"Откуда пошло самостийничество (Полностью)"

New York, 1966

Н. И. УЛЬЯНОВ

ПРОИСХОЖДЕНIЕ УКРАИНСКАГО СЕПАРАТИЗМА

Особенность украинскаго самостiйничества в том, что оно ни под какiя из существующих ученiй о нацiональных движенiях не подходит и никакими "желЪзными" законами не объяснимо. Даже нацiональнаго угнетенiя, как перваго и самаго необходимаго оправданiя для своего возникновенiя, у него нЪт. Единственный образец "угнетенiя" - указы 1863 и 1876 гг., ограничивавшiе свободу печати на новом, искусственно создававшемся литературном языкЪ, не воспринимались населенiем, как нацiональное преслЪдованiе. Не только простой народ, не имЪвшiй касательства к созданiю этого языка, но и девяносто девять процентов просвЪщеннаго малороссiйскаго общества, состояло из противников его легализацiи. Только ничтожная кучка интеллигентов, не выражавшая никогда чаянiй большинства народа, сдЪлала его своим политическим знаменем. За всЪ 300 лЪт пребыванiя в составЪ Россiйскаго Государства, Малороссiя -Украина не была ни колонiей, ни "порабощенной народностью".

Когда-то считалось само собой разумЪющимся, что нацiональная сущность народа лучше всего выражается той партiей, что стоит во главЪ нацiоналистическаго движенiя. НынЪ украинское самостiйничество дает образец величайшей ненависти ко всЪм наиболЪе чтимым и наиболЪе древним традицiям и культурным цЪнностям малороссiйскаго народа: оно подвергло гоненiю церковно-славянскiй язык, утвердившiйся на Руси со времен принятiя христiанства и еще болЪе жестокое гоненiе воздвигнуто на общерусскiй литературный язык, лежавшiй, в теченiе тысячи лЪт в основЪ письменности всЪх частей Кiевскаго Государства, во время и послЪ его существованiя. Самостiйники мЪняют культурно-историческую терминологiю, мЪняют традицiонныя оцЪнки героев событiй прошлаго. Все это означает не пониманiе и не утвержденiе, а искорененiе нацiональной души. Истинно-нацiональное чувство приносится в жертву сочиненному партiйному нацiонализму.

Схема развитiя всякаго сепаратизма такова: сначала, якобы, пробуждается "нацiональное чувство", потом оно растет к крЪпнет, пока не приводит к мысли об отдЪленiи от прежняго государства и созданiи новаго. На УкраинЪ этот цикл совершался в обратном направленiи. Там сначала обнаружилось стремленiе к отдЪленiю и лишь потом стала создаваться идейная основа, как оправданiе такого стремленiя.

В заглавiи настоящей работы, не случайно употреблено слово "сепаратизм" вместо "нацiонализма". Именно нацiональной базы нехватало украинскому самостiйничеству во всЪ времена. Оно всегда выглядЪло движенiем ненародным, ненацiональным, вслЪдствiе чего страдало комплексом неполноцЪнности и до сих пор не может выйти из стадiи самоутвержденiя. Если для грузин, армян, узбеков этой проблемы не существует, по причинЪ ярко выраженнаго их нацiональнаго облика, то для украинских самостiйников главной заботой все еще остается доказать отличiе украинца от русскаго. Сепаратистская мысль до сих пор работает над созданiем антропологических, этнографических и лингвистических теорiй, долженствующих лишить русских и украинцев какой бы то ни было степени родства между собой. Сначала их объявили "двумя русскими народностями" (Костомаров), потом - двумя разными славянскими народами, а позже возникли теорiи, по которым славянское происхожденiе оставлено только за украинцами, русскiе же отнесены к монголам, к туркам, к азiатам. Ю. Щербакивскому и Ф. Вовку доподлинно стало извЪстно, что русскiе представляют собою потомков людей ледниковаго перiода, родственных лопарям, самоЪдам и вогулам, тогда, как украинцы - представители переднеазiйской круглоголовой расы, пришедшей из-за Чернаго моря и осЪвшей на мЪстах освобожденных русскими, ушедшими на сЪвер вслЪд за отступающим ледником и мамонтом [1]. Высказано предположенiе, усматривающее в украинцах остаток населенiя утонувшей Атлантиды.

И это обилiе теорiй, и лихорадочное культурное обособленiе от Россiи, и выработка новаго литературнаго языка не могут не бросаться в глаза и не зарождать подозрЪнiя в искусственности нацiональной доктрины.

В русской, особенно эмигрантской, литературЪ существует давнишняя тенденцiя объяснять украинскiй нацiонализм исключительно воздЪйствiем внЪшних сил. Особенное распространенiе получила она послЪ первой мiровой войны, когда вскрылась картина широкой дЪятельности австро-германцев по финансированiю организацiй, вродЪ "Союза Вызволенiя Украины", по организацiи боевых дружин ("Сичевые СтрЪльцы"), воевавших на сторонЪ нЪмцев, по устройству лагерей-школ для плЪнных украинцев. Д. А. Одинец, погрузившiйся в эту тему и собравшiй обильный матерiал был подавлен грандiозностью нЪмецких планов, настойчивостью и размахом пропаганды в цЪлях насажденiя самостiйничества [2]. Вторая мiровая война явила еще болЪе широкое полотно в этом смыслЪ.

Но с давних пор историки, и среди них такой авторитет, как проф. И. И. Лаппо, обратили внимание на поляков, приписывая им главную роль в созданiи автономистскаго движенiя.

Поляки, в самом деле, по праву могут считаться отцами украинской доктрины. Она заложена ими еще в эпоху гетманщины. Но и в новыя времена их творчество очень велико. Так, самое употребленiе слов "Украина" и "украинцы" впервые в литературЪ стало насаждаться ими. Оно встрЪчаегся уже в сочиненiях графа Яна Потоцкаго {2а}. Другой поляк, гр. Фаддей Чацкiй, тогда же вступает на путь расоваго толкованiя термина "украинец". Если старинные польскiе анналисты, вродЪ Самуила Грондскаго, еще в XVII вЪкЪ выводили этот термин из географическаго положенiя Малой Руси, расположенной на краю польских владЪнiй ("Margo enim polonice kraj; inde Ukгаiпа quasi provinсiа ad fines Regni posita") [3], то Чацкiй производил его от какой-то никому кромЪ него не извЪстной орды "укров", вышедшей якобы из-за Волги в VII вЪкЪ [4].

Поляков не устраивала ни "Малороссiя", ни "Малая Русь". Примириться с ними они могли бы в том случаЪ, если бы слово "Русь" не распространялось на "москалей". ВнЪдренiе "Украины" началось еще при АлександрЪ I, когда, ополячив Кiев, покрывши весь правобЪрежный юго-запад Россiи густой сЪтью своих повЪтовых школ, основав польскiй университет в Вильно и прибрав в рукам открывшiйся в 1804 году харьковскiй университет, поляки почувствовали себя хозяевами умственной жизни малороссiйскаго края.

