Говори, Климе, нехай твое не гине.
(Галицко-русская пословица.)

I.

ПослЪдовавшее въ началЪ сего 1898 года рЪшеніе галицкаго, въ сущности же польскаго сейма во ЛьвовЪ — говоримъ польскага, такъ какъ три милліона русскаго населенія Галичины имЪютъ въ сеймЪ всего 14 представителей, да и то въ большинствЪ кандидатовъ верховодящей польской партіи — объ учрежденіи четвертой въ ГаличинЪ, именно въ гор. ТернополЪ, гимназіи съ малорусскимъ преподавательнымъ языкомъ, дало поводъ престарЪлому романисту, Д. Л. Мордовцеву (онъ-же Мордовець), къ напечатанію въ „С.-Петербургскихъ ВЪдомостяхъ" статьи [1] о „стЪсненіяхъ", якобы претерпЪваемыхъ малорусскимъ языкомъ въ Россіи. ЦЪль статьи Д. Л. Мордовцева очевидна — онъ хотЪлъ сравнить положеніе малорусскаго языка въ ГаличинЪ, управляемой поляками, съ его положеніемъ въ Россіи, а выводъ долженъ былъ получиться такой, что поляки гораздо справедливЪе относятся къ малороссамъ, ибо даже учреждаютъ гимназіи съ малорусскимъ преподавательнымъ языкомъ, между тЪмъ какъ въ Россіи даже въ народныхъ школахъ малорусскiя дЪти обязаны учиться по „московски". Не отрицая „мірового значенія общерусскаго языка", Д. Л. Мордовцевъ старался, однако, доказать, „что языкъ галичанъ и малороссовъ гораздо древнЪе и родственнЪе, чЪмъ „общерусскій", праотцу языковъ славянскихъ — древнеславянскому, ибо языкъ этотъ сохранилъ въ народной сокровищницЪ древнія праотцовскія формы, суффиксы, флексіи и т. д. Говоря вообще, генеалогическое древо осмЪиваемаго языка далеко превышаетъ своею древностью генеалогическое древо обще-русскаго, и если древность языка, какъ и древность рода, что либо значитъ въ рангЪ преимуществъ, то осмЪиваемый за свои „рубища" якобы „говоръ" стоитъ ближе къ родовитой аристократіи языковъ, чЪмъ общерусскій, — настолько ближе и родовитЪе, насколько Рюриковичи родовитЪе обрусЪвшихъ татарскихъ князей".

Въ доказательство мнимой отдЪльности малорусскаго языка отъ общерусскаго, Д. Л. Мордовцевъ насчиталъ цЪлое сонмище „выразителей духа" малорусскаго народа. Это: „Шевченко, Котляревскій, Гулакъ-Артемовскій, Квитка-Основьяненко, Гребенка, Левко Боровиковскій, Амвросій Могила, Бодянскій, Стороженко, Костомаровъ, Кулишъ, Марко Вовчокъ, Щоголевъ, Глибовъ, Левицкій, Нечуй-Витеръ, Конисскій, Старицкій, Писаревскій, Петренко, Корсупъ, Руданскій, Номисъ, Кухаренко, Омельковичъ, Носъ, Гатцукъ, Опатовичъ, къ которымъ примкнули позднЪйшіе: Кропивницкій, Карпенко-Карый, Франко, Леся Украинка, Чайченко, Олена Пчилка, Днипрова Чайка, Ганна Барвинокъ, Крымскій, Стешенко, Левенко, Кононенко, Александровъ, Людмила Старыцька, Самійленко, Билиловскій, Ружный, Вороный, Коржъ, Комаръ, Спилка, Чикаленко, Уманець и др."

Возражая Д. Л. Мордовцеву, газета „Кіевлянинъ" изъявила готовность согласиться съ нимъ, "что малорусскій языкъ способенъ къ развитію и совершенствованію, какъ способенъ къ этому сербскій, болгарскій и всякій другой языкъ, всякое другое нарЪчіе.

Съ этой точки зрЪнія можно даже не соглашаться съ вЪнскими „гелертерами", назвавшими сербскій языкъ языкомъ свинопасовъ и волопасовъ, не соглашаться, хотя бы уже по одному тому, что всЪ народы на зарЪ своей нсторіи были волопасами или свинопасами, и это нисколько не мЪшало имъ впослЪдствіи благополучно и удачно подвизаться на поприщЪ лингвистическаго развитія."

Но тутъ возникаетъ   другой   вопросъ: нужно ли вообще это  развигіе малорусскаго нарЪчія,  имЪетъ ли оно шансы   на какой-либо успЪхъ?  „Кіевлянинъ"   думаетъ, что оно совершенно не нужно, что въ немъ не представляется рЪшительно никакой надобности,   Д. Л.   Мордовцевъ   ссылается на то,   что две - три  генераціи болгаръ и сербовъ побЪдоносно пронесли свой языкъ черезъ всЪ препятствія и онъ сталъ теперь языкомъ культуры - языкомъ литературы, науки, парламента, дипломатіи.  Д. Л. Мордовцевъ, повидимому, надЪется,   что и малорусскому   нарЪчію   удастся достигнуть такихъ же самыхъ результатовъ. „Кіевлянинъ", однако, увЪряетъ г. Мордовцева, что онъ жестоко заблуждается и что не только двумъ-тремъ, но и двадцати тремъ генераціямъ малороссовъ не удастся на этомъ поприще сдЪлать ничего побЪдоноснаго u по очень простой причини: все это  уже сдЪлано обще-русскимъ  языкомъ,   хотя г. Мордовцевъ   на   генеалогическомъ    древЪ лингвистики ставитъ его съ отвагою,  которая конечно   не повредитъ   этому  „языку великаго народа" — какъ вЪрилъ Тургеневъ, — ниже малорусскаго и приравниваетъ къ разряду обрусЪвшихъ татарскихъ князей. Между тЪмъ, и малорусскому языку принадлежитъ, какъ всякому извЪстно и какъ нарочно забываетъ г. Мордовцевъ, своя доля участія въ созданіи нынЪшняго общерусскаго языка. По справедливому указанію "Кіевлянина", главнейшими сотрудниками Петра I на поприщі научной, литературной и отчасти государственной дЪятельности были малороссы, питомцы Кіевской академіи; ужъ, конечно, они не могли не принести своей лепты въ сокровищницу обще-русскаго языка, не могли не оказать на него вліянія особенностями своей южнорусской натуры, своего южно-русскаго духа. И это участіе малороссовъ въ общерусской лингвистической работЪ продолжалось и послЪ Петра, продолжается и по настоящее время: достаточно вспомнить Гоголя, Костомарова и, пожалуй, самого г. Мордовцева, который свои романы пишетъ по-русски, а не по-малорусски. „Кіевлянинъ", вообще, рЪшительно отвЪчаетъ: ,,нЪтъ" — на вопросъ: есть ли какая-либо надобность въ развитіи и усовершенствованіи малорусскаго нарчія, въ превращеніи его въ языкъ литературный и научный, когда у насъ уже есть готовый литературный общерусскій языкъ.

„Такія попытки, — замЪчаетъ „Кіевлянинъ", — всегда будутъ носить характеръ праздной затЪи, такъ какъ онЪ противорЪчатъ историческому ходу вещей. ВЪдь гг. Мордовцевы и единомышленные имъ поборники самостоятельности малорусскаго языка не могутъ сказать жизни: остановись и подожди, пока мы разработаемъ малорусскій языкъ и превратимъ его въ орудіе культуры. Жизнь не остановится и будетъ продолжать свой естественный историческій ходъ, а въ этомъ ходЪ наблюдается ежедневное, ежечасное, ежеминутное общеніе между собою милліоновъ великороссовъ и малороссовъ, при чемъ орудіемъ такого общенія является могучій, достигшій высокой степени развитія языкъ, языкъ Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Тургенева."

     „Новое Время" прибавило къ приведеннымъ замЪчаніямъ „Кіевлянина" отъ себя слЪдующее: „Никакихъ рЪшительно препятствій и стЪсненій малорусскому языку населенія Полтавской, Харьковской, Черниговской, Кіевской и др. губерній въ дЪйствительной русской жизни, а не въ воображеніи г. Мордовцева и комп., не ставится. Никто никому и нигдЪ въ Россіи по-малорусски говорить не мЪшаетъ и не запрещаетъ. ОднЪ безчисленныя малороссійскія труппы, и въ столицахъ заставляющія вспоминать превосходное замЪчаніе Гоголя, что канчуки въ большомъ количествЪ вещь нестерпимая, — живое тому свидЪтельство. Но гг. Мордовцевы хотя и не говорятъ этого, имЪютъ въ виду одно препятствіе: неразрЪшеніе газетъ и журналовъ на ихъ нарЪчіи, весьма мало похожемъ, кстати, на дЪйствительный языкъ малороссійскаго сельскаго населенія. Да, это препятствіе есть и должно быть, въ культурныхъ и государственныхъ задачахъ Россіи. Въ рукахъ галицкихъ поляковъ, малорусскій жаргонъ Кулиша, Барвинскаго и комп. — орудіе разъединенія русскаго народа. Не будемъ же мы такъ простодушны, чтобы самимъ прилагать свои руки къ подобному разъединенію. Это неясно только разве г. Мордовцеву,   да ЛесЪ Украинке,   да ОленЪ ПчилкЪ, да Носу, да Нечуй-Витру, Коржу, Комарю и Вороному,  но совершенно  ясно было Гоголю:   вотъ имя, которое хоронитъ все лингвистическія затЪи украинофиловъ." Въ отвЪтъ на оговориваемую статью Д. Л. Мордовцева напечаталъ  В. С. Драгомірецкій, галичанинъ,  живущій съ дЪтства въ Россіи,  въ тЪхъ-же „С.-Петербургскихъ ВЪдомостяхъ" (н-ръ 100) поясненіе, въ которомъ представилъ стремленіе русской партіи въ ГаличинЪ къ изученію русскаго литературнаго языка и къ сближенію мЪстной литературы къ общерусской. Выходя изъ единственно разумной точки зрЪнія, что литературный языкъ долженъ быть одинъ для велико-, мало- и бЪлороссовъ,  что, однако, решительно не умаляло бы значенія областныхъ нарЪчій,   необходимыхъ, какъ въ настоящее время въ ГаличинЪ, для домашняго обихода,   В. С. Драгомірецкій   заключилъ свою статью слЪдующими   словами:

„Въ Галиціи можно и слЪдуетъ поддерживать одинъ только общерусски литературный языкъ, который распространяется тамъ все болЪе и болЪе и который при нынЪшнихъ роковыхъ условіяхъ русскаго Прикарпатья единственно можетъ сохранить его для всего русскаго міра".

Статья В. С. Драгомірецкаго, написанная   совершенно   безпристрастно   и  вЪрно представляющая дЪятельность и стремленіе русской  партiи въ ГаличинЪ, вызвала со стороны г. Осипа Маковея, бывшаго редактора  украинофильско - правительственной „Буковины" въ Черновцахъ,  нынЪ сотрудника „Наукового   Вістника", издаваемаго Обществомъ Т. Шевченка во ЛьвовЪ,   ожесточенное возраженіе, въ которомъ авторъ съ задоромъ, свойственнымъ всЪмъ литературно-національнымъ сепаратистамъ, старается  осмЪять всю полувЪковую   дЪятельность русской партіи въ ГаличинЪ, силится доказать безпочвенность ея стремленій, называетъ всЪхъ сторонниковъ русской партіи „противниками прогресса" и „ренегатами", — однимъ словомъ, сыплетъ всЪми теми аргументами, которые такъ часто можно встретить въ галицкнхъ изданіяхъ, польскихъ и малорусскихъ съ украинофильскою и полонофильскою тенденціею. Впрочемъ трудно передать своими словами или въ содержаніи пошлость письма г. Маковея,   по этому мы повторимъ его дословно такъ, какъ оно было напечатано   въ „С.-Петербургскихъ   ВЪдомостяхъ" н-ръ 144.

„Письмо изъ Львова. (Къ вопросу  о малорусскомъ языке въ ГаличинЪ) [2].

Кому изъ галицкихъ малороссовъ, не отказавшихся отъ своей народности, довелось прочесть письмо г. В. Драгомірецкаго въ редакціи „Спб. ВЪд.", помЪщенное въ Н-рЪ 100 (14 апрЪля сего года), — того, конечно, непріятио поразила тенденціозность его. Въ самомъ дЪлЪ,  „блаженни вЪрующіе"   въ Россіи,   будто потребуется работа въ теченіе   всего  нЪсколькихъ лЪтъ... и русская рЪчь будетъ раздаваться въ ГаличинЪ такъ же, какъ въ ПетербургЪ.   Можетъ быть, кому и на руку такое  одурачиваніе русскихъ читателей; быть можетъ, иные довольны, если ихъ такимъ образомъ надуваютъ. Однако, да позволено будетъ усомниться въ томъ,   чтобы невЪрное изображеніе жизни галицкихъ малороссовъ было полезно русскому обществу. Нужно сознаться, что великороссамъ трудно имЪть достоверный   свЪдЪнія   о положеніи вещей въ ГаличинЪ, такъ какъ изъ Австріи въ Россію допускаются лишь изданія партіи, къ которой, принадлежитъ г. Драгомірецкій,  доступъ же малорусскимъ  изданіямъ изъ Аветріи въ Роесію совсЪмъ возбраненъ. Вотъ почему противники малорусскаго языка позволяютъ себЪ писать по этому вопросу все, что имъ на умъ взбредетъ.

Въ силу вышесказаннаго позвольте мнЪ, малорусскому публицисту изъ Галичины, сдЪлать нЪсколько замЪчаній на письмо г. Драгомірецкаго — на основаніи принципа: Audiatur et altera pars !

Въ этомъ году австрійскіе малороссы празднуютъ столітній юбилей появленія „Энеиды" Котляревскаго, первой книжки на чистомъ малоруескомъ языкЪ. Этотъ годъ малороссы считаютъ началомъ эпохи своего національнаго возрожденія. Такимъ образомъ, малорусская литература — далеко не новая „выдумка", такъ какъ существуетъ уже 100 лЪтъ при невозможныхъ для нея условіяхъ въ Россіи и болЪе легкихъ въ Австріи.

Много разъ осуждаемая на смерть людьми, не имеющими отношенія къ наукЪ (большая часть ученыхъ призиаетъ за ней право на существованіе), она продолжаетъ развиваться наперекоръ всякому доктринерству — искреннему и лукавому.

Со стороны ученыхъ не было доказательствъ въ пользу неспособности малорусскаго языка и литературы къ развитію ; но ложно понятый патріотизмъ, — будто бы, для націи имЪетъ больше значенія элемента количественный, чЪмъ качественный, — придумалъ разнаго рода стЪсненія для малорусскаго языка и литературы, и, вотъ, эта литература уже сто лЪтъ подвергается угнетенiю такъ, какъ никакая иная литература во всемъ мірЪ.

Въ 1837 году Маркіанъ Шашкевичъ поставилъ вопросъ малорусскаго языка въ ГалачинЪ такъ же ясно, какъ Котляревскій въ Россіи въ 1798 году. Уже въ 1848 году, когда въ Австріи установлена была конституція и уничтожено крЪпостное право, галицкіе малороссы выступили на арену политической дЪятельности, какъ самостоятельный малорусскій народъ. Но приблизительно въ то же самое время славянофилы подыскивали общеславянскій языкъ, которымъ, по ихъ мнЪнію, долженъ былъ бы быть русскій, и вотъ, часть немногочисленной галицкой интеллигенціи, еще не пришедшая къ ясному національному самосознанію, слишкомъ лЪнивая для того, чтобы позаботиться о самостоятельномъ національномъ существовавнiи, — да притомъ поддавшись разнымъ внЪшнимъ вліяніямъ, — ухватилась за идею готоваго русскаго языка, какъ за спасательный якорь. Привыкши къ рабству, враги всякаго прогреса и живой мысли, эти представители галицкой интеллигенціи не пожелали быть хозяевами въ собственномъ домЪ, предпочитая стать лакеями другого народа. Въ 1866 году эти рабы выступили съ лозунгомъ: одинъ народъ — одинъ языкъ (великорусскій) и стали изъ себя корчить „галицкихъ великороссовъ", хотя русскаго языка не знали и по сіе время пишутъ третьяковщиной. Благодаря этимъ „quasi-великороссамъ", русская культура лишь теряла свой престижъ въ глазахъ галичанъ, такъ какъ галицкіе малороссы и поляки по этимъ образцамъ составляли сужденіе о характерЪ русской культуры вообще, какъ, съ другой стороны, русскіе дЪлали свои заключенія о Галицкой Руси по этимъ галицкимъ „великороссамъ", пріЪзжающимъ очень часто въ Россію, съ цЪлью выклянчить денежную помочь ради народныхъ, будто бы, интересовъ. Такое сужденіе съ обЪихъ сторонъ было (и есть) заблужденіемъ. Напомню одинъ только фактъ, но где въ игрЪ — милліонъ: милліонъ рублей, выданный русекимъ правительствомъ для спасенія банка во ЛьвовЪ, бывшаго въ рукахъ, этихъ галицкихъ „великороссовъ", исчезъ какъ дымъ, а имущество крестьянъ, которыхъ „опекали" эти quasi-великороссы, продаютъ еще и понынЪ...

Изъ письма г. Драгомірецкаго можно вывести заключеніе, будто гг. галицкіе „великороссы" создали какую-то свою культуру. Не можемъ позавидовать великороссамъ по поводу пріобрЪтенія такой культуры ...

За полстолЪтіе существованія его партіи г. Драгомірецкій могъ назвать только 12 дЪятелей, и то дЪятелей прежняго времени, изъ молодыхъ же не назвалъ ни одного. Изъ нихъ Головацкій, Наумовичъ, Зубрицкій, Хилякъ и Николай Устіановичъ умерли; Добрянскій, ДЪдицкій и Гушалевичъ — инвалиды; Петрушевичъ - историкъ въ средневЪковомъ духЪ, безъ всякаго значенія въ научномъ мірЪ; Свистунъ — партійный публицистъ, но отнюдь не ученый; Шараневичъ и Залозецкій пользуются извЪстностью лишь въ тЪсномъ кругу своей партіи, Эта семерка оставшихся въ живыхъ „великорусскихъ" дЪятелей въ ГаличинЪ въ общей сложности имЪетъ около 500 лЪтъ жизни — цифра внушительная и показывающая, что ихъ дЪятельность осталась позади. ЗамЪстителей себЪ они не оставили. Если и найдется нЪсколько молодыхъ ихъ послЪдователей, то они рЪшительно не стоютъ даже и того, что стоютъ вышепомянутые инвалиды. Нужно быть оптимистомъ, подобно г. Драгомірецкому, чтобы такъ возвеличивать своихъ „дЪятелей". НЪкоторые изъ этихъ „дЪятелей" создали миніатюрную и въ то же время довольно странную литературу, которую г. Пьгпинъ окрестилъ „особой русской литературой". Но въ наши дни въ ГаличинЪ уже некому создавать и подобную „великорусскую" литературу; поэтому „Галичанинъ", „Русская БесЪда" и другія изданія этого направленія живутъ почти исключительно перепечатками русскихъ авторовъ.

Г. Драгомірецкій утверждаетъ, что въ изданіяхъ его партіи производится „постепенное сближеніе мЪстнаго книжнаго языка съ общерусскимъ литературнымъ языкомъ". Это — правда. ДЪйствительно объ этомъ сближеніи уже 50 лЪтъ хлопочутъ гг. галицкіе „великороссы" въ своихъ изданіяхъ и можно надЪяться, что быть можетъ, нЪкоторые правнуки ихъ будутъ въ состояніи правильно писать по-русски, если они этого еще пожелаютъ. Теперь же и сами галицкіе „великороссы" этого не желаютъ и въ своихъ изданіяхъ пишутъ на особомъ русскомъ языкЪ, представляющемъ странную смЪсь малорусского, польскаго, церковно-славянскаго и русскаго языковъ, причемъ авторы комбинируютъ эти языки на разные лады. Ихъ изданія на всевозможныхъ „русскихъ" языкахъ могли бы въ Россіи вызывать у читателей настроеніе, сходное съ тЪмъ, которое вызываетъ „Стрекоза".

Этихъ изданій г. Драгомірецкій насчиталъ цЪлыхъ 15, не упоминая, что большая часть ихъ — это маленькія книжонки („метелики"), выходящія 1 или 2 раза въ мЪсяцъ или нЪсколько разъ въ годъ, и по достоинству своему не стоятъ и добраго слова.

Партія г. Драгомірецкаго въ ГаличинЪ — продолжаете г. Маковей въ „Спб, ВЪд." — имЪетъ только одну политическую ежедневную газету „Галичанинъ". „Православная Буковина" ведетъ борьбу противъ созданныхъ ея воображеніемъ враговъ православія въ БуковинЪ, забывая, что злЪйшій врагъ православія — сама церковная іерархія, пользующаяся церковью, какъ средcтвомъ для румынизаціи русиновъ. Газета эта заполнена перепечатками изъ руссккхъ „Епарх. ВЪд.": живого въ ней ничего не найти. „БесЪда", помянутый „Галачанинъ" (беллетристическій отдЪлъ) и „Русская Библіотека" существуютъ перепечатками русскихъ авторовъ. „Сборники Русской Матицы" выходятъ 1 разъ въ нЪсколько лЪтъ и цЪликомъ заполняются „средневЪковымъ" лЪтописцемъ Петрушевичемъ. „ВЪстникъ Народнаго Дома" кромЪ замЪтокъ того же лЪтописца печатаетъ ежемЪсячно лишь цифровые отчеты и постановленія общества „Народнаго Дома". Когда-то популярная „Наука" давно потеряла свое значеніе; выходитъ неправильно, нЪсколько разъ въ годъ. „Селянинъ" за деньги готовъ помЪстить портретъ африканскаго канибала и будетъ величать его, какъ „коренного" русскаго патріота. Купчанко   въ своемъ „ПросвЪщенiи" изъ года  въ годъ перепечатываетъ свои давнишнія географическія и этнографическія  изслЪдованія, да помЪщаетъ біографіи русскихъ генераловъ. Унгварскій „Листокъ"   и   „Русская   Рада"   — полное ничтожество. „Буковинскія  ВЪдомости" состоятъ на службЪ у буковинскихъ румынъ, враговъ какъ великорусскаго,   такъ и малорусскаго народовъ. МенЪе всего тредьяковщина по формЪ и содержанію — въ изданіяхъ общества  имени Качковскаго. BсЪ помянутыя изданія отрицательно относятся къ малорусскому народу, положительная же сторона ихъ дЪятельности ничтожна. Единомышленники г. Драгомірецкаго безпрестанно повторяютъ, что  въ ГаличинЪ, будто бы, есть говоры,  близкіе къ великорусскому языку (съ равнымъ иравомъ можно утверждать, что польскій языкъ близокъ къ русскому),   что малорусскій  литературный языкъ есть „невозможная смЪсь малорусскаго языка съ польскимъ".  Аргументы старые и ни для кого не убЪдительные ! Малорусскій литературный языкъ создался на почвЪ живой народной рЪчи и, какъ языкъ живого многомилліоннаго народа, развивается на нашихъ глазахъ на зло ренегатамъ, вродЪ г. Драгомірецкаго. Наоборотъ, искуственно созданное „язычіе" ренегатовъ не можетъ  имЪть будущности, такъ какъ основано  не на живой рЪчи народа, но на чисто искусственной смЪси цер- ковно-славянскаго, русскаго, польскаго и малорусскаго   языковъ.  Это „язычіе" гг. „общеруссы" выдаютъ за русскій литературный языкъ. Русскій языкъ не можетъ замЪнить собою малорусскаго языка въ ГалвчинЪ, на которомъ говоритъ народъ и на которомъ идетъ преподаваніе въ 2.500 народныхъ школахъ, въ пяти гимназіяхъ (въ ЛьвовЪ, ПеремышлЪ, КоломыЪ, Черновцахъ и въ новооснованной въ ТернополЪ) и въ университетЪ (несколько кафедръ).

Въ параллель съ изданiями, перечисленными г. Драгомірецкимъ, мы позволимъ ceбЪ привести списокъ національныхъ малорусскихъ изданій.

Три политическія ежедневный газеты: „Діло", „Руслан", „Народна Часопись"; далЪе: „Буковина" (3 раза въ недЪлю), „Свобода" (одна во ЛьвовЪ, другая въ АмерикЪ), „Руська Рада" „ Громадський Голос", „Прапор", "Душпастир", журналъ „Лїтературно-науковый Вістник" (ежемЪсячный), „Записки наукового товариства імени Шевченка" (1 разъ въ два мЪсяца;  кромЪ того, отдЪльныя изданія еекцій общества), популярныя изданія общества „Просьвіта" (до сихъ поръ 216  книжечекъ, разошедшихся въ нЪсколькихъ милліонахъ экземпляровъ), несколько  „Библіотекъ" („Бібліотека повістий", „Iсторична",  „Універзальна",   „Дрібна", „Для молодіжи",   „Хлопська"), газета „Дзвінок" для дЪтей, газета „Учитель" (изданіе педагогическаго общества), газета для „дяків", нЪсколько изданій религіознаго характера и т. д.

Я не хочу придавать этимъ изданіямъ значеніе большее, чЪмъ они заслуживаютъ, — но если принять во вниманіе, что всего малороссовъ въ ГаличинЪ и БуковинЪ только 3 милліона, что интеллигенціи у нихъ не болЪе 5.000,  раздЪленной притомъ на партіи національную и ренегатовъ, — то и такое національное малорусское движеніе нужно назвать  значительымъ. Національное самосознаніе настолько уже распространено въ массЪ галицкаго малорусскаго населенія,  что попытки   галицкихъ "общероссовъ" столкнуть галичанъ съ національнаго пути не могутъ имЪть успЪха. Только передъ людьми, совершенно незнакомыми съ положеніемъ дЪлъ въ ГаличинЪ, можно утверждать противное.

ЗамЪтимъ еще, что малорусскій литературный языкъ въ Галичині и УкраинЪ одинъ; нЪкоторыя несущественныя различія устранены, и въ настоящее время нЪтъ основанія опасаться раздвоенія между русскими и австрійскими украинцами на почвЪ литературнаго языка.

„Въ Галиціи, говоритъ г, Драгомірецкій, можно и слЪдуетъ поддерживать одинъ только общерусскій литературный языкъ, который распространяется тамъ все болЪе и болЪе (все менЪе и менЪе!) и который при нынЪшнихъ роковыхъ условіяхъ русскаго Прикарпатья единственно (!) можетъ сохранить его для всего русскаго мiра".

Все это въ общемъ и въ частности совершенно невЪрно. Наоборотъ,  „при нынЪшнихъ роковыхъ условіяхъ русскаго Прикарпатья",   если бы галицкіе малороссы не противопоставили польскому языку родной малорусскій, то увеличили бы только польскій міръ, но не русскій.

Сторонники (велико-русскаго языка) отлично понимая, что въ Австріи нельзя ввести въ школы преподаванїя на немъ, выступаютъ противниками малорусскихъ школъ (агитируютъ противъ малорусскихъ гимназій!) и, конечно, ихъ „обрусительная" работа въ ГаличинЪ наруку полякамъ, въ БуковинЪ —румынамъ, въ УгорщинЪ - мадьярамъ.  При этомъ, конечно, и имъ кое-что перепадаетъ."

      Какъ и слЪдовало ожидать, письмо г. Маковея не могло  остаться  безъ отвЪта со стороны той русской закордонной публицистики, которая не раздЪляетъ сепаратистскихъ стремленій украинофиловъ и не столь „либеральна",   какъ „С-Петербургскія ВЪдомости".   Г-ну  Маковею отвЪтили коротко „Новое Время" и „Моск. ВЪдомости",  причемъ послЪднїя назвали его письмо „коллекціею пошлыхъ выходокъ въ украйнофильскомъ дух". Но самымъ основательнымъ образомъ конечно,  съ точки зрЪнія русскаго гражданина,   возразилъ   г. Маковею Старый Журналистъ въ н-рЪ 145 „Биржевыхъ ВЪдомостей":

„Сколько мне извЪстно, — говоритъ Старый Журналистъ,— галичане, которыхъ г. Маковей называетъ рабами, а въ другомъ мЪстЪ своего письма ренегатами, не корчили изъ себя „галицкихъ великороссовъ", а выступали подъ знаменемъ общерусскаго литературнаго унитаризма.

Я позволю себЪ замЪтить, что возникновеніе подобной литературной объединительной партіи въ галицкой малорусской средЪ было явленіемъ до того естественнымъ, что могло бы не возникнуть лишь въ томъ случаЪ, еслибы галицкая Русь была отдЪлена съ колыбели своей національной жизни безусловно непроницаемою стЪной и крышей и отъ остальной Руси, и отъ западной Европы.   ВЪдь такими же „рабами" и „ренегатами" въ литературномъ   отношеніи полнился Аппенинскій полуостровъ въ теченіе столЪтій, когда совершался процесъ культурнаго подчиненія мЪстныхъ итальянскихъ нарЪчій развившемуся раньше въ литературный языкъ нарЪчію тосканскому...

Если гг. Головацкій,   Наумовичъ,   Зубрицкій, Хилякъ,  Устіяновичъ, Добрянскій, ДЪдицкій, Гушалевичъ, Петрушевичъ и Свистунъ не что иное, какъ "рабы" и "ренегаты",  то такамЪ же „рабами"   и „ренегатами" слЪдуетъ признать съ точки зрЪнія г. Маковея всЪхъ дЪятелей ПриднЪпровья и Малой Руси и всЪхъ уроженцевъ тЪхъ краевъ, вносящихъ свои вклады въ литературу и публицистику  на общерусскомъ языкЪ. Такихъ „рабовъ"   и „ренегатовъ" у насъ до того нынЪ много,   литературно-политическіе сепаратисты толка г. Маковея до того ничтожны и количествомъ своимъ, и слабостью сравнительно съ силою общерусскаго литературно-политическаго унитаризма, въ мЪстностяхъ населенныхъ малороссами,   обаяніе національнаго всероссійскаго великодержавія настолько велико, экспансивное вліяніе общерусской  литературы настолько неотразимо, что громы, бросаемые г, Маковеемъ на тЪхъ изъ своихъ земляковъ, которые не хлопочутъ о „литературно-политической самостоятельности малорусскаго народа", совсЪмъ напрасная трата накопленнаго въ немъ электричества."

II.

Semper calumniare audacter.

