, если бы наступило зближеніе съ всЪми Славянами, чи не образовалась бы значительная сила славянская въ Австріи и чи потребовала бы Австрія дрожати на гадку о россійскôмъ панславизмЪ, если бы каждый Славянинъ чувствовался въ Австріи счастливымъ? Сегодня закидае навіъ обвинительный актъ яко преступленіе переписку съ выдающимися личностями въ Россіи; а вЪдь никто не сомнЪвался въ искреннêмъ патріотизмЪ Шафарика, хотя ôнъ переписывался со всЪми учеными въ Россіи, и съ самымъ страшнымъ Погодинымъ! Для чого-же намъ не вôльно переписыватись съ русскими литератами? Чи то не вôльно Полякамъ кореспондовати съ Варшавою, а австрійскиъ НЪмцямъ съ прусскими? Такая тревога, такая руссоФобія(руссоЪдство) совсЪмъ не приносить чести Австріи, ибо доказуе неудовольствіе одного или другого народа. Въ тôмъ и лежитъ головный недостатокъ Австріи, що еи конституція не знае народôвъ, но коронныи краи, а въ тЪхъ коронныхъ краяхъ пануе тотъ, кто сильнЪйшій, слабшій же бореся безъ надЪи, якъ мы Русины, якъ Словаки въ УгорщинЪ.

Между тЪмъ коронный край — отвлеченное понятіе (абстракція), а народы дЪйствительность, и только тогда Австрія зможе розвинути силу и не боятись россійского панславизма, если буде могла сказати, що не краи коронныи, но все народы въ ней счастливы!"

Процесъ, въ которôмъ засЪдалъ Ив. Наумовичъ на лавЪ обвиненныхъ, кôнчился 17 (29) іюля 1882. Присяжныи судьи, въ числЪ которыхъ было 8 Полякôвъ и 4 жиды, не подтвердили вопроса, ôтносящогося до здрады стану, именно, що обвиненныи старалися „ôторвати Галичину и Буковину и сЪверную Угорщину ôтъ одной цЪльной связи державы и области краêвъ австрійской державы и вызвати опасность для державы изъ внЪ, бунта или домашней вôйны внутри," ни до одного изъ обвиненныхъ. Но они признали виновными: Ивана Наумовича (10 голосами), В. М. Площанского (9 голосами), крестьянъ Ивана Шпундера (10 голосами) и АлексЪя Залуского (11 голосами) въ тôмъ, що они „принимали участіе въ такихъ связяхъ, который имЪли задачу возбудити ненависть или презрЪніе противъ одноцЪльной связи австрійской державы, противъ формы правленія и державной администраціи." На основаніи сего признанія судей присяжныхъ, предсЪдатель трибунала, сов. Будзыновскій произнесъ слЪдующій приговоръ:

„Священникъ Иванъ Наумовичъ виновенъ, що, во второй половинЪ 1881 г. до кôнця января 1882 г., отчасти въ СкалатЪ, ôтчасти во ЛьвовЪ и въ другихъ мЪстностяхъ Галичины и Буковины, принималъ участіе въ такихъ связяхъ, которыи имЪли задачу возбудити ненависть или презрЪніе противъ одноцЪльной связи австрійской державы, противъ формы правленія и противъ державной администраціи, чЪмъ допустился преступленія нарушенья публичного спокойствія зъ §. 65 буква „с" карн. зак., вслЪдствіе чого засуждается его, въ мысль §. 65 карн, зак., съ примЪненіемъ §§. 54 и 55 карн. закона, на 8 мЪсяцêвъ обыкновенной тюрьмы, обостренной одноразовымъ постомъ що двЪ недЪли." [8]

Защитникъ засужденныхъ, д-ръ В. Дулемба, заявилъ въ ихъ имени жалобу неважности и внêсъ предложеніе, щобы

83

Выйшовши временно изъ тюрьмы, въ которой просидЪлъ въ слЪдствЪ ôтъ 4 февраля до 6 августа (бôльше шести мЪсяцêвъ), измученный тЪлесно и душевно, Ив. Наумовичъ не жалъ где головы приклонити. Приходъ въ СкалатЪ ôтобрали духовныи власти, а вскорЪ потôмъ послЪдовало и ôтлученье его ôтъ уніятской церкви, а то за его участіе въ Гниличскôмъ дЪлЪ и выраженія на судЪ, которыи католическiи духовныи власти признали еретическими. А слЪдуе знати, що въ то время, якъ Ив. Наумовичъ сидЪлъ въ тюрьме, произойшли важныи перемЪны въ управленіи уніатскою церковью въ ГаличинЪ. Благочестивый и высокочестный Митрополитъ, Iосифъ Сембратовичъ, принужденъ былъ уступити, а къ тому причинилось ôтчасти и то обстоятельство, що ôнъ, дЪлаючи каноничный осмотръ въ окрестностяхъ Скалата, посЪтилъ жену Ив. Наумовича въ то время, коли послЪдній находился въ тюрьмЪ. Администраторомъ архіепархіи былъ назначенъ Епископъ Сильвестръ Сембратовичъ и ôтъ святоюрской горы повЪяло совсЪмъ инымъ духомъ, ибо въ тôмъ-же 1882 году іезуиты забрали Василіанскій монастырь въ ДобромилЪ. Скорше, чЪмъ можно было ожидати, збылись предсказанія Ив. Наумовича, высказанныи нимъ на судЪ 6 н. ст. іюля. Ôнъ сказалъ тогды: „НынЪ они (т. е. іезуиты) идутъ въ Добромиль, потôмъ заберутъ Гошевъ, Бучачъ, Крехôвъ, пôдчинятъ пôдъ свою власть нашъ почтенный орденъ Василіанъ и такъ, якъ теперь въ ДобромилЪ, задержатъ тôлько двохъ монахôвъ для обученія своихъ воспитанникôвъ, кандидатôвъ на епископства, въ обрядахъ: такъ незадолго войдутъ въ семинаріи, опануютъ св. Юръ, заберутъ доходы митрополіи, а Митрополиту вызначатъ вознагражденіе за то, щобы рукополагалъ имъ ихъ воспитанникôвъ на русскіи приходы."

Попродавши все господарство и лишившись возможности ôтдыхати ôтъ умственныхъ трудôвъ и освЪжати свои мысли въ садЪ и въ пасЪцЪ, Ив. Наумовичъ поселился во ЛьвовЪ, где ожидалъ рЪшенія жалобы, внесенной нимъ въ найвысшій трибуналъ. Не по душЪ пришлась И. Наумовичу городская жизнь, особенно середъ такихъ обстоятельствъ, якіи вытворились вслЪдствiе его засужденья и ôтлученья ôтъ церкви. Страхъ передъ пôдозрЪваніями и послЪдствіями ôтъ нихъ держалъ вдали ôтъ И. Наумовича многихъ его знакомыхъ и почитателей, хотя они были съ нимъ одной мысли и глубоко ему сочувствовали. Тôлько невеликій кружокъ русскихъ журналистôвъ и студентôвъ зносился постоянно съ ôтлученнымъ, и своею любовью и уваженіемъ старался облегчити ему его тяжкую участь. Члены того кружка сопровожали неôтступно И. Наумовича во время его загородныхъ прогулёкъ, которыи ôнъ, особенно въ лЪтніи мЪсяцы, предпринималъ часто, а то для того, щобы, въ случаю потребы, стати въ его оборонЪ. ДЪло въ тôмъ, що ненависть противникôвъ Ив. Наумовича, не личныхъ, но политичныхъ, была такъ велика, що можно было боятись нападенія на него зъ ихъ стороны, или со стороны пôдосланныхъ ними злоумышленникôвъ. Бôльшую часть времени однако Ив. Наумовичъ посвящалъ составленію статей для „Науки," „Нового ВЪча," „Новостей," „Нового Пролома" и „ Слова," а также составлялъ книжечки для Общества им. М. Качковского, о которыхъ упомнемъ низше.

Въ 1884 г. Ив. Наумовичъ ôтбылъ свою 8-мЪсячную кару, ибо его жалобу ôтклонилъ найвысшій трибуналъ. Находячись въ тюрьмЪ, ôнъ, за позволеньемъ властей, продолжалъ писати, а кроме того занялся, со свойственною ему ревностью, обученіемъ узникôвъ пчеловодству. Тюремное начальство купило нарочно для того улей съ пчолами и И. Наумовичъ въ тюремнôмъ саду, при улицЪ Баторія, що-дня обучалъ узникôвъ, якъ обходитись съ пчолами, и въ однôмъ лЪтЪ успЪлъ изъ одного улея розвести два новыи. Уже по ôтбытью кары Ив. Наумовичъ кôлька разы заходилъ, якъ ôнъ говорилъ, „въ свою пасЪку" и доглядалъ тамъ пчôлъ.

Ив. Наумовичъ оставилъ тюрьму 14 (26) августа, 1884 г. въ навечеріе праздника Успенія Пресв. Богородицы. У ворôтъ тюремныхъ встрЪтили его не тôлько члены его семьи, но многіи русскіи Львовяне и прибывшіи нарочно для того во Львовъ селяне. КромЪ сего ôнъ получилъ множество привЪтствій не тôлько изъ Галичины и славянскихъ земель въ Австріи, но также изъ заграницы. Въ кôлька дней пôзднЪйше, я именно 18 (30) августа, Львôвскіи Русины устроили въ его честь пиръ, на который прибыли также численныи представители нровинціи. По выходЪ изъ тюрьмы, Ив. Наумовичъ напечатилъ въ „СловЪ" (н-ръ 92, 1884) статью п. з. „ПривыходЪ изъ темницы," въ которой межи прочимъ написалъ:

