Малорусская Народная Историческая Библиотечка
история национального движения Украины 
Главная Движения Регионы Вопросы Деятели
Смотрите также разделы:
     Деятели --> Шевченко,Тарас Григорьевич (Жизнеописания)
"Н.Греков,К.Деревянко,Г.Бобров. Тарас Шевченко - крестный отец украинского национализма"

IV. Что делать

   Образцовое решение вопроса Шевченко видит в деятельности гайдамаков. Так же, как они в 18 веке, нужно восстать против новых палачей. Палачи -- это паны и новые ляхи (т.е. москали). В стихотворении "Холодный Яр" (1845) читаем:
   В Яру колись гайдамаки
   Табором стояли,
   Лагодили самопали,
   Ратища стругали.
   У Яр тоді сходилися,
   Мов із хреста зняті ,
   Батько з сином і брат з братом --
   Одностайно стати
   На ворога лукавого,
   На лютого ляха.
   Де ж ти дівся, в Яр глибокий
   Протоптаний шляху?
   Чи сам заріс темним лісом,
   Чи то засадили
   Нові кати? Щоб до тебе
   Люди не ходили
   На пораду: що їм діяти
   З добрими панами,
   Людоїдами лихими,
   З новими ляхами?
   Не сховаєте! над Яром
   Залізняк витає.
   І на Умань позирає,
   Гонту виглядає.
  
   Кобзарю необходимы новые Гонта и Железняк (предшественник матроса Железняка). Ему нужны новые гайдамаки. Тем, кто считает старых гайдамаков разбойниками и ворами, Шевченко дает достойный отпор:
   Не ховайте, не топчіте
   Святого закону,
   Не звіте преподобним
   Лютого Нерона.
   Не славтеся царевою
   Святою війною.
   Бо ви й самі не знаєте,
   Що царики коять.
   А кричите, що несете
   І душу, і шкуру
   За отечество !... Єй-богу,
   Овеча натура;
   Дурний шию підставляє
   І не знає за що!
   Та ще й Гонту зневажає,
   Ледаче ледащо!
   "Гайдамаки не воины --
   Разбойники, воры.
   Пятно в нашей истории..."
   Брешеш, людоморе!
  
   Чтобы "людомор не брехав", дадим слово другому -- самому автору поэмы "Гайдамаки" (1841). Шевченко позже вспоминал о том, как в Академии художеств в мастерской Карла Брюллова "задумывался и лелеял в своем сердце Кобзаря и своих кровожадных гайдамаков". Эти последние убивали поляков и евреев, мужчин и женщин, маленьких детей и стариков. Их "подвиги" описаны в разделе поэмы "Бенкет в Лисянці":
   Найшли льохи, скарб забрали,
   У ляхів кишені
   Потрусили та й потягли
   Карати мерзенних
   У Лисянку ...
   ... Смеркалося. Із Лисянки
   Кругом засвітило:
   Ото Гонта з Залізняком
   Люльки закурили.
   Страшно, страшно закурили!
   І в пеклі не вміють
   Отак курить. Гнилий Тікич
   Кров'ю червоніє.
   Шляхетською, жидівською;
   А над ним палають
   І хатина, і будинок;
   Мов доля карає
   Вельможного й неможного.
   А серед базару
   Стоїть Гонта з Залізняком,
   Кричать: "Ляхам кари!
   Кари ляхам, щоб каялись!"
   І діти карають.
   Стогнуть, плачуть; один просить,
   Другий проклинає;
   Той молиться, сповідає
   Гріхи перед братом,
   Уже вбитим. Не милують,
   Карають завзяті.
   Як смерть люта, не вважають
   На літа, на вроду;
   Шляхтяночки й жидівочки.
   Тече кров у воду.
   Ні каліка, ані старий,
   Ні мала дитина
   Не остались, -- не вблагали
   Лихої години.
   Всі полягли, всі покотом;
   Ні душі живої
   Шляхетської й жидівської.
   А пожар удвоє
   Розгорівся, розпалався
   До самої хмари.
   А Галайда, знай, гукає:
   "Кари ляхам, кари!"
   Мов скажений, мертвих ріже,
   Мертвих віша, палить.
   "Дайте ляха, дайте жида!
   Мало мені , мало!
   Дайте ляха, дайте крові
   Наточить з поганих!
   Крові море...мало моря..."
  
