Книги из России с трудом доходили до Галицкого читателя -

если они и оказывались в библиотеках, их попросту старались не выдавать читателю, а при пересечении границы они надолго задерживались в цензуре. Известно также, что в 1822г. ввоз русских книг был вообще запрещен [70, с.6]. „Как ни мало доступна была русская книга австрийским славянам, еще меньше галичанам, она все-таки попадала в Карпатскую Русь и делала свое дело", - пишет исследователь галицкой истории И.С. Свенцицкий [Цит. по 70, с.9]. Но именно с русских книг началось знакомство галицких будителей с Россией и русской культурой, с русским литературным языком, о котором в своей брошюре 1846 г. Головацкий скажет: „Русский язык, т.е. книжный язык русских, поскольку он основан на русинском наречии и церковно-славянском языке и является результатом развития (Ausbildung) обоих, легко понятен каждому образованному русину, который, кроме родного языка, безусловно знает церковнославянский, только великорусский разговорный язык ему нужно специально учить" [143, с.4]. Недаром Шашкевич захотел познакомиться с Я. Головацким именно тогда, когда узнал, что тот „занимался русским языком и историей Руси" [70, с. 19]. Русские книги попадали к молодым галицким будителям случайно. Так, Я.Головацкому удалось купить несколько од Державина, он их выучил наизусть, „хранил как драгоценный клад" [70, с. 19]. Исследователю В.Малкину, на которого мы ссылаемся и еще будем ссылаться { В монографии В.Малкина [70] читатель найдет многочисленные примеры интереса галицких деятелей культуры к России, к русской литературе. Выражать сочувствие москвофилам и их предшественникам в советской печати, ориентировавшейся исключительно на украинофильскую точку зрения, было попросту невозможно. Автор сообщает лишь очень интересные фактические данные. Несмотря на его осторожность, труд был подвергнут озлобленной критике. Автор вынужден был не возвращаться более к теме галицко-русских связей и симпатий.}, удалось найти неопубликованную рукопись Я.Головацкого „О книгах, находящихся в руках отдельных ученых или в библиотеках и архивных собраниях Галицкой Руси". Наряду с богословской литературой Головацкий называет сочинения Ломоносова, Феофана Прокоповича, Державина и других видных писателей ХVII - XVIII веков" [70, с.9]. Особенно трудно доходила

до галицкого читателя новая русская литература, но все же еще в студенческие годы Головацкий и его товарищи знали отдельные произведения Пушкина, Крылова, Лермонтова и других русских писателей, тайно переписывали их. Об этом вспоминает в своих мемуарах ученик Головацкого Богдан Дедицкий. В 50-х годах он пользовался тетрадями, хранившимися у Головацкого, для составления своей „Русской анфологии". Но и в 50-е годы Головацкому приходилось хранить эти „самиздатовские" тетради за семью замками - профессора могли заподозрить в московской пропаганде [70, с.20] {[1] О Я.Ф.Головацком как популяризаторе украинской и русской книги в 30-е и40-е годы см. сообщения В.Е.Задорожного [31, с.12 - 13].}.

В 30 - 40 гг. в России оживляется интерес к славяноведению, открываются 4 славянских кафедры в русских университетах, русские ученые едут в славянские страны, завязывают переписку со славянскими будителями. Галичина не была исключением. В 1835 г. Львов посетили русские ученые и литераторы М.П.Погодин и Н.П.Надеждин, (профессора московского университета), а также Д.М. Княжевич и П.В.Киреевский. Они посетили Онуфриевский монастырь, где похоронен Иван Федоров, познакомились с его настоятелем, василианским ученым монахом, историком и краеведом Варлаамом Компаневичем. Позже, в начале 1848 г., состоялось знакомство известного русского слависта И.И. Срезневского с братом Якова Головацкого Иваном, и в том же году с Яковом Головацким и Вагилевичем. Постепенно, в 30-е - 40-е гг. XIX в. завязались научные контакты, обмен книгами, переписка галицких будителей Зубрицкого, Вагилевича, Головацкого с учеными из России М.П. Погодиным, М.А.Максимовичем, И.И.Срезневским, О.М.Бодянским {Эта страница галицко-русских связей достаточно хорошо изучена. Фактические данные см., напр., у Гербильского [31, с.81 - 83. 32, с.196 - 209].}, в Галичину с большим трудом, порой окольными путями, поступают русские книги и периодика [70, с.32 - 38]. На страницах русской прессы выходит ряд работ галицких будителей и даже одна книга - труд Зубрицкого „Критико-историческая повесть временных лет

Червонной, или Галицкой Руси. От водворения христианства при князьях поколенья Владимира Великого до конца XVI столетия", перевод и издание которого осуществил О.М.Бодянский в 1845 г.

