6. Национализм и рационализм.

В самом начале истории люди, пытаясь понять огромный и опасный окружающий мир, обобщали свои впечатления и осмысливали их с помощью мифов. Через века и тысячелетия из мифов вырастала религия, а ещё позже из религии – философия и, наконец, наука, отражающая жизнь не такой, какой она людям кажется, а такой, какой она есть на самом деле – независимо от прогнозов, пожеланий, просьб, молитв и прочих проявлений человеческой воли. В этом коренное и существенное отличие научного сознания от мифологического. Опьянённые могуществом научного знания люди поверили в свои возможности разумно объяснить мир и правильнее, справедливее, красивее, комфортнее устроить свою жизнь. Однако дальнейшие успехи науки и накопление объективного знания стали порождать всё новые сомнения и вопросы. Вернулось ощущение бессилия от непредсказуемости Природы и Общества и осознания временной ограниченности возможностей человеческого познания. Поэтому современный полуобразованный человек, слегка прикоснувшийся и снявший лишь «пенки» с поверхности великого кладезя рациональной мудрости, оказался в небывалом одиночестве перед грозными тайнами Природы. Гораздо более страшном и психотравмирующем, чем его далёкие предки, которым недостаток рационального знания компенсировала практика тесного коллективного общежития и совместной борьбы с таинственными силами Естества. В этой коллективной жизни мифы и возникающие вокруг них ритуалы ещё более сплачивали, сближали людей между собой. Поэтому, если наши предки и ошибались в понимании многих явлений своей жизни, зато они были не одиноки в своём заблуждении.

Одна из главных диалектических особенностей культуры современного рационализма в том, что, с одной стороны, процесс постижения истины всегда индивидуален, несмотря на то, что прозревший опирается в своём открытии на незримый фундамент своих предшественников и учителей, долго шедших тем же путём и объективно готовившим ему тропу к Свету Истины. С другой стороны, великое счастье от озарения ею у первооткрывателя очень быстро сменяется ощущением непонятости, неразделённости его открытия современниками, а, следовательно, одиночества. Долог путь Истины от ума учёного до сознания многих, где из редкого откровения она, наконец, превратится в тривиальность и аксиому. Но самое губительное для мира рационального знания, самая уязвимая его деталь – отсутствие в нём осмысленного, воспроизводимого (технологичного) массового «механизма» адекватной ей – Истине – пропаганды, её доведения до сознания многих в не искривленном виде. И, что ещё опаснее, культура рационального мышления до сих пор не изобрела надёжного, осмысленного в себе самом и самого по себе массового инструмента воспроизводства самого рационального научного типа мышления. И в век науки педагогика остаётся схоластикой, ориентируя на зубрёжку результатов чужого мышления, не вводя учащегося в лабораторию его методов и, тем более, не помогая научиться ДУМАТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО. Поэтому большинство выпускников светских учебных заведений покидают их в лучшем случае с верой в науку, но без знания и понимания её существа.

Жизнь неизмеримо богаче и разнообразнее всех научных формул и рецептов. Поэтому даже у самого образованного и начитанного человека рано или поздно возникает ощущение ограниченности его знания и бессилия перед тайнами Жизни. И тогда образованный носитель рациональной культуры мышления пользуется компасом интуиции, указующей направление дальнейшего поиска Истины. Но нередко ум человека содержит лишь «мёртвую» информацию о результатах чужого познания и в нём нет умения самостоятельно находить ответы на нестандартные вопросы, поставленные Жизнью. Вот такой «полуобразованный» даже с дипломом или научной степенью очень болезненно, иногда до умопомешательства, переживает своё бессилие перед тайнами Вселенной. Особенно, если по праву обладателя аттестата или диплома об образовании он убеждён, что рациональная культура изначально обязана предоставить ему все ответы на все вопросы. И, если явится Пророк и скажет: «я знаю, где истина», совращённому наукой трудно не уступить ему собственное хлопотное и мучительное право думать, выбирать и принимать решение. Так человеческие полуфабрикаты рациональной культуры мышления попадают в духовное рабство. На вершине его картины мира оказывается не Законы Природы, не Бог и не Эпический Герой. Это место в душе человека занимает Фюрер, отличный от всех прочих людей шизофренической верой в собственную непогрешимость. Тогда научную истину в душе человека замещает наукообразный миф (наука всё ещё в моде!), украшенный эффектными ритуалами коллективных выражений доверия Источнику Истины, тем более заразительный, что в него фанатично верят другие «братья и сёстры». Умножьте некритическое восприятие откровения Вождя на испорченность жертвы полуобразованного одиночества верой во всемогущество человека, вооружённого научной истиной. Притом, что сам он отличить научную истину от наукообразной мифологии не способен! Страшно подумать, на что способны измученные одиночеством люди, действующие по указке очередного Наполеона, Сталина, Бандеры или Бен Ладена.

