„80-е годы - период реакций не только в России, но и в Австрии. Экономическое и политическое положение украинских трудящихся в Галиции продолжает ухудшаться. Неуклонно растет пролетаризация крестьянства. Развитие промышленности сопровождается жестокой эксплуатацией рабочих. Венское правительство делает ряд новых уступок польским помещикам и буржуазии за счет украинского народа... Положению украинского народа в Западной Украине не благоприятствовала и внешняя политика Австро-Венгрии. Оккупация в 1878 году Боснии и Герцеговины австро-венгерскими войсками резко ухудшила взаимоотношения Австро-Венгрии и России. Австро-германское соглашение 1879 года, направленное против России, и подписание в 1882 году союзного договора Австро-Венгрии с Германией и Италией еще более усилили напряженность ее внешнеполитических отношений с Россией. Эта напряжённость в последующие годы уже не ослабевала. Три десятилетия, спустя Австро-Венгрия объявила России войну", - так характеризует эпоху советский исследователь [70, с. 110]. Естественно, что такая расстановка сил на мировой арене и внутри страны должна была тяжело отразиться на русских галичанах.

Несмотря на то, что процесс Ольги Грабарь окончился практически почти ничем, никакой государственной измены попросту не было, его последствия изменили расстановку сил не в пользу русских галичан. Русское движение вновь теряет своих лидеров - за решеткой несколько месяцев томятся Наумович и Площанский, через некоторое время они вынуждены искать убежища в России. Живший до процесса во Львове лидер угроруссов Добрянский, оправданный на процессе все же вынужден покинуть Львов и остаток жизни провести вдали от Карпатской Руси в Иннсбруке. Постоянным конфискациям отдельных номеров подвергается „Слово" - так, в 1882г. за год были конфискованы 16 номеров, причем два номера дважды, в 1883 - 17, в 1885 - 19, 1887 г. был последним годом издания „Слова". В 1882г. вышло только 3 номера „Науки", но она продолжала выходить. Для нее продолжал писать Наумович, но ее преследуют конфискации,

и с 1886 г. ее издание переносится в Вену и журнал продолжает выходить даже после смерти Наумовича.

„Слово" было не единственной газетой русофилов в Галичине. Арестованный в 1882 г., подсудимый Львовского процесса и оправданный. Осип Андреевич Марков (1849-1909) с 1881 года до самой смерти издавал газету под разными названиями, но одного направления - это „Пролом" (1881-1882), „Новый Пролом" (1883-1887), „Червонная Русь" (1887-1891), „Галицкая Русь" (1891 - 1892) и, наконец „Галичанин" (1893 - 1909). Газета продолжала выходить вплоть до 1914 года [8, с.52].

Культурная жизнь русских галичан продолжалась. В 1881 г. Иван Франко написал статью „У нас нет литературы". Она была опубликована только в 1941 г. В ней Франко упрекает писателей, что они идут в своих произведениях не от жизни, а от мертвых эстетических схем, что интеллигенция „не только не народ, но даже не часть народа,, [70, с. 88 - 90]. „Записки русского священника" Василия Дмитриевича Залозецкого (1833 - 1915), повести и рассказы Владимира Игнатьевича Хиляка (1843 - 1893), в которых передана прелесть карпатской природы и крайняя бедность населения в тисках польского ярма, которые проникнуты „горячей любовью к родине, родным Карпатам, Лемковщиие и русскому народу", в которых он подчеркивает „трагизм галицко-русского народа и ищет причины этого неотрадного положения" [8, с.50], и целый ряд других произведений карпато-русских писателей доказывает, что галицко-русская литература в Галичине того времени есть.

В научной жизни русских галичан этого периода особо надо отметить три фундаментальных труда. В 1896 г. вышла уже неоднократно упоминавшаяся нами „История галицкой Руси под австрийским владычеством" Ф.И.Свистуна. Известный галицко-русский историк, используя огромный исторический материал, пытается дать картину всего периода с 1772 по 1896 год, причем местная галицкая история предстает читателям на большом фоне общеавстрийских явлений в политической и законодательной областях. Стараясь быть максимально легальным или просто дистанцируясь от своих товарищей русофилов, автор уделяет специально русскому

движению относительно немного места, стараясь представить цельную картину истории родного края и резко отрицательную роль в ней польских элементов.

Вторая серьезная историческая работа принадлежит перу А.С.Петрушевича. Это крупный шеститомный труд „Сводная Галицко-русская летопись", подборка огромного количества отдельных исторических сведений по истории Галичины с 1600 по 1800 годы с указанием источников. Труд выходил с 1874 по 1897 годы, он занял последние в XIX в. тома Литературного сборника Галицко-русской матицы. Труд является крупным вкладом в отечественную историческую науку и далеко выходит за рамки научного краеведения [103, с.70].