Особенно важным было знакомство и близкие контакты галицких будителей с М.П.Погодиным, много сделавшим для того, чтобы познакомить галичан с Россией, а Россию с Галичиной. По возвращении в Москву он посылает большой короб книг и периодики на сумму более тысячи рублей, предназначенных частично институту Оссолинских, а частично Онуфриевскому монастырю. Книги посылаются Компаневичу [32, с.69]. Погодин переписывается с галицкими будителями, информирует их о событиях научной жизни в России, которые могут их интересовать, получает из Галичины книги, рукописи, снабжает галичан книгами и журналами, сообщает интересные сведения и т.д. Изданные позднее письма корреспондентов Погодина, рукописи которых хранятся в Отделе рукописей РГБ, доныне - важнейший источник по истории национального возрождения Галичины [111].

В украинской исторической науке существует стойкое убеждение, что именно с подачи Погодина {[1] Погодин посетил Галичину дважды - второй раз в 1839-1840гг. Известный украинский исследователь 1-й четверти XX в.. К.Студинский, враждебно относившийся к русскому движению в Галичино, обнаружил в архиве рукопись польского писателя Генрика Богданьского, который рассказывает о пребывании Погодина в Галичине в его второй приезд 1839 -1840 гг. Студийский кратко излагает сообщаемые Богданьским сведения о якобы производившейся Погодиным агитации в пользу „москвицения русинув".} Зубрицкий пришел к убеждению о единстве русского народа „от Карпат до Камчатки". „В национальном вопросе, - пишет Гербильский, - Зубрицкий стоял на погодинских позициях, признавая российский („русский") народ единым народом от Карпат до Тихого океана..." [31, с.80 - 82], а Иван Франко прямо писал, что Зубрицкий „был отцом доктрины про единство всего русского („руського") народа..." [31, с.80]. С этими построениями трудно согласиться. Думается, Погодин решительно ничего не изобретал, а лишь признавал общепринятое

тогда (и еще много позже!) понятие своей русской национальной принадлежности. Нужно помнить, что проблемы „Украина ИЛИ Россия" вообще тогда не существовало - Украина была неотъемлемой частью России, Киев - матерью русских городов. С решения Переяславской рады 1654г. „Волим под царя Московского, православного" прошло тогда уже почти 200 лет, Украина, по официальным царским документам Малороссия, как и вся Россия, состояла из отдельных губерний - Черниговской, Полтавской, Киевской, Подольской, Волынской [141, т.28, с.492]. Пятой графы тогда вообще не существовало, население делилось не по национальностям, а по вероисповеданиям, а так как украинцы и русские-великороссы были православными, между малороссом из Киева или москвичом не было никакой разницы. Русский язык знали все, на нем шло и начальное, и среднее, и высшее образование. Для галичан же вопрос состоял в том, являются ли они, называвшие себя порой малоруссами или южноруссами, частью этого великого русского народа или нет. Понятие отдельного от русского украинского народа тогда не существовало, перед галицкими будителями стоял только вопрос-они принадлежат к русскому или к польскому народу - и ответ был однозначный. Недаром издревле русины называли себя „рускими", „руськими", повторяя свое самоназвание, сохранившееся еще с Киевской Руси. Галицкие будители вообще часто смешивали понятие „русский", т.е. русин или русский - великоросс. (Да и доныне едва ли мы назовем Гоголя великим украинским писателем!). То же было и с понятием „русский язык". Так, Головацкий обозначает этим термином и язык од Державина, и язык „Энеиды" Котляревского, и живой разговорный язык русинов Галичины. На это явление обратил внимание Малкин [70, с.21 ].