Миф о хазаро-иудейском основании Киева*

(Стаття опублікована в журналі «Российская археология». — 2001. — № 2.)Непосредственным поводом для написания этой статьи послужила информация B.C. Флерова о коллоквиуме «Хазары» (Иерусалим, 1999) и «Краткой еврейской энциклопедии» о хазарах, опубликованная в «Российской археологии» № 3 за 2000 г. (Флеров B.C. Коллоквиум «Хазары» (Иерусалим, 1999) и «Краткая еврейская энциклопедия о хозарах» — М., 2000. — С. 229— 234). В ней автор с недоумением приводит утверждение М. Гольдельмана, содержащееся в его обширной энциклопедической статье «Хазары», о том, что согласно «распространенному в исторической науке мнению, Киев был основан около 830 г. как хазарский торговый центр».

Такое впечатление, что М. Гольдельману посчастливилось обнаружить закладной камень столицы Руси. Если бы он потрудился уточнить степень распространенности такого мнения в наше время, то ему пришлось бы ограничиться фактически двумя авторами, написавшими одну работу. Речь идет о Н. Голбе и О. Прицаке, которые издали монографию «Хазаро-еврейские документы X в.»(Впервые книга увидела свет в 1982 г. на английском языке. В 1997 г. она была переиздана в России на русском языке в еврейском издательстве «Гешарим». Норман Голб и Омельнь Прицак. Хазаро-еврейские документы X в. Научная редакция, послесловие и комментарии В.Я. Петрухина. — Москва; Иерусалим, 1997.). Она и послужила источником патриотического вдохновения М. Гольдельмана, хотя и не подвигла его на собственные археологические или исторические розыскания.

Ознакомившись в свое время с книгой названных авторов, я обратил внимание на ряд ее экстравагантных выводов, далеко выходящих за пределы источниковедческих возможностей так называемого киевского еврейского письма. Очевидная несостоятельность многих утверждений, казалось, избавляла научную общественность от серьезного и развернутого критического их анализа (Небольшой комментарий отдельных высказываний О. Прицака был помещен мной в статье: П.П. Толочко «Спорные вопросы ранней истории Руси» в сборнике «Славяне и Русь (в зарубежной исіориографииі» - К., 1990. - С. 104-108.). Теперь же, когда выводы Н. Голба и О. Прицака неожиданно обрели «хрестоматийную» непреложность, нельзя больше относится к ним как к некоей филологической шалости.

Прежде всего о самом письме. Даже если согласиться с его подлинностью (в чем нет полной уверенности) и с тем, что написано оно в Киеве в первые десятилетия X в., то максимум на что уполномачивает оно добросовестного исследователя, это на утверждение о наличии в Киеве в это время иудейской хазарской

общины, вероятно, торговой колонии. Ничего нового, а тем более сенсационного в письме не содержится. О том, что в раннем Киеве была хазарская колония, известно из «Повести временных лет». В ней упоминается урочище «Козары». Подтверждает хазарское присутствие в Киеве и археологический материал, правда, очень незначительный {Каргер М.К. Древний Киев. — М.; Л., 1958. — Т. 1. — С. 92—104; Толочно ПЛ. Древний Киев. — К., 1983. — С. 18—33). Но ведь и киевское письмо не указывает на большую хазаро-иудейскую общину Киева. Она оказалась неспособной собрать 40 монет среди киевских соплеменников, чтобы вызволить из долговой зависимости от неверного (очевидно, славянина) своего товарища и вынуждена была обращаться за финансовой помощью за пределы Руси.

В.Я. Петрухин в одном из примечаний к книге Н. Голба и О. Прицака резонно замечает, что в самом письме не содержится каких-либо свидетельств о хазарском господстве: скорее, зависимость членов еврейской общины от иноверцев свидетельствует, напротив, о господстве в Киеве русских князей (См. комментарии. Примечание к С. 96—217.).

Прозаическое объяснение присутствия в славянском Киеве начала X в. хазарских иудеев показалось неинтересным Н. Голбу и О. Прицаку, и они изобретают сложную конструкцию хазарского приоритета в его основании и ранней истории.

Приведем несколько наиболее характерных утверждений названных авторов.

Н. Голб: «В соответствии с широко распространенным взглядом, Киев был основан хазарами в VIII веке» {Голб, Прицак, 1997. — С. 36.). В справочной отсылке приведена «Jewish Encyclopaedia», vol. 7 (New York, 1904), а также работа Г. Вернадского «Ancient Russia» (New Häven, 1943). Вряд ли это очень убедительное подтверждение широкой распространенности взглядов о хазарском Киеве.