   Или раздел "Гонта в Умані":
   Минають дні ,минає літо,
   А Україна, знай, горить;
   По селах голі плачуть діти --
   Батьків немає. Шелестить
   Пожовкле листя по діброві;
   Гуляють хмари ; сонце спить;
   Ніде не чуть людської мови;
   Звір тільки виє по селу,
   Гризучи трупи. Не ховали,
   Вовків ляхами годували,
   Аж поки снігом занесло
   Огризки вовчі...
   Не спинила хуртовина
   Пекельної кари :
   Ляхи мерзли, а козаки
   Грілись на пожарі.
   ...Не спинила весна крові,
   Ні злості людської.
   Тяжко глянуть: а згадаєм --
   Так було і в Трої.
   Так і буде.
   Гайдамаки
   Гуляють, карають;
   Де проїдуть -- земля горить,
   Кров'ю підпливає.
  
   Ну уж, если в Трое "так було", то нам не годится отставать от эллинов-язычников. У нас будет так же. Или похуже (страшен украинский бунт, бессмысленный и беспощадный). Хотя куда уж хуже? В Умани, например, была католическая школа. Так
   ...гайдамаки
   Стіни розвалили, --
   Розвалили, об каміння
   Ксьондзів розбивали,
   А школярів у криниці
   Живих поховали.
   До самої ночі ляхів мордували
   Душі не осталось...
   В общем, на славу
   ...погуляли гайдамаки,
   Добре погуляли :
   Трохи не рік шляхетською
   Кров'ю напували
   Україну, та й замовкли -
   Ножі пощербили.
   Нема Гонти; нема йому
   Хреста, ні могили.
   Буйні вітри розмахали
   Попіл гайдамаки,
   І нікому помолитись,
   Нікому заплакать.
   Розійшлися гайдамаки,
   Куди який знає:
   Хто до дому, хто в діброву,
   З ножем у халяві,
   Жидів кінчать. Така й досі
   Осталася слава.
  
   Та еще слава... Каково же отношение автора к тем событиям?
   Гомоніла Україна,
   Довго гомоніла,
   Довго, довго кров степами
   Текла - червоніла.
   І день і ніч ґвалт, гармати;
   Земля стогне, гнеться;
   Сумно, страшно, а згадаєш -
   Серце усміхнеться.
  
   Общий итог "гайдамаччини" положительный: сердце кобзаря улыбается.
   Теперь не то - тяжко стало:
   А унуки? Їм байдуже,
   Панам жито сіють.
   Багато їх, а хто скаже,
   Де Гонти могила,
   Мученика праведного
   Де похоронили?
   Де Залізняк, душа щира,
   Де опочиває?
   Тяжко! Важко! Кат панує,
   А їх не згадають.
  
   В чем же причина тех рек крови?
   Болить серце, як згадаєш:
   Старих слов'ян діти
   Впились кров'ю. А хто винен?
   Ксьондзи, єзуїти.
   Сердце улыбалось, теперь болит. В сумме получается какая-то болезненная улыбка. Виноваты во всем католики (ксендзы, иезуиты, униаты). Но не поляки (хотя как отличить поляка от католика?).
   В 1847 году написано обращение "Полякам":
   Ще як були ми козаками,
   А унії не чуть було,
   Отам-то весело жилось!
   Братались з вільними ляхами...
   ... Отак-то, ляше, друже, брате!
   Неситії ксьондзи, магнати
   Нас порізнили, розвели,
   А ми б і досі так жили.
   Подай же руку козакові
   І серце чистеє подай!
   І знову іменем Христовим
   Ми оновим наш тихий рай.
  
   До унии и следующей за ней освободительной войны с Польшей украинцы жили под властью Речи Посполитой, а казачество мечтало попасть в реестр, чтобы быть частью "ясновельможного панства" и таким образом брататься "з вольними ляхами" за счет труда украинских холопов. Это и был тот "тихий рай", по которому тоскует наш герой.
   Странное дело. Русские -- тоже "старих слов'ян діти ";такие же православные, как и украинцы; никогда не навязывали им чужой веры; не было у них ни иезуитов, ни униатов. И тем не менее в стихах Тараса Шевченко не только выражения "друже, брате москалю", но и слова доброго о русских не найти.
   Русские -- это недоумки, которые даже солнцем недовольны (по словам ненавидящего их кобзаря):
   Сини мої, гайдамаки!
   Світ широкий, воля, -
   Ідіть, сини, погуляйте,
   Пошукайте долі.
   Сини мої невеликі,
   Нерозумні діти,
   Хто вас щиро без матері
   Привітає в світі?
   Сини мої ! орли мої!
   Летіть в Україну, -
   Хоч і лихо зустрінеться,
   Так не на чужині.
   Там найдеться душа щира,
   Не дасть погибати,
   А тут...а тут...тяжко, діти!
   Коли пустять в хату,
   То, зустрівши, насміються, -
   Такі, бачте, люди:
   Все письменні, друковані,
   Сонце навіть гудять:
   "Не відтіля, - каже, - сходить,
   Та не так і світить;
   Отак, - каже, - було б треба... "
   Що маєш робити?
   Треба слухать, може, й справді
   Не так сонце сходить,
   Як письменні начитали...
   Розумні, та й годі!
   А що ж на вас вони скажуть?
   Знаю вашу славу!
   Поглузують, покепкують
   Та й кинуть під лаву.
  