Возраженія на статью г. Маковея, появившіяся въ русскихъ закордонныхъ газетахъ, удовлетворительны, быть можетъ, для русской закордонной публики, такъ какъ въ Россіи, исключая десятокъ-другой сторонниковъ украинофильства, на этотъ національный сепаратизмъ смотрятъ съ улыбкою, какъ на шалости избалованнаго ребенка. ДЪло въ томъ, что большинство русской закордонной публики не понимаетъ нынЪшняго украинофильства и считаетъ его не только естественнымъ, но и похвальнымъ выраженіемъ привязанности къ особенностямъ родного малорусскаго слова, къ природЪ мягкого юга и къ особенностямъ южнорусской жизни. Такое пониманіе украинофильства было бы, однако, непростительнымъ заблужденіемъ. НынЪшнее украинофильство — не благородное и естественное украинофильство Костомарова, Шевченка и Кулиша, а раньше ихъ Котляревскаго и КвЪтки Основяненка, такъ какъ съ теченіемъ времени и подъ вліянiемъ враждебной русскому народу, но хитрой политики его противниковъ, первоначальное чистое, литературное украинофильство, выражавшееся  въ любви къ родному слову, къ преданіямъ козацкой старины, къ обычаямъ южной Руси, выродилось въ національно-политическое сектантство, которое, при благопріятствующихъ  для него обстоятельствахъ могло бы принести много вреда русскому народу. Зло нынЪшняго украинофильства въ томъ, что оно, подъ покровомъ "народничества",   впрочемъ  карикатурно  извращеннаго,   каплею по  каплЪ отравляетъ несвЪдущихъ ложью, чему примЪръ — статья г Маковея. Къ сожалЪнію, та самая ложь, противъ многообразныхъ проявленій и развЪтвленiй которой особенно намъ, русскимъ галичанамъ, столько разъ приходится защищать себя — со свойственнымъ   ей   іезуитизмомъ (ссылка на принципъ: audiatur et altera pars въ статьЪ г. Маковея) при борьбЪ съ галицкимъ противникомъ на страницахъ петербургской газеты и тупоуміемъ — въ пониманіи положенія, задачъ и цЪлей русскаго населенія въ Австріи и вообще русскаго народа — нашла мЪсто въ „С.-Петербургскихъ ВЪдомостяхъ", Это обстоятельство и заставляетъ насъ пояснить существо и значеніе нынЪшняго украинофильства и представить его цЪли и стремленія. Русская закордонная печать, какъ уже выше сказано,   или молчитъ объ этомъ движеніи, или сообщаетъ о немъ краткія и далеко не ясныя свЪдЪнія, по которымъ нельзя составить себЪ яснаго понятія объ оттЪнкахъ литературных и политическихъ мнЪній тЪхъ сепаратистовъ, которые управляютъ ныне украинофильскимъ движеніемъ. Мы, русскіе галичане, однако, больше тридцати лЪтъ боремся съ украинофильскимъ сепаратизмомъ, мы были свидетелями его развитія и вырожденія въ политическую секту, мы, наконецъ, перенесли по причинЪ борьбы съ украинофильствомъ столько непріятностей и гоненій, что можемъ считать себя к омпетентными въ оцЪнкЪ этого движенія и въ изданіи справедливаго о немъ суда. Мы постараемся сдЪлать это въ краткомъ обзоре литературнаго и политическаго украинофильства, отношеній польскихъ политическихъ деятелей къ украинофильству и отношеній украинофильскихъ вожаковъ къ русской партіи   въ ГаличинЪ, чтобъ подъ конецъ вывести заключеніе,  логически вытекающее изъ фактовъ и могущее, по нашему мнЪнію, служить практическимъ руководствомъ и наставленіемъ для дЪятельности въ настоящемъ и будущемъ. Печальная роль вырожденнаго украинофильства есть въ дЪйствительности несчастье галицко-русской интелигенціи, несчастье русскаго населенія Австріи, несчастье всето русскаго народа. Мы уже теперь видимъ въ ГаличинЪ и БуковинЪ печальные плоды украинофильства, порожденнаго плохо понятымъ мЪстнымъ патріотизмомъ, извращеннаго невЪжествомъ и поддерживаемаго политической хитростью противииковъ русскаго народа изъ боязни передъ его грознымъ единствомъ, именно — національное обезличеніе вольныхъ или невольныхъ сторонниковъ украинофильства. Мы видимъ, какъ гибнутъ не только безплодно, но даже вредно, силы по природЪ хорошія, но увлеченныя примЪромъ или матерьяльными разсчетами и какъ уклоненіе отъ твердой національно-исторической почвы приводитъ заблудшихъ къ рабскому подчиненію чужимъ идеямъ, чужимъ планамъ.

Статья г. Маковея  въ   "С.-Петербургскихъ ВЪдомостяхъ" есть выраженіемъ нынЪшняго литературно-политическаго украинофильства, заправленнымъ, однако, ядомъ клеветы не только на членовъ  русской національно-исторической партіи въ ГаличинЪ и БуковинЪ, но и на саму русскую мысль. Да, г. Маковей старается  оклеветать саму русскую мысль и найсвятЪйшія чувства и стремленія русскихъ галичанъ. Когда читается или слушается гг. Маковеевъ, то русская партія называется у нихъ „рабскою", ея представители  „рабами" и „ренегатами", а иногда даже „гадюками", мужество — дерзостью и они, тЪ клеветники, вывертая глаза, на подобіе фарисеевъ и испуская благочестивые вздохи, плачутся и рыдаютъ, что члены русской партіи — „противники" народнаго развитія. Притворные трусы, шляющіеся по свету подъ бременемъ тайныхъ сдЪлокъ съ завЪдомыми противниками Руси, дерзаютъ  осквернять  движеніе русское и едино спасительное, движеніе, котораго участники приносятъ себя въ жертву за грехъ прошлаго времени, за вЪковое отчужденіе Червонной Руси отъ ея родного корня и забудущую культуру и будущее счастье для русскаго населенія Галичины и Буковины.

III.

Говори до него, коли онъ маковей.
(Галицко русская поговорка.)

Прежде всего разберемъ письмо г. Маковея о столько,   о сколько   оно   касается національно- исторической партіи въ ГаличинЪ, которой членовъ г. Маковей называетъ иронически „великороссами", а также „ренегатами".  Національно - историческая партія   въ ГаличинЪ никогда не называла себя „великороссами", такъ какъ это была-бы такая же безсмыслица, какъ то, что галицкіе  и буковинскіе   украинофилы называютъ себя „русинами-украинцами", или даже „австрійскими украинцами", а малорусское нарЪчіе »русько- (и руско-) украинскимъ языкомъ". Насъ, сторонниковъ единства русскаго народа и его развитія на національно-исторической почвЪ, даже наши противники называютъ „старороссами", „москвофилами" и „москалефилами", мы сами называемъ себя русскими галичанами или галицкими русинами [3], партію же нашу называемъ русско-народною, хотя для насъ не обидны и названия "москвофилы", "москали"  и даже "кацапы", так как они выражаютъ наше культурно-нацiональное стремленiе. Для насъ, конечно, не обидно и названiе "великороссы", которымъ насъ г. Маковей почитал въ "С.-Петербугскихъ ВЪдомостяхъ", но такъ как мы никогда не корчили изъ себя „галицкихъ великороссовъ", то г. Маковей, вЪжливо сказавши, ошибся. А „ошибся" онъ сознательно, имЪя на цЪли представить насъ „самозванцами" и осмЪшить насъ передъ русскимъ обществомъ, которое вЪдъ знаетъ или по крайней мЪрЪ должно знать, что въ ГаличинЪ великороссовъ нЪтъ, и что за предЪлами Россіи живетъ всего нЪсколько тысячъ великороссовъ въ одной БуковинЪ, имеено "старообрядцы". Это впрочемъ одна изъ самыхъ невинныхъ „ошибокъ" г. Маковея.

Г. Маковей говоритъ,   что въ нынЪшнемъ году  „австрійскіе малороссы празднуютъ столЪтній юбилей появленія „Энеиды" Котляревскаго, первой книжки на чистомъ малорусскомъ языкЪ" и утверждаетъ, что „этотъ годъ малороссы считаютъ началомъ своего національнаго возрожденія,'' Что въ нынЪшнемъ году дЪйствительно припадаетъ столЪтній юбилей появленія „Энеиды" и что австрійскіе малороссы будутъ праздновать его, это вЪрно. Но отъ чьего имени говоритъ г. Маковей, что "этотъ годъ малороссы считаютъ началомъ своего національнаго возрожденія" ? Г. Маковей позабылъ, кажется, добавить, которые малороссы,   россійскіе ли или австрійскіе, такъ какъ мы, австрійскіе малороссы, считаемъ 1848 годъ годомъ нашего національнаго возрожденія и этотъ юбилей мы отпраздновали величаво въ дняхъ отъ 3 (15) до 7 (19) мая с. г. въ каждомъ городЪ, въ каждомъ мЪстечкЪ и въ каждомъ селЪ Галичины. Мы, австрійскіе и буковинскіе малороссы, можемъ и будемъ праздновать годовщину появленія „Энеиды" Котляревскаго, но мы не вправЪ считать 1798 годъ началомъ нашего  національнаго  возрожденія, такъ какъ у насъ до 50-ти  годовъ никто не зналъ о существованіи „Энеиды", значитъ, на наше національное возрожде- ніе она не произвела никакого вліянія. Въ такомъ-же положеніи находится и г. Маковей со всЪми своими галицкими и буковинскими единомышленниками. Могутъ ли, однако, малороссы вообще считать годъ появленія „Энеиды" Котляревскаго началомъ своего національнаго возрожденія? ГдЪ были малороссы, разумеется, партіи г. Маковея, до Котляревскаго  и гдЪ ихъ слЪдъ въ исторіи культурнаго развитія русскаго народа, если годъ 1798 они считаютъ началомъ своего національнаго возрожденія ? Возродиться  можетъ лишь то, что раньше существовало и по какимъ-либо причинамъ въ теченiе извЪстнаго времени не оказывало признаковъ жизни. Но существовали ли малороссы, да еще въ родЪ нынЪшнихъ украинофиловъ, до Котляревскаго?   Правда, нынЪшніе украинофилы, чтобъ вывести свое историческое происхожденіе, причисляютъ съ ужаснЪйшими натяжками и „Слово о полку ИгоревЪ" и „Слово Даніила Заточника" и другія того рода историческія памятники къ малорусскимъ произведеніямъ. Но тЪ-же историческія памятники русскаго творчества принадлежатъ и великороссамъ и потому не могутъ служить доказательствами для украинофильской  исключительности.   Въ виду всего того,  „Энеида" Котляревскаго не можетъ составлять начала малорусскаго національнаго возрожденія, такъ какъ отдЪльной малорусской нацiональности раньше совсЪмъ не было.  Гг. Маковеи могутъ считать появленіе „Энеиды" только началомъ сущсствованія украинофильства,  и то не благодаря Котляревскаго, который навЪрно и не помышлялъ стать родоначальникомъ отдЪльной малорусской литературы, такъ какъ онъ писалъ и по великорусски, а благодаря національныхъ сепаратистовъ, появившихся послЪ польскихъ возстаній, которые, за недостаткомъ чего-либо лучшаго шуточное стихотвореніе Котляревскаго положили въ основу новой „русько-украинской" литературы.  Неужели гг. Маковеи серіозно думаютъ, что въ 19 вЪкЪ изъ стараго культурнаго народа, какимъ есть нынЪ русскій народъ, можетъ отдЪлиться одна его, положимъ, южная часть и, основываясь на травестіи латинской „Энеиды", создать отдЪльный народъ и отдЪльную  литературу?  Мы еще вернемся къ этому вопросу, тутъ лишь мы считали необходимымъ указать на исходную точку г. Маковея, смотря съ которой онъ доходитъ до чистЪйшихъ абсурдовъ въ родЪ того, что сторонниковъ національнаго и литературнаго единства русскаго народа, для которыхъ „Энеида" Котляревскаго  только милое  шуточное стихотвореніе, а не эпохальное событіе называетъ — „ренегатами".

Если г. Маковей, ставя въ основаніе „національнаго возрожденія" малороссовъ „Энеиду" Котляревскаго, или не знаетъ исторіи русской литературы и развитія русскаго языка или не понимаетъ ея, а по нашему мнЪнію, въ своемъ украинофильскомъ фанатизмЪ не хочетъ ея знать и понимать, то въ послЪдующихъ строкахъ онъ прямо извращаетъ факты, чтобъ обосновать свои нападки на русско народную партію. И такъ онъ пишетъ,  что „въ 1837 году Маркіанъ Шашкевичъ поставилъ вопросъ малорусскаго языка въ ГаличинЪ такъ же ясно, какъ Котляревскій въ Россiи въ 1798 году." Уже одного сравненія  М. Шашкевича съ Котляревскимъ было бы достаточно для того,   чтобы доказать,   что М. Шашкевичъ совсЪмъ не ясно поставилъ вопросъ малорусскаго языка  въ ГаличинЪ,  ибо Котляревскій его въ Россіи вовсе не ставилъ.  Если бы г. Маковей больше добросовЪстно относился къ дЪятельности M. Шашкевича и его сподвижниковъ,  Я. Ф. Головацкаго и И. Вагилевича, написавшихъ и издавшихъ въ 1837 году малорусскую „Русалку ДнЪстрову", то онъ не могъ бы сделать М. Шашкевича родоначальникомъ украинофильства.  Украинофилы вообще, а галицкіе въ особенности, любятъ ссылаться на неживущихъ уже выдающихся дЪятелей и дЪлать ихъ своими единомышленниками, благо „мертвые срама не имутъ" и протестовать не станутъ. Въ Россіи они сделали своимъ родоначальникомъ И. П. Котляревскаго, а въ ГаличинЪ Маркіана С. Шашкевича. Что касается галицкихъ сепаратистовъ, то они считаютъ М. Шашкевича родоначальникомъ своей литературной „самостоятельности" на томъ основаніи, что „Русалка ДнЪстрова" составлена на галицко-русскомъ нарЪчіи и напечатана наполовину фонетикою, именно съ опущеніемъ (и то не во всЪхъ статьяхъ и словахъ) буквы „ъ", хотя другія буквы, нынЪ украинофилами выброшенныя, „Ъ" и „ы" въ "Pyсалке" задержаны. Между тЪмъ разве одному г. Маковею неизвЪстно, что въ 1837 году въ ГаличинЪ вся мЪстная русская интелигенція, состоявшая почти исключительно изъ священниковъ, говорила и писала по польски и за малыми исключеніями о русскомъ языкЪ и письмЪ меньше имЪла понятія, чЪмъ псаломщики, обучавшіе тутъ и тамъ дЪтей грамоте на „Часословахъ" и „Псалтиряхъ". Сочинители и издатели „Русалки ДнЪстровой", составляя ее на галицко-русскомъ нарЪчіи, рЪшительно не имели намЪренія выразить этимъ самостоятельность малорусскаго языка и народа, а что касается опущенія буквы „ъ" въ „РусалкЪ", то оно произошло по причинЪ незнанія правильнаго правописанія и подъ вліяніемъ чеха Добровскаго, который выбросилъ „ъ" изъ славянской азбуки и серба Вука Караджича, употребившаго въ изданіи сербскихъ пЪсенъ фонетическое правонисаніе. По свидЪтельству Якова Головацкаго, товарища и сподвижника Маркіана Шашкевича и главнаго автора „Русалки", М. Шашкевичъ послЪ выхода „Русалки" сожалелъ о своемъ увлеченiи и въ появившихся позже своихъ сочиненіяхъ всегда употреблялъ этимологическое правописаніе. ЗамЪчательно также и то обстоятельство, что галицкіе украинофилы только въ 1893 году додумались произвести M.C. Шашкевича въ родоначальники галицкаго украинофильства. До того времени ихъ авторитетомъ былъ Т. Гр, Шевченко, котораго поэтическія произведенія составляли альфу и омегу ихъ литературныхъ, культурныхъ, политическихъ и соціальныхъ знаній и стремленій. Но съ поры провозглашенія въ львовскомъ соймЪ г. Романчукомъ пресловутой „программы" въ 1890 году, въ которой католицизмъ былъ объявленъ основой „русько - украинской" народности, Т. Гр. Шевченко, какъ православный, долженъ былъ уступить, особенно, что языкъ произведеній Шевченка слишкомъ пахнетъ „московщиной" для нынЪшнихъ украинофиловъ. Котляревскій и КвЪтка-Основьяненко то же не могли занять мЪота корифеевъ галицкаго украинофильства, такъ какъ и они были православными. Оставалось выбрать кого-либо изъ галицкихъ уніатовъ въ сепаратисгскіе авторитеты и выборъ палъ на М. Шашкевича. Сепаратисты не имЪютъ, однако, ни малЪйшаго права анектовать для своихъ цЪлей М. Шашкевича. „Русалка ДнЪстрова" была созданіемъ не одного М. Шашкевича, но также Я. Головацкаго и И. Вагилевича.

Впрочемъ, если бы М. Шашкевичъ одинъ составилъ „Русалку", то сепаратисты не въ правЪ злоупотреблять его имя для своихъ цЪлей, такъ какъ въ разсужденіи: Azbuka i abecadlo, odpowiedz na zdanie o wprowadzeniu abecadla polskiego do pismiennictwa ruskiego, написанномъ M. Шашкевичемъ въ 1836 году противъ попытки ввести латинскую азбуку въ русское письмо и въ составленномъ нимъ учебникЪ „Читанка для малыхъ дЪтей до школьного и домашного употребленія", изданномъ въ 1850 году, нЪтъ и слЪда украинофильскаго сепаратизма [4]. По этому галицкіе сепаратисты напрасно облекаютъ М. Шашкевича въ свой халатъ и незаслуженно оскверняютъ память человЪка, котораго высоко чтитъ галицкая Русь.

По словамъ г. Маковея, уже въ 1848 году, когда въ Австріи установлена была конституція и уничтожено крЪпостное право, галицкіе малороссы выступили на арену политической дЪятельности, какъ „самостоятельный малорусскій народъ." Не могли-же они называть себя великороссами, какъ и нынЪ никто изъ русскихъ галичанъ не станетъ утверждать,  что онъ великороссъ, но эту самостоятельность дЪятели 1848 года, подобно тому,  какъ и мы нынЪ, понимали не въ смыслЪ национальной отдЪльности. До 1848 года русско-народное движеніе въ ГаличинЪ было исключительно послЪдствіемъ пробуждавщагося сознанія у немногихъ просвЪщенныхъ галичанъ объ ихъ принадлежности къ русской  народности безъ розличія на вЪтви, малорусскую, бЪлорусскую и великорусскую, составляющія русскую народность. Указанія о принадлежности русскихъ галичанъ къ русскому народу вообще наши предки находили въ средЪ простонародія, гдЪ подъ соломенными крышами прятался русскій духъ и пріютилось живое народное преданіе, находила въ исторіи, а также въ церковныхъ книгахъ, гдЪ часто упоминается, особенно въ службахъ св. Владиміру, св. ОльгЪ, свв. Борису и ГлЪбу, о „русскомъ родЪ".  Годъ 1848 засталъ у насъ „мерзость запустЪнія". ОтдЪленная  въ продолженiе цЪлыхъ столЪтій отъ общей жизни съ остальною Русью, Червонная Русь влачила жалкое существованіе въ качествЪ производительницы рабочьей силы для пановъ-помЪщиковъ и предмета прозелитскихъ опытовъ и покушеній со стороны польскихъ патріотовъ и римскихъ іезуитовъ. Русское дворянство, сманенное „Польши шумными пирами", уже давно и всецЪло находилось на польской сторонЪ, увеличивъ такимъ образомъ не только число польскихъ   пановъ, но и вскрЪпивъ матерьяльныя  силы Польши русскимъ добромъ и русскою землею. НынЪ говорятъ, что Червонную Русь составляютъ одни „хлопы и попы", а въ 1848 году и этого нельзя было сказать. Русское духовенство было почти поголовно ополячено. РЪдко въ домЪ русскаго священника   былъ разговорный галицко-русский языкъ. ПроповЪди въ церквахъ,   если вообще говорились, то по польски. Тутъ и тамъ вспыхивало иногда пламя русскаго національнаго самосознанія и патріотизма; въ 1816 г. возникло въ ПеремышлЪ за стараніемъ каноника перемышльскаго капитула, Ивана  Могильницкаго,  „Общество священниковъ,"  которое поставило ceбЪ цЪлью — распространять  просвЪщеніе среди народа, но для осуществленія этой цЪли не было средствъ, такъ какъ кромЪ „Бу- кваря," изданнаго въ 1807 году Ставропигійскимъ Институтомъ, въ Червонной Руси не было никакнхъ другихъ учебниковъ; въ 1829 году учредилъ епископъ Iоаннъ    СнЪгурскій  въ ПеремыішлЪ  типографію  и всячески поощрялъ молодыхъ людей къ національному труду; тамъ-же, въ ПеремышлЪ, каноникъ Иванъ Лавровскій основалъ капитульную библіотеку; изъ древняго Перемышля искра русскаго самосознанія  перескочила въ младшій Львовъ и тутъ зажгла въ первой половинЪ 30-ти годовъ въ сердцахъ молодыхъ семинаристовъ яркій пламень патріотизма; Маркіянъ Шашкевичъ, Яковъ Головацкій и Иванъ Вагилевичъ образовали кружокъ, который началъ усердно дЪйствовать въ пользу національнаго движенія; результатомъ его дЪятельности явилась изданная въ БудапештЪ въ 1837 году первая галицко русская  книжка, напечатанная гражданскими письменами, вышеупомянутая. ,Русалка ДнЪстровая".   Но это движеніе показалось опаснымъ австрійскому правительству и оно, подавленное въ самомъ зародышЪ,    "отцвЪло, не успЪвши разцвЪсть." Нужно  знать, что  тогдашнее   австрійское  правительство  косо смотрЪло на русское населевіе Галичины. Въ 1816 году львовская губернія представила „придворной канцеляріи" въ ВЪнЪ,  что „политическія соображенія не велятъ вместо польскаго языка распространять русскій,  такъ какъ послЪдній составляетъ только разновидность россійскаго." Еще въ концЪ 50-ти годовъ правительство предложило русской консисторіи во ЛьвовЪ составить образцы такой русской скорописи, которая бы отличалась отъ скорописи, употребляемой въ Россіи. Печатное гражданское письмо было въ ГаличинЪ строго запрещено, а русскiя слова, которыхъ цензоръ по незнанію русской рЪчи не понималъ, считались "московскими" и безпардонно вычеркивались. Офиціяльными языками считались языки латинскій и нЪмецкій; народныхъ школъ почти не было, а среднія и  высшія учебныя заведенія не были разсадниками просвЪщенія въ такомъ значенiи, какъ это мы нынЪ понимаемъ, но воспитывали только благонадежныхъ для правительства чиновниковъ. Съ заграничною Русью наша Русь не имЪла почти никакого общенія. Изъ русскихъ ученыхъ знали о существовани Червонной Руси только М. П. Погодинъ, Шевыревъ и КирЪевскій, „открывшіе" ее случайно, возвращаясь съ заграницы, въ 1835 году, по русскимъ надписямъ на башнЪ василіянскаго монастыря во ЛьвовЪ. Съ одной стороны не было кому писать, съ другой тЪ, которые могли писать о насъ въ заграничныя изданія, боялись, такъ какъ существовалъ законъ, налагавшiй пеню въ сумЪ 25 дукатовъ на того, кто печаталъ заграницею сочиненія, не перешедшія черезъ горнило мЪстной цензуры. Только коротко передъ 1848 г. русскіе галичане, Денисъ Зубрицкій, Яковъ Головацкій и Иванъ Вагилевичъ, начали переписываться съ славянскими и русскими дЪятелями въ ПpaгЪ, ВаршавЪ, КiевЪ и МосквЪ и печатать заграницею свои статьи. Умственное и національное состояніе Червонной Руси до 1848 года представляешь всего лучше число появившихся въ ней галицко-русскими авторами иаписанныхъ сочиненій.

Въ 1847 году появилось всего 30 сочиненій, написанныхъ русскими галичана ми; изъ этого числа 22 сочиненія написаны на русскомъ языкЪ, 4 на польскомъ, и 4 на латинскомъ. Объ уровнЪ тогдашняго образованїя галицко-русскаго общества и о его потребностяхъ свидЪтельствуетъ то, что на число 22 русскихъ „сочиненій" сложились:   „Руско-словеньскій букварь",  „ВозвЪщеніе" (т. е. проспектъ) объ изданіи книжки „Размышленія благоговЪйныя", „Науки парохіальныя на недЪли всего лЪта", „ГласнопЪснецъ малый"  (должно быть „ГласопЪснецъ"),  „Каталогъ книгъ руско-славенскихъ Ставропигійскаго Института", „Библійная исторія ветхаго завЪта", три „Слезы", одинъ „Плачъ", одна „Надгробная поэма" и одинъ „Стихъ печальный"  по поводу смерти  епископа Iоанна СнЪгурскаго ; дальше „ЛЪствица къ блаженному животу", „Наука о управЪ тютюну для Галиціановъ", „Радостная пЪснь Русина Галичанина" по поводу именинъ митрополита Михаила, „БлагоговЪйныя размышенія, русскимъ чадамъ къ чтенію опредЪленныя сочинительницею памятки по доброй матери, изъ подлинника англическаго на языкъ полскій, изъ тогоже на языкъ руско-словенскій переведенная",  пастырское посланіе епископа I. СнЪгурскаго,   „Чинъ утрени и вечерни" и, наконецъ,    стихотвореніе   „Vмнъ БлагодЪтельнымъ". Самыя цЪнныя сочиненія, появившіяся въ 1847 году, были бы „Букварь" и „Библійная исторія", если не считать книжки „ВЪнокъ Русинамъ на обжинки", изданной въ ВЪнЪ Иваномъ Ф. Головацкимъ на средства сербскаго патріарха Iосифа Раячича. Но не всЪ эти „сочиненія" появились въ ГаличинЪ. Два изъ нихъ  напечатаны въ ВЪнЪ, именно „ВЪнокъ" и "Наука о управЪ тютюну",   одно въ БудапештЪ, одно въ Черновцахъ. Изъ польскихъ и латинскихъ изданій 1847 года три — архипастырскія посланія митрополита Левицкаго, два — „Шематизма" клира епархій перемышльской ц львовской, одно — стихотвореніе по поводу смерти епископа I. СнЪгурскаго и Wyklad teologii pastoralnej. Только два сочиненія, а собственно говоря двЪ статьи, написанныя Д. Зубрицкимъ въ 1847 г., имеютъ научное и литературное значеніе, именно: „Начало уніи" и „Приглашеніе къ суду по уголовному дЪлу около половины XVII в. во Владимірской Руси", но онЪ появились въ Москве, въ „Чтеніяхъ Московскаго Общества Исторіи и Древностей Россійскихъ." Судя по перечисленнымъ „еочиненіямъ", въ умственной, національной и политической жизни существовалъ у насъ полнЪйшій застой. Но и эти немногія изданія представляютъ непреложное доказательство, что ихъ авторы склонялись въ сторону литературнаго единства.

Какъ видимъ, русское населеніе Галичины до 1848 года состояло изъ крестьянъ, коснЪющихъ въ мракЪ невЪжества и стонущихъ подъ игомъ крЪпостничества и изъ духовенства, въ общемъ мало образованнаго и зависимаго отъ польскихъ патроновъ; конечно, и среди тогдашняго русскаго духовенства были люди образованные, но это образованіе было латинское, нЪмецкое и польское, а не русское. Университеты и духовныя семинарін во ЛьвовЪ, ПеремышлЪ и BЪнЪ могли дать духовенству общее и богословское образованіе, но по русски оно знало лишь столько, сколько   могло  научиться   по церковнымъ книгамъ. Многіе,  особенно „луцаки", т. е. получившіе богословскую подготовку и рукоположеніе въ ЛуцкЪ,  нынЪшнеа волынской губерніи, не умЪли даже читать по русски и пользовались при богослуженіи церковными книгами лишь такимъ способомъ, что велЪли себЪ русскій текстъ надписывать латинскими буквами. Эпоха общерусской литературы отъ Ломоносова до Карамзина, сочиненія Ломоносова, Сумарокова, Фонвизина, Державина, Хераскова, Богдановича, общерусская литература начала XIX ст., начиная съ Карамзина и кончая писателями Пушкинской эпохи, не имели ни малЪйшаго  доступа и вліянія на Червонную Русь. ИзвЪстный славистъ, Фр. Миклошичъ,   писалъ въ 1850 году   М. П. Погодину : „Пражане (die Prager) такъ счастливы, что могутъ кое-что изъ Россіи получить, между тЪмъ какъ мы, въ ВЪнЪ, скорЪе получимъ появившуюся въ КантонЪ книжку, чЪмъ русскую. Все мои старанія получить самонужнЪйшее изъ русской литературы были  безуспЪшны."  Это вполне, если не въ большей еще степени, относилось и къ ГаличинЪ. Темъ и объясняется, что ода Г. Р. Державина „Богъ",  изданная во Львове въ 1830 году  Д. Зубрицкимъ съ польскимъ и нЪмецкимъ переводами, была единственнымъ произведеніемъ русской литературы, которое проскользнуло   въ Червонную Русь, да и то благодаря газетЪ Dziennik Wilenski, где въ 1822 г. былъ напечатанъ польскій переводъ этой оды. Однимъ словомъ, въ литературномъ и умственномъ отнощенiи Червонная Русь находилась до 1848 года въ такомъ положеніи, въ какомъ находилась Великая Русь до Ломоносова, съ тою, однако, разницею что Великая Русь не страдала  отъ иностранныхъ вліяній. Червонная же Русь въ лице своей интелигенціи таяла подъ вліяніемъ польскимъ и нЪмецкимъ. Лучше всего представятъ это цифры публикацій. Съ 1800 до 1848 года появилось въ ГаличинЪ всего 159 русскихъ публикацiй, написанныхъ или изданныхъ галицко-русскими уроженцами. Въ числЪ тЪхъ 159 публикацій 47 припадаетъ на церковныя книги, молитвословы и проповеди, 15 на „буквари", а остальныя состоятъ изъ панегириковъ, каталоговъ книгъ Ставропигійскаго Института, австрійскихъ гимновъ и т. д. Очень не большое число публикацій имЪло образовательное или литературное значеніе. Къ такимъ принадлежать: „Грамматика языка руского въ Галиціи" (1834 г,), составленная однимъ изъ самыхъ просвЪщенныхъ, сознательныхъ и образованныхъ въ то время галичанъ, свящ. Iосифомъ Левицкимъ по нЪмецко-россійской грамматикЪ Тапне и "Мотыль на малорускомъ языцЪ" Рудольфа Моха (1841), брошюрка, содержащая 11 стихотвореній, и нЪкоторые переводы сочиненій Шиллера, сдЪланные названнымъ I. Левицкимъ.