О. Прицак: «Общеизвестно, что Киев управлялся хазарами до того, как был завоеван Русью» {Голб, Прицак, 1997. — С. 64). «Общеизвестность» исторического факта, как казалось О. Прицаку, вообще избавляла его от какого-либо обоснования своего утверждения и ссылок на предшественников.

Утверждая с особым энтузиазмом хазаро-иудейское основание Киева, названные выше авторы несколько расходятся в определении его времени. По Н. Голбу — это конец VIII в. О. Прицак дает две даты: сначала уверяет, что Киев был построен не ранее первой половины IX в., затем относит это событие к VIII в. М. Гольдельману почему-то приглянулась точная дата — 830 г., неизвестно откуда почерпнутая. В письменных источниках ее нет.

Содержание книги Н. Голба и О. Прицака убеждает, что идеологом хазаро-иудейского основания Киева является О. Прицак, выступавший и прежде со статьями на эту тему. Более того, он немало потрудился и над тем, чтобы доказать хазарское происхождение летописных полян. Логика его рассуждений предельно проста. Название «поляне» показывает, что оно понималось в Руси как связанное с аппелятивом «поле». А поскольку в районе Киева, как кажется О. Прицаку, полей нет, только одни горы и леса, то можно предположить, что поляне до прихода на берега Днепра жили в степях к востоку от него (Голб, Прицак, 1997. — С. 68—69). Почему к востоку, а не к западу? Ведь там тоже имеются поля, в том числе и знаменитое Перепетово поле, которое начиналось в сорока километрах южнее Киева. Да потому, что Хазария-то находилась к востоку от Днепра.

Других письменных источников для решения вопроса, кто такие поляне и откуда они пришли, кроме как «Повести временных лет», нет. И не случайно, именно ее свидетельства привлекаются О. Прицаком для обоснования своего вывода. При этом выборочно, а те, которые не вписываются в схему, объясняются позднейшими вымыслами редактора летописи.

О. Прицаку импонирует, что в двух случаях поляне названы в одной группе с северянами и вятичами, из чего он делает вывод, что они были левобережными южными соседями северян и вятичей, то есть хазарами. Строить столь ответственное историческое заключение на основании лишь летописного соседства полян с другими восточнославянскими племенами, конечно, нельзя. К тому же, поляне значительно чаще выступают соседями древлян и северян, а вовсе не вятичей. В ряде мест летописец совершенно определенно объединяет полян и древлян в одну группу, противопоставляя ее другой, которую составляли радимичи и вятичи. «Поляномъ же живущим особіі, яко же рекохомъ, сущимъ от рода словЪньска, и нарекошася поляне, а древляне от словЪнъ же и нарекошася древляне: радимичи бо и вятичи от ляховъ». (Повесть временных лет. 1950. — 4.1. — С. 14).

Нет необходимости приводить все свидетельства летописи о непосредственном соседстве полян с древлянами и северянами. Их много, и все они совершенно определенно указывают на славянство полян. «Аще и поляне звахуся, но словенскаа ртічь б*Ь. Полями же прозвани быша, зане в поле еЬдяху, а язык славенски есть». (ПВЛ. 1950. — Ч. 1.— С. 23).

О. Прицак не стал объявлять и это утверждение летописца вымыслом, но следуя своему предубеждению о хазарстве полян, неожиданно пришел к выводу, что кроме полян, говоривших на славянском языке, были также и поляне, которые не говорили по-славянски. На чем основано это предположение, неизвестно. Летопи-

сец не дает для него никаких данных. Наоборот, он рассматривает полян в ряду тех славян, которые сидели на Дунае, а затем расселились на иные земли. «Бті единъ языкъ славтінескь: словтіни, иже скдяху по Дунаеви, их же прияша угри, и морава, и чеси, и ляхове, и поляне, яже нынЪ зовомая Русь». (ПВЛ. 1950. — 4.1. — С. 21).

Еще более решительно разделался О. Прицак с хазарской данью полян. Действительно, если поляне являлись хазарами, то как-то нелогично, чтобы они платили дань хазарам же. А коль так, то дани этой и вовсе не было: все это позднейшее сочинение редактора «Повести временных лет». Вот только не объяснил О. Прицак, зачем славянину, потомку древних полян, понадобилось возводить на хазар такую напраслину, а заодно и выставлять не в очень привлекательном свете своих далеких предков.

