М.Смолин

УКРАИНОФИЛЬСТВО В РОССИИ. ИДЕОЛОГИЯ РАСКОЛА

Стремление к единству и неделимости России требует открыто говорить о сложности и важности национальных проблем, стоящих перед русской нацией. Именно сейчас, во время некоторого политического затишья конца века, явственно необходимо выяснить сущность внутринационального состояния нации, прошедшей испытание интернационалистской и федералистской химерами. Неизбежные в будущем политические действия должны быть осознаны и подготовлены заранее, с тем чтобы, выходя на идеологические ристалища, иметь возможность предложить русскому обществу уже готовые национальные решения проблем, стоящих перед ним. То, что порой у двух русских на сегодня есть три разнонаправленных решения одного и того же вопроса, — это ярчайший признак глубокого разномыслия (к которому привела нацию демократическая идея плюрализма), с которым не может жить имперская нация. Национальная мысль в эти недолгие годы политического затишья должна идти к выработке единомыслия на основе русской правой традиции, стремясь к самобытности в идеологических построениях, резкой непохожести идейных установок имперского самосознания.

У нас любят говорить о катастрофическом материальном положении населения, об упадке промышленности, называя несвоевременной глупостью рассуждение о национальных идеях и национальных перспективах России. Действительно, зачастую речь сегодня идет о физическом выживании нации или даже о потере желания выживать, о своего рода отсутствии инстинкта общественного самосохранения. Существование внутринациональных разнонаправленных социальных движений, формирующих два социальных полюса — приватизирующего меньшинства и не участвующего в этом деле большинства, — провоцируют внутри общественную борьбу. Борьбу, отвлекающую нацию от ее национальных проблем и заменяющую их социальным противостоянием. На самом деле национальные проблемы в России несравненно серьезнее и важнее социальных, урегулирование которых напрямую связано с решением национальных задач. Отделение огромных территорий с формированием на них зачастую прямо враждебных государственных образований и федерализация оставшихся областей России нанесли несравненно больший экономический урон, нежели все последующие перераспределения финансовых средств.

Если самоопределение народностей ведет уже ко второму витку (с фактическим отделением Чечни) расчленения России, не должны ли русские люди противодействовать этому набравшему силу сепаратизму? Федерация, не спасая от сепаратизма, дает этому движению новые силы, вынашивая и растя новые расколы и будущие проблемы.

Бессмысленно и бесполезно искать некую объективную или центристскую позицию в национальном вопросе. Объективной для нации может быть только национальная позиция. А поэтому необходимо выяснение этой позиции путем разыскания исторических корней той или иной проблемы.

Наибольшей внутринациональной проблемой для русских на сегодня должен считаться “украинский” вопрос. Неразрешенность этого вопроса может привести к подлинной трагедии, размеры которой трудно себе представить. Возможны любые варианты, вплоть до войны по югославскому сценарию. Если русское общество и государство будут бездействовать., признавая свершившимся факт появления на малорусских землях государства “Украина”, не стремясь развенчивать всевозможные русофобские мифы, усиленно внедряемые в украинское общество и в сознание малороссов, проживающих на территории России, то через очень небольшой срок наша Родина столкнется, возможно, уже с непреодолимыми проблемами в лице государства “Украина”, вступившего в НАТО и готового к войне с Россией в любых коалициях.

Пока не поздно, надо указать всем на историческую правду “украинской” проблемы, беспристрастно отделив от этой правды наслоения “украинской” пропаганды.

Откуда появились “Украина” и “украинцы ”:

Малая Русь или “Украина”?

В 1912 году выдающийся русский юрист, профессор, доктор международного права Петр Евгеньевич Казанский писал: “Мы живем в удивительное время, когда создаются искусственные государства, искусственные народы и искусственные языки”.

В наше время снова возвращаются из небытия старые исторические фикции. Одной из наиболее опасных является “украинство”, пытающееся дать идеологическое, историко-политическое обоснование расчленения общерусского тела, выделяя из него малорусов, самоопределив их как неизвестных истории “украинцев”. Йодобные “национальные образования” не имеют этноисторических корней; они “продукт” нового времени. До революции русская нация была едина, и названия “великорус”, “малорус”, “белорус” воспринимались как понятия, определяющие географическое место происхождения того или иного русского гражданина Российской Империи. Национальные сепаратисты же присваивают им этнографические значения, идя вразрез с исторической реальностью их происхождения.

Появления таких понятий, как Малая Русь, Великая Русь, малорус, великорус и т. п., надо относить ко временам после татарского нашествия. Единая Русь была расчленена врагом на Русь Северную, Владимиро-Суздальскую, преобразовавшуюся позже в Московскую, и на Русь Юго-Западную - Галицко-Волынскую, вошедшую затем в Русско-Литовское государство, а после унии Литвы с Польшей - в Речь Посполитую. Но при этом жизнь церковная и политическая расчлененных частей единой Руси не прекратилась. Церковная власть Константинопольского патриархата над Русской Православной Церковью, которая тогда существовала как епархия этой патриархии, признавалась как в Северной Руси, так и в Юго-Западной. Продолжали существовать и политические сношения обеих частей Руси с византийским императором. Необходимость общения с раздробленной на две части Русью заставила византийских церковных и государственных деятелей в своих письменных документах различать одну Русь от другой, дав каждой определенное наименование. Византийцы применили готовые географические термины классической древности: страна Малая и страна Великая. Эти географические термины обозначают то, что Малой землей называют первоначальную метрополию какого-нибудь народа, а Великой - земли, колонизированные из этой метрополий этим же народом.

