"Откуда пошло самостийничество (Полностью)"

Уже к концу прошлаго столЪтiя Галицiю стали называть "украинским Пьемонтом", уподобляя ея роль той, которую Сардинское королевство сыграло в объединенiи Италiи. Несмотря на претенцiозность, это сравненiе оказалось, в какой-то степени, вЪрным. С конца 70-х годов, Львов становится штаб-квартирой движенiя, а характер украинизма опредЪляется галичанами. ЗдЪсь выдаются патенты на истинное украинофильство и здЪсь вырабатывается кодекс поведенiя всякаго, кто хочет трудиться на нивЪ нацiонального освобожденiя. Широко пропагандируется идея нацiональнаго тождества между галичанами и украинцами; Галицiю начинают именовать не иначе, как Украиной. Сейчас, благодаря совЪтской власти, это имя столь прочно вошло в употребленiе, что только историки знают о незаконности такого присвоенiя. Если на самой УкраинЪ оно возникло лишь в концЪ XVI, в началЪ XVII вЪка и до самаго 1917 г. жило на положенiи прозвища не имЪя надежды вытЪснить историческое имя Малороссiи, то в Галицiи ни народ, ни власти слыхом не слыхали про Украину. Именовать ее так начала кучка интеллигентов в концЪ XIX вЪка.

Несмотря на всЪ ея усилiя, "Украина" и "украинец" дальше страниц партiйной прессы не распространялись. Было ясно, что без чьей-то мощной поддержки чужое имя не привьется. Возникла мысль ввести его государственным путем. У кого она возникла раньше, у галицких украинофилов или у австрiйских чиновников - трудно сказать. Впервые, термин "украинскiй" употреблен был в письмЪ императора Франца Iосифа от 5 июня 1912 г. парламентскому русинскому клубу в ВЪнЪ. Но поднявшiеся толки, особенно в польских кругах, вынудили барона Гейнольда, министра внутренних дЪл, выступить с разъясненiем, согласно которому термин этот употреблен случайно, в результатЪ редакцiоннаго недосмотра. ПослЪ этого, офицiальные вЪнскiе круги воздерживались от повторенiя подобнаго опыта [161]. Только в глухой БуковинЪ, откуда вЪсти не проникали в широкiй мiр, завели, примЪрно с 1911 г., обычай требовать от русских богословов, кончавших семинарiю, письменнаго обязательства: "Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отнынЪ не буду называть себя русским, лишь украинцем и только украинцем". Священникам, не подписавшим такого документа, не давали прихода [162].

В 1915 г., членам австрiйскаго правительства представлена была записка отпечатанная в ВЪнЪ в небольшом количествЪ экземпляров под заглавiем "Denkschrift uber die Notwendigkeit ausschliesslichen Gebrauches des Nationalnamen 'Ukrainer'".

Австрiйцев соблазняли крупными политическим выгодами могущими послЪдовать в результатЪ переименованiя русинов в украинцев. Но имперскiй кабинет не прельстился такими доводами. Весьма возможно, что на его позицiю повлияло выступленiе знаменитаго вЪнскаго слависта академика Ягича. "В Галицiи, БуковинЪ, Прикарпатской Руси, - заявил Ягич, - эта терминологiя, а равно все украинское движенiе, является чужим растенiем, извнЪ занесенным продуктом подражанiя... О всеобщем употребленiи имени "украинец" в заселенных русинами краях Австрiи не может быть и рЪчи; даже господа подписавшiе меморандум едва ли были бы в состоянiи утверждать это, если бы они не хотЪли быть обвиненными в злостном преувеличенiи" [163].

Другая подобная же попытка относится к 1923 году, когда Галицiя находилась в составЪ возродившагося польскаго государства. Исходила она от Науковаго Товариства им. Шевченко во ЛьвовЪ, которое особым меморандумом просило отмЪнить запрет наложенный кураторiей львовскаго учебнаго округа на названiя "Украина" и "украинец" в отношенiи Галицiи и русинов [164]. Демарш этот, так же, как в 1915 г., никакого успЪха не имЪл. Утвердили и узаконили за Галицiей названiе Украины большевики, в 1939 г., послЪ раздЪла Польши между Сталиным и Гитлером. Они еще задолго до захвата Галицiи начали именовать ее "Западной Украиной", что оказалось чрезвычайно удобным с точки зрЪнiя послЪдовавшаго "возсоединенiя".

Но не только по именам, а и по крови, по вЪрЪ, по культурЪ, Галицiя и Украина менЪе близки между собой, чЪм Украина и БЪлоруссiя, чЪм Украина и Великоруссiя. Из всЪх частей стараго кiевскаго государства, Галицкое княжество раньше и прочнЪе других подпало под иноземную власть и добрых 500 лЪт пребывало под Польшей. За эти 500 лЪт ея русская природа подверглась величайшим насилiям и испытанiям. Ее колонизовали нЪмецкими, мадьярскими, польскими и иными нерусскими выходцами. Особенно жестоким был их наплыв при ЛюдовикЪ Венгерском, когда Галицiя (Червонная Русь) отдана была в управленiе силезскому князю Владиславу Опольскому, человЪку совершенно онЪмеченному. Он роздал нЪмцам и венграм множество урядов, земельных владЪнiй, населил ими русскiе города, развил широкую сельскую колонизацiю, посадив на галицiйскiя земли нЪмецких крестьян дав им важныя льготы по сравненiю с коренным населенiем. Пусть не этим "привилегированным" удалось онЪмечить галицiйцев, а сами они руссифицировались, но с тЪх пор в жилах галичан течет не мало чужой крови.

К расовым отличiям надлежит прибавить отличiя религiозныя. Галицiя первая из древних русских земель отступила от православiя и приняла Унiю.

Наконец, язык ея совсЪм не тот, что в НадднЪпрянщинЪ. Даже наспЪх созданная "литерацка мова", объявленная общеукраинской, не способна скрыть существованiя двух языков, объединенных только орфографiей.

Это не трудно установить положив книжки Квитки-Основяненко, Шевченко, Марко Вовчка рядом с произведенiями Вагулевича, Гушалевича, Ивана Франко и других галицiйских писателей. До послЪдней четверти XIX вЪка, ни галицiйская литература на УкраинЪ, ни украинская в Галицiи - не были извЪстны. Взаимное ознакомленiе началось послЪ того, как возникло панукраинское движенiе. Только тогда в Галицiи стали популяризировать Шевченко, а на УкрайнЪ русинских авторов.

ИзвЪстный историк литературы А. Н. Пыпин в свое время писал: "Галицiйской литературЪ не принадлежат произведенiя той нашей литературы малорусской, которая развiвалась уже в перiодЪ раздЪленiя западнаго и восточнаго края южной Руси, под влiянiем жизни и образованности общерусской. Начиная с Котляревскаго и даже еще раньше, условiя нашей малорусской литературы были уже иныя, чЪм условiя книжности галицко-русской, и произведенiя малорусскiя усваиваютя галичанами опять с извЪстной долей искусственности". То же утвЪрждает и Драгоманов, полагающiй, что галицкую и украинскую литературы "треба вважати, коли не за зовсим окремы, то же дуже одминны одна вид другой" [165].

Нельзя забывать и о школЪ. Украйна училась в общерусских школах, читала русскiя книги и впитывала русскую образованность, Галицiя училась по-польски, а потом, в XIX вЪкЪ, по-нЪмецки. Несмотря на сильное развитiе руссофильства, во второй половинЪ XIX вЪка, каждый образованный галичачин гораздо меньше имЪл понятiя о ПушкинЪ, ГоголЪ, ЛермонтовЪ, ГончаровЪ, Толстом, Достоевском, чЪм о МицкевичЪ, Словацком, Выспянском, СенкевичЪ. ЗамЪчено, что даже свЪдЪнiя о Россiи и УкраинЪ почерпались галичанами, чаще всего, из нЪмецкой печати. Удивительно ли, что ко многим вопросам кардинальной важности украинцы и галичане относились и относятся по разному? Трудно, напримЪр, найти образованнаго украинца, который бы порицал кн. Владимiра Святого за насажденiе на Руси византiйской культуры. Для галичан - это одiозная личность. Он для них, прежде всего, не "святой", а только "великiй", а историческая его миссiя всячески осуждается: он дал Руси не ту вЪру и не ту культуру, которую слЪдовало бы...

"Лихий вплив (влiянiе) православного Царьгороду не дав нашим силам сконсулидуватися, выкликував революции, деморализував тим самым населення". Так писал о. Степан С. Шавель в канадской газетЪ "Украинськи Висти" [166]. Царьград и Москва - два злых генiя. "Москва вчила нас, як бунтуватися проти гетманив, Царьгород бунтував одного князя проти другого. Ни вид Москви, ни вид Царьгороду ничого доброго ми не навчилися, бо сами вони ничого доброго не посидали. Ни Царьгород, ни Москва не посидали принципив на яких моглаб була развинути украинська культура". Галичане не любят культурнаго прошлаго южной Руси. Нелюбовь эту можно встрЪтить не только в писанiях простого унiатскаго священника, но на страницах ученых произведенiй галицiйских профессоров, вродЪ Омельяна Огоновскаго.