О хазарской дани полян в летописи говорится трижды: в недатированной части и в статьях 859 и 862 гг. Проанализируем эти сообщения и посмотрим, дают ли они основания для обвинения летописца или редактора ПВЛ в намеренном вымысле.

Текст из недатированной части: «По сихъ же лЪтЪхъ, по смерти братьЪ сея (Кия, Щека и Хорива. — П.Т.) быша обидимы древлями и инЪми околными. И наидоша я хазарЪ, сЪдящая на горах сихъ в лЪсЪхъ, и рЪша козари: «Платите намъ дань.» Съдумавше же поляне и вдаша от дыма мечь, и несоша козари князю своему и къ старЪйшиным своимъ». (ПВЛ. 1950. — 4. 1. — С. 16).

4то же смутило О. Прицака в этой статье? Оказывается, мечи, которые поляне преподнесли в качестве дани хазарам. Согласно ему, это не полянская, но русская традиция. Меч, судя по данным арабских географов, играл важную роль среди русов. Совершенно верно: среди русов и среди славян, но не среди хазар, оружием которых была сабля. Если бы поляне киевские являлись хазарами, они должны были дать в качестве символической дани саблю, а не меч.

Статья 858 г. «Въ лЪто в 337. Имаху дань варязи изъ заморья на чуди и на словЪнах, на мери, и на всЪхъ, кривичЪхъ. А козари имаху на полянЪх, и на сЪверЪх, и на вятичЪхъ, имаху по бЪлЪ и вЪверицЪ от дыма». (ПВЛ. 1950. — С. 18).

Здесь О. Прицаку кажется подозрительным упоминание в качестве дани беличьих шкурок. Почему? Да потому, что беличьи шкурки собирались в качестве дани не хазарами на юге Восточной Европы (где это животное не водится), а варягами в Северной Европе (Голб, Прицак, 1997. — С. 68). В действительности, и белки водились повсеместно в лесах Восточной Европы, и беличьи шкурки были традиционным платежным средством у славян, что засвидетельствовано арабским путешественником XII в. Абу Хамидом ал-Гарнати. Однако еще убедительнее отводит обвинение редактора «Повести временных лет» в вымысле тот

76

факт, что аналогичный рассказ о хазарской дани содержится и в Новгородской летописи, что позволяет датировать его временем начального свода.

Статья 862 г. «Они же рЪша: «Была суть 3 братья, Кий, Щекъ, Хоривъ, иже сдЪлаша градомъ сь, и изгибоша, и мы сЪдимъ родъ ихъ, платяче дань козаромъ». (ПВЛ. 1950. — 4.1. — С. 18). Так ответили киевляне на вопрос приплывших к Киеву Аскольда и Дира: «4ий се градокъ?» Из контекста ответа совершенно ясно, что киевляне 60-х годов IX в. осознавали себя наследниками рода Кия, попавшими в данническую зависимость от хазар.

О. Прицак считает версию, содержащуюся в Ипатьевской летописи, недостоверной и противопоставляет ей статью Лаврентьевской летописи: «И мы сЪдимъ, платяче дань родомъ их, Козаромъ». (Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. — М.; Л., 1962. — Стб. 21). Единственный аргумент в пользу большей достоверности известия Лаврентьевской летописи — ее более ранняя редакция. Если бы речь шла о редакциях древнерусского периода, такое утверждение имело бы смысл. Но и Лаврентьевский, и Ипатьевский летописные своды составлены в позднесредневековое время и нет гарантии, что сводчик XIV в. располагал более древним и достоверным протографом, чем сводчик XV в.

Статья Лаврентьевской летописи внутренне противоречива. Буквальное ее прочтение свидетельствует, что киевляне IX в. по отношению к Кию и его роду совершенно чуждое население. Это туземцы, платящие дань хазарам. Согласовать показания этой статьи нет возможности, да собственно и большой необходимости. Исследователи летописей уже давно пришли к выводу, что правильное ее чтение находится в Ипатьевской летописи. A.A. Шахматов предложил следующую уточненную редакцию этой статьи: «А мы сидим, род их (Кия и братьев. — П.Т.) и платим дань козарам».

Подводя итог сюжету о хазарской дани полян, приходится признать, что сведения «Повести временных лет» в целом верно отражают исторические реалии. К Киеву и полянам хазары не имели другого отношения, кроме того, что на определенном этапе истории, по-видимому, во второй половине VIII в., они распространили на них данническую зависимость.