В греческом произношении “у” заменялось “о”, и поэтому руссами народ византийцы называли Росс или россами, а нашу страну - Россией. Исходя из этого, византийские ученые мужи называли Галицко-Волынскую, Киевскую Русь - Малой, а Русь Северную, Владимиро-Суздальскую, Московскую Великой. Через русских книжных людей эта терминология проникла на Русь и стала естественной как в Малой, так и в Великой Руси. Таким образом, исторические понятия малоросс, Малороссия, великоросс, Великороссия достались нам от Византийской империи как культурное достояние.

Теперь перейдем к историческим корням “украинства”. Откуда же появились “украинцы” и “Украина” На месте исторических названий “малоросс” и “Малороссия”?

Начнем с того, что слово “украйна”, “украинный” в русских летописях встречается только в значении пограничных, окраинных земель, а не как земли, населенной неведомым “украинским” народом. Слово “украйна” — лишь другая форма слова “окраина”.

Исследователи “украинства” относят появление слова “Украина”, в значении имени собственного, а не нарицательного, к концу XVII века, когда после Переяславской рады 1654 года и “вечного мира” Русского государства с Польшей, заключенного в 1686 году (по которому Левобережная Малороссия с Киевом отошла в вечное владение Русского государства), поляки поняли, какую реальную опасность несет единоверие и единоплеменность жителей польских украин и Русского государства. Стремясь подавить желание русских людей, живущих в Польше, воссоединиться с Русским государством, польские ученые все свои усилия направляли на доказательство того, что в Польше нет русских, а есть особая “украинская” национальность. В историографии наиболее распространено мнение о польском влиянии в деле отторжения Малороссии от России и формирования украинофильского движения.

Суммируя эти мнения, можно повторить вместе за одним из исследователей этого вопроса, что поляки “взяли на себя роль акушерки при родах украинского национализма и няньки при его воспитании”.

Но это лишь часть правды. Немаловажную роль в формировании “украинства” сыграл миф о запорожской казачестве, которое одни “украинские историки” сравнивают со “средневековыми рыцарскими орденами”, а другие полагают “носителями идеи народовластия с его началами всеобщего равенства, выборности должностей и абсолютной свободы”. Оба положения ни на чем не основаны, кроме как на подложных источниках типа “Истории Русов”.

Жизнь запорожского казачества никак не была похожа ни на рыцарскую, ни на крестьянскую. Казачестве было порождено степью разбойной вольницей. Важным этапом стал “реестр казаков”, введенный Речью Посполитой, то есть взятие на польскую службу ограниченного числа казаков. Введение реестра сыграло большую роль в формировании казацкого “протоукраинского” самосознания.

Реестровое казачество, его старшины, в XVII столетии стремились ополячиться; но при всем своем желании они не могли стать равноправными “шляхтичами”, что порождало в казачестве желание вооруженным путем добиться равноправия с польским дворянством. Участие казачьей старшины в движении Богдана Хмельницкого было направлено именно на достижение этой цепи. Национально-освободительным оно было для малорусского православного мужика, который желал покончить с польским католическим и еврейским гнетом. Верхушка же казачества имела другие планы. Она желала жить в Речи Посполитой и иметь права польского дворянства — отсюда, непоследовательность и даже предательство казачьих старшин во время освободительной войны середины XVII века.

Казачество было явлением сторонним для Малороссии. Казаки жили вне ее - в “диком поле”. Гетманский режим в Малороссии установился вследствие войны 1648-1654 годов и перехода под московскую руку, когда московская власть укрепила своим авторитетом положение Богдана Хмельницкого. Из предводителя войска, как писал один историк, он стал правителем края. Так Малороссия была “захвачена” запорожскими казаками, и целое столетие (до разделов Польши) казачество было полновластно в этих обширных землях.

Столетие гетманского режима в Малороссии не прошло бесследно. Написанные в этот период хвалебные и столь же легендарные казацкие летописи легли затем во все последующие “Истории Украины”, вышедшие из-под пера сепаратистов. Особенно выделялась среди этих “шедевров украинской историографии” упомянутая “История Русов”. Она стала историко-идеологическим катехизисом сепаратистов. Автор этой “Истории” (доподлинно неизвестный) приписывает казачеству и гетманству рыцарское и княжеское происхождение, делая их главными действующими лицами малороссийской истории. Так вслед за вооруженным завоеванием Малороссии казаки и идеологически утверждались солью земли малороссийской.

С уничтожением гетманства при императрице Екатерине II казацкий сепаратизм пошел на спад. Малороссы активно включились в общерусскую имперскую жизнь.