Хорошо извЪстна роль польскаго кружка в харьковском университетЪ, в смыслЪ пропаганды малороссiйскаго нарЪчiя, как литературнаго языка. Украинскому юношеству внушалась мысль о чуждости общерусскаго литературнаго языка, общерусской культуры и, конечно, не забыта была идея нерусскаго происхожденiя украинцев [5].

Гулак и Костомаров, бывшiе в 30-х годах студентами Харьковскаго университета, подверглись в полной мЪрЪ дЪйствiю этой пропаганды. Ею же подсказана и идея всеславянскаго федеративнаго государства, провозглашенная ими в концЪ 40-х годов. Знаменитый "панславизм", вызывавшiй во всей ЕвропЪ яростную брань по адресу Россiи, был на самом дЪлЪ не русскаго, а польскаго происхожденiя. Кн. Адам Чарторыйскiй на посту руководителя русской иностранной политики открыто провозгласил панславизм одним из средств возрожденiя Польши.

Польская заинтересованность в украинском сепаратизме лучше всего изложена историком Валерiаном Калинкой, понявшим безсмысленность мечтанiй о возвращенiи юга Россiи под польское владычество. Край этот потерян для Польши, но надо сдЪлать так, чтобы он был потерян и для Россiи {5a}. Для этого нЪт лучшаго средства, чЪм поселенiе розни между южной и сЪверной Русью и пропаганда идеи их нацiональной обособленности. В этом же духЪ составлена и программа Людвига Мерославскаго, наканунЪ польскаго возстанiя 1863 года.

"Вся агитация малороссiанизма - пусть перенесется за ДнЪпр; там обширное пугачевское поле для нашей запоздавшей числом Хмельничины. Вот в чем состоит вся наша панславистическая и коммунистическая школа!... Вот весь польскiй герценизм!" [6].

Не менЪе интересный документ опубликован В. Л. Бурцевым 27 сентября 1917 г., в газетЪ "Общее ДЪло" в ПетроградЪ. Он представляет записку, найденную среди бумаг секретнаго архива примаса унiатской Церкви А. Шептицкаго, послЪ занятiя Львова русскими войсками.

Записка составлена в началЪ первой мiровой войны, в предвидЪнiи побЪдоноснаго вступленiя австро-венгерской армiи на территорiю русской Украины. Она содержала нЪсколько предложенiй австрiйскому правительству на предмет освоенiя и отторженiя от Россiи этого края. НамЪчалась широкая программа мЪропрiятiй военнаго, правового, церковнаго порядка, давались совЪты по части учрежденiя гетманства, формированiя сепаратистски настроенных элементов среди украинцев, приданiя мЪстному нацiонализму казацкой формы и "возможно полнаго отдЪленiя украинской Церкви от русской".

Пикантность записки заключается в ея авторствЪ. Андрей Шептицкiй, чьим именем она подписана, был польскiй граф, младшiй брат будущаго военнаго министра в правительствЪ Пилсудскаго. Начав свою карьеру австрiйским кавалерiйским офицером, он, впослЪдствiи, принял монашество, сдЪлался iезуитом и с 1901 по 1944 г. занимал кафедру львовскаго митрополита. Все время своего пребыванiя на этом посту он неустанно служил дЪлу отторженiя Украины от Россiи под видом ея национальной автономiи. ДЪятельность его, в этом смыслЪ, один из образцов воплощенiя польской программы на востокЪ.

Программа эта начала складываться сразу же послЪ раздЪлов. Поляки взяли на себя роль акушерки при родах украинскаго нацiонализма и няньки при его воспитанiи. Они достигли того, что малороссiйскiе нацiоналисты, несмотря на застарЪлыя антипатiи к ПольшЪ, сдЪлались усердными их учениками. Польскiй нацiонализм стал образцом для самаго мелочнаго подражанiя, вплоть до того, что сочиненный П. П. Чубинским гимн "Ще не вмерла Украина" был неприкрытым подражанiем польскому: "Еще Польска не сгинЪла".

Картина этих болЪе чЪм столЪтних усилiй полна такого упорства в энергiи, что не приходится удивляться соблазну нЪкоторых историков и публицистов объяснить украинскiй сепаратизм одним только влiянiем поляков [7]. Но вряд ли это будет правильно. Поляки могли питать и взращивать эмбрiон сепаратизма, самый же эмбрiон существовал в нЪдрах украинскаго общества. Обнаружить и прослЪлить его превращенiе в видное политическое явленiе - задача настоящей работы.

ЗАПОРОЖСКОЕ КАЗАЧЕСТВО

Когда говорят о "нацiональном угнетенiи", как о причинЪ возникновения украинскаго сепаратизма то либо забывают, либо вовсе не знают, что появился он в такое время, когда не только москальскаго гнета, но самих москалей на УкраинЪ не было. Он существовал уже в момент присоединения Малороссiи к Московскому Государству, и едва ли не первым сепаратистом был сам гетман Богдан Хмельницкiй, с именем котораго связано возсоединенiе двух половин древняго русскаго государства. Не прошло и двух лЪт со дня присяги на подданство царю АлексЪю Михайловичу, как в Москву стали поступать свЪдЪнiя о нелойяльном поведенiи Хмельницкаго, о нарушенiи им присяги. ПровЪрив слухи и убЪдившись в их правильности, правительство вынуждено было послать в Чигирин окольничаго Федора Бутурлина и думнаго дьяка Михайлова, дабы поставить на вид гетману неблаговидность его поведенiя. "ОбЪщал ты гетман Богдан Хмельницкiй со всЪм войском запорожским в святой Божiей церкви по непорочной Христовой заповЪди перед святым Евангелiем, служить и быть в подданствЪ и послушанiи под высокой рукой его царскаго величества и во всем ему великому государю добра хотЪть, а нынЪ слышим мы, что ты желаешь добра не его царскому величеству, а Ракочiю и, еще хуже, соединились вы с непрiятелем великаго государя Карлом Густавом, королем шведским, который с помощью войска запорожскаго его царскаго величества, отторгнул многiе города польскiе. И ты гетман оказал пособiе шведскому королю без соизволенiя великаго государя, забыл страх Божiй и свою присягу перед святым Евангелiем" [8].