Откуда, однако, взялись, такъ сказать, черезъ ночь, въ 1848 году, русскіе дЪятели сразу, какъ по мановенію волшебнаго жезла, оживившіе и побудившіе тогдашнее русское жительство Галичины къ національной и политической жизни и вызвавшіе кипучую и успЪшную дЪятельность въ области литературы и народной организаціи? Откуда у галицко-русскихъ дЪя телей 1848 года взялось вдругъ такое сильное національное сознаніе, что они могли выступить въ защитЪ отдельности галицко-русскаго народа отъ польскаго и предъявить правительству свои національныя требованія? КрЪпостью, которая сохранила національные идеалы и особенности русскаго населенія Галичины въ теченіе долгихъ вЪковъ польскаго политическая ига, силой, которая, какъ могучій рычагъ, выдвинула въ 1848 году Червонную Русь на поприще національной и политической дЪятельности и сдЪлала изъ нея отдЪльный національный организмъ, была — русская церковь. Какъ извЪстно, національная идея и національные вопросы появились только после того, какъ Наполеонъ I перевернулъ вверхъ ногами почти всю Европу и разрушилъ средневЪковый ея строй. До того времени господствовалъ религіозный принципъ. Польша, управляемая іезуитами и пропитанная іезуитскимъ духомъ, не знала силы національной идеи и все свое вниманіе обращала преимущественно на распространеніе римскаго католичества среди русскаго населенія своихъ областей. Хмельницкій ободрялъ ряды козаковъ передъ битвою словами: „за веру и свободу ! " - о народности же и не упоминалъ. Ставропигійское братство во ЛьвовЪ тоже было основано для защиты вЪры. Введенiе церковной уніи  въ Червонной Руси въ 17 и 18 вЪкахъ усыпило отчасти бдительность Польши. Она довольствовалась переходомъ червонно - русскаго дворянства въ латинство, а имЪя надъ уніатскою церковью такихъ надежныхъ стражей, какъ іезуиты, разсчитывала, что съ временемъ и крестьянское  „быдло" будетъ заманено въ ихъ сЪти и съ переходомъ въ латинство ополячится. Впрочемъ, шляхетская Польша мало занималась своимъ польскимъ крестьянствомъ, а тЪмъ менЪе русскимъ. Между тЪмъ именно въ русской церкви, хотя и уніатской и среди ея вЪрныхъ,  подъ соломенными крышами, тлЪла искра національной мысли; церковь  отдЪляла русскій народъ  не только отъ костела, но и отъ польской національности, церковь сохраняла русскій языкъ и русское письмо и оберегала національныя преданія. Въ церковныхъ службахъ св. Владиміру, св. ОльгЪ, свв, Борису и ГлЪбу и другимъ нашимъ національнымъ святымъ и священники и народъ читали и слышали о „русскомъ родЪ", а это съ живыми  преданіями и разсказами,  ходившими въ народЪ о КіевЪ о ПочаевЪ и другихъ русскихъ городахъ и мЪстахъ благочест ваго  паломничества, о козацкихъ войнахъ съ Польшею и т. п. создавало  въ умахъ галичанъ образъ Руси и утверждало ихъ о племенной къ ней принадлежности. Это смутное, стихійное пониманіе ждало только толчка, чтобы выразиться сознательно. Толчекъ дали немногіе образованные и сознательно русскіе галичане тогдашняго времени. Мы видЪли, что тогдашняя галицко русская литература не давала образовательныхъ средствъ въ направленіи знанія русской исторіи. Тутъ опять явилась косвенно спасительницею и учительницею русская церковь. Галичане - священники, изучая исторію церквей, силою вещей были принуждены изучать и исторію русской церкви, а такъ какъ она тесно связана съ политическими и національными судьбами русскаго народа, то вмЪсгЪ съ церковною исторіею они познакомлялись и съ исторіею Руси. Къ познакомленію съ судьбами галицко-русскаго народа приводило также изученіе исторіи такихъ церковныхъ учрежденій, какъ Ставропигійское братство во ЛьвовЪ, монастыри чина св. Василія Великаго и церковная іерархія. Такъ уже въ 1830 году Д. Зубрицкій издалъ брошюру: Die griechisch-katholische Stauropigialkirche in Lemberg und das mit ihr vereinigte Institut; въ 1836 году онъ напечаталъ сочиненіе п. з. Historyczne badania o drukarniach rusko-slowianskich w Galicyi, въ году 1837 Rys do historyi narodu ruskiego w Galicyi i hierarchii cerkiewnej w temze krolestwie (съ 988 до 1340), а въ 1844 году монументальное сочиненіе Кronіka miasta Lwowa. Въ университетскихъ библіотекахъ Львова и ВЪны находились нЪкоторыя русскія сочиненія по исторіи и литературЪ. Изъ воспоминаній Я. Ф. Головацкаго (Литературный Сборникъ г. 1885) извЪстно, что онъ въ 1831 году переписалъ цЪлый „Сборникъ малороссійскихъ пЪсенъ" Максимовича (изд. 1827) и познакомился съ произведеніями Пушкина и „Исторіею Россіи" Кайданова въ польскомъ переводЪ, такъ какъ нельзя было получить подлинниковъ. Въ львовской-же университетской библіотекЪ находилась „Исторія Руси" Бантышъ-Каменскаго, которую особенно изучала извЪстная „русская троица": М. Шашкевичъ, И. Вагилевичъ и Я. Головацкій. Посли посЪщенія Львова Погодинымъ, упомянутая тройца получала лучшія книги изъ Россіи, а именно отъ Погодина, КирЪевскаго и О. Бодянскаго. То же самое случилось и въ ВЪнЪ. Изъ автобіографіи свящ. Антонія Добрянскаго, автора „Исторіи епи- скоповъ", знаемъ, что онъ въ вЪнской уни- верситетской библіотекЪ случайно наткнулся на исторію Бантышъ-Каменскаго и такимъ образомъ изучилъ исторію Руси. Конечно, сознательно русскихъ галичанъ можно было передъ 1848 годомъ посчитать на пальцахъ, тЪмъ не менЪе уже тогда они мужественно защищали даже русскую азбуку. Когда въ 1834 году Iосифъ Лозинскій, впослЪдствіи одинъ изъ лучшихъ русскихъ дЪятелей, по наущенію польскаго писателя Вацлава Залескаго въ журналЪ Rozmaitosci напечаталъ статью: О wprowadzeniu abecadta polskiego do pismiennictwa ruskiego и въ слЪдующемъ году издалъ книжку Ruskoje wesile, противъ его проекта рЪзко выступили Iосифъ Левицкій и Маркіанъ Шашкевичъ. И не съ однимъ недостаткомъ образовательныхъ средствъ боролись наши доблестные предки. Чтеніе славянскихъ книгъ и славянская литературная работа считались тогда въ глазахъ правительства преступленіемъ. ИзвЪстно, что предвЪстница народнаго возрожденія, „Русалка ДнЪстровая" была запрещена, а ея сочинители подвержены гоненію. Директоръ львовской полиціи, Пайманъ, сказалъ прямо по поводу изданія „Русалки": Wir haben mit den Polen vollauf zu schaffen und diese Tollköpfe wollen noch die todtbegrabene ruthenische Nationalität aufwecken ! Это нерасположеніе правительства подсыщали еще польскіе революционеры, клеветавшіе на русскихъ сколько душЪ было угодно. Такъ, по запискамъ Я. Ф. Головацкаго, въ 1841 году, когда львовскія тюрьмы были переполнены поляками, практикантъ уголовнаго суда чехъ Марекъ сказалъ литератору В. Зану: „Не помни Богъ полякамъ то, что они наклеветали на бЪдныхъ русиновъ". Можно принять за общее правило, что за исключеніемъ перемышльскаго епископа Iоанна СнЪгурскаго, остальные галико русскіе владыки до 1848 года смотрЪли на начинающееся русское движеніе глазами правительства и полиціи. Такъ митрополитъ Михаилъ Левицкій возбудилъ processum canonicum противъ авторовъ „Русалки", а епископъ Григорій Яхимовичъ говорилъ проповЪди у іезуитовъ, относился безучастно къ патріотическамъ начинаніямъ молодыхъ людей, а просившихъ у него совЪта по литературнымъ дЪламъ отсылалъ къ адвокату н говорилъ, что онъ не можетъ помочь, такъ какъ все зависитъ отъ правительства и полиціи. Національное и политическое положеніе Червонной Руси съ замЪчательнымъ на тогдашнее время мужествомъ предетавилъ въ 1846 году Яковъ Ф. Головацкій въ первой въ Червонной Руси политической брошюрЪ: Zustände der Russinen in Galizien, вышедшей въ ЛипскЪ какъ отпечатка изъ журнала Jahrbücher für slavische Literatur, Kunst und Wissenschaft. Эта брошюра произвела такое впечатлЪніе на нЪмцевъ и поляковъ, что они ее нарочно покупали, чтобъ уничтожить, вслЪдствіе чего тогдашніе русскіе семинаристы по ночамдь списывали съ уцЪлЪвшихъ экземпляровъ сотни копій и разсылали списки на провинцию.

Вотъ въ какомъ положеніи находилась галицкая Русь въ 1848 году, когда національное движеніе, охватившее почти половину Европы, дало и ей толчекъ къ жизни. Не слЪдуетъ, однако, забывать и того, что австрійское правительство, прижатое къ стЪнЪ мартовскою революціею въ BЪнЪ, итальянскою войною, мадьярскимъ возстаніемъ и польскою „рухавкою" во ЛьвовЪ, искало и нашло опору на югЪ у хорватовъ, на сЪверЪ у русскихъ галичанъ. Желая имЪть въ русскомъ населеніи Галичины противовЪсъ польскимъ стремленіямъ, австрійское правительство начало усердно поддерживать русское національное движеніе. Помня, однако докладъ львовской губерніи съ 1816 года, оно старалось препятствовать тому, чтобъ народное сознаніе русскихъ  галичанъ выходило  за предЪлы Галичины. Австрійское правительство прекрасно знало, къ какому народу принадлежитъ галицко-русское населеніе, такъ какъ въ государственныхъ актахъ временъ Маріи Тересіи, Iосифа II и его преемниковъ называется оно по нЪмецки:   russisch, подобно тому, какъ Червонная Русь называется Rothrussland. Этого не огъ не знать и тогдашній губернаторъ Галичины, гр. Францъ Стадіонъ, но государственный интересъ подсказалъ ему мысль, воспользоваться плачевнымъ положеніемъ русскаго населенія и неясностью національнаго самосознанія его передовыхъ людей, въ дЪлЪ опредЪленія принадлежности  русскаго населенія Галичины. Къ плану гр. Стадіона какъ нельзя лучше подходили безпрестанныя обвиненія галицко-русскихъ дЪятелей со стороны поляковъ въ томъ, что русско-народное движеніе вызвано по наущенію „москалей". ТЪмъ и воспользовался гр. Стадіонъ и, пригласивъ къ себЪ тогдашнихъ представителей русскаго населенія Галичины, поставилъ имъ вопросъ: „Кто вы такіе? Если бы вы считали себя россіянами, то я не могъ бы васъ поддерживать". Представители, понявъ тайный смыслъ вопроса, ответили :   Wir sind  Ruthenen! Если примемъ во вниманіе тогдашнее положеніе русскаго дЪла въ ГаличинЪ, если знаемъ, что отъ отвЪта представителей  зависЪло благоволеніе или непрiязнь правительства и, наконецъ, что въ то время національныя понатія даже у больше образованныхъ народовъ, чЪмъ галицкая Русь,   были неясны, то нельзя   удивляться  отвЪту представителей русскаго населенія Галичины. Весьма вероятно также и то, что представители русскихъ галичанъ, понявши заднюю мысль въ вопросЪ Стадіона, дали ему дипломатическій, но во всякомъ случаЪ утилитарный отвЪтъ. ТЪмъ не меньше   всЪ объявления и отзывы „Головной Русской Рады",   перваго политическаго общества въ  галицкой Руси, издавались   „Отъ Головной  Рады   руcскаго народа Галицкаго".   Въ этомъ титулЪ скоpЪe можно увидеть объединительное стремленіе галицко-русскихъ дЪятелей 1848 года, чЪмъ сепаратистское,  какъ это мерещится г. Маковею. Впрочемъ они могли говорить о самостоятельности русскаго населенія Галичины, но въ виду польскаго народа, особенно, что польскіе  политики, испугавшись русскаго движенія, стали отрицать существованіе малорусскаго народа, котораго языкъ,  по ихъ мнЪнiю, былъ только разновидностью польскаго языка, и утверждали: Niema Rusi, jest tylko Polska i Moskwa, т. е. Россія. Наконецъ нынЪ еще живутъ передовые русскіе дЪятели 1848 года,  А. С. Петрушевичъ,   В. А. ДЪдицкій, И. Гушалевичъ и другіе, а они всею своею жизнью и всею своею дЪятельностью свидЪтельствуютъ, что  въ 1848 году никто и не помышлялъ о такой  самостоятельности малорусскаго народа, какую исповЪдуютъ нынЪшніе украинофилы. Но развЪ самостоятельность  малорусскаго народа исключаетъ и можетъ исключать его принадлежность къ бЪлорусской и великорусской вЪтвямъ русскаго народа?

Г. Маковею,   какъ   видно,   далеко до пониманія того, что галицко-русскіе дЪятели, ставъ на историческую почву развитія русскаго языка, должны были стремиться къ сближенію галицко-русскаго книжнаго языка съ общерусскими и что это сближеніе раньше или позже должно было послЪдовать и для того виновниковъ этого естественнаго явленія онъ видитъ въ „славянофилахъ",  которые будто бы „подыскивали общеславянскiй языкъ", которымъ, по ихъ мнЪнiю, долженъ былъ бы  быть русскій и что вслЪдствіе этого „часть немногочисленной русской интелигеаціи, еще не пришедшая къ ясному национальному самосознанію, слишкомъ лЪнивая для того, чтобы позаботиться о самостоятельномъ національномъ существованіи,  — да притомъ поддавшись разнымъ внЪшнимъ вліяніямъ, ухватилась за идею готоваго русскаго языка, какъ за спасательный якорь. Привыкши къ рабству, враги всякаго прогресса и живой мысли, эти представители галицкой интелигенціи не пожелали быть хозяевами въ собственномъ домЪ, предпочитая стать лакеями другого народа" ! [5]

Мы уже выше доказали, что посторонняго вліянія, да къ тому еще со стороны русскихъ славянофиловъ, въ 1848 году не было. Но еще раньше, именно въ 1816 году, когда не было не только славянофильскаго вліянія, но н самихъ славянофиловъ, въ немногихъ тогдашнихъ церковно-приходскихъ школахъ въ ГаличинЪ былъ въ употреблент „Бuкварь славeно-рuсскаго "зыка", напечатанный по повелЪнію львовскаго архіепископа, Михаила Левицкаго, въ БудапештЪ. Такой-же „Букварь" былъ напечатанъ въ 1817 году во ЛьвовЪ. Не доказуетъ ли уже одно заглавіе тЪхъ „букварей", что въ Галичини и передъ 1848 годомъ существовала, хотя и слабо, идея единства литературнаго языка и не ясно ли, что послЪ 1848 года, по мЪрЪ развитія національнаго самосознанія и по мЪрЪ пріобрЪтенія русскими галичанами историческихъ и филологическихъ знаній эта идея должна была окрепнуть и опредЪленно выразиться ?

На обвиненіе галицко-русской интелигенціи въ лЪности позволимъ ceбЪ спросить г. Маковея: кто организовалъ въ 1848 году „Русскія Рады" во всЪхъ городахъ восточной Галнчины и положилъ основаніе полгитической организаціи галицкой Руси ?

Кто составлялъ учебники, писалъ сочиненія по всЪмъ отраслямъ знаній? Кто учреждалъ церковно-приходскія школы, перешедшія потомъ готовыми подъ управленіе польскаго школьнаго совЪта? Кто трудился въ области народнаго просвЪщенія ? Кто основалъ народныя институціи „Народный Домъ", „Галицко-русскую Матицу" и др.? Кто съ самаго 1848 года издавалъ газеты? Кто отстоялъ русскую азбуку во время покушенія на нее гр. Голуховскаго ? Кто мужественно защищалъ церковь и ея вЪрныхъ отъ латинщенья? Кто въ законодательныхъ собраніяхъ и передъ правительствомъ выступалъ въ защитЪ правъ русскаго населенія Галичины и кто его защищалъ передъ поляченьемъ? Если г. Маковей нынЪ насчиталъ въ ГаличинЪ и БуковинЪ только 5000 человЪкъ малорусской интелигенціи, то сколько могло ея быть 20-30 лЪтъ тому назадъ, не говоря уже въ 1848 году? Всего нЪсколькодесять человЪкъ, которые изъ силъ выбивались, трудясь надъ собственнымъ образованіемъ и надъ просвЪщеніемъ народа. И можно ли ту интелигенцію упрекать въ лЪности? А украинофиловъ въ родЪ г. Маковея въ ГаличинЪ не было даже до 1863 года. Наши дЪятели не вслЪдствіе лЪности „ухватились за идею готоваго русскаго языка", только вслЪдствіе убЪжденія, пріобрЪтеннаго научнымъ трудомъ, что это языкъ, выработанный культурою и исторіею для всего русскаго народа. Они были слишкомъ умны, слишкомъ образованны и слишкомъ горячо любили Русь, чтобы вмЪсто принять существующій уже и къ тому родной образованный языкъ, дЪлать безплодныя попытки къ образованію огдЪльнаго языка. Конечно, г, Маковею, считающему русскій литературный языкъ чужимъ, это не нравится, но вЪдь тогда еще г. Маковея не было на cвЪтЪ и нашимъ труженникамъ пришлось обойтись безъ его „прогресивна го" совЪта. Причины, почему галицко-русскіе дЪятели, какъ говоритъ г. Маковей, „не пожелали быть хозяевами въ собственномъ домЪ, предпочитая стать лакеями другого народа", поясняетъ одинъ изъ участниковъ и сотрудниковъ возрожденія Галицкой Руси, Н. Устіановичъ, слЪдующимъ образомъ:[6] „Не имЪя ни случайности, ни средствъ изучить языкъ общелитературный русскій, я былъ сторонникомъ дуализма и защищалъ нарЪчіе галицкое, надЪясь, что оно сольется съ говоромъ украинскимъ и очистится вмЪстЪ съ тЪмъ отъ пестроты, нанесенной сосЪднимъ польскимъ языкомъ. Но познакомившись съ временемъ съ великорусскою литературою и изучивши основнЪe галицкое нарЪчіе, я убЪдился, что грамотный языкъ великороссовъ есть созданіе сугубое, построенное, однако, на южно-русскихъ основаніяхъ, что къ тому письменность великоросса, а его произношеніе не есть одно и то-же, ибо онъ пишетъ по нашему, а произноситъ на свой ладъ, какъ это дЪлаютъ нЪмцы, итальянцы, французу, у которыхъ еще большее различіе въ нарЪчіяхъ и что, наконецъ, по мЪрЪ развитія галицкаго простонароднаго говора по строгимъ правиламъ языкословія послЪдуетъ безусловно то, что предвозвЪстилъ А. С. Петрушевичъ на „еоборЪ интелигенціи галицко-русской" 1848 года: „Пускай россіане начали отъ головы, а мы начнемъ отъ ногъ, то мы раньше или позже встрЪтимъ другъ друга и сойдемся въ сердцЪ". Въ другомъ мЪстЪ того-же „Сборника" Н. Устіансвичъ говоритъ: „Въ редакціи „ВЪстника" [7] при помощи Ивана Головацкаго, Б. ДЪдицкаго и М. Коссака я пытался по возможности очищать галицко-русское нарЪчіе отъ полонизмовъ и сближать его къ литературному языку, какъ это было рЪшено на „собор" 1848 года."

Если бы, какъ утверждаетъ г. Маковей, въ 1848 году „галицкіе малороссы выступили на арену политической дЪятельности, какъ самостоятельный русскій народъ", то на упомянутомъ „соборЪ", на которомъ присутствовала вся тогдашняя галицко-русская интелигенція, былъ бы навЪрно вопросъ о самостоятельности поставленъ и рЪшенъ, между тЪмъ мы видимъ изъ записокъ участниковъ „собора", что „соборъ" рЪшилъ галицко-русское нарЪчіе очищать отъ полонизмовъ и сближать къ литературному языку, значитъ, „соборъ" призналъ литературное и національное единство русскаго народа. А намъ кажется, самъ г. Маковей согласится, что больше компетентнаго органа, чЪмъ „соборъ", для рЪшенія національнаго и языковаго вопроса тогда въ ГаличинЪ не было. Удивительно ли послЪ того, что по мЪрЪ изслЪдованія галицко-русскаго нарЪчія и изученія литературного русскаго языка, галицко русскіе дЪятели чЪмъ разъ больше убЪждались въ національномъ единствЪ и что, наконецъ, въ 1866 году объявили это единетво всенародно? Это другое дЪло, что наша интелигенція и до сихъ поръ не знаетъ русскаго языка, но гдЪ ей изучить его, если въ школахъ раньше учили по нЪмецки, нынЪ-же учатъ по польски и на искуственномъ „русько-украинскомъ" языкЪ, котораго, какъ мы посли докажемъ, народъ не понимаетъ. ТЪмъ не менЪе галицко-русская интелигентенція понимаетъ русскій литературный языкъ и гораздо больше читаетъ, произнося по галицки, русскія сочиненія, чЪмъ украинофильскія. Не смотря, однако, на столь неблагопріятныя условія, у насъ уже многіе галичане говорятъ и пишутъ на литературномъ русскомъ языкЪ не хуже тЪхъ жителей юга Россіи, которые кончили русскія гимназіи и русскіе университеты. ДЪло, однако, не въ одномъ языкЪ, такъ какъ не менЪе, если не болЪе важна русская мысль, которую русская партія поддерживаетъ въ ГаличинЪ, а которую украинофилы такъ ненавидятъ. Украинофилы, особенно соціалистическаго оттЪнка, сами читаютъ сочиненія на русскомъ литературномъ языкЪ, а голова „русько-радикальної" партіи, т. е. соціалистовъ, М. Драгомановъ, даже совЪтовалъ имъ изучать русскій языкъ, хотя бы для того, чтобы читать на немъ соціалистическія сочиненія и подпольную литературу. Редакція соціалистическаго „Народа", выходившаго во ЛьвовЪ на малорусскомъ нарЪчіи, давала приложенія на русскомъ языкЪ, конечно, не въ цЪляхъ его распространенія, а въ цЪляхъ пропаганды въ Россіи. Даже реформованные іезуитами василіане печатаютъ въ своей типографіи въ ЖолквЪ какія-то брошюры на русскомъ языки. ДЪло, повторяемъ, не въ одномъ языкЪ, а въ національной идеЪ. Но и дЪло сближенія галицко-русскаго книжнаго языка къ общерусскому и изученіе и распространеніе послЪдняго было бы пошло совершенно иначе, если бы русская партія не встрЪчала въ семъ отношеніи препятствій и противодЪйствія сначала со стороны такихъ факторовъ, какъ правительство и поляки, а нынЪ и со стороны покровительствуемыхъ одними и другими украинофиловъ. Впрочемъ русская партія не могла даже развить въ этомъ отношеніи серіозной дЪятельности, такъ какъ находясь до 1879 года въ связи съ правительствомъ, она боялась потерять его приклонность, а вмЪстЪ съ тЪмъ и возможность выторговать то или другое для народа. Серіозное нзученіе русскаго языка и русской литературы началось въ ГаличинЪ только съ 80-ти годовъ, т. е. тогда, когда правительство отдало гегемонiю въ ГаличинЪ въ руки поляковъ.

IV.

Горе побЪжденнымъ !

Мы видели выше, при какихъ условіяхъ послЪдовало возрожденіе Червонной Руси. Теперь посмотримъ, при какихъ условіяхъ пришлось ей развиваться, начавъ съ 1848 года, а тогда покажется, оправданы ли нападки г. Маковея на русскую партію въ ГаличинЪ. По историческимъ условіямъ въ Червонной Руси русскому населенію выпала на долю особенно тяжелая судьба. Червонная Русь представляетъ русскую этнографическую окраину, гдЪ непосредственно соприкасались издревле русская и польская народности, такъ же какъ исповЪдуемыя ими русская (прежде православная, потомъ уніатская) вЪра и латинство. Находясь въ политической зависимости отъ Польши, Червонная Русь видела себя въ самой беззащитной близости отъ ея политическихъ, культурныхъ и религіозныхъ вліяній. Лишившись дворянства, единственнаго элемента, который имЪлъ голосъ въ ПольшЪ, и стЪсняемая нЪмецкимъ купечествомъ, которому польскіе короли давали многія преимущества, особенно передъ православными, Червонная Русь могла противопоставить очень мало препонъ латинству и полонизму. Можно лишь удивляться нацiональной жизненности, благодаря которой Червонная Русь не стала чисто польскимъ краемъ и сохранила, хотя и съ большими  утратами, русское сознаніе, русскій языкъ и вЪру. Естественно, что край, испытавшій столь тяжкія историческія судьбы, обезсилЪлъ и нынЪ представляетъ пеструю смЪсь элементовъ, съ которыми столько вЪковъ, ибо отъ Казиміра, отъ 1340 года,  боролось русское населеніе.

Въ однихъ городахъ и мЪстечкахъ русская народность и русская вЪра стерты польскимъ населеніемъ, латинствомъ и жидами, въ другихъ русскій, латино-польскій и жидовскій элементы перемЪшаны между собою. Русскій элементъ по преимуществу состоитъ изъ слоевъ бЪднЪйшихъ, менЪе образованныхъ, а кроме сего латино-польскій элєментъ имЪетъ за собою все преимущества и силы вЪковаго господства, дворянство, купечество,  польскую адмннистрацію, польскую автономію и польскій языкъ во всехъ государственныхъ и частныхъ учрежденіяхъ. Еще нынЪ русское населеніе испытываетъ недостатки въ многомъ,  необходимомъ для національнаго существованія, А между тЪмъ Червонная Русь все-таки живетъ и развивается, не смотря на то, что наше тЪснЪйшее отечество все еще пропитано послЪдствіями многовЪковаго иноплеменнаго господства. Мало того — возродившаяся  пятьдесятъ лЪтъ тому назадъ Червонная Русь нынЪ уже начинаетъ побЪждать многія вЪками накоплявшіяся препятствія. Конечно, не украинофилы положили основаніе возрожденія и развитія Червонной Руси, такъ какъ они существуютъ въ ГаличинЪ всего тридцать слишкомъ лЪтъ. Заслуга возрожденія  и развитія Червонной Руси принадлежитъ всецЪло русской партіи, члены которой и пятьдесятъ лЪтъ тому назадъ и нынЪ проявили и провляютъ примЪры такого самоотвержения, такой любви къ церкви и народности, такихъ подвиговъ,  какими въ правЪ были бы гордиться и болЪе счастливые народы, НынЪ не трудно украинофильствовать при поддержкЪ и подъ покровомъ правительства и верховодящей   въ краЪ польской партіи, а трудно было русской партіи дЪйствовать среди столь неблагопріятныхъ обстоятельствъ и при такихъ ничтожныхъ средствахъ, въ какихъ засталъ Червонную Русь 1848 годъ и какія  существуютъ еще и нынЪ. Посмотримъ только на препятствія, которыя русской партіи пришлось поборивать на зарЪ возрожденія Червонной Руси и въ теченiе ея развитія до нынЪшняго дня.

Еще не успЪли наши дЪятели организоваться и устроиться въ 1848 году въ политическомъ и общественномъ отношеніяхъ, какъ уже рядомъ съ возникновеніемъ „Головной Русской Рады" польскіе политики учредили общество Ruskij Sobor и рядомъ съ возникновеніемъ первой галицко-русской газеты „Зори Галйцкой" возникъ органъ польской партіи Dnewnyk Ruskij. Ruskij Sobor задался цЪлью сбивать съ толку неокрЪпшихъ еще въ національномъ сознаніи русскихъ галичанъ, a Dnewnyk Ruskij, въ редакторы котораго польскіе политики пріобрЪли способнаго, но безхарактернаго Ивана Вагилевича, имЪлъ противодЪйствовать „ЗopЪ Галицкой".  Одновременно польскіе политики засыпали Червонную Русь летучими листками,  отзывами, подложными письмами и дерзнули даже составить адресъ къ императору, по галицко-русски и кириллицею, яко бы отъ имени русскаго населенія края. („ВселаскавЪйшій Пане! Въ ЛьвовЪ 18 марця 1848.") Все это имЪло на цЪли недопустить организаціи  русскаго элемента и внести въ ряды его замЪшательство. Какъ и нынЪ,  и тогда уже нашлись отступники, которые будучи русскаго происхожденія, дЪйствовали въ мысль люблинской уніи и служили польскимъ цЪлямъ. Тогда и возникла крылатая фраза: Puscic rusina na rusina, т. е. русскими отступниками поборивать русское движеніе.  Роль русиновъ, которыхъ польскіе  политики,   подобно гончихъ на дичь, выпускали  на русскихъ  патріотовъ, играли первоначально ополяченные галичане;  съ временемъ эта незавидная роль перешла въ руки украинофиловъ, которые усердно ее исполняютъ подъ видомъ „истребленія москвофильства" въ ГаличинЪ и во имя „самостоятельности русько-украинскаго народа".

Мы уже выше упоминали о докладЪ галицкой губерніи, въ которомъ гр. Пергенъ не совЪтовалъ центральному правительству поддерживать развитіе русской народности [8]. По тЪмъ-же политическимъ соображеніямъ возникло въ ГаличинЪ гоненіе на русское гражданское письмо. Польскіе политики, желая отрЪзать Червонную Русь отъ культурнаго сообщенія съ остальной Русью, и доказать, что галицко-русское нарЪчіе только разновидность польскаго языка, уже въ 1848 году стали употреблять въ русскомъ письмЪ латинскую азбуку. Противъ этой затЪи мужественно выступили галицко-русскіе дЪятели и отстояли кирилловское письмо. Между 1850 и 1860 годами галицко-русскія изданія печатаются уже гражданскимъ письмомъ. Но такъ какъ гражданское письмо употреблялось въ Россіи [9], то вдругъ всЪ редакціи повременныхъ изданій получили предписаніе употреблять только кирилловское письмо. Такъ „Зоря Галицкая", печатавшаяся въ 1848 - 1852 гг. кирилловскими, а въ 1853 и 1854 гг. ґражданскими письменами, стала съ 1855 года печататься опять кириллицей. То-же самое случилось съ „Перемышляниномъ" и съ „Галицкимъ историческимъ Сборникомъ" и съ „Церковною Газетою", выходившею въ 1856 — 1858 гг. въ БудинЪ. Въ 1859 году Б. А. ДЪдицкій получилъ разрЪшеніе издавать "Зорю Галицкую" съ приложеніемъ „Пріятель Народа", однако mit Ausschlus der sogenannten Civilschrift (Hrazdanka), т. е. съ исключеніемъ гражданскихъ письменъ.

Знатокъ   галицко-русскаго  національнаго развитія,  И. Е. Левицкій поясняетъ въ своей брошюрЪ „ОтвЪтъ д-ру Ом. Огоновскому" это явленіе слЪдующимъ образомъ:  „Главною причиною экспериментовъ въ области графики было сосЪдство Россіи. Чтобъ отгородить насъ отъ культурнаго сближенія съ нею, были выдуманы всякаго рода какографіи".  Эти эксперименты были, однако, только вступленіемъ къ покушенію на одежду  русскаго языка,   русское письмо, которое подготовилъ и произвелъ гр. А. Голуховскій.   Будучи   намЪстникомъ Галичины, онъ назначилъ въ 1859 году комиссію, которой предложилъ  устранить кирилловское письмо и замЪнить его латинскимъ. Гр. Голуховскій   лично  открылъ   засЪданіе комиссіи рЪчью, въ которой изложилъ задачу комиссіи, состоящую въ замЪнЪ кирилловскаго письма латинскимъ, а то чтобы „остановить расаространеніе великорусскаго языка въ малорусскомъ",  котораго будто бы допускались галицко-русскіе литераторы. Гр. Голуховскій выразилъ сожалЪніе по поводу, что галицкіе русины ничего не сдЪлали, чтобъ свой языкъ и письмо отдЪлить отъ великорусскаго языка и письма, въ виду чего правительство принуждено взять это дЪло въ свои руки. Гр. Голуховскій нашелъ въ лицЪ измЪнника, Евсевія Черкавскаго, послушное орудіе для своихъ цЪлей. КромЪ сего, министерство народнаго просвЪщенія прислало нарочно во Львовъ своего секретаря, чеха Ижечка, который даже издалъ брошюру: Uibег den Vorschlag das Ruthenische mit lateinischen Schriftzeichen zu schreiben. И Ижечекъ мотивировалъ замЪну кирилловскихъ письменъ латинскими необходимостью оградить галицко-русскій языкъ отъ перехода въ великорусскій, чего-де кирилловское письмо не въ состояніи сдЪлать. Попытка гр. Голуховскаго, однако, не удалась, благодаря мужественной защитЪ русскаго письма русскими членами комиссіи [10]. Чего однако, гр. Голуховскій не могъ достичь путемъ соглашенія, онъ достигъ отчасти путемъ распоряженія. Ставъ вскорЪ посли того министромъ внутреннихъ дЪлъ, онъ издалъ распоряженіе (20 декабря 1859 н-ръ 12.466), которымъ всЪмъ государственнымъ учрежденіямъ въ ГаличинЪ предписалъ въ русскихъ письмахъ употреблять латинскія буквы.