Что же в дальнейшем смогло дать жизнь украинофильскому движению, рожденному казацкими легендами и “думами”? В истории существовали и существуют движения, исходящие не из реалий жизни, но подчиненные воображению. “Не получилось бы никаких всходов, — пишет исследователь “украинства” Н. И. Ульянов, — и на почве увлечения казачьей словесностью, если бы садовник-история не совершила прививку этой отрезанной от павшего дерева ветки к растению, имевшему корни в почве XIX века. Казачья идеология привилась к древу российской революции (выделено мною. - М. С,) и только от него получила истинную жизнь. То, что самостийники называют своим национальным возрождением, было не чем иным, как революционным движением, одетым в казацкие шаровары” (Ульянов Н. И. Происхождение украинского сепаратизма М., 1996. С. 146).

Несмотря на раздел Польши, поляки остались господствовать в своих бывших землях. По разделу русские земли Польши были поделены между Российской и Австрийской империями (конец XVIII века). Российская Империя получила Белоруссию и Правобережную Малороссию. Австрия приобрела Галичину и Буковину к уже имевшейся у нее с ХIV века Угорской Руси. С момента разделения Польши мировыми державами начинается большая политика вокруг “украинского” вопроса.

Первую прививку “украинское возрождение” получило от поэтов-декабристов, воспевавших вольности казачества, вроде К. Ф. Рылеева. Его стихи о казаках пользовались не меньшей известностью в среде сепаратистов, чем поэзия Шевченко.

Появление “украинства” также было тесно связано с поляками и с их борьбой за самостоятельность Польши. Первоначально “украинство” как движение зародилось в Уманском кружке польской молодежи - ученых и поэтов, воспитанников Базилианского училища (Северин Гощинский, Богдан Залеский, Михаил Грабовский), которые считали себя “украинцами”, но, как чистокровные поляки, писали все-таки по-польски. Кружок после разгрома польского восстания в 1831 году прекратил свое существование, но его идеи были подхвачены другими молодыми людьми, которые в Киеве в 1840-х годах создали тайное общество - Кирилло-Мефодиевское братство. Они бредили древними вольностями запорожского казачества и мечтали о республиканском строе для каждого славянского народа, со всеми демократическими “свободами” без исключения. Главными деятелями братства были Н. И. Гулак, Н. И. Костомаров, П. А. Кулиш (с детства находился под влиянием Грабовского) и Т. Г. Шевченко (бредил польской революционной поэзией). Братство было раскрыто русскими властями, и его деятели отбывали наказание до конца 1850-х годов, после чего их возвратили из ссылки. Некоторые из них не перестали заниматься революционной деятельностью.

Наследницей революционной деятельности “украинского движения” стала организованная в Киеве в середине 80-х годов “Громада”. Главными организаторами ее были историки, приват-доценты университета: М. П. Драгоманов (русский полтавец), В. В. Антонович (поляк) и автор “украинского” гимна (по образцу польского) “Ще не вмерла Украіна” этнограф П. П. Чубинский (русский полтавец).

Таково развитие “украинского движений” в пределах Российской Империи.

На землях же, отошедших к Австрии, до 1848 года австрийское правительство признавало за галичанами их русское происхождение и национальное единство с русскими Российской Империи. Но после похода русской армии 1848 года в Венгрию, при явном желании Государя Императора Николая Павловича обменять у Австро-Венгрии Галичину на часть Царства Польского, австрийское правительство сделало крутой повороте отношении русских галичан. Австрийский губернатор Галиции граф Стадион в 1848 году обратил внимание Вены на опасность называть русскими галичан, после чего австрийские власти стали официально именовать русских галичан рутенами. Известны слова графа Стадиона, сказанные в том же году русской депутации:“Вы можете рассчитывать на поддержку правительства только в том случае, если захотите быть самостоятельным народом и откажетесь от национального единства с народом вне государства, именно в России, то есть если захотите быть рутенами, не русскими. Вам не повредит, если примете новое название для того, чтобы отличаться от русских, живущих за пределами Австрии. Хотя вы примете новое название, но все-таки останетесь тем, чем вы были” Началось образование антирусской Руси. Усилилась борьба с русским литературным языком, с русскими книгами - распространение того и другого приравнивалось к государственной измене. Много русских патриотов было посажено в тюрьмы. Под покровительством венского правительства возникла “украинская” партия, расколовшая единство русских в Прикарпатье (Галиция, Буковина и Угорская Русь).

Национальной доктриной этого своебразного “украинского Пьемонта” стала русофобия. “Если у нас идет речь об Украине, — писали галицкие украинофилы, — то мы должны оперировать одним словом - ненависть к ее врагам... Возрождение Украины — синоним ненависти к своей жене-московке, к своим детям-кацапчатам, к своим братьям и сестрам кацапам, к своим отцу и матери кацапам. Любить Украину значит пожертвовать кацапской родней” (Ульянов Н. И. Происхождение украинского сепаратизма. С. 234).

В Австро-Венгрии стал разрабатываться из местных простонародных говоров искусственный язык. Все это было направлено на отделение прикарпатских русских Российской Империи и на создание из галичан антирусской силы. Австро-венгерские власти стали применять на практике старый рецепт польского сепаратистского движения “натравить русского на русского”. “Украинское движение” стало играть роль австрийских жандармов и сыщиков, боровшихся против русских галичан.