„Оставивши темницю, въ которой я, носячи безъ роптанія мôй крестъ, просидЪлъ выше четырнадцяти мЪсяцêвъ, считаю первьшъ и святЪйпшмъ моимъ долгомъ поблагодарити ôтъ всей души всЪхъ, которыи, въ виду постигшого нечаянно мене и мое семейство ужасного горя, не усомнились дати доказательства христіанского состраданія...   Въ  чорный день скорби и недостатка испыталъ я  стôлько дружбы ôтъ численныхъ друзей, близкихъ и дальшихъ Славянъ, а даже  НЪмцêвъ, — мене обсыпала доказательствами  искренного  сочувствія вся австрійская Русь, занадто преувеличаючи скромныи мои заслуги; великій русскіи   міръ пропиталъ   (прокормилъ) великодушными своими жертвами узника,  потерявшого  пріобрЪтенное гôрькимъ трудомъ имущество и  лишенного  званія приходского священника, значитъ — насущного хлЪба.  — И въ радостный день освобожденія моего изъ темницы случилось мнъ   встрЪтитись съ таікими-же заявленіями сочувствія. Изъ всЪхъ сторонъ приспЪли  поздравительныи  письма  и телеграмы, друзья и знакомый поздравили мене и мое семейство съ радостнымъ днемъ, хотя въ виду настоящихъ обстоятельствъ, и такіи заявленія требуютъ не малой отваги. ЧЪмъ-же сплатити долгъ благодарности мнЪ,  бЪдному,  въ виду   столькихъ благодЪяній,  которыми обязана   немощная  плоть моя тЪмъ, що она еще здорова, живущій   въ плоти духъ тЪмъ, що ôнъ не потерялъ своей бодрости и що ôнъ, не смотря на преклонныи уже лЪта, готовъ  еще къ продолженiю  труда,  къ которому привыкъ  ôтъ молодыхъ  лЪтъ  и  который  якъ бы зрôсся съ его существомъ? — Слôвъ къ выраженію чувствъ благодарности, которыми я проникнутъ, не нахожу: ихъ, кажется, нЪтъ въ ніякôмъ словарЪ, а если бы и были, не могли бы они удовлетворити   друзей и   благодЪтелей, которыи, якъ предполагаю, предпочитаючи  громкимъ словамъ краснорЪчивыи дЪла, сочувственно ôтносятся и ко мнЪ, именно по тому, що я, не блистаючи бôльшими дарованіями духа, служилъ прилЪжно нашому народному дЪлу, хотя такъ слабыми моими силами. Такъ предстоитъ мнЪ доказати мою благодарность тôлько   дЪлами,   тôлько опять неутомимымъ трудомъ,  тЪмъ бôльше,  що и самъ Господь, внушившій  благороднымъ сердцямъ моихъ землякôвъ и друзей сочувствіе ко мнЪ, не довольствуючись словами,   требуе   непремЪнно обнаруженія (показанья) христіанской любви   дЪлами. Сознаюсь въ слабости моихъ силъ, но Господь, не оставляющій уповающихъ на Него, не оставитъ и мене; Господь, подающій крепость людямъ своимъ, укрЪпитъ и мои  силы, а воли у  мене   было, есть и будетъ изобильно... Усердно занимался я до сихъ поръ просвЪщеніемъ нашого русского   народа, алчущого и жаждущого  духовной пищи, свЪтла и правды. Я  постановилъ собЪ до послЪднего  дыханія,  или по   крайней мЪрЪ такъ долго продолжати то любимое мое занятіе,  поки  позволятъ   на  то физичныи силы,   или поки мое   мЪсто   не   будетъзамЪщено крЪпшими и отличными молодыми силами, такъ що трудъ мôй будетъ излишнимъ; поки-же народъ въ немъ  еще будетъ  нуждатисъ,  не  полЪнюся его  просвЪщати, щобы пôднести его матерьяльно, интелектуально  и нравственно, не ôтступаючи  ôтъ  направленія, которого и въ качествЪ  (характерЪ) народного писателя я держался и держатись  буду, въ тôмъ убЪжденіи, що оно вполнЪ соотвЪтно духу и  обстоятельствамъ   просвЪщаемыхъ. Нашъ   снрота-народъ нуждаеся   въ просвЪщеніи преимущественно для того,   щобы дôйти къ самопôзнанію, которое розôвьютъ въ немъ  спосôбности къ пріобрЪтенію правъ, принадлежащихъ ему по бо- жественнымъ не меньше, чЪмъ по человЪческимъ  законамъ, т. е. рôвноправности, безъ которой ôнъ, пôдлежачи вліянію неспріяющихъ ему обстоятельствъ, не въ состояніи улучшити свое матеріяльное благосостояніе   и  не   въ состояніи заняти почетное   мЪсто середъ прочихъ народôвъ Австріи. Но на тôмъ вЪрнôмъ пути всякое подражаніе Западу, въ его бôльше-меньше скрытыхъ соціалистично-републиканскихъ затЪяхъ и въ его явно оказуемôмъ безвЪрiи,  служило бы непреодолимымъ препятствіемъ. Если мы искренно желаемъ  достигнути цЪли по назначенному пути,   мы  должны  не  колебати, но  сохраняти душевный   миръ  нашого   народа,  преимущественно же вЪру въ необходимость благословенія Отца свЪтовъ,   ôтъ которого исходитъ „всякъ даръ совершенъ." Якъ до сихъ поръ служили правиломъ моей  дЪятельности, такъ  и служити будутъ въ будущемъ слова Спасителя : „Воздадите убо кесареви, яже кесарева, а Богови, яже Божія суть." Церковь, требующая повиновенія всякой власти, „ибо нЪсть власть, только отъ Бога," спасла   нашъ   народъ   въ  продолженіе   вЪкового   гнета   ôтъ поглощенія иноплеменниками; единственно она призвана и способна спасати его въ будущôмъ, если не оскудЪе  пламенная вЪра, которою, къ счастью своему, всегда ôтличался нашъ народъ, не считающій того русскимъ, кто не состоитъ ревностнымъ членомъ русско-народной церкви."

Въ сентябрЪ 1884 г. отправился Ив. Наумовичъ въ Россію, о которой зналъ и писалъ, но которой до того часу еще не видЪлъ. Ôнъ поЪхалъ разомъ съ тогдашнимъ редакторомъ „Слова," В. М. Площанскимъ. Оба путешественники посЪтили Кіевъ, Москву, Петербургъ, Вильну, Варшаву и Холмъ (послЪдній городъ посЪтилъ одинъ Ив. Наумовичъ, ибо В. М. Площаньскій поЪхалъ въ Одессу). Политичный процесъ во ЛьвовЪ надЪлалъ много шума въ цЪлôмъ свЪтЪ, но и безъ того имена Ив. Наумовича и В. М. Площанского были и раньше извЪстны русскимъ людямъ въ Россіи. Для того ихъ принимали всюда сердечно и съ почтеніемъ, устроивали въ ихъ честь обЪды, а русскіи  газеты  въ у помянутыхъ  городахъ посвящали   имъ задушевный   статьи.

     Въ начала 1885 г. Ив.  Наумовичъ  вторично отправился въ Россiю, щобы здЪлати великое и спасительное дЪло для русскихъ крестьянъ въ ГаличинЪ и для русскихъ институцій, якъ н. пр. „Народный Домъ" во ЛьвовЪ и вдовичо-сиротинскій фондъ, который дае пенсіи и запомоги для вдôвъ и сирôтъ по русскихъ священникахъ. Въ 1884 г. банкъ „Общество рольничо-кредитное Заведеніе," вслЪдствіе розличныхъ стратъ, пріостановилъ выплату вложенныхъ въ его касу на проценты грошей. Вышеназваннымъ институціямъ и всЪмъ людямъ, которыи вложили въ банкъ свои капиталы, грозила ихъ страта, а кромЪ того всЪмъ крестьянамъ грозила руина, ибо они, яко члены банка, ôтповЪдали за его страты цЪлымъ своимъ имЪніемъ. А такихъ вкладчикôвъ и крестьянъ было кôлька тысячъ въ ГаличинЪ и БуковинЪ. Ив. Наумовичь помôгъ однако спасти и капиталы русскихъ институцій, и частныхъ людей и земли русскихъ крестьянъ. Ôнъ поЪхалъ въ Россію и выпросилъ у добрыхъ русскихъ людей миліонъ рублей для банка, вслЪдствіе чого русскіи институціи и вкладчики получили назадъ свои гроши, а крестьяне заплатили, и то со значительнымъ опустомъ въ процентахъ, лишь то, що были должны.

ПослЪ процеса, на Ив. Наумовича дЪлали изъ кругôвъ церковного управленія, а даже самъ Митрополитъ Сильвестръ, напоръ, щобы ôнъ покаялся, безусловно покорился Риму и для одержанья прощенія, а затЪмъ и возстановленья на приходЪ, лично поЪхалъ въ Римъ. Въ писымЪ изъ Кіева ôтъ 1 февраля 1889 г. къ автору сего жизнеописанья, Ив. Наумовичъ такъ о томъ упоминае : „МнЪ-же писалъ Митрополитъ Сильвестръ: написать три слова, и я останусь въ СкалатЪ, и предо мною свЪтлая будущность; но я не могъ этого сдЪлать и потерялъ весь трудъ моей жизни, такое хозяйство, въ которое я вложилъ болЪе 15.000 гульденовъ, — все пропало; такой скотъ, такія поля, образцово воздЪланныя (управленныи) — все, и тюрьма еще, но не могъ покориться." Ив. Наумовичъ не согласился, а тôлько издалъ (въ 1883 г., въ Россіи) брошуру п. з. „Аппелляція къ папЪ Льву XIII," въ которой представилъ положеніе уніатской церкви въ ГаличинЪ и на свою оборону заявилъ, що ôнъ ничого бôльше не здЪлалъ, якъ тôлько требовалъ очищенія обряда уніатской церкви ôтъ латинскихъ новостей.

Выше было сказано, якъ ôтъ Ив. Наумовича, послЪ его процеса, сторонили, страха ради, нЪкоторый Львôвскіи Русины, особенно изъ духовного сословія. Не такъ смотрЪли на Ив. Наумовича сельскіи священники и русскіи крестьяне. Въ 1883 г. 17 (29) іюня состоялось во ЛьвовЪ русское всенародное ВЪче для выраженія протеста противъ захвата іезуитами Василіанскихъ монастырей. ПослЪ ВЪча, кôлька тысячъ его  участникôвъ отправились въ садъ „СтрЪльницю" на перекуску. Треба было видЪти ихъ радость и восторгъ, коли на   „СтрЪльницЪ" появился Ив. Наумовичъ! Народъ пôдхватилъ его на руки   и, при пЪніи ,,Многая лЪта," обносилъ по цЪлому саду. Крестьяне цЪловали его по рукахъ   и край его   одежи  и плакали ôтъ умиленія. И. Наумовичъ прослезился, ибо въ признательности народа   и   любви   крестьянъ  ôнъ   видЪлъ наибольшую  нагороду за свои труды и страданія. Ôтъ крестьянъ не ôтстали и честныи сельскіи священники, понимавшіи и оцЪнявшіи заслуги Ив. Наумовича для просвЪщенія народа, и такимъ способомъ всенародное вЪче перемЪнилось во всенародное и вполнЪ заслуженное чествованье Ив. Наумовича.

Ив. Наумовичъ мôгъ остатись въ ГаличинЪ и тутъ,  на своей тЪснЪйшой родинЪ, до кôнця вЪка своего трудитись въ еи пользу. Но „Наука" и  литературныи труды  не давали такихъ доходôвъ, которыми можно бы было обôгнати потребы, даже  при  скромнôмъ житью  Ив.  Наумовича  и  его  семьи, ВслЪдствіе сего Ив. Наумовичъ былъ  принужденъ переселитись въ Pоссію, где мôгъ найти средства къ житью. Однако не одни житейскіи клопоты были причиною его переселенія въ державную Русь. Ив. Наумовичъ былъ человЪкомъ глубоко-религійнымъ.  Будучи ôтлученъ ôтъ уніатской церкви, ôнъ не мôгъ въ уніатскихъ церквахъ совершати богослуженій,   а между тЪмъ служеніе Богу и приношеніе безкровной жертвы составляло   необходимую   потребность вЪрующой   души Ив. Наумовича.   Въ   православной   церковцЪ во ЛьвовЪ, или   въ православныхъ церквахъ на БуковинЪ, ôнъ не мôгъ служити по  политическимъ   поводамъ.   Въ НедЪли   и  праздники Ив. Наумовичъ, имЪючи дома всЪ богослужебный  книги   (цЪлую „Минею" ôнъ   подарилъ посли во Львовскую православную церковь), прочитывалъ и утреню, и службу, и вечерню, а коли случился великій празднякъ, и всенощную. Но то его не  заспокоивало; ôнъ хотЪлъ быти священникомъ и, веденный духомъ званія, ôнъ въ началЪ 1886 г. переселился  со   всею семьею въ Кіевъ.

ПослЪдіи годы жизни И. Наумовича въ Россіи.