Не способный адекватно осмыслить мир, в котором он живёт, руководствуясь слепой верой в авторитет проходимца или психиатрического больного, внушившего к себе доверие, руководствуясь древнейшими подсознательными бытийными ориентирами «они» и «мы» такой «одиночка» усматривает всё зло в «них». Естественно, не сомневаясь в своих и «наших» достоинствах и «нашем» превосходстве. Такое мифологическое осознание действительности возникает в результате «украинской национальной предвзятости». Киевские основоположники нашего «научного национализма» адекватно определили познавательные принципы своей «науки».

Для такого мифологического сознания Украина – не реальная страна с её реальными социальными силами, со всеми бесчисленными экономическими, политическими, этическими, культурными противоречиями (их наш «одиночка» не способен осмыслить), а миф. Тем более мифом является Россия – образ врага, средоточие враждебных сил и людей, прежде всего. Вместо рухнувших мифов «диктатуры пролетариата», «лагеря социализма», «братской семьи советских народов» возник миф «единства нации и единицы». Для своего утверждения он тоже нуждается в диктатуре. Иначе как кучке чиновных недоумков и психопатов заставить миллионы нормальных жителей Украины не просто послушно кормить их и содержать, но пойти за них на смерть, завоёвывая Тюменскую нефть или наказывая за разрушенный Юрием Долгоруким Киев? Но для цивилизованного Запада, щедрого на кредиты, символическое звучание слова «единица» может ассоциироваться с модными там персонализмом и индивидуализмом, которыми зажравшиеся буржуи с 1917 года лечатся от страха нашего коммунального большевизма. Поэтому, формулируя новые идеологические припевы, властвующие националисты и примкнувшие к ним коммуняки освежили свой протухший духовный корм экзотическими европейскими философскими приправами: авось, отвалят от щедрот своих на развитие новой украинской ментальности.

Если в первобытности мифологическое сознание порождалось таинствами всемогущих сил Природы, то в наше время оно – реакция на непостижимость могучих и беспощадных сил человеческого общества. Убедительные успехи естественнонаучного знания, его органическая связь с хозяйством, строгие математические основания сделали эту область национальной духовной культуры недоступной слабым мозгам украинских политиков, источающим зловонную жижицу националистической идеологии. Так важная область нашей духовной культуры убереглась от тлетворного воздействия националистической пропаганды. Поэтому в сегодняшней Украине с помощью мифа осмысливают, главным образом, социальные и политические процессы. Развращённое многолетним тотальным господством мифологии коммунизма, пришедшей в 1917 году на смену глубоко родственной ей христианской утопии, наше общественное сознание не имеет в массе своей опыта регулярного и зрелого рационалистического мышления в понимании законов развития общества и культуры. Отсюда его восприимчивость к разнообразному гуманитарному бреду. Хотя как раз именно национализм пока что плохо проникает в мозги соотечественников. И из-за подозрительной созвучности с опостылевшим коммунизмом, и из-за личного убожества его носителей – отсутствия среди них харизматической личности, способной сыграть роль национального героя.

Националистическая утопия, которой сегодня опутывают Украину, состоит сплошь из мифов. В отличие от научных истин мифы привлекательны своей понятностью и простотой. О них не нужно расшибать лбы, переворачивать мозги, корпеть над книгами, доходя до их сути. Но это как раз та простота, которая хуже воровства. Ещё Н.А. Бердяев с горечью отмечал лёгкость реализации утопий в наше время, имея в виду и СССР, и гитлеровскую Германию. Не забудем – соблазнённые «простотой» и «зрелищностью» фашистского мифа, немцы расплачивались за него под Сталинградом и Курском. Сегодня Чечня лечит россиян от смердящего шовинизмом великодержавного патриотизма Ельцина и Путина. Упаси Бог Украину от такой терапии. Общественно-политические программы, обоснованные мифами, не могут быть жизненными (совместимыми с естественноисторическим процессом) и потому всегда гибельны для общества. Тому доказательство – опыт истории ХХ века СССР и Германии, Сербии и Ирака, Израиля и Палестины….

При всём различии оттенков нашего национализма идеологические основы его удивительно однообразны. Больше того, очень близки идеологические основы не только русского или украинского, но и немецкого, турецкого, грузинского… национализмов. А если учесть, что эта идеология овладевает крайне одинокой, почти лишённой гуманистических традиций личностью, можно понять, как на «чистом листе» её души отпечатываются националистические идеологические трафареты.

Исходный материал культурного типа личности националиста – ребёнок. Дети не рождаются националистами. Они становятся ими в специально организованной для этого социальной среде, провоцирующей сильные чувства – мести за поруганное национальное достоинство, за обиды своих родителей, причинённые, как им кажется, представителями других этносов. Порождённая такими сильными чувствами тяга к объединению со «своими» ради совместного спасения этнической идентичности и просто биологического выживания готовит психологическую основу для прихода вождя с его рецептами избавления от «врагов». Или подвергнувшись массированному воздействию безальтернативной националистической пропаганды, дети некритически усваивают логику нелюбви и отрицания всего незнакомого и непонятного. А бывает, страх одиночества выталкивает из глубин подсознания древнейшие коммунальные инстинкты и зовёт к объединению с теми, кто «по зову крови», основанному на соседской привычке совместного территориального проживания, на языковой общности, кажется «нашим», «своим».