Здесь уместно привести выдержку из завещания польского революционера генерала Мерошевского, которое звучит так: “Бросим огни и бомбы за Днепр и Дон, в самое сердце Руси; возбудим ссоры в самом русском народе, пусть он разрывает себя собственными ногтями. По мере того как он ослабляется, мы крепнем и растем”. Разве это не манифест действия? За счет кого хотели расти и крепнуть поляки, как не за счет малороссов, за счет их сил?

Именно эти предложения поляка, всю жизнь боровшегося с русским народом, были положены в основание политики по отношению к Российской Империи сначала Австро-Венгрией, а затем и всеми последующими врагами русского народа.

Весьма заметную роль в “украинском” движении играли евреи.

Девяностые годы XIX века стали временем окончательного отречения “украинства” от всего русского, и даже от Православия. “Украинство” окончательно связало свою судьбу с восточной политикой Австро-Венгрии, которая сама давно уже двигалась в фарватере большой политики Германии.

Необходимо было “исправить” русскую историю, отыскав в веках “украинцев” и изобретя им “достойный” язык общения.

В это время на политической сцене появляется один из главнейших идеологов “украинства” — Михаил Сергеевич Грушевский (1866—1934), выписанный австрийским правительством по рекомендации В. Б. Антоновича из Киева и приехавший в 1894 году во Львов (тогда принадлежавший Австро-Венгрии). Грушевский преподавал в австрийских учебных заведениях “украинскую историю” и занимался реформированием и организацией “украинского” движения, созданием его идеологии. Он сильно в этом преуспел. До него в среде “украинства” велись споры — каким именем заменить названия малоросс и Малороссия. Именно ему принадлежит “честь” поставления в нем всех точек над “і”: малороссы им были переименованы в “украинцев”, а Малороссия - в “Украину”, в значении имени собственного, а не нарицательного, как можно было бы употреблять эти слова. На совести Грушевского лежит также большой вклад в изобретение особого “украинского” языка: отказавшись от церковнославянских слов, он заменил их польскими (через польский язык он ввел много латинских, французских и немецких слов), но с соблюдением малорусского произношения. Этим “языком” (о котором Стороженко - его критик - говорил, что это польский язык, в котором польские звуки приспособлены к малорусскому выговору) написана Грушевским десятитомная “История Украины-Руси”, пестрящая “украинцами” и “украинскими” князьями. Все деятели “украинства”, как и сам Грушевский, по своим политическим убеждениям были социалистами-революционерами и тесно сотрудничали с еврейским мировым революционным движением.

Украинофильская историография и историческая правда

Построение схемы истории “Украины” было выполнено в основном профессором Львовского университета М. С. Грушевским. Схема противопоставляет Восток и Запад, Византию и Европу, Россию и Украину.

Десятитомный труд “История Украины-Руси” и в названии отражает идеологическую установку Грушевского. Считая слово “Русь” позаимствованным великорусским населением северных княжеств у “украинцев” после упадка их государственности — Киевской Руси, он оставляет его в названии. Наряду с этим он признает, что термин “Малая Русь” появляется в отношении Киевской и Галицко-Волын-ской земли в XIV веке (грамоты Константинопольского патриарха) и что в ХII-XIII веках слово “украйна” употреблялось в нарицательном смысле, в значении пограничья, окраины. Несмотря на это признание, он считает, что слово “украйна” становится именем собственным для среднего Поднепровья с XVI века. На чем основано это утверждение — неизвестно.

О реальном, а не вымышленном появлении слов “украйна”, “ украинный” откровенно пишет сам Грушевский: “Литературное возрождение XIX в. принимает (выделено мною. - М. С.) название "украинского" для обозначения... новой национальной жизни. Для того чтобы подчеркнуть связь новой украинской жизни с ее старыми традициями, это украинское имя употреблялось одно время в сложной форме "Украіна-Русь", "украінсько-руський": старое традиционное имя связывалось с новым термином украинского возрождения и движения. Но в последнее время все шире употребляется и в украинской, и в других литературах простой термин "Украина", "украинский", не только в применении к современной жизни, но и к прежним ее фазам, и это название вытесняет постепенно все прочие. Для обозначения же всей совокупности восточнославянских групп, у филологов называемой обыкновенно "русскою", приходится употреблять название восточнославянской, чтобы избежать путаницы "русского" в значении великорусского, "русского" в значении восточнославянского и, наконец, "русского" в значении украинского (как оно еще и посейчас в полной силе остается в обиходе Галиции, Буковины и Угорской Руси. Эта путаница подает повод к постоянным неумышленным и умышленным недоразумениям, и это обстоятельство принудило (выделено мною. - М. С.) украинское общество в последнее время твердо и решительно принять (выделено мною. - М. С.) название "Украины", "украинского"” (Грушевский М. С. Иллюстрированная история украинского народа. СПб., 1913. С. 4-5.)

