„На радость всем славянам в 1918г. развалилась Австрия", - так скажет позднее В.Р.Ваврик [21,с.19]. В то же время лучшие чаяния многострадальной Карпатской Руси и ее русских деятелей не оправдались. В условиях большевистской России и Гражданской войны о воссоединении с „остальной Русью" не могло быть и речи. Не оправдались надежды и на мирную послевоенную политику западных держав-победительниц. Знаменитые 14 пунктов Вильсона, обнародованные в январе 1918 года, предусматривали предоставление народам Австро-Венгрии возможности для автономного развития. К объединению разорванных австрийскими внутренними границами трех частей Карпатской Руси в единое целое, как мы видели, русины стремились еще с революции 1848 г. Однако попытка председателя возникшей после распада Австро-Венгрии "Карпато-русской народной рады" Антония Бескида добиться на Парижской мирной конференции единой автономной Карпатской Руси успехом не увенчалась [62, с. 153- 154]. По Сен-Жерменскому мирному договору 1919 г. Северная Буковина перешла к Румынии, по Трианонскому договору 1920 г. Закарпатье вошло в состав Чехословакии. Один из 14 пунктов Вильсона содержал для Галичины мину замедленного действия - в нем предусматривалось создание независимого польского государства, причем не указывалось, какие именно земли в него войдут. И сразу же после распада Австро-Венгрии Польша выставила свои претензии на всю Галичину как на свою исконную провинцию. Антагонистами польским притязаниям в период конца 1918-1920 гг. выступили украинские националистические силы Галичины, не обескровленные, как русское движение, военным террором и Талергофом, постоянно имевшие поддержку австрийской администрации, и готовые военные формирования сичевых стрельцов. Бурные события 1918-1920 гг. закончились оккупацией Галичины Польшей, а в 1923 г. наступила ее окончательная аннексия. „После окончания войны в 1920 г., - писал Ваврик, - Галичина опять досталась на основании приговора амбассадоров

великих держав Польше, которая, перечеркнув ее национальное, историческое имя, переименовала ее в Мало-Польшу"[12,с.1].

В период войны 1918 - 1920 гг., в Галичине на местах возникали революционные органы. Своеобразным проявлением галицко-русского движения стала возникшая в конце 1918г. и просуществовавшая до 1920г. республика на территории самой западной и самой „русской" части Галичины Лемковщины, так называемая Лемковская республика. Состоявшееся на Лемковщине во Флоринке Народное вече 5 декабря 1918г. положило начало ее шестнадцатимесячного существования, с декабря 1918 по конец марта 1920 г. Во главе ее встали недавние жертвы австрийского террора - адвокат Ярослав Феофилович Качмарчик, арестованный в 1914г. и содержавшийся в тюрьме в Новом Санче [76, с.203], священник Димитрий Васильевич Хиляк, узник Терезина и Талергофа [76, с.450], и старик-крестьянин Николай Громосяк, узник Талергофа, затем обвиняемый во втором Венском процессе и вместе с Богатырцом и другими приговоренный к смертной казни [76, с. 125 - 126]. Знаменательно, что в народном вече участвовали также украинцы, а польские власти на первых порах не препятствовали существованию республики. Как скажет позднее на процессе Хиляк, „на собрании были голоса за присоединение к России, за создание особой республики, и даже за присоединение к чешской республике, однако не было решительно ни одного голоса за присоединение к Польше" [63, с.2; 5, с.9].B ходе веча и в дальнейшем окончательное решение оставлялось за мирной конференцией. Как только представилась возможность, польские власти в конце марта 1920 г. положили конец существованию республики, арестовав ее руководство. По прошествии более чем года Качмарчик, Хиляк и Громосяк предстали перед судом в Новом Санче по обвинению в государственной измене, что грозило всем троим смертной казнью{В частном письме от 12/ХІ 1963 г. приславший мне выписки из прикарпатской Руси" [63] Р.Д.Мирович называет процесс „завершением галицко-русских политических процессов". (Архив Н.М.Пашаевой).}. 10 июня 1921 г. состоялся суд. Подсудимые держали