С тЪх пор, как послЪ раздЪла Польши Галицiя перешла под власть Австро-Венгрiи, она представляла глубокую провинцiю, гдЪ племя русинов или рутенов, как его называли австрiйцы, насчитывавшее в XIX в. менЪе двух миллiонов душ, жило вперемежку с поляками. Преобладающее, попросту говоря, господствующее положенiе принадлежало полякам. Они были и наиболЪе богатыми, и наиболЪе образованными; представлены, преимущественно, помЪщиками, тогда как русины почти сплошь крестьяне и мЪщане. Драматическiй момент во взаимоотношенiях между Русью и Польшей заключается в том, что там, гдЪ эти двЪ народности тЪсно сожительствовали друг с другом, первая всегда находилась в порабощенiи и в подчинении у второй. Русинская народность стояла наканунЪ полной потери своего нацiональнаго обличья. Все, что было сколько нибудь интеллигентнаго и просвЪщеннаго (а это было, преимущественно, духовенство), говорило и писало по-польски.

Для богослужебных цЪлей имЪлись книги церковно-славянской печати, а всЪ запросы свЪтскаго образованiя удовлетворялись исключительно польской литературой. Путешественники посЪщавшiе Галицiю в 60-х годах отмЪчают, что бесЪда в домЪ русинскаго духовенства, во ЛьвовЪ велась не иначе, как на польском языкЪ. И это в то время, когда в Галицiи появились признаки "пробужденiя" и начали говорить о созданiи собственнаго языка и литературы. Что же было в первой половинЪ столЪтiя, когда ни о каких нацiональных идеях помину не было? Лучше всего об этом разсказывают сами галичане. Перед нами воспоминанiя Якова Головацкаго [167] - одного из авторов знаменитой "Русалки ДнЪстровой". Он происходил из семьи унiатскаго священника и признается, что отец с матерью всегда говорили по-польски и только с дЪтьми по-русски. Отец его читал иногда проповЪди в церкви "из тетрадок писанных польскими буквами". "В то время, - говорит Головацкiй, - почти никто из священников не знал русской скорописи. Когда же отец служил в Перняках, и в церкви бывала графиня с дворскими паннами, или кто нибудь из подпанков, то отец говорил проповЪдь по-польски". Самого Головацкаго отец учил грамотЪ "по печатному букварю церковнославянской азбукЪ - то называлось читати по-русски, но писати по-русски я не научился, так як ни отец ни дьяк не умЪли писати русскою скорописью". Тот же Головацкiй разсказывает эпизод из времени своего пребыванiя во львовской семинарiи. Власть польскаго языка и польской культуры выступает в этом разсказЪ с предЪльной выразительностью. "Пасторалисты дали себЪ слово не говорить проповЪдей, даже во львовских церквах иначе, только по-русски. Плешкевич первый приготовил русскую проповЪдь для городской церкви - но подумайте, якова была сила предубЪжденiя и обычая! ПроповЪдник вышел на амвон, перекрестился, сказал славянскiй текст и, посмотрЪв на интеллигентную публику, он не мог произнести русскаго слова. Смущенный до крайности, он взял тетрадку и заикаясь ПЕРЕВОДИЛ свою проповЪдь и с трудом кончил оную. В семинарiи рЪшили, что во ЛьвовЪ нельзя говорить русских проповЪдей, развЪ в деревнях".

Таких случаев робости было не мало. Когда Добрянскiй составил для своих слушателей грамматику старославянскаго языка, он издал ее (в 1837 г.) по польски, и только в 1851 г, вышла она в русском переводЪ по просьбЪ "собора ученых русских" собравшагося во ЛьвовЪ в 1848 г. Статья его о введенiи христiанской вЪры на Руси тоже напечатана была по-польски (1840 г.) и потом уже по русски (1846) .

Ни о каком знакомствЪ с русской литературой говорить не приходится. Русскiя книги знакомы были немногим находившим их лишь в больших библiотеках, либо получавших по знакомству из Россiи от Погодина и Бодянскаго. То же и с малороссiйской книгой. Несмотря на то, что нарождавшаяся украинская литература имЪла к тому времени, кромЪ Котляревскаго, Гребенки, Гулака, также - Квитку, Кулиша и Шевченко, она не была извЪстна в Галицiи. Знакомство с нею состоялось значительно позднЪе, в результатЪ долгих усилiй панукраинских дЪятелей. Русинское самосознанiе спало глубоким сном и народ медленно, но неуклонно вростал в польскую народность.

ЗдЪсь не мЪсто разсказывать, как произошло его нацiональное пробужденiе. Тут и неизмЪнные собиратели народных пЪсен - Вацлав ЗалЪсскiй, Лука Голембiевскiй, Жегота Паули (все сплошь поляки); тут же и знаменитая "Русалка ДнЪстрова" - первый литературный сборник на русинском нарЪчiи, вышедшiй в 1837 году.

Важно: - что это было за пробужденiе? ОтвЪт дан давно, о нем можно прочесть даже у Грушевскаго.

Пробужденiе было русское.

Во всЪх австро-венгерских владЪнiях населенных осколками русскаго племени - в Галицiи, в БуковинЪ, в Угорской Руси - нацiональное возрожденiе понималось как возвращенiе к общерусскому языку и к общерусской культурЪ.

Затираемое поляками, венграми, румынами, нЪмцами, населенiе этих земель стихiйно тяготЪло к Россiи, как к своей метрополiи. Совершенно гипнотизирующее дЪйствiе произвело на него движенiе стотысячной армiи Паскевича в 1849 г., шедшей на подавленiе венгерскаго возстанiя. Она не только ослЪпила его своей мощью и окружила образ Россiи нимбом непобЪдимости, но простой народ, жившiй в деревнях и мЪстечках, был глубоко взволнован тЪм, что вся эта армада говорила на совершенно понятном, почти мЪстном языкЪ. Для угорских русин, пришествiе русских было величайшим торжеством.

Придавленные мадьярским засильем они видЪли в ПаскевичЪ своего освободителя. Среди них давно уже началось броженiе против мадьяр, и один из дЪятелей этого движенiя - Адольф Добрянскiй, вынужден был даже бЪжать в Галицiю, гдЪ его застал приход русской армiи. Добрянскому удалось добиться назначенiя его императорским австрiйским комиссаром при русской армiи, в каковом званiи он и прибыл к себЪ на родину. По его иницiативЪ была послана в ВЪну депутацiя с изложенiем нацiональных нужд угорских русинов - с просьбой о выдЪленiи их земель в особыя "столицы", с учрежденiем в них мЪстной русинской администрацiи и русскаго языка в управленiи и в школЪ. Просили даже основать в УнгварЪ русскую академiю. Император, напуганный венгерским возстанiем и видЪвшiй, в тот момент, в русинах своих естественных союзников, на все отвЪчал согласiем. Добрянскiй был назначен "над-жупаном" (намЪстником) четырех столиц, учредил русскую гимназiю, завел дЪлопроизвод- ство на русском языкЪ и широко повел распространенiе в краЪ русской культуры. Ни малЪйших колебанiй в выборЪ между неразвитым мЪстным нарЪчiем и русским литературным языком не существовало. Закарпатская Русь с самаго начала встала на путь общерусской культуры. То же наблюдалось в болЪе глухой, неразвитой БуковинЪ, совсЪм лишенной собственной интеллигенцiи.

Но продолжался этот ренессанс недолго. Как только венгерское возстанiе кончилось, как только австрiйское правительство помирилось с мадьярами и венгерская аристократiя снова прiобрЪла влiянiе в государственных дЪлах, началось преслЪдованiе всего русскаго. Сам Добрянскiй был устранен, а мЪстная интеллигенцiя подверглась гоненiю.

Что же касается Галицiи, то там произошло подлинное чудо. Несмотря на многовЪковое вытравливанiе всякой памяти о ея русском прошлом, несмотря на усиленную иноземную колонизацiю, в ней восторжествовало руссофильство. Хотя там сдЪлана была попытка разработки мЪстнаго нарЪчiя, но никто иной, как сам Яков Головацкiй, иницiатор этого дЪла, пришел к заключенiю о ненужности таких опытов, при наличiи развитого русскаго языка.