Налицо явный волевой, самовольный акт “наречения малорусов неисторическим именем. Примерно так же коммунистическое движение ХIХ-ХХ веков взяло и твердо и решительно нарекло совокупность народов СССР термином -“советский народ”, ставя перед собою так же далеко идущие антинациональные цели, формирование новой общности.

Начало “Украины” видится Грушевскому и его школе “украинских историков” в далекой древности, в IV веке, — с появлением на территории сегодняшнего государства “Украина” племен антов. Их “украинская” историография считает прямыми потомками “украинцев”. В начале VII века общность антов распадается, и остатки этих племен соединяются с русами к началу XI столетия.

Создавшаяся русская государственность в Киевской Руси имеет у “украинских историков” название — украинское государство “Украина-Русь”, основой которого, естественно, является “украинский народ”, подвластный “украинским” же князьям. С XII века складывается следующий центр “украинской” государственности — Галицко-Волынское государство, которое постепенно подчиняется Литовскому, а затем, после унии этого великого княжества с Польшей, - Речи Посполитой.

Особую гордость “украинской” государственности составляет так называемая Христианская Казацкая Республика в Запорожской Сечи, преобразовавшаяся позже в так называемую Гетманщину (XVII век). Мифическо-эпические сказания об этом времени сложили в среде сепаратистов воззрение на это время как на “золотой век”, к идеалу которого стремились все попытки построения самостийных держав в XX столетии на территории Малороссии.

“Буты чы не буты? — ось-то заковыка”* — так звучат на “незалежной”, “отрубной” “украшськой мове” знаменитые слова шекспировского Гамлета: “Быть или не быть? — вот в чем вопрос”.

Необходимым атрибутом нации должен быть язык — это знают и сепаратисты; поэтому на изобретение “своего”, “украинского” языка самостийники положили сил не менее, чем на искажение русской истории.

Создание искусственных языков для Австро-Венгрии не являлось новостью, а было инструментом австрийской национальной политики в отношении ее разношерстного населения. П. Е. Казанский писал по этому поводу следующее: “Особенно прославилось австрийское правительство изобретением новых языков. Когда, например, в период оккупации Боснии и Герцеговины оно находило нужным препятствовать сношениям населения этих областей с сербами Королевства, оно изобрело особый боснийский язык; после же присоединения этих областей, когда виды его изменились, одним росчерком пера отменило этот язык и объявило, что в Борнии и Герцеговине местным языком является сербский. К числу подобных же изобретений относится хорватский язык, при помощи которого оно пыталось расколоть сербов-католиков и сербов-православных, и пр.”.

А когда было нужно отделить русских в Австро-Венгрии от русских в России, продолжаем уже мы процитированного выше автора, австрийское правительство изобрело “украинский” язык. Кстати говоря, как писал известный русский филолог А. С. Будилович, “по своему составу и строю жаргон этот приблизительно так же относится к нашему образованному языку, и даже к речи Шевченко, как жаргон еврейский к языку немецкому”.

Высказанные знаменитым филологом Антоном Семеновичей Будиловичем мысли о русском единстве и об “украинском” жаргоне сводятся к нескольким утверждениям.

Во-первых, сепаратисты преувеличивают отдельность южных земель в Киевском государстве, а в дальнейшем и в польско-литовской Речи Посполитой. Древнерусский Киев называли “матерью всех русских городов”, а малорусские казаки на Переяславской радев .1654 году порешили: “Водим под царя русского, православного, а не под

ляшского или басурманского”.

Во-вторых, язык Ломоносова и Пушкина — общерусский язык, так же как язык Данте — общеитальянский,, Лютера— общенемецкий, Кальвина и Мольера - общефранцузский. Русский литературный язык не только великорусский язык, так же как литературный итальянский язык — не только тосканский, испанский -- не только кастильский, французский — не только ильдефранский, немецкий — не только

верхнесаксонский.

В-третьих,малорусская разновидность литературного языка Котляревского и Шевченко — это областной диалект, по аналогии похожий на нижнесаксонский и швабский в Германии, венецианский и (Сицилийский в Италии, провансальский и гасконский во Франции. Литературный язык в одном народе может быть только один, поэтому малорусское наречие и не было, и не может быть поставлено рядом с общерусским литературным языком, уже рожденным и развитым Ломоносовым и великими классиками XIX века.

В-четвертых, “украинский” язык есть искусственно изобретенный жаргон, пропитанный польским языком, особенно в области терминологической и фразеологической. Он является сознательной попыткой увести малорусское население от общерусского языка и от церковнославянских языковых корней вообще.