себя смело и виновными не признали, а старик Громосяк на вопрос „не хотели ли вы отторжения Лемковшины от Польши?" ответил: „Одлученя? А кеды была прилучена? Ани не знам!" (Отторжения? А с каких пор она была присоединена? Я не знаю!" [63, с.6]. Все трое были оправданы судом присяжных. Но надежды лемков на „пункты Вильсона" и содействие западных держав не оправдались. По временному мандату, а с 1923 г окончательно Галичина, а вместе с ней и Лемковщина как ее часть, была отдана во владение Польше. Ни о какой территориальной автономии не было и речи [147, с.6].

Как только Галичина реально попала под власть Польши, началась ее активная полонизация, особенно на Лемковщине. В школы направлялись учителя-поляки, порой даже не знавшие местного языка [62, с. 155]. Родной язык изгонялся из государственных учреждений, даже метрики священники были обязаны писать по-польски. В университет принимались преимущественно поляки {Покойный Я. рассказывал мне, что еще незадолго до начала II Мировой войны получить университетское образование русскому львовянину было возможно, но найти какую-либо работу почти немыслимо, и таких как он молодых русских галичан преследовал жестокий голод.}. Из Львовского университета изгоняли неугодных профессоров. Так, был уволен и лишен пенсии ученый Тит Иванович Мышковский (1861 - 1939) за отказ присягнуть на верность Польше [8, с.57; 62, с. 155, 247]. При приеме на работу чиновника требовалась декларация о переходе в католицизм. Этот принцип применялся и вообще при приеме на работу. Офицером мог быть только поляк-католик и т.д. [62, с.155 - 156]. Сложно складывалась и религиозная жизнь края. Занявший кафедру епископа Перемышльского Иосафат Коцыловский, при поддержке митрополита А.Шептицкого [5, с. 11], развернул в 20-х годах широкую украинизаторскую кампанию. Он перемещал неугодных священников, посылал на приходы молодых политизированных украинских, использовавших церковь как политическую трибуну. Никакие жалобы епископу не помогали, и тогда с 1926 года начинается, а с 1927 г. развертывается массовый переход русских лемковских сел в православие

[122, с.601]. По свидетельству польского автора д-ра А.Крысинского, которое приводит в своей справке на 1929 год В.Р.Ваврик [12, с.5], треть всех лемков „в последние годы" приняла православие. Священников давала Варшавская православная митрополия. В 1929 г. перешел в православие и о. Димитрий Хиляк со своим приходом, к 1936 году в нем было 1000 лемков и среди них ни одного греко-католика [5, с.12].

При переходе в православие церковь не передавалась православным, если переходил в православие священник, он терял принадлежавший церкви дом, где жил. Православные начинали постройку православной церкви, обычно вблизи униатской, причем иногда часть села оставалась униатской, а часть становилась православной. Порой между православными и униатами происходили столкновения, даже вооруженные, наблюдались акты жестокой вражды между ними, причем часто польские власти ничего не делали для предотвращения беспорядков, были случаи, когда государственные чиновники даже натравливали одних на других, потом дело кончалось процессами, приговорами, тюрьмами и штрафами [62, с. 162 - 163]. Похоже, что и тут наблюдалась старая политика - напустить русина на русина. Церковная вражда на Лемковщине утихла лишь тогда, когда Рим вынужден был изъять лемковские униатские приходы из-под власти епископа Коцыловского и создать специальную Апостольскую администратуру, подчиненную непосредственно Риму. В конце 1934 г. на должность главы вновь созданной Администратуры был назначен талергофец, профессор церковного права, священник д-р Василий Мастюх, его сотрудником был о. Иоанн Полянский. От украинских националистов посыпались жалобы, доносы и угрозы. В конце концов д-р Мастюх 10 марта 1936 г. был отравлен и умер через два дня. До 7 октября того же года управлял Администратурой И.Полянский, пока не был жестоко избит украинскими хулиганами [62, с.168 - 170]. Назначенный в июне 1936 г. главой Администратуры священник д-р Яков Медвецкий запретил украинизацию в церкви, потребовал ни в проповедях, ни частным образом не чернить перешедших в православие, обязал настоятелей приходов вносить в среду прихожан мир