Для него, как и для подавляющаго большинства культурных галичан, выбор предстоял не между мЪстным русинским нарЪчiем и русским языком, а между польским и русским. Галичанин должен быть либо поляком, либо русским - средняго нЪт. Стали издаваться газеты на русском языкЪ. Одной из них, "Слову", выпала роль столпа, вокруг котораго стали собираться всЪ "москвофилы". Редактировал ее Яков Головацкiй. РазумЪется, язык, как этой, как и других газет оставлял многаго желать с точки зрЪнiя русской грамотности, но редактора и писатели старательно работали над овладЪнiем ею. В. Дзедзицкiй выпустил брошюру: "Как малороссу в один час научиться говорить по-русски". Еще в 1866 г. в "СловЪ" появилась статья разсматривавшая русинов и русских, как один народ и доказывавшая, что между украинцами и великороссами нЪт никакой разницы. Вся Русь, по словам газеты, должна употреблять единый литературный русскiй язык. Статья эта сдЪлалась как бы манифестом "москвофилов". КромЪ Якова Головацкаго к ним примыкало не мало видных людей, из коих необходимо особо упомянуть Наумовича, бывшаго сначала польским патрiотом, а потом прошедшаго тот же путь, что и Я. Головацкiй - через увлеченiе галицiйским народничеством к москвофильству.

Причины подобнаго тяготЪнiя к Россiи в странЪ, гдЪ польское просвЪщенiе, польскiй язык сдЪлали такiе успЪхи и гдЪ интеллигентный слой людЪй представлен исключительно унiатским духовенством, были бы необъяснимы, если бы не церковно-славянскiй язык. Унiатская Церковь служила на этом языкЪ и он-то спас галичан от окончательной полонизацiи. Он постоянно напоминал о едином русском корнЪ, о прямой преемственности русскаго литературнаго языка с языком кiевской Руси. Вот почему вожаки украинства так ненавидЪли и ненавидят "церковно- славянщину".

Москвофилы не ограничились пропагандой русскаго языка и культуры, но начали проповЪдь полнаго объединенiя Галицiи с Россiей, по каковой причинЪ их прозвали также "объединителями". Они заводили связи с русским образованным обществом, главным образом через М. П. Погодина, выпускали русскiя книги, издали сочиненiя Пушкина, а в концЪ 90-х годов во ЛьвовЪ образовалось литературное общество имени А. С. Пушкина. Иницiаторы движенiя, вродЪ Головацкаго, Плещинскаго, Наумовича, до такой степени прониклись сознанiем необходимости слiянiя русин с русскими, что сами, впослЪдствiи, переселились на жительство в Россiю, гдЪ продолжали заниматься научно-литературной дЪятельностью.

Сколь велико было руссофильство галичан во второй половинЪ XIX вЪка, свидЪтельствует "сам" Грушевскiй. "Москвофильство, - по его словам, - охватило почти всю тогдашнюю интеллигенцiю Галицiи, Буковины и закарпатской Украины" [168]. Другим свидЪтельством может служить дЪятельность Драгоманова. Сам он хоть и не проживал в Галицiи (за исключенiем короткаго времени), но слЪдил за нею внимательно, и когда убЪдился во всеобщих симпатiях к Россiи, стал через своих друзей и единомышленников учреждать в Галицiи русскiя библiотеки и распространять русскую книгу. "СмЪло могу сказать, говорил он впослЪдствiи, - ни один московскiй славянофил не распространил в Австрiи столько московских книг, как я, 'украинскiй сепаратист'". ПреслЪдуя, в первую голову, задачу соцiалистической пропаганды и просвЪщенiя, и не будучи узким нацiоналистом, он понял, на каком языкЪ можно успЪшнЪе всего добиться результатов в этом направленiи. В 1893 г. он обращал вниманiе своих надднЪпрянских читателей на факт неизмЪннаго перевЪса москвофилов на всЪх выборах в Сейм и в Рейхстаг. До самой войны 1914 г. москвофильство пользовалось симпатiями БОЛЬШИНСТВА галичан и если бы не эта мiровая катастрофа, неизвЪстно, до каких бы размЪров разрослось оно. Но аресты и избiенiя в началЪ войны, а особенно послЪ кратковременнаго пребыванiя в Галицiи русских войск, нанесли ему тяжелый удар. Русофильская интеллигенцiя оказалась уничтоженной [169]. Морально ее доканала большевицкая революцiя в Россiи, открыто принявшая сторону самостiйническаго антирусскаго меньшинства.

Это антирусское меньшинство называлось "народовством", но, как часто бывает в политикЪ, названiе не только не выражало его сущности, а было маской, скрывавшей истинный характер и цЪли объединенiя. Ни по происхожденiю, ни по духу, ни по роду дЪятельности оно не было народным и самое бытiе свое получило не от народа, а от его нацiональных поработителей.

Поляки, истинные хозяева Галицiи, были чрезвычайно напуганы ростом москвофильства. Пользуясь своим первенствующим положенiем и связями с австрiйской бюрократiей, они сумЪли внушить вЪнским кругам боязнь опасности могущей произойти для Австрiи от москвофильскаго движенiя и требовали его пресЪченiя. Австрiйцы вняли.

Какого нибудь твердаго взгляда на галичан в ВЪнЪ до тЪх пор не было; до середины 30-х годов их просто не замЪчали. Когда вышла "Русалка ДнЪстровая", директор австрiйской полицiи Пейман воскликнул: "Нам поляки создают хлопот по горло, а эти глиняныя головы хотят еще похоренную рутенскую народность возрождать"! Но вскорЪ "рутенская" народность пришлась кстати.

В 1848 г., когда польское движенiе приняло угрожающiй для австрiйцев характер, галичане были натравлены на поляков. Такое же натравливанiе едва не произошло в 1863 г., когда галичанам было сказано, что пора "den Herrn Polen einbeizen". Каждый раз такое обращенiе к русинам сопровождалось ласками и предоставленiем различ- ных привилегiй. В 1848 г., по иницiативЪ австрiйцев была создана "Головна Руска Рада" - нЪкое подобiе русинскаго парламента. Рада издавала "Зорю Галицкую" и основала Народный Дом в ЛьвовЪ, но будучи искусственно порожденной, просуществовала недолго. В 1851 г. полякам удалось сговориться с австрiйцами и тЪ перестают поддерживать русин. Рада распадается. Эта слабость и безпомощность перед поляками усиливала москвофильское движенiе.

Особенный подъем русских симпатiй начался с 1859 г., когда полякам удалось захватить управленiе Галицiей полностью в свои руки и встать в качествЪ средостЪнiя между русинами и австрiйским правительством.

Назначенный намЪстником Галицiи польскiй граф Голуховскiй повел систематическое преслЪдованiе всего, что мЪшало полонизацiи края. Жертвами его стали, прежде всего, дЪятели руссофильской партiи, в частности Я. Ф. Головацкiй, занимавшiй с 1848 г. кафедру русскаго языка и литературы во Львовском университетЪ. Голуховскiй вытЪснил его не только из университета, но удалил, также, из двух львовских гимназiй и запретил к употребленiю составленные им учебники. В значительной мЪрЪ под влiянiем зтих преслЪдованiй, Головацкiй переселился в 1867 г. в Россiю, гдЪ сдЪлался предсЪдателем комиссiи для разбора и изданiя древних актов в ВильнЪ. Такова же судьба нЪкоторых других видных руссофилов, вродЪ Наумовича. Но наибольшее впечатлЪнiе на русин произвел выдвинутый Голуховским проект введенiя в галицкой письменности латинскаго алфавита, так называемаго "абецадла", грозившаго им окончательной полонизацiей. Все русское с этих пор стало пользоваться особенной популярностью, а русская азбука и церковно-славянскiй язык стали знаменем в борьбЪ с воинствующим полонизмом.

Поляки, впрочем, скоро поняли, что полонизацiя галичан в условiях Австрiйской Имперiи - дЪло нелегкое. Нашлись люди доказавшiе, что оно и ненужное. Украинизацiя сулила больше выгод; она не столь одiозна, как ополячиванiе, народ легче на нее подаЪтся, а сдЪлавшись украинцем - уже не будет русским.

В этом духЪ началась обработка вЪнскаго правительства, которому идея украинизацiи нравилась тЪм, что позволяла перейти из оборонительнаго положенiя в наступательное.

ОбрусЪнiе галичан чревато было опасностью отдЪленiя края, украинизацiя не только не несла такой опасности, но сама могла послужить орудiем отторженiя Украины от Россiи и присоединенiя ея к Галицiи. Полагали, что хорошей приманкой в этом отношенiи станет конституцiя 1868 г., по которой всЪ населявшiя Австрiйскую Имперiю нацiональности получили равноправiе и культурную автономiю. Галичанам ставилась задача: прельстить Украину этой конституцiей. "Русско-украинское слово, - писал львовскiй профессор О. Огоновскiй, - замолкло в южной Россiи и пользуется мирным прiютом только в монархiи австро-венгерской, гдЪ конституцiя дает отдЪльным народностям свободу оберегать исконныя народныя права."