Теперь обратимся к аргументам О. Прицака о строительстве города Киева хазарами не ранее первой половины IX в. Теоретически такой вариант вполне возможен. Завоевав славянский населенный пункт, хазары могли превратить его в крепость и даже город. Другое дело, есть ли убедительные данные для этого.

Свое путанное повествование о раннем Киеве, как хазарском гарнизонном центре, О. Прицак строит на двух основных посылках. Во-первых, на археологической. Цитируя В.П. Петрова, он

утверждает, что Киев, как город, был основан на Днепре не ранее первой половины IX в. и этот факт, якобы, засвидетельствован археологическими раскопками. Во-вторых, на политико-географической. К этому времени, как кажется О. Прицаку, хазарская граница на западе проходила по Днепру и, следовательно, Хазария с неизбежной необходимостью должна была строить здесь порубежные гарнизонные и торговые городки.

Что касается археологического аргумента, то он на поверку оказывается совершенно несостоятельным. Прежде всего своей некорректностью. В.П. Петров в статье, на которую ссылается О. Прицак, проводит мысль о непрерывном существовании Киева с рубежа старой и новой эр. На этапе VI—IX вв. он представлял собой племенной славянский центр, а затем, уже в X в., превратился в стольный город Древнерусского государства (Петров В.П. Про першопочатки Києва (До 1100-річчя першої літописної згадки про Київ) // Український історичний журнал. — 1962. — № 3. — С. 14—21). Об основании Киева в первой половине IX в., к тому же подтвержденной археологическими раскопками, В.П. Петров просто не писал.

Еще менее убедителен «пограничный» аргумент. Разумеется, у О. Прицака нет данных о том, что западная граница Хазарии проходила по Днепру. Но даже если бы они и были, это ничего не подтверждает. Киев'ведь возник не на «хазарском», а на славянском берегу и, таким образом, является скорее порубежной крепостью славян. Собственно, именно такой и была его роль по отношению к кочевникам степей на протяжении всей его средневековой истории (Толочко П.П. Кочевые народы степей, и Киевская Русь. — К., 1999).

Известия о строительстве крепости Саркел на Дону в 833 г. византийскими инженерами натолкнули О. Прицака на мысль о том, что наверное в это же время или немного позднее был укреплен и Киев (Голб, Прицак, 1997. — С. 70). Подтверждается это, якобы тем, что реальное киевское укрепление (около Берестова) названо «Угорским». Это наименование, очевидно, происходит от оногурского гарнизона (Голб, Прицак, 1997. — С. 71).

Приведенное утверждение вызывает, по меньшей мере, недоумение. Автор не обнаруживает здесь знаний не только киевской археологии, но также и исторической топографии. Урочище Угорское отстоит от центральной части древнего Киева почти на 3 км и было его дальней околицей даже в период расцвета города. К тому же, никаких «реальных» укреплений там никто и никогда не обнаруживал. И если «Угорское» — это Киев в IX в., то как тогда именовалась крепость на Старокиевской горе, которая действительно существовала? Археологические материалы, которые бы давали хоть малейшую возможность

предположить наличие в IX в. в означенном урочище хазарского гарнизона, также не обнаружены.

Обосновывая собственную идею построения Киева хазарами, О. Прицак утверждает, что он имеет типичную центральноазиатскую модель: (1) Цитадель, Гора; (2) внутренний город, Копырев конец; (3) пригород, Подол. Археологические данные свидетельствуют, что киевская цитадель существовала с VIII по XI в., внутренний город появился к началу X в., а пригород Подол начинает существовать по крайней мере в начале X в. (Голб, Прицак, 1997. — С. 77—78).

Здесь что ни утверждение, то откровение, обусловленное незнанием исторической топографии и археологической хронологии. Копырев конец никак не может претендовать на внутренний город, поскольку находился на расстоянии одного километра от киевского детинца, а между ними еще располагался кромный град, вошедший в литературу под названием «Города Ярослава ». Не был пригородом и Подол, в действительности игравший роль киевского торгово-ремесленного посада и, по существу, примыкавший к детинцу.

Построение Киева хазарами по центральноазиатской модели предполагало бы практическую одновременность его структурных частей, однако сам же О. Прицак выстраивает последовательное их появление. Правда, при этом не особенно заботясь точностью хронологических справок и даже не сообразуясь с собственными утверждениями. Заявив в начале исследования, что Киев не мог быть построен ранее первой половины IX в., он затем пришел к выводу о существовании киевской цитадели уже с VIII в. Копырев конец, как городской район, сложился не в начале X в., а скорее в конце его, а может быть и в начале XI в. Что касается Подола, то новые археологические раскопки позволяют предполагать его практическую одновременность с поселением на Старокиевской горе. В IX — начале X вв. Подол имел уже регулярную срубную застройку, что подтверждается дендродатами ряда построек: 887 г., 900 г., 901 г., 903 г. (Сагайдак М.А. Дендрохронология древнего Киева // Новое в археологии Киева. — К., 1981. — С. 449—450).