Въ „матери городôвъ русскихъ," въ стародавнôмъ КіевЪ, жизнь Ив. Наумовича потекла спокôйнЪше. Будучи возведенъ въ санъ протоіерея и окруженъ уваженьемъ и любовью всЪхъ истинно русскихъ людей, ôнъ продолжалъ заниматися редакціею „Науки," которую, майже одновременно съ своимъ выЪздомъ въ Россію, перенêсъ изъ Львова въ ВЪдень и передалъ г. Д. Козарищуку, и также не уставалъ писати такіи-же поучительныи книжечки для русского народа въ Россіи, якіи ôнъ писалъ раньше для русского народа въ Австріи. KpoмЪ сего своими статьями въ газетахъ, выходящихъ въ Россіи, ôнъ познакомлялъ тамошнихъ людей съ житьемъ-бытьемъ русского народа въ Австріи, своими-же кореспонденціями въ галицко-русскихъ изданіяхъ съ житьемъ-бытьемъ народа въ Россіи. Такимъ способомъ ôнъ явился живымъ и надежнымъ звеномъ, соединявшимъ духовно часть русского народа въ Австріи съ остальнымъ русскимъ народомъ.

      Ив. Наумовичь не имЪлъ въ КiевЪ якого-нибудь опредЪленного занятія. Духовныи и свЪтскіи власти, назначившіи ему такое жалованье, которое обезпечивало приличное существованье, оставили ему вольную волю — заниматись душпастырствомъ или составленіемъ книжокъ и поученій для народа. До 1889 г. И. Наумовичь все свое время посвящалъ писательству, плодомъ чого появились въ державной Руси поучительныи для народа брошуры, о которыхъ скажемъ ниже. Въ 1888 г. однако ôнъ, такъ сказати, затужилъ за сельскимъ житьемъ, а такъ якъ точно тогды освободилось мЪстце настоятеля прихода въ БорщагôвцЪ, селЪ пôдъ Кіевомъ, то ôнъ, по своей просьбЪ, былъ назначенъ приходникомъ Борщагôвки. Тутъ пробылъ ôнъ не долго, а то для того, що 60-лЪтнёму старику уже не пôдъ силу было исполняти душпастырскіи обязанности, и вернулся назадъ въ Кіевъ. Въ письмЪ его изъ Борщаговки къ автору сего труда въ 1890 г. Ив. Наумовичъ сообщае: „Черезъ недЪлю переселяюсь въ Кіевъ. Приходъ отнимаетъ мнЪ все время, такъ что нельзя ничего писать. „Наука" опаздываетъ и плохо издается. Календарь теперь долженъ быть конченъ, а я только началъ. Квартира уже есть, только не знаю н-ра. Все-таки жаль оставлять пріятную квартиру и превосходную воду!" —Будучи въ БорщагôвцЪ, а потôмъ и въ КіевЪ, Ив. Наумовичъ имЪлъ возможность заниматись, якъ ôнъ говорилъ, своимъ „любимымъ отдыхомъ," т. е. спочинкомъ въ пасЪцЪ. Въ то время жила въ КiевЪ Великая княгиня Александра Петровна. Она милостиво относилась къ Ив. Наумовичу и любила съ нимъ бесЪдовати. Во время одного такого розговора, Ив. Наумовичъ предложилъ Великой княгинЪ устроити пасЪку въ саду женского монастыря, который благочестивая княгиня приказала въ 1889 г. построити на свои средства въ KieвЪ. Великая княгиня обрадовалась тому и уже въ 1889 г. монастырская пасЪка числила кôлькадесять пней. Майже всЪ уліи въ пасЪцЪ были здЪланы, по личнымъ указаніямъ Ив. Наумовича, галицкими крестьянами, которыхъ ôнъ для той цЪли вызвалъ въ Кіевъ, а часть уліевъ была таки привезена изъ Галичины. Великая княгиня горячо благодарила Ив. Наумовича, коли ôнъ пôднêсъ ей первый кругъ меду изъ заведенной нимъ монастырской пасЪки...

Спокôйное житье и любовь друзей и знакомыхъ въ КіевЪ, изъ которыхъ слЪдуе назвати и нашого земляка, И. А. Григоровича, преподавателя I. Кіевской гимназіи, о. Iоанна Mельниковского, настоятеля Александро-Невской Сулимовской церкви въ КіевЪ, и другихъ, ôтдаленность ôтъ Галичины и другіи обстоятельства и ôтношенья, не перерывали однако той душевной и сердечной связи, якою былъ связанъ И. Наумовичъ съ своею ближайшею родиною, Галицкою Русью. Ôнъ постоянно думалъ о тôмъ, якъ бы помочи ей и бЪднымъ галицко-русскимъ крестьянамъ, безпрерывно слЪдилъ за событіями и произшествіями въ ГаличинЪ и вêлъ широкую переписку не тôлько съ образованными Галичанами, но и галицкими крестьянами. Каждый Галичанинъ находилъ у него гостепріимство, пораду и помощь. Для того въ домЪ Ив. Наумовича можно было всегда встрЪтити иногда покôлька Галичанъ, а не было недЪли, щобы ôнъ не гостилъ у себе галицкихъ крестьянъ, которыи, корыстаючи изъ пребывянія Ив. Наумовича въ КіевЪ, Ъздили поклонитись кiевскимъ свчтынямъ и остановлялись въ домЪ Ив. Наумовича, якъ бы въ своемъ. На жаль, довЪрчивостью и добродушіемъ Ив. Наумовича злоупотребляли часто и недостойныи Галичане, изъ-за которыхъ ôнъ перенêсъ немало непріятностей... Къ чести галицкихъ крестъянъ скажемъ, що то были такъ называемый „интелигенты," который за добро платили зломъ. Но Ив. Наумовичъ легко прощалъ и скоро забывалъ обиды и непріятности и радовался, коли увидЪлъ Галичанина. Еще живутъ многіи изъ тЪхъ Галичанъ, образованныхъ и крестьянъ, которыи въ 1888 году были въ KieвЪ на торжествЪ 900-лЪтія крещенія Руси св. равноапостольнымъ княземъ Владиміромъ, [9] и навЪрно памятаютъ, якъ Ив. Наумовичъ радовался ихъ пріЪзду, якъ ихъ гостилъ у себе въ КитаевЪ (ôнъ лЪтомъ жилъ тогда за ДнЪпромъ, въ КитаевЪ), и якъ ихъ, словно отецъ своихъ дЪтей, представлялъ тогдашнему Митрополиту Кіевскому и Галицкому (Кіевскіи Митрополиты именуются до сихъ поръ также Галицкими) Платону, К, П, ПобЪдоносцеву, В. К. Саблеру и другимъ высокопоставленнымъ лицамъ.

Свою любовь къ Галичанамъ, особенно-же къ русскимъ крестъянамъ, оказалъ И. Наумовичъ въ 1889 г., во время голода въ ГаличинЪ. Въ письмЪ изъ  Кіева, 19(31)    іюня   1889 г., ôнъ писалъ межи прочимъ автору сего: "Голодъ въ ГаличинЪ очень безпокоитъ меня. Если онъ дЪйствительно такой, какъ описано въ „Черв. Руси," надо подумать о спасеніи народа отъ погибели. Поэтому прошу васъ сообщить  мнЪ точныя данныя изъ всЪхъ сторонъ и, если возможно, скоро. BЪроятно будетъ созванъ сеймъ, хотя-бы ad hoc, тогда, розумЪется, будетъ все подробно описано  съ офиціальной стороны. Но, быть можетъ, не будутъ съ тЪмъ торопиться, пока не появятся опасные симптомы."  Получивши требуемый данныи, Ив. Наумовичъ съ усердіемъ  занялся собираніемъ помощи для голодающихъ и уже въ письмЪ отъ 21 ноября 1889 г. писалъ пôдписавшемуся: „Для голодающихъ Галичанъ жертвовалъ одинъ землевладЪлецъ подольской губерніи 100 пудовъ (пудъ мае около 40 фунтôвъ) пшеницы, съ доставкой въ Казятинъ, въ мое роспоряженіе. Сверхъ того поступило уже 3000 рублей отъ  разныхъ   благотворителей  на   покупку   ячменя... Народу нельзя дать погибать. Спросите, гдЪ самая большая нужда? Я желалъ бы помочь моимъ  прихожанамъ  въ  СкалатЪ, особенно моимъ бывшимъ   „огульникамъ,"   вЪроятно очень бЪдствующимъ.   На  сердцЪ   лежитъ   мнЪ  ЗалЪщицкій округъ, гдЪ большая нужда." Ив.Наумовичъ не далъ погибати народу. Ôнъ просилъ и писалъ на вcЪ  стороны  и даже Ъздилъ въ Петербургъ, и за его стараньемъ галицкіи  крестьяне получили значительную помощь изъ Россіи, и не одно семейство  было   спасено ôтъ голода и  его   страшныхъ  послЪдствiй...

И помимо голода нужденное положеніе значительной части галицкихъ крестьянъ постоянно болЪло Ив. Наумовича. Розглянувшись по Россіи и выпросивши покровительство высокопоставленныхъ лицъ въ ПетербурзЪ, ôнъ задумалъ безземелъныхъ и бЪдныхъ галицкихъ крестьянъ поселяти на КавказЪ. Ôнъ уже раньше того помôгъ многимъ крестьянамъ изъ Галичины переселитись на Кавказъ, где они нынЪ живутъ въ поселкахъ: Наумовичи и Старая Чернигôвка, въ близи города Сухумъ-Кале. Приготовленія къ тому тягнулись долго, но якъ радовался Ив. Наумовичъ, коли его старанія обЪщали успЪхъ ! „Считаю себя счастливымъ, — писалъ ôнъ изъ Петербурга 14 (26) октября 1890 г. автору сего труда, — что могу раздЪлиться хорошимъ починомъ, выходящимъ отъ самихъ искреннихъ нашихъ друзей, чтобы народу открыть путь къ лучшей жизни. Я говорилъ вчера съ однимъ компетентнымъ лицомъ касательно надЪленiя землею нашихъ  Лемковъ и другихъ Галичанъ въ округахъ Новороссійскомъ и  Сухумскомъ, на берегу   Чернаго моря,   именно  тамъ,  куда Ъздили Аргонауты за золотымъ руномъ, где земной рай, виноградъ ростетъ дико, грецкіе орЪхи гніютъ на землЪ и превращаются въ навозъ, а гдЪ одна бЪда: отсутствiе комуникацій.  Взгляните на карту: сейчасъ за  Азовскимъ  моремъ  тянется   эта пустая земля отъ Анапы до Сухума, и она призначена для Галичанъ, но въ такихъ  размЪрахъ, чтобъ не обезнародить нашу родину, и чтобы наша земля не попала въ чужіи руки. Быть можетъ, я самъ поЪду туда и осмотрю все;   но   мнЪ сказали, чтобы прибыли  сюда соглядатаи   (розвЪдчики) и  осмотрЪли места для жительства, которыя будутъ имъ  отпущены  почти  даромъ, н. пр. около 5 рублей за десятину, съ разсрочкой платежа на долгія лЪта. Все таки лучше направлять нашихъ людей сюда, чЪмъ въ  Америку! ЗдЪсь будутъ огромные заработки при постройкЪ желЪзныхъ дорогъ  и пр., а когда будетъ построена желЪзная дорога, земля тогда  повысится въ цЪнЪ.   Я  не сомнЪваюсь, что  нашимъ   голодающимъ будетъ дана возможность существованія."

