Иосиф Каминский

Национальное самосознание нашего народа

Д-р Иосиф Каминский — галицко-русский деятель, публицист, юрист

Лекция моя подобна фельетону и не стремится к литературным лаврам. Она имеет целью утвердить тот факт, что существование, развитие и будущая судьба нашего народа зависят от сознательного и сильного национального убеждения, от русского самосознания, что он был, есть и будет русским, что он есть часть великого русского народа. Без этого сознания нет возрождения, нет свободы, нет национальной культуры.

Думаю, что вопросом национального самосознания особенно важно заняться именно теперь, когда так часто приходится читать о нас, что мы вообще не русские, что мы по происхождению белые хорваты или украинцы, не имеющие с великим русским народом ничего общего, или же что мы представляем собою отдельное, какое-то особое славянское племя, переходный смешанный этнографический тип, который в интересах своего существования должен произвести над собою вивисекцию и ассимилироваться с более культурным славянским соседним народом. В довоенное время встречались мы с теориями что мы особый народ угророссы, по-русски говорящие мадьяры или мадьяры грекокатолического вероисповедания.

Воистину, трудно воздержаться от сатиры! После тысячелетнего существования карпаторусского народа теперь, в XX столетии, нашлись люди, которые считают нужным открыть нас, как какой-нибудь дикий полуизвестный народ в Африке. Нам дают новые имена, для нас пишут грамматики, создают новый письменный язык и всеми мерами стараются отдалить нас от колыбели, от корня, от чисто русского происхождения — одним словом: хотят нас денационализировать.

Стремление к денационализации продолжается с конца XIX столетия, и ныне карпаторусский народ чувствует себя, как та первобытная рыба Австралии, которая сама не знает, рыба она или ящерица. Замечу в скобках, что нас готовы считать и медведями, как представляет изобретенный неизвестным геральдиком герб Подкарпатской Руси, на котором карпатский медведь сердито стоит у сине-желтой воды.

Говоря о значении национального самосознания, мы прежде всего должны разобрать все эти теории о том, кто мы такие.

Во-первых, теория о белых хорватах. Не смею оскорбить это неизвестное, вымершее, а может быть, и совсем мифическое племя; ведь de mortuis aut bene, aut ninil (о мертвых или хорошо, или ничего). Однако не подлежит сомнению, что от белых хорватов не осталось и следа на карпатских горах и в долинах. Белые хорваты оставили нам только загадочный «белый лист», на котором современные изобретатели, этнографы, историки и политики пишут свои собственные безответственные мысли. Вероятно, в память белых хорватов дали нам теперь чиновников, служивших до революции в Боснии и научившихся там по-хорватски. Но допустим, что перед нами жили здесь белые хорваты, значит, славянский народ; однако мадьяры уверяют, что они были первыми, а мы только пришельцы.

А между тем все горы, долины, скалы, села носят стародавние русские названия.

Иначе обстоит дело с теорией украинских реформаторов, так называемых «народовцев». По этой теории мы украинцы. Наш род столетия тому назад отделился

от великорусского, хотя некогда был с ним одним. На протяжении истории наш язык приобрел особый характер, чем стараются доказать, что и наш народ особенный, отдельный от русского, славянский народ. Чтобы и имя наше не было сходно с русским, перекрестили нас в украинцев и в целях разрушения национального и культурного единства русского народа объявили войну всему русскому и нападают на русский народ, ругают русский письменный язык и живую русскую речь.

Смешная и напрасная борьба! Как Дон-Кихот, воюют с ветряными мельницами эти люди. Это они ввели у нас новую грамматику и новый письменный язык, лозунг которого: смотреть, чтобы искусственная разница между общерусским письменным языком и между новым украинским была как можно больше и чтобы разница с чехословацким была как можно меньше. Понятно, что живой язык нашего народа не имеет ничего общего с этим волапюком.