Хмельницкаго упрекали в своеволiи, в недисциплинированности, но не допускали еще мысли об отложенiи его от Московскаго Государства. А между тЪм, ни Бутурлин, ни бояре, ни Алексей Михайлович не знали, что имЪли дЪло с двоеданником, признававшим над собой власть двух государей, факт этот стал извЪстен в XIX вЪкЪ, когда историком Н. И. Костомаровым найдены были двЪ турецкiя грамоты Мехмет-Султана к Хмельницкому, из которых видно, что гетман, отдавшись под руку царя московскаго, состоял в то же время подданным султана турецкаго. Турецкое подданство он принял еще в 1650 году, когда ему послали из Константинополя "штуку златоглаву" и кафтан, "чтобы вы с увЪренностью возложили на себя этот кафтан, в том смыслЪ, что вы теперь стали нашим вЪрным данником" [9].

Знали об этом событiи, видимо, лишь немногiе приближенные Богдана, в то время, как от казаков и от всего народа малороссiйскаго оно скрывалось. Отправляясь в 1654 году в Переяславль на раду, Хмельницкiй не отказался от прежняго подданства и не снял турецкаго кафтана, надЪв поверх него московскую шубу.

Через полтора с лишним года послЪ присяги МосквЪ, султан шлет новую грамоту, из которой видно, что Богдан и не думал порывать с Портой, но всячески старался представить ей в невЪрном свЪтЪ свое соединенiе с Москвой. Факт новаго подданства он скрыл от Константинополя, объяснив все дЪло, как временный союз, вызванный трудными обстоятельствами. Он попрежнему просил султана считать его своим вЪрным вассалом, за что удостоился милостиваго слова и завЪренiе в высоком покровительствЪ.

Двоедушiе Хмельницкаго не представляло чего нибудь исключительнаго; вся казачья старшина настроена была таким же образом. Не успЪла она принести присягу МосквЪ, как многiе дали понять, что не желают оставаться ей вЪрными. Во главЪ нарушивших клятву оказались такiе видные люди как Богун и Серко. Серко ушел в Запорожье, гдЪ стал кошевым атаманом, Богун, уманскiй полковник и герой Хмельничины, сложив присягу, начал мутить все Побужье.

Были случаи прямого уклоненiя от присяги. Это касается, прежде всего, высшаго духовенства, враждебно относившагося к идеЪ соединенiя с Москвой. Но и запорожцы, вовсе не высказывавшiе такой вражды, вели себя не лучше. Когда Богдан окончательно рЪшился отдаться царю, он запросил мнЪнiе СЪчи, этой метрополiи казачества. СЪчевики отвЪтили письмом, выражавшим их полное согласiе не переход "всего малороссiйскаго народа, по обЪим сторонам ДнЪпра живущаго, под протекцiю великодержавнЪйшаго и пресвЪтлЪйшаго монарха россiйскаго". И послЪ того, как присоединенiе состоялось и Богдан прислал им в СЪчь списки с жалованных царских грамот, запорожцы выражали радость по поводу "закрЪпленiя и подтвержденiя превысоким монархом стародавних прав и вольностей войска малороссiйскаго народа"; они воздавали "хвалу и благодарность Пресвятой ТроицЪ и поклоняемому Богу и нижайшее челобитствiе пресвЪтлЪйшему государю". Когда же дошло до присяги этому государю, запорожцы притихли и замолчали. Покрывая их, гетман всячески успокаивал московское правительство, увЪряя, что "запорожскiе казаки люди малые, и то из войска перемЪнные, и тЪх в дЪло почитать нечего". Только с теченiем времени МосквЪ удалось настоять на их присягЪ [10].

Когда началась война с Польшей и соединенное русско- малороссiйское войско осаждало Львов, генеральный писарь Выговскiй уговаривал львовских мЪщан не сдавать города на царское имя. Представителю этих мЪщан Кушевичу, отказавшемуся от сдачи, переяславский полковник Тетеря шепнул по латыни "вы постоянны и благородны".

Сам Хмельницкiй к концу войны сдЪлался крайнЪ непривЪтлив со своими коллегами - царскими воеводами; духовник его, во время молитвы, когда садились за стол, перестал поминать царское имя, тогда как полякам, с которыми воевали, старшина и гетман оказывал знаки прiязни. ПослЪ войны, они рЪшились на открытое государственное преступленiе, нарушив заключенный царем виленскiй договор с Польшей и вступивши в тайное соглашенiе с шведским королем и седмиградским князем Ракочи о раздЪлЪ Польши. ДвЪнадцать тысяч казаков было послано, на помощь Ракочи [11]. ВсЪ три года, что Хмельницкiй находился под московской властью, он вел себя, как человЪк готовый со дня на день сложить присягу и отпасть от Россiи.

Приведенные факты имЪли мЪсто в такое время, когда царской администрацiи на УкрайнЪ не существовало и никакими насилiями она не могла возстановить против себя малороссов. Объясненiе может быть одно: в 1654 году существовали отдЪльныя лица и группы, шедшiя в московское подданство неохотно, и думавшiя о том, как бы скорЪй из него выйти.

Объясненiе столь любопытнаго явленiя надлежит искать не в малороссiйской исторiи, а в исторiи днЪпровскаго казачества, игравшаго руководящую роль в событiях 1654 года. Вообще, истоки украинскаго самостiйничества невозможно понять без обстоятельнаго экскурса в казачье прошлое. Даже новое имя страны "Украина" пошло от казачества. На старинных картах, территорiи с надписью "Украйна" появляются впервые в XVII вЪкЪ, и если не считать карты Боплана, надпись эта всегда относится к области поселенiя запорожских казаков. На картЪ Корнетти 1657 г., между "Bassa Volinia" и "Podolia" значится по теченiю ДнЪпра "Ukraine passa de Cosacchi". На голландской картЪ конца XVII вЪка то же самое мЪсто обозначено: "Ukraine of t. Land der Cosacken".

Отсюда оно стало распространяться на всю Малороссiю. Отсюда же распространились и настроенiя положившiя начало современному самостiйничеству. Далеко не вcЪ понимают роль казачества в созданiи украинской нацiоналистической идеологiи. Происходит это, в значительной степени, из-за невЪрнаго представленiя о его природЪ. Большинство почерпает свои свЪдЪнiя о нем из исторических романов, пЪсен, преданiй и всевозможных произведенiй искусства. Между тЪм, облик казака в поэзiи мало сходен с его реальным историческим обликом.

Он выступает там в ореолЪ беззавЪтной отваги, воинскаго искусства, рыцарской чести, высоких моральных качеств, а главное - крупной исторической миссiи: он - борец за православiе и за нацiональные южно-русскiе интересы. Обычно, как только рЪчь заходит о запорожском казакЪ, встает неотразимый образ Тараса Бульбы и надобно глубокое погруженiе в документальный матерiал, в историческiе источники, чтобы освободиться от волшебства гоголевской романтики.