И. Наумовичъ въ самôмъ дЪлЪ постановилъ лично поЪхати на Кавказъ, щобы ознакомитись съ тамошними ôтношеньями и выбрати мЪстця, пригодныи на поселенья. Изъ   Кіева выЪхалъ Ив. Наумовичъ при концЪ мая   1891. Не  полагаючися на власный   опытъ   и  знанія   въ   выборЪ земли и мЪстця, ôнъ взялъ съ собою галицкого крестьянина, Ивана БЪлорусского изъ Глинянъ. Въ  ОдессЪ прилучился до нихъ еще бывшій купецъ изъ Галичины, М-ичъ. Описаніе сего путешествія Ив. Наумовича напечатано въ „Галицкой  Руси" и въ „НауцЪ" за 1891 годъ. [10] Ôтъ него вЪе юношескимъ духомъ и жизнерадостною бодростью.  УвидЪвши Кавказъ и его дЪвственныи земли съ великими лЪсами, Ив. Наумовичъ былъ увЪренъ, що галицко-русскіи колоніи принесутъ много пользы  якъ Галичанамъ, такъ и Россіи, ибо первыхъ   ôттягнутъ ôтъ переселенья въ Америку спасутъ передъ  вынародовленьемъ, второй-же дадутъ трудолюбивое и спокойное населеніе, способное переменити глухіи и дикіи окрестности въ ц,вЪтущіи селенія.

ПосЪтивши монастырь Новый Афонъ, Туапсе (Вельяминово), Новороссійскъ (на КавказЪ, ибо другій Новороссійскъ лежитъ на сЪвернôмъ берегу Чорного Моря), Пятигорскъ, Тифлисъ и Елисаветполь; Ив. Наумовичъ вернулся назадъ на Кутаисъ и Батумъ. Товарищи Ив. Наумовича ôтъЪхали въ Галичину раньше, а именно И. БЪлорусскій 18 (30) іюля, а М-вичъ 31 іюля (12 августа). Того-же дня И. Наумовичъ сЪлъ въ БатумЪ на пароходъ, ôтправлявшійся въ Новороесійскъ, щобы зъ-ôттамъ по желЪзной дорозЪ вернутись въ Кіевъ. На дорозЪ изъ Батума въ Новороссійскъ Ив. Наумовичъ заболЪлъ желудкомъ. Прибывши въ Новороссійскъ, ôнъ пригласилъ лЪкаря, Теръ-Степанова. БолЪзнь, повидимому, прошла, ибо послЪ Ив. Наумовичъ лЪкаря уже не призывалъ, а знакомый видЪли его здорового. Неожиданно, однако, знакомому Ив. Наумовича священнику, о. В. Гофману, дали знати 3(15) августа изъ гостинницы Grand Hotel, що Ив. Наумовичъ опасно заболЪлъ. Сейчасъ призвали лЪкаря, который, заставши Ив.Наумовича безъ памяти, опредЪлилъ, що съ нимъ случился апоплектичный ударъ. Больного перенесли въ больницю, где ôнъ, не ôтзыскавши памяти, скôнчался 4 (16) августа, въ 11 ч. передъ полуднемъ.

СлЪдующего дня, 5 (17) августа, состоялось торжественное погребеніе покойного на городскôмъ кладбищЪ. Погребенiе состоялось съ возможною, вслЪдствіе короткого времени, торжественностью. Въ похоронахъ участвовали четыре священники, а о В. Гофманъ сказалъ прочувствованное надгробное слово. Множество народа выказало свое уваженіе къ почившому, присутствуючи на похоронахъ. И въ далекôмъ Новороссiйску, на берегахъ Чорного моря, знали Ив. Наумовича, якъ о тôмъ свЪдчатъ слЪдующіи слова о. В. Гофмана: [11]

„Предъ нами, братіе, нежданно гробъ съ скончавшимся пастыремъ святой Церкви. Но кто сей пришлецъ въ нашемъ городЪ? Кто сей, лишенный здЪсь присутствія своихъ присныхъ по плоти? Кто сей, давшій намъ, Новороссійцамъ, столь печальный ловодъ къ настоящему нашему собранію и моленіямъ ? — Это человЪкъ, притекшій къ нашему отечеству съ противоположной отъ насъ пограничной черты Русскаго государства!... Это — честный, истинный труженникъ, неустанно, нЪсколько десятковъ лЪтъ, проявлявшiй горячую дЪятельность, и дЪятельность не суетливо-одностороннюю и не для узкоматерьяльныхъ, эгоистичныхъ цЪлей, но дЪятельность разумную, многостороннюю и многоплодную ... Это — короче сказать — всею читающею Россіею знаемый и чтимый протоіерей, отецъ Іоаннъ Наумовичъ!"

Неожиданная вЪсть о смерти Ив. Наумовича произвела потрясающое впечатлЪніе въ ГаличинЪ. Въ выходившей тогды во ЛьвовЪ „Галицкой  Руси" печатались   его   кореспонденціи изъ Кавказа и редакдія, три дни передъ смертью Ив. Наумовича, получила ôтъ него письмо. Газеты   всЪхъ  ôттЪнкôвъ и партій, не тôлько русскіи, но и польскіи и нЪмецкіи, посвятили ему вспоминки. „Галицкая Русь,"  которой  припала печальная обовязанность извЪстити все русское  населеніе Галичины о смерти Ив. Наумовича, такъ ôтозвалась 7 (19) августа (телеграму о смерти Ив. Наумовича получила редакція  „Галицкой Руси"    6(18)   августа,  въ   праздникъ  Преображенія Господня, и сейчасъ-же увЪдомила  о тôмъ Львовскихъ жителей плякатами): „Скончался лучшій сынъ Матери-Руси, угасъ ея свЪточъ, умеръ глашатай истины. Не стало любимца  народа, его наставника и учителя. Матеріализмъ былъ ему противенъ; характеръ чистый, якъ слеза, обширный  знанія, благородная скромность, поэтическая душа, сердце, преисполненное доброты и кротости, однимъ словомъ — человЪкъ  идеальный." Съ початку никто не хотЪлъ вЪрити въ дЪйствитель- ность тяжкого удара, постигшого особенно галицко-русскій народъ, и двери редакціи  „Галицкой  Руси" не затворялись ôтъ посЪтителей, желавшихъ переконатись о правдивости извЪстія. Польскіи газеты, воевавшіи завзято съ Ив. Наумовичемъ, все-таки ôтдали ему належную  дань  уваженія. Та сама Gazeta Narodowa, которая, якъ мы   выше видЪли,  цЪлыи десятки лЪтъ преслЪдовала  Ив. Наумовича,  причислила его къ необыкновенно талантливымъ людямъ  и такъ о немъ ôтозвалась: „Кто зналъ его близко, тому извЪстно, що его призваніемъ было пастырство не только  въ  своемъ   приходЪ, но середъ всего народа. ИмЪлъ ôнъ къ  тому всЪ благородныи свойства сердця и духа, знаніе и опытъ. Если кто и ôтнесеся  съ  порицаніемъ къ его общественной   дЪятельности,  то долженъ воздати ему особенныи похвалы яко пастырю, товарищу, сосЪду и принужденъ удивлятись его  писательскимъ дарованіямъ, его умЪнью  владЪти  языкомъ русского простонародія. Матеріализма, погони за личными  корыстями,  никто ему не   закине."   Называючи   его   „знаменитымъ   ораторомъ и народолюбцемъ," Gazeta Narodowa признала, що Наумовичъ „записанъ на страницахъ исторіи нашой земли,"   т. е.  Галины. Краковская  газета Czas  признала  важный заслуги   Ив. Наумовича  въ исторіи народно-политического, церковного и умственного движенія въ Галицкой Руси и  воздала  должную честь   его   писательскому   таланту.   Русскіи газеты   въ Россіи, столичныи и  провинціальныи,  посвятили  памяти  покойного сочувственныи некрологи,   а въ многихъ городахъ Россіи были совершены торжественный   панихиды  по  покойнôмъ. „Кіевское Слово"   выразило  пожеланіе, щобы  останки Ив. Наумовича были перенесены въ Кіевъ, на Аскольдову могилу.

ТЪло Ив. Наумовича дЪйствительно было перевезено въ Кіевъ. За тЪломъ Ъздили въ Новороссійскъ жена покойного и сынъ, д-ръ Н. И. Наумовичъ. Дня 11(23) сентября, значитъ черезъ 38 дней послЪ погребенія, розрыли могилу и выняли домовину. Коли зняли крышку домовины, всЪ присутствующіи, межи ними д-ръ Н. И. Наумовичъ и тамошній городскій лЪкарь, были поражены видомъ тЪла. Хотя оно лежало бôльше якъ мЪсяць въ могилЪ, оно еще не роз ложилось, но сильно почорнЪло. Потôмъ, послЪ похоронôвъ въ КіеыЪ, д-ръ Н. И. Наумовичь заявилъ въ присутствіи многихъ лицъ, а также Галичанъ, прибывшихъ на похороны, и пишущого настоящую біографiю, що смерть Ив. Наумовича наступила ôтъ рослинного яда. Кто пôддалъ просвЪтителю Галицкой Руси отраву, то покрыто еще тайною, Д-ръ H. И. Наумовичъ довЪдался тôлько въ Новороссийску, що И. Наумовича видели съ якимъ-то молодымъ человЪкомъ, который ходилъ съ нимъ по городу и заходилъ къ нему въ гостинницю. Сей человЪкъ исчезъ безъ следа...

Якъ сказано выше, тлЪнныи останки Ив. Наумовича перевезены въ Кіевъ. Средства на перевезеніе великодушно пожертвовалъ въ БозЪ почивающій императоръ Александръ III. ТЪло прибыло въ Кіевъ 5 (І7) сентября 1891. Около 10 часа передъ полуднемъ, на желЪзно-дорожный дворецъ, собрались родственники покойного, совЪтъ и члены Славянского Благотворительного Общества въ КiевЪ, много Кіевлянъ, сознающихъ высокое значеніе трудôвъ Ив. Наумовича для русского народа, и прибывшіи на похороны Галичане, которыи привезли съ собою 11 вЪнкôвъ. ПослЪ совершенія панихиды, погребальная процесія двинулась на Аскольдову могилу, т. е. кладбище, на которôмъ хоронятъ знатныхъ и богатыхъ людей. Въ процесіи принималъ участіе настоятель греческого монастыря, Архимандритъ Мелетій, катедральный протоіерей П. Г. Лебединцевъ, многочисленное духовенство и славный хоръ пЪвчихъ Я. С. Калишевского. [12] Въ продолженіе цЪлой дороги, около мили, съ воза, шедшого передъ погребального колесницею, кидали на землю зеленый сосновыи вЪтки. Изъ храмôвъ, мимо которыхъ проходила процесія, выходило духовенство съ иконами и, совершивши короткую панихиду, прилучалося до процесіи. Якъ высоко цЪнили Ив. Наумовича въ Россіи, видно изъ того, що выскопоставленныи покровители его: старшiй прокуроръ св. синода, К. Н. ПобЪдоносцевъ, его товарищъ, В. К. Саблеpъ [13], и тогдашній предсЪдатель Славянского Благотворительного Общества въ ПетербурзЪ, графъ Н. И. Игнатьевъ, проживавшій тогды въ селЪ Круподеринцяхъ, Вердычевского уЪзда, выразили желаніе, щобы имъ по телеграфу дали знати о времени погребены Ив. Наумовича. ПослЪ прихода процесіи на Аскольдову могилу, домовину съ тЪломъ своего просвЪтителя внесли Галичане на своихъ плечахъ въ кладбищенскую церковь, где еще разъ духовенство совершило панихиду.