Третий отмечаемый нами труд мы также уже многократно цитировали. Это фундаментальная библиография всех галицко-русских изданий с 1800 по 1886 годы. Ее составитель, замечательный библиограф Иван Емельянович Левицкий (1850-1913), не только приводит в ней книги, названия журналов, газет, но и журнальные статьи, важнейшие статьи из газет, часто сопровождает отмечаемую публикацию исторической ссылкой, раскрывает псевдонимы, приводит многочисленные указатели - это труд всей жизни библиографа, писателя и критика [8, с. 54].

Продолжало свою деятельность Общество имени Качковского, выходили периодические издания москвофилов, однако не только нажим австрийской администрации, но и нажим польский явно усиливался. Однако, поскольку „поляки" по терминологии русинов были более всего польские помещики, то для русинов естественна была консолидация сил и украинофилов и москвофилов. И деятели русского движения готовы были к такому сближению еще накануне процесса. Кратко об этом рассказал О.Марков в предисловии к письмам О.Маркову лидера угрорусских москвофилов А.И.Добрянского: „В Галичине видели выход из положения в объединении партий и в концентрации всей национально-политической работы русского населения Австро-Венгрии в Галичине. Эта программа диктовалась невыносимыми условиями тогдашней политической жизни и носилась в то время, так сказать, в воздухе. Как раз в 1880 году состоялось во

Львове всенародное собрание (вече), созванное при участии: обеих тогдашних галицко-русских партий, на котором с особенной силой было выражено желание возможно близкого сотрудничества и объединения деятельности обеих партий... Расхождение в национально-политической идеологии обеих партий москвофильской и украинофильской - в особенности в широких кругах населения - не были еще, сравнительно, значительны, так что объединение их деятельности считалось целью вполне реальной и достижимой" [73, с.4].

Казалось бы, в условиях польского нажима объединение двух направлений галицкого национального движения было бы не только реально, но и весьма полезно. Деятельность Наумовича, писавшего свои книжки для народа отнюдь не на русском литературном языке, показала, что языковые различия вполне преодолимы. Надежд на политическое объединение с остальной Русью при тогдашнем раскладе европейских политических сил не было никаких, и вполне возможно было бы работать совместно на благо родного народа. Но будущее показало, что этого не могло произойти. Переломным стал 1890 год. После предварительных совещаний с наместником Галичины Казимиром Бадени и митрополитом Сильвестром Сембратовичем, депутат галицкого сейма Юлиан Семенович Романчук провозгласил проект национально-политического соглашения галичан с поляками, получившего название „Новая эра". В заявлении Романчука содержалось утверждение „национальной отдельности" „русского" народа от „российского", приверженности и преданности „папе и католицизму, а также православным греческим обрядам" [87, с.53; 122, с.321]. Сам облик Романчука, достаточно противоречивый, дает представление о сложности национально-политических реалий тогдашней Галичины. Духовный вождь укранофильской партии, Романчук был членом верного древнерусским традициям Ставропигийского института с 1867 года. Избранный в 1891 г. в австрийский рейхсрат (парламент) Романчук полностью не оправдал возлагавшихся на него надежд. „Он стоял за неприкосновенность греко-восточного обряда, не думал об истреблении русофилов, осуждал всякое злоупотребление власти, какой

бы партии оно ни касалось" [122, с.322] и т.д. Таким образом, он уже не мог стоять во главе сторонников „Новой эры", должен был уйти в оппозицию, его место занял Александр Барвинский, и „Новую эру" иногда даже называют эрой Романчука и Барвинского. Романчук прожил 92 года и как старейший член Ставропигийского института во „Временнике" на 1933 год удостоился некролога, в котором мы читаем: „Романчук был убедительным поклонником Австрии, которой служил даже во вред интересам родного народа и славянской идеи. Как депутат галицкого сейма и австрийского парламента был орудием в руках заправил хитрой дипломатии. Когда очнулся, было поздно. Провозглашенная им „Новая эра" в 1890 г. была нужна польской политике и созрела в Вене. Убедившись в том, что пал жертвою, Романчук вскоре вырекся (отказался) своего детища и начал даже борьбу против гр. Казимира Бадени. Однако несколько спустя пошел на уступки. Как политик не отличался большими способностями" [20, с. 133]. Хотя не только историограф, но и свидетель событий Свистун считает, что „Новая эра" не ослабила старорусской партии, а напротив скрепила ее, члены ее, закаленные в тяжелой борьбе, приобрели больше опыта и стали с большим благоразумием относиться к другим партиям" [122, с.322], однако удар был достаточно силен, а за ним последовал еще один, исходивший непосредственно из Вены.