Одновременно съ покушеніемъ на русскую азбуку, гр. Голуховскій предпринялъ походъ и противъ русскаго языка. Въ этомъ отношеніи характернымъ свидЪтельствомъ можетъ служить вынужденное пастырское посланіе епископа Спиридона Литвиновича [11] противъ употребленія священниками въ проповЪдяхъ и во время преподаванія закона Божія „великорусскихъ" выраженій.

Въ то время, какъ гр. Голуховскій по политическимъ соображеніямъ пытался „остановить распространеніе великорусскаго языка въ малорусскомъ" русскій епископъ въ нЪмецкомъ посланіи къ русскому духовенству предостерегаетъ священниковъ передъ употребленіемъ великорусскихъ выраженій, такъ какъ "это угрожаетъ найвысшимъ интересамъ нашего вЪчнаго и временнаго спаеенія, ибо оно привело бы католическій и высочайшему императорскому дому вЪрно преданный галицко-русскій народъ къ безпосредственному духовному общенію съ народомъ, который враждебно относится къ католической церкви и къ составу нашего общаго отечества"... Если къ этому добавимъ, что изъ Львова шли безпрестанно въ BЪну доносы на русскихъ галичанъ, обвиняющіе ихъ въ панславистскихъ стремленіяхъ, что невинныя лирическія стихотворенія считались чуть-ли не государственнымъ заговоромъ и что фактъ, что жеиа одного священника въ тернопольскомъ округЪ выругала ц. к. чиновника, послужилъ предметомъ къ серіозному донесенію въ ВЪну объ антидержавномъ настроенію русскаго духовенства [12], то увидимъ, среди какихъ обстоятельствъ приходилось дЪйствовать русской партіи въ ГаличинЪ и какія препятствія ей нужно было одолЪть, чтобъ добиться по крайней мЪpЪ относительной равноправности въ политическомъ отношеніи, а въ то-же время просвЪщать народъ и защищать церковь отъ латинизацiи. ВЪдь одно такъ называемое „обрядовое движеніе" въ 60-ти годахъ составляетъ цЪлую исторію упорной борьбы галицко-русскаго духовенства съ латинствомъ. Сколько потребовалось самоотверженія, сколько энергіи, сколько труда и сколько любви къ своему родному, чтобъ съ одной стороны просвЪщать народъ, съ другой добиваться политическихъ правъ, съ третьей отражать покушенія на русскую азбуку и русскій языкъ, съ четвертой бороться противъ своихъ-же отступниковъ отъ вЪры и народности! А г. Маковей имЪетъ еще дерзость тЪхъ борцовъ называть „ренегатами"! Правда, русская партія, представлявшая до 1880 годовъ русское населеніе Галичины въ парламентЪ и сеймЪ, не вела политики вполнЪ безошибочной. У нея было больше эмпирическаго политиканства, чЪмъ старанія образовать галицко-русское общество въ реальной политикЪ; кромЪ этого у нея было слишкомъ много покорности въ виду правительства, клерикальной узости, происходившей отъ того, что русско народными дЪлами управляли духовныя лица, а именно члены львовской консисторіи, отъ чего ихъ и называли „святоюрцами" — отъ катедральнаго собора св. Георгія во ЛьвовЪ — и отсутствіе анализа собственная положенія. Но русская партія никогда не сходила съ національной почвы, никогда не шла въ разрЪзъ съ истиннымъ настроеніемъ галицко-русскаго населенія и хотя иногда и неумЪло, но честно трудилась для него. Однако въ ея оправданіе можно привести то обстоятельство, что какъ вся Червонная Русь, такъ и русская партія не были подготовлены къ политической дЪятельности. Русская партія только въ 1866 году сбросила съ себя иго такъ называемаго „рутенизма", т. е. отособленности не только отъ остальной Руси, но и отъ малороссовъ въ Россіи, — „рутенизма", навязаннаго ей гр. Стадіономъ въ 1848 году, ставъ на твердую почву національнаго и языковаго единства.

Выше указанныя препятствія, съ которыми русской партіи приходилось бороться въ интересЪ національнаго и политическаго развитія русскаго населенія Галичины, не уступили и до сихъ поръ. Русское населеніе Галичины еще и нынЪ не пользуется такою равноправностью, которая ему по существующимъ австрійскимъ законамъ и по народнымъ правамъ слЪдуетъ. Борьба за права русской народности продолжается во всЪхъ областяхъ жизни Червонной Руси, но нынЪшняя борьба уже не та, которую вела русская партія отъ имени всего русскаго наееленія. НынЪ выступила на политическое поприще и украинофильская партія, а русской партіи пришлось и съ нею бороться въ защитЪ историческаго русскаго достоянія. Эту защиту и борьбу мы представимъ въ слЪдующей главЪ.

V.

Puscic Rusina na Rusina !

СЪмя, брошенное гр. Голуховскимъ на русско-народную ниву, не пропало даромъ. Польскіе политики ухватились за проектъ замЪны русскихъ буквъ латинскими и примЪняли его на практикЪ, печатая въ львовскомъ Dziennik-Ъ Literack-омъ малорусскія стихотворения латинскими буквами. И между русскими галичанами нашлись отступники, которые стали въ этомъ отношеніи подражать полякамъ. Но эти преступныя попытки еще не были въ состояніи внести раскола въ только-что складавшееся галицко-русское общество. Единодушію этого общества и историческому направленію развитія галицко-русской литературы угрожала иная опасность, которая н вызвала нынЪшній хаосъ въ Червонной Руси. Въ началЪ 60-ти годовъ шли приготовленія къ польскому возстанію 1863 года. Польскіе агенты, желавшіе втянуть въ возстаніе и галицко-русскую молодежь, стали усердно распространять среди нея мысль малорусскаго сепаратизма. Въ этой цЪли Dziennik Literacki и другія польскія изданія печатали малорусскія стихотворения, дышащія ненавистью къ „Moskwie", т. е. къ Россіи и выражающія сожалЪніе надъ судьбою несчастной „Украины-Руси". Какъ разъ въ то время привезъ изъ Россіи львовскій купецъ церковными книгами и ризами, М. Дыметъ, стихотворенія Т. Гр. Шевченка. Галицко-русская молодежь восторгалась ими, такъ какъ чего-то подобнаго до сихъ поръ не читала. Не зная исторіи Руси и не имЪя научной подготовки къ пониманію истиннаго смысла Шевченковыхъ произведеній, часть русской молодежи вымечтала себЪ изъ нихъ самостоятельную козацкую Украину, считала запорожцевъ идеаломъ рыцарства, а поляковъ и великороссовъ — угнетателями Украины [13]. Такое броженіе среди галицко-русской молодежи пришлось очень кстати польскимъ дЪятелямъ. Они поняли значеніе малорусскаго сепаратизма для польскихъ политическихъ цЪлей и начали его усердно поддерживать, придавая ему въ то-же время политическое направленіе. Чисто соціальнымъ мыслямъ въ стихотвореніяхъ Шевченка, — какъ извЪстно, въ произведеніяхъ Т. Гр. Шевченка ни разу не встрЪчается слово „Русь", — они придавали политическое значеніе. Польская печать дЪятельно поддерживала украинофильское движеніе, ожидая отъ него пользы на УкраинЪ во время готовившаяся возстанія.

  Украинофильское  движеніе усилилось значительно послЪ возстанія 1863 года. Въ Галичину нахлынули толпами польскіе эмигранты изъ Россіи и, замЪчательно, всЪ они оказались ярыми украинофилами. Среди нихъ особенно выдавался нЪкто Павлинъ Стахурскій, полякъ, которому гр. Голуховскій не безъ цЪли далъ мЪсто учителя малорусскаго языка въ академической гимназіи во ЛьвовЪ. Этотъ Стахурскій,  принявшій фамилію вымышленную СвЪнцицкій, усердно   распространялъ среди  молодежи украинофильство, фонетическое правописаніе  и употребленіе латинскихъ буквъ въ русскомъ языкЪ [14].

Газета „Слово", органъ русской партіи и всего русскаго населенія Галичины, печатала сначала корреспонденціи и статьи нЪкоторыхъ украинофиловъ. Когда, однако, вышла на явъ цЪль литературнаго сепаратизма и когда показалось, что малорусскимъ движеніемъ управляютъ польскіе политики, „Слово" отказалось служить безусловно вредному для Червонной Руси направленію, неоправданному ни съ исторической, ни съ языковой, ни съ этнографической точекъ зрЪнія. Тогда молодые сепаратисты постановили основать свой собственный органъ, которымъ сталъ въ 1862 г. еженедЪльникъ „ВечерницЪ", издаваемый Федоромъ Заревичемъ и Владиміромъ Шашкевичемъ, „ВечерницЪ", впрочемъ, представляли еще довольно умЪренный сепаратизмъ, за то начавшая выходить въ 1863 г. подъ редакціею Ксенофонта Климковича „Мета" (ЦЪль), сразу вступила въ борьбу съ русскою партіею, обвиняя ее въ „москвофильствЪ" и въ "московскихъ агитаціяхъ". Въ „MутЪ" появилась впервые пЪсня: „Ще не вмерла Украина", составляющая парафразу извЪстной польской пЪсни: Jeszcze Polska nie zginela. „Мета" впрочемъ не долго существовала. За то журналъ Siolo, въ составъ редакцiи котораго Стахурскій-СвЪнцицкій съумЪлъ привлечь двухъ способныхъ русскихъ галичанъ, Осипа Федьковича и Ивана Вагилевича, продолжалъ усердно дЪло разъединенія галицко-русскаго общества. Въ Siol-Ъ проводилась практически мысль гр. Голуховскаго, выраженная имъ въ засЪданіи „азбучной комиссіи" въ 1857 году. Чтобъ die ruthenische Sprache und Schrift gegenüber dem Grossrussischen gehörig abzugrenzen [15], Siolo печатало русскiя статьи латинскими письменами [16].

Въ 1867 году появился даже Abecadlnik dla ditej ruskich. Галицко-русская публика, за малыми исключениями, сторонилась отъ модныхъ нововведеній и относилась къ нимъ съ понятнымъ недовЪріемъ. Тогда было придумано новое средство въ цЪли успЪшной пропаганды малорусскаго сепаратизма. Латинскія буквы слишкомъ возбуждали подозрЪніе у русскихъ галичанъ, ибо явно обнаруживали полонизаційныя стремленія, поэтому отдЪленіе галицко-русскаго языка и письма отъ великорусскаго было возложено на фонетическое правописаніе. Возникли два журнала, „Правда" и „Русь", которые выбросили буквы „ы" и „Ъ" и стали вести украинофильскую пропаганду преимущественно такимъ образомъ, что ожесточенно нападали на русскую партію и представляли ея членовъ „ренегатами" и „запроданными москалямъ наймитами-перевертнями". Фонетическое правописаніе называли тогда у насъ „кулишевкою", по имени его изобрЪтателя П. А. Кулиша. П. А. Кулишъ, однако, замЪтивъ, куда стремятся галицкіе украинофилы, написалъ имъ письмо, въ которомъ ихъ заклиналъ, не вводить раздора въ русскую семью, не извращать литературнаго сепаратизма въ политическій и даже угрожалъ отказаться отъ фонетическаго правописанія, разъ оно имЪетъ служить средствомъ разъединенія русскаго народа [17].

Заклинанія „патріарха" украинофильства ничего, однако, не помогли. Первые украинофилы въ ГаличинЪ съ одной стороны слишкомъ увлеклись самостоятельностью „Руси-Украины", съ другой слишкомъ подчинились вліянію польскихъ политиковъ [18], чтобы могли послЪдовать совЪту П. А. Кулиша и съ той поры начинается открытая и упорная борьба между украинофилами и русскою партіею. Кто стоялъ по сторонЪ украинофиловъ, видно изъ предыдущаго и поэтому та борьба привела къ тому, что русская партія исподволь была вытеснена изъ законодательныхъ репрезентацій.

Возростающая украинофильская партія въ ГаличинЪ избавила отчасти польскихъ политиковъ отъ необходимости бороться съ русскою партіею. Польскіе политики только рЪшали возникающіе споры между галицко-русскими партіями, конечно, въ пользу покровительствуемой ими партіи, борьбу же съ русскою партіею предоставили украинофиламъ. Эта тактика, о которой ниже больше разскажемъ, выражается очень мЪтко фразою: puscic Rusina na Rusina. Не нужно доказывать, такъ какъ письмо г. Маковея служить этому лучшимъ свидЪтельствомъ, что украинофильская партія не останавливалась ни передъ какими средствами, чтобъ только ослабить и побороть русскую партію. Во время политическаго процеса въ 1882 г, въ которомъ выдающіеся члены русской партіи: А. И. Добрянскій, И. Наумовичъ, В. М. Площанскій, О. А. Марковъ и др. обвинялись въ государственномъ преступленіи, газета „ДЪло", пренебрегая простой этикой, пуще польскихъ газетъ нападала на подсудимыхъ. Когда послЪ захвата русскихъ монастырей въ ГаличинЪ іезуитами въ 1883 году русское населеніе выслало депутацію къ императору съ просьбой о возвращеніи монастырей ихъ законнымъ владЪльцамъ, василіанамъ, членъ депутаціи, д-ръ О. Огоновскій [19], голова украинофильской партіи воспользовался пребываніемъ въ BЪнЪ въ той цЪли, чтобы втайнЪ передъ своими товарищами внести въ министерство внутреннихъ дЪлъ записку о томъ, что „ВЪстникъ законовъ державныхъ" издается in russischer und keineswegs in ruthenischer Sprache. Кто знаетъ, какъ русскихъ галичанъ ограждали отъ соприкосновенія съ „московщиной", тотъ пойметъ значеніе упомянутой записки. Украинофиловъ колола въ глаза русская институція „Народный Домъ" во ЛьвовЪ, созданная на пожертвованія всего русскаго населенія Галичины и стараніемъ русской партіи. Не имЪя возможности захватить въ свои руки „Народный Домъ" съ его библіотекой, музеемъ, богатыми стипендійными фондами и т.п., украинофилы, подставили одного изъ своихъ членовъ, Василя Дідошака, который предложилъ въ 1885 году городской думЪ Львова проектъ отобрать „Народный Домъ" въ пользу города [20]. Городская дума, хотя въ ней подавляющее число поляковъ, оказалась, однако, благороднЪе Василя Дідошака и отклонила его предательскій проектъ.

Борьба украинофильства съ русскою партіею дошла, однако, до чудовищныхъ размЪровъ въ 1890 году. Желая разъ на всегда сломать силу русской партіи и окончательно впрячь украинофильство въ колесницу ягеллонской идеи въ Червонной Руси, графъ К. Бадени выдумалъ „соглашеніе [21] русиновъ съ поляками. Гр. К. Ба- дени обЪщалъ разныя блага украинофиламъ и поддержку со стороны правительства, подъ условіемъ, „что они откажутся отъ политическаго союза съ русскою партіею и отрекутся отъ всякой связи съ великорусскимъ народомъ и съ православною церковью." Повтореніе, хотя и въ меньшихъ размЪрахъ, люблинской и берестейской уніи   было  приготовлено   въ тайнЪ передъ представителями русской партіи, составлявшими въ львовскомъ сеймЪ вмЪстЪ съ украинофилами одинъ довольно сильный клубъ. Неожиданно  для всЪхъ выступилъ въ засЪданiи сейма 13 (25) ноября 1890 г. дЪпутатъ г. Ю. Романчукъ и провозгласилъ „программу" [22], въ которой и выразилъ все то, что гр. К. Бадени требовалъ. Такъ какъ эта „программа" означала отреченіе отъ племенной связи съ остальнымъ русскимъ міромъ, а даже отдЪляла галицкихъ малороссовъ-уніатовъ отъ православныхъ малороссовъ въ БуковинЪ, не говоря уже о малороссахъ въ Россіи, то естественно русская партія не могла ее принять въ основу своей политически-національной и религіозной дЪятельности. Случилось то, чего хотЪли противники русскаго народа. Русскій клубъ въ сеймЪ разбился, а въ цЪлой восточной ГаличинЪ завязалась ожесточенная борьба партій. Одновременно возникла настоящая травля на всЪхъ, кто оказался противникомъ „программы".  Митрополитъ Сильвестръ Сембратовичъ, покорный слуга графа К. Бадени, съ нетерпимостью средневЪковаго инквизитора бросилъ въ публичномъ засЪданiи сейма предетавителямъ русской партіи въ глаза : "Для такихъ тутъ нЪтъ мЪста !" Онъ-же далъ починъ къ изданію пастырскаго посланія, запрещающаго духовенству и мірянамъ выписывать и читать органъ русской партіи „Червонную Русь" и многимъ священникамъ отнялъ отличія и достоинства благочинныхъ, заслуженныя ими усерднымъ исполненіемъ духовныхъ обязанностей, за то, что они не приняли такъ называемой „новоэрской" программы. Русскіе галичане, состоявшiе на правительственной службЪ, переводились по тому-же поводу „для пользы службы" въ болЪе или менЪе отдаленныя мЪcтa. Въ цЪлой восточной ГаличинЪ отбывалась публичныя собранія, устраиваемыя украинофилами при помощи поляковъ, въ которыхъ, рядомъ съ одобреніемъ „программы", произносились ругательства по адресу русской партіи, членовъ которой расходившіеся ораторы обзывали „московскими запроданцами", „ренегатами" и даже „гадюками" [23]. Ненависть къ членамъ русской партіи дошла до такихъ чудовищныхъ размЪровъ, что гимназисты и студенты на улицахъ Львова кричали вслЪдъ за ними „кацапы !". Русская партія съ терпЪніемъ переносила всЪ эти непріятности и сожалЪла только о томъ, что „новоэрскія" оргіи смущали и соблазняли простонародіе, не желающее знать никакихъ партій. До какого умоизступленія доходили украинофилы, доказываетъ слЪдующій фактъ: На одномъ собраніи во ЛьвовЪ, созванномъ для одобренія и принятія новоэрской программы, никто Иванъ Рудницкій, помощникъ нотаріуса, публично заявилъ: „ОтнынЪ не нужно будетъ жандармовъ, такъ какъ мы сами будемъ за ними (т. е. членами русской партіи) слЪдить и ихъ истреблять!" И въ цЪломъ многолюдномъ собраніи не нашелся ни одинъ человЪкъ, который бы воспротивился добровольной записи цЪлой партіи въ „цивильные жандармы" польской политики.

Впрочемъ, эту роль исполняли нЪкоторые „добровольцы" на практикЪ такъ добросовЪстно, что даже на холостяковъ и бездЪтныхъ поступали доносы, что они своихъ дЪтей воспитываютъ въ „москвофильскомъ" духЪ [24]. Вообще, кто хотЪлъ отличиться или поправить свою репутацію передъ начальствомъ, тотъ достигалъ цЪли доносомъ на своего сослуживца, принадлещаго къ русской партіи.

Мы видЪли выше, какъ упорно и долго русская партія защищала русскую азбуку и этимологическое правописаніе, связывающія галицко-русское населеніе въ его національномъ и культурномъ интересЪ съ остальнымъ русскимъ міромъ. ПослЪ 1890 года, когда украинофильская партія была признана, по крайней мЪрЪ правительствомъ и поляками, оффиціальною представительницею галицкихъ, буковинскихъ и даже заграничныхъ малороссовъ, долголЪтнія старанія польскихъ политиковъ и украинофиловъ объ отдЪленіи галицко-русскаго письменства китайскою стЪною отъ общерусскаго языка и литературы были возобновлены и увЪнчались относительнымъ успЪхомъ. Земскій совЪтъ во ЛьвовЪ (краевый выдЪль), въ которомъ присутствуетъ только одинъ членъ русской народности, да и то по выбору польскаго сейма, внесъ въ 1891 году въ министерство внутреннихъ дЪлъ меморіалъ, въ которомъ обратилъ вниманіе министерства на то, что „ВЪстникъ законовъ державныхъ" и другія оффиціальныя публикаціи издаются на „языкЪ, составляющемъ смЪсь церковно-славянскаго и велико-русскаго языковъ, изъ которыхъ послЪдній для галицко-русскаго населенія такъ само чуждъ, какъ языки чешскій или сербскій" [25]. Заботливость польскаго „краеваго выдЪла" о понятномъ для русскаго населенія Галичины языкЪ имЪетъ, однако, далеко не педагогическія причины, такъ какъ въ меморіалЪ выразительно сказано: „Не только въ интересЪ галицко-русскаго населенія, но также въ первомъ ряду въ интересЪ монархіи, который настоятельно требуетъ очищенія галицко-русскаго языка отъ великорусскаго вліянія [26], принужденъ подписавшійся земскій совЪтъ оговориваемое дЪло представить высокому ц. к. министерству и просить о скорЪйшемъ устраненіи доказанныхъ несообразностей". ВскорЪ послЪ внесенія вышеупомянутаго меморіала, ибо въ 1892 году, украинофильскія общества „Товариство им. Т. Шевченка" [27] и „Руске товариство педагогичне" подали въ министерство народнаго просвЪщенія прошеніе о введеніи фонетическаго правописанія въ учебники народныхъ школъ и среднихъ учебныхъ заведенiй. И въ этомъ прошеніи необходимость введенія фонетическаго правописанія основано не столько на научныхъ или педагогическихъ мотивахъ, сколько на чисто политическихъ, именно, чтобы Червонная Русь не употребляла такого правописанія, какое употребляется въ Россіи, именно этимологическаго, выработавшагося въ теченіе всей культурной жизни русскаго народа и мЪшающаго всякимъ сепаратистскимъ стремленіямъ. РазумЪется, просители добились, чего требовали. Ничего не помогли прошенія къ императору, представленія, внесенныя русскою партіею въ министерство и протесты противъ введенія фонетики, покрытия 50.000 подписями русскаго населенія Галичины. „ВЪстникъ законовъ державныхъ", всЪ оффиціальныя публикаціи, всЪ учебники на малорусскомъ нарЪчіи, а даже судЪбныя рЪшенія и распоряженія политическихъ властей въ восточной ГаличинЪ и БуковинЪ нынЪ издаются и пишутся какографіею, называемою фонетикою [28]. Тактика — pusciс rusina na rusina принесла двойную пользу : украинофилы достигли фонетики, необходимой для ихъ сепаратистикихъ цЪлей, польскіе-же политики добились раздЪленія галицко-русскаго образованнаго общества на два лагеря, а кромЪ того могутъ разсчитывать на пользу отъ сепаратизма при осуществленіи своихъ государственныхъ плановъ. Въ своемъ заслЪпленіи украинофилы даже не подозрЪвали, какое оружіе они сами дали въ руки польскимъ политикамъ, допуская ихъ вмЪшательство въ чисто народное дЪло и испрашивая введеніе фонетики путемъ распоряженій. Черезъ нЪкоторое время могутъ появиться общества, члены которыхъ будутъ вымечтанными типами польскихъ русиновъ, gente Rutheni, natione Роlonі, а такихъ типовъ уже нынЪ много, — и они потребуютъ замЪны, опять путемъ распоряженій, русскихъ буквъ латинскими. СъумЪютъ ли украинофилы воспротивиться этому требованію, если они сами показали и дорогу къ нему и способъ его исполненія? А вЪдь латинскія буквы въ русскомъ письмЪ составляютъ одну изъ самыхъ важныхъ цЪлей стремленій польскихъ политиковъ, ибо она ведетъ къ ополяченію галицко-русскаго населенія.

VI.

Divide et impera

Соперничество Польши съ Русью изъ-за преобладанія на ВостокЪ Европы привело къ соединенію Польши и Литвы, къ завоеванію западно-русскихъ и южно-русскихъ земель, къ уніи въ ЛюблинЪ въ 1569 году и, наконецъ, къ культурному и религіозному подчиненію завоеванныхъ русскихъ областей путемъ введенія церковной уніи въ 1596 г. ТЪ событія, особенно-же обЪ уніи, очень чувствительно отразились на Руси, соединенной съ Польшею. Южная Русь лишилась почти всего своего дворянства, такъ какъ оно для личныхъ выгодъ даже не переходило въ унію, а прямо въ римское католичество и присоединилось къ господствующей польской народности. При русской народности остались мелкопомЪстные дворяне и простонародіе. Но и они не представляли единства, такъ какъ ихъ раздЪляла церковная унія на уніатовъ и православныхъ. Такой политическій успЪхъ не удовлетворилъ, однако, польскихъ политаковъ. ВслЪдствіе подстреканій латинскаго духовенства и благодаря безсиліе королевской власти, не имЪвшей возможности защитить русское населеніе отъ произвола, начались на Руси, принадлежавшей ПольшЪ, религіозныя гоненія, Богданъ Хмельницкій поднялъ знамя народнаго возстанія, знамя борьбы за русскую церковь и поколебалъ основанія польскаго государства. Последовавшее затЪмъ паденіе Польши было неизбЪжнымъ послЪдствіемъ козацкихъ войнъ, въ такой мЪрЪ ослабившихъ польское государство, въ какой онЪ вскрЪпили силу сЪверной Руси послЪ присоединенія къ ней южно-русскихъ областей. Изъ вЪковой борьбы вышла Русь побЪдительницею, а Польша пала.

Польскіе политики не отказались, однако, отъ мысли возсозданія польскаго государства, но не въ этнографическихъ границахъ польскаго населенія, а на всемъ пространствЪ земель, принадлежавшихъ когда-то ПольшЪ, значитъ и въ земляхъ искони русскихъ. У польскихъ шовинистовъ есть даже формулка на обозначеніе границъ будущей Польши, именно: „отъ моржа до моржа", т. е. отъ Балтійскаго до Чернаго моря. Стремленіе польскихъ политиковъ возстановить Польшу историческую выступаетъ во всЪхъ проявленіяхъ польской жизни: въ политикЪ, въ религіи и наукЪ. За существованія польскаго государства, когда къ нему фактически принадлежали русскія области, польскіе политики, считая ихъ навсегда своими, ибо привязанными къ польскому государственному организму и политикой и религіозной уніей, не обращали особаго вниманія на русское простонародіе. Согласно своимъ воззрЪніямъ, что народъ — шляхта и интелигенція, они старались неправдою и кривдою привлечь на свою сторону только русское дворянство и интелигенцію. Только послЪ паденія Польши, когда одна часть русскихъ областей отошла къ Россіи, другая-же къ Австріи и когда польскіе политики лишились возможности держать въ своихъ рукахъ русское простонародіе, они кинулись съ всЪмъ усердіемъ къ ополяченію русскаго населенія тЪхъ областей. Въ БЪлоруссіи, въ ХолмщинЪ и въ Червонной Руси начался въ широкихъ розмЪрахъ такъ называемый „органическій трудъ" (organicznа рrаса). Какъ уже выше сказано, срЪдствами для ополяченія русскаго народа служили и служатъ до сихъ поръ: политика, религія и наука. Эти могучіе факторы, пущенные въ ходъ и управляемые искусною рукою, имЪли не только привлечь народъ для ягеллонской идеи, но даже на счетъ русскаго населенія расширить этнографическія границы Польши. Этому стремленію въ Холмской Руси содЪйствовали въ высшей степени постановленiя вЪнскаго конгреса 1815 г, по которымъ западно-русскія области принадлежали къ царству польскому и къ ВаршавЪ, какъ административному центру. Эта ошибка, допущенная правительствомъ Россіи, жестоко отомстилась впослЪдетвіи. Администрація царства польскаго была чисто польская и по той причинЪ польскіе политики безпрепятственно занимались „органическимъ трудомъ" въ русскихъ областяхъ, и, трудно повЪрить, именно по присоединевіи западно-русскихъ земель къ Россіи началось ихъ систематическое ополяченіе, приведшее окончательно къ тому, что еще нынЪ бЪлороссы и малороссы, на томъ основаніи, что ихъ предки были совращены въ унію, считаютъ себя поляками. Въ какомъ положеніи очутилась Червонная Русь послЪ присоедииенія ея къ Австріи, это мы представили выше.

Пропаганду возстановленія исторической Польши основали польскіе политики на обЪихъ уніяхъ, политической 1569 г. и церковной 1596 г. Авторитетъ этихъ уній былъ до того раздутъ польскими государственными дЪятелями и іезуитами, что самъ императоръ Александръ I хотЪлъ подъ своимъ скипетромъ возстановить Польшу въ границахъ 1772 г. чрезъ присоединеніе къ польскому царству Литвы, БЪлоруссiи и правобережной Украины [29]. Между тЪмъ въ этихъ областяхъ жилъ русскій народъ, малороссы и бЪлороссы, и литовцы, о чемъ польскіе политики сознательно умалчивали [30], а чего русскіе государственные мужи не знали. Но народъ далъ самъ о себЪ знать.

Среди малороссовъ и бЪлороссовъ, нашедшихся послЪ паденія Польши въ другихъ условіяхъ, начали возникать проблески народнаго, непольскаго сознанія. Польскимъ политикамъ было это, конечно, не на руку, но видя невозможность остановленiя этого движенія [31], они pЪшили воспользоваться имъ для своихъ цЪлей. Они начала раздувать малорусскій и бЪлорусскій сепаратизмъ и направлять его въ пользу Польши [32] и даже агитовать пЪснями на малорусскомъ нарЪчіи, какъ это доказываетъ дЪятельность Тимка Падуры и многихъ польскихъ агитаторовъ въ ГаличинЪ.