и любовь [74, с.З]. Никаких столкновений между Апостольской администратурой и православными священниками не было. Переход в православие целых сел наблюдался не только на Лемковщине - так, в 1928 г. отмечен подобный процесс и в Восточной Галичине [122, с.601].

Русское движение вышло из эпохи 1 мировой войны обессиленным и обескровленным. Много русских галичан полегло на талергофском кладбище „Под соснами", многие скончались вскоре по выходе из неволи. Те, что выжили, оказались разбросанными далеко от родной земли и друг от друга. Кто-то попал в плен, а то и просто сдался русским, а после Октября оказался в составе Чехословацкого Легиона, кто-то в войсках генерала Корнилова, кто-то у Деникина [146, с. 184]. Множество галичан-беженцев покидали когда-то гостеприимный Ростов на Дону, кто-то возвращался с Запада - из Австрии, где вплоть до ее распада вынужден был оставаться после Талергофа, кто-то из итальянского плена. Возвращение массы русских галичан на родину датируется 1921 годом [122, с.600]. Возвращавшимся все приходилось начинать с нуля. И с того же 1921 г. началось создание галицко-русской политической организации, начавшей свою деятельность под названием Русской Народной Организации (РНО), как скажет позднее Ваврик, „в ужасных условиях: во всем галицко-русском крае... были австрийской властью закрыты и конфискованы общества, народные дома, читальни, ученические пансионы, гимнастические дружины и библиотеки. Все это было Австрией передано украинцам как верным своим союзникам. Приказом последнего императора Карла... русская земля была объявлена Украиной" [12, с.4]. Большую роль в создании РНО сыграл бывший директор гимназии в Станиславове Владимир Яковлевич Труш (1869 -193 Р). Талергофский узник, по отзыву талергофского альманаха, один из „решительных и неустрашимых борцов и пионеров в деле полного приобщения Галицкой Руси к общерусской культуре", В.Труш „оказался после войны одним из первых будителей павшего, было, народного духа в крае" [127, вып.4, с. 127- 128]. Он же стал и первым председателем РНО. Позднее, в 1928 г., РНО была переименована в Русскую Селянскую организацию [122, с.601]. Как писал

Ваврик{На страницах "Временника Ставропигийского института" и отдельной брошюрой Ваврик опубликовал краткую, но очень емкую справку о русском движении в Галичине на 1929 г. [12], к сожалению, по 30-м годам подобных изданий нам обнаружить не удалось.} в 1929 г., РСО является союзом русского крестьянского населения, признающего национальное и культурное единство всех русских племен. Ее целью является защита национально-культурных, экономических и социальных прав русского крестьянина в Польше. РСО входит в состав общерусской национальной организации Русское Народное объединение, „чтобы общими силами добиваться в Польше всех гражданских прав: школ, равенства и свободы на родной земле". Число членов РСО в 1928 г. Ваврик определяет примерно в 80.000 - 100.000 душ [12, с.4].