В 1892 г. во всех школах Галичины было введено в обязательном порядке фонетическое правописание. Инициатива принадлежала, как можно понять из развития событий, тому же Сильвестру Сембратовичу. В 1891 г. состоялся униатский синод, выступивший с инициативой: заменить этимологическое правописание в официальных документах, а главное, в школьном обучении на „кулишовку", т.е. на украинское правописание. Этим подрывалась возможность легко читать русские книги, к тому же этимологическое, принятое в дореволюционной России правописание, было привычно населению [89, с. 136]. Разумеется, никакого широкого обсуждения предполагаемой реформы не было, одобрил ее некий послушный львовский училищный совет и вследствие его меморандума министерство вероисповеданий и народного просвещения

ввело официально во всех школах Галичини фонетическое правописание [87, с.53 - 54]. Одновременно, по формулировке Свистуна, после объявления „Новой эры" начался против русского литературного языка настоящий крестовый поход. Воспитанникам Львовской духовной семинарии запретили обучаться ему, у учеников стали отнимать книжки, написанные на литературном русском языке, общества студентов „Буковина" в Черновцах и „Академический кружок" во Львове были закрыты, „правительственные и автономические ведомства стали возвращати сторонам письма, писанные по-русски под предлогом, что они „не на чистом русском языце"[122, с.324]. Еще один частный эпизод 90-х годов следует упомянуть, т.к. он явился предвестником новых явлений в русском движении Галичины. В 1890 г. начал выходить журнал „Народ", орган радикальной партии Галичины, под редакцией Ивана Франко и Михаила Павлика. И неожиданно в 6-м номере журнала за 1891 год в этом украинском журнале появляется на русском языке статья тогда восемнадцатилетнего Юлиана Андреевича Яворского, в будущем одного из активнейших деятелей русского движения. Статья называется „Новая эволюция среди москвофилов" и написана, по свидетельству редакции, „с ведома более широкого круга львовской москвофильской молодежи". Как резюмирует статью В.А.Малкин, „Ю.Яворский обратился с призывом к „москвофилам" и „украинофилам" прекратить бесконечную литературную и языковую полемику и сообща взяться за живое дело, чтобы „со временем вывести нашу бедную Рутению из хаоса, в котором она блуждает". Ю.Яворский одинаково осудил и руководителей реакционного „москвофильства" за их симпатии к царскому правительству, и вождей буржуазного „украинофильства" за их низкопоклонство перед Веной и Римом... Ю .Яворский отмежевывается от „старших москвофилов" и в вопросе о „единстве всего русского народа от Дуная до Урала". Он считает, что такое единство „пока, в теперешнем положении вещей, такая же несбыточная мечта, как, например, общность имущества". Главную задачу интеллигенции он видит в труде на благо народа и убеждает ее облегчить участь „угнетаемых меньших братии"... Выступление Яворского „вызвало

переполох" в органе старорутенской партии „Червонная Русь". Редакция „Народа" взяла под защиту своего корреспондента и в одном из следующих номеров поместила вторую статью того же автора. Ю.Яворский вновь повторил свои мысли о необходимости „забыть вопрос об единстве с целым русским народом или самостоятельности от него, отложить на лучшие времена литературные и языковые споры" и стремиться „только к одному, к освобождению бедного нашего народа от ига всяких паразитов" [70, с. 123 - 1.24].

Вероятно, нам теперь трудно решить, были ли эти статьи актом горячности 18-летнего студента или последней попыткой объединить национальные усилия для истинного служения народу! Мы можем только констатировать, что такого объединения усилий не последовало, да и не могло последовать, т.к. ни радикальная, фактически социалистическая партия Ивана Франко, ни тем более получавшая все большую поддержку администрации партия народовцев (вернее этих партий было даже две) пропольская и романчуковская [122, с.322], не могли стать союзниками юных москвофилов. {Подобные настроения разделял не только юный Яворский. На юбилейном торжестве, посвященном 25-летию Общества имени Качковского, в 1899 году прозвучало подобное пожелание. Униатский священник настоятель прихода в Тухле, о. Василий Давидяк, которого мы, вероятно, должны посчитать представителем галицкой глубинки, произнес прочувствованную речь. Заканчивая ее, он сказал, что „не наше дело разъединять наши народные силы", „мы в труде над своим пойдем все без различия партий дорогой любви Христовой и исторической правды и при свете здоровой науки, взлелеянной в Обществе нашем, дай Бог, несмотря на лукавые коварства политических отчаянных голов („отчайдухов") чужих и своих, с братьями из „Просветы" окажемся в будущем у одной и той же цели" [86,с.144-145].}

Попытки старшего поколения москвофилов как-то сохранить добрые отношения с администрацией края потерпели окончательной крах, когда „весною 1897 г. галицкий наместник граф (Казимир) Бадени залил кровью всю Галицкую Русь во время выборов депутатов в австрийский парламент: десятки крестьян были убиты, сотни были тяжело ранены, а тысячи заключены в тюрьмы" [8, с.29]. С начала XX века в русское движение приходят новые молодые силы с новыми

ориентирами. Но прежде, чем сообщать об этом новом процессе, следует кратко сказать о том, какие отклики в России вызывали судьбы Галичины конца XIX в.