“Организм нынешней мощной русской державы, — писал один исследователь “украинства” в начале XX века, — можно уподобить гигантскому, закованному в броню кораблю, вмещающему в себя множество разного объема кают, в которых удобно и безопасно помещаются всенародности, входящие в состав Российской Империи. Основанием этому кораблю служит один киль, сработанный из одного цельного ствола русского национального дерева. После многовекового вполне успешного плавания корабль этот замедлил несколько, как думают некоторые его пассажиры, свое общее поступательное движение. И вот появились самозваные кораблестроители, которые серьезно твердят, что будет гораздо лучше, если разрубить этот корабль на две части, потому что он уж чересчур громоздок и потому медленно движется вперед. "Давайте, братцы, немецкий топор и польскую пилу, примемся дружно за работу и распилим киль. Стоит нам только перепилить киль, и дело будет в шляпе, потому что тогда корабль сам собою разделится на две части. Меньшая часть будет наша, и мы поплывем на ней самостийно и гораздо шибче"... Такую проповедь возглашают инициаторы малорусского сепаратизма. Может ли быть что-либо сумасброднее такого нелепого проекта? Всякому здравомыслящему становится очевидным, что если выполнить этот проект, то обе части корабля оказались бы непригодными для плавания по собственному независимому курсу и что именно меньшая его часть сразу потеряла бы свою устойчивость на бурном море и неминуемо сделалась бы добычей ближайшего другого, совершенно чужого цельного могучего тевтонского корабля, на флаге которого написаны девизы: "Мacht geht Recht" ("Сила выше права") и "Durch Einheit zur Freiheit" ("Через единство к свободе")” (Ливчак И. Н. О современном раздвоении культурных направлений в общественной жизни Галицкой Руси. СПб., 1903. С. 10—11).

В 1899 году “украинская” партия включила в свою программу деятельности образование независимого государства “Украина-Русь” от Карпат до Кавказа. А в 1900 году Грушевскому удалось объединить почти всех деятелей “украинства” в Галиции в национально-демократическую партию с кличем: “Украина без хлопа и пана”. После первой революции 1905 года Грушевский занимается активизацией деятельности “украинства” уже в малорусских землях Российской Империи, пытаясь соединить силы движения и в Галиции, и в России воедино. Его национально-демократическая партия выдвигает требование еще времен Кирилло-Мефодиевского братства — о федеративном устройстве Русского государства, где бы “украинцы” имели широкую автономию с дальнейшим отсоединением, а также украинский сейм, избираемый всеобщим, равным, прямым и тайным голосованием; они требовали устранения всякой централизации, в том числе и церковного управления, а также “признания всех прав украинского языкам.

В 1909 году во Львове прошел “всеукраинский съезда, на котором была выработана докладная записка венскому правительству о возможности, при посредстве агитации галицких “украинцев”, отделения всей малорусской части русского народа Российской Империи. Своеобразным признанием ценности в этом деле “украинцев” можно считать акт императора Франца Иосифа о будущем открытии “украинского” университета, в котором русское население Галиции официально впервые было названа “украинцами”...

Создаваемая поляками еще в XIX веке для своей национальной цели — борьбы с Российской Империей за свою потерянную государственную самостоятельность, “антирусская Русь” под видом украинофильства поменяла в XX столетии многих хозяев. Среди них были и австрийцы, и германцы, и американцы; но цель существования ее, во имя которой ее поддерживали, всегда была одна: расчленение русской нации.

Со своей стороны, Австро-Венгрия мечтала о создании союзного ей киевского королевства во главе с какой-нибудь ветвью Гогенцоллернов или Габсбургов. Германия, как более сильная, опережала в своих замыслах расслабленную внутренними нестроениями Австро-Венгрию, думавшую скорее о том, чтобы сохранить уже имевшееся у нее.

Желание Германии оторвать от Российской Империи весь юг (донецкий уголь, бакинскую нефть и пр.) сообразовывалось с давними мечтами прорваться на Восток (тут надо вспомнить проект железной дороги Берлин — Константинополь — Багдад, а также выбор союзников для Первой мировой войны — Австро-Венгрия, Болгария и Турция - опять попытка создать линию от Берлина до Багдада). Отсюда и желание насколько возможно ослабить Россию перед решающими мировыми битвами, к которым Германия готовилась не один десяток лет. Так, например, при германском генеральном штабе задолго до Первой мировой войны было организовано отделение, занимавшееся “украинскими” делами. Это отделение осуществляло разработки и организовывало раскол внутри русской нации. Как писал один из исследователей “украинства” князь А. М. Волконский, для Германии “надо было порвать лингвистическую связь малоросса и великоросса, ибо, оторвав культурный класс юга России от русского литературного и научного языка, легче будет навязать стране свою германскую культуру, — [германцы] стали поддерживать искусственную "украинскую мову". Действовали по-немецки, систематично и не теряя времени. С первого года войны (Первой мировой. — М. С.) пленные малороссы были выделены в отдельные лагеря и там подвергались "украинизированию"; для наиболее восприимчивых было устроено в Кенигсберге нечто вроде "Академии украинизации". Сотни тысяч распропагандированных пленных, вернувшихся в 1918 году в Малороссию, стали главным орудием распространения украинской идеи в крестьянской среден (Князь А. М. Волконский. Историческая правда и украинофильская пропаганда. Турин, 1920. С. 129).

Февральский масонский заговор 1917 года не дал Государю Императору Николаю Александровичу провести весеннее генеральное наступление по всему фронту и окончательно сломить силы выдыхавшегося врага. Германия же смогла после этого через несколько месяцев привести к власти своих ставленников в Россия — большевиков-ленинцев, а в “самостийной Украине” — “мазепинцев” Грушевского. Тем Германия получила отсрочку своего неизбежного поражения в Первой мировой войне на целый год.