На запорожское казачество, с давних пор, установилось два прямо противоположных взгляда. Одни усматривают в нем явленiе дворянско-аристократическое - "лыцарское". Покойный Дм. Дорошенко, в своей популярной "Исторiи Украины з малюнками", сравнивает запорожскую СЪчь со средневЪковыми рыцарскими орденами. "Тут постепенно выработалась, - говорит он, - особая воинская организацiя на подобiе рыцарских братств, что существовали в Западной Европе". Но существует другой, едва ли не болЪе распространенный взгляд, по которому казачество воплощало чаянiя плебейских масс и было живым носителем идеи народовластiя с его началами всеобщаго равенства, выборности должностей и абсолютной свободы.

Эти два взгляда, непримиренные, несогласованные между собой, продолжают жить по сей день в самостiйнической литературе. Оба они не казачьи и, даже, не украинскiе. Польское происхожденiе перваго из них не подлежит сомненiю. Он восходит к XVI вЪку и встрЪчается впервые у польскаго поэта Папроцкаго. Наблюдая панскiя междоусобiя, грызню магнатов, забвенiе государственных интересов и весь политическiй разврат тогдашней Польши, Папроцкiй противопоставляет им свЪжую, здоровую, как ему казалось, среду, возникшую на окраинах РЪчи Посполитой. Это - среда русская, казацкая. Погрязшiе во внутренних распрях поляки, по его словам, и не подозрЪвали, что много раз были спасены от гибели этим окраинным русским рыцарством, отражавшим, подобно крЪпостному валу, напор турецко-татарской силы. Папроцкiй восхищается его доблестью, его простыми крЪпкими нравами, готовностью постоять за вЪру, за весь христiанскiй мiр [12]. Произведенiя Папроцкаго были не реалистическим описанiем, а поэмами, вЪрнЪе памфлетами. В них заложена та же тенденцiя, что и в "Германiи" Тацита гдЪ деморализованному, вырождающемуся Риму противопоставляется молодой, здоровый организм варварскаго народа.

В той же Польше, начинают появляться сочиненiя описывающiя блестящiе воинскiе подвиги казаков, сравнить с которыми можно только подвиги Гектора, Дiомеда или самого Ахилла. В 1572 году вышло сочинение панов Фредро, Ласицкаго и Горецкаго, описывающее похожденiя казаков в Молдавiи под начальством гетмана Ивана Свирговскаго. Каких только чудес храбрости там не показано! Сами турки говорили взятым в плЪн казакам: "В цЪлом королевствЪ польском нЪт подобных вам воинственных мужей!". ТЪ скромно возражали: "Напротив, мы самые послЪднiе, нЪт нам мЪста между своими и потому мы пришли сюда, чтобы или пасть со славою, или воротитья с военною добычею". ВсЪ попавшiе к туркам казаки носят польскiя фамилии: Свирговскiй, Козловскiй, Сидорскiй, Янчик, Копытскiй, РЪшковскiй. Из текста повЪствованiя видно, что всЪ они шляхтичи, но с каким-то темным прошлым; для одних разоренiе, для других провинности и преступленiя были причиной ухода в казаки. Казачьи подвиги разсматриваются ими, как средство возстановленiя чести: "или пасть со славою, или воротиться с военною добычею". Потому они и расписаны так авторами, которые сами могли быть соратниками Свирговскаго [13]. Еще П.Кулиш замЪтил, что сочиненiе их продиктовано менЪе высокими мотивами, чЪм поэмы Папроцкаго. Они преслЪдовали цЪль реабилитацiи провинившихся шляхтичей и их амнистiи. Подобныя сочиненiя, наполненныя превознесенiем храбрости дворян ушедших в казаки, надЪляли рыцарскими чертами и все казачество. Литература эта, без сомнЪнiя, рано стала извЪстна запорожцам, способствуя распространенiю среди них высокаго взгляда на свое общество. Когда же "реестровые" начали, в XVII вЪкЪ, захватывать земли, превращаться в помещиков и добиваться дворянских прав, популяризацiя версiи об их рыцарском происхожденiи прiобрЪла ообенную настойчивость. "ЛЪтопись Грабянки", "Краткое описанiе о казацком малороссiйском народЪ" П. Симоновскаго, труды Н. Маркевича и Д. Бантыш-Каменскаго, а также знаменитая "Исторiя Русов" - наиболЪе яркiя выраженiя взгляда на шляхетскую природу казачества.

Несостоятельность зтой точки зрЪнiя вряд ли нуждается в доказательстве. Она попросту выдумана и никакими источниками, кромЪ фальшивых, не подтверждается. Мы не знаем ни одного провЪреннаго документа, свидЪтельствующаго о раннем запорожском казачествЪ, как о самобытной военной организацiи малороссiйской шляхты. Простая логика отрицает эту версiю. Будь казаки шляхтичами с незапамятных времен, зачЪм бы им было в XVII и XVIII вЪках добиваться шляхетскаго званiя? К тому же, Литовская Метрика, русскiя летописи, польскiя хроники и прочiе источники дают в достаточной мЪрЪ ясную картину происхожденiя подлиннаго литовско-русскаго дворянства, чтобы у изслЪдователей мог возникнуть соблазн вести его генезис от запорожцев.

Еще труднЪе сравнивать запорожскую СЪчь с рыцарским орденом. Ордена хоть и возникли, первоначально, за предЪлами Европы, но всЪм своим существом связаны с нею. Они были порожденiем ея общественно-политической и религiозной жизни, тогда как казачество рекрутировалось из элементов вытЪсненных организованным обществом государств европейскаго востока. Возникло оно не в гармонiи, а в борьбЪ с ними. Ни свЪтская, ни церковная власть, ни общественный почин не причастны к образованiю таких колонiй, как Запорожье. Всякая попытка приписать им миссiю защитников православiя против Ислама и католичества разбивается об историческiе источники. Наличiе в СЪчи большого количества поляков, татар, турок, армян, черкесов, мадьяр и прочих выходцев из неправославных стран не свидЪтельствует о запорожцах, как ревнителях православiя.

Данныя, приведенныя П. Кулишем, исключают всякiя сомненiя на этот счет. Оба Хмельницких, отец и сын, а послЪ них Петр Дорошенко, признавали себя подданными султана турецкаго - главы Ислама. С крымскими же татарами, этими "врагами креста Христова", казаки не столько воевали, сколько сотрудничали и вкупЪ ходили на польскiя и на московскiя украйны.