(Въ заговорЪ "декабристовъ" принимали участіе также поляки. Начальникъ южной вЪтви заговорщиковъ, Пестель (начальникомъ сЪверной вЪтви въ ПетербургЪ былъ РылЪевъ), въ ТульчинЪ, на УкраинЪ, написалъ уставъ „Тайнаго Союза" п. н. „Русская Правда", въ которомъ, подъ влiяніемъ поляковъ, выразилъ слЪдующее воззрЪніе: „ПольшЪ признается полная независимость въ границахъ 1772 г. въ той надеждЪ, что она, какъ старшая и болЪе опытная сестра, будетъ руководить младшею сестрою, Россіей". Проектъ возстановленія Польши не понравился, однако, многимъ изъ членовъ южныхъ управъ и они выступили изъ общества Пестеля и основали въ 1825 г. новый кружокъ „Соединенныхъ Славянъ" подъ предводительствомъ Борисова. До окончательнаго основанія этого кружка, по причинЪ споровъ изъ-за Малой Руси, состоялся съЪздъ польскихъ и русскихъ заговорщиковъ въ ЖитомірЪ подъ названіемъ „Славянскаго Собранія", на которомъ Томашъ Падура, польскій шляхтичъ и секретарь губернскаго маршала Волыни, предложилъ проекта національной и политической самостоятельности Малороссiи, чтобъ такимъ образомъ рЪшить притязанія на нее русскихъ и поляковъ. Такъ какъ, однако, тогда еще и помину не было о малорусскомъ сепаратизмЪ, то Томашъ Падура и Вадлавъ Ржевускій (Ревуха) взяли на себя задачу вызвать малорусскій сепаратизмъ посредствомъ пЪсенъ и тайной агитаціи, (См. Prawdziwy zywot Tomasza Padury. Poznan 1875). Мысль Падуры развивалъ дальше около 1835 г. Семененко, впослЪдствіи „генералъ" змартвыхвстанцевъ, сынъ православнаго бЪлоросса, совращенный матерью-полькою въ католичество. (См журналъ парижскихъ эмигрантовъ Polnoc н-ръ 16, 1835). Въ этомъ отношеніи Семененко нашелъ поддержку со стороны проживавшихъ тогда во Франціи эмигрантовъ: А. Мицкевича, Богдана и Iосифа Залескихъ, Стефана Витвицкаго и др., которые до того усердно взялись за пропаганду малорусскаго сепаратизма, что въ 1847 г. „Кирилло-мефодіевское Братство" въ КіевЪ имЪло рукописное сочиненіе „СвЪтъ Божій", составлявшее переводъ Мицкевича Ksiegi pielgrzymstwa narodu polskiego, только съ заменою слова „Polska" словомъ „Украина". По предположенію Костомарова этотъ подлогъ совершили и распространяли поляки (См Русскій Архивъ, іюль 1892 и статью Ф. И. Свистуна „Жіноча неволя", „БесЪда", 1893). Уроженецъ Кіева, полякъ Ф. Духинскій, развилъ дальше мысль сепаратизма и доказывалъ, что „москали" даже не славяне, а туранцы. На основаніи теоріи Духинскаго д-ръ Ом. Огоновскій, проф. львовскаго университета, утверждалъ, что уже св. равноапостольный кн. Владиміръ и авторъ "Слова о полку ИгоревЪ" были — „русинами-украинцами". - Прим. авт.).

Нарождавшійся сепаратизмъ среди малороссовъ  и  бЪлороссовъ — сепаратизмъ отъ Польши — всколебалъ, правда, увЪренность польскихъ политиковъ въ нераздЪльности Польши, Руси и Литвы, но съ другой стороны представлялъ немаловажную выгоду разсчетомъ на то, что малороссы и т. д. могутъ въ такой-же степени, какъ отъ Польши, отдЪлиться и отъ Россіи. Для ослабленія этого государства, главнаго препятствія къ осуществленію завЪтной своей мысли, польскіе политики на видъ примирились съ сепаратизмомъ малороссовъ, стараясь, однако, направить его въ пользу своихъ плановъ [33]. ЛицемЪріе польскихъ политиковъ относительно малороссовъ и литовцевъ оказалось особенно наглядно во время возстанія 1863 г. революціонный центральный комитетъ въ ВаршавЪ издалъ въ 1862 г. декларацію, по которой онъ признаетъ „полную самоправность всякаго народа располагать своею судьбою". Эту самоправность понимали польскіе революціонеры такъ, что малороссы и литовцы должны были возстать противъ „Москвы" для того, что это необходимо было для Польши и только по возстановленіи Польши они должны были получить свободу распоряжаться собою, конечно, если бы на это позволила польская политика. (Впрочемъ у польскихъ политиковъ курьёзные взгляды на малорусскій вопросъ, перемЪняющіеся сообразно ихъ интересамъ. Признавая и поддерживая съ одной стороны украинофильскій сепаратизмъ, они съ другой стороны приняли извЪстное ученіе Духинскаго, которое, усиливая различіе малороссовъ отъ великороссовъ, въ то-же время затираетъ различiе малороссовъ отъ поляковъ, считая языкъ первыхъ нарЪчіемъ польскаго. Такъ какъ, однако, малороссы живутъ и въ лЪвобережной УкраинЪ, которая уже не принадлежала въ 1772 г. къ ПольшЪ, эначитъ, нынЪ не входитъ въ ихъ историческіе планы, то польскіе политики, дабы создать и этнографическую границу Польши и Россіи, утверждаютъ, что населеніе лЪвобережной Украины совсЪмъ отличается отъ малороссовъ правобережной. (См. сочаненіе М. Драгоманова; „Историческая Польша и великорусская демократія. Женева 1881." — Прим. авт.)

Въ прокламаціи варшавскаго центральнаго комитета отъ 22 января 1863 г., выступившаго въ качествЪ „народнаго правительства", уже ни словомъ не упоминается о малороссахъ и литовцахъ, только признается одинъ "народъ Польши, Литвы и Руси" и народъ „московскій" [34]. Въ той-же прокламаціи говорится дальше о „равенствЪ и вольности всЪхъ сыновъ Польши безъ различія вЪры и племени", значитъ, революціонеры считали малороссовъ „сынами Польши". Даже въ изданной въ 1863 г. по малорусски „Золотой ГрамотЪ", предназначенной для малороссовъ Украины, Волыни и Подолья, не упоминается о малороссахъ, какъ объ отдЪльномъ народЪ, лишь говорится о „сельскомъ людЪ Подоліи, Волыни и Украины". Украинофильскую партію до 1863 года польскіе политики называли „хлопоманами" и относились къ ней до того враждебно, что на судЪ надъ польскими дворянами за подачу въ 1862 г. русскому правительству адреса о присоединеніи Украины къ Привислинскому краю, многіе поляки оправдывались тЪмъ, что въ томъ присоединеніи они видятъ единственную гарантію отъ стремленій партіи хлопомановъ, которую представляли тогда Костомаровъ, Кулишъ и др. (Tygodnik Poznanski писалъ въ 1863 г. о кіевскихъ украинофилахъ: "Въ кіевскомъ университетЪ возникла русская партія, такъ называемые „хлопоманы", по наущенію извЪстныхъ пособниковъ „московской" идеи: Иванышева, Костомарова, Галагана, Аксакова и т. п." Такъ какъ эта партія имЪла въ своей средЪ и поляковъ, то Tygodnik Poznanski называетъ ихъ „сумасшедшими, очарованными московской кликой, которые совсЪмъ отреклись отъ любви къ Польше, чтобъ осуществить составленную ими малорусскую утопію". Въ 1876 году львовская Gazeta Narodowa, по случаю соціалистическаго процесса во Львове, въ которомъ были замЪшаньі галицкіе украинофолы, называла ихъ дЪятельность пропагандою „ужаснЪйшаго терроризма", „разбойничьимъ московскимъ соціализмомъ" и „московскою интригою". — Прим авт.).

Въ началЪ 70-ти годовъ вождемъ украинофильской партіи считался священникъ Стефанъ Качала, человЪкъ способный, авторъ сочиненія Polityka polakow wzglgdem Rusi. Онъ рЪшительно не сочувствовалъ возстановленію Польши, тЪмъ не меньше далъ себя перетянуть на польскую сторону въ сеймЪ (въ вопросе о безпосредстредственныхъ выборахъ въ парламентъ) [35] и поддерживалъ польскую систему. Тотъже Качала написалъ брошюры: „Безпосередни выборы" и „Политика русиновъ" (вышедшія въ приложеніи къ „ПравдЪ*), въ которыхъ присоединился отъ имени „16 милліоновъ русиновъ", т. е. и закордонныхъ православныхъ украинцевъ, къ австрійской польско-клерикальной партіи съ ея культурною и соціальною программою и съ римскимъ конкордатомъ.

Одного и то голословнаго заявленія со стороны галицкихъ украинофиловъ объ общности интересовъ польскаго и малорусскаго народовъ, а собственно говоря, о нераздЪльной принадлежности послЪдняго къ исторической ПольшЪ, было, однако, польскимъ политикамъ слишкомъ мало. Они не могли увлекаться относительно истиннаго настроенія массъ малорусскаго народа къ мысли о возстановленіи Польши. Событія 1863 г. были еще въ свЪжей памяти. Въ кіевской губерніи крестьяне ловили и били агентовъ польскаго правительства, высланныхъ съ „Золотою Грамотою" и расправлялись съ ними по своему. По свидЪтельству члена польскаго „народнаго правительства", Агатона Гиллера, въ одной малорусской деревнЪ крестьяне страшно били польскихъ агентовъ, лежавшихъ на землЪ, такъ что офицеръ русской арміи былъ принужденъ защищать жертвы народнаго суда. И въ ГаличанЪ польская историческая мысль встречала упорное прoтиводЪйствie со стороны русскаго населенія. Историческая русская партія была рЪшительно неприступна для мысли союза съ польскими политиками и для ихъ далеко идущихъ плановъ. Но и партія украинофиловъ, репрезентуемая газетою „ДЪло", начавшею выходить въ 1880 году, хотя и исповЪдывала національный малорусскій сепаратизмъ, всетаки не сочувствовала польскимъ историческимъ планамъ и въ 1880 году принимала вмЪстЪ съ русскою партіею участіе въ первомъ галицко-русскомъ вЪчЪ [36], которое заявило торжественный протестъ противъ польской гегемоніи въ Червонной Руси. Это вЪче еще болЪе встревожило польскихъ политиковъ и они задумали рЪшительными мЪрами съ одной стороны ослабить опозицію галицко-русскаго народа, съ другой стороны провести въ народъ такія воззрЪнiя, которыя бы отвЪчали ихъ планамъ. Для достиженія этой цЪли они постановили основать органъ и во главЪ его поставить человЪка съ громкимъ именемъ, а къ тому родомъ украинца, котораго вліяніе выходило бы за предЪлы Галичины, въ Малороссію. Какъ это случилось, до сихъ поръ точно неизвЪстно, довольно, что въ 1881 году появился во ЛьвовЪ идеалъ галпцкихъ украинофиловъ, поэтъ и историкъ, „патріархъ" украинофильства, П. А. Кулишъ и вступилъ въ переговоры съ польскою шляхтою относительно осуществленія ея плановъ. БолЪе подходящаго человЪка, какъ П. А. Кулишъ, польскіе политики не могли себе и вымечтать. Но и тогдашнее время благопріятствовало ихъ затЪЪ. Какъ разъ тогда выдающіеея члены русской партіи находилась подъ арестомъ по подозрЪнію въ государственной измЪнЪ, вызванному переходомъ одной уніатской деревни въ православіе, а многочисленные обыски по домамъ членовъ русской партіи вызывали замЪшательство и разстройство въ цЪлой Галицкой Руси. Что заставило П. А. Кулиша согласиться на роль орудія въ рукахъ польскихъ политиковъ, это пока неизвестно [37].

ИзвЪстно лишь то, что онъ велъ переговоры съ кн. Романомъ Пузыною, кн. Романомъ и Юріемъ Чарторыйскими и кн. Адамомъ СапЪгою [38] относительно изданія органа и всей „примирительной" акціи и что эти переговоры привели къ слЪдующему соглашенію: П. А. Кулишъ обязывался издавать газету „Хутор" и основать во ЛьвовЪ центръ украинофильскаго движенія; правительство имЪло дать П. А. Кулишу концессію на „украинскую" типографію; кн. Юрій Чарторыйскій обЪщалъ дать на учрежденіе типографіи 14.000 гульд., кн. Адамъ СапЪга имЪлъ дать на изданіе „Хутора" въ видЪ пособія отъ польской шляхты въ первомъ году 6000 гульд., а потомъ по 4000 гульд. въ годъ; польскіе помЪщики обязывались выписывать „Хутор" для русскихъ селъ и деревень [39].

Львовская Русь, не зная собственной цЪли пребыванія П. А. Кулиша во ЛьвовЪ, но видя его сношенія съ руководителями польской политики, стала его подозрЪвать и дружно выступила противъ него. Русская партія, зная П. А. Кулиша, какъ бывшаго атамана украинофильства, опасалась новой затЪи противъ Червонной Руси, украинофильскіе же вожаки боялись, чтобъ П. А. Кулишъ, ставши во главЪ украинофильской партіи, не затмилъ ихъ своимъ авторитетомъ, а кромЪ того они ему не довЪряли, такъ какъ въ своемъ сочиненіи „Исторія возсоединенія Руси", появившемся въ 1874 году въ ПетербургЪ, онъ перемЪнилъ свои прежніе взгляды на козачество и украинофильство. Въ отвЪть на нападки львовскихъ газетъ и въ видЪ предисловия къ „Хутору", П. А. Кулишъ издалъ въ 1882 г. брошюрки: „Хуторну поэзію" и „Крашанку", а кромЪ того польскій „Комитетъ для издательства народныхъ брошюръ", издалъ его „Поклик громадського мужа із наддніпріаньськоі Украіни до громадских мужів наддністріаньськоі Украіни." Въ этихъ публикаціяхъ, особенно же въ „Хуторной поэзіи", П. А, Кулишъ, согласно своимъ новЪйшимъ взглядамъ на козачество, смЪшалъ его съ грязью, а почитателей козачества, украифиловъ, которыхъ навЪрно польскіе политики представили ему, какъ „гайдамакъ", обозвалъ людьми: „бес путя, бес чести и поваги, бес правди у завітах предків диких. . диких розбишак, що и бесурман и христіан терзали, торгуючи ясиром православним", — которыхъ „розбоі, пожари и хижацтва прославляли кобзарі пъяні на банкетах корчемних" [40]. Конечно, польская печать возликовала по поводу появленія этихъ брошюръ, a Gazeta Narodowa (н-ръ 59 за 1882 г.) вывела изъ нихъ слЪдующее заключеніе: „Въ послЪднемъ своемъ сочиненіи, напечатанномъ во ЛъвовЪ п. з, „Хуторна поэзія", прозою и стихомъ, указалъ (Кулишъ) русинамъ программу дЪятельности, основывающуюся на томъ, чтобы русины рЪшительно отказались отъ „московскаго" языка, отъ православныхъ поповъ, отъ величанія козачества, отъ всей византійской цивилизаціи и примкнули къ народамъ западной цивилизаціи".

Условився съ названными польскими дЪятелями, П. А. Кулишъ подалъ чрезъ адвоката Д. Яминскаго въ львовское намЪстничество прошеніе о принятіи въ австрійское подданство и разрЪшеніи открыть во ЛьвовЪ типографію, самъ же отправился въ ВЪну, чтобъ съ тогдашнимъ министромъ для Галичины, Ф. Земялковскимъ и президентомъ палаты депутатовъ, Ф. Смолькою, окончательно уладить это единственное въ своемъ родЪ дЪло. Плану польскихъ политиковъ, однако, не суждено было осуществиться при помощи П. А. Кулиша, такъ какъ онъ не вернулся болЪе во Львовъ [41].

      Начатому, однако, съ П, А Кулишемъ дЪлу польскіе политики не дали пропасти. Осуществленіе программы: „Польша, Русь и Литва — то одна молитва", было слишкомъ дорого польскимъ политикамъ, чтобъ они могли отъ него добровольно отказаться, особенно, что на мЪсто П. А. Кулиша явились болЪе податливые люди. Редакторъ львовскаго "ДЪла", нынЪ уже покойный Владиміръ Барвинскій, ожесточенно ратовавшій противъ П. А. Кулиша, послЪ выЪзда послЪдняго самъ вступилъ въ переговоры съ представителями Польши. Объ этомъ свидЪтельствуетъ одно изъ его писемъ къ издателю Gazet-ы Narodow-ой, д-ру Червинскому, опубликованное (уже по смерти В. Барвинскаго) въ н-pЪ 20 той же газеты за 1885 г. Въ этомъ письмЪ В. Барвинскій выразительно заявляетъ, что „Польша и Русь (т. е. Малороссія) вмЪстЪ предетавляютъ достаточный условія для государственной жизни, которая выдержала бы и напоръ сЪвернаго колосса и напоръ желЪзной Германіи."

Что касается Червонной Руси,    то мы выше видЪли, какъ ожесточенно сопротивлялись  польскіе  политики въ 1848 году призванію галицкихъ русиновъ самостоятельною отъ польскаго народа націею.  Это сопротивлеяіе они выражали и передъ австрійскимъ правительствомъ и передъ славянскимъ съЪздомъ въ ПрагЪ и передъ парламентомъ въ BЪнЪ. Еще въ началЪ 60 тыхъ годовъ появлялись въ польскихъ и русскихъ изданіяхъ въ Россіи статьи, отрицающія самостоятельность (отъ польскаго народа) русской  народности  въ ГаличинЪ. (См. статьи   въ журналахъ Biblioteka Warszawska 1861 н-ръ 12 и Gazeta Warszawska 1861 стр. 304—З10.   Подобнаго рода статья появилась и въ Франціи въ газетЪ Revue Contemporaine за 1891 г.)  Польскіе политики ухитрились подвести даже такого русскаго патріота, какъ И. С. Аксаковъ. Такъ въ 1863 году появилась  въ издаваемой имъ газетЪ „День" статья поляка Грабовскаго, доказывающая принадлежность Холмщины, Волыни и БЪлоруссіи ПольшЪ. Полякъ Зигмундъ СЪраковскій подвелъ снова извЪстнаго русскаго демократа Н. Г. Чернышевскаго, который и написалъ въ „СовременникЪ" за 1861 г. статью п. з. „Національная безтактность", осуждающую русскихъ галичанъ за ихъ опозицію польскимъ политикамъ, которые будто бы являются естественными союзниками и надежными покровителями галицко-русскаго населенія.

Что-же повліяло на польскихъ политиковъ, что они перемЪнили свои взгляды на украинофиловъ и нынЪ являются покровителями украинофилъскаго сепаратизма? Мы видЪли въ ГаличинЪ какъ галицкіе украинофилы подъ вліяніемъ польскихъ эмиссаріевъ [2] въ родЪ Стахурскаго-СвЪнцицкаго вышли за границы литературнаго сепаратизма и, отдЪлившись отъ русской партіи, стали вести самостоятельную, а собственно говоря, полонофильскую политику н какъ ихъ тогда польская партія приняла подъ свое покровительсто. То-же самое, должно быть, произошло вездЪ, гдЪ только проявлялся литературный сепаратизмъ. Литературный сепаратизмъ вырождался подъ разными враждебными единству русскаго народа вліяніями въ политическiй и приносилъ пользу не только польской исторической миссіи, но и соціалистическому движенію, такъ какъ украинофилы, по крайней мЪpЪ мы видимъ это на галицкихъ, болЪе или менЪе явные сторонники соціализма. Г. Маковей, конечно, даже въ „С. П. ВЪдомостяхъ" остерегался откровенно признать, что кромЪ литературнаго есть еще, и то отдавна, политическое украинофильство, но мы можемъ это доказать на основаніи украинофильскихъ-же н польскихъ источниковъ.

Такъ М. П. Драгомановъ, вождь украинскихъ соціалистовъ, въ одномъ своемъ сочиненіи [43] такъ опредЪляетъ задачи украинцевъ: „Въ свое время украинцы, отчасти организованные въ политическомъ отношеніи, потрясли существованіе польскаго государства; въ XIX ст. украинцамъ же, органнзованнымъ пока только на научно-литературномъ полЪ, принадлежитъ самая видная роль въ поднятіи общаго федеративнаго вопроса въ Восточной ЕвропЪ, который, конечно, приведетъ за собою потрясеніе основъ Россіи, какъ централизованнаго государства", Въ другомъ мЪстЪ тойже книжки [44] Драгомановъ говоритъ : „Борьба заставляетъ украинцевъ уже ради разсчета — "не остаться одному въ полЪ воиномъ, поднимать на ВостокЪ Европы пародно-федеральную идею вообще, — поднять то знамя, которое держали въ своихъ рукахъ и великороссы въ родЪ Бакунина. Идея эта — полное равноправіе негосударственныхъ націй съ государственными, организація для каждой изъ нихъ спеціальнаго корпуса дЪятелей политическаго и соціальнаго освобожденія и на первыхъ порахъ пропаганда освободительныхъ идей на всЪхъ языкахъ" [45], То-же самое говорили и великорусскіе соціалисты. Именно въ н-pЪ 1 „Чернаго ПередЪла" сказано : „Этнографическій составъ населенія русскаго государства постоянно заставляетъ считаться съ нимъ и въ современной намъ практики. Малороссія, БЪлоруссія, Польша, Кавказъ, Финляндія, Бессарабія — каждая изъ этихъ составныхъ частей россійской имперіи имЪетъ свои народныя особенности, требуетъ самобытнаго, автономнаго развитія". Говоря объ образованіи федерально-демократической партіи, Драгомановъ заявляетъ [46]: „Первымъ  приступомъ къ образованію такой партіи должно быть основаніе по всЪмъ областямъ Россіи и среди всЪхъ ея національностей политическихъ обществъ. Уже этотъ приступъ налагаетъ на теперЪшнихъ образованныхъ поляковъ довольно нелегкую обязанность: те изъ нихъ, которые живутъ въ непольскихъ областяхъ, должны выделить изъ себя по крайней мЪрЪ извЪстную часть для образованія или усиленія кадровъ національныхъ партіи среди народовъ плебейскихъ въ этихъ областяхъ: латышскихъ, литовскихъ, бЪлорусскихъ и украинскихъ, Идея эта не совсЪмъ нова для польскаго общества, въ которомъ уже были пробы литовскаго, украинофильскаго и даже бЪлорусскаго направленія и научно-литературнаго и даже политическаго характера, — только эти пробы были сравнительно слабы и ложно направлены, все къ цЪли возстановленія Польши 1772 г."  Польскіе  политики дЪйствительно  упредили  украинскихъ соціалистовъ въ попыткЪ развить бЪлорусскій сепаритизмъ. Именно въ 1863 г. К. Калиновскій печаталъ въ тайной типографіи въ БЪлостокЪ по бЪлорусски листки: Pismo ad Jaska haspadara z pad Wilni da muzikow ziemli polskoj. Что раздуваніе бЪлорусскаго сепаратизма не прекратилось, свидЪтельствуетъ появившаяся недавно въ Кракове Bialoruska dutka. Впрочемъ и совЪтъ Драгоманова не пропалъ даромъ, такъ какъ также украинcкіе  соціалисты издали для бЪлороссовъ брошюрку:    „Про богатство та бьедносць". — По свидетельcтву самаго-же Драгоманова [47]   »трое изъ украинскихъ соціалистовъ сочли необходимымъ выступить съ поддержкою мысли объ образованіи  спеціальной   группы соціалистовъ евреевъ". Паралельно этой попытке еврейскихъ и украинскихъ соціалистовъ въ ЖеневЪ, на самой Украине пробовали сблизиться между собою „братчики штундисты" украинскіе и еврейское „братство"  въ Елисаветграде, (ЗамЪчательно,  что и наши доморощенные „русско-украинскіе радикалы", т. е. соціалисты, жиутъ въ тЪсной дружбе съ жидами,  хотя жидовскіе корчмари и ростовщики (лихвари) и являются главными эксплоататорама крестьянскаго  населенія,   т. е. того сословія, которое соціалисты хотятъ сдЪлать счастливымъ. У насъ еще не было примЪра, чтобъ „русско-украинскіе радикалы" выступили противъ эксплоатаціи народа жидами, за то они усердно ратуютъ противъ русскаго духовенства и церкви.  (Прим. авт.)

Какъ далеко  шли планы, основанные на сепаратизме,  видно изъ слЪдующаго заявленія М. Бакунина [48]: „Руссинское [49] населеніе БЪлоруссіи, Литвы и Галиціи соединится, съ кЪмъ захочетъ и никто не можетъ теперь опредЪлить его судьбу. Мне кажется, всего вЪрнЪе и желательнЪе, чтобы они образовали въ началЪ съ Малороссіею отдЪльную національную федерацію, независимую отъ Великоруссіи и Польши."

Приведенный выдержки изъ кодексовъ политическихъ и соціалистическихъ организацій открыли намъ рубецъ заслоны, закрывающей связь украинофильства съ различными политическими теченіями внЪ Галичины. Теперь посмотримъ на роль украинофильства и соціализма въ ГаличинЪ. М. Драгомановъ такъ ее опредЪляетъ [50]: „Особенно поляки, украинцы и евреи могутъ найти себЪ поле дЪйствія на пр. въ Галиціи, въ средЪ, вполнЪ имъ родственной. Тамъ они найдутъ даже зачатки организаціи среди рабочихъ, заложенные благодаря иниціативе нЪкоторыхъ украинскихъ писателей. Тамъ, въ Галиціи, могутъ быть образованы и испробованы кадры соціальныхъ организацій польско-украинофильско-еврейcкихъ, какъ въ БуковинЪ украино-румынскихъ, которые съ установленіемъ политической свободы въ Россіи, могутъ быть прямо расширены на весь ея юго-западъ". И Лавровъ въ н-рЪ 3 „Чернаго Передела" писалъ, что „украинцамъ, какъ соціалистамъ, „насущная работа" въ настоящее время открывается въ Австро-УгорщинЪ."

Выше мы представили зарожденіе украинофильства въ ГаличинЪ. Изъ только что приведенныхъ свидетельствъ видимъ, что одновременно съ украинофильствомъ Червонная Русь была осчастливлена так-же и соціалистическою пропагандою. Но и польская политическая партія не дремала. Она, какъ мы видели выше, воспользовалась малорусскимъ сепаратизмомъ для своихъ целей [51], а такъ какъ сепаратисты нуждались въ поддержкЪ, то тЪмъ и объясняется живое участіе польскаго политическаго элемента въ украинофильскомъ движеніи. Уже въ 1864 году замЪтны следы сближенія польскихъ политиковъ съ галицкими украинофилами на чисто политической почвЪ [52]. Такъ въ статьЪ „Январьское возстаніе" [53] читаемы „20 января 1864 г. выслала „Поступова Громада русска" [54] во ЛьвовЪ отзывъ къ „народному правительству" (rzаd narodowy), въ которомъ предложила, чтобъ оно, какъ законный наслЪдникъ Польщи передъ ея раздЪломъ, перестало считать Русь (т. е. Малороссію) составною частью польскаго государства и отказалось отъ историческихъ правъ на Русь, храня ихъ только по отношенію къ „МосквЪ" (т. е. Россіи). Сверхъ того львовскіе русины требовали, чтобъ польскій народъ содЪйствовалъ развитію (мало-) русской народности, а тогда освобожденная Русь вступитъ съ Польшею въ федерацію „Поступова Громада" принимаетъ на себя обязанность, подготовлять въ томъ направленіи своихъ земляковъ къ времени болЪе или менЪе отдаленному, а можетъ быть уже для будущаго поколЪнія" [55]. Польское „народное правительство" отвЪчало „Поступовой ГромадЪ", какъ и слЪдовало ожидать, не отступая отъ принципа нераздЪльности польскаго государства [56].

Польскіе политики, однако, не отказали украинофильству въ просимой „Поступовою Громадою" помощи, особенно, что это давало имъ возможность „регулировать" малорусскую литературу и политическія стремленія галицкихъ малороссовъ сообразно своимъ планамъ и цЪлямъ. Вотъ нЪсколько примЪровъ такой помощи и регуляціи.

Польскіе политики, разумЪется, несказанно обрадовались заявленію со стороны редактора „ДЪла" (ем.стр 103). То, чего они не могли устроить въ 1872 г. съ Стефаномъ Качалою, а въ 1882 году съ П. А. Кулишемъ, брался устроить одинъ изъ выдающихся представителей галицко-русской опозиціи на всенародномъ вЪчЪ въ 1880 году. Онъ клалъ имъ лопатой въ голову, что „Москва (т. е. Россія) стала могущественною державою только тогда, когда оперлась о Русь (т. е. Малороссію) и силою Русы оперлась о побережья Чернаго моря, Дуная и австрійской имперіи." Онъ доказывалъ, что „если бы поляки разумно любили свое отечество, то признали бы всЪ права малорусскаго народа на руки гетмана Выговскаго, подали бы помощную руку МазепЪ, чтобъ побороть Петра... но сталось, нынЪ, однако, пора исправить ошибки отцовъ". И В. Барвинскій предложилъ даже способъ исправленія тЪхъ ошибокъ. Онъ открылъ въ ГаличинЪ „Архимедову точку, изъ которой единственно вЪрно можно поднять судьбу обоихъ народовъ", онъ увЪрилъ поль- скихъ политиковъ, что „Галичина представляется тЪмъ полемъ, изъ котораго свЪтъ новой жизни можетъ и долженъ заблистать на все пространство обоихъ народовъ (т. е. польскаго и малорусскаго), что если бы малорусскій элементъ расцвЪлъ вполнЪ въ ГаличинЪ, онъ пробилъ бы своимъ свЪтомъ наиболЪе бдительные кордоны а слово искренняго русина, объявляющее заключенное и фактами подтвержденное братское примиреніе съ поляками и выражающее серьезный протестъ противъ угнетенія своихъ братьевъ за кордономъ, такое слово искренняго русина, высказанное не въ газетЪ, но съ трибуны сойма или парламента, а даже общеимперскихъ делегацій — громомъ поразило бы нашихъ враговъ и вызвало бы милліонное эхо живЪйшей симпатіи въ сердцахъ 15 милліоновъ украинскихъ русиновъ, а тогда мы увидЪли бы, не выступилъ бы на дневнюю очередь въ Россіи вопросъ поляковъ и русиновъ" [57]. В. Барвинскій говорилъ такъ выразительно и убЪдительно и такъ искренно предложилъ союзъ украинофиловъ съ польскими политиками, что послЪдніе не были бы польскими патріотами, если бы его предложенія не приняли и его совЪтами не воспользовались. ВЪдь В. Барвинскій предложилъ имъ то, о чемъ они долгое время мечтали, что составляло ихъ первую политическую заботу и надъ чемъ трудились десятки лЪтъ десятки эмиссаріевъ! Трудно допустить, чтобъ одинъ В. Барвинскій переговаривалъ съ польскими политиками и чтобъ эти переговоры велись письменно, довольно, что уже въ 1885 году въ львовскомъ сеймЪ обнаружилась новая система по отношенію польскаго большинства къ русскимъ партіямъ. Депутатовъ изъ русской партіи польское большинство перестало считать истинными заступниками русскаго народа въ ГаличинЪ, украинофиловъ же, которые только-что вошли въ сеймъ, стали ласкать и отличать. И какъ-же не ласкать малороссовъ, которые добровольно признаютъ люблинскую унію 1569 года и тЪмъ самымъ возобновляютъ право господства Польши надъ Русью!

Это признаніе, однако, было сдЪлано частнымъ образомъ и какъ такое не имЪло значенія публичнаго, историчечскаго акта, на который можно бы сослаться въ случай какихъ-либо политическихъ перемЪнъ въ ЕвропЪ. Впрочемъ, это признаніе обязывало только небольшую групау галицкихъ малороссовъ, посвященныхъ въ переговоры съ польскими политиками. Между тЪмъ для обЪихъ сторонъ было важно, чтобъ суть этого признанія составляла программу политической дЪятельности украинофиловъ и какъ программа была объявлена всенародно и торжественно. Это послЪдовало въ 1890 году, о чемъ мы въ главЪ п. з. „Горе побЪжденнымъ" подробно разсказали [58].

Вамъ кажется, что всЪ вышеупомянутыя сношенія и сдЪлки украинофиловъ съ корифеями польской партіи имЪютъ явно политическую подкладку. Мы приведемъ, однако, еще другія доказательства на то что нынЪшнее украинофильство, по крайней мЪрЪ въ ГаличинЪ, особенно представляемое т. з. „новоэристами" или „новокурсниками", т. е. группою г. А. Барвинскаго, имЪетъ вполнЪ политическій характеръ.