   Русские, наверное, рассказывали ему про Коперника и гелиоцентрическую систему. А он не поверил. Но мы видели, что есть и украинцы, у которых многие "подвиги" гайдамаков ничего, кроме отвращения, не вызывают. Однако кобзарю они не указ. Он советуется ни больше ни меньше, как с самой Украиной:
   А ти, моя Україно,
   Безталанна вдово,
   Я до тебе літатиму
   З хмари на розмову...
   Порадимось, посумуємо,
   Поки сонце встане:
   Поки твої малі діти
   На ворога стануть.
  
   А иначе
   За що ж боролись ми з ляхами?
   За що ж ми різались з ордами?
   За що скородили списами
   Московські ребра?
   ...заснула Вкраїна...
   ... в болоті серце прогноїла
   І в дупло холодне гадюк напустила...
   Я посію мої сльози,
   Мої щирі сльози.
   Може, зійдуть і виростуть
   Ножі обоюдні,
   Розпанахають погане,
   Гниле серце, трудне,
   І вицидять сукровату,
   І наллють живої
   Козацької тії крові,
   Чистої, святої!!!
   .....Нехай гинуть
   У ворога діти... (1844)
  
   Желать смерти не только врагам, но и их детям... И это писал христианин? Вместо "возлюбите врагов своих "- "уничтожайте врагов своих вместе с детьми." Такое было у него "христианство."
   У всякого своя доля
   І свій шлях широкий:
   Той мурує, той руйнує...
   ....А той нишком у куточку
   гострить ніж на брата. (1844)
   Последние слова, судя по всему, автобиографичны. Без устали внушает он землякам:
   ...вражою злою кров'ю
   волю окропіте...
  
   Кто были эти враги - мы уже видели. Впрочем, и среди земляков многие достойны истребления:
   А у селах у веселих
   І люди веселі.
   Воно б, може, так і сталось,
   Якби не осталось
   Сліду панського в Украйні. (1848)
  
   Ну и не осталось. Давно уже не осталось. А где же они, веселые люди в веселых селах? Вопрос, конечно, риторический, ибо отвечать некому. У Шевченко же сомнений не было: истребление помещиков -- это благо. Поэтому все сцены кровавых расправ у него звучат мажорно:
   Пани до одного спеклись,
   Неначе добрі поросята,
   Згоріли білії палати... (1848)
  
   Ой не п'ється горілочка,
   Не п'ються й меди.
   Не будете шинкувати,
   Прокляті жиди.
   Ой не п'ється теє пиво,
   А я буду пить.
   Не дам же я вражим ляхам
   В Україні жить...
   ...Подивися, що той Швачка
   У Фастові діє!
   Добре діє! У Фастові,
   У славному місті,
   Покотилось ляхів, жидів
   Не сто і не двісті,
   А тисячі. А майдани
   Кров почервонила...
   ...Має погуляти...
   ...Потоптати жидівського
   й шляхетського трупу. (1848)
  
   "Добре діє!" Наверное, потому что "добродій"...
   А потім ніж - і потекла
   Свиняча кров, як та смола,
   З печінок ваших поросячих. (1849)
  
   Вот задушевная поэтическая сцена: один солдат жалуется другому на обидчика-помещика. В конце говорит: "А знаєш, його до нас перевели із армії..." И слышит в ответ: "Так что же? Ну, вот теперь и приколи!" Какую же еще сцену мог воссоздать первый украинский приколист Тарас Шевченко?
   Или еще образец гражданской лирики. Оказывается, у товарища маузера был предок:
   Ой виострою товариша,
   Засуну у халяву
   Та піду шукати правди
   І тієї слави.
   Ой, піду я не лугами
   І не берегами.
   А піду я не шляхами,
   А понад шляхами.
   Та спитаю в жидовина,
   В багатого пана,
   У шляхтича поганого
   В поганім жупані.
   І у ченця, як трапиться, -
   Нехай не гуляє,
   А святе письмо читає,
   Людей поучає.
   Щоб брат брата не різали,
   Та не окрадали,
   Та в москалі вдовиченка
   Щоб не оддавали. (1848)
  