Похороны состоялись слЪдующого дня, 18(30)   сентября, съ великою торжественностью. Въ 9 ч. началась соборная литургія, при участіи многочисленного духовенства. На  панихиду прибыли:   преосвященный  Иpиней, Епископъ  Чигиринскій, катедральный протоіерей П. Г. Лебединцевъ и Архи- мандритъ  Мелетій. Печальное торжество почтилъ своимъ присутствіемъ тогдашній начальникъ края, генералъ-лейтенантъ графъ А. П. Игнатьевъ; затЪмъ присутствовали: генералъ-маіоръ В. Д. Новицкій, тогдашній  предсЪдатель Славянского Благотворительного Общества въ КіевЪ, А. Ф. Андріяшевъ, члены совЪта и Общества, представитель Славянского Благотворительного Общества въ ОдессЪ, А. А. Кривцовъ, професоры университета и Духовной Академіи, офицеры, студенты, вообще много публики. ПослЪ литургіи въ церкви сказано   было о. Іоанномъ Мельниковскимъ, прекрасное слово, въ  которомъ проповЪдникъ,   межи иными, сказалъ: „Великую любовь и  преданность заслужилъ ты  у своего народа, великая ожидаетъ   тебя награда  въ   будущей вЪчной жизни. Но не тому народу, которому была посвящена вся твоя многотрудная, многострадальная жизнь, не тому народу довелось хоронить своего пастыря и учителя... Пусть же вамъ, нашимъ единовЪрнымъ братьямъ-галичанамъ, въ вашей неутЪшной скорби послужитъ хоть малымъ утЪшеніемъ вЪсть о томъ, что и мы умЪли цЪнить великаго галицкаго дЪятеля, что и мы возлюбили его кроткое (лагодное), не помнившее злобы сердце, что и мы видЪли въ лицЪ о. Іоанна человЪка, готоваго положити душу свою за други своя," что и доказала его преждевременная кончина изъ-за народнаго благосостоянія (дооробыта) ! Въ эти немногіе годы, проведенные о. Іоанномъ въ градЪ нашемъ, мы видЪли въ немъ человЪка кроткаго, незлобиваго человЪка, совершенно чуждаго матерьялизма: все, что получалъ онъ, все и раздавалъ; всЪ неимущіе, бЪдные земляки, всегда находили у него пріютъ и матерьяльную поддержку. Божественное слово: „Блаженни милостивыи, яко тіи помилованы будутъ," чутко отзывалось въ его любящемъ сердцЪ. Словомъ — это была чистая, правдивая душа, сохранившая до послЪднихъ минутъ жизни живую, крЪпкую вЪру въ лучшее будущее своей родины и горячую, безпредЪльную любовь къ людямъ. И мы увЪрены, что воспоминяніе о немъ никогда не изгладится изъ памяти его соотечественниковъ, которые долгомъ своимъ будутъ поставлять, прійти въ нашъ священный градъ поклониться св. угодникамъ Кіевскимъ и по пути зайти на могилу своего пастыря и учителя и помолиться о его душЪ, [14] да упокоитъ ее Господь со Святыми, да найдетъ онъ у Господа Бога вЪчное успокоеніе отъ тЪхъ скорбей и страданій, которыхъ было такъ много на его тернистомъ жизненномъ пути. Для насъ-же жизнь покойнаго о. Іоанна можетъ служить образцомъ неустанной энергіи и трудолюбія во имя безпредЪльной любви къ ближнему и къ своей родинЪ."

ПослЪ выноса домовины изъ церкви Галичанами и по опущеніи ей въ могилу и коли пропЪли „вЪчную память," произнесли на кладбищЪ рЪчи: А. С. Андріяшевъ ôтъ имени Славянского Благотворительного Общества, О. А. Мончаловскій отъ имени Галичанъ, И. А. Баженовъ ôтъ имени редакціи „Кіевского Слова," В. М. Площанокіи, яко другъ покойного, и галицкій крестьянинъ Григорій Муринъ, ôтъ имени галицкихъ крестьянъ [15].

КромЪ вЪнкôвъ, привезенныхъ Галичанами, одинъ изъ которыхъ былъ терновый, на могилу Ив. Наумовича были возложены вЪнки ôтъ Славянского Благотворительного Общества въ КіевЪ, ôтъ Галичанъ, живущихъ въ KieвЪ, ôтъ Кіевскихъ Чехôвъ, ôтъ редакціи „Варшавского Дневника" и журнала „Профессіональная школа." Кіевскіи, Московскіи, Петербургскіи, Варшавскіи и Одесскіи газеты посвятили теплыи отзывы памяти И. Наумовича, а „Московскія ВЪдомости" и „Новое Время" напечатали прощальную рЪчь О. А. Мончаловского, вЪрно характеризующую свЪтлую личность покойного.

  И смерть Ив. Наумовича не успокоила его противникôвъ. Польскiи газеты въ ГаличинЪ, особенно-же Gazeta Narodowa и Dziennik Polski, пустили умышленно ложную вЪсть (Dziennik Polski ôтъ 7(19) августа 1891), будьто Ив. Наумовичъ самъ отравился, щобы такимъ способомъ опозорити память покойного. ПослЪ похоронôвъ Ив. Наумовича донесли якіи-то клеветники Митрополиту Сильвестру Сембратовичу, що нЪкоторыи галицкіи священники выслали вЪнки на его могилу въ Кіевъ. Митрополитъ самъ вêлъ слЪдство по тому поводу и призывалъ до себе тЪхъ священникôвъ, на которыхъ ему донесли. ДЪло кончилось ничЪмъ, ибо дЪйствительно ôтъ галицкихъ священникôвъ не было вЪнкôвъ, но оно кидае свЪтло на отношенье къ Ив. Наумовичу Митрополита Сильвестра Сембратовича.

Еще при жизни Ив. Наумовичъ желалъ почити на историчной Аскольдовой могилЪ, вблизи славной Кіево-Печерской Лавры. Желаніе его исполнилось, а то по милости его высокихъ покровителей. Но милость ихъ не уменьшилась и потôмъ и проявилась въ поставленіи величавого памятника на могилЪ незабвенного просвЪтителя Галицкой Руси.

На памятникъ Ив. Наумовичу собирались жертвы въ ГаличинЪ. Но покровители и пріятели  его  въ   державной Руси, въ особенности же   гр. Н. П. Игнатьевъ и  В.   К. Саблеpъ, не  ждали,   поки  собереся   потребная   сума  въ ГаличинЪ, но постановили сами   поставити памятникъ.   На собраніи  Славянского  Благотворительного  Общества  въ  ПетербурзЪ, 14 (26) февраля 1894 г., члены сего Общества  зложили  300 рублей,   императоръ Александръ III. соизволилъ выдати изъ  державной кассы,   вслЪдствіе   доклада министра финансôвъ, И. В. Витте, 900 рублей, а суму 200 рублей собрало Славянское Общество въ КiевЪ. На ту суму былъ заказанъ   памятникъ. Проектъ памятника составленъ членомъ академіи В. Н. Николаевымъ, а исполненъ въ КіевЪ въ мастерской Городкова. Памятникъ  представляе  четырегранный  обелискъ изъ темного лабрадора, дуже твердого и красивого гранита.   На верху памятника русскій крестъ, а вокругъ желЪзная рЪшетка (штахеты). Въ верхней части обелиска помЪщена зъ одной стороны икона св. Іоанна Крестителя, зъ другой портретъ Ив. Наумовича. На лицевой сторонЪ памятника вырЪзано русскими   буквами :  „....печальнику Галицкой Руси, о. Іоанну Григорьевичу Наумовичу."' На противоположной сторонЪ славянскими буквами: ,,ВЪмъ твои дЪла, и любовь, и службу, и терпЪніе твое, и дЪла твои и послЪдняя большая первыхъ. Апок. 2, 19." На правой стороне памятника славянскими буквами: „Чадца мои, не любимъ словомъ, ниже языкомъ, но дЪломъ и истиною, Іоан. 1, 3, 18." На лЪвой сторонЪ: „Блажени изгнани правды ради, яко тЪхъ есть царство небесное. Матф. 5, 10." На середнемъ поясЪ памятника завЪтныи слова Ив. Наумовича, данныи нимъ Обществу им. М. Качковского въ девизъ: „Молись, учись, трудись, трезвись." На нижнемъ поясЪ: „Родился 1826 года, 14 января, въ городе КозловЪ, въ Галиціи. Умеръ 4 августа 1891 года въ НовороссійскЪ и погребенъ въ КіевЪ 18 сентября того-же года. Да будетъ ему вЪчная память!"

Торжественное освященіе памятника ôтбылося 16(28) сентября 1894 г. Въ 10 ч. рано, въ церкви на Аскольдовой могилЪ началася литургія, которую совершилъ Преосвященный Іоанникій, Епископъ Уманскій, въ сослуженіи многочисленного духовенства. Середъ многихъ молящихся присутствовали: Тогдашній предсЪдатель Славянского Благотворительного Общества въ ПетербурзЪ, генералъ-адъютантъ гр. Н. П. Игнатьевъ съ супругою, тогдашній предсЪдатель Славянского Благотворительного Общества въ КіевЪ, тайный совЪтникъ Рахманиновъ, члены Общества, професоры университета, учители, высшіи офицеры, всЪ живущіи въ КіевЪ Галичане и много иной публики. Изъ семьи покойного прибылъ только сынъ его, д-ръ Н. И. Hаумовичъ, изъ Галичины-же пріЪхали: О. A. Mapковъ съ супругою, д-ръ И. А. Добрянскій, д-ръ Л. И. Гумецкій и О. А. Мончаловскій. КромЪ того изъ розличныхъ сторонъ Россіи прибыли живущіи тамъ Галичане: священники, міряне и крестьяне. По окончаніи литургіи, произнесъ въ церкви трогательное слово о. I. Мельниковскій, затЪмъ Преосв. Іоанникій ôтслужилъ передъ памятникомъ панихиду и освятилъ его. ПослЪ ôтспЪванья „вЪчной памяти" произнесены были речи. [16] Первую сказалъ редакторъ „Кіевского Слова" И. А. Баженовъ, вторую, ôтъ имени Галичанъ, О. А. Мончаловскій, а третье, короткое слово на галицко-русскомъ нарЪчіи, крестьянинъ. Гр. Муринъ.

Въ день ôткрытія памятника ôнъ былъ украшенъ вЪнками: два были привезены изъ Галичины; на однôмъ изъ нихъ была надпись: „Галицкая Русь своему просветителю" на другомъ: „Редакція „Русской Рады" своему основателю." Третій вЪнокъ возложило Славянское Благотворительное Обшество въ КіевЪ, а четвертый, серебряный, прислали почитатели Ив. Наумовича изъ Варшавы. Серебряный вЪнокъ имЪе слЪдующую надпись: „Протоіерею Іоанну Наумовичу, великому галицко-русскому патріоту и дЪятелю въ защити . . . . русской народности благодарное и посильное приношеніе отъ друзей и почитателей. 16 сентября 1894 г. Варшава." Сей вЪнокъ хранится въ Кіевской Александро-Невской церкви, настоятелемъ которой состоитъ o. I. Мельниковскій.

Ив. Наумовичъ оставилъ жену, Феодору Васильевну, четыре дочери, Марію, Евгенію, Феонію и Юлію, и сына Николая, доктора. Другій сынъ Владиміръ умерь въ 1884 г. Жена Наумовича и сынъ Николай умерли въ 1894 г., первая въ ВаршавЪ, вторый въ ДарьевцЪ, Кіевской губерніи, где ôнъ былъ желЪзнодорожнымъ врачемъ. BcЪ четыре дочери повыходили въ Россіи замужъ за галичанъ, но Марія, замужняя Покривницкая, умерла въ 1895 г.