Австрiйцы, повидимому, до такой степени увлеклись мечтами об отторженiи Украины, что с теченiем времени возникла идея подыскать для будущаго украинскаго королевства достойнаго кандидата на трон, какового нашли в лицЪ принца Вильгельма Габсбургскаго, названнаго Василем Вышиванным. В ВЪнЪ и в ЛьвовЪ заинтересованные круги убЪдили "Василя" перейти из латинскаго обряда в Унiю. Сам наслЪдник австрiйскаго престола Франц-Фердинанд принял горячее участiе в этой авантюрЪ.

Как только польскiй план в ВЪнЪ получил санкцiю, в Галицiи тотчас возникла "народная" партiя в противовЪс "объединителям" (москвофилы) и цЪлый вспомогательный аппарат в лицЪ О-ва "Просвита", газет "Правда", "Дило", "Зоря", "Батькивщина" и многих других.

Ядро и основу "народной" партiи составило унiатское духовенство. Унiя, в свое время, задумана была в цЪлях денацiонализацiи подвластнаго ПольшЪ русскаго населенiя, но цЪли своей не достигла. Через нЪсколько поколЪ- нiй послЪ насильственнаго обращенiя, галицкое населенiе стало разсматривать свою новую Церковь, как "нацiональную", отличную от польской. Но то обстоятельство, что унiаты находились в юрисдикцiи Ватикана, испытывая постоянное влiянiе iезуитов, вЪнских и краковских папских миссiй, не могло не наложить печати на галицкое духовенство. Оно не могло выйти из русла общественно-политических идей католицизма и сдЪлалось распространителем ультрамонтанства в краЪ. Особенно ревностно служил этим цЪлям "Русскiй Сiон" - орган львовских церковников. Он же стал одним из органов "народовства" и даже начал с нЪкоторых пор печататься в типографiи "Науковаго Товариства им. Шевченка", а о. Качали, политическiй руководитель унiатскаго духовенства, сдЪлался предсЪдателем этого "товариства" - любимаго дЪтища народовской организацiи. "Правда", главный орган народовцев, не только оказывала всяческое почтенiе "Русскому Сiону", но в 1873 году распространяла предвыборный манифест клерикалов. Немало молодых людей из духовенства вступило в ряды народовцев.

СвЪтская народовская интеллигенцiя чрезвычайно довольна была таким союзом. Драгоманову приходилось неоднократно слышать от львовских украинофилов, что Унiя - "саме украинська вiра бо вкупи и православна и не москивська". Эта свЪтская интеллигенцiя представлена была большею частью поэтами, литераторами, учителями, чиновниками. Среди них встрЪчалось не мало поляков, умЪло прикидывавшихся друзьями галицiйскаго народа и рьяно поддерживавших украинизацiю.

Уже из этих кратких свЪдЪнiй можно заключить об общественно-политическом и культурном лицЪ народовства. Оно задумано как строго охранительное, с точки зрЪнiя австрiйской государственности и польских аграрiев. Унiатское ультрамонтанство придало ему колорит, явившiйся полной неожиданностью для Драгоманова, стремившагося изо всЪх сил в Галицiю - обЪтованную землю свободы. Как раз в тот год, когда ему удалось вырваться из фараонской Россiи, в Галицiи разыгрался любопытный эпизод. Туда пришло из Праги новое двухтомное изданiе "Кобзаря", в которое попали стихи и поэмы дотолЪ неиздававшiеся. Это было в пятнадцатую годовщину смерти Шевченко. НынЪшнiй читатель, знающiй, каким ореолом святости окружен у галичан "пророк и мученик Украины - Руси", подумает, что "Кобзарь" был встрЪчен с колокольным звоном. ВстрЪча, однако, вышла совсЪм иной. Весь клерикальный Львов кипЪл возмущенiем. Требовали отмЪны вечеров и празднеств, назначенных по случаю траурной годовщины. Профессор Омельян Огоновскiй написал в "Русском СiонЪ": "Заявляю публично, що если бы я був знав, що в Станиславови устрояется вечер в память Шевченко, то бувбим учеником моим таки из кафедри заказав удил в том брати".

Причина такой реакцiи заключалась в стихах "апостола", совершенно неприлично звучавших для церковнаго уха: "Все брехня: попи й цари". Или:

Атеизм Тараса Григорьевича был замЪчен еще в Россiи, гдЪ на него составили, однажды, протокол по поводу богохульных рЪчей. Максимович сам разсказывал Костомарову, что под Каневым Шевченко держал рЪчь в шинкЪ про Божiю Матерь, называя ее "покрыткой" и отрицая непорочное зачатiе. Поэма его "Марiя", написанная, видимо, под впечатлЪнiем пушкинской Гаврилiады, вполнЪ подтверждает наличiе у него таких взглядов. Особенно возмутила Огоновскаго сцена с Архангелом Гаврiилом, когда он "у ярочку догнав Марiю...". Едва ли, однако, не самыми одiозными были стихи о ПапЪ Римском:

"Одно еще було отрадою нашою, - писал Огоновскiй, - що у нас не було до сих пор контррелегiйных (антирелигiозных) писем в языци руським. Теперь, однако, и тии появились, а то в роди поэзiй шевченковских". Обнаружив в этих "поэзiях" "много такого, що вiри й моральности есть шкодливе" - клерикалы обрушились на общество "Просвиту" главнаго виновника пражскаго изданiя "Кобзаря" и распространителя его в Галицiи. И тут воочiю стало ясно, кто хозяин народовскаго движенiя. "Просвита" вела себя, как провинившiйся школьник и робко оправдывалась, ссылаясь на то, что Шевченко не католик и не знает хорошо догматов. Ссылались на его душевную неуравновЪшенность, как результат перенесенных в ссылкЪ страданiй, но "поэзiй" своего пророка никто и не думал защищать. В умаленiе своей вины "Просвита" указала на то, что вредное влiянiе шевченковских стихов на юношество сведено к минимуму, благодаря раздЪленiю "Кобзаря" на два тома. В первом собрано все, что народ может читать без вреда для своего умственнаго и нравственнаго здоровья, и, только во второй том попали "опасныя" произведенiя. Но второй том выпущен в меньшем количествЪ экземпляров, стоит гораздо дороже и продавать его будут не всякому, а так сказать, "смотря по человЪку". Шевченко оказался подЪленным на двЪ части - одну для профанов, другую для посвященных.

Опасен он был и такими поэмами, как "Гайдамаки", гдЪ воспЪвается рЪзня польских панов украинскими мужиками. Мотив ненависти крестьян к барам совершенно был непрiемлем для Галицiи, и Шевченко стали причесывать в мЪстном вкусЪ. Когда львовское народовство не опредЪлилось еще и не сформировалось, галицкiя газеты вродЪ "Меты", "Вечерныци", помЪщая статьи о пЪвцЪ "казацко-украинской республики" и рисуя его пророком возстанiя против Москвы, не забывали всегда прибавлять - "и Польши". Но уже к концу 60-х годов, особенно послЪ образванiя общества "Просвита", Польша изымается из подобных контекстов. В книжкЪ Ом. Петрицкаго "Провидни идеи в письмах Т. Шевченко", выпущенной в 1872 г., поэт представлен только, как враг Москвы. В 1877 г., в "ГазетЪ Школьной", тот же Петрицкiй писал: "Шевченко був отвертим противником Россiи и ии панування над Украиной". Но ни о ПольшЪ, ни об Австрiи, владЪвшей изрядным куском территорiи, которую Петрицкiй именовал тоже Украиной, не сказано ни слова.

По свидЪтельству Драгоманова, на всЪх вечерах и концЪртах, гдЪ декламировались стихи Шевченко, на всЪх чтенiях для народа, можно было замЪтить строгiй отбор: все антипольское, антиклерикальное, антипомЪщичье устранялось. Допускалось только антимосковское.

Случай с "Кобзарем" был полной неожиданностью для Драгоманова и, уже тогда раскрылись у него глаза на народовство, названное им впослЪдствiи "австро-польской побЪдоносцевщиной". ВмЪсто свободы мысли, слова, совЪсти и всЪх демократических благ, ради которых покинул родину, он увидЪл в конституцiонной странЪ такой вид нетерпимости и зажима, который хуже цензуры и административных запретов. Церковный контроль над умственной жизнью был ему особенно тягостен, он полагал, что религiя и общественно-политическая жизнь - двЪ сферы, которыя не должны соприкасаться. В украинском вопросЪ он особенно стремился к исключенiю каких бы то ни было религiозных тем и мотивов. Но не так думали львовскiе "дiячи".