Согласно предложенiю, сдЪланному Владиміромъ Барвинскимъ въ письмЪ къ д ру Червинскому, г. Александръ Барвинскій старался въ 1892 г. съ трибуны парламента заявить „серьезный протестъ противъ угнетенія своихъ братьевъ за кордономъ", „громомъ поразить враговъ" и вызвать „милліонное эхо живЪйшей симпатіи въ сердцахъ 15 милліоновъ украинскихъ русиновъ" [59], однимъ словомъ, г. Александръ Барвинскій произнесъ въ посольской палатЪ австрійскаго парламента рЪчь, направленную противъ Россіи. Львовскій Przeglаd, органъ польской шляхты, не замедлилъ отмЪтить значеніе этой рЪчи и такъ ее оцЪнилъ [60]: „Съ тЪхъ поръ, какъ представители малорусскаго народа засЪдаютъ въ парламентЪ, впервые случилось, что русинъ именемъ русиновъ высказался противъ Россіи и не только рЪшительно отказалъ ей во всякихъ симпатіяхъ, но прямо и безъ обиняковъ объявилъ ее врагомъ малорусскаго народа, который она притЪсняетъ и истребляетъ всякими варварскими способами. Если въ чувствахъ малорусскаго народа существуетъ сильная ненависть къ Россіи, то возникаетъ надежда, что въ будущемъ, при дальнЪйшемъ развитіи этихъ чувствъ, будетъ возможно выиграть противъ Россіи малорусскій козырь... Такой эволюціи намъ, полякамъ, нечего бояться, напротивъ, мы бы допустились ошибки, если бы хотЪли запереть ей дорогу и добровольно отказаться отъ союзника въ борьбЪ съ Россіею".

Какъ виднмъ, Przeglad даже не стЪсняется открыто признать украинофиловъ союзниками Польши въ борьбЪ съ Россіею. Но такими же союзниками признаютъ ихъ и другія польскія партіи. Въ ЛондонЪ, въ 1875 году, состоялся банкетъ соціалистовъ по случаю годовщины польскаго возстанія 1831 года, На этомъ банкетЪ полякъ Врублевскій сказалъ между прочимъ: „Единственная партія, имеЪющая для поляковъ значеніе, это партія соціально-демократическая", т. е. украинцы-соціалисты, такъ какъ „польскій и русскій народы должны возстать вмЪстЪ, какъ наши отцы говорили : за нашу и вашу вольность" [61]. И Врублевскій имЪлъ полное основаніе сказать это, ибо, какъ мы выше видЪли, вождь украинскихъ соціалистовъ, M. П. Драгомановъ, вполнЪ сходился съ нимъ въ этомъ отношеніи.

Сколько было уже „украинскихъ" и „русько-украинскихъ" программъ, это, кажется, такъ само трудно посчитать, какъ и предсказать, сколько ихъ еще будетъ. И это обиліе „украинскихъ" программъ совершенно естественное явленіе, такъ какъ украинофилы, оторвавшись отъ незыблемой національной почвы и культурно-историческаго развитія русскаго народа, будутъ вЪчно колебаться въ выборЪ программы, подходящей къ теоріи о самостоятельности малорусской вЪтви русскаго народа и дЪлиться, какъ это мы видимъ въ ГаличинЪ, на фракціи и группы. Отъ 1863 г. года начавши, украинофильство переживало различнаго рода перемЪны и выставляло различныя программы. Посмотримъ хотя бы на главныя изъ нихъ. Въ половинЪ 60-ти годовъ идеаломъ небольшаго кружка галицкихъ украинофиловъ была Запорожская СЪчь, до широкихъ шароваръ и пренебреженія благовоспитанности включительно.

Этотъ періодъ украинофильства продолжался недолго. Запорожская СЪчь, да къ тому еще на берегахъ Полтвы, была анахронизмомъ, а подражаніе запорожцамъ — смЪшнымъ чудачествомъ. Впрочемъ молодые люди, какъ ихъ называли, „козакоманы", поступая въ публичную службу или женясь, скидали козацкія шаровары и вмЪcтЪ съ ними отрекались отъ своихъ псевдокозацкихъ мечтъ и привычекъ и переходили — одни въ русскую партію, другіе образовали партію „народовцевъ", а третьи дЪлались поляками, МЪсто „козакофиловъ" заняла тогда партія „народовцевъ", поставившая въ основу своей программы отдЪльность малорусскаго народа и имЪвшая цЪлью развитіе малорусской литературы. Это этнографически-литературное украинофильство продолжалось до 80-ти годовъ [62]. Съ выступленіемъ на политическое поприще братьевъ Барвинскихъ, особенно-же покойнаго Владиміра, этнографически-литературное украинофильство приняло политическій характеръ. Такъ какъ, однако, громадное большинство галицкихъ „народовцевъ" не знало о тайныхъ сношеніяхъ Владиміра Барвинскаго съ польскими политиками, а управленіе партіи „народовцевъ" хранило о нихъ благоразумное молчаніе, то этотъ періодъ открытаго литературнаго и тайнаго политическаго украинофильства продолжался до 1890 г., въ которомъ г. Романчукъ провозгласилъ въ сеймЪ свое этнографическое, религіозное и политическое вЪроисповЪданіе. Программа г. Романчука была отрицаніемъ первоначальнаго украинофильства, имЪвшаго идеаломъ Запорожскую СЪчь до Гонты и ЖелЪзняка включительно, а также отреченіемъ отъ этнографически-литературнаго украинофильства, ибо она ввела въ основу существованія украинофильской партіи — католическую религію. Безпочвенность такого украинофильства, конечно, если оно не имЪетъ служить средствомъ для раздробленія русскаго народа на религіозныя группы, слишкомъ ясна. „Новоэрская" программа исключаетъ изъ малорусскаго организма не лишь малороссовъ въ Россіи, но и малороссовъ въ БуковинЪ, такъ какъ одни и другіе принадлежать къ православной церкви и, такимъ образомъ раздЪляетъ малороссовъ на два народа, католическаго и православнаго вЪроисповЪданій: [63].

„Новоэрская" программа не долго обязывала украинофиловъ. Спустя три года по ея провозглашеніи, именно въ 1893 году, "молодые украинцы" выступили съ новою, четвертою съ 1863 года, программою, которая въ пухъ и прахъ разбиваеть всЪ три прежнія [64]. Эта самоновЪйшая программа до того курьезна, хотя притомъ и туманна, что стоитъ ее привести, въ переводи изъ ужаснЪйшаго языка, по крайней мЪpЪ въ выдержкахъ. Вотъ ея существенный мысли:

       „Зная современное положеніе и движеніе украинской молодежи по богатымъ городамъ широкой Украины, слЪдя по возможности за родною литературою, центръ которой находится въ ГаличинЪ, и принимая во вниманіе предшествовавшее, такъ называемое украинофильское движеніе, мы, молодые украинцы, посовЪтовавшись и согласившись между собою, постановили всенародно въ короткихъ словахъ выразить наши взгляды и вообще нашу profession de foi.«

„Соображаясь съ временемъ, мЪстомъ и обстоятельствами, мы должны обратить вниманіе на россійскую имперію и ея народы и какъ интелигенты этой имперіи, мы безусловно желаемъ всЪмъ ея народамъ полнаго добра, свободы и широкаго просвЪщенія духа и разума."

„Мы стоимъ за полную автономiю у всЪхъ народовъ, за мелкую децентрализацію, какъ у другихъ народовъ, такъ и на УкраинЪ".

„Въ виду этого, мы, какъ общероссійскіе интелигенты, будемъ трудиться въ такомъ направленіи, которое бы содЪйствовало разбитію россійекихъ кандаловъ и освобожденію всЪхъ россійскихъ народовъ отъ гнетущаго ихъ деспотизма и централизма."

„Наука и жизнь украинскаго народа доказываетъ намъ, что Украина [65] была, есть и будетъ всегда отдЪльною націею и какъ каждой націи, такъ и ей необходима національная свобода для своего труда и прогресса."

„Много людей начинало украинофильское движеніе, да не многіе задержались на высотЪ идеи. Много зависЪло отъ тЪхъ тяжелыхъ обстоятельствъ, среди которыхъ пришлось развиваться нашему національному движенію. Хотя украинскій народъ и имЪлъ въ себЪ такія основанія, что сразу могъ поставить на совершенно вЪрную нормальную почву идею культурно-національнаго возрожденія Украины, но у начинающихъ не было такой силы, чтобъ преодолЪть обстоятельства, чтобъ сразу стать украинскою интелигенціею, чтобъ сейчасъ же создать и литературу и науку и всЪ другія пріобрЪтенія культурной жизни, чтобъ фактами и своимъ существомъ доказать существованіе украинцевъ, какъ отдЪльной, самостоятельной націи. Вотъ если бы одновременно съ геніемъ и апостоломъ слова, Тарасомъ, появился у насъ геній въ политикЪ, то навЪрно онъ бы показалъ другой путь и всЪ пошли бы по тому пути. По крайней MЪpЪ Украина, что касается своей культуры, нынЪ не зависЪла бы отъ современныхъ обстоятельствъ. Но Кирилло-Мефодіевское братство не было дальновидно [66]. Костомаровъ повелъ это братство, правда, на Украину, однако не прямо, не прямикомъ, но окольными путями черезъ всю Московщину и за нимъ далекимъ и невЪрнымъ путемъ пошло много народа".

„Среди такого и иного украинофильства давно уже пролагало тропу здоровое, нормальное украинофильство, какъ струи чистой воды среди грязной дороги и если украинофильство было раньше будто бы нормальнымъ явленіемъ нашего ненормальнаго положенія, то теперь украинофилы, какъ дЪйствительные и искренніе патріоты, какъ люди идеи, уже невозможны".

„Видя нынЪ,  что какой-нибудь  молодой человЪкъ  сознательно  идетъ старымъ украинофильскимъ путемъ, мы смЪло, безъ колебаній, можемъ сказать, что это не сынъ Украины,  это ея  врагъ,  это измЪнникъ, „перевертень", ренегатъ.  Для такой молодежи  нЪтъ мЪста среди насъ ! О сколько мы уважаемъ  и почитаемъ искреннихъ украинофиловъ, нашихъ батьковъ, о столько мы, сознательные  украинцы,  не желаемъ дальнЪйшаго развитія украинофильскаго движенія среди нашего общества.  И если бы дЪло стояло и до сихъ поръ такъ, какъ оно началось, то это только бы свидетельствовало, что или наша идея гнила и негодна, или мы сами негодяи (люди нікчемни) [67].

„Для насъ, сознательныхъ украинцевъ, существуетъ одинъ „украинско-русскій" народъ. Украина австрійская [68] и Украина россійская одинаково намъ родны и никакія географическія межи не могутъ разделить одного народа".

„Желая поставить наше дЪло независимо отъ россійскихъ обстоятельствъ, мы центръ тяжести нашего культурно-политическаго вопроса переносимъ въ Галичину и пользуясь австрійскою конституціею, вяжемся (еднаемося) съ всЪми другими угнетенными націями въ Россіи, чтобъ общими силами (гуртом) защищаться противъ асимиляційныхъ стремленій и общими силами добиваться свободы".

Кажется, мы привели довольно примЪровъ изъ украинофильскихъ, польскихъ и соціалистическихъ источниковъ, чтобъ доказать политическій характеръ нынЪшняго украинофильства [69]. Это казалось намъ необходнмымъ для выясненія и бывшихъ и будущихъ эволюцій въ украинофильскомъ или, въ „русско-украинскомъ" и „украинско-русскомъ" (этотъ терминъ еще не вполнЪ опредЪленъ) лагерЪ. Мы сказали „будущихъ эволюцій" потому, что украинофильство, потерявъ точку опоры, которую представляетъ единство русскаго народа, нашлось на наклонной плоскости и все болЪе разлагается на мелкія фракціи. Оно принуждено котиться внизъ и тянуть за собою однихъ изъ своихъ послЪдователей въ Польшу (группа г. Барвинскаго), а другихъ въ интернаціоналъ (группа „русско-украинскихъ радикаловъ"). Въ заключеніе, однако, этой главы, спросимъ г. Маковея: кто въ дЪйствительности „ренегатъ", кто поддался „разнымъ внЪшнимъ вліяніямъ", кто "не пожелалъ быть хозяиномъ въ собственномъ домЪ", кто „предпочелъ стать лакеемъ другого нарада" — русская ли партія въ ГаличинЪ, стоящая на нацiонально-исторической почвЪ развитія русскаго народа или „австрійскіе украинцы", которые въ лицЪ „новокурсниковъ" [70] дошли до признанія и поклоненія всЪмъ уніямъ и въ политическомъ отношеніи слились въ одно русло съ польскимъ историческимъ теченіемъ?

VII.

Тако, понеже теплъ еси,
и ни студенъ еси, ниже
горяще, имамъ тя избле-
вати изъ устъ моихъ
(Апок. 3, 16).

Мы видЪли выше,  какъ  началось  украинофильское движеніе,  кто усердствовалъ въ пропагандЪ  малорусскаго сепаратизма и какъ, наконецъ, онъ выродился въ партію  съ политическими  стремленіями. Если г. Маковей называетъ галицкихъ сторонниковъ единства  русскаго  народа „ренегатами",  то Томашъ  Падура,  члены украинской школы польскихъ писателей, „генералъ"  змартвыхвстанцевъ Семененко,  эмигрантъ Стахурскій-СвЪнцицкій  и цЪлая толпа  нынЪшнихъ польскихъ политиковъ въ ГаличинЪ, поддерживающихъ  украинофильскую партію,  вполнЪ  заслужили  на то, чтобы г. Маковей назвалъ ихъ „русско-украинскими" патріотами. Посмотримъ, однако,  теперь на литературную сторону украинофильства,  составляющую основаніе мнимой самостоятельности  малорусскаго народа.

Самобытность  или  самостоятельность Малорусскаго народа не была и не есть тЪмъ несомнЪннымъ фактомъ, который можно бы легко уложить въ болЪе или менЪе изящныя построенія человЪческой фантазіи. Главной опорой политическо - національной программы — собственно говоря „программъ", въ которыхъ сами украинофилы не въ состояніи разобраться, — украинофильства есть научно-историческій матерьялъ, въ значительной степени ad hoc пригнанный и искуственно связанный въ одно цЪлое, а не дЪйствительная жизнь и не малорусское нарЪчіе съ его многими поднарЪчіями, для котораго великорусскій языкъ не можетъ быть болЪе чужимъ, чЪмъ языкъ не только „козацкихъ хроникъ", но и современной „самостоятельной" русско-украинской литературы. Г. Маковей утверждаетъ, что „большая часть ученыхъ признаетъ за ней право существовавія", но этого права никто даже и не старается отрицать. (Жаль, что г. Маковей не привелъ именъ тЪхъ ученыхъ, которые отрицаютъ единство русскаго народа и считаютъ малорусскую его вЪтвь отдЪльнымъ и самостоятельнымъ народомъ. Если подъ тЪми учеными онъ подразумеваеть д-ра Ом. Огоновскаго или д-ра Смаль-Стоцкаго, который вмЪcтЪ съ нЪмцемъ Гартнеромъ составилъ въ 1893 г. „Руску Граматику" (названные „ученые" не знали даже того, что имъ слЪдовало написать „Граматика руского языка или мовы", ибо къ названію „Руска Граматпка" необходимо добавить, какого языка), то мы ему на слово вЪримъ. Но противъ „большей части ученыхъ" г. Маковея мы поставимъ лишь Костомарова, Кулиша, Потебню, Пыпина, Соболевскаго и Будиловича. На нерусскихъ ученыхъ мы не станемъ ссылаться и не совЪтуемъ этого дЪлать и украинофиламъ, а то по слЪдующему поводу: Пок. проф. Миклошичъ, или какъ его называли; „ц. к. славистъ", ex cathedra доказывалъ самостоятельность малорусскаго народа, ибо этого требовало его офиціальное положеніе, въ частной же жизни смЪялся надъ украинофильствомъ и однажды сказалъ В. А. ДЪдицкому: Möge die Politik alle möglichen, Mittel anwenden, mögen sie sich mit Händen und Füssen dagegen stemmen, dass sie (малороссы) keine Russen sind, ihr Accent u. Lexikon verräth sіе - человЪкъ, жена, молодый, (слова Миклошича). Bei ihnen ist der Unterschied nur in g—h (и это невЪрно, такъ какъ въ Новороссіи и въ многихъ внутреннихъ губерніяхъ даже слово „вагонъ" произносятъ: wahon. — Прим. авт.) und in Selbstlauten Ъ, я, und e, die Deutschen aber, die unterscheiden sich nicht nur in Mitlauten, sondern selbst in Selbstlauten — jrosse Jans, вмЪсто grosse Gans. Считая, однако, оффиціально малорусское нарЪчіе самостоятельнымъ языкомъ, Миклошичъ рекомендовалъ для него латино-чешское правописаніе. То-же самое онъ сдЪлалъ для болгарскаго языка. О МиклошичЪ, впрочемъ, можно сказать то, что говорили объ IиржечкЪ, который вмЪстЪ съ гр. Голуховскимъ пытался ввести у насъ латинку: Er kann alle slavische Sprachen, aber alle böhmisch. Къ иноязычнымъ ученымъ необходимо вообще осторожно относиться и не слЪпо iurare in verba magistri. Полякъ А. БЪлёвскій силился доказать, что Несторъ писалъ по польски, а Копитаръ, Шафаржикъ и Ганушъ отрицали изобрЪтеніе кириллицы св. Кирилломъ.—Прим. авт.) Напротивъ, малорусская литература, особенно въ ГаличинЪ, гдЪ политическія отношенія исключаютъ возможность введенія въ школы и въ государственныя учрежденія литературнаго русскаго языка, необходима, какъ средство для просвЪщенiя простонародія. И если кому, то именно „ренегатамъ", въ пониманіи г. Маковея, принадлежитъ значительная доля заслуги въ развитіи мЪстной малорусской литературы. Назовемъ хотя бы Ивана Наумовича, котораго популярныя сочіненія и знаніе малорусской рЪчи недостижимы для цЪлаго сонмища нынЪшнихъ русско-украинскихъ „ученыхъ". Наумовича уже нЪтъ въ живыхъ, но его многочисленныя брошюрки и прежнія изданія „Науки" составляютъ еще и нынЪ нестарЪемое просвЪтительное средство для народа и даже предметъ умилительнаго почитанія со стороны сельскаго люда Галичины. А вЪдь Иванъ Наумовичъ выступилъ въ 1866 году въ львовскомъ сеймЪ съ лозунгомъ : одинъ народъ — одинъ языкъ ! т. е. сталъ „ренегатомъ". — Развитіе малорусской литературы въ ГаличинЪ продолжается и нынЪ и то при помощи русской партіи. Общество им. М. Качковскаго, имЪющее до 7000 членовъ преимущественно среди крестьянъ, въ мЪсяцЪ августе с. г. издало 273 книжечку на галицко-русскомъ нарЪчіи. Если принять во вниманіе, что каждая книжечка печатается въ 10.000 экземпляровъ, изъ которыхъ 7000 обязательно получаютъ члены, а остальные въ короткое время раскупываются, то одно Общество им. М, Качковскаго выпустило въ народъ 2,730.000 книжечекъ на малорусскомъ нарЪчіи. На малорусскомъ же нарЪчіи издаются членами русской партіи „Русское Слова", „Русская Рада", „Наука", „ПросвЪщеніе" и „Буковинскіи ВЪдомости", не считая мелкихъ публикацій. Это доказываетъ, сколько тенденціозной лжи въ обвиненіи г. Маковея, будто „помянутыя изданія отрицательно относятся къ малорусскому народу". Но эта мЪстная литература, рЪшительно необходимая, при нынЪшнихъ обстоятельствахъ, для домашняго обихода, а равно-же украинофильскія изданія, не могутъ составлять основанія для построенія политической фантазіи объ отдЪльности и самобытности малорусскаго народа. По словамъ А. Пыпина [71], „новЪйшія изслЪдованія филологовъ указываютъ несомнЪнный еинный корень двухъ главныхъ нарЪчій русскаго языка: то основное, что дЪлитъ ихъ отъ остальныхъ славянскихъ нарЪчій, принадлежитъ имъ обоимъ".

Что касается галицко-русскаго  нарЪчія,  то оно въ основе  своей вездЪ  находится  въ весьма  близкомъ  отношеніи къ великорусскому;  и если въ немъ встрЪчаются культурныя слова, — вслЪдствіе вліянія польскаго языка администрации,  суда, и вообще  всЪхъ правительственныхъ и автономическихъ  учрежденій,  —  польскія, между которыми  добрая половина нЪмецкихъ словъ,  то эта слова мало измЪняютъ массовый русскій  характеръ  галицко-русскаго нарЪчія. Рядомъ  съ десятками-сотнями  польскихъ  и ополяченныхъ словъ встречаются  такія особенности  основныхъ чертъ русскаго языка -  грамматики и фонетики, — которыя заставятъ всякаго, знакомаго съ дЪломъ, только улыбнуться надъ тЪмъ,  кто вздумаетъ  этотъ языкъ   зачислять  къ какому-то отдельному,  украинскому языку.  Мало того,  наше  галицкорусское нарЪчіе,  разделяющееся  на три поднарЪчія: подольское, гуцульское и лемковское,  имЪетъ много такихъ формъ, общихъ съ великорусскимъ языкомъ,  какихъ не имеетъ украинское нарЪчіе. Въ стрыйскомъ и турчанскомъ округахъ и на целой ЛемковщинЪ  народъ говоритъ „что",  а не „що",  да къ тому еще съ чистЪйшимъ московскимъ произношеніемъ „што";  въ яворовскомъ  и городецкомъ  округахъ  и въ цЪлой  ЛемковщинЪ народъ употребляетъ великорусскую  форму вспомогательнаго глагола „былъ" (бывъ),  „были",  а не малорусскую „бувъ", „були". Въ стрыйскихъ горахъ бойки и верховинцы  (горцы, жители Бескида) употребляютъ считающiяся великорусскими формы нарЪчій: „ниже", „выше" вмЪсто малорусскихъ „низше", „высше". Въ Карпатахъ и въ многихъ окрестностяхъ на равнинахъ народъ многія слова произноситъ сходно съ великороссами, на пр. „вЪрую", какъ „вьерую" а не „вірую", „жены", — „жоны", „крЪпкій" — „крепкій", „Семенъ" — „Семіонъ", a мЪстоименіе „ся", особенно въ КоссовщинЪ и БуковинЪ, какъ настоящіе москвичи: „са". Тамъ-же, среди гуцуловъ на коломыйскомъ ПокутьЪ и въ БескидЪ, встрЪчаются старорусскія формы „быхъ", „быхомъ" и слова и выраженія, какъ бы живьемъ взятыя изъ „Народныхъ разсказовъ" гр. Л. Н. Толстаго и его „Власти тьмы" [72]. Широко раскинулась, во всей своей пространственной необъятности, святая Русь, — „отъ хладныхъ финскихъ скалъ до пламенной Колхиды", отъ Вислока до Камчатки. Необозримо развЪтвились на пространствЪ вЪковъ и теченія русской мысли и ихъ выраженіе, — живое слово, — а однако въ русскомъ народЪ живетъ удививительная сила, превозмогающая его внЪшнюю разобщенность и эта сила — языкъ и духъ языка. Языкъ русскаго народа подвергался и нынЪ подверженъ разнымъ вліяніямъ, отъ культуры и языковъ сосЪднихъ народовъ до климата включительно, — буковинскіе малороссы на пр. не имЪютъ твердаго звука "л", но произносятъ его какъ латинское i, — но эти вліянія не нарушили его единства. Нынйшній русскій языкъ, какъ справедливо замЪчаетъ одинъ изъ русскихъ писателей, это „живой, разговорный языкъ, языкъ разбитый на нарЪчія, говоры, поднарЪчія, подговоры, разновидности по губерніямъ и уЪздамъ, а въ ГаличинЪ округамъ (въ ГаличинЪ можно наблюдать и такое явленіе, что между языкомъ мужчинъ и женщинъ въ одной и той-же деревнЪ существуетъ легкій оттЪнокъ — прим. авт.), языкъ, который не имЪетъ и не можетъ имЪть такого компактнаго хранилища, какимъ является Остромирово Евангеліе для древняго цервовно- славянскаго языка," Мы готовы согласиться съ украинофильскими филологами и политиками объ отдЪльности и самостоятельности малорусскаго языка, подъ условіемъ, однако, что они намъ укажутъ, где граница, отдЪляющая малорусскій языкъ отъ великорусскаго языка?

Трудно допустить, чтобы люди, имеющіе притязаніе считаться образованными, не знали и не видЪли органическихъ связей, соединяющихъ разныя нарЪчія русскаго языка въ одно цЪлое, неделимое. Но тутъ выше всякихъ языкословныхъ очевидностей и доказательствъ и выше дЪйствительной жизни стоитъ политика [73], которой подчиняются даже филологическія и этнографическія познанія. Ради этой политики украинофилы и пытаются создать изъ малорусскаго нарЪчія особый языкъ. Разъ поставлена теорія объ отдЪльности малорусскаго народа, ее необходимо обосновать и доказать, Такъ какъ, однако, ни языкъ, ни этнографія (нашъ галицко-русскій мужикъ, житель равнинъ, по своему типу стоитъ гораздо ближе великороссовъ, чЪмъ малороссовъ Украины, наши же горцы, особенно гуцулы, стоятъ по своему типу ближе сербовъ, чЪмъ укранскихъ малороссовъ и великороссовъ)  требуемыхъ  доказательствъ дать не могутъ, а тутъ разные „добродЪи", отъ гр. Стадіона въ 1848 г. до гр. Бадени въ 1898 году постоянно твердятъ:  если вы одни съ "москалями",  то не желаемъ васъ знать — то и явилась необходимость пригнать действительную жизнь  къ теоріи и искуственнымъ путемъ создать такой языкъ, который какъ возможно далЪе отстоялъ бы отъ общерусскаго. Украинофильскіе поносители,  въ родЪ  г. Маковея,  называютъ насъ „рабами" и „ренегатами"  не за „отрицательное отношеніе къ малорусской литературЪ",  котораго  въ действительности нЪтъ,  такъ какъ русская партія,  если не больше, то во всякомъ  случае  не меньше украинофиловъ, любитъ свое родное наречіе и свой народъ, но за  противодЪйствіе идеЪ  ихъ  политическаго  сепаратизма  и стремленію, искуственнымъ способомъ  создать такую литературу, которая бы въ самомъ дЪлЪ могла, при помощи политическихъ средствъ, составить основаніе для отдЪльности и самобытности малорусскаго народа. Это противодЪйствіе и служитъ непреложеымъ доказательствомъ любви русской партіи къ галицко-русскому народу и желанія сохранить его національныя черты. Ведь мы  не боремся за малороссовъ въ Россіи, такъ какъ они и не нуждаются въ нашей помощи,  а тЪмъ меньше за великороссовъ, ибо они скорее намъ нужны, чЪмъ мы имъ;  мы не боремся  противъ литературнаго  и политическаго  украинофильства потому, что оно угрожаетъ разъединеніемъ русскаго народа (пять-шесть лЪтъ тому назадъ галицкіе украинофилы называли русскую партію  „объединителями", не подозрЪвая,  какое осужденіе  содержится въ эгомъ словЪ для нихъ самихъ),  такъ какъ весь   великорусскій народъ  съ подавляющимъ большинствомъ малорусскаго народа имЪетъ противъ  разъеднненія  надежную защиту и такія внушительныя силы, какъ: могущественнЪйшее въ мірЪ самодержавное государство, міровую литературу, а въ случаЪ нужды  и милліонную армію;  мы боремся исключительно за русское населеніе Галичины и Буковины,  а боремся противъ тЪхъ стремленій украинофильства, которыя могутъ обезличить  нашъ народъ  и отнявъ ему средства  къ природному  развитію на національно-исторической  почвЪ, сдЪлать изъ него безпомощный матерьялъ для прозелитскихъ покушеній  со стороны Польши и латинства. Что касается украинофильства въ Россіи, то оно не производитъ на малорусскій  народъ и на дЪйствительную его жизнь никакого вліянія. Безпочвенность украинофильства  въ Россіи очень наглядно представилъ  бывшій  „украинскій  соціалистъ", никто О. П., въ трудЪ,  предназначенномъ  для высылки  на второй съЪздъ „русско-украинской радикальной партіи", состоявшійся  3 и 4  октября 1891 г.  во ЛьвовЪ [74].

„Нереальнымъ и нездоровымъ, — говоритъ О. П., —  скажемъ  больше,  реакціоннымъ, мы считаемъ ту тенденцію въ украинофильствЪ, которая клонилась къ противодЪйствію естественному процессу,  приведшему Гоголя на одно изъ почетнЪйшихъ мЪстъ  въ русской и, пожалуй, въ міровой литературЪ. Реальнымъ и здоровымъ мы считаемъ  въ немъ  пробужденіе желанія служить народу. Но соціальному служенію народу противорЪчило созиданіе собственной литературы въ то время, когда всЪ его интересы  давно слились  съ интересами остальныхъ  областей  государства.  Въ его прямомъ  интересЪ только и лежало возможно скорЪе приблизиться къ этому языку, который фактически  не могъ для него быть болЪе чужимъ, чЪмъ языкъ не только „козацкихъ хроникъ"  да „пересопницкаго" евангелія,  но и всей современной  украинской литературы. Самое большее, въ чемъ могло нуждаться  украинское  крестьянство въ интересахъ болЪе успЪшнаго усвоенія необходимаго для него общелитературнаго языка,  это учителя  въ низшихъ школахъ, знакомые съ отличіями  мЪстнаго обыходнаго говора.