Нет места обсуждать теперь неправильности и непоследовательности этого нового письменного языка. Констатирую только одно. В то время как все литературные языки культурных народов — от древних греков и римлян, от Кирилла и Мефодия — старались усовершенствовать правила языка, новый украинский язык как раз наоборот — упрощает язык. Например, при склонении двух- и трехсложных слов мужского рода в родительном, дательном и предложном падежах устанавливается одно и то же окончание (слово город, окончание «у»). В среднем роде именит., род., вин. падежи единственного числа имеют ту же форму, например, слово «прошение», или, по реформаторам, «прошеня» или «прохання», в двенадцати падежах повторяет пять раз одну и ту же форму. Вместо предлогов «в» употребляют «у», вместо «к» — «до» и предлог «с» заменяют «из» или «з». Их грамматика может служить образцом сбережения и простоты. Принцип varietas delectat (разнообразие доставляет удовольствие) их совсем не интересует. Создать такую реформированную грамматику очень нетрудно: искалечить русский язык, выдумать новые слова, упростить склонения, ввести в обиход правила кулинарного провинциализма — и новый язык готов, и можно гордиться, что ты не консерватор в деле языка, а современный эволюционер.

Музыкальность, доброзвучность этого языка удивительна.

Прочту вам статью «Украинского голоса» под заглавием «Як чехи вшанували память своих героив»: «...24-го квитня 1921 р. видбулась в Прази велика, жалибна парада. Чехи ховали своих героив повишельникив, що згинули на австрийський шибеници за те, що з крисом в руках стали на прю з гнобителем свойого народа. Подобни торжества видбулись у всих великих народив, що брали участь у всесвитний вийни...» «Чи тямите, килько то говорилось про Чехив, що стримали останний похид нимцив на Париж? Се були саме ти чеськи легиони... вони знали, що для них немае вороття... вони знали, що як в бою не згинуть вид кули, то полонени повиснуть на шибеници... Одному по другим засиляли стричок и пидтягали на шибеницю... Дурни кати! Вони не знали, що з крови героив мусять вирости поколиння местникив святой справи. Вони не знали, що гнетом и знущанням лишь сталишься духа народу, лишь защиплюеться ненависть до гнобителя. А ненависть до ворога, то у поневоленого народу велика циннисть. И лишь той щиро любит Батькивщину, хто палко ненавидить ворога. О 3-тий години сполудня рушив похид зи “Старомеского намести” попид старезну, славну “Прашну брану”.

«Усю ту килька-кильометрову дорогу обложили шпалири шкильной дитвори и молоди. А за ними тисячи тисяч народу — битком, по хидниках — не перетиснешся. 3 викон, бальконив, дахив теж тисячи тисяч голов. По вулицях засвичено електрични лямпи. Тихо. Лиш шепит як плескит морських филь идее по товпи...»

«Скильки-скильки винцив!... На самим кинци два вози повни винкив. Там миж ними оден вид мисии У.Н.Р.».

«Видтак ишла музика двох полкив и грала жалибний марш. За нею виддил дивчат — уси в билих строях — в руках несли на тарилках символичный народный дар.

Описля делегация италийських офицерив з винком.

Нагло стотисячна товпа з шанобою видкривае голови. Се йде центр, змист и триюмф походу.

На гарматах — вийськовим звичаем везуть героив. По дви домовини на гар¬мату.

Чути як дуднять тяжки пушки по брукований вулици, як дзвонять кинськи копита об каминь.

На домовинах винки.

Попри домовини йдуть по обох сторонах по 3 чеськи легионери з Италии — товариши мученикив! — попри них по 3 жовнири з наиженими багнетами.

Як сумно й торжественно...

Оглядаюсь мимоходом и бачу довкола сльози в очах.

На другий гармати, на ляфети винок звязаний великими жовто-блакитними лентами. Дар Украинськой Армии».

Вот стихотворение одного современного украинского поэта:

Звичайне горе в модний форми

Садок, футир и воритьтя...

Звидсиль панна, мов страхитьтя

Посилае в степ зитхання,

Повни скуки и ридання!

Чаривливий чар говиння,

Любовного шепотиння

Так минувся, мов похмильля;

Лишив смуток божевильля.

Козак кинув без вагання;

Понис другий чар кохання;

Личко панны з цього менту

Стало вянуть геть до щенту!

Зараз вона вже замитня,

Цеж история неновитня,

Втикло щастя за воритьтя —

Панна шляесь мов страхитьтя.