   Мы помним, как любимые кобзарем гайдамаки расходились - "хто додому, хто в діброву, з ножем у халяві, жидів кінчать..." Еврей, пан, шляхтич, монах - ответят все. Тише, ораторы, ваше слово, товарищ из-за халявы!
   Основные и любимые свои идеи Шевченко пронес через всю жизнь. В 1857 году он писал: "Все это неисповедимое горе, все роды унижения и поругания прошли, как будто не касаясь меня. Малейшего следа не оставили по себе. Опыт, говорят, есть лучший наш учитель. Но горький опыт прошел мимо меня невидимкою. Мне кажется, что я точно тот же, что был и десять лет тому назад. Ни одна черта в моем внутреннем образе не изменилась. Хорошо ли это? Хорошо. По крайней мере, мне так кажется. И я от глубины души благодарю моего всемогущего создателя, что он не допустил ужасному опыту коснуться своими железными когтями моих убеждений, моих младенчески светлых верований. Некоторые вещи просветлели, округлились, приняли более естественный размер и образ..."
   Одно из главных его убеждений и младенчески светлых верований формулируется просто: "повбивав би" . Его мечта- кровопролитие от Украины до Китая (т. е. перманентная мировая революция - как у Льва Троцкого):"В капитанской каюте на полу увидел я измятый листок старого знакомца "Русского инвалида", поднял его и от нечего делать принялся читать фельетон. Там говорилось о китайских инсургентах и о том, какую речь произнес Гонг, предводитель инсургентов, перед штурмом Нанкина. Речь начинается так: "Бог идет с нами. Что же смогут против нас демоны? Мандарины эти -- жирный убойный скот, годный только в жертву нашему небесному отцу, высочайшему владыке, единому истинному богу". Скоро ли во всеуслышание можно будет сказать про русских бояр то же самое?" (1857)
   Да, уже скоро. Осталось лет 50-60.
   А вот еще одна форма социального протеста, близкая нашему кобзарю: дать в морду. И не просто абы где, а в Храме Божьем:
   ... А меж вами
   Найшовсь - таки якийсь проява,
   Якийсь дурний оригінал,
   Що в морду затопив капрала,
   Та ще й у церкві, і пропало,
   Як на собаці. Так-то так!
   Найшовсь таки один козак
   Із міліона свинопасів,
   Що царство все оголосив:
   Сатрапа в морду затопив. (1857)
  
   Любит он также поджоги:
   "Пролетаем мы мимо красивого по местоположению села помещика Дадьянова и замечательного по следующему происшествию. Прошедшего лета ,когда поспело жито и пшеница, мужиков выгнали жать, а они, чтобы покончить барщину за один раз, зажгли его со всех сторон при благополучном ветре. Жаль, что яровое не поспело, а то и его бы за один раз покончили. Отрадное происшествие. Так вот, летим мы во весь дух мимо этого замечательного села...". (1857)
   Через 50 лет будут пылать тысячи помещичьих имений. А сейчас приветствуется и повешение эксплуататоров:
   "Крестьяне помещика Демидова, того самого мерзавца Демидова, которого я знал в Гатчине кирасирским юнкером в 1837г. и который тогда не заплатил мне деньги за портрет своей невесты, теперь он, промотавшийся до снаги, живет в своей деревни и грабит крестьян. Кроткие мужички, вместо того, чтобы просто повесить своего грабителя, пришли к губернатору просить управы... " (1857)
   Кобзарь о коммунистах:
   "...На правом берегу Волги лоцман парохода показал мне бугор Стеньки Разина...славного лыцаря Стеньки Разина, этого волжского барона и наконец пугала московского царя и персидского шаха. Открытые большие грабители испугались скрытого ночного воришки!
   ...По словам того же рассказчика, Разин не был разбойником, а он только на Волге брандвахту держал, и собирал пошлину с кораблей, и раздавал ее неимущим людям. Коммунист, выходит". (1857)
   Выходит, коммунист. Так сказать, экспроприатор экспроприаторов. Шевченко, как и коммунисты, всегда был сторонником радикальных решений:
   ...Добра не жди,
   Не жди сподіваної волі -
   Вона заснула: цар Микола
   Її приспав. А щоб збудить
   Хиренну волю, треба миром,
   Громадою обух сталить;
   Та добре вигострить сокиру, --
   Та й заходиться вже будить... (1858)
  