Современники отзывались о религиозной жизни днЪпровскаго казачества с отвращенiем, усматривая в ней больше безбожiя, чЪм вЪры. Адам Кисель, православный шляхтич, писал, что у запорожских казаков "нЪт никакой вЪры" и то же повторял унiатскiй митрополит Рутскiй. Православный митрополит и основатель кiевской духовной академiи - Петр Могила - относился к казакам с нескрываемой враждой и презрЪнiем, называя их в печати "ребелизантами". Сравнивать сЪчевую старшину с капитулом, а кошевого атамана с магистром ордена - величайшая пародiя на европейское средневЪковье. Да и по внЪшнему виду, казак походил на рыцаря столько же, сколько питомец любой восточной орды. Тут имЪются в виду не столько баранья шапка, оселедец и широкiе шаровары, сколько всякое отсутствiе шаровар. П. Кулиш собрал на этот счет яркiй букет показанiй современников, вродЪ оршанскаго старосты Филиппа Кмиты, изображавшаго в 1514 году черкасских казаков жалкими оборванцами, а французскiй военный эксперт Дальрак, солровождавшiй Яна СобЪсскаго в знаменитом походЪ под ВЪну, упоминает о "дикой милицiи" казацкой, поразившей его своим невзрачным видом.

Уже от начала XVIII вЪка сохранилось любопытное описанiе одного из казачьих гнЪзд, своего рода филiала СЪчи, составленное московским попом Лукъяновым. Ему пришлось посЪтить Хвастов - стоянку знаменитаго Семена ПалЪя и его вольницы: "Вал земляной, по виду не крЪпок добре, да сидЪльцами крЪпок, а люди в нем что звЪри. По земляному валу ворота частыя, а во всяких во- ротах копаны ямы, да солома постлана в ямы. Там палЪевшина лежит человЪк по двадцати, по тридцати; голы что бубны без рубах нагiе страшны зЪло. А когда мы прiЪхали и стали на площади а того дня у них случилося много свадеб, так нас обступили, как есть около медвЪдя; всЪ казаки палЪевшина, и свадьбы покинули; а всЪ голудьба безпорточная, а на ином и клочка рубахи нЪт; страшны зЪло, черны, что арапы и лихи, что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им и втрое, что таких уродов мы отроду не видали. У нас на МосквЪ и в Петровском кружалЪ не скоро сыщешь такого хочь од- ного" [14]. Сохранился отзыв о палЪевцах и самого гетмана Мазепы. По его словам, ПалЪй "не только сам повседнев- ным пьянством помрачаясь, без страха Божiя и без разума живет, но и гультяйство также единонравное себЪ держит, которое ни о чем больше не мыслит, только о грабительствЪ и о крови невинной".

Запорожская СЪчь, по всЪм дошедшим до нас свЪдЪнiям, не далеко ушла от палЪевскаго табора - этого подобiя "лицарских орденив, що иснували в захидной Европи".

Что касается легенды демократической, то она - плод усилiй русско-украинских поэтов, публицистов, историков XIX вЪка, таких как РылЪев, Герцен, Чернышевскiй, Шев- ченко, Костомаров, Антонович, Драгоманов, Мордовцев. Воспитанные на западно-европейских демократических идеалах, они хотЪли видЪть в казачествЪ простой народ ушедшiй на "низ" от панской неволи и унесшiй туда свои вЪковЪчныя начала и традицiи. Не случайно, что такой взгляд определился в эпоху народничества и наиболЪе яркое выраженiе получил в статьЪ "О казачествЪ" ("Современник" 1860 г.) гдЪ автор ея, Костомаров возставал против распространеннаго взгляда на казаков, как на разбойников, и объяснял казачье явленiе "послЪдствiем идей чисто демократических".

Костомаровская точка зрЪнiя живет до сих пор в СССР. В книгЪ В. А. Голобуцкаго "Запорожское казачество" [15], казаки представлены пiонерами земледЪлiя, распахивателями цЪлины в Диком полЪ. Автор видит в них не воинское, а хлЪбопашеское, по преимуществу, явленiе. Но его аргументацiя, разсчитанная на непосвященную читательскую массу, лишена какой либо цЪнности для изслЪдователей. Он часто прибЪгает к недостойным прiемам, вродЪ того, что хозяйство реестровых казаков XVII вЪка выдает за дореестровый перiод казачьяго быта и не стЪсняется зачислять в казаки неказачьи группы населенiя, мЪщан, напримЪр. КромЪ того, он совершенно уклонился от возраженiя на труды и публикацiи несогласные с его точкой зрЪнiя.

Когда Костомаров, вмЪстЪ с БЪлозерским, Гулаком, Шевченко, основал в КiевЪ, в 1847 году, "Кирилло-Мефодiевское Братство", он написал "Книги бытiя украинскаго народу" - что-то вродЪ политической платформы, гдЪ казацкое устройство противопоставлялось аристократическому строю Польши и самодержавному укладу Москвы.

"Не любила Украина ни царя, ни пана, скомпонувала соби козацтво, есть то истее братство, куды кожный пристаючи був братом других, чи вин був преж того паном, чи невольником, аби христiянин, и були козаки миж собою вси ривни и старшины выбирались на ради и повинни були слугувати всим по слову христовому, и жадной помпи панской и титула не було миж козаками". Костомаров приписывал казакам высокую миссiю. "Постановило козацтво виру святую обороняти и визволяти ближних своих з неволи. Тим то гетман Свирговскiй ходив обороняти Волощину, и не взяли козаки миси з червонцами, як им давали за услуги, не взяли тим, що кровь проливали за виру та за ближних и служили Богу а не идолу золотому" [16]. Костомаров в тот перiод был достаточно невЪжественен в украинской исторiи. ВлослЪдствiи он хорошо узнал, кто такой был Свирговскiй и зачЪм ходил в Валахiю. Но в эпоху Кирилло-Мефодiевскаго Братства, авантюрная грабительская экспедицiя польских шляхтичей легко сошла у него за крестовый поход и за служенiе "Богу, а не идолу золотому".

По Костомарову, казаки несли УкраинЪ такое подлинно демократическое устройство, что могли осчастливить не одну эту страну, но и сосЪднiя с нею.