Некоторые участники русского движения предвоенной поры узники Талергофа, вошли в межвоенную пору в организацию „Сельроб" о которой Ваврик даже не упоминает, т.к. не относит ее (и, думается, основательно) к явлениям русского движения. „Сельроб" - „Українське Селянсько-Робітниче Соціалистичне Об'єднання - т.е. Украинское крестьянско-рабочее социалистическое объединение, возникло в 1926 году на базе двух политических партий - холмско-волынского „Сель-Союза" и львовской, как ее называют москвофильской партии: Народной воли. Советский словарь 1968 года прямо называет Сельроб массовой революционной легальной организацией Западной Украины „которая была создана по инициативе Коммунистической партии Западной Украины и работала под ее руководством" [132, т. 3, 242]. Сельроб в 1927 - 1932 гг. выпускал во Львове газету „Сельроб". Лидером Сельроба называют известного уже нам по журналу „Новая жизнь" Кирилла Михайловича Вальницкого, пережившего „подвешивание" в Талергофе. В 1932 г. „Сельроб" был распущен польскими властями Пилсудского. Среди деятелей Сельроба был и Кузьма Николаевич Пелехатый (1886 - 1952) - фигура яркая и колоритная. В 1914 г. как член редакции львовской газеты галицких руссофилов „Прикарпатская Русь" был заключен сначала в Терезин, а затем переведен в Талергоф, где пережил „подвешиванье" за

заявление о своей „русской" национальности (в августе 1915 года вместе с К.Вальницким) [127, вып.З, с.150]. По выходе из Талергофа сотрудничал в галицко-русских изданиях, в том числе в Календаре общества им. Мих. Качковского за 1920 год, где поместил ряд очерков о репрессиях на Галицкой Руси в первую мировую войну. Публиковался в газете „Воля народа" и других просоветских изданиях, автор многочисленных статей, очерков, фельетонов. (Сборник его публицистики эпохи Сельроба после его смерти в 1959 г. был издан во Львове.) Его перу принадлежит также целый ряд написанных в межвоенную пору агитационных стихов в духе Демьяна Бедного, подписанных псевдонимом Кузьмы Бездомного. В 1927 - 1928 гг. он был редактором газеты „Сельроб". В советскую эпоху он с 1948г. член КПСС, был депутатом Верховного Совета СССР и Верховного Совета УССР, заместителем председателя Львовского облисполкома. По словам Р.Д.Мировича, Пелехатый „всегда живо откликался на нужды обращающихся к нему земляков" [70, с. 162 - 163; 79, c.VI - VII].

Собственно русское движение в межвоенной Галичине не имело политических союзников - ему было не по пути с коммунистами, ориентировавшимися на ІІІ Интернационал м.б. даже более, чем на советскую Россию. Полонизаторская политика польского правительства была явно враждебна русским галичанам, сохранявшим по отношению к нему только вынужденную лояальность, тем более чужд был им украинский национализм. Не по пути им было и с русской эмиграцией. Р.Д.Мирович, вдумчивый историк и непосредственный свидетель тогдашних событий, замечает, что „галицкие" москвофилы" не находили точек с оприкосновения с белоэмигрантами, какой бы они масти ни были. Белоэмигранты витали мыслями в облаках высокой политики, мечтая о падении советской власти и о своем триумфальном возвращении в Россию, и не обращали внимания на незначительную группу каких-то маловедомых галичан, занятых малопонятным для белоэмигрантов делом сохранения своей национальности, которой угрожал польский шовинизм" [81 с.8-9].

