На начало 60-х гг. падает так называемое „обрядовое движение", т.е. попытки в рамках униатской церкви очистить ее обряд от позднейших католических наслоений и искажений. Как известно, уния 1596 г. предусматривала полное сохранение православного богослужения и только переход под власть папы. На деле все сложилось совсем иначе. К середине XIX в. вследствие прямого католического нажима, а также бессилия и бесправия униатского духовенства, продолжавшегося в столетия польского владычества и последующие десятилетия пребывания Галичины в составе Австрийской империи, накопилось множество искажений богослужения и даже прямых абсурдов. Позднее Наумович перечислит многие из них, и кто немного знает православную службу, поймет, насколько они серьезны. Иногда в униатских церквах вообще нет иконостасов, нет завесы на царских вратах, нет трех обычных дверей, есть много алтарей, употребляются органы, монстранции. (католические дарохранительницы в виде звезды), колокольчик во время службы. Существуют церкви, в которых опускаются или произвольно сокращаются молитвы при совершении таинств, в пост не. служится литургия преждеосвященных даров, духовенству дано право совершать литургию трижды в день, нет ни одного вполне устойчивого обряда, и между русскими униатами возникла пословица „что попик, то типик" и т.д. [90, с.21-22]. На страницах газеты „Слово" анонимный автор писал о многих безобразиях, которые творились в униатских церквах. На почернелых и запыленных стенах были

развешаны не только образа святых, но часто мирские портреты шляхтичей и королей польских. Вместо греческого престола стоял алтарь со статуями святых иезуитов. Бoгoслужение было сокращено, опускались ектении, для, бедняков не полагалась отпевания, а только "покропление", хотя православный требник, не отмененный в униатской церкви, не делает никакого различия между богатыми и бедными и т.д. [85, с.36].

Православных церквей в Галичине вообще практически не было, попытки вернуться к православию или приблизиться к нему жестоко пресекались. Так, Зубрицкий писал Погодину в 1845;г. о священнике Любковиче. Короткий срок в 1809-1815 гг. Тернопольская область принадлежала России. Тогда в униатские священники был поставлен священник Любкович. "Человек этот, - пишет Зубрицкий - усердно предан православию, не хотел, в церкви поминать папы Римского, исповедовать „от Сына и пр." Когда область вернулась под власть Австрии, священник не отказался от своих убеждений, несмотря на требования епархиального начальства. Тогда его признали слабоумным и заключили в смирительный дом, где он "уже более 20 лет отлучен от жены и детей непоколебимый в своем веровании томится" [111, с. 574]. В середине XIX века в Галичине ставить вопроса о возвращении православия не было никакой возможности, и дочь Зубрицкого Станислава еще только мечтала о сборе пожертвований для постройки православной церкви во Львове [111, с.538]. Как известно, единый дневной, недельный и годовой круг церковных служб православной церкви содержит в себе не только обряд, но и законченный цикл проповеди христианства, православия, а языковое наследие в богослужении, оставленное Кириллом и Мефодием, возвращало отторгнутых от восточнославянских корней галичан к их древней единой русской истории. В то же время восстановление чистого православного обряда можно было проводить легально в рамках униатской церкви. По мнению известного галицко-русского историка Филиппа Ивановича Свистуна (1844-1916), первый толчок к движению дал польский писатель Ипполит Сигизмунд Терлецкий - фигура достаточно противоречивая. Терлецкий стремился, к соединению

церквей под властью Рима, подвизался в Париже и Риме, был знаком с Зинаидой Волконской, как известно, принявшей католицизм, перешел в унию, принял духовный сан и мечтал распространить унию среди южных славян. Он искал поддержки у папы Пия IX, но, в конце концов, его попытки потерпели провал. Он ушел в Россию, принял православие и умер в Одессе в 1886г. архимандритом [122, с. 133 - 202]. Насколько именно Терлецкий дал толчок к обрядовому движению в Галичине или идея уже носилась в воздухе, нам пока не удалось выяснить. Но осуществлял ее в нелегких галицких условиях крупный деятель русского движения, ставший вскоре одним из его лидеров, Иоанн Григорьевич Наумович (1826 - 1891).

Наумович был знаком галичанам со времени революции своими корреспонденциями в венском „Вестнике", статьями по экономическим вопросам, стихотворениями и даже комедией „Гриць Мазниця або муж заманенный" - перевод коммедии Мольера. Выходец из семьи учителя, в 1851 г. ококончил семинарию, женился и был рукоположен в униатские священники. Прослужив некоторое время недалеко от Львова, он получил, наконец, в 1856 г. приход в местечке Перемышляны, где даже не было дома священника и пришлось поселяться при „дочерней" церкви в селе Коростне. Здесь отт прослужил 11 лет, до 1867 года, здесь со своего прихода начал „обрядовое движение". Потом на страницах „Слова" в 1861 г. он писал, что с самого поставлення во священники исправление обряда было для него, по его выражению, „приятнейшею мыслью" [123, № 70, 30/IX, с.361] и что он начал его шесть лет назад, т.е. сразу же при получении прихода в Перемышлянах. Его деятельность вызвала горячий отклик прихожан, недаром на первой литургии, которую он там служил, присутствовало всего 17 человек, а потом к приходу принадлежало 800 душ [85, с.20]. Идея исправления обряда была подхвачена и другими священниками и прихожанами, недаром на первых же выборах в краевой сейм Наумович был избран депутатом. Как только стало выходить „Слово", на его страницах стали печататься материалы по этой горячей теме и самого Наумовича, и других авторов, большею частью анонимно. Успех движения вызвал

резкий отпор в католических кругах, Наумовича обвиняли в „схизме" (схизматиками католики называют православных). Митрополит Григорий Яхимович не мешал движению, даже сочувствовал ему, но под давлением Рима вынужден был в 1862 г. издать пастырское послание, призывавшее униатское духовенство воздержаться от очищения обряда до решения собора, который митрополит обещал вскоре созвать. Но неожиданно - это было 29 апреля 1863 года - владыку нашли поутру мертвым в его комнате. Тотчас разнеслись слухи, что он отравлен [122, с.201]. Новый митрополит вообще прикрыл это движение. Злоупотребления продолжались, о чем позднее будет писать Наумович в своей апелляции.