Приблизительно так же смотрЪл на запорожскую СЪчь М. П. Драгоманов. В казачьем быту он видЪл общинное начало и даже склонен был называть СЪчь "коммуной". Он не мог простить П. Лаврову, что тот в своей рЪчи на банкетЪ посвященном 50-лЪтiю польскаго возстанiя 1830 г., перечислив наиболЪе яркiе примЪры революцiонно-демократическаго движенiя (Жакерiя, Крестьянская война в Германiи, Богумильство в Болгарiи, Табориты в Чехiи) - не упомянул "Товариства (коммуны) Запорожскаго" {16а}. Драгоманов полагал, что Запорожье "самый строй таборами заимствовало от чешких таборитов, которым ходили по- могать наши волынцы и подоляне XV вЪка". Одной из прямых задач участников украинофильскаго движенiя Драгоманов считал обязанность "отыскивать в разных мЪстах и классах населенiя Украины воспоминанiя о прежней свободЪ и равноправности". (Он включил это в качествЪ особаго пункта в "Опыт украинской политико-соцiальной программы", выпущенной им в 1884 г. в ЖеневЪ. Там, популяризацiи казачьяго самоуправленiя в эпоху Гетманщины и, особенно, "СЪчи и вольностей товариства запорожскаго" - придается исключительное значенiе. "Программа" требует от поборников украинской идеи всемiрно их пропагандировать "И ПОДВОДИТЬ ИХ К ТЕПЕРЕШНИМ ПОНЯТIЯМ О СВОБОДЪ И РАВЕНСТВЪ У ОБРАЗОВАННЫХ НАРОДОВ". [17]

Это вполнЪ объясняет широкое распространенiе подобнаго взгляда на запорожское казачество, особенно среди "прогрессивной" интеллигенцiи. Она его усвоила в результатЪ энергичной пропаганды дЪятелей типа Драгоманова. Без всякой провЪрки и критики, он был принят всЪм русским революцiонным движенiем. В наши дни он нашел выраженiе в тезисах ЦК КПСС по случаю 300-лЪтiя возсоединенiя Украины с Россiей. "В ходЪ борьбы украинских народных масс против феодально-крЪпостническаго и нацiональнаго гнета, - говорится там, - а также протiв турецко-татарских набЪгов, была создана военная сила в лицЪ казачества, центром котораго в XVI вЪкЪ стала Запорожская СЪчь, сыгравшая прогрессивную роль в исторiи украинскаго народа".

Составители тезисов проявили значительную осторожность, ни о коммунизмЪ казачьем, ни о свободЪ и равенствЪ не упоминают - оцЪнивают казачество исключительно, как военную силу, но "прогрессивную роль" его отмЪчают в соотвЪтствiи с традицiонной украинофильской точкой зрънiя.

Между тЪм, историческая наука давно признала неумЪстность поисков "прогресса" и "демократiи" в таких явленiях прошлаго, как Новгородская и Псковская республики, или Земскiе Соборы Московскаго Государства. Их своеобразная средневЪковая природа мало имЪет общаго с учрежденiями новаго времени. Тоже старое казачество. Объективное его изученiе разрушило как аристократическую, так и демократическую легенды. Сам Костомаров, по мЪрЪ углубленiя в источники, значительно измЪнил свой взгляд, а П. Кулиш, развернув широкое историческое полотно, представил казачество в таком свЪтЪ, что оно ни под какiя сравненiя с европейскими институтами и общественными явленiями не подходит. На Кулиша сердились за такое развЪнчанiе, но опорочить его аргументацiю и собранный им документальный матерiал не могли. Обращенiе к нему и по сей день обязательно для всякаго, кто хочет понять истинную сущность казачества.

Демократiя, в наш вЪк, расцЪнивается не по формальным признакам, а по ея общественно-культурной и моральной цЪнности. Равенство и выборность должностей в общинЪ живущей грабежом и разбоем никого не восхищают. Не считаем мы, также, достаточным для демократическаго строя одного только участiя народа в рЪшенiи общих дЪл и выборности должностей. Ни древняя, античная, ни новЪйшая демократiя не мыслили этих начал внЪ строгой государственной организацiи и твердой власти. Господства толпы никто сейчас с понятiем народовластiя не сближает. А запорожским казакам именно государственнаго начала и недоставало. Они воспитаны были в духЪ отрицанiя государства. К своему собственному войсковому устройству, которое могло бы разсматриваться, как прообраз государства, у них существовало мало почтительное отношенiе, вызывавшее всеобщее удивленiе иностранцев. ПопулярнЪйшiй и сильнЪйшiй из казачьих гетманов - Богдан Хмельницкiй - не мало терпЪл от своевольства и необузданности казаков. ВсЪ, кто бывал при дворЪ Хмельницкаго, поражались грубому и панибратскому обхожденiю полковников со своим гетманом. По словам одного польскаго дворянина, московскiй посол, человЪк почтенный и обходительный, часто принужден был опускать в землю глаза. Еще большее возмущенiе вызвало это у венгерскаго посла. Тот, несмотря на радушный прiем оказанный ему, не мог не вымолвить по-латыни: "Занесло меня к этим диким звЪрям!" [18]. Казаки не только гетманскiй престиж ни во что не ставили, но и самих гетманов убивали с легким сердцем. В 1668 г. под Диканькой они убили лЪвобережнаго гетмана Брюховецкаго. Правда, это убiйство было совершено по приказу его соперника Дорошенка, но когда тот выкатил нЪсколько бочек горЪлки, казаки подвыпив надумали убить к вечеру и самого Дорошенка. Преемник Брюховецкаго, Демьян МногогрЪшный,признавался: "Желаю прежде смерти сдать гетманство. Если мнЪ смерть приключится, то у казаков такой обычай - гетманскiе пожитки всЪ разнесут, жену, дЪтей и родственников моих нищими сделают; да и то у казаков бывает, что гетманы своею смертью не умирают; когда я лежал болен, то казаки собирались всЪ пожитки мои рознести по себЪ" [19]. К "розносу" гетманских пожитков казаки готовы были в любую минуту. Сохранилось описанiе банкета даннаго Мазепой в шведском стану, в честь прибывших к нему запорожцев. Подвыпив, запорожцы начали тянуть со стола золотую и серебряную посуду, а когда кто-то осмЪлился указать на неблаговидность такого поведенiя, то был тут же прирЪзан. Если такой стиль царил в эпоху Гетманщины, когда казачество пыталось создать что-то похожее на государственное управленiе, то что было в сравнительно раннiя времена, особенно в знаменитой СЪчи? Кошевых атаманов и старшину поднимали на щит или свергали по капризу, либо под пьяную руку, не предъявляя даже обвиненiя. Рада - верховный орган управленiя - представляла собой горластое неорганизованное собранiе всЪх членов "братства". Боярин В. В. Шереметев, взятый татарами в плЪн и прожившiй в Крыму много лЪт, описывал в одном письмЪ к царю АлексЪю Михайловичу свое впечатлЪнiе от татарскаго Курултая или, как он его называет, "Думы". "А дума бусурманская похожа была на раду казацкую; на что хан и ближнiе люди приговорят, а черные юртовые люди не захотят, и то дЪло никакими мЪрами сделано не будет". На необычайное засилье самовольной толпы жалуются всЪ гетманы. Казачество, по словам Мазепы, "никогда никакой власти и начальства над собой имЪть не хочет". Казачья "демократiя" была, на самом дЪлЪ, охлократiей.