Юг России был жизненно важен для Германии. Маттиас Эрцбергер, германский министр, в учредительном собрании говорил: “Русский вопрос является не чем иным, как частью большого спора, который немцы ведут с англичанами в целях господства над миром. Нам нужны Литва и Украина, которые должны быть аванпостами Германии. Польша должна быть ослаблена. Если и Польша будет в наших руках, то мы закроем все пути в Россию, и она будет принадлежать нам. Для кого не ясно, что только на этом пути лежит будущность Германии?” На этом пути германские деятели действовали совершенно сознательно и планомерно, о чем свидетельствовал и сам германский канцлер Г. Михаэлис в июле 1917 года. “Мы должны быть очень осторожны, — говорил он, — чтобы литература, с помощью которой МЫ хотим усилить процесс распада России, не достигла прямо противоположного результата... украинцы все еще отвергают идею полного отделения от России. Открытое вмешательство с нашей стороны в пользу независимого украинского государства, несомненно, может использоваться противником с целью разоблачения существующих националистических течений как созданных Германией”.

Но все колебания были откинуты, когда вопрос о судьбе Германии становится острее. Борьба Германии за жизнь и стремление к мировому господству снова оправдали слова Тацита о германцах. “Племя, рожденное во лжи”, готово было на все в своем поиске выхода на Ближний Восток. Отсюда и идея, подкинутая германцами идеологам “украинства”, о “самостоятельной Украине от Карпат до Кавказа без хлопа и пана”. А уж от Кавказа до Ближнего Востока, считали немцы, они доберутся сами.

Тогда же появились идеи о Черноморско-Валтийском союзе (восстановление Речи Посполитой на новом историческом этапе?) - союзе Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Белоруссии и Малороссии. Эта возможность и сейчас просматривается в дальнейших планах борьбы с Россией: отделение “азиатской” Москвы от “цивилизованной” Европы стеной “второсортных европейцев”.

Украинский сепаратизм в XX веке становится все более беспринципным: он готов смириться с любым режимом, только бы он был “свой”, то есть тем или иным образом поддерживал. “украинское” движение. Так, многие самостийники во главе с М. Грушевским оказались в конце концов в стане большевиков, признававших названия “украинец”, “Украина” и “украинский язык”. В 1923 году, после XII съезда, коммунистами была провозглашена политика “коренизации” — развития всех нерусских или считающихся таковыми народностей, выразившаяся на Украине в украинизации населения, внедрении “украинского” языка начиная с партийно-государственных служащих. Вообще, придя к власти, большевики создали все условия для роста и вызревания “украинства”, которое “по смерти” своего опекуна-коммунизма разорвало единство русского народа, грозя со временем стать передовым оплотом антирусских сил в мире.

Современное государство “Украина” занимает вовсех проявлениях своей политики последовательно антирусскую позицию. Как и в начале XX века, перед украинским сепаратизмом стоит задача создания нации “украинцев” через формирование идеологической “украинской” элиты, должной сотворить из этнографических отличий малорусского населения разных областей и мифа о казачестве единую нацию. Сотворяется искусственный волевой этногенез в котле государства “Украина”. Еще М. Грушевский писал, что “украинство в России должно выйти из рамок этнографической народности, стать политическим и экономическим фактором, приняться за организацию украинской общественности как нации уже теперь, если не желает остаться за флагом и опоздать снова на многие поколения”. “Нужно желать быть нацией, необходимо работе в этом направлении посвятить все силы, двинуть все общественные средства, чтобы переработать потенциальную энергию этнографического существования в динамику национального развития. Этнографическая обособленность — это статистика, национальная жизнь — продукт воли, динамической энергии народа. Необходимо для этого желать, необходимо работать, необходимо дерзать”". И сепаратисты “дерзали” весь XX век, пытаясь обособить малорусское население и развить его этнографические особенности. Грушевскому вторил в 1905 году другой известный деятель “украинства” — Иван Франко: “Перед украинской интеллигенцией открывается теперь, при более свободных формах жизни в России, огромная действенная задача — создать из громадной этнической массы украинского народа украинскую нацию, цельный культурный организм, способный к самостоятельной культурной и политической жизни”. Впрочем, эту мысль “украинские” деятели повторяют до сих пор. Не далее как в августе 1997 года, на II Всемирном форуме украинцев, президент государства “Украина” Леонид Кучма выразил подобную мысль. Он сказал: “Не только нации создают государства, но и государства — нации”.