Иванъ Наумовичъ яко народный писатель.

Почетное имя: „ПросвЪтитель Галицкой Руси," данное И.. Наумовичу еще при его жизни галицко-русскими крестьянами, не пустый титулъ. И. Наумовичъ стоитъ выше всЪхъ народныхъ дЪятелей, якихъ коли либо выдала Галицкая Русь. Ôнъ сотворилъ у насъ цЪлую научную для народа литературу. Своими неподражаемыми статьями, написанными незрôвнаннымъ, тôлько ему одному свойственнымъ языкомъ и слогомъ, напечатанными во всякого рода галицко-русскпхъ газетахъ, журналахъ и книжкахъ, ôнъ научалъ крестьлнъ любити свою церковь и народность, научалъ ихъ исторіи Руси, быти трезвыми и трудолюбивыми, заниматись умЪло господарствомъ; ôнъ лЪчилъ людей и скотъ, — однимъ словомъ, его могучій духъ проникалъ все житье народа. Начавши изъ 1850 года, въ ГаличинЪ не было русского періодичного изданія, которого бы Ив. Наумовичъ не былъ усерднымъ и безкорыстнымъ сотрудникомъ, не было ни одной стороны жизни русского населенія Галичины, которой бы ôнъ не освЪтилъ своими розумными статьями. Его писательская дЪятельность увеличивалась съ лЪтами его жизни. Съ каждымъ годомъ ôнъ писалъ бôльше, якъ бы спЪшился, щобы при жизни якъ найбôльше написати. Ôнъ не чувствовалъ утомленья ôтъ труда, не чувствовалъ на плечахъ 65 лЪтъ, но держался бодрымъ, здоровымъ тЪломъ и душею, полнымъ свЪтлыхъ надЪй для Галицкой Руси, хотя волосы на головЪ и обрамлявшая его благородное и красивое лице борода были бЪлы, якъ снЪгъ. Еслибы собрати все, що Ив. Наумовичъ написалъ и напечаталъ въ своей жизни, то набралось бы наименьше сто толстыхъ томôвъ. ВЪдь одной „Науки" выйшло по 1891г. 19 томôвъ. И. Наумовичъ умЪлъ и говорити и писати подвôйною рЪчью — для крестьянъ и для интелигенціи.

Черезвычайно важный ôтдЪлъ въ „НауцЪ" представляе ,,Св. Писаніе" и его толкованіе. Ив. Наумовичъ хорошо зналъ русскій народъ. Знати же народъ, значитъ, порозумЪти его настоящіи, глубокіи стремленья, ôтгадати головную народную струю, изучити душу народа... Изучивши народъ, Ив. Наумовичъ увидЪлъ, що ôнъ найбôльше дорожитъ вЪрою и русскимъ обрядомъ. Для того-то Ив. Наумовичъ постановилъ давати ему для читанья и поясняти священное писаніе, щобы такимъ способомъ помочи ему розвиватися такимъ, якимъ народъ опредЪлилъ самъ себе и якимъ ôнъ самъ хоче быти. Народъ глядалъ свящ. писанія и духовного просвЪщенія и Ив. Наумовичъ далъ ему въ „НауцЪ" возможность найти и то и другое. Для того-то „Науку" крестьяне такъ любили читати, для того-то Ив. Наумовичъ такъ покорилъ ихъ сердця, ибо онъ училъ ихъ жити „по церковному," далъ имъ живую грамоту вЪры.

Якъ И. Наумовичъ любилъ народъ и якъ высоко цЪнилъ его значеніе, доказуе слЪдующое обстоятельство: Стараючись просвЪщати простонародіе въ церковнôмъ дусЪ, И. Наумовичъ звернулъ одновременно свое вниманіе на то, що галицко- и буковинско-русская интелигенція занадто ôтдаляеся ôтъ простонародія и вслЪдствіе того тратитъ съ нимъ связь и довЪрiе с его стороны. Предвидячи плохiи послЪдствія ôтъ такого розъединенія русской интелигенціи съ русскимъ простонародіемъ, И. Наумовичъ выступилъ въ „СловЪ" (н-ра 58, 54, 57, 66, 79, 114 и 130 за 1881 г.) съ рядомъ знаменательныхъ статей пôдъ заглавіемъ „Назадъ къ народу!" Въ тЪхъ статьяхъ И. Наумовичъ призывалъ русскую интелигенцію, духовную и мірскую, ,,вернутись къ народу," ибо „народъ теряе вЪру въ насъ, для того, що мы потеряли вЪру въ народъ, въ его живучесть и въ несокрушимую силу нашой народности." НынЪшнее время, — писалъ И. Наумовичъ, — не время утвержденія привилегій въ государствЪ благородныхъ надъ простыми и обновленія сплЪснЪлыхъ пергаментôвъ, отъ силы которыхъ духовно и тЪлесно вЪками мучились народы-плебеи ; нынЪ вpемя народôвъ, миліонôвъ, массъ, призванныхъ уже также къ совЪту и дЪлу. До сихъ поръ мы просвЪщали народъ par distance (на ôтдаленность). Мы где-що сдЪлали для народа, но не разомъ съ нимъ самымъ. Мы стояли  надъ  нимъ, но не съ нимъ, для того все, що мы до сихъ поръ сдЪлали, не было  народнымъ  въ   истиннôмъ  смысле   сего   слова. Повернути къ народу значитъ: покинути разъ на всегда намъ сынамъ и учителямъ восточной, истинно народной церкви, проникнутой на-сквозь любовью, всЪ антихристіанскіи заблужденія ôтъ истинной Христовой науки, занесенный  къ   намъ чужиною, ту гордость, которая, якъ та  чума, ôтдалила насъ ôтъ народа, якъ будьто бы мы не были костью ôтъ его костей, плотью ôтъ его плоти, которая, по поводу защепленной намъ   польской   шляхетчины, не дозволяе  намъ   вести братства и искренней дружбы съ человЪкомъ, зовимымъ „темнымъ" и „простымъ," но иногда больше свЪтлымъ и благороднымъ, чЪмъ высокоблагородныи дармоЪды, — то лицемЪріе, которое сталось уже якъ бы  неотъемлемымъ  свойствомъ духовного  званія, — тотъ   матерьялизмъ и  самый тôлько матерьялизмъ безъ умЪренія, которымъ недужны многіи наши братья... Повернути къ народу, значитъ: повернути къ Христу, ôтъ которого мы,   ôтдалившись ôтъ народа, тоже ôтдалились, — значитъ: повернути къ нашему  званію,   значитъ:   тати пастырями,   бôльше отцами, чЪмъ приходниками, — просвЪтителями,  а не отемнителями народа...

И къ   мiрской интелигенціи   звернулся   И. Наумовичъ съ призывомъ „Назадъ къ народу!"На школьныхъ лавкахъ, — писалъ ôнъ, — и въ академическихъ Обществахъ иногда еще пробиваеся у лучшихъ изъ нашихъ юношей русскій духъ; на нЪкоторыхъ смотрятъ наши   люди  съ   надеждою,   но  скоро такій молодикъ вступилъ въ должность,  ôнъ   смотритъ уже на Русь, якъ на суету человЪческую, а думки его   стремятъ уже куда-инодЪ; ему показуеся жизнь   въ практицЪ другою, якъ была въ теоріи, и ôнъ скоренько уже научился „плысти съ водою." И плыве... Уже его  не  узришь  въ церкви, но съ женою полькою, а даже иногда съ русскою ôнъ иде  уже въ костелъ, ибо туда ходитъ  и  старосцина и „сендзина" и всякіи другіи „ины,"  а   дома уже  языкъ   польскій и газеты да книжки польскiи;   и на фортепьянЪ  играются  патріотичныи польскій пЪсни и жертвы даются   на  патріотичныи   польскіи цЪли — о русскихъ   же не   упоминаеся... И всегда   слышно похвалу, що то  человЪкъ „умЪркованный,"  умный и „политикъ..." Жаль того хлЪба, которымъ  ôнъ питался,   н. пр. въ русской бурсЪ ; жаль тЪхъ стипендій, тЪхъ пособій,  которыи давали ему русскіи институціи; они воспитали, если не открытого ворога — ибо и такихъ не мало — то слабодуха, который еще иногда, встрЪтившись  съ якимъ  своимъ  патріотичнымъ другомъ юности, скаже ему въ ухо, що ôнъ сердцемъ русскій человЪкъ, но обстоятельства сложились такъ, що ему невозможно явно выступати. Такъ, вмЪсто многихъ тысячъ нашихъ интелигентныхъ людей, призванныхъ къ дЪлу въ пользу родного имъ народа, мы начислимъ лишь нЪсколько десяткôвъ его вЪрныхъ сынôвъ, а межи тЪмъ едва нЪскольконадцять единиць, неусыпно трудящихся для народа. Ôтъ духовенства же и мірской высшой интелигенціи иде зараза низше... Такъ думаю я, старый, хотя въ будучности Руси я николи не сомнЪвался и не сомнЪваюся. ВЪрую еще по старому въ ПровидЪніе и въ его Правосудіе, а написавши тЪхъ нЪсколько гôрькихъ слôвъ нашей мірской интелигенціи, тЪмъ самымъ призываю всЪхъ изъ ней, въ которыхъ груди бьеся еще русское сердце, щобы вернулись назадъ къ народу явно и безбоязненно и показали плоды своихъ для народа дЪлъ. Намъ нужно завязывати на пpовинціи политичныи Общества. Дай Богъ, щобы намъ удалось много ихъ завязати и втягнути въ нихъ бôльше мірской интелигеиціи, чЪмъ я въ своемъ песимизмЪ надеюсь. Такіи провинціяльныи политичный Общества, если бы намъ удалось ихъ позаводити, были бы тоже хорошимъ средствомъ: всей нашей духовной и мірской интелигенціи къ народу сближитись и къ нему вернутись.