Церковное влiянiе им представлялось важнЪйшим политическим рычагом. Впродолженiи второй половины XIX вЪка, в Галицiи шла дЪятельная работа по перестройкЪ Унiи на латинское католичество. Возникшая в XVI вЪкЪ, как ступень к переходу от православiя в католицизм, она теперь, через 300 лЪт, собиралась как бы завершить предназначенную ей миссiю. Иницiатива исходила, конечно, от польско-австрiйских католических кругов и от Ватикана. Само собой разумЪется, что государственно-краевая польская власть всемЪрно этому содЪйствовала. Дошло до открытой передачи одного унiатскаго монастыря в вЪдЪнiе iезуитов. П. Кулиш выпустил, по этому поводу, брошюру в ВЪнЪ с протестом против возобновленiя католическаго Drang nach Osten в Галицiи; энергично возстали и "москвофилы". Но среди народовцев началось броженiе. Сначала, большинство было явно против церковной реформы и посылало совмЪстно с москвофилами спецiальную депутацiю в ВЪну для выраженiя протеста, однако, под натиском реакцiоннаго крыла возглавлявшагося "Моисеем львовских народовцев" Володимером Барвинским, оппозицiя большинства была сломлена и к концу 80-х годов отказалась от противодЪйствiя реформЪ. Только небольшая группа собравшаяся вокруг газеты "ДЪло" - "щось бормоче проти ней та не зважуется на ришучу оппозицiю" [170]. Но и эта группа была яростной противницей каких бы то ни было симпатiй к православiю, проявлявшихся среди москвофилов. МалЪйшее выступленiе в пользу православiя вызывало у всЪх народовцев, без исключенiя, крики об измЪнЪ нацiи и государству и немедленное обращенiе за помощью к панско-польско-католической полицiи.

Не меньше, чЪм вЪротерпимость, раздражала народовцев "хлопоманiя" Драгоманова, его превознесенiе мужика, простого народа, и постоянное напоминанiе о его интересах. На этой почвЪ у них и произошло первое столкновенiе с ним в 1876-1877 г.г. Защищать мужика против барина и натравливать его на барина можно и желательно в русской УкраинЪ, но в польской Галицiи это означало "нигилизм", "космополитизм" и государственную измЪну.

НадднЪпрянскiе дЪятели сильно просчитались надЪясь найти в Галицiи тихую заводь, гдЪ бы они спокойно писали антимосковскiя книги, прокламацiи, воспитывали кадры для работы на УкрайнЪ и создали бы себЪ надежную штаб-квартиру. Гостепрiимство им было оказано с полнаго одо- бренiя австрiйцев и поляков, но в то же время дано понять, что тон украинскому движенiю будут задавать не они, а галичане. Чтобы уяснить, что это означало для самочувствiя "схидняков", надо помнить, что люди устремившiеся в Галицiю, вродЪ Кулиша, Драгоманова, - по уму, по образованiю, по талантам, стояли неизмЪримо выше своих галицких собратьев. Самые выдающiеся среди галичан, вродЪ Омеляна Огоновскаго, выглядЪли провинцiалами в сравненiи с ними. "Для росiян галицка наука - схолястика, галицка публицистика - реакцiйна, галицка беллетристика, псевдоклясична мертвечина", - писал Драгоманов [171]. ТЪм не мЪнЪе, на него и на всЪх малороссов, во ЛьвовЪ, смотрЪли сверху вниз, полагая, что оные мало- россы "ни мовы ридной, ни исторiи не знали", но кичливо посягали на западную образованность, на нЪмецкую философiю и науку. "До принятiя мудрости нимецкой паны-украинци не були еще приспособлени, а опроче культура чужа могла б таких недолюдкив зробити каликами моральними". Так писала в 1873 году львовская самостiйническая "Правда". По словам этой газеты "таки недоуки, полизавши дешто нимецкой философiи, всяку вiру в Бога мусили втратити. От и жерело ужасного нигилизму".

Им отвели роль учеников и подручников, кормило же правленiя осталось в руках мЪстных украинофилов - цесарских подданных и союзников польской шляхты. Поляки и австрiйцы не для того начинали игру, чтобы довЪрить ее неизвЪстным и чужим людям. Контроль должен находиться в руках мЪстных сил. Пришельцам надлежало, выражаясь современным совЪтским языком, подвергнуться "перековкЪ"; надо было вытряхнуть из них москальскiй дух. А под москальским духом разумЪлись, прежде всего, революцiя и соцiализм. ВЪдь то была эпоха цареубiйств, террора, хожденiя в народ и самаго широкаго разлива революцiонных страстей. Поляки, сами прослывшiе на Руси страшными революцiонерами, относились к русскому революцiонному движенiю брезгливо. Им очень нравилось, когда П. Лавров на банкетЪ, или ВЪра Засулич на митингЪ в ЖеневЪ, по случаю 50-лЪтiя со дня польскаго возстанiя 1830 г. произносили горячiя рЪчи, причисляя это возстанiе к лику мiрового освободительнаго движенiя. Нравилась им постоянная защита польскаго дЪла. Газета "Dzennik Polski" в 1877 г. писала: "Московскiе революцiонеры нуждаются в поляках, как поляки в московских революцiонерах". Но этот альянс с террористами и нигилистами терпим был лишь в той мЪрЪ, в какой его находили полезным нацiональным видам Польши. Самый же нигилизм и соцiализм представлялся ничуть не симпатичнЪе самодержавiя и считался явленiем одного с ним порядка - порожденiем духа варварской нацiи. В воспоминанiях старых революцiонеров можно прочесть о непрiязненном отношенiи польских эмигрантов, проживавших в Швейцарiи, к русской революцiонной молодежи - студентам и студенткам цюрихскаго университета. В том же ЦюрихЪ, в польском музеЪ основанном графом Платтером, гдЪ директором состоял Духинскiй, висЪла карта Европы с надписью пояснявшею, что "туранская Московщина" всегда была отмЪчена знаком неволи и коммунизма, тогда как "арiйская Польша и Русь" - свободой и индивидуальностью.

Галицiйскiе поляки и выпестованные ими "народовцы" иными взглядами на москалей, разумЪется, не отличались. "Русскiй Сiон" - орган унiатcкаго духовенства писал в 1877 г.: "Соцiализм и нигилизм распространены только в сЪверной Россiи, которая переполнена тайными организацiями и завалена агитацiонными листками и брошюрами". Газета полагала, что ни в Малой Руси, ни в Галицiи подобное невозможно. Это не мЪшало им в каждом "дiячЪ" прибывавшем из Малороссiи видЪть возможнаго носителя революцiонной бациллы. Схидняки подвергались, своего рода, карантину. И вот оказалось, что у самаго крупнаго украинскаго лидера - Драгоманова - оная бацилла обнаружена. Драгоманова встрЪтили жестоким огнем. В печати начали высказывать предположенiя о нем, как об агентЪ царскаго правительства. Пришли к заключенiю, что царизм в своих происках дошел до идеи разложенiя Галицiи изнутри путем посылки туда украинских соцiалистов. "Сотки рублив видають на вигодне житье по метрополiях чужих, сотками оплачують далеки дороги, сотки видають на публикацiи...", - писала "Правда". Драгоманова форменным образом затравили, так, что он вынужден был бЪжать в Женеву. Против друзей его возбудили судебное преслЪдованiе. В 1877-1878 г. г. во ЛьвовЪ состоялось нЪ- сколько процессов "соцiалистов". На процессах выяснилось, что галичанам и их хозяевам полякам страшен был не соцiализм, как таковой. Поляки привыкли дЪлить соцiализм и соцiалистов на плохих и хороших. Хорошими были тЪ, что поддерживали помЪщичьи польскiя возстанiя, ратовали за возрожденiе старопанской Польши и не вели агитацiи среди крестьян. В этом смыслЪ, больше всего привлекала их нЪмецкая соцiал-демократiя, высказывавшаяся наиболЪе горячо за возстановленiе польскаго государства. Но стоило кому-то из нЪмцев подать идею об изданiи листка на польском языкЪ для пропаганды соцiализма среди познанских поляков, как польская печать злобно ощерилась на вчерашних друзей.