Не здЪсь ли таится разгадка того, почему Украина не сдЪлалась, в свое время, самостоятельным государством? Могли ли его создать люди, воспитанные в антигосударственных традицiях? Захватившiе Малороссiю "казаченки" превратили ее как бы в огромное Запорожье, подчинив весь край своей дикой системЪ управленiя. Отсюда частые перевороты, сверженiя гетманов, интриги, подкопы, борьба друг с другом многочисленных группировок, измЪны, предательства и невЪроятный политическiй хаос, царившiй всю вторую половину XVII вЪка. Не создав своего государства, казаки явились самым неуживчивым элементом и в тЪх государствах, с которыми связывала их историческая судьба.

Объясненiя природы казачества надо искать не на ЗападЪ, а не ВостокЪ, не на почвЪ удобренной римской культурой, а в "диком полЪ", среди тюрко-монгольских орд. Запорожское казачество давно поставлено в прямую генетическую связь с хищными печенЪгами, половцами и татарами, бушевавшими в южных степях на протяженiи чуть не всей русской истории. ОсЪвшiе в ПриднЪпровьи и известные чаще всего, под именем Черных Клобуков, они со временем христiанизировались, руссифицировались и положили начало, по мнЪнiю Костомарова, южно-русскому казачеству. Эта точка зрЪнiя получила сильное подкрЪпленiе в ряде позднейших изысканiй, среди которых особенным интересом отличается изслЪдованiе П. Голубовскаго. Согласно ему, между степным кочевым мiром и русской стихiей не было в старину той рЪзкой границы, какую мы себЪ обычно представляем. На всем пространствЪ от Дуная до Волги, "лЪс и степь" взаимно проникали друг друга, и в то время как печенЪги, торки и половцы осЪдали в русских владЪнiях, сами русские многочисленными островками жили в глубинЪ тюркских кочевiй. Происходило сильное смЪшенiе кровей и культур. И в этой средЪ, по мнЪнiю Голубовскаго, уже в кiевскую эпоху стали создаваться особыя воинственныя общины, в составЪ которых наблюдались как русскiе, так и кочевые инородческiе элементы. Основываясь на извЪстном "Codex Camanicus" конца XIII вЪка, Голубовскiй самое слово "казак" считает половецким, в смыслЪ стража передового, дневного и ночного [20].

Толкованiй этого слова много и выводилось оно всегда из восточных языков, но прежнiе изследователи сопровождали свои утвержденiя аргументацiей и соотвЪтствующими лингвистическими выкладками. Только В. А. Голобуцкiй, автор недавно вышедшей работы о запорожском казачествЪ, отступил от этой хорошей академической традицiи. ОтмЪтив тюркское его происхожденiе и истолковав, как "вольнаго человЪка", он ничЪм не подкръпил своего открытiя. Не трудно замЪтить руководившее им желанiе - закрЪпить филологически за словом "казак" то значенiе, которое придавалось ему в нацiоналистической публицистикЪ и поэзiи ХIХ вЪка.

НЪкоторые изслЪдователи идут дальше Голубовскаго и ищут слЪдов казачества в скифских и в сарматских временах, когда на нашем югЪ подвизались многочисленныя ватаги, добывавшiя пропитанiе грабежами и набЪгами. Степь искони дышала разбоем, хищиничеством и той особой вольностью, которую так трудно отождествить с современным понятiем свободы. Наиболее яркую печать наложила на казачество самая близкая к нему по времени, татарская эпоха степной исторiи. Давно обращено вниманiе на тюркско-татарское происхожденiе казачьей терминологiи. Слово "чабан", напримЪр, означающее пастуха овец, заимствовано от татар. От них же заимствовано и слово "атаман", производное от "одаман", означающее начальника чабанов своднаго стада. Сводное же стадо составляли десять соединенных стад, по тысячЪ овец в каждом. Такое стало называлось "кхош". Казацкое "кош" - становище, лагерь, сборное мЪсто, и "кошевой атаман" вышли из этого степного лексикона. Оттуда же "курень" и "куренный атаман". "Значенiе куреня, - по словам Рашид- ед-Дина, - таково: когда в полЪ кибитки во множествЪ стоят кругом в видЪ кольца, то называют это КУРЕНЬ".

Объяснить прониковенiе в среду днЪпровских казаков тюрко-монгольской кочевой терминологiи не так уж трудно, в виду близости Крыма. Но наиболЪе вЪроятным ея источником были казаки же, только не свои русскiе, а татарскiе. Представленiе о казачествЪ как спецiально русском явленiи до такой степени рапространено у нас и в ЕвропЪ, что о существованiи иноплеменных казачьих скопищ рЪдко кому извЪстно. Между тЪм, Дон и Запорожье были, надо думать, младшими братьями и учениками казаков татарских.

На существованiе татарских казаков имЪется множество указанiй. Оставляя в сторонЪ вопрос о большой Казахской ордЪ за Каспiем, которую нЪкоторые историки, как Быкадоров и Эварницкiй, ставят в родственную связь со всЪм казацким мiром, мы ограничимся болЪе близкой нам территорией - Причерноморьем. В 1492 г. хан Менгли Гирей писал Ивану III, что войско его, возвращаясь из под Кiева с добычею, было ограблено в степи "ордынским казаками". Об этих ордынских или "азовских" казаках-татарах неоднократно пишут русскiе лЪтописцы со времен Ивана III, характеризуя их, как самых ужасных разбойников, нападавших на пограничные города и чинивших необычайныя препятствiя при сношенiях Московскаго Государства с Крымом. "Поле не чисто от азовских казаков", читаем мы постоянно в донесенiях послов и пограничных воевод государю. Татарскiе казаки, так же как русскiе, не признавали над собой власти ни одного из сосЪдних государей, хотя часто поступали к ним на службу. Так, отряды татарских казаков состояли на службЪ у Москвы, не гнушалась ими и Польша. ИзвЪстно по крайней мЪрЪ, что король Сигизмунд-Август призывал к себЪ бЪлгородских (аккерманских) и перекопских казаков и посылал им сукно на жалованье. Но чаще всЪх привлекал их себЪ на помощь крымскiй хан, имЪвшiй постоянно в составЪ своих войск крупные казачьи отряды. Разбойничая на пространствЪ между Крымом и московской украйной, татарскiе казаки были в военном, бытовом и экономическом отношенiи самостоятельной организацiей, так что польскiе лЪтописцы, зная четыре татарскiя орды (заволжскую, астраханскую, казанскую, перекопскую), причисляли к ним, иногда, пятую - казацкую [21].

Надо ли, послЪ этого, ходить далеко на Запад в поисках образца для запорожской СЪчи? Истинной школой днЪпровской вольницы была татарская степь, давшая ей все от воинских прiемов, лексикона, внЪшняго вида (усы, чуб, шаровары), до обычаев, нравов и всего стиля поведенiя.