Не при народЪ ли мы ? ЧЪмъ и гдЪ мы, интелигенція, ôтступили ôтъ народа ? — спрашивае дальше И. Наумовичъ и отвЪчае: ВсЪмъ и всюда, на що лишь поглянемъ. Народъ называе себе „христіаниномъ" (христьянинъ). Ôнъ гордится тЪмъ именемъ и вмЪсто: „я вижу, знаю," говоритъ: „христіанинъ видитъ, христіанинъ знае." У него всюда знамя христіанское: крестъ святый. Зайдите въ якій-либо городокъ и пойдите по улицамъ и хатамъ, а вамъ не треба буде справовати: где живе русскій человЪкъ, а где полякъ ? Посмотрите тôлько на дверь: есть на ней крестъ, — тамъ живе русскій человЪкъ. Русь и христіанская вЪра такъ сжились съ собою, що „крестъ" и у глухонЪмыхъ означае русского человЪка. Изба нашого русского человека имЪе свой въ минітурЪ „иконостасъ," у Великоруссовъ "святый уголъ." Не смотря на всякую антинародную и антихристіанскую пропаганду и даже соблазнъ со стороны нЪкоторыхъ изъ нашихъ, народъ нашъ до самыхъ мелкихъ подробностей держится своего обряда и своихъ религійныхъ убежденій. Посмотрите, якъ нашъ человЪкъ входитъ въ церковь, якъ ôнъ, поцЪловавши образъ на тетраподЪ, кланяеся святымъ иконамъ, а послЪ того людямъ на одну и другую стороны и стае, обыкновенно, на своемъ мЪстЪ, и грЪхомъ считае въ церкви сЪдати, — а ôтъ всего того эманциповалась уже ôтчасти наша духовная и вся мірская интелигенція и тЪмъ ôтступила ôтъ народа,

Христосъ и Русь нерозлучимы. Въ Руси живе еще духъ Христовъ и она, смиренная, со своею любовью христiанскою, готовою на всякіи жертвы, должна обновити міръ, гніющій въ европейскôмъ матерьялизмЪ, въ фарисействЪ, во властелюбіи и въ западнической гордости. Намъ теперь, бôльше чЪмъ когда-либо, необходимо стояти на стражЪ нашихъ святостей а всЪ нападенія на вЪру и церковь считати дЪломъ не тôлько преступнымъ, но и противонароднымъ. Пôдъ „сближеніемъ къ народу" я николи не розумЪлъ, щобы чествовати темноту и народныхъ подлецовъ, щобы „святая псомъ и бисеры свиніямъ метати," но для мене невыносима гордость и пониженіе честныхъ и уваженія достойныхъ крестьянъ, якихъ есть много майже въ каждôмъ приходЪ, ибо такая гордость становится народнымъ преступленіемъ.... Въ крови, въ костяхъ и въ мозгахъ нашихъ сидитъ польскій шляхетка - іезуитъ, у которого человЪкъ начинаеся ôтъ пана и monsignor-a, а все остальное „хамы". ВЪдь іезуиты составляли herbarze polskie, где такая стЪна межи „хлопомъ" и шляхтичемъ, а мы уже воспитаны въ такôмъ языческôмъ, нехристіанскôмъ воздусЪ; якъ же намъ сЪсти въ сурдутЪ при опанчЪ ? Мы дЪлаемъ то лишь въ хатЪ селянина, где по обряду мы должны съ нимъ Ъсти, но, конечно, не въ присутствіи якого польского шляхтича...

„Назадъ къ народу !" значитъ: назадъ ко Христу. Первый апостолы были бЪднЪйшіи, чЪмъ хлопы, но Спаситель не соромился съ ними Ъсти, и сыну рыбаря Заведея положитись на груди своей... А мы? Мы — западники, кругомъ западники ! Мы, принявши унію, ôткинули, якъ бы що-то скверное, цЪлованіе на СвЪтлое Воскресенье, ибо въ цивилизованнôмъ ЗаладЪ того нЪтъ и даже немыслимо цЪловатись шляхтичу и интелигенціи съ „хамомъ." Ôтъ того-то Запада мы научились держати ни за що христіанскую громаду, отрицатись отца и матери, если они крестьяне, и всякого „варварства." Говорите, що вамъ угодно, а мы таки не при народЪ ! Намъ нужно вернутись къ народу и къ Христу, намъ нужно дЪломъ возлюбити народъ и почитати его, а тогды и ôнъ почтитъ насъ, свою интелигенцію, и буде всегда одно сердце, одинъ духъ — Русь!

TЪ статьи вызвали горячую полемику въ „СловЪ." Именно интелигенція обидЪлась на И. Наумовича за порицаніе еи ôтсталости ôтъ народа, а одинъ изъ нея написалъ, що „курка важнЪйша чЪмъ яйце" а курка — интелигенція, яйце-же народъ. Не курка за курятами, но курята должны ити за куркою. Не интелигенція за народомъ, но народъ долженъ ити за интелигенцiею. На то И. Наумовичъ возразилъ: Въ практицЪ не всегда такъ бывае. И счастье, що не всегда такЪ бывае, ибо, если бы такъ всегда было, щобы всегда народъ ишолъ за интелигенцiею, мы, Червоная Русь, уже давно перестали бы, яко народъ, существоваты. Мы, старшiи помятаемъ, що до самого 1848 года майже вся наша интелигенцiя была до крайности ополячена,  ôтъ митрополичного престола, до того мужика, который научившися въ школЪ польской грамотЪ, считалъ себя Полякомъ и считалъ себе въ правЪ ругати все русское. Но помимо того 1848 годъ засталъ у насъ еще живую Русь, ибо русскимъ былъ народъ. Що касаеся нашой интелигенцiи, то направленiе ея неразъ было противонародное. Коли нашъ народ остался, якъ было ôтъ вЪкôвъ, консерватистомъ, остался русским, - наша интелигенцiя переходила розличные фазы антинародного розвитiя. За Польщи полячилась и уподобляла свое богослуженiе латинскому; за Австрiи была уже польскою и еще нЪмечилась, а в БуковинЪ являеся еще до сих поръ нЪмецкою. Таким способомъ не можно сровнивати интелигенцiи с куркою, а куркою треба признати самый народъ, тотъ никогда неоскудЪвающiй источникъ народной жиззни. Не интелигенцiя творитъ народъ, но народ вытворяе интелигенцiю и иде не за нею, но разом съ нею, если у него нЪтъ основательной причины ити противъ ней.

Первый трудъ Ив. Наумовича: "Стихъ в честь Митрополита Михаила Левицкаго," былъ напечатанъ в 1848 г. Зъ той поры ôнъ печаталъ свои стихотворенiя въ слЪдующихъ галицко-русскихъ изданiях: Въ "ПчелЪ" (1849); въ "ЗорЪ Галицкой" (1850-1854); в "ВЪстнику" (1852); въ "ПеремышлянинЪ" (1852); в сборнику "Весна" (1852); въ "Отечественнôмъ Сборнику (1858, 1859); въ "СiонЪ, Церкви, ШколЪ" (1858); въ "ЗорЪ Галицкой яко АльбумЪ" (1860). КромЪ того ôнъ напечаталъ: "Гриць Мазниця, або мужъ заманеный," комедiя по Мольеру (1849); "Нôчный сопутникъ," розсказъ ("Отечественный Сборникъ" 1853); "Якъ то легко можь до маетку прiйти" ("Зоря Галицка 1849); "Слово при богослуженiи за упокой души бл. п. Якова Геровского" ("Зоря Галицкая" 1850); "ПовЪсти для учащойся молодежи" (1858); "Ластôвка для русских дЪтей" (1860); "Голосъ по поводу рецензiи Зори Галицкой-Альбума" (1860); "Стихъ въ честь Митрополита гр. Яхимовича (1860); нЪсколько статей о пчеловодствЪ - по русски въ "Отечественнôмъ Сборнику" (1857 и 1859), по польски въ журналахъ Przyjaciel Domowy (1857) и Tygodnik rlniczo-przemyslowy Krakowski (1860) и Dochody p. Lubienieckiego z dzierzonow, jako obrona przeciw napasci na moja osobe (1860).

Во время „обрядовщины," коли польская печать пôдняла шумъ по поводу мнимой „шизмы," Ив. Наумовичъ, щобы успокоити умы, напечаталъ въ газетЪ Dziennik Polski двЪ статьи: Odpowiedz na artykul: Przeciw reakcyi w obrzedach grecko-unickich w Galicyi (1861) и Unia i reakcya w obrzеdach (1862).

О славной статьи И. Наумовича, напечатанной  въ „СловЪ" (1866) п. з. „Поглядъ въ будущность," мы уже говорили и навели ю высше.   Въ   1871   г. Ив.   Наумовичъ   основалъ „Науку" и „Русскую Раду." Майже всЪ  статьи въ   „НауцЪ" до 1891 г. принадлежатъ перу И. Наумовича, рôвно  же якъ и въ приложенiи къ ней, выходившôмъ п. з. „Слово  Боже" (1879—1883). Основавши въ 1874 г. Общество им. М. Качковского, ôнъ написалъ для его изданій  слЪдующіи книжечки: 1) „Съ Богомъ"   (1875);  2)  „Горитъ"   (1876);   3)   „Максимъ-богачъ, або Божіи суды" (1876); 4)   „КрЪпкая  воля и неутомимый трудъ" (1878); 5) „Сади деревину" (1878); 6) „Розумомъ и соединенными  силами"   (1879);   7)   „Онуфрій   Грушкевичъ" (1881—1882); 8) „Добрая Настя," повЪсть (1884);   9) „Громадскій кумъ и  Ивась  Гринькôвъ,"  повЪсть  (1884);   10) „Житье Іоан. СнЪгурского"(1884); 11) „Поученія о земледЪльствЪ" (1886).

ОтдЪльными брошурами появились съ 1861 г.) слЪдующіи сочиненія Ив. Наумовича:   1) ПЪснь въ  день  тезоименитства Григорія Яхимовича, митрополита (1861); 2) ПовЪсти и пЪсни для дЪтей (1864); 3) СосЪдамъ (1861); 4)  ИзмЪнникамъ  Руси (1861); 5) ЗнЪмченный Юрко,   комедія (1872,   1875,   1884); 6) Золотая книжечка для   дЪтей 1874);   7)   Святая НедЪлечка (1876); 9) Якъ чарôвниця Смычиха ôтбирала коровамъ молоко (1877); 10) Голодный роки (1878); 11) Посланникъ сладчайшого Іисуса (1880); 12) Посланникъ св.   Владиміра (конфискованъ, 1880); 13) Камень вЪры (1881); 14) Научный мЪсяцесловъ(1881).

  КромЪ того  ôнъ выдалъ въ шести выпускахъ   п.   з. „Читальня" слЪдующіи  сочиненія: 1) Луць   Заливайко, повЪсть (1872, 1875); 2) МЪсяцесловъ (1873); 3) Книжечка  о всякихъ розумныхъ и пожиточныхъ  рЪчахъ (1874);   4)   „Народный русскій и историческій катихизмъ (конфискованъ, 1875); 5) Креслатыи тополи (1875); 6) Катихизмъ пчеловодства (1876).

Стараючись помочи каждой истинно русской и полезной для народа газетЪ, Ив. Наумовичъ за время ôтъ 1848 до 1891 года былъ сотрудникомъ 22 галицко-русскихъ газетъ и журналôвъ, которыи представляютъ 75 рочникôвъ, не вчисляючи въ нихъ „Науки" и „Русской Рады." Вотъ тЪ газеты и журналы: 1) „Зоря Галицкая" (1849—1851, 1853, 1854); 2) „Пчела" (1849); 3) „ВЪстникъ" (1852, 1853, 1857); 4) „Отечественный Сборникъ" (1853, 1857—1859); 5) „Сіонъ, „Церковь, Школа" (1858); 6) „Слово" (1861—1887); 7) „Дôмъ и Школа" (1863); 8) „НедЪля" (1865, 1866); 9) „Ластôвка" (1869—1872, 1875—1882), 10) , Учитель (1869—1874); „Другъ" (1875); 12) „Народная Школа" (1875); 13) „Господарь и промышленникъ" (1880—1882): 14) „Страхопудъ" (1880, 1886); 15), „ВЪче" (1881); 16) „Проломъ" (1881); 17) „Родимый Листокъ" (1881); 18) „Новое ВЪче" (1883); 19) „Новость" (1883); 20) „Новый Проломъ" (1883 — 1887); 21) „Червоная Русь" (1888—1890); 22) „Галицкая Русь" (1891). ПослЪдними трудами И. Наумовича въ австро-русскихъ изданіяхъ были его прекрасныи кореспонденціи изъ Кавказа, напечатанныи въ „Галицкой Руси" (послЪдняя кореспонденція напечатана въ 98 н-рЪ той-же газеты отъ 3 (15) августа 1891) и въ „НауцЪ" за 1891 г. (стр. 237, 378).