Теперь, пожалуй, и это излишне. Но украинофильскія чаянія получили, какъ извЪстно, совершенно иное,утопическое конечно, направленіе. Оно создало — чего только въ видЪ курьеза  и исключенія создать невозможно? — и кой-какую литературу.  Но что значить эта литература — и по содержанію  и  по формЪ — въ сравненіи съ тЪмъ,  что даетъ УкраинЪ совокупная дЪятельность всей литературной Россіи,  включая сюда,  конечно  и всЪ почти творчеекіе элементы самой Украины ?  Что значить  Марко Вовчокъ въ сравненіи съ авторомъ „Записокъ охотника"?  Что единственный  Шевченко  даже — съ Пушкиномъ или Некрасовымъ ? Что такое „Основа"  въ сравненіи  съ  „Современникомъ"? Ничто или очень мало. Не „Сіонъ", не Катковъ, не Юзефовичъ, даже и не указы тутъ виноваты, какъ думаютъ подчасъ проницательные украинофильскіе поносители. Сама жизнь „виновата".  О литературныхъ  произведеніяхъ  на  „украинскомъ" языкЪ  послЪ Шевченка  за очень  и очень рЪдкими исключеніями  и говорить нечего.  Макулатуры  обиліе.  Скудныя  по содержанію и блудныя по идеямъ, произведенія эти и по языку, именно благодаря  „чистотЪ" языка, еще болЪе чужды дЪйствительной  жизни. Паденіе крЪпостногo права,  общая,  воинская повинность,  развитіе торгово-промышленнаго движенія, разростаніе кочующаго аграрнаго  пролетаріата,  вліяніе  администраціи, желЪзныя дороги, школы, по скольку онЪ существуютъ, вліяніе церкви и религіозныхъ сектъ, вліяніе городской жизни п культуры  — вотъ факторы, которые и въ области языка — мы подчеркиваемъ это и ссылаемся  на современную  устную народную словесность, на распЪваемыя тeперь народомъ пЪсни — не говоря уже о другихъ сферахъ народной жизни, окончательно слили сельскую Украину со сферою общихъ вліяній, подъ которыми живетъ Россія. Господство русскаго языка во всЪхъ городахъ, мЪстечкахъ и примыкающихъ къ нимъ селахъ южной Россіи — безспорно. О какомъ-либо украинствЪ губернскихъ и уЪздныхъ городовъ и говорить смЪшно. Въ селахъ же процессъ этот въ языкЪ нЪ-

сколько видоизмененное. Но онъ безконечно далекъ теперь отъ „чистоты" того украинскаго языка, на которомъ  научившіеся по книжкамъ украинолюбцы продолжаютъ писать свои вклады въ украинскую литерару. До народа эти вклады не доходятъ,  а если бы и доходили, то остались бы непонятны изъ-за языка. Та-же публика, которая ихъ покупаетъ изъ „патріотизма" или „принципа",  съ большей легкостью понимаетъ несомнЪнно родной  для нея языкъ  русскій, чЪмъ „родный украинскій".  Въ полугородскомъ,  солдатско-административномъ говорЪ сельскаго народа все больше беретъ верхъ языкъ русскій, а не языкъ  „метеликівъ" (мотыльковъ)  Старицкаго,  Кулишовскаго евангелія и даже Шевченка.  Мы утверждаемъ  это на основаніи  личнаго опыта, который при нашей прежней „украинской"  точкЪ зрЪнія ускользалъ отъ нашего уразумЪнія  и признанія.  Это подтверждаетъ одинъ галицкій  украинофилъ, A. H. попавшій  въ одну изъ многочисленные украинскихъ  театральныхъ труппъ въ Россіи. Въ корреспонденціи изъ Харькова, напечатанной въ правительственно-украинофильской газете „Буковина" (Черновцы, 14 (26) марта 1897, н-ръ 60) А. Н. пишетъ: „Про україньских артистів мушу, на жаль, сказати, що они не мають нї крихітки почутя обовязку для піддержаня українъского слова і служать на україньскій сценї тільки за гроші. В трупі Захаренка кромі Касиненка і Царенка нїхто не вмів говорити по україньски, тільки те, що вивчить ся в роли, як папуґа, а за кулїсами вже не почути від них иньшої мови, тілько росийску; і менї приходить ся калїчити росийскою мовою. Сумний же, дуже сумний образ, що наша Україна виняньчила собі таких синів, що голосять єі піснї тільки задля марного рубля, а наставити їм два рублї, то вже покинуть свою рідну сцену, а йдуть на иньшу ! Але з одного театру не можна ще судити про загал Може по довшім побутї на Українї зміню ще свій суд. Найбільше дивує мене те, що сам Захаренко, автор україньских штук, управитель театру, а калїчить україньскою мовою. Скажу вам одну характеристичну пригоду, яку я бачив у Харкові. Один артист збрикав ся та не хотїв грати. На те жінка Захаренка каже ему: „I як вам не стидно таке робити, ви-ж чоловік інтелїгентний ! Колибъ се зробив Ц—о, то я і не дивувала-б ся, бо він хахол, а ви „русскій человЪкъ." Сьмішне, коли-б не сумне — і менї аж сльози закрутили ся в очах з пересердя, коли почув таке. Взагалї між акторами уважають того чоловіка, що серцем і душею є Українцем, за неосвіченого, неотесаного і прозивають хахлом та висьмівають ся з него".

Какъ сказано выше, русская партія въ ГаличинЪ борется противъ украинофильства исключительно въ интеpеcЪ галицко-русскаго населенiя, такъ какъ, по ея глубокому убЪжденію литературное украинофильство, соединенное съ политическимъ, можетъ ослабить и дЪйствительно ослабляетъ его отпорную силу въ виду полонизма и латинской пропаганды. Что такое политическое украинофильство, это мы представили выше. Необходимо сказать нЪсколько словъ и о литературномъ украинофильствЪ.

Если бы суть литературнаго украинофильства, разумЪется въ Червонной Руси, лежала только въ любви къ народу и въ желаніи служить ему, развивая его національное и гражданское сознаніе на мЪстномъ, болЪе всего понятномъ ему говорЪ и въ развитіи этого говора на естественномъ національно-историческомъ основаніи, то мы, русская партія — настоящіе украинофилы. ДЪло, однако, въ томъ, что украинофилы не такъ понимаютъ свои задачи. Чтобъ доказать теорію о самостоятельности малорусскаго народа, они стараются языкъ „русско-украинской" литературы, елико возможно, отдалить отъ общерусского языка, вслЪдствіе чего ихъ языкъ представляетъ пеструю смЪсь малорусскихъ, польскихъ и искуственныхъ выраженій, какъ будто бы она возникла во время вавилонскаго столпотворенія.  Въ простонародной рЪчи  нЪтъ выраженій для отвлеченныхъ понятій, представляющихъ собою результатъ образованности,  и ихъ  слЪдовало бы  заимствовать изъ  культурнаго  русскаго языка. Такъ какъ,  однако,  этотъ  природный способъ развитія малорусской рЪчи приближалъ бы ее  къ литературному  русскому языку и тЪмъ самымъ  разбивалъ бы  теорію  о самостоятельности и отдЪльности малорусской національности, то украинофилы, какъ чортъ священной воды,  избЪгаютъ  культурныхъ русскихъ выраженій и или коверкаютъ ихъ до неузнаваемости,  или произвольно сочиняютъ новыя,  или заступаютъ  ихъ  польскими. Если къ тому добавимъ,  что украинофильскіе  „литераторы" преднамЪренно употребляютъ вульгарныя выраженія,  желая такимъ образомъ  придать своему языку характеръ „народнаго", то можемъ себе представить  каррикатурность  ихъ  языка. Смелость  утвержденія  г, Маковея,  будто „малорусскій  литературный языкъ въ ГаличинЪ  и Украине одинъ"  u что „въ настоящее  время нЪтъ основанія опасаться раздвоенія между русскими и австрійскими украинцами на почвЪ литературнаго языка", поистине изумительна.  Напротивъ, современная украинская литература доказываетъ, что каждый украинскій писатель имЪетъ свой личный языкъ. Языкъ украинской литературы это не языкъ Котляревскаго или Шевченка, понятный для малороссовъ, а языки Старицкаго,  Конисскаго, Чайченка и другихъ  украинскихъ писателей, непонятные для галицкихъ малороссовъ и языки Франка (мы должны признать, что после Наумовича, одинъ д-ръ И. Франко владеетъ вполне галицко-русскимъ нарЪчіемъ) и другихъ галицкихъ „украинцевъ", непонятные для малороссовъ въ Россіи. Въ украинофильскихъ газетахъ, а даже на собраніяхъ украинофильскихъ обществъ въ ГаличинЪ, раздавались уже жалобы на непонятность языка украинофильскихъ изданій, а общество „Просвета" было даже принуждено прилагать словарики къ нЪкоторымъ книжечкамъ своего изданія.

Польскій ученый, Янъ Снядецкій, сказалъ : „ВслЪдъ за испорченнымъ языкомъ, какъ тЪнь за тЪломъ, идетъ неизбЪжное паденіе вкуса, наукъ и просвЪщенія." Истину этихъ словъ подтверждаетъ "Літературно-Науковый Вістник", издаваемый обществомъ им. Т. Шевченка во Львове, которое считается зародышемъ будущей „русско-украинской Академіи Наукъ". Во избЪжаніе обвиненія въ пристрастіи, приведемъ въ выдержкахъ оцЪнку „Літературно Наукового ВЪстника", напечатанную украинцемъ изъ Россіи, г. „Лівобічним", въ черновецкой „БуковинЪ" (н-ръ 29 за 1898 г.). Авторъ критики имЪлъ передъ собою три первыя книжки „Л. Н. Вістника" за 1898 годъ и такъ оцЪнилъ ихъ содержаніе:

„Здаеть ся, ніби редакция постановила все, що найгірше, друковати на чільнЪйшему місци.. Перш над усе „Ясновельмож- ный Сват" д. (значитъ "добродій" отъ польскаго dobrodziej. — Прим. авт.) Грушевского в 1-ій кнвжці. Чи се протокол засідання, чи з архиву историчний акт? — Очевидячки, „лаври Мільтияда" не дали спати ш. (Значитъ „шановний" отъ нЪмецкаго schonen. — Прим.авт. ) авторови и він хотів бути славним не лише в науці... Але автор хотів ще и зреформувати сучасні способи писания. В нього знаходимо повне занедбане (пренебреженiе) елєментарних приписів красного письменства (изящной литературы)! Ні акциі, ні типів, ні характерів! Щоб схарактеризувати манєру писаня автора, я наведу ось сей уступ: „Настуся вирвалась з рук Грицька і крізь сльози, поцілувавши його,— бо вона тимчасом плакала, поки Грицько говорив, — побігла до дому". (Стр. 4) Хиба се не протокол? — Герой у автора, вийшовша на rendez-vous, заснув, дожидаючи на свою любку. I то в 20 літ! Боже !

Минаймо сей феномен! Друга книжка начинаеться „Туманом" д. Кониського. „Я думав, — каже автор, — ні ! я нічого не думав, я не спроможен був нічого думати. Потонувши в огляданнє краен, упоєний нею, я стояв наче остовпілий !" Се остовпіннє від краси ш автор переніс і в другу книжку „Літ. Наук. Вістника". Коли про оповіданнє д. Грушевского можна вагатись (Отъ нЪмецкаго wägen, значить колебаться.—Прим. авт.), чи то протокол, чи то акт, то про „Туман" д. Кониського без вагання догадуємось, що та многоцінна для психіатра сторінка есть исторіею хороби. Я розумію, що д. Грушевский, яко редактор, свое „оповіданиє" помістив у першій книжці, я навіть оправдую его маленькую слабість, але я зовсім не розумію, як можна в загалі друкуватн такі річи, як „В тумані" — Ми пригадуємо собі, коли д. Кониський, яко біограф Шевченка писав такі гарні уступи: "Був ясний ранок, сонце з усіі (всей) сили сьвітило на побережжє Волги, по якій іхав парохід, гойдаючись (качаясь) на хвилях (Chwila==мгновеніе, тутъ-же означаеть „волны" и происходить отъ польскаго fala. — Прим. авт.) Ось парохід приверта до берега і ґеній нашого слова з чемоданом у руці, з приємним (отъ польскаго przyjemny) блиском у в очах (У насъ жиды говорятъ „у ві Львові.—" Прим. авт.) вискакує на беріг." Але, коли він незграбно (Польское niezgrabnie, неловко. — Прим. авт.) малює картини, як „лисий Шевченко" кладе долоню на „голову єго лису і з під долоні ллєть ся тепло".., тоді (тогда) ми маємо право сказати, що тепер не такі часи, щоб хто небудь сьмів виставляти в карикатурнім сьвітлі Шевченка,.. Очевидно, ми не можемо обвинувачувати (обвинять) д. Кониського, але редакция надто легковажить своі обовязки, коли дозволяє собі насмішки з читачів, містячи „галюцинациі."

           Третя книжка на першім місци містить „Душу, псильогічний ескіз" д. Кобринскоі. Се така слаба річ, така чудна (странная) и незрозуміла, що найшвидше наблнжаеться до „галюцинаций" Кониського. Можна далеко зручнійше подати ту саму науку про поліпа в усі (ухЪ) і про жолудковий катар в формі популярно-медичноі стать. „Просвіта" могла-б видруковати (отъ drucken, печатать) сю рiч (отъ польскаго rzeсz, вещь), додавши поради, як то треба гоіти (лечить) і було-б добре...

Тепер спиняємось на найбільшім творі (отъ польскаго twor — сочиненіе), який поміщено у „Вістнику". Се „Дві долї" Мордовця, сего заступника „хохлацько кацапского алїянсу!" Повість ся ще не викінчена, через те лїтературну оцїнку від кладаємо. Тепер же скажемо тільки, що автор пише по колишньому, в юродивім стилю. В тому, що подруковано, є стільки „дивацтв", що справдї чудуємось, як могла редакция друкувати сю історичну повість, коли вона на кождім ступнї кривдить історию ! Коли історична повість, має взагалї яку небув вагу (отъ нЪмецкаго Wage — значеніе), то тільки через те, що вона красно популяри- зує історичні подїї (отъ польскаго dzieje — событія), осьвітлює їх принадним або огидливим сьвітлом, відсьвіжає в памяти симпатичні або антипатичні постати (отъ польскаго postacie — лица), викликає почуте патріотизму, і в тім вартість (отъ нЪмецкаго Wert — стоимость) такої повісти. Для нас, сучасних (отъ польскаго wspolczesny — современный), українцїв часи Хмельниччини могли би мати виховуюче (отъ польскаго wychowaс — воспитать) [75] значіння, в повіети з тих часів можна би відозвати ся до приспаного, національного чутя нациї. Але коли в такій повісти факти перекручені, осьвітленє брехливе і для нас некористне, люди виведені якимись кретинами й нездарами, то — прошу вас — для кого така повість написана? Кому з неї хосен? Менї здаєть ся, що така повість тільки вадить, і з сього погляду „Дві долї" єсть то пасквіль на нашу нацию. — Перш над усе, цїла наша страшна завзята війна з поляками почала ся, запевнює д. Мордовець, через „любощі." Се нїби новіща істория про „Красну Олену", що через неї згинула Троя. Наливайко і Косїньский, Гуня і Остряниця, Тарас Трясило и Богдан Хмельницкий, то були лиш Менелаї каже Мордовець (стор. 149., II. оповіданє Запорожця). Може се і красний дотеп, але не для „Лїт. Наук. Вістника", єдиного нашого журнала!

Дуже красну ілюстрацию дає шан, автор того, як цїкавились тодї українцї всїм, що дїялось тодї на Вкраїнї... Молодий Запорожець вертає (чого?) по Жовтих Водах до дому в своє село на слобідській Українї. (Здаєть ся менї дивним і неймовірним, щоб тодї Запорожцї тїкали з табору Хмельницкого, коли він ішов бороти ся і готував ся вже до нових баталїй). Він розказує про бійку при Жовтих Водах. Слухачі, наче впала з місяця, питають ся: „Як?" „Що?" „Які Жовті Води ?" „Який батько Богдан?" посипалось звідусюди. Ми нїчого не знали, нїчогісїнько не чували. (148 ст.) і т. д.

Але, очивидячки, Менелай-Хмельницький не міг бути популярним!...

На старости лїтях Хмельницький спобожнїв, бо, навіть, вмираючи говорить по церковному, хоч та церковна тодїшна мова у д. Мордовця є сучасна мова змосковленого українця (прим. 157 стор. і далї)...

Годї вже і говорити про се! Повість ся робить вражіннє героїчної поеми, де дїячі їдять галушки, пють топлене сало, додержують в розмовахъ етноґрафїї і голосно регочуть ся, спянївши від горілки!...

За надрукованнє сього пасквілю винна з усїх поглядів редакция, яка очивидячки не дала собі працї перечитатй сю повість попереду нїж єї друкувати.

Що дотикаеть ся  частини  науковоі, — говоритъ дальше критикъ, — то вона досить сумна. Автори, як на прим. д. О. Ч. умудряють ся з найцїкавійших річий, як соціольогічні і статистичні конґреси, зробити невимовно нудну історию. У мене вражіння від тих конґресів в переказї д. О. Ч. таке, нїби сидїли якісь ідіоти і верзли з задоволеннєм якісь незрозумілі дурницї, які їх самих не цїкавили.

До науки  належять те-ж "3 життя і письменства" О. Маковея (автора писемъ въ „С. П. ВЪдомости." — Прим. авт.). Були часи, коли фейлєтони Маковея в „Буковинї" читали ся з розкошами, коли з кождої стрічки бризькав юмор і било ключей життя, коли характеристики „осіб" були чудово прекрасними. Що стало ся з сим талановитим нашим письменником ? Через що його „3 життя" таке блїде, безбарвне, нудне? Де дїв ся талант? Не вже і на нїм тяжить той проклятий, фатальний закон, що кожен (каждый) україньский письменник, многонадїйний, талановитий, років з трийцять духово замирає і пише таку нїсенїтницю на посьміх собі і людям, що жаль бере ! От на прим. Сивенький, Школиченко і т. д.

Взагалї скажемо, — заключаетъ критикъ, — що „Вістник" редакция, очевидячки, призначила смерти, Убійця „Зорі" (литературнаго журнала, переставшаго выходить въ 1897 г.) хоче взяти на свою душу се нове злочиньство, підмовивши собі спільників. Панове ! Згляньтесь на нас убогих і пустїть сьвіжу, живу течійку в Ваше виданнє, бо, по щирости, ми задихаємось!"

(Г. Маковей упрекнулъ русскія изданія въ ГаличинЪ въ томъ, что они живутъ перепечатками изъ русскихъ-же изданій въ Россіи. Во первыхъ русская литературная братія, такъ-же, какъ и польская и украинофильская въ ГаличинЪ очень малочисленна ; во вторыхъ она принуждена трудиться прежде всего на насущный хлЪбъ, котораго у насъ литературная работа не дастъ; въ третъихъ много труда и силъ поглощаетъ неизбЪжная политическая борьба; въ четвертыхъ полученіе книгъ изъ Россіи (скорЪе и вЪрнЪе всего можно получить черезъ Липскъ, т. е. Лейпцигъ!) сопряжено съ значительными затрудненіями; въ пятыхъ разъ мы признаемъ одинъ литературный языкъ, мы обязаны познакомлять наше общество съ произведеніями русской литературы (Одна „Русская Библіотека" И. Н. Пелеха напечатала съ 1887 г. 50 сочиненій русскихъ писателей, въ томъ числЪ „Войну и миръ" гр Л. Н. Толстого", „Преетупленіе и наказаніе" Ф. М. Достоевскаго, почти всЪ произведенія Н. В. Гоголя и т, п.). Если-бы русскіе писатели въ Россіи такъ помогали намъ, какъ помогаютъ галицкимъ украинофиламъ украинскіе писатели (Главные сотрудники „Лит. Наук. Вістника" гг. Конисскій, Мордовець (Мордовцевъ) и О. Ч., а даже самъ редакторъ, г. Грушевскій — украинцы), то русская литература въ ГаличинЪ находилась бы въ совершенно другомъ положеніи, чЪмъ нынЪ.)

Къ выше приведенной характеристикЪ произведеній „русско-украинской" литературы намъ нечего добавлять. „Юродивый" стиль Мордовцева, „галюцинаціи" Конисскаго, „идіотизмы" „добродія" О. Ч., „протоколы засЪданій" Грушевскаго, первыхъ свЪточей украинофильства, въ самомъ дЪлЪ могутъ убить не только „Вістник", но всю литературу, вкусъ, науку и просвЪщеніе. И не „проклятий", „фатальнай" (роковой) законъ виноватъ, что каждый украинскій писатель въ 30 лЪтъ „духово замирае и пише таку нісенітницю на посьміх собі і людям", какъ думаетъ г. „Лівобічний", говоря о г. МаковеЪ, — тутъ виновато украинофильство и его неестественное направленіе и въ литературномъ и въ политическомъ смыслЪ.

Если „Літературно-Науковии Вістник", долженствующій представлять собою изящную украинскую литературу, издаваемый фактически столбами украинофильскаго движенія, обществомъ им. Т. Шевченка, заслужилъ отъ своихъ-же на такую всесокрушающую критику, то что говорить объ учебникахъ для галицкихъ школъ, составленныхъ украинофилами подъ сторожайшимъ надзоромъ польской „Рады школьной краевой" ! И языкъ этихъ учебниковъ и содержаніе какъ бы умышленно придуманы въ той цЪли, чтобъ вызвать у мало мальски развитыхъ юношей отвращеніе къ малорусской національности, какъ къ мужицкой, грубой и некультурной. Все, что можетъ указать на единство русскаго народа и на общую малороссамъ и великороссамъ исторію и культуру, изъ учебниковъ, разумЪется, исключено.

Въ доказательство приведемъ слЪдующіе „примЪры" изъ выше упомянутой „Рускоі граматики" д-ра Смаля Стоцкаго и д-ра Т. Гартнера: онуча (стр. 95), путо (98), рыло, драла, паскудный (78), горлоріз, курохват, свинопас (§. 83), дурень (§. 127), дурак, драб, лизун, брехун (§. 126), брехати, брехня, псюк, упитися, годота (сволочь §, 138), пацюк, вепер (§. 126), кобыла, телиця, самиця, свиня (§. 138), блоха, вошь (§140), блювати (§. 32),  зад (§ 126), гній (гной), гноівка,  шаравари, штани (§. 151) и такіе „вірші": 

„ Танцювали ковалі,
            То великі, то малі;
            А старого коваля
            Посадили на теля,
            Ковалиху на бичка,
            Гетьта, вісьта,  козачка !"

Тенденціозность содержанія малорусскихъ учебниковъ для галицкихъ школъ лучше всего представитъ слЪдующій фактъ: Въ учебникЪ „Методична граматика рускоі мови", составленномъ В. Коцовскимъ и И. Огоновскимъ (Львовъ, 1895) находилось въ видЪ примЪра слЪдующее положеніе (стр. 80, §. 163): „Iвана Виговского вибрали козаки по смерти Хмельницкого гетманом". Этотъ учебникъ былъ напечатанъ и переплетенъ въ 35.000 экземплярахъ, но "Рада школьна краева", замЪтивъ имя Хмельницкаго, приказала листъ съ страницами 79 и 80 вырЪзать и напечатать новый съ слЪдующимъ примЪромъ: „Дениса Карого вибрала громада по смерти Iвана Волонного начальником".

Впрочемъ галицкіе украинофилы добровольно, даже непринуждаемые къ тому оффиціально, избЪгаютъ всего, что могло бы не понравиться польскимъ политикамъ и іезуитамъ и въ этомъ отношеніи даже не стЪсняются передЪлывать подчасъ и произведенія своего кумира, Т. Шевченка [76].

Изъ вышесказаннаго можемъ вывести заключеніе, какое значеніе имЪетъ самохваленіе г. Маковея, будто малорусская литература при „болЪе легкихъ условіяхъ въ Австріи" продолжаетъ развиваться „наперекоръ всякому доктринерству — искреннему и лукавому". Да, „русско-украинская литература" развивается, но какъ? ОтвЪтъ на сей вопросъ содержится въ сказанномъ нами выше, къ чему въ заключеніе присовокупимъ еще слЪдующую вЪрную характеристику: „Нужно только ближе разсмотреть всю современную малорусскую, или, какъ она величается, „украинскую" литературу, чтобы убЪдиться, что это только болЪзненный наростъ на русскомъ народномъ тЪлЪ. Приглянувшись, мы увидимъ, что всЪ эти Школиченки, Подоленки, Торбенки и другіе „енки" — не писатели, не поэты, даже не литературные люди, а просто политическіе солдаты, которые получили приказаніе: сочинять литературу, писать вирши по заказу, на срокъ, на фунты. Вотъ и сыплются, какъ изъ рога изобилія, безграмотныя литературныя „произведенія", а въ каждомъ изъ нихъ „ненька Украина" и „клятый москаль" водятся за чубы. Ни малЪйшаго следа таланта или вдохновенія, ни смутнаго понятія о литературной формЪ и эстетикЪ не проявляютъ эти „малые Тарасики", какъ остроумно назвалъ ихъ Драгомановъ, но этого всего отъ нихъ не требуется лишь бы они заполняли столбцы „Зори" и „Правды" (эти журналы прекратили уже свое существование, —прим. авт.), лишь бы можно статистически доказать міру, что, дескать, какъ-же мы не самостоятельный народъ, а литература наша не самостоятельная, не особая отъ „московской", если у насъ имЪется цЪлыхъ 11 драматурговъ, 22 беллетриста, а 33 и 1/3 поэта, которыхъ фамиліи окончиваются на -— „енко"? (См. „Верхи и низы современной малорусской поэзiи" Ю. А. Яворскаго, „БесЪда" 1894.)

VIII.

О семъ знамени побЪдиши!

Намъ остается еще выяснить отношеніе малороссовъ къ общерусской литератуpЪ и къ общерусскому литературному языку, БЪглый взглядъ на исторію русской литературы и культурнаго развитія русскаго народа покажетъ намъ ясно это отношеніе.

Исторія русской литературы начинается съ времени введенія христіанства на Руси. Въ концЪ X вЪка, при содЪйствіи великаго князя кіевскаго, Владиміра, вся Русь была окрещена прибывшимъ изъ Византіи греческимъ духовенствомъ. ВмЪстЪ съ духовенствомъ прибыли изъ Греціи зодчіе для постройки первыхъ храмовъ въ новоокрещенной землЪ, живописцы для написанія первыхъ иконъ и другіе искусные художники и мастера, которымъ предстояло украсить русскія церкви. Образцы иконъ, облаченій и церковной утвари принесены были духовенствомъ изъ Византіи. Но драгоцЪннЪе всего были книги священнаго писанія, принесенныя греческимъ духовенствомъ, не на греческомъ и латинскомъ языкахъ, чуждыхъ русскому народу, а на языкЪ родственнаго ему славянскаго, племени. Такимъ образомъ вмЪстЪ съ введеніемъ христіанства на Руси положены были и первыя прочныя основы русской грамотности и письменности и сдЪланы были первые шаги иа пути просвЪщенія и развитія русской литературы. А такъ какъ все это происходило въ KieвЪ, то ясно, что зародышъ просвЪщенія и русской словесности появился впервые въ КіевЪ, въ Южной или Малой Руси.

Языкъ церковныхъ книгъ получилъ у насъ названіе „церковно-славянскаго", а то потому, что онъ отличался отъ тогдашняго народнаго русскаго языка и первоначально явился исключительно языкомъ церковныхъ богослуженій. Такъ какъ, однако, въ древнЪйшемъ періодЪ русской литературы большая часть писателей принадлежала къ духовному сословію, то изъ смЪси языка церковно-славянскаго съ древне-русскимъ, которымъ наши предки въ то время говорили, мало-помалу образовался языкъ литературный или книжный, на которомъ и стали излагать мысли письменно.

СовсЪмъ естественно, что на Руси стали прежде всего распространяться книги богослужебныя и что ихъ распространителями были монахи, ДревнЪйшая рукопись, сохранившаяся до нашего времени,—это „Остромирово евангеліе", написанное въ 1057 г. монахомъ Григоріемъ для новгородскаго намЪстника, Остромира. О св. Феодосіи Печерскомъ извЪстно, что въ его келіи постоянно переписывались и переплетались книги. КромЪ монаховъ, распространителями книгъ явились русскіе князья и даже княгини. Изъ Волынской лЪтописи знаемъ, что князь Владиміръ Васильковичъ подарилъ многимъ церквамъ на Волыни книги, a о многихъ изъ ихъ числа говорится, что онЪ были писаны самымъ княземъ и княгинею, Ольгою Романовною. Такъ какъ Червонная Русь принадлежала въ то врЪмя къ волынской епархіи, то очень возможно, что и галицкія церкви пользовались просвЪщеннымъ жертволюбіемъ князя Владиміра Васильковича.

Русское духовенство, видя въ грамотности средство къ усиленію вліянія христіанства, побуждало князей къ учрежденію училищъ. Изъ лЪтописей знаемъ, что св. Владиміръ велЪлъ отбирать дЪтей у лучшихъ кіевскихъ гражданъ и отдавать ихъ въ ученіе по церквамъ, при которыхъ священники и причтъ образовали училища. Сынъ св. Владиміра, Ярославъ Мудрый, учредилъ такія-же училища въ НовгородЪ.

Уже въ первой половинЪ XI в. начинаютъ на Руси появляться первые литературные опыты, принадлежащіе русскимъ людямъ. Первыми, по времени, русскими авторами, являются Иларіонъ, митрополитъ кіевскій (съ 1051 г.) и Лука Жидята, поставленный епископомъ новгородскимъ въ 1036 г. Третій писатель, также принадлежащій XI столЪтію, былъ игуменъ кіево-печерскаго монастыря, Феодосій (1062). Какъ видимъ, зачатки русской литературы появились главно въ КіевЪ, въ Малой Руси.

Въ теченіе всего древнЪйшаго періода русской литературы, духовенство и монашество является преобладающимъ по грамотности и преимущественно грамотнымъ сословіемъ. Монастыри въ древнЪйшій періодъ (XI и XII вв.) и въ болЪе поздній (XIV, XV и XVI вв.) являются у насъ главными разсадниками, изъ которыхъ распространялись по лицу земли русской сочиняемыя и переписываемыя монахами книги. Въ монастыряхъ создались и лЪтописи русскія, написанныя почти одновременно въ тЪхъ мЪстахъ Руси, которыя были богаче другихъ историческою жизнью; въ КiевЪ, НовгородЪ, ЧернвговЪ, РостовЪ и на Волыни. Въ КіевЪ составилъ инокъ кіево-печерскаго монастыря, Несторъ, жившій въ XI и въ началЪ XII вв., знаменитую свою лЪтопись: „Се повЪсти времянныхъ лЪтъ, откуду есть пошла русская земля, кто въ КіевЪ нача первЪе княжити и откуда русская земля стала есть". Вообще кіево-печерскій монастырь, эта дорогая русскому сердцу святыня, играетъ первенствующую роль въ развитіи русской культуры. Въ немъ собирались князья, бояре и простолюдины и отсюда выходили во всЪ концы русской земли „воины Христовы", разнося повсюду просвЪщеніе. Въ концЪ XII вЪка уже насчитывали до 50 русскихъ епископовъ, происходившихъ изъ кіево-печерскаго монастыря.

СвЪтская литература возникла на Руси въ XI в. и, разумЪется, въ KieвЪ. Одна изъ русскихъ лЪтописей въ началЪ XIII в. упоминаетъ о „премудромъ книжникЪ ТимофеЪ", уроженцЪ Кіева, который письменно нападалъ на Бенедикта, воеводу короля галицкаго Андрея, мучившаго бояръ и гражданъ. Въ высшей степени важнымъ памятникомъ свЪтской литературы XII в. осталось намъ извЪстное „Слово о полку ИгоревЪ", одна изъ прекраснЪйшихъ эпическихъ поэмъ, произведеніе южноросса [77].

Татарское нашествіе въ первой половинЪ XIII в. сокрушило древнерусскій общественный строй. Главнымъ средоточіемъ русской книжности и грамотности до татарщины былъ Кіевъ во главЪ юго-западной Руси. Посли разрушенія Кіева русская историческая жизнь собралась на сЪверо-востокЪ, около новаго средоточія, Москвы. Такая перемЪна русской исторической жизни, совершившаяся органически подъ гнетомъ татаръ, отозвалась, конечно, въ первое время печально на всЪхъ проявленіяхъ умственной и нравственной жизни русскаго народа. Но съ низверженіемъ татарскаго ига заняла Москва прежнее мЪсто Кіева и мы видимъ тутъ кипучую умственную дЪятельноеть. Тутъ, въ 1564 г., была напечатана первая русская книга и отсюда пришелъ къ намъ, во Львовъ, первый русскій книгопечатникъ, Иванъ Феодоровъ.