Лиш природа в зрак бажання

На цей сруток и зитхання

Е причастна в тим болинню:

Дивич-серця пригноблинню.

Билий котик зтиха мявка,

Чорний песик зридка гавка,

А теличка доси жвава,

Вже не скаче гоца-драла...

Ворон краче на дубищи

А на клуни сова свище;

Зрикся бузько клекотиння,

Як ще в панни пригноблиння...

Воистину высокая музыкальность!

Реформаторы объявили анафему твердому знаку «ъ» и включили в «index» праотцовские русские выражения: «здравствуй», «мое почтение», «до свидания». Вместо них употребляют: «мое поваженя», «до побаченя», «прошу видбаченя». Родная речь стыдится перед ридной мовою!

Не удивительно, если какой-либо чехословак, познакомившись с этим новым языком по переводам реформаторов с чешского на украинский, где чешские слова попросту снабжены украинскими окончаниями, невольно воскликнет: вот, собственно говоря, нет у нас литературного языка, народ карпаторусский не имеет настоящего русского характера, русские чиновники, солдаты, слуги и служницы уже все говорят по-чешски, следовательно, надо сближать «русинский» язык с чешским, отстранить кириллицу — и языковый вопрос окончательно решен.

Нужно ли обосновывать, что украин¬ское направление— вольно или невольно— служит денационализации?

Вполне естественно, что национальное самосознание нашего народа трудно развивается под влиянием языкового хаоса, и без которого оно было сильно ограничено бывшей мадьяризацией.

До мадьяризации, которая интенсивно началась в 80-х годах XIX столетия, не было у нас ни языкового, ни национального вопроса. В истории тысячи лет мадьяры считали и называли нас русскими (oroszok), у нас же, карпатороссов, не было разногласия ни в деле языка русского, ни в вопросе русской национальности. Род был русский, язык русский, вера русская, обычаи, предания, школы русские. Наша цер-

ковная и светская литература воспитывалась в лоне русского письменного языка.

Наш будитель А.Духнович верно выражал общие чувства своего народа, когда писал:

Я русин был, есмь и буду,
Я родился русином,
Честный мой род не забуду,
Останусь его сыном.

Великий мой род и главный,
Миру есть современный,
Духом и силою славный,
Всем народам приемный.

И теперь кто питает мя?
Кто кормит, кто мя держит?
Самое русское племя
Мою годность содержит.

Литературная и культурная деятельность наших великанов во второй половине XIX столетия носит печать сознания национального и культурного единства с русским востоком. Это бесспорно. Об этом поет А.Духнович в аллегории «Сирота в заточении», где сирота представляет наш народ, мать же — Россия.

...дорогая матушка
была мне личным цветом,
ее жаркое лобзание
владело моим светом.

Но горе! о неудобна
участь так ми судила,
завистна судьба от сладкой
мамки мя отлучила.

Отлучил и во чужину
в заточение отвлек,
чужим духом и образом,
и странным платьем облек!

Мы не слышим взаемный плач,
тяжкий вздох и трудный жаль,
еднострастна наша тужба,
но бессогласна печаль!

О, не можно мне забыти
сладко мамушки лоно.

Возрождению и развитию русской национальной жизни, зачатой в средине XIX столетия, воспрепятствовала мадьяризация церкви и школ в 80-х годах. Период после Кошутовой войны, когда Карпат¬ская Русь была административно организована как русская область и могла бы развить нашу национальную жизнь, кончился в 1867 г. Отстранены были «руссофилы», культурные институции наши: церковь, духовенство, церковные школы и учительство стали неблагожелательными элементами перед новым принципом угорского государства: «единый штат, единая нация». Общество св. Василия преследовалось и распустило свое казино в Ужгороде, старая русская учительская семинария в Ужгороде была объявлена правительством в 1883 г. по языку преподавания мадьярской. В администрации епархий и церковных школ русский язык мало-помалу должен был дать место мадьярскому. В гимназии русский язык преподавался только как необязательный предмет.