   Кобзарь начал будить "хиренну волю" при Николае Первом, а его наследники-кобзарята закончили дело при Николае Втором. Разбудили ее - и стали воспитывать нового человека. А он никак не воспитывается. Тогда они воспользовались радикальными рекомендациями Т. Шевченко по воспитанию и перевоспитанию человека: "Тюрьма, кандалы, кнут и неисходимая Сибирь." Вот какими были педагогические воззрения нашего Макаренки:
   "Сегодняшним же числом мне хочется записать или, как зоологи выражаются, определить еще одно отвратительное насекомое. Но как бы не напичкать мой журнал этой негодной тварью до того, что и порядочному животному в нем места не останется. А впрочем, ничего, это миниатюрное насекомое места немного требует. Это двадцатилетний юноша, сын статского советника Порциенка. Следовательно, тоже птица не низкого полета. Все эти конфирмованные, так называемые господа дворяне, с которыми я теперь представлялся перед лицом отца-командира, все они люди замечательные по своим нравственным качествам, но последний субъект, под названием Порциенко, всех их перещеголял. Все их отвратительные пороки вместил в своей подлой двадцатилетней особе. Странное и непонятное для меня явление этот отвратительный юноша. Где и когда успел он так глубоко заразиться всеми гнусными нравственными болезнями? Нет мерзости, низости, на которую бы он не был способен. Романы Сю с своими отвратительными героями -- пошлые куклы перед этим двадцатилетним извергом. И это сын статского советника, следовательно, нельзя предполагать, чтобы не было средств дать ему не какое-нибудь а порядочное воспитание. И что же? Никакого. Хорош должен быть и статский советник. Да и вообще должны быть хороши отцы и матери, отдающие детей своих в солдаты на исправление. И для чего, наконец, попечительное правительство наше берет на себя эту неудобоисполнимую обязанность? Оно своей неуместной опекой растлевает нравственность простого хорошего солдата, и ничего больше. Рабочий дом, тюрьма, кандалы, кнут и неисходимая Сибирь -- вот место для этих безобразных животных, но никак не солдатские казармы, в которых и без них много всякой сволочи. А самое лучшее - предоставить их попечению нежных родителей, пускай потешаются на старости лет своим собственным произведением. Разумеется, до первого криминального поступка, а потом отдавать прямо в руки палача.
   До прибытия моего в Орскую крепость я и не воображал о существовании этих гнусных исчадий нашего православного общества. И первый этого разбора мерзавец меня поразил своим зловредным существованием. Особенно когда мне сказали, что он тоже несчастный, такой же, как и я, разжалованный, и, следовательно, мой товарищ по званию и по квартире, т.е. казармам. Слово "несчастный" имело для меня всегда трогательное значение, пока я его не услышал в Орской крепости. Там оно для меня опошлело, и я до сих пор не могу возвратить ему прежнего значения. Потому что я до сих пор вижу только мерзавцев под фирмою несчастных.
   По распоряжению бывшего генерал-губернатора, я имел случай просидеть под арестом в одном каземате с колодниками и даже с клейменными каторжниками и нашел, что к этим заклейменным злодеям слово "несчастный" более к лицу, нежели этим растленным сыновьям безличных эгоистов родителей". (1857)
   Вот те на. А говорил (обвиняя императора Николая и Господа Вседержителя):
   Ні, то люди, живі люди,
   В кайдани залиті.
   Із нор золото виносять,
   Щоб пельку залити
   Неситому!...То каторжні.
   А за що? Те знає
   Вседержитель... а може, ще
   Й він недобачає. (1844)
  
   Теперь же: "Рабочий дом, тюрьма, кандалы, кнут и неисходимая Сибирь-вот место для этих безобразных животных...". Вот и верь после этого кобзарям. Получается так: что дозволено Юпитеру (Тарасу Первому), то запрещено быкам (Николаю Первому и Господу Богу).
   Но если это так, то ему подсудны все. Он же -- никому. Его суд -- это абсолютный, или страшный суд. А он, соответственно, будет называться "страшный" судия. Это потому, что для такой роли (судить всех, начиная с Бога) от человека требуются совершенно особые качества. (И.А.Крылов их увековечил в басне "Слон и моська"). Ниже мы увидим, что Шевченко такими качествами обладал в высшей степени. Его деформированная личность искажала картину мира систематически и настойчиво.
  
"Н.Греков,К.Деревянко,Г.Бобров. Тарас Шевченко - крестный отец украинского национализма"


Украинские Страницы, http://www.ukrstor.com/
История национального движения Украины 1800-1920ые годы.