Однако Москва, съ большей частью сЪверо-восточной Руси, не представляла удобной почвы для воспринятія и распространенія образованности. Москва осталась политическимъ ценгромъ свободной Руси, но она не была центромъ просвЪщенія. СвЪтъ новаго просвЪщенія, которому впослЪдствіе суждено было отразиться на сЪверо-востокЪ и на самой МосквЪ, загорЪлся въ юго-западныхъ окраинахъ Руси, попавшихъ частью подъ Польшу, частью подъ Литву. Въ первой половинЪ ХV в. мы видимъ во ЛьвовЪ, а затЪмъ въ КіевЪ, МогилевЪ, ЛуцкЪ и БерестЪ православныя братства, вызванныя преслЪдованiями со стороны Польши и римокатоличества. Когда, однако, въ 1596 г. была провозглашена унія и за этимъ провозглашеніемъ слЪдовалъ нескончаемый рядъ соблазновъ,  насилій и бЪдствій для русскаго населенія, упомянутыя братства  посвящаютъ  всЪ свои  нравственныя и матерьяльныя средства на распространенiе образованности и учреждаютъ училища, въ которыхъ обучаютъ языку греческому, латинскому и польскому,  риторикЪ,  грамматикЪ и діалектикЪ.  Первое такое училище  учреждаетъ у себя,  въ ОстрогЪ, кн. Константинъ Острожскій въ 1580 г.  и вскорЪ такія же училища  являются почти  одновременно  во  ЛьвовЪ,  ВильнЪ, БерестЪ, МинскЪ, МогилевЪ и КіевЪ. Общая идея, охватившая всЪ подвластныя ЛитвЪ и ПольшЪ русскія земли, выразилась особенно въ кіевской школЪ. Школа кіевскаго братства  была  преобразована митрополитомъ Петромъ Могилою  въ 1631 году  въ кіево-могилянскую академію, изъ которой выходили просвЪщеннЪйшіе люди на всю Русь и вслЪдствiе  этого Кіеву еще разъ  пришлось играть весьма важную роль въ исторіи просвЪщенія всей Руси.

Плоды этого просвЪщенія проявились прежде всего въ томъ, что среди русскаго населенія Польши и Литвы, по нынЪшнему пониманію, южнорусскаго или малорусскаго, угнетаемаго и притЪсняемаго со стороны религіозной и политической, выступаетъ цЪлый рядъ дЪятелей и ими создается цЪлая литература полемическаго и богословскаго содержанія. Изъ той же среды выходятъ умные и ученые люди, которые не только въ южной Руси противоборствуютъ противонародной пропагандЪ, но проникаютъ и въ Москву  и кладутъ  первое основаніе русской учебной литературЪ.

Первые учебники по разнымъ отраслямъ науки создались въ южной Руси и долгое время служили единственными учебными пособіями во всЪхъ школахъ на всемъ пространствЪ Руси. ИзвЪстно, что первая „Еллино-славянская Грамматика" составлена и издана въ 1691 г. во ЛьвовЪ учениками Ставропигійскаго братскаго училища; въ 1596 г. Зизаній Тустановскій издалъ свою первую славянскую грамматику и краткій славянскій лексиконъ; славянскую грамматику Мелетія Смотрицкаго, перепечатанную въ МосквЪ въ 1618 г., употребляли во всей Россіи до Ломоносова. ВслЪдъ за этими мужами выступаютъ на поприще учебной, полемико-догматической и ученой литературы, Кириллъ Транквиліонъ, Исаія Копинскій, Симеонъ Полоц- кій, Епифаній Славинецкій, Iоанникій Галятовскій, Антоній Радивилловскій, Инокентій Гизіель, Лазарь Барановичъ, Iоасафъ Кроковскій, Iоаннъ Максимовичъ и Дмитрій Ростовскій. BсЪ эти дЪятели — южнороссы и получили образованіе въ юго-западныхъ училищахъ и въ кіево-могилянской колегіи. НЪкоторымъ изъ нихъ, именно Епифанію Славинецкому, а въ особенности Симеону Полоцкому, принадлежитъ честь занесенія новыхъ идей въ Москву; туда кіевскіе ученые проникаютъ въ половинЪ XVII вЪка, и тамъ, образуя около себя кружокъ изъ просвЪщеннЪйшей части русскаго высшаго общества, тЪмъ самымъ полагаютъ первое основаніе реформЪ Петра великаго. ДЪятельность южно-русскихъ ученыхъ въ МосквЪ была очень видна. Е. Славинецкій былъ назначенъ патріархомъ Никономъ справщикомъ, т. е. корректоромъ церковныхъ книгъ, а С. Полоцкій былъ воспитателемъ царевича Феодора АлексЪевича и влiятельнЪйшимъ человЪкомъ во всей Руси. По старанію С. Полоцкаго возникло въ МосквЪ славяно-греко-латинское училище, а вскорЪ послЪ того была учреждена и греко-латинская академія. Драматическія произведенія С. Полоцкаго и Дм. Ростовскаго положили основаніе русскому театру.

Явившись первыми учителями западной образованности на сЪверо-востокЪ Руси, южно-русскіе ученые выступила открыто, и даже съ церковнаго амвона, въ защиту правъ науки и образованія. Геніальный Петръ нашелъ помощниковъ въ дЪлЪ преобразованія Руси въ лицЪ кіевскихъ ученыхъ. Конечно, и въ московской Руси не было уже недостатка въ людяхъ просвЪщенныхъ, но по сторонЪ кіевскихъ ученыхъ было то преимущество, что они умЪли на практикЪ примЪнить свои знанія. По этому мы видимъ южно-русскихъ ученыхъ во главЪ церковнаго управлеиія и просвЪщенія въ сЪверной Руси: Стефанъ Яворскій былъ мЪстоблюстителемъ патріаршаго престола; Гавріилъ Бужинскій стоялъ во главЪ русскаго книгопечатанія и школьнаго образованія и получилъ отъ Петра I титулъ : „протектора школъ" и „типографій"; Феофилактъ Лопатинскій состоялъ ректоромъ московской академіи, а затЪмъ былъ посвященъ въ тверскіе епископы; Дмитрій Туптало былъ митрополитомъ ростовскимъ и ярославскимъ; наконецъ на верху всЪхъ духовныхъ и свЪтскихъ почестей явился знаменитЪйшій и разумнЪйшій изъ сподвижниковъ и совЪтниковъ Петровыхъ, Феофанъ Прокоповичъ, кіевскій уроженецъ, авторъ знаменитаго „Духовнаго регламента" и множества сочиненій богословскаго и историческаго содержанія. По его указанію переводились на русскій языкъ классическія и иностранныя произведенія и по его совЪту Петръ великій основалъ въ ПетербургЪ Академію Наукъ.

Не нужно доказывать, какъ отразилось вліяніе южно-русскихъ ученыхъ на тогдашней русской литературЪ и ея языкЪ. Кіевскіе ученые были вмЪстЪ и русскими писателями и такимъ образомъ элементъ южно-русскаго языка сдЪлался преобладающимъ въ русской литературЪ. На основаніи сочиненій кіевскихъ ученыхъ и выработанная ими книжнаго языка продолжали Кантемиръ, Татищевъ, Тредьяковскій и геніальный Ломоносовъ развитіе русской литературы и русскаго языка.

Д-ръ Ом. Огоновскій въ своей „Исторіи литературы рускои" признаетъ это, хотя и косвенно, говоря: „А когда въ наше время московскимъ панславистамъ вздумалось навязывать всЪмъ славянамъ россійскій языкъ какъ литературный, то онъ обогащенъ былъ (збогачено его) особливо лексикальнымъ аппаратомъ языка pусско-украинскаго".  Это, однако, не помЪшало д-ру О. Огоновскому вывести заключеніе, что существуютъ двЪ русскія народности, малорусская и великорусская [78]. Ему самому это заключеніе  показалось страннымъ, поэтому онъ старался его оправдать слЪдующимъ,  еще болЪе страннымъ аргументомъ:  „На первый взглядъ кажется удивительнымъ (дивовижнымъ), что есть двЪ русскія народности;  но вЪдь нашъ народъ не виноватъ тому,  что цари московскіе перенесли  имя „Русь"  на свою  державу и что наша родина  (батьковщина)  лишилась своего  собственнаго имени.  Въ настоящее время слово „Украина"  заступаетъ у нашихъ патріотовъ утрату своего имени,  потому, что терминъ „Малая Русь" не находитъ привержеицевъ изъ за того, что ставитъ нашу Русь въ какую-то зависимость отъ великой  Руси". Удивительная логика у гг. украинофиловъ!  Потому, что „россійскій"  языкъ   обогащенъ  языкомъ "русско-украинскимъ" — послЪдній совершенно отдЪльный отъ перваго и самостоятельный;  потому,  что "цари  московскіе" перенесли  имя  „Русь"  на свою державу (это неправда, такъ какъ имя  „Русь" употреблялось  въ сЪверной  Руси гораздо  ранЪе „московскихъ царей", а названіе „Малая Россія" употреблялось еще въ первой половинЪ XIV вЪка, также раньше „московскихъ царей), то оказалась необходимость выдумать для „обворованной" Южной Руси названіе „Украина"! Какъ будто можно украсть кому-либо, а тЪмъ больше народу, имя и какъ будто географическое названіе одной части Южной Руси, „Украина", можетъ замЪнить названіе „Малая Русь", подъ которымъ понимается Волынь, Подолье и Украина. И странно и печально, что украинофилы во имя утопіи отрекаются отъ своего историческаго названія и какъ безродные найды (найденыши) принимаютъ имя, выдуманное для них польскимъ эмиссаріемъ Стахурскимъ-СвЪнцицкимъ !

Но и въ новЪйшемъ періодЪ русской литературы и русскаго образованія и науки занимаютъ южно-россы почетное мЪсто. Обогащая русскую литературу своими произведеніями, они вносили и вносятъ до сихъ поръ въ общерусскую языковую сокровищницу элементы южно-русскаго нарЪчія. Перечислимъ по хронологическому порядку имена тЪхъ южно-россовъ, которыхъ сочиненія обогатили общерусскую литературу новЪйшаго времени: Въ области изящной литературы занимаютъ видное мЪсто сочиненія И.Ф. Богдановича, Ю. А. Нелединскаго-Мелецкаго, А. Н, Нахимова, Н. И. ГнЪдича, Н. И. Хмельницкаго, М. В. Милонова, С. Е. Раича, В. И. Туманскаго, Ф. А. Туманскаго, А. И. Подолинскаго, Н. И. Прокоповича, И. П. Клюшникова, Е, П.Гребёнки, Н. Ф. Щербины, П. М. Ковалевскаго, И. С. Никитина,  В. В. Крестовскаго, Г. П. Данилевскаго,  Н. В. Гоголя,  а изъ живущихъ: Д. Мордовцева, В, Короленка, Г. Мачтета, И. Н.  Потапенка,  В. И. Немировича-Данченка и мн. др. И Т. Гр. Шевченко написалъ нЪсколько  повЪстей  на литературномъ  русскомъ  языкЪ,  а повЪсть  автора „Энеиды",  И. П.  Котляревскаго, котораго украинофилы на силу возводятъ въ родоначальники  украинофильства, „Панъ Халявскій", есть однимъ изъ лучшихъ юмористическихъ разсказовъ въ общерусской литературЪ.

И  въ ученой  литературЪ занимаютъ южно-россы такое-же почетное мЪсто, какъ и въ изящной.  Для исторіи народной словесности особенно заслужились: Калайдовичъ, М. Максимовичъ, Срезневскій, В. Терещенко,  Бодянскій,  Костомаровъ и А. В. Никитенко. Въ области изученія  особенностей  церковно-славянскаго  языка  трудились,  рядомъ  съ великороссомъ Востоковымъ, южно-россы: Бодянскій и В. И. Григоровичъ. Изъ числа ученыхъ трудовъ особенно выдается большое сочиненіе Н. Я. Данилевскаго  „Россія и Европа",  — трудъ, равнаго которому нЪтъ ни въ одной изъ европейскихъ литературъ. Сочиненія описательныя имЪютъ выдающихся представителей въ малороссахъ П. А. КулишЪ, АфанacьевЪ-Чужбинскомъ и В. И. НемировичЪ-ДaнченкЪ. Изученіе русской исторіи многимъ обязано малороссамъ:  Голубинскому, Костомарову, Кулишу, Эварницкому, В. Б. Антоновичу, М. О, Кояловичу (онъ собственно бЪлороссъ), Пташицкому, Городецкому, Петрову, Малышевскому, Дашкевичу и нашему земляку, Я. Ф. Головацкому. Среди писателей, посвятившихъ свой трудъ и знанія изученію славянства, находимъ между прочимъ угроросса Ю. Венелина и малороссовъ И. И. Срезневскаго, В. И. Григоровича, Бодянскаго, А. С. Будиловича и Т. Д. Флоринскаго. Въ изученіи русскаго языка и его нарЪчій особенно заслужились малороссы: И. И Срезневскій, Тимановскій, Житецкій, А. А. Потебня и А. И. Соболевскій. Наконецъ и въ области философскихъ наукъ заняли не послЪднее мЪсто малороссы : О. Новицкій, Михневичъ, Гогоцкій, В. Я. Данилевскій, Ф. А. Голубинскій, П. Д. Юркевичъ и П. Линицкій [79].

Мы привели имена только самыхъ выдающихся малороссовъ или южнороссовъ, принимавшихъ и принимающихъ участіе въ развитіи общерусской литературы и культуры. Эти имена свидЪтельствуютъ, что величавое зданіе общерусской литературы, науки и культуры, котораго свЪжесть красокъ и величіе образа приводятъ въ удивленіе и восхищеніе устарЪвшій и обезсилЪвшій западъ, воздвигнуто общими силами великороссовъ и малороссовъ и что общерусскій языкъ составляетъ законное и не отъемлемое достояніе въ равной мЪрЪ великороссовъ и малороссовъ, ибо онъ, какъ и русская литература, созданы на общихъ имъ основаніяхъ и представляютъ плодъ вЪковыхъ усилій и труда всего русскаго народа.

Уже П. А. Кулишъ въ „ЭпилогЪ къ Черной РадЪ" („Русская БесЪда", III томъ, Москва, 1857) говоритъ: „Когда Южная Русь, или, какъ обыкновенно ее называютъ, Малороссия, присоединилась къ CЪверной или Великой Россіи, умственная жизнь на СЪверЪ тотъ часъ оживилась притокомъ новыхъ силъ съ юга, и потомъ Южная Русь постоянно уже принимала самое дЪятельное участіе въ развитіи сЪверно-русской литературы. ИзвЪстно каждому, сколько малороссійскихъ именъ записано въ старыхъ лЪтописяхъ русской словесности. Люди, носившіе эти имена, явились на сЪверъ съ собственнымъ языкомъ, каковъ бы онъ ни былъ, — чистый южно-русскій, или, какъ утверждаютъ нЪкоторые, полу-польскій, живой народный, или черствый академическій, — и ввели этотъ языкъ въ тогдашнюю русскую словесность, какъ рЪчь образованную, освоенную съ обще-европейскою наукою и способную выражать ученыя и отвлеченныя понятія. Природные Москвичи оставили языкъ своихъ разрядныхъ книгъ и грамотъ для этой рЪчи, и въ россійскомъ государствЪ, мимо народнаго сЪверно- и народнаго южно-русскаго языковъ, образовался языкъ, составляющiй между ними средину и равно понятный обоимъ русскимъ племенамъ".

Приведенныя слова бывшаго „атамана" и „патріарха" украинофиловъ должны имЪть всегда въ памяти всЪ малороссы, у которыхъ зарождается еомнЪніе относительно единства русскаго литературнаго языка. А. Пыпинъ въ своей критикЪ „Исторiи литературы рускои" О. Огоновскаго (ВЪстникъ Европы", сентябрь 1890) категорически говоритъ:

„Наблюдая ходъ старой русской письменности отъ древнЪйшихъ временъ до самаго XVIII вЪка, мы находимъ непрерывавшуюся нить развитія, составившую цЪльное историческое преданіе. Въ древнемъ періодЪ, до татаръ и до политическаго раздробленія Руси, не было никакой спеціально южно-русской литературы; была общая литература русскаго или русско-славянскаго письменнаго языка, распространявшаяся одинаково по всЪмъ областямъ тогдашняго русскаго племени, До той поры филологи только съ нЪкоторымъ усиліемъ отыскиваютъ въ памятникахъ слЪды мЪстныхъ нарЪчіи, во всякомъ случаЪ столь незначительные, что строить на нихъ какую - либо отдЪльную литературу нЪтъ никакой возможности".

Такъ какъ украинофилы совершенно серьезно сравниваютъ отдЪльность малорусскаго языка и литературы отъ великорусскаго съ отдЪльностью шведскаго языка отъ нЪмецкаго или французскаго отъ испанскаго и итальянскаго, что выразилъ также Д-ръ О. Огоновскій въ свой „Исторіи литературы рускои" — то А. Пыпинъ справедливо замЪчетъ: „Французы, итальянцы и испанцы никогда не были одними народомъ, никогда не составляли одного государства съ одною общей литературой, а напротивъ, съ самаго перваго появленія въ исторіи были народами отдЪльными политически и этнографически, — между тЪмъ, что бы ни думалъ г. Огоновскій и его сторонники, южная и сЪверная Русь составляли нЪкогда одно племя и одно государство и имЪли одинъ литературный языкъ. Литература сильная, независимая, способная къ самобытному развитію, создается не тамъ только, гдЪ есть особый языкъ и особое племя, но гдЪ кромЪ того есть особый, исторически проявившійся, типъ культурной жизни и государственнаго союза. Этого послЪдняго и недостаетъ южно-русской народности. НЪкогда она жила въ общемъ русскомъ государственномъ и культурномъ союзЪ; потомъ, отдЪленная отъ этого союза внЪшними обстоятельствами, она сама разбилась на части: одна попала (еще съ половины XIV вЪка) подъ непосредственную польскую власть и польскую культуру, причемъ уже вскорЪ потеряла свои высшіе классы (они приняли польскую народность), такъ что русскою оставалась только низшая масса безправнаго народа; другая часть попала подъ власть литовскую, а затЪмъ вмЪстЪ съ литовскимъ княжествомъ подчинена была той-же Польше, причемъ опять высшій классъ почти поголовно сдЪлался польскимъ и русскою оставалась лишь народная масса. Притомъ въ обЪихъ частяхъ племени потерпЪло и начало религіозное, всегда столь сильное въ народной жизни: православіе для значительной части народа смЪнено было уніей, которая не принадлежитъ къ исконнымъ началамъ русской народности и которая до сихъ поръ господствуетъ въ Галицкой Руси. ПросвЪщенiе литературное, нЪкогда общее для всей Руси н выросшее на церковно-славянской почвЪ, стало подпадать вліянію польскому — до какой степени, это, вЪроятно, очень хорошо знаетъ г. Огоновскій." Это польское вліяніе не только литературное, но, какъ мы видЪли выше, и политическое, и составляетъ единственное условіе для самостоятельности малорусской литературы и для отдЪльности малорусскаго народа.

Д-ръ Н. Антоневичъ въ своей брошюpЪ „Галицко-русская политика" (Львовъ 1891) передаетъ содержаніе разговора, происходившаго въ BЪнЪ, въ іюлЪ 1863 г. въ обществЪ, въ которомъ находилось нЪсколько австрійскихъ русскихъ: А. И. Добрянскій, Маркеллъ Лавровскій (нынЪ директоръ одной нзъ гимназій въ МосквЪ), тогдашній редакторъ „Страхопуда I. Н. Ливчакъ, д-ръ Н. Антоневичъ и др и русскіе ученые Н. И. Костомаровъ, А. А. Потебня и докторъ Щербаковъ. Говорили объ извЪстномъ заявленіи, сдЪланномъ гр. Стадіону въ 1848 г. галичанами, которое Костомаровъ такъ оцЪнилъ: „По моему мнЪнію, ваши въ 1848 г. сдЪлали Стадіону заявленіе не столь неполитическое, какъ больше не совсЪмъ вЪрное. Говорить, что малороссы и великороссы разные народы, слишкомъ смЪло. Есть разницы въ произношеніи, однако это еще недостаточно, чтобъ вывести заключеніе о двухъ разныхъ народахъ; а говорить о двухъ русскихъ языкахъ — это вздоръ" [80]. А. А. Потебня категорически заявилъ, что „нЪтъ этнографа и филолога, который былъ бы въ состояніи потянуть границу между мало- и велико-русскимъ населеніемъ; они до того взаимно сливаются, что трудно рЪшить, кто изъ малорусскаго, а кто изъ великорусскаго пограничнаго села." На возраженія одного изъ галичанъ, украинофила, великороссъ, д-ръ Щербаковъ съ сердцемъ замЪтилъ: „Странно и очень странно: насъ учили, что настоящій литературный языкъ не во всемъ сходный съ нашимъ выговоромъ, что онъ южно русскій и состоитъ языкомъ кіевской академіи, а тутъ малороссы не признаются къ нему!"

Мы видЪли выше, что украинофильство, какъ всякое тенденціозное произведенiе, уже въ самой своей основЪ носитъ ложь и элементы разложенія, вслЪдствіе чего его послЪдователи перескакиваютъ отъ одной программы къ другой и не могучи ни при одной изъ нихъ остаться, распадаются на фракціи и группы, взаимно другъ друга ненавидящія и поборивающія. Мы видЪли, что украинофильство, сознавая свое безсиліе даже въ одной Австріи бороться съ національно-историческимъ направленіемъ развитія галицкихъ и буковинскихъ малороссовъ, призвало на помощь польскихъ политиковъ, которые, подъ видомъ любви и состраданія къ малороссами, желаютъ ихъ втянуть въ дЪло столь имъ чуждое н враждебное, сколь оно чуждо и враждебно всему русскому народу — и создать весьма существенное затрудненіе въ культурно-историческомъ развитіи малорусской, а по крайней мЪрЪ галицко-русской и буковинско-русской вЪтвей русскаго народа [81]. Мы видЪли примЪры братоубійственной борьбы, ведомой въ ГаличинЪ украинофилами противъ русской партіи, искренно вЪрящей въ необходимость для русскаго населенія Австріи культивироваться и развиваться безъ разрыва связи съ траднціонными устоями, на основаніяхъ, указанныхъ ему исторіей, и убЪжденной, что только на культурно-исторической почвЪ лежатъ пути для духовного сближенія вЪками отчужденной Червонной Руси съ великимъ русскимъ міромъ и для развитія и возвышенія нашего тЪснЪйшаго отечества. Мы видимъ, какъ во имя національнаго сепаратизма и въ школЪ и въ церкви Галичины и Буковины уничтожають слЪды, указывающіе связь Червонной Руси съ остальнымъ русскимъ міромъ и какъ, наконецъ, стараются даже историческое имя нашей родины замЪнить другимъ, отвЪчающимъ стремленіямъ сепаратизма [82]. Мы, наконецъ, видимъ, что украинофильство, заставивъ своихъ послЪдователей отрицать единство русскаго народа и искать помощи у польскихъ политиковъ и правительства, тЪмъ самымъ понизило національное самосознаніе, а между тЪмъ каждый маломальски образованный человЪкъ пойметъ, что съ пониженіемъ національнаго самосознанія естественно изсякаетъ и національное творчество. Благодаря пониженію національнаго самосознанія, у насъ, вмЪсто здороваго, естественнаго развитія національныхъ основъ, способныхъ улучшить условія человеческой жизни, въ дЪятельность народа внесенъ раздоръ не только партійныхъ, но и частныхъ желаній и апетитовъ. Національная жизнь мельчаетъ и поглощается напряженною борьбой за преобладаніе партій и личными счетами. Отсутствіе патріотизма является неизбЪжнымъ признакомъ такого національнаго упадка.

Въ чемъ-же лежитъ задача русской партіи въ русскихъ земляхъ, принадлежащихъ Австріи ? Въ стараніи не только защитить русское населеніе передъ тлетворнымъ вліяніемъ полонизма и латинства и убійственнаго для національности и вЪры западнаго соціализма, но и путемъ просвЪщенія самой себя и народа въ духЪ и направленіи, указанномъ иеторіею, развивать наши національныя силы. Такъ какъ на пути своихъ стремленій русская партія встрЪчается съ украинофильствомъ, то естественно, она принуждена и ему противодЪйствовать. Однако она противодействуетъ украинофильству не путемъ накликанія на него жандармовъ и всей рати польскихъ политиковъ, какъ это часть политическихъ украинофиловъ дЪлаетъ относительно русской партіи, но указаніемъ на те органическія связи, которыя Червонную Русь соединяютъ въ языковомъ и этнографическомъ отношеніи съ русскимъ народомъ въ одннъ національный органиазмъ и доказываютъ несбыточность украинофильской утопіи.

За это польскіе политики н украинофилы въ родЪ г. Маковея называютъ насъ „ренегатами". За этотъ эпитетъ мы находимъ, однако, достойное удовлетвореніе и возмездіе въ томъ, что русское простонародіе, милліонная масса крестьянства, льнетъ къ русской партіи. Здравый національный инстинктъ простолюдина, проведшій нашъ народъ чрезъ всЪ козни польскаго господства, беретъ верхъ надъ утопическими измышленіями украинофиловъ. „Мы не хочемъ знати ніякихъ партій !" — заявляетъ галицко-русскій крестьянинъ на всЪхъ народныхъ собраніяхъ и тЪмъ самымъ осуждаетъ украинофильство, теоретически исключающее русскую партію изъ народной семьи, — говоримъ теоритечееки, такъ какъ въ дЪйствительности украинофилы, исключая правительственно-польскихъ, на услугахъ которыхъ стоятъ жандармы, поляки и жиды, безъ содЪйствія русской партіи не въ состояніи предпринять никакой общенародной акціи. Галицкое и буковинское русское простонародіе не обладаетъ, пожалуй, полемическою ловкостью, чтобъ спорить съ интелигентными украинофилами, но украииофильство встрЪчаетъ въ немъ искренняго и яраго противника. Въ частныхъ разговорахъ съ пишущимъ эти строки украинофилы неоднократно выражали жаль, что мужики отъ природы „москвофилы" и что они охотнЪе читаютъ книжечки русскаго Общества им. М. Качковскаго, чЪмъ украинофильской "ПросвЪты". Русское простонародіе Галичины и Буковины на самомъ дЪлЪ представляетъ собою массу стихійныхъ „москвофиловъ", а этотъ фактъ свидЪтельствуетъ, какъ шатки основанія украивофильства и какъ несправедливы и безсмыслеины обвиненія украинофиловъ по адресу русской партіи, т. е. сознательныхъ „москвофиловъ", въ отступничествЪ отъ народа. Интелигенція или образованное общество вездЪ болЪе или менЪе отдалилось отъ простонародія. Это приноситъ съ собою высшая культура, другой образъ занятія и городская жизнь. Ближе всего къ галицко-русскому и буковинско-русскому простонародію стоитъ безспорно русская, или такъ называемая „москвофильская" партія. Причины этого ясны. Первая изъ нихъ та, что въ то время, какъ образованные члены русской партіи сознательные „москвофилы", — конечно, въ смыслЪ національномъ и культурномъ, не политическомъ, — простонародіе проникнуто стихійнымъ „москвофильствомъ", какъ результатомъ племеннаго родства, историческихъ преданій и чаяній будущаго. Вторая причина — сознательный идеалъ русской партіи: вЪра и народность, которыя безсознательно выполняютъ также духовную жизнь простонародія и составляютъ, такъ сказать, душу и духъ народа. Украинофильскія группы не имЪютъ этого общаго съ простонародіемъ ; „народовцы" и „новокурсники"  лишены  того,  что называется „москвофильствомъ",  соціалисты-же кромЪ этого отвергаютъ и вЪру.

Если бы въ ГаличинЪ и БуковинЪ нынЪ были введены русскія народныя школы, русскія гимназіи и университеты [83], то не прошло бы десятка лЪтъ, и населеніе этихъ русскихъ областей, наслЪдія св. Владиміра, отличалось бы отъ населенія Малороссiи только въ экономическомъ отношенiи, т. е. бЪдностью, между тЪмъ какъ оно уже нынЪ, можетъ быть, превосходитъ и малорусское и великорусское простонародіе въ Россіи въ развитіи національнаго сознанія, въ патріотизмЪ и въ глубокой привязанности къ русскому обряду и къ русской церкви [84].

       Русская партія въ ГаличинЪ и БуковинЪ рЪшительно не противна малорусской, спеціально-же галицко-русской литературЪ. Мы видимъ, что послЪдняя имЪетъ очень важную задачу просвЪщать галицко-русское и буковинско-русское населеніе и поддерживать его нацiональную жизнь. Мы признаемъ право на существованіе малорусской литературы и желаемъ ей развитія, такъ какъ областныя нарЪчія русскаго языка представляютъ живой и неистощимый источникъ для обогащенія общерусской литературной рЪчи, ибо каждое малорусское слово имЪетъ право войти въ сокровищницу русскаго языка, Но мы не можемъ и не смЪемъ отказаться отъ помощи, какую для малороссовъ въ Австріи могутъ дать и дЪйствительно даютъ русская литература и русская наука, представляющія національное и культурное выраженіе всего русскаго народа. Намъ, какъ справедливо сказалъ А. Пыпинъ („BЪстникъ Европы", 1890) „слЪдуетъ не уединяться въ узкіе предЪлы племенной особенности, которая въ подобныхъ формахъ представляется только провинціализмомъ, а вступить въ тЪсный союзъ съ самой крупной литературой славянскихъ племенъ и южно-русскому народу наиболЪе близкой, литературой pyccкaго народа". Знакомство съ русскою литературною рЪчью и русскою литературою не помЪшаетъ намъ, малороссамъ, любить нашъ народъ и нашу родину, напротивъ, доставитъ намъ богатую духовную пищу и поддержитъ насъ культурною силою въ борьбЪ за права нашего народа, за его существованіе и развитіе. Усвоеніе общерусскихъ народныхъ идеаловъ ни мало не мЪшаетъ сохраненію мЪстнаго внЪшняго облика и обычаевъ областной, галицко-русской и буковинско-русской жизни, какъ общенЪмецкій литературный языкъ и общегерманскіе идеалы не мЪшаютъ существованію задушевной южно-германской бытовой поэзіи и множества областныхъ нЪмецкихъ говоровъ. Мы не смЪемъ забывать, что въ сознаніи нашего единства съ русскимъ народомъ мы почерпываемъ нравственную силу, которая охраняетъ насъ отъ соблазновъ и искушеній, угрожающихъ намъ обезличеніемъ. Умудренные долгими вЪками тяжелаго, горькаго опыта, просветленные лучами правды, бьющей изъ русской исторіи, мы не имЪемъ ни малЪйшей причины принимать утопическія ученія украинофильскихъ оракуловъ, изоблаченныхъ уже въ неправдЪ выдающимися представителями русской мысли и науки, но еще сохраняющихъ у насъ свое тлетворное обаяніе, поддерживаемое лукаво отвЪчными противниками русскаго народа. Мы и будемъ крЪпко стоять за свои убЪжденія и вЪрованія, какъ за наслЪдіе предковъ, и не перестанемъ дЪлитьея этимъ наслЪдіемъ съ всЪми нашими земляками и внЪдрять его окрестъ себя, ибо, какъ сказалъ П. А. Кулишъ: „поло винити себе никому не допустимо".

О. Мончаловскiй.