Мирович не случайно говорит о незначительной группе маловедомых галичан - в межвоенный период вплоть до самого 1939 г. русское движение так и не оправилось после Талергофского разгрома. Но деятельность русских галичан продолжалась не только, и мы скажем не столько, на политической арене, сколько на ниве культуры и общественной жизни. Закрытые или захваченные украинцами в последние годы австрийского владычества учреждения и культурные организации постепенно возвращались руссофилам. Первым в 1919г. возобновило свою деятельность Общество им. Михаила Качковского. Думается, это не случайно больше всего русская идея жила в среде крестьянства. Душой движения была галицко-русская интеллигенция, среди представителей которой, было достаточно выходцев из крестьянской среды. (Вспомним хотя бы братьев Марковых, Бендасюка, Ваврика.) Как сообщает в своей справке Ваврик, на 1929 год Общество имело дом во Львове, 4 филиала и 209 читален. Количество его членов в 1929 году составляло внушительную цифру 4614. Правда, до Первой мировой войны их было около 12 000 [12, с.9]. Издательская деятельность Общества была достаточно интенсивной. Так, например, в 1922 г. выходит повесть И.Г.Наумовича „Сироты" как часть 475 номера изданий Общества. (Если вспомнить, что за июнь-июль 1914г. вышли номера 462/463 вероятно последние перед войной, то выход к 1922 году 12 частей говорит о многом). Книжка Наумовича издана на „язычии", как написал ее автор, этимологическим правописанием со значками над некоторыми буквами „с применением до малоруского выговора". А для тех, кто знакомы только с общерусским литературным правописанием или учились в школах только фонетическому, на стр. 2 предлагается табличка произношения отдельных букв. Эта книжка интересна еще и тем, что на трех страницах обложки и в конце книжки на стр. 103 - 112 приводится список имеющихся на книжном складе изданий Общества, издательства „Век культуры" и др., всего 646 изданий разных годов [93]. В отдельный раздел помещены „Издания на галицком наречии". Предлагаются и портреты Н.В.Гоголя, О.А.Мончаловского, И.Г.Наумовича. Общество публиковало списки своих

продолжаюшихся изданий и их содержания на страницах „Временника" Львовского Ставропигиона разных годов. Выходят „Наука", „Народная библиотека", „Иллюстрированный народный календарь". Выпускалось множество оттисков отдельных статей в виде брошюр. Как верно заметил Мэгочи, по межвоенному периоду об Обществе им. М.Качковского практически нет литературы [89, с.143]. Нет и библиографии его изданий, как впрочем и вообще галицко-русских публикаций, в межвоенный период достаточно многочисленных, отрывочно представленных в наших библиотеках. Из периодических изданий упомянем орган РСО еженедельник „Земля и Воля", „Русский голос", а также „Кооперативний Вісник", орган Русского Ревизионного Союза. Половину издания составляют объявления кооперативов, подчиненных ему [20, с.99]{Под эгидой РСО в 20-е годы в Галичино выросли кооперативные союзы, центром которых был Русский ревизионный Союз. В 1928 г. насчитывалось 135 кооперативов, число членов достигало 12694 человек, из них крестьян 10282 человека. Молочные кооперативы имели свой центр в союзе „Днестросян" во Львове. В 1928г. насчитывалось 1858 человек действительных членов. Кредитные кооперативы группировались вокруг союза „Защита Земли", банка с ограниченной ответственностью, который в 1929 г. насчитывал 1082 члена, причем приводящий эти данные Ваврик подчеркивает, что галицко-русская кооперация развивается без помощи правительственных учреждений, своими собственными силами [12 с.11-12].}. И, конечно, "Временник" Ставропигиона. Просматривая издания русских галичан межвоенного периода, можно убедиться, что русский литературный язык стал для них родным языком. И в то же время на родном наречии выходили популярные книжки и периодические издания (лингвистам еще, наверное, предстоит решать, насколько этот язык близок к современному украинскому). Чрезвычайно показательно в этом смысле творчество В.Р.Ваврика, ставшего именно в межвоенный период одним из лидеров русского движения Галичини. У Ваврика мы находим прекрасные стихи и на русском литературном языке, и на наречии его родного села Яснище, с которым он не терял связи всю жизнь.

После Общества им. М.Качковского постепенно к русским галичанам возвращаются закрытые или захваченные