Так и соцiализм Драгоманова не вызвал бы столь острой реакцiи, если бы отличался болЪе или менЪе безразличной для поляков окраской. Но он был, как раз, антипольскiй, антипомЪщичiй. Драгоманову, как историку и как малоруссу, был хорошо извЪстен ложный характер польской шумихи в ЕвропЪ. Он много возражал Марксу и марксистам, отождествлявшим нацiональное возрожденiе Польши с успЪхами мiровой революцiи, и столь же энергично боролся против механическаго усвоенiя этого взгляда русскими марксистами и революцiонерами близкими к Первому Интернацiоналу. Польскiя возстанiя и вся нацiонально-освободительная борьба поляков представлялись ему реакцiонными старопанскими бунтами с цЪлью возродить осужденную исторiей феодальную РЪчь Посполиту, считавшуюся всегда "адом для крестьян", особенно инонацiональных. Запад, по его словам, знал только обращенное к нему лицо нацiонально угнетенной Польши, но не замЪчал ея угнетательскаго лица на Восток, гдЪ она выступала поработителем чужих нацiональностей. Лозунг "за нашу и вашу свободу!" останется ложью, по мнЪнiю Драгоманова, до тЪх пор, пока поляки не откажутся считать "своими" литовскiя, латышскiя. бЪлорусскiя и украинскiя земли. В таком смыслЪ он и развивал свои взгляды в Галицiи. ДЪло нацiональнаго освобожденiя украинцев в областях распространенiя польскаго землевладЪнiя понималось им, как борьба украинскаго крестьянства с панами. На львовском процессЪ 1877 г. оглашено было его письмо к Павлику, найденное при обыскЪ у польскаго соцiалиста Котурницкаго. В нем Драгоманов писал: "Польскiе соцiалисты должны с перваго же раза заявить, что их цЪлью никоим образом не может быть возстановленiе польскаго государства 1772 г., даже соцiалистическаго, но организацiя польскаго народа на польской землЪ, в связи с украинскими соцiалистами, которые организуют свой народ на его землЪ".

Не трудно представить впечатлЪнiе, произведенное такими высказыванiями на галицких поляков. Никакiе самые злостные террористы и комунисты не могли вызвать большаго безпокойства. Народовству предстояло показать, в какой степени оно заслуживает довЪрiя и способно ли выполнить возложенную на него миссiю? Справилось оно со своей задачей превосходно: в статьЪ "Прояви соцiалистични миж украинцями и их значинье", "Правда" заявила вполнЪ определенно, что если приднЪпрянская интеллигенцiя успЪла подпасть под влiянiе таких "лжепророков", то галицкiе ея друзья должны будут "з пекучим болем в сердцу... взяти розбрат" с своими закордонными коллегами, а вину за такой печальный конец возложить на самих лжепророков.

СдЪлавшись дважды эмигрантом, Драгоманов из Женевы слЪдил за львовскими дЪлами, вел через друзей "просвЪтительскую" дЪятельность, вербовал сторонников и тратил много усилiй, чтобы создать свою фракцiю в народовском лагерЪ. Под конец ему удалось образовать радикальную группу, но этот успЪх вряд ли стоил понесенных затрат. Группа так блЪдна была во всЪх своих проявленiях, состояла, из такого негоднаго матерiала, что не пережила своего творца и была сведена на нЪт оппортунистом Грушевским. Драгоманов долго не терял надежды поладить с народовцами и полностью отдаться той работЪ, ради которой уЪхал из Россiи. В 1889 году наступило что-то вродЪ амнистiи. Он снова Ъдет во Львов и принимает редактированiе крупнаго народовскаго ограна "Батькивщина".

Сотрудничество и на этот раз оказывается коротким. Через нЪсколько мЪсяцев он бросает работу и уЪезжает из Галицiи, чтобы никогда в нее не возвращаться. По собственному его признанiю, он старался избЪгать всего, что могло бы вызвать недовольство мЪстных самостiйников, но это оказалось не простым дЪлом. Ему предложили - либо отказаться от своих принципов и вести журнал так, как этого требовала народовская элита, либо сложить редакторскiя обязанности. Он избрал послЪднее. "МнЪ пришлось претерпЪть ужасныя муки в борьбЪ с народовцами", - признавался он впослЪдствiи.

Драгоманов был не единственным, испытавшим галицiйское гостепрiимство. Кулиш, уЪхавшiй туда в началЪ 80-х годов и прожившiй в Галицiи около 3-х лЪт, тоже не мог сойтись с народовцами. В 1882 г. вышла во ЛьвовЪ его книга "Крашанка" - сплошной вопль отчаянiя: "O ribaldi flagitiosi! Я прiЪхал в вашу подгорную Украину оттого, что на днЪпровской УкрайнЪ не дают свободно проговорить человЪческаго слова; а тут мнЪ пришлось толковать с телятами. НадЪюсь, чго констатируя факты способом широкой исторической критики, я увижу вокруг себя аудиторiю получше. С вами же, кажется, и сам Бог ничего не сдЪлает, такiе уж вам забиты гвозди в голову".

Народовцы не только соцiализма не принимали, но ни о какой славянской федерацiи слышать не хотЪли. По словам Драгоманова, они не желали слЪдовать, даже "казацко-украинскому народовстви и республиканстви". Иными словами, на идеи и лозунги, под которыми развивалось русское украинство, в Австрiи был наложен интердикт. Патрiотизму кiевскому противопоставлен патрiотизм львовскiй и он считался истинным. Народовцы объявляли себя выразителями не одних галицiйских чаяний, но буковинских, карпаторосских и наднЪпрянских.

Если в КiевЪ носились с идеей объединенiя всЪх славян, в том числЪ и русских,то во ЛьвовЪ это означало государственное преступленiе, грозившее развалом цесарской имперiи. ВмЪсто славянской федерацiи, здЪсь говорили о всеукраинском объединенiи. Практически это означало соединенiе Украины с Галицiей. Мыслилось оно не на республиканской основЪ; народовцы были добрые подданные своего императора и никакой другой власти не хотЪли. Полагая, что конституцiя 1868 года открыла для них эру благоденствiя, они хотЪли распространенiя его и на своих "закордонных" братьев украинцев.

Называться украинцами, а Галицiю именовать Украиной, народовцы начали во утвержденiе своего права заботиться и болЪть сердцем за этих братьев стонавших под сапогом царизма. Галичан и малороссов объявили единым народом, говорящим на одном языкЪ, имЪющим общую этнографiю. Стали популяризировать неизвЪстных дотолЪ в Галицiи малорусских поэтов и писателей - Котляревскаго, Квитку, Марко Вовчка, Шевченко. Эпизод 1876 года лишь на время поколебал треножник "Великаго Кобзаря". Как только удалось принарядить его на польскiй манер и спрятать куда-то "несозвучные" с народовством стихи, он был возстановлен в своем пророчествЪ и апостольствЪ.

Приняв казачье имя Украины и украинцев, народовцы не могли не признать своим родным и казачьяго прошлаго. Его "республиканством" и "демократизмом" не восхищались, но его руссофобiя, его пЪсни и "думы", в которых поносилась Москва, пришлись вполнЪ по душЪ. Стали создавать моду на все казачье. Как всякая мода, она выражалась во внЪшности. По львовским улицам начали, вдруг, разгуливать молодые люди одЪтые то ли кучерами, то ли гайдуками, вызывая любопытство и недоумЪнiе галичан, никогда не знавших казачества. ПозднЪе, в сельских мЪстностях стали возникать "СЪчи". Так именовались добровольныя пожарныя дружины. Каждая такая СЪчь имЪла своего "кошевого атамана", "эсаула", "писаря", "скарбника", "хорунжаго" и т. д. Тушенiе пожаров было дЪлом второстепенным; главное занятiе состояло в церемонiях, в маршировках, когда во главЪ отряда таких молодцов в синих шароварах шел "атаман" с булавой, трубил "сурмач", а "хорунжiй" нес знамя. Этим достигалось воспитанiе в соборно-украинском духЪ.

Никому, однако, в голову не приходило итти в своих казачьих увлеченiях дальше костюма, особенно во всем, что касалось запорожскаго отношенiя к государственной власти и к ПольшЪ. По словам Драгоманова, народовская партiя "не только мирилась с австро-польской правительственной системой, но сама превращалась в правительственную". Всякая тЪнь агитацiи либо выпадов против Австро-Венгрiи и Польши устранялась из ея дЪятельности.

Австрiйским министрам никогда не писали таких "открытых писем", как адресованное русскому министру внутренних дЪл Сипягину и напечатанное во ЛьвовЪ в 1900 году: "Украинська нацiя мусит добути соби свободу, хоч бы захиталась цiла Росiя. Мусить добути свое визволення з рабства нацiонального и политичного, хоч бы полилися рiки крови" [172]. По всЪм высказыванiям "народовцев" выходило, что Россiя единственный угнетатель племен "соборной Украины". Напечатав в том же 1900 году брошюру Н. Михновскаго "Самостийна Украина", провозглашавшаго ее "вид гир Карпатьских аж по Кавказки", они ни словом не обмолвились о том, что для образованiя столь пространной державы препятствiем служит не одна Россiя. Элементарный политическiй такт требовал, чтобы для той части ея, что помЪщалась возлЪ "гир Карпатських", указан был другой нацiональный враг. Между тЪм, ни австрiйцы, ни венгры, ни поляки в таких случаях не назывались.