Конечно, никакой центральноазиатской модели в Киеве не было. Он возникал и развивался как типичный славянский центр — сперва административно-политический, а затем и торгово-ремесленный.

Еще одним важным аргументом в пользу хазарского Киева, как считает О. Прицак, является название «Копырев конец». Произошло оно, якобы, от общеизвестных в хазарском государстве этнонимов Sabar (Савар) и Kabar (Кавар) и является убедительным свидетельством того факта, что внутренний город Киева (шахрис-

тан) первоначально был заселен хазарскими каварами (капырами) (Голб, Прицак, 1997. — С. 78—79). Упоминание в летописи в XII в. «жидов» позволило О. Прицаку прийти к еще целому ряду ответственных выводов. Оказывается, киевские кавары (копыры) исповедовали иудаизм, а Киев, таким образом, через них также имел связь с этой религией (Голб, Прицак, 1997. — С. 79).

Трудно судить, сколь убедительны этимологические разыскания О. Прицака, однако историку они представляются крайне недостаточными для вывода о заселенности Копырева конца хазарскими иудеями-копырами. Нужны археологические материалы, которые бы их подтвердили. Это понимал и О. Прицак, полагавший, что серьезные археологические исследования могут привести к нахождению здесь остатков еврейских религиозных сооружений.

В последние десятилетия Копырев конец неоднократно подвергался стационарным раскопкам, но они так и не оправдали надежд О. Прицака. Здесь найдены археологические слои VI— VII вв. с типичной славянской керамикой, а также древнерусские — конца X—XIII вв. Аналогичные материалы обнаруживаются и во время охранных работ при прокладке различных подземных коммуникаций. И нигде на всей 40-гектарной площади древнего Копыревого конца не выявлено ни одного объекта или предмета салтовского культурного облика. Стоит ли говорить, что без этого разговоры о хазаро-иудейском Копыревом конце древнего Киева ничего не стоят.

Наиболее убедительным доводом хазарскости Киева, как полагает О. Прицак, является его название. Появилось оно незадолго до конца IX в. и происходит от собственного имени хазарского визиря Куйа (Голб, Прицак, 1997. — С. 75). Источники ничего не говорят об этом визире, а тем более о строительстве им Киева, но О. Прицак восполняет этот недочет собственными умозаключениями. В 30—40-е годы X в., когда ал-Масуди составлял свой труд, хазарским визиром был Ахмед бен Куйа. Поскольку в кочевых империях должности министров были наследственными, можно предположить, что Куйа был предшественником Ахмада. На основании этого предположения строится следующее: «Именно Куйа укрепил крепость в Берестове и разместил там оногурский гарнизон».

Дальше еще круче: «Ничто не мешает нам полагать, что хорезмиец Куйа, послуживший прототипом Кия летописей, и был основателем (или строителем) Киевской крепости». (Голб, Прицак, 1997. — С. 77). Таким образом, О. Прицак предлагает уже третью дату основания Киева — конец IX в.

Пользуясь стилем О. Прицака, можно заметить, что если ему «ничто не мешает полагать», то такое же «ничто» не позволяет

и фантазировать. Источники зафиксировали строительство Саркела в 833 г., от чего же тогда они ни одним словом не обмолвились о строительстве Киева? Крепости на Берестове, где будто бы Куйа разместил оногурский гарнизон, не существовало в природе. Наверное, будь Киев построен хазарами, а тем более хорезмийцами, в конце IX в., это событие не осталось бы незамеченным восточными авторами. Они же все согласно говорят о Киеве IX—X вв. как о городе славян и Руси, но не хазар.

Можно было бы продолжить обсуждение эпатажных построений О. Прицака о хазаро-иудейском Киеве, если бы не было киевской археологии. Она делает такое обсуждение излишним. Добытые почти 200-летними раскопками материалы убедительно демонстрируют принадлежность киевских древностей VI—X вв. к кругу славяно-русских. Можно дискутировать о том, когда Киев обрел статус городского средоточия, однако спор об его культурно-исторической принадлежности просто бессмысленен.

2001 р.