Законы о равноправности народностей, о правах языка национальностей в школах и администрации, о назначении чиновников, владеющих языком местных народностей, остались законами на бумаге, без проведения их в жизнь. Наша молодежь научилась в школах и в войске мадьярскому языку, а материнский русский язык был в пренебрежении, наполнился мадьярскими и словацкими словами. Сколько раз видели мы, что наш русин, вернувшись из войска или из Америки домой, охотно говорил по-словацки. Общеизвестна пословица о русском солдате из села Люта. Выслужив три года далеко от родного села, возвратился он домой и гордо спрашивает селян: «Dze ten valal L’uta?»

Конечно, и ответ был подходящий: «Пропал бис Иване!.. То не валал, но село!»

Самопонятно, что бремя мадьяризации сильнее чувствовала наша интеллигенция, чем простонародие. Но не было у нее сопротивления, потому что не было самостоятельной, материально независимой интеллигенции.

Судьба, все ее существование зависели всецело от доброй воли и ласки правительства и урядов. При таких обстоятельствах русское самосознание сохранялось только в семейных и приятельских интимных кругах и в церковных школах. В моем детстве и в мои студенческие годы отцы наши, родные, учителя и священники еще не забыли о народности, о русскости, еще помнили народные песни, сказки, предания, обычаи, пословицы и передали их нам. Тогда еще не было стыдно быть русским.

В конце XIX столетия, а особенно с начала XX столетия, значительная часть русских церковных школ перешла в руки державы с мадьярским преподавательным языком, в средних школах русские студенты едва слушали преподавание русского языка; в Ужгородской гимназии запрещено было кланяться по старому обычаю с приветствием по-русски: «Слава Иисусу Христу!» Интенсивность мадьяризации охватывала и часть интеллигенции, которая сама помогала мадьяризации. Повышение в чинах или стремление стать благонадежным служили приманкой для мадьяронов. Их работа была, что общество св. Василия было распущено, и на их совести печальная борьба за отстранение кириллицы, за введение мадьярского церковного языка, за реформу церковного календаря. Жалкая эпоха истории нашего народа, венцом которой был школьный закон 1907 года. Этот закон был смертью русского языка. В эту эпоху денационализации выдвинулись лозунги: «В Угорщине нет русских, есть только мадьяры, говорящие по-русски!» Или: «Мы не русины, но грекокафолики!»

Удивительно, что наша русская, так славно возрожденная в 60-х годах XIX столетия литература не уничтожилась под натиском такой мадьяризации. И в тяжелые времена были у нас патриоты, которые с самопожертвованием крепко стояли за права русского языка и народности и не отреклись от принципа, от русского литературного языка, от духовного и культурного единства с русским востоком. Слава им!

В разгар денационализации вспыхнула всемирная война. Русофобство среднеевропейского германского союза принесло с собой новый способ денационализации нашего народа. Нужно было создать планы украинской державы под германским протекторатом — против России. Во время войны началось расширение украинской агитации, распространение нового украинского языка. У нас это не удалось.

В революции наш народ остался при своих русских традициях, при принципах Духновича. Только в конце 1919 года началась борьба украинского направления против нас, и то под чужим влиянием.

Жаль, что эта борьба и ныне продолжается в ущерб нашего общего русского дела и служит препятствием национальной консолидации карпаторусского народа. Как странно, что после освобождения и теперь грозит нам кошмар денационализации!

К революции, к освобождению, к самостоятельной культурной жизни наш народ не был приготовлен. Русская национальность беспомощно лежала в летаргии, народные силы не были сорганизованы. Страшный переворот после всемирной исполинской войны безусловно потребовал и от нашего народа объединения и напряжения всех народных сил. Национально слабосознательный, к интенсивной культурной работе не организованный, тяжелыми последствиями войны экономически уничтоженный карпаторусский народ должен проснуться, должен понять, что его судьба, его будущность зависят от укрепления русского национального сознания, от непоколебимого русского убеждения. Особенно ныне нуждается наш народ в сознательной народной работе, когда предстоит ему заложить фундамент новой эпохи своей истории, своего самоуправления.

Без сознательного национального чувства нет свободы, нет народной культуры, нет жертвы на алтарь культуры. Видя во¬одушевление в сердцах сознательных элементов нашего народа и стремление хранить принципы первых будителей — Духновича и его наследников, видя и опыты денационализации, мы уверены, что скоро настанет время, когда весь карпаторусский народ будет охвачен творческой силой национального самосознания.