украинцами культурные учреждения, исконно бывшие русскими. В 1921 г. из Русского Народного Дома были удалены хозяйничавшие в нем „украинцы", однако для управления был назначен правительственный комиссар, причем из библиотеки был устранен С.Ю.Бендасюк. Возобновляется работа Галицко-русской Матицы. Председателем ее стал профессор Тит Иванович Мышковский, а после его смерти в 1939 г. оставшееся недолгое время В.Р.Ваврик. Возобновляет свою деятельность Общество русских дам (1922). Студенческое общество „Друг" было закрыто австрийскими властями, затем развернуло свою деятельность в Ростове на Дону, а с 1924г. возобновило свою работу во Львове. К 1929 году в нем состояло 200 членов, студентов высших учебных заведений [12, с. 13]. В 1923 г. во Львове было основано общество „Русская школа", членом-основателем которого был все тот же В.Я.Труш [21, с. 122]. К 1929 году инициативная группа во главе с Ю.А.Яворским пыталась добиться разрешения на основание русской гимназии, но тогда их усилия не увенчались успехом [12, с.12]. В 1924 г. восстанавливается русский православный Свято-Георгиевский приход во Львове (Малый Юра), и почти четыре десятилетия с того времени в нем трудится С.Ю.Бендасюк. Чтобы возвратить из рук украинцев захваченный ими в 1915г. Ставропигийский институт, потребовалось 6 лет тяжбы, наконец успешно закончившейся лишь в 1924 году. Собрание документов опубликовано Вавриком в 1928 г. [13]. {В РГБ хранится экземпляр брошюры с печатью библиотеки Ю.А.Яворского и дарственной надписью Ваврика: „На добрую память Юлиану Андреевичу Яворскому. Ваврик. Львов 20/ІІI 1929".}

Талергофская Голгофа обескровила галицко-русское движение и в то же время стала священным символом мученичества за великую „общерусскую" идею. Многие силы, (начиная с 20-х гг. и много позже), хотели бы представить Талергоф местом мученичества „украинского народа", а поскольку при жизни бывших жертв Талергофа сделать это было еще довольно трудно, изгладить эти страницы из народной памяти, из русской истории. Чтобы этого не произошло, лучшие представители галицко-русской

интеллигенции с 1924 года выпускают известные уже нам сборники под названием „Талергофский альманах". После выхода двух первых частей осенью 1928 г. во Львове „состоялся грандиозный Талергофский съезд: всенародная поминальная манифестация Галицкой Руси, посвященная памяти уже погибших многих жертв австрийского военного и довоенного террора... и чествованию немногих из них, оставшихся еще в живых. В съезде приняло участие несколько тысяч человек, представителей всех уголков Галицкой Руси, как интеллигенции, так и крестьянства..." [127, вып. 3, с.1]. На съезде был избран специальный Талергофский комитет, усилиями его членов были подготовлены третий и четвертый выпуски. Предполагалось выпустить и пятый, но это не удалось. По всей Галичине прошли поминальные богослужения, шествия с крестом на кладбища. И знаменательно, что украинофильский Перемышльский епископ Иосафат Коциловский запретил духовенству своей епархии участвовать в поминальных богослужениях по талергофцам и в талергофских торжествах. Доходило до парадоксов - на Лемковщине перед священниками запирали двери храмов, и тогда батюшки-униаты просили католиков-ксендзов разрешить в костеле провести поминальное богослужение, на что те охотно соглашались [127, вып. 3, c.IV; 62, с.143]. Талергофские панихиды становятся традицией. Грандиозный Талергофский съезд, собравший 15 тыс. участников, состоялся в 1934 г. На Лычаковском кладбище был сооружен по проекту архитектора Олега Юлиановича Луцыка и инженера И.Туровича прекрасный памятник жертвам Талергофа [3]. Большой восьмиконечный крест из белого мрамора вписан в черную мраморную стелу. Внизу надпись: „Жертвам Талергофа. 1914-1918. Галицкая Русь", окаймленная терновым венком. Открытие памятника сопровождалось грандиозным крестным ходом [17, вып.1, прил.]. Издревле Фомино воскресение (первре после Пасхи) было днем встречи братчиков Львовского Ставррпигиона. И ежегодно в Фомино воскресение у памятника собирается множество русских галичан и торжественно служится панихида. Этот трогательный обычай неизменно соблюдался в самые тяжкие советские атеистические годы.