Достойно вниманiя, что и в наши дни галицiйскiе пан-украинцы, отзывающiеся с такой злобой о старой Россiи, совершенно не упоминают Австрiю в числЪ исторических врагов украинской культуры и незалежности. В популярных исторiях своего края, вродЪ "Iсторiи Украiни з иллюстрацiями" [173], цесарское правительство даже превозносится за учрежденiе школ "з нимецкою мовою навчен- ня". Благодаря этим школам, просвЪщенiе в краЪ сдЪлало такiе большiе успЪхи, что "все те впливало (влiяло) на культуру нашого народу, и так почалося наше нацiональне видрождення". И на той же страницЪ - яростная брань по адресу русских царей, которые "завели московский устрий, московски школы, та намагались завести россiйску мову замiсть украiньской". НЪт числа возмущенным возгласам по поводу указа Валуева об украинском языкЪ, но ни один галичанин не отозвался соотвЪтствующим об- разом о заключенiи правительственной австрiйской комиссiи, высказавшейся в 1816 г. о галицiйском нарЪчiи, как совЪршенно непригодном для преподаванiя на нем в школах, "гдЪ должно подготовлять людей образованных".

Получалась картина: люди боролись на за свое собственное нацiональное освобожденiе и не с государством их угнетавшим, а с чужим государством, угнетавших "закордонных братьев". "Пропала славна Украiна - клятый москаль орудуе".

Ничего, что стихи эти принадлежат не русину, а поляку Паулину Свенцицкому, они были "в самый раз" и задавали тон народовской прессЪ. Подхватывая их, журнал "Вечерница" писал: "Москали топчут на УкрайнЪ правду и свободу, но пусть боятся малороссов: придет Божiй суд и когда нибудь малороссы от Карпат до Кавказа сотворят такiя поминки, что будет памятно внукам и правнукам". Это переклад стихов Ксенофонта Климковича. Столь же агрессивен этот писатель и в прозЪ. "Малорусскiй народ имЪет на востокЪ Европы свою особую миссiю: западные славяне вмЪстЪ с малороссами начнут борьбу против сЪвернаго опекуна и отбросят его на восток... к Пекину". Владимир Шашкевич призывал "славянскую Австрiю" отбросить Москву на СЪвер, "ибо Москва - опаснЪйшiй и грознЪйшiй враг прочих славян: она хуже Турцiи гнетет братнiе славянскiе народы" [174].

Программный характер таких высказыванiй засвидЪтельствован, впослЪдствiи, обществом "Просвита", поставившим Климковичу и Шашкевичу в заслугу, приготовленiе "грунта до дальшой, успишнiйшой роботы на народном поли".

Из всЪх ненавистников Россiи и русскаго народа, галицiйскiе панукраинцы заслужили, в настоящее время, пальму первенства. НЪт той брани, грязи и клеветы, которую они постЪснялись бы бросить по адресу Россiи и русских. Они точно задались цЪлью все скверное, что было сказано во всЪ времена о Россiи ея врагами, сконцентрировать и возвести в квадрат. Что русскiе не славяне и не арiйцы, а представители монголо-финскаго племени, среди котораго составляют самую отсталую звЪроподобную группу, что они грязны, вшивы, лЪнивы, трусливы и обладают самыми низменными душевными качествами - это знает каждый галицiйскiй самостiйник с дЪтскаго возраста. Какой-то профессор Г. Ващенко, в журналЪ "Ридне Слово" (No. 9-10 за 1946 г.), размышляя о "Психологичних причинах недоли украинського народу", усмотрЪл эту "недолю" в сосЪдствЪ с русскими, от которых украинцы, от- личавшiеся всегда "духовным аристократизмом", невольно набрались рабских плебейских замашек, потому что русскiе с их преклоненiем перед жестокой и сильной властью - прирожденные рабы". "Низкопоклонство, подхалимство, неискренность - вот свойства типичнаго русскаго". В мюнхенском журналЪ "Slowo Polskie" от 18 мая 1946 г. появилось открытое письмо в редакцiю галичанина, не пожелавшаго поставить под ним своей подписи.

Письмо начинается с того, что автора чуть не хватил удар, когда он прочел в одном из предыдущих номеров того же журнала сочувственныя строки о взаимной симпатiи и прiязни между польским и русским народами. "Неужели еще в ПольшЪ никто не догадался, что этот восточный имперiалист, в котором так мало славянскаго и столь много азiатскаго - враг польскiй No. 1? Неужели дЪйствительно существует кто либо в ПольшЪ, кто еще вЪрит в дружбу или испытывает потребность дружбы с этим наро- дом славяно-финско-монгольских бастардов?" По словам безымяннаго автора, лучше бы думать не о дружбЪ, а о том, как совмЪстно с другими народами, пострадавшими от русских, "загнать их куда нибудь за Урал и вообще в Азiю, откуда эти прiятели прибыли на несчастье человЪческаго рода"... Автор совЪтует полякам дружить не с русскими, а с украинцами, потому что "можно пройти весь свЪт и не найти двух народов болЪе похожих друг на друга, чЪм польскiй и украинскiй". "Этнографическая граница между ними проходит - посерединЪ их брачнаго ложа". Объединяет их и общеславянская миссiя, как "самых чистых и самых старших представителей древней славянской культуры". К своему высокому обществу они могли бы привлечь развЪ только чехов. ВкупЪ с чехами они составили бы ядро "той чудесной коалицiи, которая образуется между Балтiйским морем, Адрiатикой и Черным морем, и которая будет достаточно мощной, чтобы держать на поводу бастардов славяно-германских (пруссаков) на западЪ и бастардов славяно-финско-монгольских, пруссаков востока". Чтобы не быть превратно истолкованным и не дать повода думать об антибольшевистском крестовом походЪ, автор поясняет: "Когда говорят антибольшевистскiй блок угнетенных народов, то мыслят блок анти-русскiй. Не в большевизмЪ суть, она лежит в другом, а именно - в опасном русском имперiализмЪ, который извЪчно угрожал обоим нашим народам. И поэтому наша борьба должна направляться не только против большевизма, но против всякой имперiалистической Россiи, Россiи большевистской и царской, Россiи фашистской и демократической, Россiи панрусистской и панславистской, Россiи буржуазной и пролетарской, Россiи вЪрующей и невЪрующей... Россiи Милюкова и Россiи Власова, вообще против Россiи, которая уже сама по себЪ синоним имперiализма".

Интересна здЪсь не злоба пышащая из каждой строчки, а причина злобы. Откуда она? Быть может, это результат занятiя Галицiи совЪтскими войсками, или короткой оккупацiи ея русской армiей в 1914 году? Но если допустить такую версiю, то чЪм объяснить что вся теперешняя руссофобiя галичан - простое повторенiе того, что они писали еще в XIX вЪкЪ и до первой мiровой войны, когда никакой русской власти в глаза не видЪли и, слЪдовательно, не имЪли основанiй быть ею недовольными? Расовыя теорiи и яростная брань по адресу Россiи насчитывают добрую сотню лЪт своего существованiя. ОнЪ, безусловно, не мЪстнаго русинскаго, а иноземнаго корня. Перед нами - любопытный случай пересадки идеологiи с одной нацiональной почвы на другую. Руссофобiя, в том видЪ, в каком ее исповЪдуют сейчас галицiйскiе шовинисты, была получена в законченном видЪ от поляков. Насадив панукраинское движенiе в Галицiи, поляки снабдили его и готовой идеологiей. К воспрiятiю ея галичане подготовлены еще со времен Унiи, когда им внушали, будто не они отступники от грекоправославной Церкви, а эта послЪдняя представляет собой схизму, тогда как истинными сынами православнаго греческаго вЪроисповЪданiя могут считаться только унiаты.

Нам приходилось уже обращать вниманiе на исключительную по энергiи пропаганду, развитую поляками в Малороссiи послЪ ея присоединенiя к Россiи и на старанiе поссорить малороссов с царским правительством. В горнилЪ этой кипучей дЪятельности выработалась постепенно вся сумма воззрЪнiй на русских и на украинцев, которая в XIX вЪкЪ была систематизирована, получила наукообразную форму и вручена была галичанам, как евангелiе украинскаго нацiональнаго движенiя. Выработка этой теорiи связана с именем польскаго профессора Духинскаго.