Еще будучи въ ГаличинЪ, Ив. Наумовичъ писалъ въ газеты и журналы, издаваемыи въ Россіи. И такъ въ журналЪ „ВЪстникъ юго-западной и западной Россіи" ôнъ напечаталъ свои стихотворенія „ИзмЪнникамъ Руси" (I. томъ, 1861) и „СосЪдямъ" (II. томъ, 1861); послЪ ôнъ напечаталъ въ журналЪ „Славянскій Сборникъ" статью п. з. „О Галицкой Руси" (томъ I. 1876). Еще раньше, ибо въ 1850 г., была представлена въ Кіевскôмъ театрЪ по малорусски комедія Ив. Наумовича (по Мольеру) п. з. „Гриць Мазниця." ПôзднЪйше печаталъ ôнъ свои статьи также въ слЪдующихъ газетахъ и журналахъ: „Церковный ВЪстникъ," „ИзвЪстія Славянскаго Общества" (Петербургъ) и „Кіевское Слово" (Кiевъ).

Будучи еще въ ГаличинЪ, Ив. Наумовичъ напечаталъ въ Россіи „Апеляцію въ папЪ Льву XIII" (1883); въ славной „Руси" И. С. Аксакова (Москва 1884) напечатанъ его розсказъ въ переводЪ А. Д. Давидовича п. з. „Онуфрій Чарôввникъ;" въ духовнôмъ журналЪ, „Странникъ" (Петербургъ, 1884) напечатанъ розсказъ И. Наумовича „Псалтирникъ" (ôнъ выйшолъ ôтдЪльно въ 1888 г.). ПослЪ переселенія Ив. Наумовича въ Россію, появились въ печати слЪдующіи его труды: 1) Братское слово православному христіанину о святости нашего обряда (Петербургъ, 1885); 2) Изъ воспоминаній („Современныя ИзвЪстія", Москва, 1886); 3) Четыре путеводителя доброй жизни (Москва, 1885, 1888); 4) Ксенька Ковалиха, розсказъ („Странникъ," Петербургъ 1887); 5) Розсказы („Церковно-приходская школа," Кіевъ, 1887) а именно; а) Увядшій цвЪтокъ; б) Молодые годы; в) Недобрые товарищи; г) Сирота; 6) БесЪды Степана Сторазумова о сельскомъ хозяйствЪ (Кіевъ, 1888); 7) ЗавЪтные тополи (Кіевъ, 1888); 8) Какъ въ простотЪ люди живутъ („Странникъ", 1888); 9) Какъ устроились общества трезвости (Москва, 1888); 10) Отецъ (Кіевъ, 1888); 11) Романъ Кузьмина („Странникъ", 1888); 11) ПятидесятилЪтiе возсоединенія съ православною церковью западно-русскихъ уніятовъ (Петербургу   1889). [17]   НЪкоторыи изъ тЪхъ трудôвъ мали   по  кôлька изданій, н. пр. книжечка „Четыре путеводителя доброй жизни" была въ МосквЪ четыре разы издана, а каждый разъ въ 20.000 экземплярôвъ; „Псалтирникъ, повЪсть изъ галицко-русской жизни," имЪла три изданія, каждое по 20.000 экземплярôвъ. Въ   1890 г. выйшла у   Тузова въ ПетербурзЪ книжечка Ив. Наумовича, „Христіанскія ДобродЪтели;" „Православный народный календарь" на 1890 г., составленный  Ив. Наумовичемъ и изданный св.   синодомъ, выйшолъ въ 50.000 экземплярôвъ; такій-же „Календарь" на 1891 г. напечатанъ въ 48.000 экземплярахъ. 1891 г. появилось въ ПетербурзЪ сочиненіе  Ив. Наумовича „Книга   для чтенія о сельскомъ хозяйствЪ," напечатанная третьимъ изданіемъ въ 50.000   экземплярахъ.   Въ 1891 г. Ив. Наумовичъ занимался составленіемъ „Календаря на 1892 г."

Уже по смерти Ив. Наумовича вышли въ Россіи; повЪсть „Сироты" (Москва 1896) и два выпуски п. з. „Для народнаго чтенія. Сборникъ изъ сочиненій покойнаго протоіерея Іоанна Наумовича." Выпуски тЪ составляютъ отпечатку изъ журнала „Церковно-ІІриходская школа,"  роспространенного по всей Россіи, значитъ, сочиненія Ив. Наумовича, написанныи для галицко-русского народа, читаются въ цЪлой безграничной Россіи, якъ они читались и читаются въ малой ГаличинЪ, По случаю появленія второго выпуска упомянутого изданія (Кіевъ, 1898), выходящій въ ПетербурзЪ офиціальный журналъ св. Синода, „Церковныя ВЪдомости" (въ н-pЪ 42, 1898), такъ оцЪнилъ сочиненія Ив. Наумовича:

„Покойный о. протоіерей всю жизнь свою  трудился для народа. РЪдкій такъ умЪетъ говорить съ нимъ. РЪчь живая, задушевная,   простая,   образная,   часто  принимающая   форму разговора со всЪми его   оттЪнками,  народными присловьями, обычными въ разговорЪ возгласами и обращеніями,  выраженіями недоумЪнія, просьбами разъяснить непонятное, выраженіями согласія въ истинЪ сказанного. ръдко кто зналъ нужды народа такъ, какъ онъ зналъ ихъ. Онъ зналъ и добрыя и худыя его стороны, искренно   радовался всему доброму, и глубоко, до горькихъ слезъ, скорбЪлъ   объ его   слабостяхъ и увлеченіяхъ.   ВсЪмъ сердцемъ онъ соучаствовалъ скорбямъ народа и всЪми силами старался поднять духъ народа и оживить его надеждою лучшей жизни. Статьи   о.   Наумовича  не сочиненныи по заказу (на замовленье); онЪ вылились изъ его сердца по требованію жизни, въ   потребныя  для  народа  минуты. Большею частію и почти  (майже)  исключительно   онЪ выбраны (въ упомянутôмъ   изданіи „Для  народнаго чтенія") изъ извЪстнаго  журнала  „Наука,"   который онъ основалъ, много  лЪтъ   издавалъ   и въ  которомъ до послЪднихъ   дней принималъ самое живое, дЪЪятельное участіе. Журналъ   этотъ былъ органомъ его для живой и постоянной бесЪды съ народомъ. Каждое   движеніе   народной  жизни   находило   здЪсь откликъ. Отсюда сообщалось народу, что новаго въ мірЪ, что дЪлается въ другихъ странахъ   и въ  родной  землЪ, въ особенности  что  дЪлается  на святой  великой   Руси,  что   надо дЪлать въ праздничное и буднее время, чего   беречься,   чЪмъ заняться, что тамъ находится — въ глубинЪ земли и въ высотахъ небесныхъ. Онъ имЪлъ въ виду и духовныя и  тЪлесныя нужды народа: разъяснялъ св. Писаніе, розсказывалъ изъ Священной и Церковной исторіи, знакомилъ съ Отцами Церкви и въ то-же время училъ, какъ воздЪлывать землю, ходить за  пчелами, какъ вести домашнее хозяйство, давалъ врачебныи (лЪкарскіи) совЪты. А  народъ, съ которымъ онъ такъ просто, такъ близко и сердечно говорилъ, нашъ  родной народъ древней (стародавней) Галицкой земли, тотъ-же и по происхожденію, и по языку, и по исторіи, и по жизни, и по наклонностямъ и привычкамъ, какъ и нашъ народъ, въ  особенности  въ  Малороссіи...   Правда, мы не терпимъ  чуждаго, ненавистнаго ига (ярма); правда, что жизнь  наша съ  внЪшней стороны обставлена иначе, чЪмъ въ бЪдной Галиціи, но и у насъ нужды много, а недуговъ нравственныхъ не менЪе, чЪмъ тамъ. Многое такъ идетъ въ этихъ статьяхъ къ запросамъ нашей народной жизни, такъ отвЪчаетъ   потребностямъ народнаго быта и даже настоящей минуты,   что   какъ   будто для насъ именно писалъ галицкій   учитель свои сердечныя строки."

Книжечки И. Наумовича: „Какъ въ простотЪ живутъ люди" (Разсказъ изъ галицко-русской жизни. Петербургъ, 1891); „Христіанскія добродЪтели" (Петербургъ, 1894), „одобрены для пріобрЪтенія въ ученическія библиотеки среднихъ учебныхъ заведеній министерствомъ народнаго просвЪщенія" въ Россіи (21 іюля 1894 г. н-ръ 14375), значитъ, тЪ книжечки находятся во всЪхъ гимназіяхъ и реальныхъ школахъ въ Россіи. О первой книжечцЪ газета „Сынъ Отечества" (н-ръ 261, 1890 г.) такъ написала: „Бывшій галицко-русскій дЪятель, протоіерей Иванъ Григорьевичъ Наумовичъ, давненько уже извЪстенъ и въ нашемъ обществЪ своими разсказами изъ галицко-русской жизни. НЪкоторые изъ его разсказовъ были переведены на нашъ языкъ, печатались въ русскихъ, преимущественно духовныхъ журналахъ и издавались даже отдЪльными книжками. Рисуя въ нихъ галицко-русскую жизнь, авторъ всегда касается такихъ сторонъ жизни, которыя могутъ быть болЪе всего поучительны для народа. Особенно много мЪста уделяется въ нихъ доказательствамъ необходимости просвЪщения и усерднаго исполненія заповЪдей и обрядовъ Христовой церкви." О первомъ изданіи книжечки „Христіанскія добродЪтели", газета „Сельскій Вестникъ" (н ръ 27, 1890) написала: ,,ВсЪ статьи написаны разумно, для всякаго читателя понятно и потому представляют весьма полезное, поучительное чтеніе, особенно для молодежи, которая изъ этой книжки можетъ почерпнуть ясныя понятія о христіанскихъ добродЪтеляхъ, столь часто забываемыхъ въ нынЪшнее время." Другіи книжечки И. Наумовича, изданныи въ Россіи, одобрены для библіотекъ церковно-приходскихъ шкôлъ, которыхъ въ Россіи въ 1899 году было 40.000. Такимъ способомъ труды И. Наумовича приносятъ пользу для всей Руси.

Въ самомъ дЪлЪ, Ив. Наумовичъ всю жизнь свою трудился для народа изъ любви къ нему... О ИванЪ Наумовиче можно сказати то, що сказалъ Достоевскій о НекрасовЪ: У него была „своя, своеобразная сила въ душЪ, не оставлявшая его никогда,—это истинная любовь къ народу..." Такой всеобъемлюющей, глубокой любви къ народу никто въ Галицкой Руси не выказывалъ передъ И. Наумовичемъ, ибо ôнъ любилъ народъ за его добрый стороны и за его горькую долю; ôнъ, якъ говоритъ Достоевскій о ПушкинЪ, „любилъ все, что любилъ народъ, чтилъ все, что тотъ чтилъ. Онъ любилъ природу русскую до страсти, до умиленія, любилъ деревню русскую. Это былъ человЪкъ, самъ перевоплощавшійси (перемЪнявшійся) сердцемъ своимъ въ простолюдина, въ суть (существо) его, почти въ образъ его." Ив. Наумовичъ имЪлъ полное право въ однôмъ письмЪ къ автору сей біографіи сказати о собХ :

„Я готовъ ставать на Божій судъ, что жилъ не для себя, а грЪхъ мой въ томъ, что, любя народъ, я не послужилъ своему семейству по долгу!"

Львовъ, 6 (18) мая 1899.