Работа русских галичан в межвоенную пору была настоящим подвигом. Польский националистический пресс, нажим украинских националистов. И тяжелейшие материальные условия - многие русские деятели просто голодали. (О бедности русских организаций говорит, в частности, и очень плохая бумага и бедное оформление галицко-русских изданий этого периода). Оборвались связи с Россией. Кажется, последней связующей нитью была подвижническая работа Ф.Ф.Аристова, не боявшегося поддерживать связь с галичанами и неоднократно сидевшего за это в тюрьме. Несколько биографий карпато-русских писателей из доныне не изданного второго тома было напечатано во Львове (Ю.А.Яворского, А.А.Полянского). Измученный голодом, тюрьмами и непосильной работой Аристов скончался в 1932г., 44-х лет от роду. Так оборвалась и эта последняя нить...

Между тем ощущение единства с русским народом по ту сторону польско-советской границы, стремление внести свой вклад в общерусскую культуру прослеживается в этот период в работах русских галичан - не только взять от русской культуры, но и дать что-то ей. Очень показательна в этом смысле маленькая брошюра „Галичане і всеруска культура", оттиск из газеты „Земля и воля", вышедшая в 1938 г. на местном наречии и подписанная криптонимом B.C. Автор останавливается на духовных ценностях галицко-русской культуры в прошлом и настоящем и приходит к убеждению, что писателей, ученых, артистов Державной Руси интересовали социальные и государственные вопросы, и они боролись за права человека вообще, не обращая внимания на национальные вопросы, которые были им чужды. „Галичане же в этой области сделали много больше, может быть, больше, чем им позволяли их скромные силы и возможности. И поэтому когда-нибудь тот, кто будет писать историю не "Государства российского", а историю русского народа, кто, наконец, займется историей не русской державной, а всерусской культуры, не сможет не обратить вниманий на Галичину и на то, что сделали галицко-русские умы для всей Руси. Им, наверное, будет отдано первое или одно из первых мест в истории развития русского национализма как проявлению

всерусской культуры" [4, с. 14]. В то же время русские галичане стремятся как можно шире познакомить своего читателя с разными аспектами национальной культуры и культуры галицко-русской как ее части. Такова, напр., колоритная книжка В.Р.Ваврика „Народная словесность и селяне-поэты", вышедшая в 1929г. В ней автор приводит сведения о собирателях фольклора, певцах „селянского горя" и крестьянах-поэтах как „Державной", так и Карпатской Руси, знакомит с некоторыми стихами Т.Г.Шевченко, НА.Некрасова, А.В.Кольцова, И.С.Никитина, С.А.Есенина, а также селян-поэтов Галичины И.Федорова-Федорички и И.Тернопольского. В кратких вступительных словах автора читатель слышит имена Н.В.Гоголя, М.А.Максимовича, П.И.Якушкина, И.Г.Наумовича, О.Федьковича, И.Франко, Г.Купчанки, И.Колесы, известного уже нам композитора И.И.Цёроха (Тереха) и др. Книжка заканчивается некоторыми рекомендациями для начинающих народных поэтов. Статьи о русских писателях, их стихи и проза неоднократно появляются на страницах галицко-русских изданий, а к 100-летию со дня смерти А.С.Пушкина Галицко-русская Матица выпустила целый сборник „Галицкая Русь - А.С.Пушкину".

В 1936г. торжественно праздновалось 350-летие Львовского Ставропигиона. Во „Временнике" на 1936 - 1937 годы [21], посвященном специально юбилею, мы находим историю братства, а затем института, источники по его истории, отдельные юбилейные доклады, поздравительные письма из Львова, Ужгорода, Праги, Белграда, Варшавы, Парижа, из США, портреты и фотографии. Особенный интерес представляет составленный В.Р.Вавриком возможно полный список братчиков за все 350 лет, всего 726 имен. О каждом даются минимальные сведения - кто он по профессии, когда принят, где возможно - важнейшие биографические данные. Для характеристики Ставропигиона, этого уникального явления в нашем Отечестве, упомянем лишь нескольких членов Ставропигийского братства, а позднее Ставропигийского института, под датами их приема в братство. Сами имена скажут, насколько широкий круг самых разных людей с самыми разными убеждениями объединял этот оплот „русскости" на Руси. 1586-Константин Корнякт - грек по происхождению,