Франциск Духинскiй родился в 1817 г. и по происхожденiю был малоросс, хотя уже родители его оказались захвачены польским патрiотизмом и польскими устремленiями. Выросшiй настоящим поляком, он с молодых лЪт интересовался русско-польскими отношенiями в древности и писал в концЪ 30-х годов какiя-то сочиненiя на эту тему. Эмигрировав, он поселился в ПарижЪ, потом в Швейцарiи, жил в Италiи, в КонстантинополЪ, потом опять в ПарижЪ, гдЪ стал профессором мЪстной польской школы. ИзвЪстность прiобрЪл своими парижскими публичными лекцiями по польской исторiи, в которых и развил знаменитую теорiю о взаимных отношенiях славянских племен. УспЪх его чтенiй среди французов был исключительный и объяснялся, кромЪ обычнаго для них невЪжества в вопросах славистики, также и руссофобiей, широко распространенной в тогдашней Францiи. Историческiе опусы свои Духинскiй напечатал в 1847-1848 г. г. в одном из польских изданiй в ПарижЪ, а в 1858-1861 г. г. выпустил в видЪ трехтомнаго труда под заглавiем "Zasady dzejow Polski i innich krajow Slowianskich".

Труд этот давно забыт и ни одним ученым всерьез не принимается. Интересен он только, как документ общественно-политической мысли своего времени. Излагая взаимоотношенiя поляков с прочими славянскими народами в прошлом, автор наибольшее вниманiе удЪляет Руси. Русь, по его словам, представляет простую отрасль, разновидность народа польскаго; у них одна душа, одна плоть, а язык русскiй - только дiалект, провинцiальное нарЪчiе польскаго языка. Конечно, под Русью надлежит разумЪть не тот народ, который себя называл этим именем в XIX вЪкЪ - не московитов. Русь - это галицкiе русины и малороссы, которые только и достойны называться русским именем, тогда как современные русскiе присвоили это имя незаконно и в старину назывались московитами и москалями. Произошло это присвоенiе сравнительно недавно, с тех пор, как московиты захватили часть "русских" (украинских) территорiй с их населенiем.

Екатерина Вторая высочайшим повелЪнiем даровала московскому народу имя русскаго и запретила называться древним именем "москвитян". В этом сказался, как бы, стыд варвара, вступившаго в высшее культурное общество и захотЪвшаго украсить себя именем благород- наго народа, спрятав свое хамское дикое имя подальше. В то время, как русскiе, т. е. русины - чистые славяне, москали ничего общаго со славянством не имЪют. Это народ азiатскiй, принадлежащiй к финско-монгольскому племени, и только слегка ославянившiйся под влiянiем русских (украинцев). Духинскiй категорически отрицает за москалями арiйское происхожденiе, относя их к туранской вЪтви народов. Отсюда выводятся всЪ низкiя умственныя и нравственныя качества москалей и все ничтожество их культуры.

Большая часть польских образованных кругов приняла теорiю Духинскаго с восторгом и повторяла ее на всЪ лады. Во ЛьвовЪ в 1882 г. вышла книга нЪкоего Бестроннаго "Przestroga Historji" (предостереженiе исторiи), гдЪ автор разсыпается изумительными варiацiями на тему Духинскаго. По его словам, из 90 миллiонов жителей Россiйской Имперiи, только четвертая часть говорит языком россiйским, и притом начала говорить им "не дальше, как сто лЪт тому назад". По словам автора, этот язык, происходящiй от славянскаго языка, распространялся вмЪстЪ с религiей среди народов московскаго государства еще тогда, когда в них не было ни капли славянской крови. "Жители имперiи особой московской народности не имЪли, мужества называться тЪм, чЪм они были в дЪйствительности, не имЪли мужества называться москалями, им казалось, что это оторвет их от Европы... В удивительном смЪшном ослЪпленiи они думали, что имя москаля тождественно с варваром и что названiе их россiянами защитит их от укоров в варварствЪ. Им казалось, что Европа не знает о том, что дЪлается в этой Россiи, а хотя бы и знала - они лучше хотЪли быть варварами европейскими, чЪм достойным, свободным народом московским, хотЪли лучше угнетать и быть угнетаемыми, чЪм принять названiе москалей и признать себя финско-монгольским племенем, они назвались славянами".

Произведенiй подобных этому появилось множество, благодаря чему теорiя Духинскаго прiобрЪла широкую извЪстность, не только в польских землях, но и за границей. Она была воспринята французским историком Анри Мартеном и по причинЪ полной неосвЪдомленности европейцев о Россiи долго процвЪтала во Францiи, как "научная". Понадобился авторитет Рамбо, чтобы вывести французскую науку из недостойнаго положенiя.

Русскiе украинофилы встрЪтили ученiе Духинскаго отрицательно. В 1861 году, в отвЪт на появившуюся в сентябрьском выпускЪ "Revue Contemporaine" статью "La verite sur l'esprit russе", Костомаров напечатал в "ОсновЪ" отповЪдь "Правда полякам о Руси" с возраженiями на историческiя разсужденiя Духинскаго.

СовсЪм иначе отнеслись к духинщинЪ галицiйскiе панукраинцы. Для них она явилась той идейной манной, на которой они возросли и которой питаются до сих пор. Они пошли на выучку к польскому шовинизму. Наибольшим успЪхом он пользовался именно во ЛьвовЪ - столицЪ Галицiи. ЗдЪсь собралась наиболЪе рьяно, наиболЪе гонорово настроенная часть польских нацiоналистов, главным образом, участников неудавшагося возстанiя 1863 г.

Кичливая заносчивость при жалком положенiи, позерство, самовыхваленiе, путчизм, страсть к заговорам и баррикадам, непрестанный барабанный бой в рЪчах и в печатных выступленiях снискали им, даже у самих поляков, прозванiе "трумтадратов". Эта группа никогда не ломала головы над размышленiями об излеченiи вЪковых болЪзней своей страны, дабы подготовить ея организм к возрожденiю. Она и слышать не хотЪла об этом, но бранила Россiю на чем свЪт стоит, считая ее главной виновницей польских раздЪлов. ЧЪм крЪпче обругать, чЪм глубже унизить ее в своих рЪчах, тЪм ближе казался день возрожденiя Польши. Духинскiй стал их кумиром, а Львов - мЪстом пышнаго цвЪтенiя его теорiи. К ней присоединили и "Исторiю Русов". Сам Духинскiй высоко цЪнил это произведенiе. В своей книгЪ "Peuples Aryas et Tourans", вышедшей в ПарижЪ в 1867 г., он назвал его "обвинительным документом против Москвы".

Нацiональная доктрина "Украинскаго Пьемонта" ясна: быть украинцем, значит быть антирусским. "Если у нас идет рЪчь об УкраинЪ, то мы должны оперировать одним словом - ненависть к ея врагам... Возрожденiе Украины - синоним ненависти к своей женЪ московкЪ, к своим дЪтям кацапчатам, к своим братьям и сестрам кацапам, к своим отцу и матери кацапам. Любить Украину значит пожертвовать кацапской родней" [175]. О том, к каким страстям и настроенiям апеллировал этот лозунг в самой УкрайнЪ и как это отразилось на днЪпровском нацiонализмЪ, скажем в слЪдующей главЪ. ЗдЪсь же упомянем, хоть вкратцЪ, о заключительном этапЪ галицкаго народовства.

С началом первой мiровой войны, оно проявило свое лицо созданiем отрядов австрiйских янычар, под именем СЪчевых СтрЪльцов, а также всевозможных шпiонско-диверсантских организацiй типа "Союза Вызволенiя Украины", работавших в пользу Австрiи против Россiи. Но мiровая война кончилась крахом Австрiйской Имперiи и полным переворотом в судьбЪ Галицiи. Она оказалась, как полтораста лЪт тому назад, в составЪ возродившейся РЪчи Посполитой. Поляки сдЪлались теперь не краевой, а государственной властью для русин; все их поведенiе рЪзко измЪнилось. Возродились религiозныя и нацiональныя притЪсненiя в формах, напоминающих XVIII вЪк. ИзмЪнилось, разумЪется, и отношенiе к народовской партiи. Она им стала не нужна. Кое что в ея практикЪ допускалось как приманка для подсовЪтских украинцев, но во всем остальном она было стЪснена и ограничена. Два былых союзника превращались постепенно во врагов.

Но тут и сказалась сила инерцiи. Несмотря на то, что Польша стала, отнынЪ, врагом номер 1 и яростным угнетателем галичан, нацiональная идеологiя "Украинскаго Пьемонта" осталась, как прежде, заостренной не против нея, а против Москвы. ПеремЪнить или преобразовать ее галичане оказались неспособны. Они пронизали ею всю свою печать, труды и учебники по украинской исторiи и подчинили ей систему воспитанiя молодого поколЪнiя. ДЪтям самаго нЪжнаго возраста внушали расово-ненавистническiе взгляды на москалей, цЪлыя поколЪнiя оказались воспитанными в принципах духинщины и трумтадратства.

Не измЪнила их и вторая мiровая война, уничтожившая, снова, независимую Польшу. Уйдя в эмиграцiю, народовство осталось вЪрным до сего дня духовному наслЪдiю 70-х и 80-х годов.

"Откуда пошло самостийничество (Полностью)"