Наряду с Грушевским в начале XX века появился и вошел в политику другой “апостол” и творец “украинства” — Дмитрий Иванович Донцов (1883—1973). Направление Дмитра Донцова, ставшее неким новым этапом философии украинского сепаратизма, было более радикальным. В отличие от Грушевского — историка, Донцов был идеологом (“батька украінського нацюналізму”), теоретическим наследием которого жили националисты ОУН (типа Степана Бандеры) и “дышат” сегодняшние “незалежные” самостийники. Он считал Украину типичным образчиком западноевропейской страны, полностью чуждой византийско-татарской Московии, бывшей, по его мнению деспотической монархией, в отличие от глубоко проникнутой аристократическо-республиканскими тенденциями “Украины”. Во многом идеи Донцова были продуктом переработанных в “украинском” стиле философии немецкого национал-социализма и идей “консервативной революции”. Так, он развивает идеи о врожденной кастовости населения, существовании в “украинском народе” аристократии, сплоченной подобно духовно-рыцарскому ордену, о внутринациональных расовых типах, которые могут быть сведены в две группы. В первую группу входят типы: “нордийский” (государственно-творческий),“понтийский” (атаманский) и “динарский” (воин-хлебороб), которые можно назвать “рыцарским” типом. Во вторую же группу попадают “остийцы”, или, как он их иначе называет, Санчо Пансы. По его мнению, “остийцы” - преобладающий тип в “украинской нации”, и они олицетворяют все те качества “безыдейности” и “неаристократичности”, которые необходимо умертвить в будущей “украинской нации”. Будучи весьма откровенным автором, он пишет: “Чтобы страна наша и мы жили - Панса должен умереть”. Будучи безусловным русофобом, Донцов еще во время Первой мировой войны видел перед Германией и Австро-Венгрией прекрасное и величавое задание всемирно-исторического значения, как он выражался, - сокрушить мощь России, что неудавалось до той поры лучшим европейским полководцам Европы Карлу XII и Наполеону I. А затем вырезанное из тела Российской Империи государство “Украина” будет участвовать в “каждой политической комбинации, острие которой будет направлено против России”.

Русская история показала, что самые страшные враги для русского народа — это враги внутренние. Русские по своему благодушию не могут до конца поверить, что среди своих могут быть предатели. Поэтому таким важным и является “украинский” вопрос - вопрос внутреннего единства нации и нового собирания земель, ожидающего нашего национально-политического пробуждения. “Як комета, — писал “ідеолог розбрату” (идеолог раздора, смуты), — 3'являеться правильно украінське питания на політичному небі Європи кожного разу, коли для Росії наближаэться критичный момент”.

В мире нет ничего принципиально нового, все повторяется с незначительными изменениями в жизни народов. Германия была разбита в Первой и Второй мировых войнах. Вторая мировая еще раз показала, что и в национальной политике разных государств стратегические направления сохраняются на протяжении всей жизни нации как особого психологического организма. Перед борющимися сторонами стояли цели такие же старинные, как и сами нации. Способы достижения этих целей не отличались также большим разнообразием. Как в Первой, так и во Второй мировой войне произошли конфликты германо-французский и германо-английский. Германия разбила континентальную Францию (надорвавшую свои силы еще во времена Великой французской революции и наполеоновских войн) и не смогла достать островную Англию. Так же происходила борьба за Балканы - промежуточную цель Германии в достижении Ближнего Востока (его природных богатств, в особенности нефти); опять была попытка расколоть единство русского народа. Англосаксы (Англия и США) так же, как и всегда, пытались (и успешно) загребать жар чужими руками (к сожалению, русскими); снова еврейский капитал остается наиболее выгадавшей стороной этого конфликта, увеличивая свой финансовый и политический контроль над мировым.

Национальные цели народов, которые доросли до мировой деятельности, всегда направлены к полному господству на своей естественной территории и на влияние на жизненно важные для нации близлежащие земли. Поэтому, с одной стороны, задача нации состоит в определении естественных границ распространения своего господства и в установлении необходимого влияния на жизненно важные для себя соседние районы. С другой же стороны, следует остерегаться идей, подобных идее мирового господства, так как они неизбежно ведут к чрезмерной растрате сил нации и не приводят к желаемому результату.

Для достижения поставленных целей необходимо духовное здоровье и внутреннее единство нации. Первое достигается поддержанием веры в то, что для нации является истиной. Русские люди исповедуют Православие — единственно истинную и спасительную веру, поэтому сохранение православной веры есть главная задача как Церкви и государства, так и каждого русского человека. Второе достигается правильной организацией и поддержанием государственной, социальной и культурной жизни нации, которую необходимо оградить от вредного влияния извне, особенно если оно направлено, как, например, “украинство”, на раскол русской нации.

“Украинство”, борющееся с Православной Церковью, с русской государственностью и с единством русского народа, необходимо удалить из русского тела как вредный вирус, избавившись от того идеологического тумана, мешающего многом русским видеть величайший вред “украинского” движения. Необходимо помочь и людям, втянутым в это движение. Ведь они в своей массе лишь жертвы большой политики великих держав и стоящих за ними масоно-еврейских кругов. Этих людей используют как орудие борьбы с единством русской нации. Национально мыслящие русские люди обязаны, ради будущего русского народа, ни под каким видом не признавать прав на существование за государством “Украина”, “украинским народом” и “украинским языком”. История не знает ни того, ни другого, ни третьего — их нет. Это — фетиши, созданные идеологией наших врагов. Их существование продолжится до тех пор, пока русские в России не добудут себе религиозную, государственную и национальную свободу.

Свою вводную статью к сборнику хочу закончить утверждением, принадлежащим русскому националисту и исследователю “украинства” А. В. Стороженко: “Украинский туман должен рассеяться, и русское солнце взойдет”.

* Перевод на украинский язык М. П. Старицкого.