благотворитель Братства, воздвигший на свои средства для Успенской церкви знаменитую существующую до нашего времени „колокольню Корнякта". 1591 - Михаил Рагоза, митрополит Киевский, Галицкий и Всея Руси, поборник унии с Римом. 1595 - Адам князь Вишневецкий, у которого некоторое время жил Самозванец. Князь Адам отличался ревностью к православной вере. 1662 - Иоанн Выговский, казацкий атаман правобережной Украины. 1687 - Николай Красовский, подвижник и неустрашимый защитник православной веры. 1796 - Петр Лодий, профессор философии Львовского университета. Разумеется, членами братства института была большая часть галицко-русских будителей и деятелей русского движения. Но наряду с ними мы неожиданно находим имена украинофилов - 1867 - Юлиан Романчук, „творец злосчастной „новой эры", духовный вождь украинофильской партии на Галицкой Руси" [21, с.104]. 1881 г. - Владимир Барвинский - редактор-основатель украинофильской газеты „Діло". Предпоследним в списке Ваврик называет принятого 16 декабря 1936 г. Фому Яковлевича Дьякова, которому тогда был 71 год, осужденного вместе с Марковым к казни через повешение на Первом венском процессе, помилованного через ходатайство Николая II, когда казнь была заменена пожизненной каторгой, а после развала Австрии вернувшегося на родину. Заканчивая список братчиков 1936 годом, Ваврик сообщает, что в списке „много существенных недостатков и промахов. Вина в этом не только составителя, но и многих живущих братчиков. Одни из них наотрез отказались от подачи о себе сведений, заявляя, что еще не собираются умирать; другие защищались скромностью: мол, не стоит и для кого это нужно; третьи, некуда правды девать, побоялись" [21, с.143].

Наступил 1938 год. Над Европой сгущались тучи, и все громче в Галичине звучали голоса за присоединение края к Советскому Союзу. Среди этих голосов звучал и голос русских галичан. Ваврик, как пишет хорошо его лично знавший историк Р.Д. Мирович, „в 1938 году передавал на руки советского консула во Львове меморандумы советскому правительству, в которых представлял бедственное положение галичан и просил советское правительство присоединить

Галичину к Советскому Союзу" [81, с.6]. 22 сентября 1939 г. Львов стал советским. Вхождение Западной Украины в состав СССР можно считать завершением русского движения в Галичине, поскольку существование каких-либо партий или общественных движений, кроме Коммунистической партии и связанных с ней организаций, вообще не допускалось. Прекратили свое существование Ставропигион, Общество им .М.Качковского, Галицко-русская Матица и другие галицко-русские общественные организации , находившиеся тогда в очень тяжелом материальном положении [См., напр., 103, с.77].

Думается, в среде русских галичан сентябрь 1939 г. в момент освобождения и первое время после него вызвал эйфорию. { В моих руках на короткое время оказался дневник молодого тогда русского галичанина, подтверждающий- это предположение. Другой русский галичанин Т. рассказывал мне в 70-х гг., что во время вступления русских танков во Львов приветствовать их люди высыпали на улицу. На переднем танке сидел еврей. Ситуация для Советского Союза вполне обычная, но так поразившая русского галичанина, что он запомнил это до старости и рассказывал мне уже с улыбкой.} Наконец, в состав Руси вошли ее исконные земли с древним Львовом и еще гораздо более древним Перемышлем, основанным в X столетии. Кончилась страшная безработица, русский язык стал государственным, а более 10 лет пытавшаяся денационализировать Галичину Польша перестала существовать.