Прославленные морскiе походы в туреччину выглядят совсЪм не патрiотическим и не благочестивым дЪлом. Сами, украинофилы прошлаго вЪка знали, что казаки "розбивали по Черному море християнске купецтво заодно с бесурменским, а дома плиндрували руськи свои городи татарским робом" [22]. "Были в Швецiи казаки запорожскiе, числом 4.000, - пишет одна польская лЪтопись, - над ними был гетманом Самуил Кошка, там этого Самуила и убили. Казаки в Швецiи ничего добраго не сдЪлали, ни гетману, ни королю не пособили, только на Руси Полоцку великiй вред сдЪлали и город славный Витебск опустошили, золота и серебра множество набрали, мЪщан знатных рубили и такую содомiю чинили, что хуже злых непрiятелей или татар". Под 1603 годом повЪствуется о похожденiи казаков под начальством нЪкоего Ивана Куцки в Боркулабовской и Шупенской волостях, гдЪ они обложили населенiе данью в деньгах и натурЪ. "В том же году в городЪ МогилевЪ Иван Куцка сдал гетманство, потому что в войскЪ было великое своевольство: что кто хочет, то дЪлает. ПрiЪхал посланец от короля и панов радных, напоминал, грозил казакам, чтоб они никакого насилiя в городЪ и по селам не дЪлали. К этому посланцу приносил один мЪщании на руках дЪвочку шести лЪт, прибитую и изнасилованную, едва живую; горько, страшно было глядЪть: всЪ люди плакали, Богу Создателю молились, чтобы таких своевольников истребил навЪки. А когда казаки назад на Низ поЪхали, то великiе убытки селам и городам дЪлали, женщин, дЪвиц, дЪтей и лошадей с собою брали; один казак вел ло- шадей 8, 10, 12, дЪтей 3, 4, женщин или дЪвиц 4 или 3" [23].

ЧЪм эта картина отличается от вида крымской орды возвращающейся с ясырем из удачнаго набЪга? Разница может быть, та, что татары своих единовЪрцев и единоплеменников не брали и не продавали в рабство, тогда как для запорожских "лыцарей" подобных тонкостей не существовало.

Школа Запорожья была не рыцарская и не трудовая крестьянская. Правда, много крЪпостных мужиков бЪжало туда и много было поборников идеи освобожденiя селянства от крЪпостного права. Но принесенныя извне, эти идеи замирали в Запорожьи и подмЪнялись другими. Не онЪ опредЪляли образ СЪчи и общiй тонус ея жизни. ЗдЪсь существовали свои вЪковЪчныя традицiи, нравы и свой взгляд на мiр. Попадавшiй сюда человЪк переваривался и перетапливался, как в котлЪ, из малоросса стано- вился казаком, мЪнял этнографiю, мЪнял душу. В глазах современников, как отдЪльные казаки, так и цЪлыя их объединенiя, носили характер "добычников". "Жен не держат, землю не пашут, питаются от скотоводства, звЪриной ловли и рыбнаго промысла, а в старину больше в добычах, от сосЪдственных народов получаемых, упражнялись" [24]. Казакованiе было особым методом добыванiя средств к жизни, и тот же Папроцкiй, воспЪвавшiй казаков, как рыцарей, признается в одном мЪстЪ, что в низовьях ДнЪпра "сабля приносила больше барышей, чЪм хозяйство". Именно поэтому в казачество шли не одни простолюдины, но и шляхта, подчас из очень знатных родов. Насколько возвышенными были их цЪли и устремленiя, видно из случая с знаменитым Самуилом Заборовским. Отправляясь в Запорожье, он мечтал о походЪ с казаками на московскiе предЪлы, но явившись в СЪчь и ознакомившись с обстановкой, мЪняет намЪренiе и предлагает поход в Молдавiю. Когда же татары приходят с дружеским предложенiем итти совмЪстно грабить Персiю, он охотно соглашается и на это. Запорожскiе мораль и нравы хорошо были извЪстны в ПольшЪ: коронный гетман Ян Замойскiй, обращаясь к провинившимся шляхтичам, выставлявшим в оправдание прежних проступков свои заслуги в запорожском войскЪ, говорил: "Не на Низу ищут славной смерти, не там возвращаются утраченныя права. Каждому разсудительному человеку понятно, что туда идут не из любви к отчеству, а для добычи" [25].

Даже в позднiя врЪмена, в началЪ XVIII века, казаки не стЪснялись называть свое ремесло его собственным именем. Когда Булавин поднял на Дону возстанiе против Петра Великаго, он отправился в Запорожье с цЪлью прибрать там себЪ помощников. СЪчь заволновалась. Одни стояли за немедленное соединенiе с донским атаманом, другiе боялись порывать с Москвой. Дошло до смЪны кошевого и старшины. УмЪренная группа одержала верх и порЪшили всей СЪчью не выступать, а разрЪшить желающим присоединиться к Булавину на свой риск. Булавин встал в Самарских городках и обратился к запорожцам с призывом: "Атаманы молодцы, дорожные охотники, вольные всяких чинов люди, ВОРЫ и РАЗБОЙНИКИ! Кто похочет с военным походным атаманом Кондратьем Афанасьевичем Булавиным, кто похочет с ним погулять по чисту полю, красно походить, сладко попить да поЪсть, на добрых конях поЪздить, то прiЪзжайте в черны вершины самарскiя!" [26].

До учреждения осЪдлаго реестроваго казачества в серединЪ XVI вЪка, термином "казак" опредЪлялся особый образ жизни. "Ходить в казаки" означало удаляться в степь за линiю пограничной охраны и жить там на подобiе татарских казаков, т. е., в зависимости от обстоятельств, ловить рыбу, пасти овец или грабить.

Фигура запорожца не тождественна с типом коренного малороссiянина, они представляют два разных мiра. Один - осЪдлый, земледЪльческiй, с культурой, бытом, навыками и традицiями унаслЪдованными от кiевских времен. Другой - гулящiй, нетрудовой, ведущiй разбойную жизнь, выработавшiй совершенно иной темперамент и характер под влiянiем образа жизни и смЪшенiя со степными выходцами. Казачество порождено не южно-русской культурой, а стихiей враждебной, пребывавшей столЪтiями в состоянiи войны с нею.

Высказанная многiми русскими историками, мысль эта поддержана нынЪ нЪмецким изслЪдователем Гюнтером Штеклем, полагающим, что первыми русскими казаками были руссифицировавшiеся крещеные татары. В них он видит отцов восточно-славянскаго казачества.

Что касается легенды, приписывающей запорожцам миссiю защиты славянскаго востока Европы от татар и турок, то она, ныне, достаточно развЪнчана накопившимся документальным матерiалом и трудами изслЪдователей. Казацкая служба на краю Дикаго поля создана иницiативой и усилiями польскаго государства, а не самого казачества. Вопрос этот давно ясен для исторической науки.

"Откуда пошло самостийничество (Полностью)"